Текст книги "Обломки тысячи миров (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

К счастью для нее, в этот раз все прошло как по маслу. Парень почти сразу согласился с тем, что она вложила в него:

– Хочу быть… хорошим футоном…

Для него сейчас нет ничего желаннее чем быть ее игрушкой, ощущать жар ее тела, касаться ее, целовать ее, обожать ее. Сейчас в его голове случился этакий коллапс, словно он одновременно подумал сотни и сотни мыслей. И это было так классно думать о том, что ему говорят. Как он может отказаться от ее предложения, как может не хотеть быть ее футоном?

“Если Данзо или Пятая узнают об этом, мне крышка.” – Промелькнула в голове Митараши одинокая мысль. Как промелькнула, так и исчезла – она зашла уже слишком далеко, чтобы сдавать назад. Нет уж, сегодня у нее будет жаркий секс с джинчурики, и точка!

Идеально выверенными движениями, совсем не прикладывая силы, она подводит парня к своему футону и заботливо укладывает того. После этого, быстро стянув с себя одежду, девушка приступает к самому интересному.

Нежно, но, тем не менее, без промедления или излишней аккуратности, Анко достает эрегированный дальше некуда пенис своей новой игрушки. Тихо хмыкнув, она все же решает дополнить свою паутину. Проведя рукой по волосам Узумаки, Анко вновь начала говорить:

– Хороший футон слушается свою Хозяйку. А ты такой хороший! Всегда послушный и податливый. Идеальный футон для твоей Хозяйки. Ты же хочешь быть идеальным, правда? – И не дожидаясь ответа продолжила. – Ты хочешь быть лучшим футоном, какой только может быть, и ты не станешь кончать раньше своей Хозяйки. Ты же такой послушный, я верю, ты выполнишь эту просьбу!

К счастью, парень все же не был полным девственником и понял о чем именно она говорила. Иначе могло бы получиться неприятно.

Наконец-то завершив все приготовления, девушка оседлала свой новый футон и начала скакать на том, словно в последний раз в жизни. Именно за это она и любила играть с чужими умами. Это непередаваемое блаженство тела, которое так жаждет ласк, и разума, который осознает, что ее партнер полностью, полностью в ее власти. Именно ради этого, как считала Анко, и стоило жить!

С диким воплем, в котором смешалась гордость очередной победы, экстаз сокрушительной силы оргазма, блаженство омываемых эндорфинами напряженных мышц, Митараши Анко кончила в первый за этот вечер раз.

Но отнюдь не в последний.

Вот уж точно не в последний.

Комментарий к Жестокая Коноха. (Анко Митараши/Наруто Узумаки)

Анко: http://vseonaruto.ru/wp-content/uploads/2012/03/anko1.jpg

Развратная Анко: https://cdnio.luscious.net/DirtyOldMan/531/lusciousnet_lusciousnet_anko-mitarashi-nude-body_1656301489.jpeg

========== И жили они долго и… (Человек/Злобоглазка) ==========

[От Авт. Небольшая зарисовка по миру Энциклопедии Девушек Монстров. Я и забыл о ней, писалось, если что, вместе с “Последним приключением”.]

Я обожаю тайны. Пожалуй, для меня нет ничего более занимательного, нежели узнать что-то доселе мне неведомое, открыть завесу, что скрывала истину, понять суть сокрытого. О да! Я люблю тайны!

С раннего детства я научился читать и писать. Сын городского писаря, я не имел другого выбора – нужно было помогать отцу с бумагами. В отличии от большинства мальчишек, учеба была мне не в тягость. Именно тогда, когда я прочел свою первую книгу и родилась эта ужасная, съедающая душу страсть – тайны. То что неведомо.

Сначала это были книги. Отец нарадоваться не мог своим сыном, который поглощал их с завидной иным взрослым грамотеям скоростью. Когда окончились художественные романы, пошли в дело стихи, после них старые дневники, купчие, записки – все то, что со временем скапливаеться в доме любого писаря. Мне все равно было, что читать, главное, чтобы это было чем-то неведомым.

Став старше, я немного отошел от чтения и стал исследовать родной город, залезая во всяческие доступные и не очень места. Думаю, отцу вновь стало бы плохо с сердцем, узнай он, где меня, временами, носило. Я не был особо общительным парнем, и, в другой ситуации, это могло бы стать для меня проблемой – одинокий, худой и нескладный, я был идеальной мишенью для насмешек. От становления изгоем меня спасло высокое положение отца. После первого же раза, когда я вернулся с разбитым лицом, тот страшно разозлился, и спросив у меня лишь одно – “Кто?” – ушел разбираться с проблемой. Выросшему вдали от сверстников, мне были чужды всяческие неписаные правила, вроде того, которое запрещает “правильным” ребятам жаловаться родителям. На следующее утро четверо зареванных ребятишек сквозь слезы просили прощения за свое поведение. Я не держал на них зла. Я вообще всю жизнь был на удивление миролюбивым. Стоит ли говорить, что после подобной демонстрации власти, хоть и не моей, меня больше не тронули и пальцем. Полагаю, меня сторонились и не хотели общаться, этакая месть за ябедничество. Увы им, но я этой мести тогда даже не заметил.

Весь город был мною изучен довольно быстро. Я даже случайно нашел место нахождения склада с контрабандным товаром. То, что товар контрабандный, я узнал только от отца. А то слушая, как он жалуется, что стражники уже месяц не могут найти откуда в город попадают демонические фрукты, я не долго думая ответил, что, мол, чего же искать-то? Они же на складе в нижнем районе города, прямо в коробках лежат. Дураком был. После долгого, очень долгого допроса, который начинался с вопроса, а откуда я вообще знаю как выглядят эти фрукты (между прочим, трактат “О зельях запретнейших” отец сам забыл положить обратно под замок), и заканчивался тем, что у меня требовали ответ на то, какого демона я вообще забыл в том районе, все разрешилось относительно неплохо. Отец тогда куда-то ушел, город еще месяц бурлит оттого, что арестовывали пособников мамоно, которых в инфраструктуру моего родного Трехозерного проникло неприлично много, а меня пол года держали под замком, и даже на улицу выпускали всего на пару часов в день. Ах да! Отец получил какую-то доверительную грамоту, прямиком из рук главы местной Церкви Илиас. И, как мне кажется, не только грамоту.

Это я все к чему веду? Я всегда и везде искал тайны. И, похоже, нашел ту, которую лучше бы не искал.

***

Я знал, что под островом есть катакомбы. Знал и о том, что они не слишком обширны. Под этим “не слишком” я подразумеваю, что я смог изучить их от конца, до конца еще двенадцатилетним мальчишкой (слава Ордену, который и вычистил эти катакомбы, что я тогда не встретил ни одной мамоно). Я бы ни за что не полез в них еще раз – во первых мне уже не двенадцать, а двадцать и грязь на одежде меня не украсит, а во вторых, мне не были интересными места, которые я уже изучил. Ну ладно, последнее не совсем верно, я иногда все же спускался сюда, побродить по тоннелям, но тогда на мне была не праздничная одежда.

Что я делал под землей, да еще и в выходной одежде? Как обычно у всяких юношей-максималистов – ссора с семьей. Изрядно постаревший отец, явно заметивший, что я гораздо больше интересуюсь книгами, нежели девушками, решил самостоятельно обеспечить мне возможность продолжить род. Без моего присутствия меня, совершенно внезапно, обручили. Хорошо хоть не женили.

Не то чтобы невеста мне не нравилась, она была вполне симпатичной – белые волосы, ладная фигурка и симпатичное лицо, но все же я точно не чувствовал себя готовым к семейной жизни. Проявив неслабую выдержку я сумел не опозорить отца и вполне достойно вести себя на званном ужине. А вот после мы поссорились. Едва ли не впервые в жизни.

Пожалуй, если бы не эта ссора, если бы не бушующая в крови злость, если бы не внезапно вылезшая юношеская опрометчивость – я бы не полез в тот провал. Обычный провал в одном из немногочисленных тоннелей катакомб. Однако сам провал вел в куда-то в сеть подземных пещер, расположенных еще ниже, под самими катакомбами. Илиас мне свидетельница – не будь я в столь раздраженном состоянии, я бы туда не полез! Без подготовки, по крайней мере.

А вот теперь я мало того, что испортил костюм из дорогого кашемира, так еще и… заблудился. И если отсутствие света частично перекрывалось россыпями светящихся кристаллов, то нехватка пищи и качественной воды (капающую со стен влагу я пить не рискну) стает в полный рост.

“Искать меня начнут под утро. При этом сначала проверят немногочисленных друзей, все кабаки и таверны. Это еще пол дня. И только потом за поиски возьмутся всерьез”. – Мои мрачные мысли сопровождало только эхо моих же шагов.

Поворот, по прямой, еще поворот. Я бы с удовольствием последовал совету поворачивать только в одну сторону, но часть проходов слишком узкая, а часть ведет в тупики.

“Что самое неприятное – учитывая мою ссору с отцом, все наверняка подумают, что я убежал из города. Вероятнее всего будут трясти сражу которая в эту ночь стоит на обоих воротах, ибо иначе ночью город не покинуть. Поправка. Мне не покинуть”.

Прямо, прямо, немного влево и поворот направо.

“В катакомбах искать не станут точно – они слишком мелкие, тут даже нищих нет, как и воровских притонов. Обвал заметят очень нескоро, а уж предположить, что в этот пролом я и “убежал” если и предположат, то только спустя пару недель. Минимум”.

Прямо, прямо, поворот, тупик. Развернуться и обратно.

“Еще более печальной ситуацию делает тот факт, что эта сеть пещер явно не исследована. А это значит, что Орден их не зачищал от мамоно. Вот дерьмо!”

Теперь я стараюсь ступать как можно тише. Мамоно я в своей жизни видел лишь дважды, и оба раза издалека. Но книги о них говорили весьма однозначно. И это я не только про разрешенные Орденом, даже в более “толерантных” источниках их поведение описывается весьма недвусмысленно.

“Я не для того сбежал из под венца, чтобы под другой запрыгнуть!” – Несмотря на всю остроту ситуации, я не смог сдержать улыбку. Смех, однако, все же подавил.

Прямо, налево, налево, прямо.

“До чего же здесь все запутано.”

Прямо, вправо, вправо, вниз.

Снова вниз и налево.

И снова вниз, направо, направо, направо и вновь тупик.

Сил не осталось от слова совсем. Решив, что этот тупик ничем не хуже других, я постелил на камни свою кофту, и размышляя о том, почему же она такая тонкая забылся тревожным сном.

***

Проснувшись, я едва смог заставить себя встать. Окоченевшее тело слушается крайне неохотно, а каждое движение отдалось тысячей иголок, впивающихся в мое бренное тело. Очень сильно ломит суставы, слезятся глаза и ноет непривычная к столь жесткому ложу спина. Что удивительно, так это отсутствие насморка, да и жар, кажется, тоже не поднялся.

“Не простудился. И то хорошо!”

Понимая, что если останусь на месте банально околею, даже раньше чем проголодаюсь, делаю примитивную разминку. Самую малость разогрев одеревеневшие мышцы, начинаю движение, как я надеюсь, вперед, к выходу.

Идти приходиться крайне медленно, заставляя себя смотреть куда ступаю, стараясь производить как можно меньше шума. Даже на мой дилетантский взгляд, да и слух тоже, получается не очень. Тем не менее, никакая тварь так и не выползла полакомится моей душой.

Как я не стараюсь идти наверх, но не выходит. Я постепенно ухожу все ниже и ниже под землю. Привычная с детства любовь к неизведанному даже сейчас помогает, не давая разуму впасть в панику, удерживая меня от позорной истерики. На краю сознания мелькает наполненная горькой иронией мысль:

“Если конец будет совсем близко, начну орать и всячески шуметь. Жизнь с мамоно, если они тут вообще есть, все же лучше голодной смерти”.

***

Я не знаю сколько прошло времени. Усталость отнюдь не сильная, а вот голод все сильнее впивает в меня свои когти. Еще одной ощутимой проблемой стало почти полное исчезновение светящихся кристаллов в стенах пещер. Пробираться приходилось едва ли не на ощупь. Только чудо все еще спасает меня от ушибов и порезов – камни здесь имеют весьма острые края. Попытки вытащить, выковырять или выломать несколько светящихся кристаликов ни к чему не привели – сидели эти заразы крепко и я не сталь рисковать вырвать себе ногти, пытаясь заполучить один. Заражение крови убьет меня вернее темноты.

Свет, в глубине моего текущего маршрута, я увидел не сразу. Но вот когда увидел я почти был готов начать молиться. Сохраняя остатки спокойствия, я как можно тише и аккуратнее пополз в сторону источника света. Уже через сотню ударов сердца стало достаточно светло, чтобы вновь встать на ноги, и пойти уже нормальным шагом.

Увы, но мое везение оказалось обманчиво. Свет, который вселил в меня такую надежду, оказался светом сотен и сотен кристаллов висящих на стенах и потолке огромной каверны. Несмотря на свое бедственное положение, я не смог не залюбоваться первозданной красотой этого удивительного места.

“Сколько лет под нашими ногами была такая красота?” – Билась в совершенно пустой голове одинокая мысль.

Крушение надежды на окончание моих мытарств, я принял на удивление спокойно. Вероятно, подсознательно я был даже рад, что мне удалось увидеть это творение природы, несмотря на всю опасность моего положения.

В дальнем от меня углу каверны бил маленький ручеек с чистой и прозрачной водой. Вовремя вспомнив прочитанную когда-то книгу о природных ядах, я сначала аккуратно попробовал воду на вкус. Вода оказалась и впрямь чистой, никаких посторонних привкусов я не заметил, а потому решился таки напиться и умыть лицо.

Немного отдохнув, я с новыми силами поднялся на ноги. Спасение само ко мне не придет.

В последний раз окинув взглядом самое прекрасное в моей жизни зрелище, я пошел назад в бесконечный лабиринт пещер.

***

Мы встретились прямо у злополучного входа в каверну. Судя по всему, эта встреча стала неожиданностью для на обоих.

На несколько бесконечно коротких мгновения, мы застыли друг против друга. Худой, чуть сутулый, человеческий юноша с признаками тяжелого истощения и весьма жуткого вида мамоно.

Первым, что замечал взгляд были глаза. Много, много глаз. Темно-красного цвета цвета хрусталики, и белоснежные глазные яблока, они висели на кончиках множества щупалец, что выходили из ее спины. Своим объемом эти глаза и щупальца превосходили все остальное тело мамоно. Но даже все эти чудовищные очи вместе взятые меркли перед тем единственным, что разместился на ее лице. Всего один, но огромный, занимающий едва ли не треть лица, глаз тускло светился красноватым. В центе же комка из черных извивающихся отростков и этакой мантии того же черного цвета разместилось ее тело. Роскошные формы, и неестественно бледная, уже ближе к серой, кожа ярким пятном выделялись на фоне темного подземелья. Однако, руки, почти до самых плеч, и ноги, от стопы и чуть выше колена, были словно одеты в черные перчатки и чулки, странным образом контрастируя с общей бледностью мамоно. Дополняла картину длинная грива иссиня черных волос. Присмотревшись чуть внимательней, я с омерзением заметил, как с ее щупалец, рук и ног на пол пещеры капает густая и прозрачная слизь.

Еще одна секунда тишины, после которой мамоно опомнилась от неожиданной встречи, и внезапно улыбнулась весьма злой улыбкой.

“Зубы как иголки”. – Только и пронеслось в моей голове.

Несмотря на все прочитанные книги, меня просто парализовало от смеси страха, опаски и омерзения. Мне очень не хотелось чтобы это существо даже просто коснулось меня. От осознания того, что дикие мамоно делают с плененными ими мужчинами меня едва не стошнило. Только отсутствие в желудке какой либо еды не дало мне это сделать.

Сама же мамоно, увидев мою реакцию добавила к злобности своей улыбки еще и изрядную долю презрения.

– И что же ты здесь делаешь, человек?

Понимая, что нет смысла скрывать очевидное, я совершенно правдиво ответил:

– Заблудился.

– Заблудился? Я, конечно, всегда знала что вы, людишки, жалкие бесхребетные, но ты даже среди них выделяешься. Как вообще можно заблудиться в пещерах?

Откровенную издевку с ее стороны я пропустил. Сам факт того, что она вообще со мной заговорила, можно считать огромным успехом, ибо окажись она безмозглой подобно той же слизи, то здесь мой путь и окончился бы.

– Да, заблудился. Нам, людям, сложно ориентироваться в подземельях. – И тут же добавил немного лести. – Увы я не могу подобно вам находить путь в таких условиях.

По правде сказать, я не знал доподлинно умеет ли она находить дорогу в сети пещер – ее вид был мне совершенно незнаком, но голая логика подсказывала, что раз уж она живет здесь, то таки должна уметь. И я не прогадал.

– Конечно не можешь! Вы люди вообще почти ни на что толком не способны.

Я вновь не обратил внимание на вылитое на меня презрение.

“Главное вести диалог. Главное договорится. Илиас Пресветлая, если удастся решить дело миром, пойду в дипломаты.”

Одновременно с лихорадочными мыслями, я, стараясь сохранить на лице вежливость а в голосе спокойствие, предложил:

–Я был бы вам премного благодарен, уважаемая, если бы вы согласились вывести меня из этих пещер.

Презрения на ее лице немного, самую малость убавилось и она, а улыбка чуть-чуть потеплела. Особой разницы это не играло, ибо мамоно все так же фонтанировала презрением, но для себя я посчитал это добрым знаком.

– Ты хотя бы вежлив и знаешь свое место, человек. Я могу вывести тебя на поверхность.

“Ура! Теперь главное не запороть диалог!” – Но прежде чем я успел додумать мысль неизвестная мамоно продолжила:

– Впрочем, возможно, ты желаешь стать моей игрушкой?

Я буквально титаническим усилием удержал себя от крика ужаса, не позволив даже тени моего омерзения проступить не лице. Стараясь сохранять, как можно более вежливый тон, я с достаточной твердостью произнес:

– Прошу прощения, но я не чувствую себя готовым на такой поступок.

“Она же вроде бы адекватна, да и сам я явно не в ее вкусе. Есть вероятность, что мой отказ ее не разозлит, и она не возьмет свое силой”. – Кажется последняя мысль все же проскочила на моем лице, ибо прежнее презрение вернулось в полном объеме. Хотя тут мог сыграть роль и мой отказ.

– О, как скажешь. Но если ты будешь достаточно униженно меня умолять, то я соглашусь тобой попользоваться.

“Ясно, она либо невероятно самоуверенна, либо столь же невероятно глупа. Или же она сошла с ума. Все это не важно – она согласилась меня вывести, а значит я буду жить”.

Заставив себя посмотреть ей в лицо, я молча кивнул.

В ответ на мой кивок, что-то проснулось в глубине ее огромного глаза.

***

Я хочу быть ее игрушкой.

Это очевидно. Пусть ее тело и вызывает у меня омерзение, но сама идея сильной, властной мамоно, что использует меня так, как пожелает, невероятно притягательна. Стать бесправной вещью, которой она владеет. Словно комод, или интересная книга. Перестать быть собой, перестать быть свободным человеком, став взамен чужой собственностью. В этом была какая-то непонятная, но всепоглощающая притягательность. Я жажду этого. Я хочу стать ее. Полностью и до конца.

Я хочу чтобы меня изнасиловала мамоно.

Быть лишенным воли и чести. Позволить ее прекрасному и одновременно отвратительному телу делать со мной все, что она пожелает. Я мечтаю о том, чтобы она взяла меня. Взяла против моей воли, взяла решительно и совершенно не интересуясь моим мнением. Я для нее никто. Я должен быть никем. Всего лишь игрушка, которой она забавляется. Пусть она меня изнасилует.

Ее тело очень меня возбуждает.

Большая грудь. Я хочу ее коснуться. Крепкие бедра. Я жажду их прикосновений. Я хочу…

Одноглазые девушки невероятно сексуальны.

Этот глаз. Он такой…

Меня возбуждает ее слизь.

Да!

Быть перемазанным ее слизью это прекрасно.

Эта слизь! Хочу коснутся!

Я жажду быть связан ее щупальцами.

Связан…

Я желаю быть использованным одноглазыми мамоно.

Один глаз…

Я хочу ее.

Я хочу ее.

Я хочу ее.

Я хочу ее.

Я хочу ее.

Я хочу ее.

Я хочу ее.

Я хочу ее.

***

Она приняла меня. В тот миг, когда я, упав на колени начал умолять ее сделать меня своей игрушкой, я ничего не боялся больше чем ее отказа! Я хотел ее. Хотел быть ее. Хотел отдать ей все что имел, всего себя.

И она приняла меня.

Она сношала меня прямо на голом камне пещеры, едва успев стянуть с моего тела одежду, успев испачкать ее своей слизью. Мне было плевать. Я был даже рад, тому что ее слизь останется со мной. Единственное о чем я волновался, так это о том, что те грязные тряпки недостойны ее прекрасной, скользкой, такой возбуждающей слизи.

Она спеленала меня обнаженного своими щупальцами, а после, тесно прижавшись к моему телу, насадила себя на мою плоть. Я кончил в тот же миг, но ее многочисленные глаза вспыхнули, и я стал вновь полон сил.

Потом я лежал на спине, а она возвышалась надо мной, словно наездница, объезжающая жеребца.

После она вновь укутала меня своими щупальцами, прислонив мою голову к своей груди. Я смутно помню как облизывал все ее тело, зато намертво сохранил в памяти непреодолимо блаженственный вкус ее кожи.

Я уснул, или, если уж говорить правдиво, потерял сознание от усталости, где-то парой десятков оргазмов спустя.

Даже во сне перед моим взором стоял ее огромный глаз.

***

– Ну вот твой выход, Нован. Я редко здесь бываю, но твой город, кажется, недалеко.

С превеликим трудом оторвав взгляд от бесчисленных глаз моей возлюбленной, я выглянул в просвет между скалами. Вдалеке и вправду было видно стены моего родного города. Светило солнце. Я вышел на поверхность, но сердце мое осталось там, в тех пещерах, в сияющем тысячей кристаллов подземном гроте, во множестве глаз моей возлюбленной.

– Спасибо, Рилсолосс. – Ее имя слетает с моих уст сладкой музыкой и никогда в жизни я не слышал имени прекрасней. – Я обязательно вернусь к тебе. Нужно только все уладить.

– Я верю. Куда же ты от меня денешься, моя игрушка.

От ее слов по спине пробегает невольная дрожь, колени слабеют, а в штанах становиться непреодолимо тесно.

– Никуда. Никуда и никогда. – Почти шепчу.

Она улыбается. В этот раз ее улыбка не зла. И пусть она полна высокомерия и властности – это нормально. Я собственность этой мамоно, ее игрушка и ее вещь. Она имеет все права быть высокомерной.

– Тогда сделай для меня одну мелочь, Нован.

– Все что угодно!

Ее острозубая улыбка становиться еще шире, а голос полный превосходства, требует:

– Испачкай свои штаны.

Даже не задумываюсь, а сразу выполняю приказ. Это просто, до смешного просто. Я всего лишь смотрю в ее огромный, такой прекрасный, глаз и кончаю, содрогаясь всем телом. Не выдержав и упав на колени, я все же сумел не отвести свой взгляд.

Она смотрит на меня некоторое время, а после один из ее меньших глаз вспыхивает, и моя одежда очищается от пятен семени – за время пути на поверхность она приказывала мне “пачкать себя” не один и не два раза.

Я иду в сторону Трехозерного, в одежде починенной чарами моей любимой. Я уже предвижу разговор с отцом, но меня это не волнует – я нашел свою судьбу, и нет ничего прекрасней. Ведь теперь в глазах моей половинки я вижу не только превосходство и презрение, но и простую, но оттого не менее приятную, заботу.

Полтора года спустя

Я откладываю в сторону законченный отчет и встаю из-за стола.

Отец получил повышение и отправился на новое место работы прямиком в столицу. Изначально он хотел отправить туда меня, но я настоял на том, чтобы остаться в Трехозерном. Отец не сильно противился – он посчитал, что я наконец-то вырос из своих мальчишеских развлечений и решил остепениться. Год тому назад я женился на Ланин, той самой купеческой дочери, с которой меня обручили. Свадьба была весьма пышной, и народ тогда славно погулял. Теперь мой старый дом отдан целиком в мое распоряжение, а отцу выделили особняк в столице – дало плоды мое детское пронырство и Орден оказал протекцию семье, что когда-то предотвратила падение города в руки мамоно.

Моя работа не проста, но хорошо оплачиваемая, а так же дает немало власти. Городской писарь – это не только бумажки писать. Человек на этой должности играет важную роль в административном аппарате. Работать приходиться много, но я вполне справляюсь.

Я спускаюсь в подвал своего дома .

Ланин уже здесь, стоит на коленях, уткнувшись лицом в промежность Рилсолосс, судя по учащенному дыханию моей любимой, человеческая женщина справляется со своей ролью весьма неплохо. Несколько щупалец поворачивают свои глаза ко мне, а миг спустя мамоно повернулась ко мне лицом.

Стоило мне только посмотреть в глубину ее глаза, как я уже привычно кончил. Смотреть, как я достигаю оргазма от одного только ее взгляда, доставляет моей любимой какое-то странное удовольствие, иначе интерпретировать ее действия я просто не могу. Каждая наша встреча начинается именно со взгляда в глаза друг-друга. Поначалу мне было дико неудобно и, несомненно, унизительно, проявлять подобную несдержанность. Мне унизительно кончать от одного взгляда не нее. И тем не менее, я принял ее маленький фетиш. Коль уж ей доставляет удовольствие мое унижение, то я не стану ей перечить. Я рад ублажать ее фетиши. Да и сам факт того, что я знаю об этом ее увлечении мне приятен. Тоже тайна, пусть и своеобразная.

Умудрившись даже не сбиться с шага, я подхожу к ней и целую ее губы. Разорвали поцелуй мы еще не скоро, однако, когда язык Ланин довел мамоно до пика, та все же вынуждена была разомкнуть касания наших губ. Немного отдышавшись, Рилсолосс отодвинула голову девушки от своей промежности и скомандовала:

– Иди готовить ужин.

Ланин молча встала и вышла из подвала. Я знаю, что как только дверь за ней закроется, она тут же забудет о своем порочном занятии с монстродевой, и приступит к готовке. Мощь гипноза моей возлюбленной просто невероятна. Ей не составило бы труда незаметно подчинить себе весь город. В нашей глубинке никто не ждет появления мамоно столь высокого класса. Невероятной силы гипноз, позволяющий работать с сознанием на очень тонком уровне и запредельно сильные даже для ее вида магические способности – местному отделению Ордена не нашлось бы чего ей противопоставить. Это если они вообще заметили бы, что происходит неладное.

Занимая освободившееся после ухода Ланин место между ног Рилсолосс, я радуюсь тому, что ей это не нужно. Свое влияние на наземный мир она ограничила одним только этим домом, прорыв в него туннель из подземелья, да поставив барьеры, которые препятствуют выходу демонической энергии наружу. Ну и персональный амулет с той же функцией для меня и Ланин.

Я прекрасно понимаю тот факт, что тогда в подземном гроте, Рилсолосс сделала со мной то же самое что и с Ланин – загипнотизировала и внушила чуждые мне чувства, но меня это не волнует. Я нашел свое место и свою любовь, а остальное не важно. Мы ни разу не обсуждали тот день, и, покуда сама Рилсолосс того не захочет, я не подыму эту тему. О самих ее возможностях мы говорили не единожды, как из чистой жажды познания, так и для более приземленных целей. Не раз Рилсолосс меняла мой разум, по моей же просьбе. Добавить новый фетиш, оставить внушение, которое сработает в нужный момент, даже просто временно стереть память о самой себе, а после вновь изнасиловать меня, будто впервые. Наша интимная жизнь весьма разнообразна…

В конце-концов, для меня никто не может быть идеалом большим, чем моя милая гипнотизер. Ведь даже у Илиас, несмотря на всю ее божественность, два глаза.