Текст книги "О ведьмах, демонах и черных дырах (СИ)"
Автор книги: ash_rainbow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Часть первая ==========
Что делать потомственной ведьме в пятом поколении из приличной интеллигентной семьи, если ее позорно вышибли из Института Чародейства и Ведьмовства? Причём не просто вышибли, а внесли в чёрный список ведьм, с ограничением в лицензии на использование магических средств. Которую вышибли с помпой: скандалом, истерикой и фейерверками. Правильно, искать подработку.
На самом деле моё положение было не такое уж и безнадежное. Я всегда могла вернуться домой: бабушка, конечно, пару дней побушевала бы, но потом приняла бы тот факт, что внучка, которая некогда подавала особые надежды на светлое будущее именитого рода, так унизительно призналась в собственной профнепригодности.
К тому же у меня осталась моя лицензия, пусть и с ограничением. Хуже было бы, если бы за мои художества лицензию бы совсем отобрали. Тогда верхом моих возможностей было бы предсказание судьбы по чаинкам и чревовещание. Но каким-то, совершенно невероятным образом, лицензию мне решили сохранить, поэтому я все ещё могу практиковать.
Только что я буду делать? Ведьме с неоконченным высшим образованием открыто куда как меньше путей для дальнейшего развития. И, стыдно признаться, я никогда и не думала, чем заниматься, если вдруг случится невозможное, и магия станет для меня недоступной.
Меня с детства растили как будущую наследницу именитого ведьминского рода. У матери я – единственный ребенок, но при этом у меня три тетки, у каждой из которой минимум двое детей. И все девочки. В нашей семье, как в «Зачарованных», уже пять поколений подряд рождаются одни девочки, что очень расстраивает мужскую половину семьи и безумно радует женскую. Наши способности переходят именно по женской линии, и чем больше в семье ведьм, тем авторитетнее она в магических кругах. А уж от недостатка плодовитости семья Платоновых не страдала никогда. Только вот моя мать подкачала, воспроизведя на свет исключительно меня.
Учитывая все вышеперечисленное, бабушка решила, что следующей главой рода стану я, а не одна из моих многочисленных старших двоюродных сестер. Она разглядела во мне – подумать даже страшно – потенциал! Поэтому пока счастливицы-сестры гуляли в лесу и загорали на солнышке, я зубрила рецепты зелий и магические слова под неусыпным контролем бабушки. Именно я летала с ней на все слеты и шабаши, едва научилась управлять собственным помелом, именно я ложилась спать на закате, чтобы в четыре часа утра идти с бабушкой в поле собирать рассветную росу для чар невидимости.
И тут такая неожиданность. Меня, внучку самой Таяны Платоновой, отчисляют из Института без права восстановления! Не знаю, как ректорат ИЧВ сумел выдержать натиск разъяренной старой ведьмы, но им это удалось. По крайней мере Институт остался стоять на своем месте, хотя ректор и выглядел потрепанным, а волосы директрисы отделения Ведьмовства преждевременно обзавелись благородными сединами. Проставляя печать на мою лицензию, она с совершенно особым рвением надавливала на хрупкую канцелярскую печатку, представляя, видимо, как одним движением уничтожает все мои мечты и надежды. Хотя, возможно, именно из-за бабушки мою лицензию и оставили. Ректор был ее давним знакомым, который, по слухам, был когда-то несчастно и безнадежно в нее влюблен.
Да вот толку-то с такой лицензии!
Нет, можно, конечно, жить и без нее. У нас половина ведьм в стране так живет. Другое дело, что живут они в глубинке, где чар, сложнее наговоров, и зелий от упыриных укусов и не нужно. Они развивают свои силы точно также, как это делали их бабки и прабабки, и пользуются одними и теми же заклинаниями из домашних собраний. Как-то бабушка возила меня на шабаш таких вот, нелицензированных ведьм. Они втридорога продавали друг другу стандартные заговоры от неурожая и колорадских жуков с периодическими авторскими добавлениями, уверяя, что вот в их деревне урожай такой, что можно уродившейся морковкой завалить всех зайцев планеты. Вот только меня такая судьба не прельщала. Мне, такой образованной и цивилизованной, ехать куда-нибудь в глушь? И чем я там буду заниматься? Канализацию опытным путем изобретать? Нет уж, увольте.
Получение лицензии на ведьмовство было делом сугубо добровольным. Единственное, что затрудняло весь этот процесс —необходимость сдачи экзамена. А как его сдать, если учишься по книгам, которые были написаны лет за двести до твоего рождения? Несмотря на расхожие взгляды о традиционности и преемственности ведьм, магия, как и любая наука, постоянно развивается. Совершенствуются рецепты чар и зелий, начертательная и рунная магия изменяется в соответствии с изменениями в обществе. А с появлением смартфонов и смайликов усовершенствовалась и система связи. А при вызове демона теперь вполне можно рисовать «эмодзи». Вот только вероятность ответа демона на призыв в этом случае небольшая. Демоны – жуткие консерваторы.
Для получения простой ведьминской лицензии нужно сдать Первый экзамен. Как правило, его ведьмы сдают лет в четырнадцать. К нему должны готовить члены семьи, обучая юную ведьму азам магического искусства. И вот на руках юного дарования оказываются два документа, которые свидетельствуют о том, что это дарование не просто так занимает место в обществе: паспорт и первая лицензия на ведьмовство. Если предназначение паспорта четырнадцатилетнему ребенку до сих пор мне остается не ясна, то преимущество обладания лицензией на лицо. Во-первых, можно поступать в любое образовательное заведение, где обучают с целью сдать экзамен на среднее магическое образование, во-вторых, открывается доступ к книгам и знаниям, которые прежде были закрыты.
Ведь лицензия – это не просто заламинированная бумажка в красивой папочке. Лицензия – это своего рода допуск, проставляемый на ауру ведьмы. Чем больше допусков, тем большие возможности открываются перед ведьмой. Хочешь, демонов вызываешь. Хочешь, открываешь проход в другое измерение. Хочешь, поднимаешь город со дна моря и переименовываешь его в свою честь.
Когда первый шок от отчисления прошел, я догадалась взглянуть по-внимательнее на свою собственную многострадальную лицензию. По окончании Института я рассчитывала стать дипломированной ведьмой с высшим магическим образованием и работать на Совет Ведьм и Чародеев в отделе продвижения магической науки. Теперь на этом можно было ставить большой и жирный крест. Кладбищенский, для верности. Туда отбирали лучших студентов выпуска, закончивших Институт с отличием. Мне, с моей ограниченной лицензией ход туда был закрыт.
Но это не значило, что я больше не могла делать вообще ничего. То ли в ректорате напутали, то ли бабушка моя постаралась, но в моей лицензии значилось, что я ведьма с неоконченным высшим образованием. То есть мое положение было где-то между специалистом своего профиля и самоуверенным выпускником колледжа для ведьм и чародеев. Следовательно, на работу мечты можно было уже не рассчитывать, но и перебиваться случайным заработком мне не грозило.
Песец подкрался незаметно. В моем случае – буквально. При Институте Чародейства и Ведьмовства содержалось общежитие для ведьм, которые не могли каждое утро выползать из кроваток ни свет ни заря, чтобы донести свои драгоценные тушки до промасленных котлов и задымленных лабораторий. Словом, для таких ведьм, как я. Общежитие было большое, магическим образом расширенное, и находилось оно ориентировочно на Чистопрудном бульваре. Почему ориентировочно? Потому что общежитие размерами весь район Чистых Прудов превосходило раза в два, поэтому сопоставить физическую карту с магической было иногда слегка сложно.
На каждом этаже общежития был свой комендант – существо, как правило, высоких нравственных и моральных устоев. На моем этаже им был голубой песец. Когда-то он был простым вольным животным, резвившимся на просторах лесотундры за Северным полярным кругом. А потом ему посчастливилось (или не посчастливилось, это как посмотреть) попасть под экспериментальные чары местной группы исследователей, которые выясняли энергопроходимость местного льда. Одна ошибка за другой, несколько пролитых склянок с зельями… С тех пор у песца обрелся человеческий разум и небольшие зачатки стихийной магии, а у нашего этажа – комендант по кличке Сенька.
– Платонова, – раздалось где-то в районе моего левого колена как раз в тот момент, когда я в порыве самоуничижения разглядывала висящие на стене награды. – Ты в курсе, что уже три часа, как вычеркнута из списков проживающих в общежитии?
Я не вздрогнула, даже не вскрикнула. За четыре года я к этим внезапным появлениям Сеньки привыкла. Тем более что у нас с ним отношения были стабильно нейтральные, ведь я клятвенно пообещала в комнате эксперименты не ставить.
– Как – вычеркнута? – А вот к этому я была совершенно не готова. – По Регламенту же на выселение дается двое суток с момента отчисления!
Умные желтоватые глаза Сеньки сочувствующе мигнули.
– Приказ на тебя поступил, с немедленным выселением. Ох и взбесила ты их, Платонова, – голос Сеньки звучал удивительно натурально, будто не его пасть открывалась, а человеческий рот с человеческими связками. Видимо, те случайные чары не только разум ему передали.
Ноги вчерашней надежды ведьмовского будущего подкосились, и я рухнула на пружинистую кровать, всколыхнув листы конспектов, разбросанные по покрывалу в трагическом хаосе.
– Сегодня, так и быть, живи еще, – произнес песец, покачивая хвостом из стороны в сторону, – но к утру чтобы съехала. Завтра еженедельная проверка отчетности, сама понимаешь, – Сенька дернул ухом за отсутствием других конечностей, которыми периодически хотелось пожать или развести. Все-таки нелегко ему было со своим родным телом.
– Спасибо, Сень, – растроганно пробормотала я. Ведь если в ректорате узнают, что песец уклоняется от исполнения обязанностей, его и наказать могут. Как минимум – наложить ограничительные чары. Как максимум – стереть человеческий разум и отправить обратно за полярный круг. При этом, конечно, и разум животного пострадает, поэтому это – крайние меры. Но как способ устрашения вполне действенные.
Песец снова взмахнул хвостом, на этот раз грациозно и медленно, и вышел из комнаты, просочившись сквозь стену, не потрудившись воспользоваться таким бесполезным изобретением, как дверь.
Делать нечего, нужно думать, как жить дальше.
Домой вернуться я не могу. Этого мое и без того потоптанное чувство собственного достоинства не выдержит. Ладно, бабушка, так меня же тетки заедят! Они и так на мою мать косо смотрели всегда из-за того, что та не хотела заводить больше детей, а после того, как бабушка указала перстом выбора на меня, в них начала буйными ростками виться типичная зависть. В их оправдание могу только сказать, что мои старшие сестры действительно одаренней меня, хотя бабушке, конечно, видней.
К друзьям податься тоже не получится. Они либо точно также жили в общежитии, либо жили на территории своего клана, а там чужакам не рады. Приехала я как-то в гости к знакомому перевертышу. Планировала остаться на все выходные, а в итоге сбежала, пригнув голову, через три часа. Перевертыши, в отличие от своих собратьев, оборотней, отличались очень вздорным характером и взрывным темпераментом, из-за чего их численность постоянно и неумолимо росла. А еще они предпочитали жить единым кланом, куда входили не только близкие родственники, но и родня уровня седьмая вода на киселе. А у меня с собой взрывоопасные ингредиенты и ядовитые растения.
Весь вечер и всю ночь я, в компании однокурсников и соседей, провела за тяжелыми размышлениями над дальнейшими перспективами. Со стороны это было больше похоже на прощальную попойку с последующим разгулом одаренной молодежи и планомерным уничтожением казенного имущества, но это только со стороны. Например, громить фонтан в холле мы стали тогда, когда Демитрий – бойкий парнишка-ведьмак – предложил спросить у наяд, не сдают ли они комнаты в своем доме на набережной. Наяды, среди ночи вызванные через упомянутый фонтан, во взбудораженных пьяных воплях не поняли, кто, зачем и почему хочет попасть в их дом, поэтому послали всю толпу в будуар морской царицы. Логически вытекающим ответом стал разбитый фонтан и небольшое наводнение.
К утру в моей опухшей и залитой по самые веки зельем против похмелья голове созрел план. Денег, отложенных во время обучения, хватало на два месяца при условии проживания в какой-нибудь скромной однокомнатной квартирке на окраине Москвы и питания гречкой на воде. Как раз похудеть надо было бы… За это время я планировала найти если не работу, то хотя бы подработку, желательно связанную с ведьмовством. Официанткой в кафе или уборщицей в офис идти не хотелось, не зря же я столько лет училась, пусть моя ведьмовская лицензия в глазах смертных была простой радужно-переливающейся бумажкой.
Вещей за четыре года набралось не так уж и много. Больше всего места занимала одежда, которая набилась в полтора чемодана. Учебники мне пришлось сдать обратно в библиотеку, а своих оказалось до стыдного мало: два расширенных рецептника с зельями, демонская энциклопедия, подаренная застенчивым аспирантом, заменявшим у нас занятия по демонологии, да несколько учебников по ведьмовству, оставленных мне предыдущей соседкой. Хорошо, что конспекты у меня отобрать не догадались. Я была хорошей студенткой и тщательно конспектировала все лекции и семинары, поэтому практически все учебники с первого курса у меня сохранились в формате кратких выжимок. Но мне этого вполне хватало. Остальные вещи отправились в зачарованный саквояж, подаренный мамой на совершеннолетие. Снаружи он походил на обыкновенный старомодный саквояж, но внутри он был безразмерным, и при желании туда можно было запихнуть целый симфонический оркестр с хором мальчиков в придачу. Один был подвох у этой замечательной вещи: вес предметов сохранялся и суммировался. Именно поэтому к саквояжу были приделаны колесики от роликов, державшиеся на честном слове и клеевых чарах.
Утро встретило меня холодно и неприветливо. Выйдя из ворот общежития и попав прямиком на Чистопрудный бульвар, я, кажется, довела стаю голубей, мирно на нем пасшихся, до сердечного приступа. Идти было некуда. До открытия местных кафе было еще несколько часов, а идти неизвестно куда с двумя чемоданами и неподъемным саквояжем, честно говоря, не хотелось. А вот спать хотелось безумно.
После недолгого обследования территории местом временного обиталища была выбрана наиболее чистая скамейка. Сложив вещи аккуратной кучкой и подкрепив эту конструкцию чарами, я взяла с земли длинную крепкую палку и начертила вокруг скамейки круг, стараясь, чтобы палка ни на мгновение не открывалась от земли. Нарисовав в центре круга руну невидимости, я, подумав, добавила руну тревожности и неотложных забот. Теперь, если кто-то подойдет к скамейке, он внезапно вспомнит, что забыл выключить дома плиту или оставил ребенка в магазине, и убежит, так и не водрузив свое седалище на мое ложе.
========== Часть вторая ==========
– Ярка! Платонова! – раздался громогласный вопль над моим ухом. – Ты, что ли?
Обладателем громкого голоса оказался мой давний знакомый, а если точнее, то давний знакомый бабушки. Это был высокий и внушительный мужчина неопределенного возраста. Весь его облик отличала чрезвычайно буйная растительность, которая покрывала не только его крепкую голову, но и могучую грудь, и мощные руки. Голос у него был низкий, с рычащими нотками, но оно и не мудрено: медведи-оборотни, проведшие так много времени, как он, в облике медведя, еще и не так говорят.
Звали его, будто нарочно, Потап Палыч. Он был одним из первых бабушкиных учеников еще в ту пору, когда она преподавала в ИЧВ. Бабушке было тогда лет двадцать с небольшим хвостиком, а ему двадцать без хвостика. С тех пор их связывала прочная, хотя и со своими сколами, дружба. Потап Палыч знал всех трех мужей бабушки, часто оставался нянчиться с мамиными сестрами, когда бабушке надо было лететь на шабаш, а какое-то время вообще жил у нас. Потап Палыч имел и свою семью, но, ведомый собственными инстинктами, предпочитал иногда отдохнуть и впасть в уединение. Какое именно уединение он находил в нашем сумасшедшем доме, я не знаю, но оно ему помогало: спустя пару недель он возвращался домой, свежий и отдохнувший.
Инцидент, после которого он обзавелся повышенной косматостью и рычащим голосом, произошел лет двадцать назад. Он путешествовал по северным просторам и наткнулся на брошенных медвежат. Уже позже он узнал, что их мать застрелили на охоте, но тогда он долго оставался с ними и ждал, пока она придет, а когда этого не случилось, Потап Палыч сознательно прожил в облике медведя почти полтора года, наблюдая за своими подопечными и выслеживая охотников. Это не могло пройти бесследно.
Он, что примечательно, обладал тремя высшими образованиями: двумя магическими и одним обычным, смертным. По магическим образованиям он был исследователем-испытателем и историком, а по смертному еще и археологом. Знаю, высшее образование в человеке не главное, но у меня это тема сильно за последний месяц наболевшая.
Крышу над головой я нашла себе довольно быстро: всего пара ночевок под открытым небом и я была согласна даже на обыкновенное общежитие смертных. Оказалось, что московские цены даже со скидками «для своих» моему студенческому карману не потянуть. Мама несколько раз порывалась помочь, но эти попытки были мягко, но решительно пресечены. Сама делов натворила, сама и буду из них выпутываться.
Конечно, в общежитии смертных было тесновато, да и работать над образцами зелий и чар я не могла, зато можно было не беспокоиться за вещи. А разрисовав дверь комнаты изнутри всевозможными охранительными рунами, я даже почувствовала, что жизнь не так плоха, как показалось сначала.
Устроившись на новом месте и организовав соседям коллективный провал в памяти, когда они явились знакомиться и случайно наткнулись на мое помело, которое очень не любит, когда на прутья метелки наступают, я стала печатать резюме и рассылать их везде, где были вакансии. Несколько раз мне даже присылали ответного голубка, клюнув на знакомую фамилию, но стоило мне явиться под их очи, как шансов на более-менее нормальную работу у меня не оставалось. Ректорат явно постарался. Так, мне предлагали либо бесплатную стажировку, либо работу на общественных началах, после которой меня возможно (читай, ни за что) возьмут в штат. Ага, нашли наивную девочку.
Но время шло, а денег все не прибавлялось. Наоборот, они как-то слишком стремительно утекали сквозь пальцы. Уже неделю спустя истратился бюджет на месяц, а три недели спустя я уже всерьез подумывала о том, чтобы начать показывать карточные фокусы за деньги. Другого источника доходов все равно предвидеться не могло.
Если бы у меня была нормальная лицензия, пусть даже не высшего ведьмовского уровня, я могла бы заняться предпринимательством и продавать зелья и чары. Открыть собственный магазинчик да химичить по-тихому. Но в ректорате и это предвидели. Один из пунктов в длинном списке ограничений был на коммерческую реализацию собственных изделий, так как без соответствующего разрешения я не могла получить личный знак качества, а без него вся торговля считается контрафактом и карается законом. Будущее, облаченное в белую пижаму и с антимагическим ошейником на шее, меня не прельщало.
Чем ближе было полное опустошение кошелька, тем роднее становилась мысль податься на милость семьи. Теток переживу, бабушка за месяц должна была уже остыть, а самоуважение… Оно у меня, кажется, уже и без того атрофировалась за ненадобностью. Поживу какое-то время дома, а там, глядишь, найду чем заняться. К тому же новость о подпаленном носе ректора со временем забудется и через пару годиков уже будет никому не интересна, а там, может быть, и ректор ИЧВ сменится, и можно будет попробовать восстановиться на учебе… Вдруг простят?
Перед финальным аккордом моего грандиозного провала как состоятельной и независимой ведьмы я решила гульнуть. С нынешним бюджетом «гульнуть» значило пойти в какое-нибудь кафе для смертных, заказать себе кофе с тортиком и наложить на чашку чары бездонности. Главное, потом не забыть их снять, иначе официанты сильно удивятся.
Потап Палыч увидел меня именно в тот момент, когда я, помешивая деревянной палочкой кофе, соскребала остатки торта с тарелочки. Не дожидаясь приглашения, Потап Палыч опустил себя в соседний стул и стал радостно расспрашивать меня об учебе.
– Вы что же, не слышали еще? – уныло поинтересовалась я, отставляя тарелочку в сторону. – Исключили меня из Института. Насовсем.
– Да ну тебя! – глаза Потапа Палыча едва ли не выпали из орбит и уставились на меня в неподдельном ужасе. – А что Таяна?
– А что Таяна, – я пожала плечами. – Устроила ректору скандал, но ушла несолоно хлебавши. Не устраивать же ей войну с Советом из-за одной нерадивой внучки.
– Ты нос-то не вешай, – Потап Палыч покосился на чашку, которая несколько секунд назад была пустой. Теперь в ней по самые края плескался ароматный дымящийся кофе. – Лицензию же у тебя не отобрали?
Упомянутая виновница всех моих страданий лежала сложенной в кармане пуховика, висящего на крючке у стены. За ее сохранность я не переживала. Еще на стадии производства лицензию зачаровывали так, чтобы она всегда возвращалась хозяину.
– Не отобрали, но поставили ограничение. Я же теперь почти ничего не могу! – душа поэта, поправка, юной ведьмы, не выдержала, и в покорном примирении с судьбой пробежала трещина. Косматая голова Потапа Палыча склонилась на бок, внимательно слушая. – Торговать не могу, на работу устроиться не могу. В экспериментаторы меня теперь не возьмут, столько лет учебы – и все коту под хвост! – мой голос стал подавать первые признаки истерики, то и дело порываясь сорваться в ультразвук. В носу запершило, а глаза подозрительно защипало.
Потап Палыч протянул руку и похлопал меня по плечу ладонью-лопатой, едва не сбросив при этом со стула.
– Хватит сопли пускать, – пробасил он. – Лучше расскажи, за что тебя выгнали.
– Да а что толку-то? – Мимо прошла официантка, которая час назад принесла мой заказ и подозрительно покосилась на чашку, которая все еще была полна. Но предъявить ей было нечего, поэтому, бросив еще более подозрительный взгляд на Потапа Палыча, она ушла прочь, шушукаться с коллегами у кассы.
– Ты сначала расскажи, а там посмотрим. Один мой знакомый ищет себе помощников, но… – начал было медведь-оборотень, но оборвался и прищурил на меня темные глаза. – Ты, конечно, девка неплохая, да и бабушка твоя… Но всякое бывает, поэтому, не обессудь.
Поникшая душа воспрянула так, будто ей сделали внутримышечный энерджайзером. Хотя надежд еще никаких не было, но слова Палыча о знакомом и помощниках сработали получше иного пинка под мягкое место.
– Ну, ничего особенного в сущности и не случилось, – произнесла я, чувствуя, как предательски виновато звучит собственный голос. – Препод по летучим смесям вскользь оборонил на занятии, что если смешать взрыв-траву и серную настойку, то можно получить одно из мощнейших взрывательных зелий.
– Вам он, конечно, экспериментировать с ним запретил, – подал голос Потап Палыч.
– А вот и нет! – обида в голосе слышалась даже невооруженным… ухом. – У меня допуск был до лаборатории и разрешение на опыты! Я несколько дней исследовала их свойства и придумала, как усилить воздействие, подкрепив смесь вытяжкой из полуденной тени и семян папоротника. И полученный состав надо было протестировать.
Моей вины тут правда не было. Я по всем правилам забронировала себе Полигон, оформила разрешение в секретариате на проведение взрывных работ, даже спецоборудование взяла: комбинезон из кожи лавовой саламандры и очки с антибликовым покрытием. Я совершила только одну ошибку: когда я вошла в свой сектор Полигона, я надела наушники и включила музыку, за которой не услышала объявления о том, что нужно немедленно прекратить все опыты, так как на Полигоне происходит внеочередная ректорская проверка. Я, движимая любовью к науке, спряталась за баррикадами, отсчитала до десяти и активировала зелье. На мою беду именно этот момент выбрал ректор, все семеро его заместителей и несколько основных попечителей Института, чтобы войти…
Приложило их знатно. Помимо того, что всех поголовно оглушило и впечатало в стену взрывной волной, троих попечителей сильно ударило о разбросанные вокруг баррикады, в двух заместителей ректора попали осколки от склянки, а сам ректор лишился волос, ресниц и бровей. Я уже молчу про бороду. Больших повреждений не произошло только потому, что реакция ректора, натренированная десятилетиями практики, была также остра, как и его некогда прямой нос. Он успел поставить защитный контур, который поглотил большую часть взрыва, но моя наработка оказалась настолько мощной, что пробила защитную стену четвертого уровня. Если бы не ректор, то я бы в этом кафе вряд ли сидела еще ближайшие лет пятьдесят.
После того, как попечители сумели самостоятельно встать с больничных коек, а ректор отрастил себе растительность обратно, инцидент был классифицирован как покушение на жизнь и здоровье. Наверно, этому способствовал мой победный вопль, раздавшийся сразу после взрыва, и дикий хохот, вырвавшийся при виде проверочной делегации. А, ну, и еще я отказалась извиняться перед попечителями.
– М-да, – протянул Потап Палыч, – ну и кашу ты заварила.
– А ведь все было во имя науки, Потап Палыч! – вздохнула я и опустила голову на подставленный локоть. – Я ведь с этим зельем хотела грант выиграть, уже даже документы начала готовить… А теперь ни гранта, ни Института, ни работы.
Повисло молчание, в течение которого бабушкин друг переваривал услышанное, а я печально размышляла над своей ситуацией. Ведь меня действительно несправедливо обвинили. В конце концов, я же студентка, с меня должны быть взятки гладки. А то, что я объявления не услышала – так ведь с каждым может случиться! Наушники с плеером, правда, на Полигон вносить запрещено, но и это можно списать на случайность. Просто я попала под горячую руку.
Ректор, может быть, еще бы и сжалился над нерадивой экспериментаторшей и отделался бы наложением на меня штрафа за порчу имущества или выдал бы приказ о принудительных общественных работах без применения магии. Но на мою беду все это видели попечители, а они люди серьезные. К тому же один из пострадавших – любимый сын одной из заседающих в Совете ведьм. Может быть, если бы сразу извинилась… И почему я так не вовремя вспомнила о нашей фамильной гордости?
– Вот что, – произнес Потап Палыч, усиленно морща лоб. – Ты, Ярка, сама думай и решай, да и бабке твоей это точно не понравится, но мне кажется, тебе это подойдет. – Мужчина залез рукой во внутренний карман и стал сосредоточенно там рыться. – Работа, конечно, не без опасностей, но тебе они будут явно по плечу. Раз уж ты ректора лично на тот свет чуть не отправила, – на косматом и заросшем лице Потапа Палыча промелькнула усмешка. Он, наконец, вытащил руку из-за пазухи с белой карточкой в пальцах. Он протянул эту карточку мне.
Карточка была белой, немного шершавой, сделанной из обычного плотного картона. Никаких магических свойств в карточке не было, и спустя неприлично долгое время до меня дошло, что карточка была ни чем иным как визиткой. «АСП – Агентство Скорой Помощи», – гласила одна сторона. На другой был выбит адрес.
– Я их предупрежу, что тебе карточку дал, а ты, Ярка, думай, – произнес Потап Палыч. – Работа, конечно, не совсем такая, к какой ты всю жизнь готовилась, но кто его знает, вдруг тебе понравится?
– А с чем эта работа вообще связана? – спросила я, вертя в пальцах визитку и так, и этак. Даже быстро чарами проявления скрытого просканировала, но и они ничего не дали. По версии белых искорок, сорвавшихся с моих пальцев, я держала в руке обыкновенный кусок бумаги, который рядом с магией даже в состоянии дерева не рос.
– Прости, но сказать не могу, обещал, – покачал головой Потап Палыч. – Товарищ мой и так по голове не погладит за то, что я тебя к ним отправил.
– Так может и не стоит мне к ним идти?
Потап Палыч только отмахнулся, чем основательно взбудоражил официанток, снующих вокруг. Они, кажется, решили, что у нас тут потасовка.
– Да нет, ты не подумай чего. Товарищ мой хоть и смурной, и характер у него не из легких, но мужик он хороший, да и задумка дельная… Все, больше не скажу, и не умаливай, – решительно кашлянул Потап Палыч. Его взгляд упал на часы, циферблат которых с трудом виднелся на его запястье. – Ну я и засиделся с тобой, Ярка. Пойду я, а то обеденный перерыв уже кончается. Таяне привет!
Потап Палыч ушел, потрепав меня напоследок по голове, а я все смотрела на белую карточку. Вопросов было в миллион раз больше, чем ответов. Да и вообще, подозрительно как-то все это звучит!.. Какое-то агентство, да еще и тайное. Да еще и бабушке моей это точно не понравится. В душе взыграл наследственный дух авантюризма. Чуть ниже души взыграл желудок, отказывающийся продолжать питаться гречкой и энергией вселенной.
Ну как тут отказаться!
========== Часть третья ==========
На звонок домофона никто не отзывался. Ни на первый, ни на второй, ни на третий, усиленный ругательствами и пинками по железной двери. Что характерно, на пинки не отозвался также и охранник, которого было видно в соседнем окне. Он флегматично листал газетку, периодически почесывая нос. На мои вопли охранник не обращал ровным счетом никакого внимания. Ну и не надо. Тем более что я заметила то, что сначала скрылось от моих проницательных глаз: на кнопке с названием Агентства была нацарапана руна отведения глаз, больше со стороны похожая на след от ключей, чем на рисунок. Тем не менее, это был он. Значит, я пришла туда, куда надо. Осталось только преодолеть тяжелую металлическую дверь.
Была бы я тяжелоатлетом, я бы эту дверь просто снесла. Или если бы знала, как без последствий для металла снять дверь с петель. В моем арсенале была только едкая настойка кислотной ряби, которую я носила с собой всегда, когда выходила за пределы Института. Одна капля настойки могла прожечь лист железа толщиной в несколько миллиметров, так что пузырек мог справиться с чем угодно. Правда, не думаю, что этот загадочный товарищ Потапа Палыча обрадуется, если я оставлю его без двери. Можно было попробовать применить руну-отмычку, которая действовала практически на все простые и не очень замки, но нарисовать руну на двери было нечем: маркер скользил на поверхности металла, не оставляя следов, а прокалывать палец и устраивать кровавые ритуалы мне не хотелось по эстетическим причинам.
