Текст книги "Why so serious? (СИ)"

Автор книги: AttaTroll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Здрасьте, – неуверенно поздоровалась Одри. – А могу я услышать Брюса Уэйна?

– Кто его спрашивает?

– Одри. Его дочь.

Долгая напряжённая тишина разрывала комнату, буравила её. Секунды превращались в столетия, а минуты – словно нескончаемый поезд времени, бескрайняя вереница. Ожидание наматывало нервы на невидимый кулак, и уже хотелось сойти с ума, повесить трубку, забыть и забыться. Попрощаться с прошлой жизнью и отпустить грехи прошлому. Наверное, на лице Одри красноречиво выписывались эмоции, потому что Джокер не сводил с неё глаз. Ему было наплевать на телефон, его, кажется, нисколько не волновало, ответит кто-то или нет. Джокеру нравилось читать книгу по имени Одри.

– Слушаю, – осторожный голос Брюса Уэйна нарушил тяжкое ожидание, и Одри с облегчением вздохнула.

– Пап, – отозвалась она.

– Одри, с тобой всё хорошо? – папочка волновался, его голос не звенел, не дрожал, но что-то в нём проскальзывало. Сталь дрогнула.

Одри откашлялась.

– Папа, ты хотел, чтобы я вышла замуж за Тода? Ты поэтому подсунул его ко мне в Тауншип?

– Что? Одри, ты о чём? – он явно готовился услышать что угодно: про выкуп, про страдания, про пытки и мучения, но никак не ожидал неподходящего для положения пленённой девушки вопроса.

– Ты хотел заставить меня выйти замуж за Тода? – Одри ощутила, как новая обида вырастает внутри неё, как тянется из глубин души, прорывается наружу.

– Нет, Одри, нет. Мы потом об этом поговорим. Ладно? Расскажи, где ты и что с тобой?

Одри закрыла лицо ладонью, всё ещё не веря в происходящее.

– И выкуп ты за меня заплатишь не потому, что любишь, а потому что без меня весь твой чёртов план провалится, да?

Она хотела сбросить звонок, но Джокер перехватил её руки и засмеялся, вклиниваясь в семейную драму.

– Какой нака-ал страстей. Ты так убедительно врёшь своей дочери, что аж сердце щемит, – голос Джокера был насквозь пропитан сарказмом.

– Что ты сделал с моей дочерью? – сухо спросил Брюс.

– Что? Я? Да ты же сам слышал, что она не кричала, как ей плохо или страшно. Была бы у меня камера под рукой, я бы снял, какая она сидит, целая и невредимая. Честно. Пока живая. Так что там у нас насчёт Бэ-этмена? – последнее слово Джокер угрожающе прошептал.

– Я организую вам встречу взамен на Одри. На пересечении…

***

Вечер радовал прохладой, сменившей душную комнату. Солнце уже укатилось за горизонт, прощаясь с городом и посылая ему последние алые лучи. В чёрную заводь неба словно налили гранатовый сок, и сейчас он перемешивался с вечерними красками.

Одри стояла на крыше в окружении вооружённых людей в клоунских масках. Они правда переживали насчёт того, что она сбежит? Куда? Она не планировала прыгать вниз. Шестнадцать – плюс-минус – пролётов вниз, и прощай? Ну уж нет, у Одри всё ещё были планы на будущее, и рано или поздно они воплотятся в жизнь.

Джокер подошёл сзади, и когда его руки коснулись Одри, она вздрогнула. Пальцы легли на тонкую шею, погладили бархатную кожу.

– Маленький подарок на день рождения. Лучше поздно, чем никогда. Да-а?

На шею лег прохладный кожаный ремешок, щёлкнул замочек, и Джокер приобнял Одри.

– Что это?

– Бомба. Тебе ведь никто ещё не дарил бомбу? Нет? А чё ты нервничаешь? Ты не рада подарку? Согласен, это не яхта, но как знать, вдруг…

– Отпусти её, – Бэтмен появился внезапно, как и всегда.

– А вот и мышка! Знакомься, Одри, это Бэтмен. Бэтмен, это Одри. Итак, раз уж мы все теперь знакомы, может быть, снимешь маску, покажешь нам своё лицо? И тогда, может быть, я отправлю Одри домой, под крылышко папочки.

– Нет, не отправите, – перебила Одри. – Я не хочу домой, я не пойду с этим… Бэтменом.

– Одри, всё хорошо, я заберу тебя, – голос Бэтмена был спокойный, в нём чувствовались уверенность и жёсткость, необходимая для городского героя.

– Прекратите меня делить! Я не игрушка! – обиженно крикнула Одри.

– Красавица права, что мы, не люди, что ли? Давай, куколка, выбирай, с кем ты оста-анешься.

Джокер отошёл в сторону, встал напротив одного из клоунов и шепнул ему на ухо: «Если пойдёт к мышке, стреляй в голову».

Одри удивлённо оглянулась. Неужели всё так просто? Вот Джокер, готовый её отпустить, хотя ей совсем не верилось в его муки совести. Слишком всё напоказ. А напротив стоял Бэтмен, неизвестный герой, он протягивал Одри руку, и в этом жесте было обещание защиты. А что потом? Что скрывалось за неприступной крепостью? Он вернёт её отцу.

– Смелее, красавица.

Одри посмотрела на Бэтмена. Чёрная фигура в тон небу, чёрный – второй цвет Готэма, Одри не хотела этого знать, но никто не спрашивал. Ей просто показали это. Она отвернулась и шагнула к Джокеру, повесив голову.

– Упс! – он поднял руки над головой, глядя на Бэтмена. – Я ни при чём, девочка сама выбрала, на чьей она стороне.

И когда Бэтмен шагнул к ним, Джокер хохотнул и вытянул из кармана небольшой пульт.

– А вот этого я бы не советовал делать. У куколки смертельно красивое ожерелье на шее. Один клик, и – баба-ах! Но давай сделаем проще: сними маску, сдайся властям, и мы обойдёмся без кровопролития. Ты же знаешь, я челове-ек слова.

Джокер замешкался, отвлекшись на звон стекла где-то внизу, а когда он и его парни обернулись, Бэтмена уже не было.

– Он испарился. Идёмте. Это не последняя наша встреча, мышка ещё прилетит за девчонкой.

***

Одри сидела на кровати, в который раз пытаясь высвободить руки из наручников. Ничего не получалось, железо больно натирало кожу, красные следы горели, налившись неестественно красным цветом. Ещё немного, и кожа в этих местах лопнет. Это было глупо. Всё было нелепо. Сам плен, но ещё более странным казалось произошедшее на крыше. Она потёрла шею, всё ещё ощущая ошейник, хотя его сняли довольно скоро. К тому же Одри никогда не видела Бэтмена, и сейчас она пыталась подобрать слова к тем ощущениям, которые остались после встречи с ним. Удивление. Смятение. Ненависти не было, он ведь по сути ничего такого не сделал, хотел спасти и передать беглянку отцу. Одри не хотела, чтобы её спасали. Кто вообще сказал, что она в беде? Наручники – ещё не показатель, что всё плохо, а бомбы и вовсе могло не быть. Уловка, не больше.

От мыслей её отвлёк тихий щелчок. Дверь открылась, и в комнату вошёл Джокер.

– Не жалеешь, что не улетела с мышкой?

Одри не ответила. Она разглядывала наручники, словно вот-вот могла прийти гениальная мысль, как от них избавиться. Копперфильд бы обзавидовался такой сноровке, как пить дать, но оковы не спадали, не исчезали, не разваливались с ядовитым шипением.

Джокер достал нож и указал им на Одри.

– У меня появилась хорошая идея насчёт тебя.

Это заставило Одри посмотреть на него. Что-то в его словах ей не нравилось, хотя, честно сказать, тон, помноженный на нож и на слова тоже, выглядели куда более пугающе. Она поднялась с кровати и попятилась. Если у Джокера и был какой-то план, то, наверное, всё шло как надо, потому что он не удивился поведению Одри, не приказал сесть на место, не пригвождал её безумным взглядом к койке.

– Ви-идишь ли, раз уж ты, красавица, решила остаться со мно-ой…

Он не договорил, лишь улыбнулся, когда Одри наткнулась на стену и прижалась к ней.

Джокер подошёл вплотную, погладил плечи Одри, улыбнулся снова. В глубине его глаз вспыхнули безумные огни. Она ахнула, не в силах оторваться от взгляда, полного обжигающего безрассудства. Джокер разглядывал Одри. Коснулся щеки, совсем рядом блеснул нож, но Джокер не позволил Одри повернуть голову.

– Посмотрим, что из этого получится. Ты мне подкинула хорошую идею, красавица.

Одри не успела ответить. Джокер заключил её лицо в свои ладони и наклонился. Губы коснулись её губ. Смелый, полный безумия, поцелуй обжигал. Сердце стучало набатом. Это самоубийство. И Одри дёрнулась, упираясь кулачками в грудь Джокера, но он сильнее прижал её к стене, не позволяя вырваться. Она хотела разорвать поцелуй, полный греха и порока, но его пальцы, всё ещё державшие лицо, не давали отвернуться, прервать момент истины.

Губы жадные, требовательные. Поцелуй сладко дразнил и утягивал в бездну обжигающих желаний. Опасных, как сам Джокер.

Одри дёрнулась снова, но уже не так смело. Не надо спасать, спасение отняло бы у неё этот волнительный поцелуй. Она робко подалась навстречу, смелее отвечая требовательным губам. Одри ухватила Джокера за лацканы пиджака, привстала на носочки и потянулась, требуя ещё и ещё. Ею овладела жгучая жажда, обжигающая и дразнящая.

Джокер разорвал поцелуй и усмехнулся, провёл пальцами по губам, стирая с них поцелуй. Одри простонала.

– Ну-ка, посмотрим…

Он заглянул в глаза Одри, смотрел в них долго, оценивающе, словно в них что-то должно было появиться.

В руках звякнули ключи, и Джокер расстегнул наручники. Одри посмотрела на руки, на красные следы на запястьях.

– И вы не боитесь, что я попытаюсь сбежать?

– Ты не сбежишь, красавица. Вот твои наручники, – он вновь её поцеловал, на этот раз нежно и опьяняюще. – Лучше любого железа.

Комментарий к Часть 3

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Музыкальная тема главы:

Billie Eilish “Bad guy” https://www.youtube.com/watch?v=YG0tz4_M1tM

Джокер:

1. https://sun9-27.userapi.com/c855224/v855224605/154996/oW-d91W54tM.jpg

2. https://sun9-46.userapi.com/c855224/v855224605/15499f/lqhY7W0PO8k.jpg

Ах да! Второй Харли Квин не будет, у Джокера другая идея родилась :)) Так что…

========== Часть 4 ==========

Интересно, газеты уже трубили во всю о похищенной дочери всемогущего Брюса Уэйна? Смаковали заголовки? Один краше другого? «Одри Уэйн в плену у Джокера». Или: «Вся правда о миллиардере: дочка сбежала с террористом номер один». Как пошло. Жёлтая пресса никогда не отличалась красотой заголовков, им бы покричать погромче, поярче, чтобы слова складывались в порно-строчки. Отрыли, наверное, фотографии Одри, самый смак, а выбрать было из чего, если знать, где искать. За четыре месяца она успела сыскать себе весьма дурную славу в папином окружении.

Отбросив мысли о газетах, Одри аккуратно дотронулась до губ, словно могла нарушить какой-то очень важный момент, некую тонкую грань, и улыбнулась. Вчерашний волнительный поцелуй не выходил у неё из головы, она закрывала глаза и вспоминала вновь и вновь, смаковала, как сильные руки удерживали её, как не давали вырваться. А ведь поначалу она билась, как слепой мотылёк между рамами. Отчаянно. Испуганно. А потом что-то ёкнуло, что-то щёлкнуло, и… Эти губы невозможно забыть. В конце концов, Одри сдалась и перестала отбиваться, позволив себе насладиться пьянящим моментом. Что-то настоящее произошло в её жизни, значимое, делящее на до и после.

До полудня Одри смотрела в окно, на залитую солнцем улицу, на редких суетливых людей, спешащих куда-то. Где она? Это или трущобы, или окраина города с невыносимой пустотой. Странно, что солнце добралось сюда, потому что за окном только мусор, несколько человек и кирпичная стена напротив. Одри в который раз рассматривала нехитрый пейзаж и ждала, хотя толком не понимала, чего именно. Томительное ожидание выматывало, и днём к месту пришёлся послеобеденный сон. Незадолго до этого дверной замок щёлкнул, и Одри обернулась, оставив заоконную жизнь. Сердце подскочило в предвкушении. Неужели ожидание закончилось? Нет. В комнату вошёл один из людей Джокера с небольшим подносом в руке. Одри со скучающим видом соскочила с серого подоконника и подошла к столу, чтобы посмотреть, что же ей принесли. Бомбу?

Нет. Бомба – это шутка на один раз. А в бумажном пакете лежали пара сэндвичей и бутылка воды. Голодом её не морили, хотя и ничего другого особо не предлагали. О здоровом питании Джокер явно ничего не слышал. Одри в который раз разглядывала безвкусные светло-зелёные стены своей тюрьмы, пока жевала нехитрый обед. В углу над окном растянулась паутина, полупрозрачная и невесомая. Тень от решётки падала на пол, возле кровати. Сбежать? Куда уж там. Ставни заколочены, а через форточку не пролез бы и самый худой ребёнок.

Одри не хотела сбегать. Куда? К кому? К Мэту, которого уже и след простыл наверняка? Она же по глупости отдала ему все деньги. Да, Мэту можно доверять, за эти недолгие месяцы, что она прожила в Готэме, он показал себя славным парнем, на которого можно положиться, но назначенный час встречи давно минул. Одри бы не стала ждать, если бы они поменялись местами. Карманы, полные лёгких денег, поманили бы её в дальние страны, к шепчущему ласковые слова солнцу.

Что ж. Жизнь в Готэме оказалась и правда непредсказуемой.

После импровизированного обеда Одри прилегла отдохнуть и не заметила, как сон закрыл её веки и забрал тревоги. Она видела странные сны, в которых чёрное небо спускалось на грешный город и оборачивалось Бэтменом. Почему-то во сне он никак не желал приходить днём, словно солнечный свет не радовал его, не дарил ему тепло. Только ночь понимала Бэтмена, она ложилась чернильным плащом на его широкие плечи и обнимала, помогала ему, шептала какие-то заклинания. Одри тянула к нему бледные руки, сотканные из лунного света, и Бэтмен хотел её ухватить, спасти, но у него никак не получалось. Дело не в нём, это ей не хватало сил и веры в себя. Наверное, этот странный цикличный сон мучил бы Одри и дальше, если бы его не спугнул неаккуратный, слишком смелый шорох.

– Сколько сейчас времени? – Одри приоткрыла глаза, закрывшись ладонью.

Тихий шелест, сотканный из воды и ветра, вплетался в тишину, баюкая и уговаривая закрыть глаза, утонуть в подушке и позволить Бэтмену вернуться в тревожный сон.

Джокер задрал рукав и посмотрел на часы, причмокнул и улыбнулся.

– Время мести, красавица.

О нет, ничего хорошего этот тон не предвещал. Месть? Он сказал «Время мести»? Может быть, это какая-то плохая шутка?

Одри села и свесила ноги, коснулась прохладного пола и сквозь пелену не до конца растаявшего сна разглядела, что Джокер устанавливал у окна треногу. Оружие? Нет, вроде не очень похоже. Прямо на Одри уставился объектив чёрной камеры.

– Вы собираетесь меня убить? – сердце колотилось.

Поколдовав ещё немного над камерой, Джокер сел рядом с Одри, проверяя на глаз, насколько они попадают в объектив.

– Не-ет.

Что-то рыкнув себе под нос, он вскочил, ухватил треногу и развернул камеру к столу возле стены.

Одри не на шутку перепугалась. Её хотят пытать? Но что у неё хотят выведать? Разве не она охотно делилась своей жизнью? Какие ещё тайны хотел узнать Джокер? Одри поднялась с кровати и рванула к двери. Закрыто. Она забарабанила, закричала, дёргая ручку, что та вот-вот готова была отвалиться, но всё тщетно.

И, может быть, безумие завладело бы ей, если бы не сильные руки, прижавшие её к двери.

– Тихо, тихо, тихо, тихо. Тш-ш-ш.

Джокер больно заломил ей руки, не позволяя дёрнуться. На каждую попытку вырваться он больнее сжимал запястья.

– Придётся ещё немного поработать, а то эффект, сама понимаешь, оказался кратковременным.

Он резко рванул Одри на себя и толкнул обратно к двери. Одри попыталась оттолкнуть его, отбиться от протянутых к ней рук, но силы были не равны. Он ухватил её за подбородок, приподнял личико и склонился. Одри хотела закричать, но Джокер поймал её крик в ловушку, закрыл его в настойчивом поцелуе. Она испуганно дёрнулась, но словно опомнилась и ухватилась за пиджак, отвечая на требовательный поцелуй. Стало жарко, и захотелось сгореть, погибнуть, упасть в вулкан по имени Джокер и пропасть. Пусть погубит, пускай обожжёт, лишь бы только не останавливался.

Когда Джокер отпустил Одри, разомкнул пальцы и прервал момент истины, Одри привстала на носочки и потянулась к нему, ища умелые губы, желая почувствовать их ещё раз. Хотелось праздника, яркого фейерверка перед глазами, поймать искру. Сердце не просто отстукивало ритм, оно пело. Наверное, впервые за эти грёбаные четыре месяца, за всю жизнь. Произошло что-то поистине волнительное, живое, и совсем было наплевать, кто бы и что сказал. В пекло всех.

В голове будто кто-то поставил пластинку, и чей-то далёкий голос напевал непослушную мелодию, её нельзя было приручить, сделать своей, нельзя было оставить. И когда Одри открыла глаза, её взгляд встретился с насмешливым взглядом Джокера. О нет, там таилось не только лукавство. Он изучал её, словно поцелуй – часть чего-то большего. И только сейчас Одри заметила, что Джокер держал её за шею, одной рукой, но пальцы сильные, цепкие – не вырвешься, а другой рукой – за подбородок. Джокер растянул губы в улыбке, и шрам дополнил её. Вечная улыбка, пугающая, напоминающая каждому о том, кто такой Джокер. Безумец без принципов и мук совести.

Почему не он пришёл в сон Одри? Зачем вместо него явился Бэтмен? Какое он имел право красть её грёзы?

– Я не хочу тебя убива-ать, – он усмехнулся и подтолкнул Одри к столу.

– Тогда… Что вы задумали? – она покосилась на камеру.

– Я предлагаю тебе сделку. И-и-и… Выиграют все.

Одри сомневалась. Во что же она вляпалась? Может, это всё-таки она заигралась в непокорную дочь, решившую найти незабываемые приключения в большом мире? Но всё каким-то удивительным образом сузилось до пыльной, невзрачной комнаты с зарешёченными окнами. Стол. Тренога. Джокер. Что между ними общего? Нелепая задача, ответа на которую Одри не знала, но ей предлагали сыграть в эту игру.

– Вы хотите меня пытать?

Джокер засмеялся, заливисто, пугающе. Его смех звучал подобно вьюге, ворвавшейся в нагретую квартиру, чтобы посеять панику. Холод, который обжигал. Может, поэтому Джокеру по нраву были бомбы? Это жар, это адское пекло, которого ему так не хватало. Он переворачивал всё вверх дном, сеял хаос и панику, и хотелось укрыться, сбежать, спрятаться, лишь бы найти тишину. Но только не Одри. Она не хотела жить в мёртвом безмолвии.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, – затараторил Джокер. – Нет. Что мне это даст? Я не маньяк. Я не получаю удовольствия от чужой боли. Если я убиваю, то делаю это быстро, сама смерть – уже-е достижение цели.

Джокер облизнул губы, всплеснул руками и изобразил, будто печатает на невидимой клавиатуре.

– «Уэйн корпорейшн» объявила за мою голову пятьсот тысяч долларов. Что-о такое пятьсот тысяч? Любой плешивый пёс может испытать удачу, попытаться поймать её. Любой алкаш, возомнивший себя героем. А что будет, если я тебя убью? Папочка Уэйн поплачет. Он будет го-орько плакать и объявит за меня… – Джоркер закатил глаза и снова облизнул губы. – Миллион. Хорошо, два. А потом Брюс женится, у него родится новый наследник, который вырастет послушным.

Джокер указал на Одри пальцем и склонил голову набок:

– Не таким как ты. Я хочу, чтобы па-апо-очка Уэйн объявил за меня пять… нет, десять миллионов. И он объявит. И мне даже не придётся тебя у-уби-ива-ать.

– Вы не боитесь, что на вас объявят охоту за такие деньги? – удивилась Одри.

– Я этого желаю, – он всплеснул руками. – Весь фокус в том, что никто этих денег не получит. Знаешь почему? – он кивнул. – Потому что я – анархия, а анархию невозможно обуздать, хаос неподвластен законам. И Брюс Уэйн будет жить с этим. Его награда как непрогремевший взрыв. Он будет засыпать под шёпот ярости его внутреннего «я», просыпаться с нею, с его губ каждую минуту будет слетать: Джокер, Джокер, Джокер. И-и-и… Разве ты этого не хочешь? Отомстить. Мы поможем друг другу лишить Брюса Уэйна покоя.

– И что надо делать?

Джокер расстегнул пуговицы на фиолетовом пиджаке, стянул его и небрежно бросил на спинку стула. Кожаные перчатки упали на стол.

– Что вы делаете? – спросила Одри, когда Джокер развязал узел галстука.

– Мы снимем для папочки домашнее ви-иде-ео-о, – прорычал он.

– Видео? О чём оно будет? – Одри вжалась в стол, догадываясь, куда клонил Джокер.

– Вот об этом.

Он наклонился к Одри и поцеловал. Она закрыла глаза и на секунду представила, как это будет. Воображение рисовало умопомрачительно страшные и вместе с тем томительные картины. С ней ли это происходило? Или это видение? Может, её опоили, вкололи что-то, и вместо Бетмена в сон ворвался змей-искуситель со шрамами на лице? Но Одри тонула в жадном поцелуе наяву. Сдаться? Рискнуть?

– Мы можем каждый сыграть свою роль. Ты-ы можешь брыкаться, кричать, звать папочку на помощь, кусаться и рыдать, а мо-ожешь показать греховную страсть. Решать тебе.

– Я… согласна… – в горле пересохло. Руки дрожали. Иллюзия, ещё недавняя невинная грёза сбывалась. Хорошо это или плохо? Одри вдруг подумала о том, что когда боги хотят наказать, они исполняют желания.

– Друго-ое дело, – довольно ответил Джокер и, хлопнув в ладоши, включил камеру. – Итак, начнём.

Одри вздрогнула, когда он подхватил её и усадил на стол. Это определённо самоубийство, но воспоминания о поцелуе, о вчерашнем волнительном и первом прикосновении будоражили. И сегодняшний поцелуй был не менее особенным. Кажется, ещё никто так не касался её губ. Такая близкая опасность притягивала, манила, обманывала сладкими обещаниями. Одри представила, что она нож в руках Джокера, и пальцы касались её, удерживали, не выпускали ни на миг, боясь потерять равновесие и власть.

«Отец это увидит», – голос разума врывался в желание согрешить, не давал покоя, и Одри раз за разом встречалась с камерой взглядом. Боролась с собой, готова была передумать и тогда несмело убирала крепкие, жилистые руки, но поцелуи убивали в ней сомнения, затягивали обратно в омут.

Утонуть. Раствориться. Умереть.

Джокер немного отстранился, чтобы раздвинуть её ноги и устроиться между ними поудобнее. Щелчок, и нож аккуратно вспарывает трусики. Одри вздрогнула, глядя, как он отбросил их на кровать.

– Преграды больше нет, – ухмыльнулся он.

Одри снова посмотрела в камеру, пока Джокер задирал её юбку. Ей страшно, но в то же время она ни за что не повернула бы время вспять, не отказалась от этого момента. Джокер что-то мурлыкал себе под нос, и Одри услышала, как он расстегнул молнию на дорогих брюках. Томительное и вместе с тем пугающее предвкушение.

Пусть сердце колотится. Пусть. Страх и желание переплелись. Руки всё ещё дрожали, и Одри ухватилась за плечи Джокера, пытаясь перевести дыхание, но ничего не получалось.

Одно неверное прикосновение, и она передумает, сломается, крикнет в камеру, что это ошибка. Сомнение не отпускает из острых коготков, оплетает паутиной страха, но желание всё равно бьётся мотыльком.

Жар ожидания заставлял вспыхивать фантазии, горячие и опасные, и когда руки Джокера обняли Одри, когда он прижал её к себе, сомнение вновь растаяло, наконец выпустив на волю несмелого мотылька. На секунду ей показалось, что она в объятиях, обещающих защиту, ласку, любовь, но когда она подняла глаза и встретилась с безумным взглядом, утонувшим в чёрных провалах краски, то увидела насмешку. Он играл с ней. Паук и бабочка.

Страшно. Поздно поворачивать вспять, Джокер сам сказал, что она может кричать и вырываться, это не повлияет на происходящее. Прикосновения Джокера настойчивые, требовательные, умелые пальцы касались легко. Искушённые. Ни капли сомнения, ни брезгливости, ни жёсткости. Он целовал её губы, целовал шею, и Одри таяла, хотя знала, что загляни она в глаза Джокеру, встретится с лукавством, с безумием.

Джокер подтянул Одри к краю, развёл её ноги чуть шире, приноравливаясь, и она охнула. Сжала пальцы на рубашке, задышала глубже, тяжелее. Прикрыла глаза, ощущая каждую секунду остановившегося времени. Свет в комнате мигнул, и Одри вздрогнула, заскребла пальцами по плечам Джокера, сжала его бёдра. Он нетерпеливо толкнулся внутрь. Ещё. Одри задыхалась, хватала ртом воздух.

Комната сжалась до размера очертания фигур, словно ночь осыпалась с потолка и заполнила всё вокруг, забилась в каждый угол, целовала холодные руки, оплетала Джокера. Его смелые движения в этой густой тьме подкупали. Он тоже тяжело дышал, толчок, и каждый раз с его губ срывалось заветное, томное «хах».

Он рванул блузку, и пуговицы застучали по полу.

Толчок.

Небо на закате заволокло чёрными тучами.

Толчок.

Словно непослушный ледяной ветер целовал в губы.

Джокер навис над Одри, приостановившись, коснулся щеки, оставив на ней влажный поцелуй, а во взгляде привычное безумие. От его рубашки обжигающе пахло полынью и древесной горечью. Он протянул руку к лицу Одри и убрал волосы за ухо, куснул за шею. Какое искушение. Одри впилась в его плечи, прижимаясь, слушая, как вокруг сжалась тревожная тишина. С губ сорвался тихий стон. Джокер снова толкнулся внутрь. Сильнее. Яростнее. Одри откинулась назад, запрокинула голову, вздыхая в такт. Толчок. Горячо. Толчок. Опасно. Она скрестила ноги на его бёдрах и уже не прятала стоны, не стеснялась пытливого взгляда камеры. Сердце колотилось.

Он врывался в неё яростно, и стол под ней отстукивал ритм. Казалось, Джокер потерял контроль над холодной, железной выдержкой, впившись пальцами в её бёдра, оставляя синяки на бледной коже. Облизнув губы, он хохотнул, глубоко и сильно толкнулся, грубее, чем следовало. И ещё. Толчок. И замер, дрожа всем телом.

Одри почувствовала, как липкое и горячее семя обожгло бёдра, когда Джокер вышел из неё. Она посмотрела на него, но уже не было того человека, потерявшего связь с миром. Перед ней снова стоял привычно усмехающийся Джокер. Он застегнул ширинку и неряшливо поправил волосы, обернувшись к камере.

– А красавица и правда плохая девочка. Оказывается, я у неё не первый, – он погрозил пальцем камере и кивнул.

Одри застенчиво соскользнула со стола, несмело одёргивая юбку и прикрывая грудь блузкой. Она всё ещё дрожала, но уже не искала взглядом камеру. Сердце горело, ликовало, хотелось повернуть время вспять и ещё раз ощутить Джокера внутри. Может быть, это преступно, но запретный плод манил.

– А теперь к делу, – Джокер облизнул губы, и улыбка сошла с его лица. – Хо-очешь увидеть своё сокровище? Я отдам тебе её. Посмотрим, захочет ли Бэтмен помочь тебе. А теперь новая дра-ама: пустит ли па-апо-очка блудную дочь домой. Итак. Я скажу тебе адрес…

***

На Памеле, штатном психологе, не было лица, когда они с Альфредом вошли в кабинет Брюса. Он сидел к ним спиной и смотрел в окно, на непривычно солнечное небо. Может быть, это хороший знак.

– Мне сказали, что прислали новый диск. Где он?

– Мистер Уэйн, – голос Памелы дрожал и срывался. – Я думаю, вам не стоит… на это смотреть…

– Где он? – в голосе Брюса сталь.

– Мистер Уэйн, – вмешался Альфред. – Джокер перешёл все границы. Вам и правда не стоит смотреть этот диск.

Брюс повернулся к ним.

– Включите.

Альфред покачал головой.

– Не здесь.

– Что это у тебя? Это прислали с диском?

Брюс кивнул на небольшую праздничную коробочку в руках Альфреда. В глазах Памелы вспыхнула паника, а щёки покрылись багрянцем.

– Идёмте, – позвал Альфред.

Комментарий к Часть 4

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Кто угадает, что было в коробочке, тому приснится Джокер ^^

Я так и не смогла подобрать музыку к этой главе. Ни одна романтическая песня не подходит, потому что Джокер отшпиливилил Одри не из чувства великой любви. Но и не был груб. Он хитрый и расчётливый.

В итоге выбрала Kelly Osbourne “Papa Don’t Preach” https://www.youtube.com/watch?v=jjxlk6WgAOM

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Часть 5

Это заключительная часть небольшой истории о приключениях Одри. Спасибо всем, кто верил в меня, читал и был со мной!

Вы лучшие!

Я берегла этот арт для прошлой части, но благополучно про него забыла :)) Я балда. Так что вот, исправляюсь, ведь лучше поздно, чем никогда.

https://sun9-31.userapi.com/c850416/v850416265/145531/zDWpCm1CaJo.jpg

Музыкальная тема главы: Marilyn Manson “Running To The Edge Of The World” https://www.youtube.com/watch?v=k7C2s1WHqsQ

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Брюс долго смотрел в погасший экран и молчал. Смотрел страшно, взгляд неподвижный, незрячий, будто Брюс перестал быть человеком. Тяжёлый вздох, шумный выдох, и он закрыл лицо ладонями, затем коснулся щёк, словно хотел убедиться в том, он существует, не исчез вслед за страшной картинкой. Слова застряли в горле, и дышать стало тяжелее, как если бы кто-то перекрыл кислород. Свет померк в комнате, бежевая краска скрутилась в грязную стружку, оползая на пол и оставляя после себя чёрные стены. Не цвета ночи и не цвета плаща Бэтмена, а гораздо чернее. В этом сумраке жили страшные тени, они несмело толпились у стены и робко протягивали руки к Брюсу.

Он качнул головой, стряхивая морок с глаз, моргнул, и всё вернулось на свои места. Наваждение спало. Только в груди так же пусто.

– Мистер Уэйн… – позвал Альфред.

Брюс не обернулся. Из пустоты, из глубины души поднималась ярость, густая, смоляная, горькая, как выходка Одри. Рука легла на прозрачный стеклянный столик и нашарила хрустальную вазу с конфетами в цветных обёртках. Пальцы коснулись края и крепко сжали. Брюс тяжело поднялся, он ощутил, как ломота прошла по телу, будто все кости разом заныли. Несколько конфет выпали на пол. Брюс размахнулся и швырнул вазу в телевизор. Бабах! Густая паутина протянулась по всему экрану, простирая белые нити до краёв. Ваза вдребезги, рассыпалась по полу острыми осколками вперемешку с конфетами. И всё замерло.

Брюс запрокинул голову и закричал. Пронзительно, больно, страшно. Как раненый, поверженный зверь. Он схватил столик и перевернул его, пнул по нему, и от удара звон повис в ушах, а россыпь прозрачных осколков усыпала пол. Брюс выругался, осел на диван и стянул ботинок. Схватился за пальцы, причитая и открывая рот в немом крике.

– Я предупреждал, – голос Альфреда очень тихий, – что вам не стоит на это смотреть.

Брюс поднялся и, прихрамывая, стал отмерять шагами кабинет, круг за кругом, вздох за вздохом. Он обхватывал голову руками, утопая в молчаливом горе, чувствуя, что испил чашу невзгод сполна, и они обожгли его, окрасили душу в чёрный цвет. И эта смоль заполняла его.

Раз за разом в памяти всплывал взгляд Одри, ловившей встречи с камерой. В её глазах паника, сменяющаяся желанием, каким-то тягучим, безрассудным. Но затем словно она осознавала, что происходит и вновь с мольбой смотрела в самую душу Брюса; казалось, Одри хотела закричать, убрать от себя руки Джокера и заплакать. В её глазах стояли слёзы, но она вытирала их, и очередной поцелуй опьянял её. Брюс закрывал глаза и видел в её глазах страх и ненависть. Она боялась, но хотела этого.

– Что мне делать, Альфред?

Брюс подошёл к окну и посмотрел на улицу. Погода такая же пасмурная, как и душа главы корпорации.

Альфред вздохнул. Брюс посмотрел на него и увидел убитого горем старика. Как бы ни старался Альфред надеть на себя маску спокойствия, но глаза его блестели от слёз, а губы подрагивали.

– Искать в себе силы, мистер Уэйн.

Дворецкий тихо подошёл к Брюсу и положил на подоконник лист бумаги с аккуратно написанным на нём адресом.

– Не дайте ей умереть.