Текст книги "Галерист (СИ)"

Автор книги: Berenice Borgia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Мэм, вас ждать? – спросил таксист, когда я вышла из машины.

– Нет.

На часах значилось только семь вечера, а галерея с выставкой запретных картин прошлых веков уже пустовала. На ресепшене меня встретила миленькая девушка, она улыбнулась и указала в сторону дверей выставочного зала. Хм, похоже Лэнг основательно подготовился к встрече.

– Прошу, мисс, вас уже ждут.

Я кивнула. И сделала первый шаг.

Эрик стоял спиной ко мне в самом центре зала. Черная рубашка заправлена в брюки, в руке открытая бутылка вина. Кудри зачесаны назад – как тогда, в первую нашу встречу. Я снова ощутила дрожь в руках. Решительность испарялась с каждым шагом. Как же он хорош, проносилось в голове. Как же мне хочется кинуться к нему, упасть на колени, целовать руки, простить. Простить ему всё.

Только себя простить было бы куда сложнее.

Молчание. Долгое. Стоим друг напротив друга, как дуэлянты. Сейчас он должен повернуться и выстрелить. Но этого не происходит, поэтому я усмехаюсь, глядя ему в спину.

– Ты передержал паузу.

Эрик оборачивается. Бросает мне улыбку.

– Я раздумывал.

– Ух ты, и о чем же?

– С чего начать. Ты сама знаешь, какой сложный процесс – творчество.

– Убийственно сложный.

Эрик слегка поморщился.

– Это было не тонко, Бэкки.

– Прости.

– Ну что ж. – Лэнг улыбнулся и спрятал руки за спиной. – По сюжету, Мари должна потребовать у Рика объяснений.

– Да. Но мне показалось, что это будет слишком скучно. Так что, давай я начну за тебя.

Вскинув бровь, Эрик взмахнул рукой, словно приглашая меня на сцену, и сделал шаг в сторону. Я кивнула, прошлась по залу, остановилась у полотна Гогена. Того самого, где изображались две обнаженные девушки. Подумав немного, начала:

– В тот день, когда мы пили кофе в «Монро» и обсуждали сюжет романа, ты поймал себя на том, что впервые за долгое время испытал прилив вдохновения. Тебе хотелось творить. Играть, изображать, лицедействовать. В тот день я неосознанно выдала тебе сценарий, верно? – Эрик кивнул. – Я сама назначила тебе роль. Галерист Рик. Красавец, любимец женщин, обходителен, как аристократ из Старого Света. А тараканы в голове размером с Тихий океан. Этот неоднозначный образ захватил тебя, ты хотел проникнуться им как можно глубже. Ты хотел вжиться в роль. Но искать картины в Интернете скучно, правда? – Лэнг усмехаясь пригрозил мне пальцем. Не заигрывайся, Бэкки, словно бы говорил он. – Тебе хотелось увидеть их вживую. И вот ты находишь эту галерею, с пикантной выставкой в стиле «ню», которая устраивается здесь каждую субботу. Но… – Я покривилась. – Ей Богу, почему Гоген?..

Эрик пожал плечами.

– У меня были на примете две распутные сестрички.

Он сказал это настолько буднично, что меня на мгновение охватила злость. Я сорвалась с места и вплотную подошла к нему.

– Скажи-ка, – прошипела я, – ты спал с ними?

Лэнг улыбнулся улыбкой маньяка, заманивающего школьницу в переулок.

– Прямо перед тем, как задушить.

Я влепила ему такую звонкую пощечину, что эхо могло бы выбить здесь все стекла.

Во мне боролись два желания – изнасиловать его и посадить в тюрьму. Он до того хорош был в роли красивого ублюдка, что колени подкашивались. Боже, Бэкки, что с тобой происходит?..

– Хорошо, – помедлив, бросила я, проглатывая злобу и горечь. – Пока все сходится. Но вот вопрос – откуда ты знал, что следующим местом для очередного убийства Рика я выберу именно театр?

Эрик снова пожал плечами, сделал пару шагов вдоль стены. Голубям, гнездившимся на стеклянной крыше, мы, наверное, казались двумя хищниками, ходящими по кругу.

– Все просто, – наконец ответил он. – Я не знал.

– То есть?

– Мы тогда с тобой так и не решили в каком публичном месте Рик оставит свою новую жертву. И мне пришлось импровизировать. Я выбрал театр. И, знаешь, был крайне удивлен, когда ты сообщила мне то же.

Я горько усмехнулась.

– Аморальные чудовища мыслят одинаково, да?

– Похоже на то. Знаешь… – Ещё один шаг. – Ты удивительно точно улавливала любые намеки. Все сходилось, будто нас вела чья-то рука. А я ведь говорил, что не верю в совпадения. Судьба, воля рока, предназначение – звучит помпезно, понимаю. Но на что ещё это похоже? Может это не Всевышний и не абстрактная Фортуна, а… сила вдохновения? Две души, ведомые одной идеей. – Пауза, и снова шаг. – После случая с театром я окончательно убедился, что та авария на Арлингтон-стрит не случайна.

– Кем была Даная? Та девушка, которую ты убил в театре?

Эрик застыл, в упор глядя на меня. Он будто не ожидал, насколько просто можно произнести это обвинение вслух.

– Посредственная актриска. Она спала с режиссером за лучшие роли в спектаклях. Ты бы видела её Офелию. Немудрено, что Гамлет впал в меланхолию.

Я усмехнулась.

– Забавно. Тебе даже не пришлось заманивать меня в театр, а сама напросилась. И кто бы мог подумать, смоделировала сцену убийства с настоящим убийцей.

– Заметь, никаких подозрений в мою сторону. Я как бы и вовсе не знал, что Джек-Потрошитель совершил новое убийство. Говорю же, все сходится. – Он с улыбкой развел руками. – Нам благоволит Вселенная, Бэкки.

Я бросила ему самую нежную улыбку, а потом спохватилась:

– О! А как ты объяснишь того блондина, что увез Билли Гарсия на «фиате» в Эдмондс? Ты бы настолько неосмотрителен, что завел сообщника?

Лэнг посмотрел на меня, как на несмышленую девочку.

– Я актер, любовь моя. И потому имею неограниченный доступ к театральному гриму. Натянул парик, принарядился, взял напрокат на окраине города «фиат» и отправился в ночной клуб на поиски новой жертвы. Билли Гарсия была ужасным человеком. – Я не удержалась от презрительного смешка. – Накачивала наркотой детей и торговала их телами в том же клубе. Мне ничего не стоило заманить её в парк. Она уже была пьяна, а грубоватый парень из Канзаса показался ей… сексуальным? – Он неопределённо поиграл пальцами в воздухе. – Наверное. Знаешь, она ведь даже удушению не сопротивлялась. Сочла это элементом эротической игры.

– Ты что и с ней спал?

– О нет, – поморщился Эрик. – В конце концов я там был не для удовольствия, а для дела. – «О-о-о» – понимающе протянула я, а Лэнг кивнул: – Да-да, именно. Кстати, «фиат» сейчас, наверное, уже переплывает залив на борту грузового лайнера. В Дрездене его ждет новый хозяин. Какой-то коллекционер-извращенец. Собирается сменить номера и перекрасить в стиле «хиппи». Когда я сказал, что на этой тачке везли мертвую девушку, цена взлетела до небес.

– Да у тебя талант, Эрик Лэнг, – невесело усмехнулась я.

Он с лукавой улыбкой покачал головой.

– Не у меня. У нас.

И тут я замерла.

Осознание пришло так же неожиданно, как в первый раз. Я его сообщница. Я вдохновила убийцу, я неосознанно поощряла его, дала ему роль, я сама создала его. Я написала Рика, вложила в него это дикое, чудовищное желание – убивать. Я автор нового Джека-Потрошителя. А автор всегда несет ответственность за свое творение и за то, что оно делает с людьми. Это было моим писательским кредо, моим принципом, золотым идеалом. Похоже, Ребекка Дуглас, настало время платить по счетам.

Я оборвала круг. Медленно подошла к Эрику. Я была полна решимости. И, что удивительно, все той же глубокой, безоглядной любви.

– Но должно быть четыре жертвы, помнишь? – Голос предательски задрожал. – Закольцованность. Четвертая девушка замыкает круг справедливости, последнее убийство происходит там, где все начиналось. В галерее. Это ведь я должна стать «Большой одалиской», верно? Девушкой под номером четыре. Распутницей, которая отдалась жестокому убийце. Кредо Рика обернулось против него. Следуя собственным правилам, он должен убить свою возлюбленную. Что ты приготовил для меня, Эрик?.. Тот же шелковый платок?

Я стояла так близко, что могла слышать его дыхание и снова пьянеть от запаха одеколона – перец и миндаль, вдруг поняла я. Раньше мне никогда не удавалось этого распознать. Эрик смотрел в упор, взгляд был усталым и тяжелым. Только сейчас, вблизи, стали заметны темнеющие круги под красными глазами. Уголки точеных губ опущены вниз, ноздри подрагивают, как у учуявшего кровь зверя.

– Вино, – сказал он бесцветным голосом, приподнимая бутылку. – Там цианистый калий. Рик должен был предложить Мари последний раз выпить с ним, прежде чем она вызовет полицию, и его арестуют.

– Какая романтичная смерть, – игриво улыбнулась я, обвивая руками его шею. Эрик дернулся, словно я собиралась его ударить.

– Разве не лучше сейчас убежать? – сдавленно спросил он.

– Не хочу.

Я крепко прижалась к нему, последний раз вдыхая пряный перец и сладкий миндаль. А потом поцеловала. Жадно, порывисто, долго. Мой. Только мой, вечно мой, навсегда мой. И пока Эрик с жаром отвечал на поцелуй, я выхватила бутылку из его рук и, оторвавшись от его губ, припала к горлышку. Но не успела сделать и глотка, как Лэнг с яростью выбил её из моих рук. Бутылка разлетелась в дребезги, окрашивая паркет благородным бордо.

Я захрипела, когда Эрик крепко схватил меня за горло и прорычал в лицо:

– Нет, Бэкки! Либо тебя убью я, либо никто!

Он сдавил так сильно, что в глазах помутилось. Боже, как сладко было умирать от любимой руки! Может, именно это и чувствовала Дездемона в последние секунды своей жизни? Глубокую, страстную, нерушимую любовь, ради которой не жалко испустить дух, только бы Господь его принял. Или Дьявол. Не важно кто, не важно где. Лишь бы встретиться потом с любимым на Том Свете и никогда больше не расставаться. И уже никакие рамки – морали, условности, принципы, законы – не будут удерживать нас. Сладок лишь плен любви…

Я очнулась от пьяного бреда, когда Эрик разжал руку и с рыком вцепился в свои волосы. Он зверем в клетке метался по галерее, а я лежала на полу и ловила ртом такой сладкий воздух. Голова кружилась, голуби на крыше казались ангелами с грустными лицами. Они расправили крылья и взметнулись прочь. Сегодня им не суждено забрать душу Мари.

В этот момент я пришла в себя и медленно поднялась с пола.

– Иди, Бэкки, уходи, беги, – Эрик стоял ко мне спиной, согнувшийся и дрожащий. Но голос звучал твердо. – Теперь ты знаешь, как завершить роман. Сейчас ты выйдешь отсюда и наберешь номер полиции. Скажешь, что парень в галерее пытался тебя убить. Я во всем сознаюсь. Пора заканчивать это безумие.

Я мешкала, совершенно не зная, что делать. Как в тот день нашей первой встречи, когда Эрик позвонил в домофон. Меня разрывало на тысяча и одну часть, кидало от страха к отчаянию, от ярости к любви.

– Уходи!!!

Лэнг обернулся, и я увидела его искаженное лицо, больные, безумные глаза, услышала его голос, некогда такой мелодичный, а теперь скрежещущий, будто вороний клич. Ужас возобладал, я кинулась прочь. Мимо картин, мимо улыбчивой девицы, крикнувшей мне вслед: «Ждем вас снова!».

Я остановилась на дорожке перед галереей, люди обходили меня, шептались и оглядывались. Накрапывал дождь, ветер бил в лицо, мешая дышать. Болезненный крик рвался из груди, и когда я выпустила его, то чуть не захлебнулась собственными слезами.

И пока стояла под дождем и рыдала, решаясь набирать мне полицию или нет, Сфинкс в голове снова загадал свою загадку.

«Кто здесь настоящее чудовище, Бэкки?»

========== Часть 9 ==========

– Господи, ну, когда же наконец сойдет эта ужасная жара!

– Осенью, наверное.

– О, едва ли, детка. Осень здесь такая же. Ей Богу, парит как в Помпеях.

Джейн потрясла воротником клетчатого сарафана, словно бы это хоть как-то могло ей помочь. Я улыбнулась и подставила лицо солнцу. Мама всегда говорила, что в этом своем Бостоне её дочь скоро окончательно превратится в бледную поганку. Что ж, после пары месяцев лета в Париже я неплохо подзагорела. По крайней мере, меня перестали так часто узнавать на улицах.

– О, гляди, очередной книжный магазин, – покривилась Джейн, щуря глаза под солнцезащитными очками. – Меня уже тошнит от этой обложки.

За витриной маленькой крепостью возвышалась горка книг. С обложки на нас загадочно глядела одалиска Жана Энгра, сверху в углу значилось имя автора и название – «Галерист».

– Да, – протянула я. – Меня тоже.

Звякнул колокольчик, и из магазина вышла стайка молоденьких девушек.

– О, Господи! – завопила одна из них на французском. – Это же Ребекка Дуглас!

Они тут же слетелись ко мне, требуя и умоляя расписаться на форзаце только что купленных книг. Я виновато глянула на маму, та покривилась и, махнув рукой, отошла в сторону, присматриваясь к цветам в соседнем магазине.

– Спасибо! Книга просто потрясающая!

Я кивнула, поблагодарила, сфотографировалась с парочкой девушек. Одна из них вручила мне открытку, другая попросила расписать ещё на одной книге, для подруги. Потом я вернулась к Джейн.

– Как думаешь, – начала она, придирчиво разглядывая подсохшие листики какого-то цветка, – может мне завести гортензию?

– Мам, ты все равно не будешь за ней ухаживать.

– Да, ты права.

Мы неспешно двинулись дальше.

Жизнь в Париже протекала монотонно и тихо, если не считать частых явлений фанатов под окнами моего дома и вот такие вот уличные атаки. Когда-то давно все это было мечтой.

После того, что случилось, я не могла больше оставаться в Бостоне. Каждая улочка, каждый сквер, каждый знакомый человек, случайно встреченный на пути, вызывал во мне тоску и ноющий трепет воспоминаний. Дошло до того, что я даже не могла находиться в собственной квартире. Везде мерещился он. Везде преследовали сцены из романа. Бывало даже разговаривала с собственным отражением, будто с Мари. И когда она начала отвечать мне, я окончательно поняла, что-либо уеду отсюда, либо сойду с ума. Ночами все ещё снился родной Бостон, я скучала по его осенним дождям, уютным кафе, гулу машин под окнами ранним утром. По гостиной, набитой антиквариатом, по бабушкиной софе и воспоминаниям из детства. Узнав, что мне крепко нездоровится, мама настояла на том, чтобы я продала квартиру и переехала к ней. Часть дедушкиного наследства пришлось спешно распродавать на аукционе, часть Джейн позволила разместить у себя. Я не могла, не хотела, расставаться с этими совершенно бесполезными, но такими дорогими вещами.

«Паблишер Дей» согласилось печатать мой роман при условии, что все убийства будут переписаны, дабы не было никакого намека на недавние события в Бостоне. Рэйчел убеждала меня, что семьи погибших девушек просто-напросто затаскают нас всех по судам, и книгу в любом случае придется снять с продаж. Забавно, когда-то давно, в детстве, я хотела написать какой-нибудь скандальный роман, чтобы его потом внесли в Индекс Запрещенных Книг Ватикана и хранили в архивах Папы Римского. Кажется, с «Галеристом» вышло бы что-то похожее. Но я не согласилась его переписывать по иным причинам. Это было бы… неправильно. С него все начиналось, он был негласной хроникой тех трагических событий, он был частью меня. И его.

Зато парижские издательства чуть ли не с руками оторвали этот скандальный детектив, повествующий о темной стороне Лондона, отражающей реальные события в Бостоне. Для них это была сенсация, пикантная и продаваемая. А я просто хотела наконец отпустить эту историю. Вынуть из себя и отдать миру, чтобы мне перестала всюду мерещиться веселая симпатичная девушка и красавец-галерист, галантно вышагивающий с ней по брусчатке недалеко от Нотр-Дама, или как они игриво шепчутся, затаившись в нишах хора Сен-Дени.

– Эй, смотри куда педали крутишь, увалень! – выкрикнула мама, намеренно коверкая французский. Несчастный велосипедист чуть не скатился на дорогу, а Джейн погрозив ему кулаком, нагнулась чтобы подобрать оброненную сумку. – Эти велосипедисты здесь всюду. Просто заноза в заднице.

Я только покачала головой. Мама была такой, сколько себя помню. Неделикатной маленькой американкой времен Гражданских войн, привыкшая прорубать себе дорогу топором. И Париж её нисколько не изменил.

– А вообще, – вдруг снова заговорила она, – я чертовски горжусь тобой, Ребекка Джейн Дуглас. Ты чего-то добилась в этой жизни. Я бы не вынесла, если бы ты, как и бабка, прозябала в замызганном магазинчике и дышала пылью с трельяжей, которым по сотне лет. Ей Богу, это дело недостойное умной женщины.

– Да-да, мам, – улыбнулась я, приобнимая её за плечи.

– О, погляди-ка, – встрепенулась она, – вон там булочная. С самого утра хочу круассанов.

Я поглядела на Джейн с сомнением.

– За столько лет жизни здесь, они ещё не встали тебе поперек горла?

– Мне здесь все поперек горла, но только не круассаны. Не ворчи, ради Бога, идем.

Пожав плечами, я поплелась вслед за матерью, как в далеком детстве, когда она таскала меня по дорогим магазинам одежды и беспрестанно критиковала все новые коллекции. Она утверждала, что в Америке никто ничего не смыслит в стиле, поэтому, когда ей предложили работу в парижском доме мод, она не раздумывала и минуты. «Бэкки, детка, ты остаешься с бабушкой, а мамочка едет зарабатывать большие деньги» – это последнее, что я услышала от неё в день отъезда. С тех пор много воды утекло, и я уже почти не чувствовала никакой обиды.

Ветер с Сены вздувал полосатый тряпичный козырек булочной, как парус каравеллы, а юбка моего летнего платья чуть не взвилась до пояса, и потому мне пришлось придерживать её, пока мы перебегали улицу. А когда наконец подошли ближе, у окошка булочной уже стоял темноволосый парень в шортах и футболке. Он пытался втолковать что-то продавцу на ломаном французском, но тот только удивленно округлял глаза и разводил руками.

Мы встали чуть поодаль, ожидая, чем всё кончиться. Но Джейн Дуглас никогда не славилась терпением.

– Ох уж эти американцы, – покачала она головой, а потом бесцеремонно потрепала парня по плечу. – Эй, янки! Давай я с ним разберусь, чего тебе там надо?

Парень обернулся, и меня прошибло током.

– Эм… спасибо, мадам… – Взгляд карих глаз задержался на мне. – Кексы. С банановым джемом.

– Ладно, отойди-ка, красавчик. – Мама почти сунула голову в окошко булочной: – Ба-на-но-вый, слышишь?.. Нет-нет, я сказала: «кекс с банановым джемом»! Господи, этот тип вообще говорит по-французски?! Ба-нан!

Парень подошел ближе, с улыбкой протягивая мне ладонь с длинными ухоженными пальцами.

– Приятно встретить здесь соотечественников.

– Да, соглашусь.

Я вежливо пожала его руку, и мы оба задержались на минуту в таких позах, глядя друг другу в глаза.

– Я Эрик, – спохватившись, представился он. – Эрик Лэнг.

– Надо же. Героя моей книги зовут Рик.

Он удивленно поджал губы, не отпуская моей руки.

– Серьезно? Вот так совпадение. А что за книга?

– «Галерист».

– Ого! Местный бестселлер. Значит вы – Ребекка Дуглас. Нужно будет взять автограф.

– С удовольствием.

– Отлично, договорились. – Парень кивнул, заученным жестом убирая черные кудри с лица. – Кстати, название детектива говорящее? Неужели убийца – галерист?

Я долго и испытывающе смотрела ему в глаза.

А потом загадочно улыбнулась.