Текст книги "Kriegerlegende I: Состязание оружейников (СИ)"

Автор книги: Astrid Martell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Впереди засветилось белое, невозможно яркое пятнышко, а потом что-то завозилось и зашуршало, и заслонило его собой. Ротгер поднял голову – и увидел два похожих на капельки крови глаза. Вонючий запах мокрой шерсти и гниющего мяса ударил по ноздрям. «Черная стена» прошлого рухнула, и Ротгера окружили яркие картинки воспоминаний. Ну конечно, тот самый раненый варг! Мальчик напал на него, чтобы убить, ведь это был бы его первый подвиг, который покроет его славой. Что было после того, как он ринулся на варга, Ротгер не помнил, но он уже и не боялся, и нескованный страхом рассудок подсказывал, что делать. Ротгер ощупал себя одной рукой и наткнулся на ручку второго топора, для рубки деревьев. Он не видел, но буквально чувствовал варга, и понял, что здесь очень узко, что варг выше его, стоящего на коленках, раза в два, и что сейчас он может прямо нырнуть под брюхо и добить зверюгу. Он уже ясно представил себе лица всех тех дружинников, что насмешливо глядели на него, когда он попросил принять его в дружину. Но он был просто мальчишкой;

Теперь Ротгер воин, достойный всякого уважения. Маленький герой, убивший могучего варга топором дровосека. Тогда Ротгер нырнул вперёд, под брюхо огромного волка, перекатился на спину – и огромные стальные челюсти сдавили его шею невыносимой жгучей болью! Ротгер заорал и забился, шею словно бы рвала тысяча ржавых крюков. Дыхание ушло от него, и он погрузился в вязкую черноту.

Ротгер дёрнулся снова… и ощутил, что лежит на чем-то теплом и рыхлом. Боль резко пропала, и он не мог вспомнить, откуда она взялась, и как он здесь очутился. Он не помнил ничего.

10

Эдан схватился за голову, пытаясь собраться даже не мыслями, а сознанием. Картины пережитого быстро таяли, и вскоре он уже ничего не мог вспомнить, как ни старался. Он помнил только, что была странная, вязкая боль, и что она ушла, оставив после себя только спокойную уверенность в том, что будет дальше.

Полуразрушенный каменный зал с практически отсутствовавшей крышей оканчивался огромной лестницей, уходившей куда-то вниз. Эдан быстро развязал сумку и скрутил небольшой факел, которого могло хватить на час, может, два. Затем Эдан спустился в подземелье, и темнота сомкнулась за его спиной. Здесь, казалось, совсем нет воздуха, и факел Эдана сжигал последний. Мальчик не слышал ничего кроме треска огня. Тусклый свет едва ли освещал гигантский зал, в котором он оказался. Каменные колыбели мертвых героев молчали. Эдан прошелся вдоль их рядов, замечая, что стены и потолок были несколько неровными. Эту комнату, как и лабиринт под ней, о котором говорили городские легенды, вырыли не люди, а кобольды. Люди выгнали их отсюда, и каменные работники спустились на уровень ниже. Первые поселенцы Виндесгардских холмов прогнали отсюда жизнь, чтобы поселить смерть, надеясь, что мертвецы против собственной воли будут защищать своих неблагодарных потомков.

Это могло бы заставить задуматься мудрого человека, но Эдан не был мудрецом. Вместо этого он склонил в почтении голову. «А ведь мне никто не поверит, что я осмелился открыть древний курган и что я был здесь. Даже отец мне не поверит», – промелькнула горькая мысль. В глаза ему бросилась надпись над одной из каменных насыпей. Он пошел дальше, читая похожие надписиодну за другой. Практически все имена здесь были ему знакомы. Он давно фантазировал, что мог бы быть сыном великого героя, или хотя бы доблестного воина, но в роду у него были только хлебопашцы. Никто и не подумает принимать всерьез мальчишку с таким родством. В первую очередь – он сам.

Вдруг взгляд мальчика зацепился за что-то блестящее. Он протянул руку, схватил что-то холодное и понял, что это был кулон. Он поднес его к глазам, чтобы рассмотреть, и тут же пальцы его разжались от неожиданности! Переведя сбившееся дыхание, он присел на корточки и бережно поднял его снова. Это был отлитый из серебра, от времени уже почерневший вороний клюв, принадлежавший Сигурду Убийце Орла. Крепко сжав украшение меж вспотевших пальцев, он прижал его ко лбу и закрыл глаза.

«Как бы я хотел родиться не здесь и не сейчас, и не собой! – подумал он.

Гробницы молчали, и тишина не отвечала на его мысли. Но Эдану казалось, что кто-то наблюдает за ним из темноты, и мысли о прошлом смешались с нереальными фантазиями и настоящими чувствами, обретая форму в маленьком черном клюве древнего кумира.

– Я, сын крестьянина, а ты вышел ко мне из чертогов мертвых и отдал свой тотем, – прошептал Эдан. – Я должен был быть твоим сыном, и если это только возможно, боги льда и земных недр, я желаю изменить свою природу и быть сыном великого воина. И пусть поразит меня мор и умру я в своей постели в агонии, если вновь возьмусь за соху.

И он поднялся и сжал медальон крепче прежнего.

Отчетливый живой шорох не напугал его. Он обернулся, и вот тогда испугался – факел осветил чье-то бледное, истощенное, словно бы гниющее лицо. Лицо это раскрыло щербатый рот, и из темноты выступил не мертвец, но кто-то очень на него похожий. Он остановился на безопасном расстоянии, миролюбиво поднимая руки. Мертвая тишина повисла между ними, и именно в этот момент Эдан почувствовал, что где-то здесь воняет гниющей плотью. Когда мальчик решил, что никакой опасности от этого человека не исходит, он все-таки смог спросить,

– Кто ты и как попал в Хельденгруфт?

Немертвец как-то замялся и будто бы даже смутился.

– Я… имя… не помню. То есть, помню, конечно. Я этот, Шульц, да. Я живу тут.

Эдан молчал, ожидая продолжения.

– Понимаешь, за мной остались кое-какие долги, которые боги мне не простили. Сюда никто не заходит, все боятся, а тут ты пришел, и я вижу, у тебя есть лук, умеешь охотиться, наверное, твоя семья тобой гордиться?

Эдан ничего не мог уловить в бессвязном потоке мыслей, и пока что молча выжидал.

– Как твое имя?

– Скади, – соврал Эдан первое, что пришло ему на ум. Он хорошо помнил, когда и о чем нужно врать незнакомцам.

– Скади, значит. Ты, наверное, пришел за сокровищами, да?

Эдан буквально застыл. А потом разозлился сам на себя за эту немую паузу в мыслях. Сокровища!Это было настолько похоже на что-то из сказки, что Эдан ни на минуту в это не поверит. От него чего-то хотят, чего-то странного или страшного, и нельзя дать себя провести.

– Значит, ты живешь здесь, потому что так хотят боги? – быстро спросил он, зацепившись за одну из сумбурных фраз немертвеца.

– Только боги и несколько людей знают, что тут за сокровище. Такая жалость, что я сам не могу их вынести.

– Если ты будешь уходить от ответов, я не стану тебе ничем помогать.

Говоривший без устали немертвец резко замолчал и не нашелся сразу, что ответить.

– С чего ты взял, что я хочу помощи?

Эдан сделал вид, что собирается уйти.

– Ладно, я расскажу, кто я, только не уходи. Мне правда нужна помощь. Когда я был еще молод, мы с приятелями нанялись одному конунгу, и он сказал, что хочет забрать из этого места одну вещь, корону, которая якобы принадлежала одному из его предков. Я из моих товарищей был самым жалким. Эдакий, знаешь, замухрыш без рода-племени, посредственный воин и ужасный работник. Ну я и подумал, что мне от награды, которую дадут нам за корону, ничего не останется. Меня прельстила мысль, что меня будут считать великим героем, раз я вернусь из гробницы, где погибли такие сильные мужчины. И я их убил здесь. Всех. До единого. Но гробница меня прокляла. Нельзя предавать братьев по оружию в месте, где лежат древние герои. С тех пор я не могу выйти отсюда, а все, кто сюда приходят, просто исчезают – пуф! Ты первый кто зашел. Наверное, ты мое избавление. Что? Ты мне не веришь? Да я очень легко докажу, смотри! – он вдруг сорвался с места и с взбежал на лестницу в светившийся где-то наверху проход. А потом Эдан услышал топот – сзади, – развернулся и увидел, что немертвец бежит к нему прямо с противоположной стороны.

11

Ротгер все вспомнил. Вспомнил раненую бестию, которую он должен, теперь уже должен победить, вспомнил, как рвали его стальные зубы, вспомнил… что он пришел не за этим, что зверь в два раза сильнее его, что варг перекрыл собой выход из логова, в котором неизвестно как оказался мальчик, и что он его теперь не выпустит. Ротгер ощупал руками пространство вокруг себя и обнаружил, что топор все еще был с ним. Хоть это хорошо. Он снова скатился с лежанки, пригнулся к земле и стал аккуратно ползти вперед. Впереди виднелось бледное пятнышко света. Но когда он дрался с варгом, была уже ночь. Он проспал все утро? И варг его не тронул? Раненый волк лежал теперь у самого выхода и грустными глазами глядел на встающее на ясном небе солнце и безмятежные макушки древних елей. Но стоило Ротгеру подкрасться ближе, он тут же встал на пружинистые лапы и грозно зарычал. Ротгер попытался подняться и прокрасться вдоль стены к выходу, но волк встал поперек и преградил путь. Мальчику не выйти. И не победить. Хотя и раненый, зверь был все еще силен, и мальчишка не сможет его зарезать – он переоценил свои силы. Не победить, не выйти. Ротгер снова припал к земле, а волк, внимательно наблюдая за ним, прилег напротив. Странно, почему он его не убивает? Мстит? Ждет, пока Ротгер обессилит, сойдет с ума или умрет от голода? Неужели животное способно мстить? Ротгер посмотрел в кровавые глаза волка и понял: может. Ротгер снова поднялся. У него не оставалось выбора.

«Как, как, побери меня Бездна, я оказался в этой норе?! И почему… почему я до сих пор не умер?»

Варг все еще соблюдал дистанцию, но звериная злость брала свое. Он загонял мальчишку вглубь пещеры снова и снова, пока тот не понял, что больше не может. Но в голове яростно билась одна мысль: «Только я покажу, что устал, и варг добьет меня. Он так издевается». И Ротгер снова брал топор и делал вид, что бросается в атаку.

Да с чего он вообще взял, что справится с тем, с чем не справлялись другие юноши? Что сможет благополучно пройти через лес? Нет, нельзя об этом думать. Он не мог поступить иначе, он не может отступать теперь.

Грудь уже ныла и болела на каждом вздохе, ноги дрожали, натертые древком топора ладони саднило. Варг побеждал. И когда Ротгер, обессиленный и разозленный, снова бросился на волка, а стальные крючья-когти вспороли ему брюхо, и он утонул в зверской боли, он снова проснулся на том же камне.

Ротгер снова выполз вперед и ударил кулаком по земляному полу, почти что у варга под носом

– Ты, злобная и мстительная тварь! Ты ненавидишь людей! Тебя нужно уничтожить!

Он бросился варгу, в этот раз на шею, и все повторилось сначала.

– Я хотел тебя убить, потому что ты варг, а варги уничтожают людей. Тебе не за что меня наказывать. Я не сделал ничего плохого, – говорил Ротгер, каждое слово делая вдох и выдох. Он снова сидел перед варгом, и чувствовал себя дряхлым и разбитым.

Волк только заворчал в ответ.

– И за твою шкуру я заработал бы славу среди других воинов. Потому что мальчик, который может справиться с варгом, наверняка вырастет великим воином. Но я не смог справиться даже с раненым. Я напал на раненого. Решил, что тебя будет легче убить. Какой же я слабак.

Ротгер вдруг замолчал. Потом он нахмурился и опустил голову. Мальчишка внезапно схватил подол своей рубахи и резко оторвал широкую полосу, превращая собственную одежду в клочья. Потом он подполз волку под самое брюхо и стал завязывать. Варг не сопротивлялся. Мельком Ротгер подумал, что сейчас – лучший момент, чтобы ударить, но он больше этого не желал. Перевязав рану, он обнял варга.

– Я не стану великим воином, убив раненое животное. Будем считать это извинениями.

Волк вдруг вскочил на лапы, отбросив мальчишку назад. Потом он развернулся и замер, через плечо поглядывая на Ротгера, и демонстративно занес переднюю лапу в воздух.

– Мне иди за тобой?

Только Ротгер сказал это, варг тут же бросился вперед. Ротгер едва успевал за ним, удивляясь, как больной зверь может так быстро бежать. Наконец они вышли на какую-то утонувшую в хвойном море полянку, посреди которой возвышался…

– Ясень! Бездна меня побери, черный!

Ротгер тут же схватил топор и бросился к дереву. Где-то за час он управился с дровами, но солнце уже садилось, и он решил, что останется в лесу на еще одну ночь. К тому же теперь у него был хороший защитник.

12

– Вот видишь? Это сокровище, эта корона проклята, – продолжал гипнотизировать Эдананемертвец, пока мальчишка пытался осознать увиденное. – Но я знаю, как все решить. Я видел во сне. Я молился об этом и увидел. Видишь, даже для таких как я бывает последняя возможность. Смотри. Нам просто нужно достать эту корону. И вынести ее. Вместе. Ты что, боишься меня? Посмотри, как я ослаб. Ты юный воин, а я всего лишь проклятый жалкий старик, который и воином-то никогда не был. Корона будет твоя. Отнесешь ее тому конунгу. Это к югу отсюда, в Харшстеде. Ты наверняка заслужил ту славу, которую я так хотел, что отнял у своих товарищей жизни.

Эдан на мгновение прикрыл глаза. Все это было уже слишком. Этот странный человек не был похож на человека – скорее на существо, прилетевшее из царства мертвых. В месте, где похоронены великие воины по древнему, неправильному обряду, после того, как Эдан сам просил богов и новом рождении. Слишком странное совпадение. И волшебство, которое он увидел, нельзя было объяснить ничем, что он знал. А что человек врет – так это как раз нормально. Даже боги не способны нарушить естественный порядок вещей.

Он действительно мог бы буквально «родиться» заново. Добыть какое-то там сокровище. Стать знаменитым.

Но что тогда?

Эдан посмотрел в глаза немертвецу. Он будто бы пытался улыбаться. Ссохшиеся руки его дрожали, веко дергалось, волос на сморщенной голове почти не осталось – они редкими грязными клоками свисали надо лбом. Эдан представил себе, как это существо, не обрати боги на него внимание, стало бы первым человеком в Харшстеде, может быть даже мужем конунговой дочери, побратимом будущего правителя. Это существо бы пользовалось всеобщей славой и молвой великого воина… и оставалось бы все тем же гадким существом.

– Я пришел сюда не за короной. Она мне не нужна. Если это все, я пожалуй пойду за тем, что мне действительно нужно, – сказал наконец Эдан, все еще чувствуя предательское сомнение глубоко внутри.

– Постой, постой! Я слышал твой шепот у той стены до того, как подошел. Разве ты не хотел новой жизни?

– Полагаю, новую жизнь надо заслужить. Чем я сейчас и займусь. То, что ты предлагаешь… слишком просто для новой жизни.

– Юноша, прошу, не уходи! Умоляю. Мне так нужна помощь! Я больше не могу тут находиться! Я… да я на колени перед тобой встану. Я живу с невероятной болью, мне так жаль, что я их убил. А ты единственный кто смог сюда войти! Единственный! Освободи меня!

Немертвец бросился к Эдану, и тот понял, что умрет от отвращения, если позволит этому существу прикоснуться к себе. Он мог бы его пожалеть… но отвращение пересилило, и Эдан понял очень четко, что никогда не пожалеет ни его, ни кого-либо другого, не так похожего на нег внешне… А потом до него дошел весь смысл его сумбурных монологов, странных запахов и сказочных совпадений.

– Стой! Ну хорошо. Я помогу тебе, если ты впрямь был со мной честен.

Существо тут же закивало.

– Покажи мне, где лежит корона. Вынесем.

Старик радостно подскочил и повел Эдана в дальний угол, где стояла огромная каменная плита. Немертвец все время пытался держаться сзади и не спускал взгляд с Эдана – у мальчишки аж между лопатками зачесалось.

– Нужно ее приподнять, корона лежит внутри, среди останков. Подними крышку, у меня на это никаких сил нет.

Эдан вздохнул, положил серебряный клюв, который держал все это время в руке, на землю, и взялся за плиту. Но она была слишком тяжелой. Тогда старик взялся со второй стороны, и вместе они смогли приподнять ее. Немертвец вдруг достал какую-то железную палочку и воткнул ее между крышкой и гробом, удерживая ее навесу.И как только старик встал напротив гроба,Эдан тут же прыгнул назад и толкнул мужчину в спину, отправляя в каменный гроб, к праху какого-то воина и действительно сверкавшей на дне короне. А потом он выбил палку и захлопнул каменную крышку. И бросился бежать.

– Что ты сделал!! Ты же сказал, что поможешь!! – кричал старик ему вслед.

– Я сказал, что помогу, если ты будешь со мной честен. А ты заслужил свое наказание!

Нужно было как можно скорее найти вход в тоннели – крышка не задержит старика надолго.Эдан слышал, как она скрипит – старик обманул его и про свое бессилие. И тут Эдан почувствовал, что рука у него неестественно пуста. Он забыл клюв! Эдан остановился и посмотрел на гроб.Пока он будет искать клюв в пыли, немертвец уже вылезет.

– Забери хотя бы эту проклятую корону! Сам! – кричал старик. Плита над ним скрипела, но пока не поддавалась. – Боги привели тебя за ней! Ты единственный, кто смог сюда зайти! Единственный!

Эдан вернулся. Крышка гроба уже немного приоткрылась, и оттуда показалась сухая рука, сжимавшая корону.

– Давай, просто забери, – сипел голос, протягивая ему золотой обруч сквозь щель. – Только ты смог сюда войти, в этот курган. Эта корона принадлежит тебе. Ты все видел, я правда не могу выйти, я правда проклят.

Эдан сглотнул. Это было так просто. Он правда все видел сам. Да! Он все видел сам!

– Постой, – Эдан склонился над гробом. – Скажи. Ты хотел бы вернуться?

– Больше всего на свете!

– Ты понимаешь, какую подлость совершил?

– Я каждый день молю богов простить меня! Я очень виноват! Если бы только был шанс выбраться! Да, ты прав, я ел детей, которые сюда приходили! Они все были тупые, жадные и тщеславные, такие же, как я в твоем возрасте! Я всем им говорил то же, что и тебе. И у меня не было выбора! Я так хочу выйти и начать новую жизнь, и только ты можешь мне помочь. Ты… ты не поверил мне. Ты и впрямь особенный.

– Хорошо. Давай я тебя выпущу. Мне не нужна корона.

Они снова стали поднимать крышку гроба вместе. Голова старика показалась над гробом.

– Постой, палку возьму, так неудобно.

Подняв сбитую палочку, Эдан, недолго думая, воткнул ее старику прямо в глаз. Он заорал, свалился обратно в гроб, и упавшая обратно крышка придавила его нависшую над краем руку. Он орал все громче и громче, но вскоре вопли сменились хрипами и бульканьями и совсем утихли. Эдан внимательно прислушался: дыхания не было. Зато появилась жуткая, неестественная даже для человека вонь! И вот тогда мальчишка шумно выдохнул, пытаясь сдержать накатившую враз тошноту, и принялся искать клюв, задержав дыхание.

– Очень хорошая сказка. У тебя было много лет, чтобы продумать детали. Я почти поверил, – бормотал он, копаясь в пыли.– Только не надо было мне рассказывать про то, какой я, дескать, избранный-единственный, что прошел в этот курган. Я очень хорошо понимаю разницу между тем, чтобы мечтать быть великим героем и тем, чтобы на самом деле им быть. –Эдан наконец нашел клюв и схватил его. – Может, ты и впрямь раскаялся. Вот только так рисковать собой я не мог, уж извини.

Эдан спустился в пещеры под курганом, и вскоре, где-то после часа охоты аккуратно вылез через тоннель наружу, навстречу холодному черному небу, таща за собой привязанного за крепкие веревки мертвого кобольда. На грани тишины он услышал, как хрустнула где-то рядом еловая лапка, и взглянул наверх. Ворон – тот же самый, Эдан ыл уверен – снова сидел над ним и также внимательно на него глядел.

– Я свое испытание прошел, – сказал ему Эдан. Ворон в ответ щелкнул клювом. – Только солнце уже почти село, а мне нужно срочно в город, пока кобольд еще свежий.

Ворон снова щелкнул клювом, а потом сорвался с ветки, сделал несколько кругов над мальчишкой и точно так же кругами полетел вперед, куда-то к востоку. Эдан пошел за ним. Когда ворон вывел его из лесу на дорогу, уже взошла луна. Лунный свет превращал снег в сталь, а где-то в конце дороги Эдана ждал город.

Часть 2

1

Мир превратился в борьбу жара с холодом: бежать от горна к занесенному снегом колодцу, набирать ледяной воды – и снова бросаться в пекло кузницы; просыпаться на обледенелом чердаке кузнецовой хаты и нестись к печи, где выплавляется непревзойденная сталь; варить на жаровне пшеничную кашу – и отправляться с котлом на мороз, во двор, где хозяин по утру расчищает дорогу; бегать по зимнему городу, в протертых до дыр ботинках по ледяным камням в поисках масла, чтобы кузнец опустил в него накаленный меч – и вновь истекать потом, подавая инструменты, раздувая мехами огонь, нося дрова и уголь.

А с заходом солнца, после плотного ужина, мальчишки падали на свои лежанки и долго-долго, несколько мгновений глядели в потолок и мечтали о том, как сделают свои собственные мечи и отправятся в свой первый поход.

И даже в ночном танце снежинок, в узорном морозе на окне, в раскаленном угольном жаре мерещился им образ воителя, каким каждый мечтал быть.

В дни безделья, бывало, и Эдан, и Ротгер ходили на площадь. Когда декабрь подходил к концу, в один из редких свободных вечеров случилось что-то странное: на улицах начался беспорядок, люди бежали в разные стороны, кто-то кричал что-то несуразное, и в воздухе отчетливо пахло паникой. Вскоре показался воевода. Он забрался на крышу одного из домов и проорал громким, привыкшим к боевым командам голосом:

– Люди! Отправляйтесь все к рынку, живо! Сейчас придет конунг!

Ни Гунтер, ни Вилфрид не обратили на приказ никакого внимания. Но вот мальчишек дважды просить не пришлось. Когда все собрались на площади, и шум немного утих, несколько дружинников притащили вместе огромный ящик, на который взобрался конунг. Когда он убедился, что все его хорошо слышат, он прокричал:

– Жители Виндесгарда и окрестных деревень! Как вам уже известно, на острове Дорнгартен к югу отсюда появилось чудовище. Оно похищает людей, портит наш урожай и создает ужасные метели. Моя славная дружина завтра отправляется в поход на Дорнгартен, и мы будем рады любой сторонней помощи. Всем, кто может держать оружие, сообщаю: за поддержку дружины вас ждет награда золотом либо любая другая, какую попросите – в мерах разумного, конечно же. Теперь расходитесь по домам и не волнуйтесь, стены нас защищают от любой бестии!

Эдан никак не выказал чувств. Поняв, что конунг сказал все, он спокойно отправился домой, к Вилфриду.

Ротгер бежал к хате Гунтера со всех ног, уже прикидывая мысленно, взять ему с собой в поход копье или меч.

– Нет, Эдан, я тебя не отпускаю. Ты еще не воин, ты даже не кузнец и не подмастерье. Ты молокосос, и тебя прибьют свои же, в горячке боя не заметив твое существование. Твое время еще не пришло. Имей терпение, – сказал Вилфрид и принялся доедать свой ужин-Эдан оторвал его прямо от еды. – Это – не последняя задница, которая происходит с этим городом, уж поверь моим годам.

Эдан ничего не ответил, но глаза у него потухли. Вилфрид, обычно равнодушный, вдруг сказал на это:

– Чтобы ты не очень расстраивался, завтра я поставлю тебя за наковальню. Научу делать хвостовики. Хочешь? Поверь мне, прежде чем бороться со всякими чудищами, надо уметь делать хвостовики. Потому как сломается хвостовик – и все, слопали. Ну, иди спать.

– Ротгер, у нас был уговор. Ты никуда не пойдешь, пока не станешь мастером. Твои чувства я понимаю, но – звиняй. Ты толковый парень, не хочу, чтоб ты погиб. Кто еще ко мне из Удельвальда бы вернулся, ха-ха-ха. Самое сложное для людей– это не чудовища, а их собственные страхи.

Гунтер удивительно быстро менялся настроением, и суровый тон у него легко превращался в утробный хохот.

– Мастер, это вы к чему?

– Да к тому, что в Удельвальде нет варгов. Я еще никого ни разу, ха-ха – вытирая выступившую от смеха слезинку, стал объяснять мастер, – не посылал к волкам. Их там просто нет! А никто не возвращался ко мне! – и он снова расхохотался.

– Но я видел одного! Он… он вывел меня из лесу, – возразил Ротгер, ощутив что-то вроде обиды. Мастер ему не верил! Почему?

– И часто ты встречаешь таких человечных варгов? Ты, когда в лесу был, не заметил разве эдакий алый вьюнок на стволах сосен?

– Да. Заметил. Но варги…

– Это ядовитое растение, которое вызывает у людей мороки своими испарениями. Ты видел как бы сон наяву. Тебе приморочилось то, что ты ожидал увидеть – страшный злой варг. Кто-то первый сказал, что видел в Удельвальдеварга, и все, понеслось. Варги всем теперь мерещатся. Лес как лес, а то теперь – У-у-удельвальд! А их там и не было никогда!

– Но это… все объясняет. Все.

– Ну раз тебе это все объяснило, то послушайся меня и с бестией и иди спать. Твое время еще придет.

Еще один вечер, такой же, как и весь прошедший месяц, встретил Эдана. Ротгер уставился в потолок ненавидящим взглядом, думая о том, что он мог бы рискнуть всем и сбежать. «Нет, – подумал Эдан. – Если я сбегу, могу все потерять, и мастера тоже, и тогда я не смогу выковать свой меч и стать воином». «Поэтому нужно спать», – решил Ротгер и повернулся на бок.

«Когда же придет мое время?».

А когда занялась заря, и до дома кузнеца дошли злые вести: из похода на Дорнгартен не вернулся никто.

2

– Мастер, почему дружинники погибли? – начал разговор Эдан, пока кузнец растапливал горн. Все ставни в кузнице были плотно закрыты, чтобы свет не мешал следить за цветом раскаленного железа, и кузнечный горн напоминал просыпающееся жерло вулкана.

– Что стоишь, добавь еще угля сверху. Нам нужен горн, а не костер.

Вилфрид даже не глядел на своего ученика, как обычно, полностью отдаваясь работе.

– Я всегда думал, – продолжил Эдан, вернувшись с охапкой угольков, – что в дружину берут сильнейших. А они не справились с каким-то чудовищем. А конунг вообще не отправился на этот остров. Теперь сидит в своем доме и рыдает о погибшем старшем сыне.

– Ты слишком хорошо думаешь о людях, парень, – ответил Вилфрид. – Все, пока хватит. Хватай вон те заготовки и тащи бревна. Да нет, дурак, ты взял две железных. Сейчас я покажу тебе, как сварить железо и сталь. Люди, они как мечи: либо твердые и хрупкие, либо гибкие и податливые, либо с мягкой сердцевиной и жесткими лезвиями. Я предпочитаю последние.

– Людей?

– Мечи. Дружинники конунга ничем не отличаются от крестьян, среди которых ты вырос. И это хорошо. Если б все были великими воинами, войну было бы невозможно вести, а если б все были великими кузнецами, никто бы не ковал кухонные ножи.

– Но вы же… великий кузнец.

– Ну я же – не все. Вот три куска металла. Нужно вложить железный между стальными. Меч – это не нож. Нож в бою погнется, а задача меча – защищать хозяина. Поэтому его нужно делать из особого сплава. Возьми этот пирог клещами и закопай поглубже в горне. И держи так

– А мне не нравятся люди с мягкой сердцевиной и жесткими лезвиями.

– Жди, пока металл не пожелтеет. Самые дорогие мечи делаются не так, но у людей обычно нет денег, чтобы их покупать, так что я сделал такой лишь однажды, только для себя.

От жара и яркого света у Эдана слезились глаза, но он даже не обращал на это внимание. Периодически он проверял, раскалились ли бруски, и пытался понять, говорят они с мастером о мечах или о людях.

– Человек не меч, – сказал Эдан. – Меч – слуга, раб. Человек сам за себя решает.

– Чушь. Вот сейчас проглядишь мне сварку, пережаришь и испортишь хороший материал. Желтое? Доставай! На наковальню, быстро. Будешь держать заготовку.

Кузнец взялся двумя рукамикувалду и принялся резко и сильно отбивать раскаленный трехслойный металл. От ударов полетели искры, и Эдан застонал от боли.

– Дурак, я же сказал тебе еще с утра обмотать предплечья мокрыми тряпками! Терпи теперь, я работу останавливать не буду.

Эдан сжал зубы. Ему стало стыдно, и он решил смотреть только на металл. Тот постепенно остывал, становясь оранжевым. Кузня казалась ему небеосным или подземным миром, закрытым и далеким от мира земного, и конунг, погибшие воины, бестия и пропавшие люди оставались где-то очень далеко и никак не трогали их реальность, где они были вдвоем.

Так прошел примерно год. Горе конунга понемногу утихло, но на следующий декабрь снова стали исчезать люди. Ни в какой поход никто больше не собирался. Вместо этого одним декабрьским утром на площади появился глашатай. Он, как конунг год назад, взобрался на большой ящик и проорал:

– Конунг Виндесгарда просит помощи у всех, кто способен держать оружие в руках! На острове Дорнгартен завелось чудовище, которое крадет людей, портит урожай и вызывает ужасные метели! Тот, кто убьет бестию и принесет ее голову, получит мешок золота, земельный надел и младшую дочь конунга в жены!

Ротгер слушал глашатая и вдруг заметил, что кто-то другой, на той стороне площади, кто-то его возраста и в такой же одежде, как и он сам, так же внимательно слушает объявление. Потом этот кто-то опустил голову и встретился взглядом с Ротгером.

3

Со времен смерти старшего наследника Виндесгарда прошло два года. Глашатай все так же неизменно приходил каждую зиму и предлагал награду за бестию. Конунг собрал новую дружину, и теперь им не хватало оружия: старое давно заржавело, а все хорошее унесли с собой погибшие на Дорнгартене воины. Поэтому конунг решил объявить, как было и раньше, состязание оружейников, победитель которого станет ковать мечи для новых воинов. Все люди знали, что выиграет его либо Гунтер, либо Вилфрид, если, конечно, не найдется оружейника талантливее их обоих. Но на состязание всегда съезжались кузнецы со всех ближайших деревень. До начала оставалась всего неделя, и Гунтер и Вилфрид отправились закупаться лучшими материалами, оставив хозяйство на своих учеников. Ротгер и Эдан встречались за все время друг с другом всего дважды: на рыночной площади во время выступлений глашатая. И когда они встретились в третий раз, то одному из них пришла в голову хорошая идея и он нашел другого. Воспользовавшись отсутствием мастеров, они откопали какие-то старые, не проданные и потому давно отупевшие и заржавевшие мечи и стали встречаться каждый вечер в глухом переулке, чтобы тренироваться.

В самый канун состязания должна была начаться ярмарка. На праздник приезжали не только кузнецы с учениками, но и простые вольные крестьяне – ведь оружие публично демонстрировали и проверяли в потешном бою, так что трактирщики и торговцы зарабатывали в это время огромные деньги. Когда старый Скади из Вальдендорфа приехал в город еще за неделю до ярмарки, он уже с трудом мог найти свободную в дни праздника кровать в трактире и место на городском складе под товар.

За четыре дня до соревнования Вилфрид и Гунтер закончили работу над своими мечами и отпустили учеников отдохнуть – последние дни были особенно напряженными. Ротгер не удержался от того, чтобы пойти на ярмарку, и мастер даже дал ему несколько медяков, чтобы парень мог наесться и напиться всласть. Эдан же попросил мастера научить его писать, и только ближе к вечеру, когда он выпачканной в саже палочкой выводил на деревянном подоконнике руны, в его окно постучался забравшийся на крышу кузницы Ротгер.