Текст книги "Беслан"

Автор книги: Artofwar.ru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Бомбы стали взрываться. Заложники побежали из здания. После этого ситуация стала неконтролируемой.

Между тем в здание школы пропустили наконец посторонних – депутата Госдумы Арсена Фадзаева и его многочисленных помощников

(по-моему, добровольных). Потом на красном Mitsubishi Pajero приехал министр образования Андрей Фурсенко. Он вышел где-то через полчаса.

Вид у него был такой, что я тогда даже не стал подходить к нему. Но вечером мы поговорили. Он говорил очень сбивчиво:

– Я еще в госпитале потом был, там лежат дети раненые, вы были в госпитале? Мы должны все сделать для них, мы должны хоть что-то…

Вы знаете старую притчу про морскую звезду? Ну, там был шторм, и на берег выбросило очень много морских звезд, а один старик ходил и собирал их, его спросили, зачем он это делает, тут же их тысячи, а он ответил, что надо сделать хоть что-то, хоть для одной… Я, может быть, неудачный пример привел. Но как-то хочется объяснить, что мы должны для них очень стараться, для всех, у нас есть центр в

"Орленке" реабилитационный, мы становимся профессионалами в этом деле, к сожалению.

Спасатели продолжали выносить тела. Спасатели были одеты по-разному: одни в синюю форму и белые каски, в респираторах, другие

– в разноцветные майки, а лица были обмотаны полотенцами. Запах доносился и до нас. Белобрысый солдат-омоновец только что вышел из спортзала, встал в оцепление и рассказывал своим товарищам:

– Там, короче, такой тесак лежит, как сабля! И что они им делали?

Он говорил, что в школе есть места, куда еще вообще не заходили спасатели.

– Нашли гранату только что неразорвавшуюся. Там много гранат таких.

– Ты знаешь,– спросил я его,– что говорят люди за оцеплением?

Они думают, их не пускают потому, что в подвале остались какие-то люди.

– Да нет там никого уже часа полтора,– сказал этот парень. Вынесли всех и упаковали.

Из машины "скорой помощи" вышли два сотрудника МЧС. У одного была перевязана рука, у другого голова. Они прошли за оцепление, а через несколько минут буквально выбежали. За ними гнался их коллега:

– Я вас на койки положу! Вчера без сознания лежал, а сегодня опять пришел! Стойте!

Но больные уже скрылись в соседних гаражах. Я увидел Анзора

Маргиева, дядю пропавшей Эльвиры. Он прошел той же дорогой, что и я.

До спортзала ему осталось 50 метров. И он хотел их пройти. Я сказал ему, что, наверное, уже поздно, многих вынесли и занесли уже в рефрижераторы – от школы отходил уже второй. Он с тоской посмотрел на рефрижератор:

– А как же мы ее теперь найдем? Вы не знаете, куда идет этот рефрижератор? – обратился он к солдату из оцепления.

– Куда надо,– ответил тот.

Он сказал, похоже, больше, чем мог.

Прокурорский позор

Площадь перед зданием ДК была заполнена журналистами и жителями Беслана. Встреча с властями должна была начаться уже четверть часа назад.

– Вы что, фотографировать нас сюда пришли? – кричали осетины журналистам, которые и в самом деле отчаянно снимали их сверху, с крыльца.– Уберите камеры, разобьем все к чертовой матери! Из-за вас боевики озверели! Зачем вы передавали, что в школе 354 человека?! Их же больше тысячи! Они же заложникам из-за вас сказали, что раз передают, что их 354, то, значит, и будет 354! Уходите отсюда!

– К нам вообще, что ли, никто не придет? – тихо говорила молодая осетинка.– Они в своем уме?

В руках она держала школьную тетрадку, в которую была вложена большая фотография ее десятилетней дочери.

В это время толпа колыхнулась в сторону оцепления. Истошно закричала женщина, потом еще одна.

– Там кого-то раздавили! – охнули рядом со мной.

Подойдя вплотную к оцеплению, люди застыли на месте. На земле сидела, закрыв глаза и обхватив голову руками, пожилая осетинка. Она стонала и раскачивалась из стороны в сторону. Лицо у нее было бледным, просто белым, в крупных каплях пота.

– Три внука у нее в школе погибли,– говорили люди в толпе.– И один без вести пропал. Она ждала, что ей скажут, где он. Но, видно, сил у нее больше не осталось ждать.

Зарыдали еще две женщины, их на руках вынесли из толпы и посадили на деревянные ящики. На крыльце так пока и не появился никто из тех, кого ждали. Люди не уходили, словно надеясь на чудо.

За три дня они привыкли ждать чуда на этой площади. И чудо произошло. В половине второго дня на крыльце ДК появился прокурор

Северной Осетии Александр Бигулов.

– В настоящее время на территории школы продолжается осмотр места происшествия,– сказал он.– Продолжаются оперативно-розыскные мероприятия.

– Пошел ты! – крикнули ему из толпы.– Там наши дети!

Он сделал вид, что не услышал.

– Вход на территорию школы запрещен. Списки погибших и раненых уточняются. Это все, что в моей компетенции и что я вам могу сказать.

И он пошел с крыльца.

– Негодяй! – кричали ему снизу, но не трогали.

– У меня девочка пропала! – крикнула одна женщина.– Как ее найти? Как нам их всех найти?!

– Приходите ко мне, поговорим,– ответил он через плечо.

– А телефон твой, гад?! – простонала она ему в спину.

Прокурор вышел из толпы, огляделся и озабоченно спросил одного из своих помощников:

– У вас вода есть? Только холодная.

– Холодной, кажется, нет,– упавшим голосом ответил ему помощник.

– Плохо,– покачал головой прокурор.– Стоял там как мудак.

Информация наверх

Я проверенной дорогой вернулся к школе. Там уже работала тяжелая техника. Людей во дворе стало больше. Я увидел, что ко входу идут несколько человек в гражданском и, пристроившись к ним (они не обратили на меня вообще никакого внимания), без труда прошел за ворота. Экскаватор собирал мусор, вынесенный из спортзала. В самом спортзале было более или менее чисто. Под ногами был сгоревший пол.

На стенах, иссеченных осколками, много спортивных лестниц.

Обгоревшие баскетбольные корзины, уцелевшие мячи. Зал показался мне очень маленьким, поразительно маленьким. Я не мог понять, как тут могли три дня находиться больше тысячи человек. Запах был просто нестерпимым. Спасатели спокойно работали, разбирая актовый зал и столовую. Они считали, что там тоже могут быть люди. Во двор опять въехал рефрижератор, и до сих пор лежавшие на асфальте трупы стали загружать в него. Многие черные мешки только казались большими.

Спасатели поднимали их как пушинку. В них были трупы детей. Метрах в сорока за небольшой пристройкой на асфальте, со стороны железной дороги, лежали трупы боевиков. Почти все в мешках. Но два лица были открыты. Одному в рот засунули десятирублевую купюру. Другому засовывать было некуда: полголовы у него было снесено. Спасатели равнодушно проходили мимо трупов, а осетины, в основном прокурорские работники и солдаты из оцепления, плевали на них. А некоторые стояли и смотрели долго и внимательно, словно запоминали.

В какой-то момент прокурорские подвели к трупам двух человек.

Один был худой и маленький, в джинсах, на удивление чистых, и футболке; другой высокий, в грязном и рваном спортивном костюме.

Лица их были замотаны майками с прорезями для глаз. Милиционеры держали этих людей за руки.

Прокурорские начали опознание. Оба что-то оживленно забормотали, показывая на трупы. Причем делали они это как-то странно, нашептывая свои показания следователям на ухо, словно боялись, что их услышит кто-нибудь еще.

– Дайте их нам! – услышали мы истошный крик из толпы, которая стояла на железнодорожной насыпи за оцеплением. Как-то люди разглядели, что тут происходит. Следователь посмотрел на пленных и отрицательно покачал головой; как мне показалось, с сожалением.

– Дайте нам! – опять крикнули из толпы.

Тогда следователь громко крикнул в ответ:

– Не могу!

Пленных увели.

Метрах в тридцати от входа в спортзал были свалены вещи боевиков. Рядом стояла "Газель" с надписью "Прокуратура России". Из большого обгоревшего рюкзака следователь достал кеды, потом маленькую толстую книжку.

– Так, записывай: брошюра с синей обложкой с надписями на арабском языке… А это что за шарики? – следователь вытащил пакетик с золотистыми шариками.– Экстази какой-нибудь, что ли? Ну ладно, разберемся. Эх, запаслись они, етит твою мать.

Принесли еще носилки, наполненные вещами боевиков, и свалили рядом (как-то успевали же их сортировать). Следователь поглядел на эту гору вещей с тоской. Метрах в десяти от него на травке сидели еще несколько человек. Двоим, правда, на моих глазах принесли стулья.

– Ну давайте считать,– сказал один.– Надо наверх информацию давать. На самый верх.

– Ну а что? На эту минуту все ясно. 224 плюс 18 тех, кого выбросили из окна, они лежат отдельно, плюс 79 вчерашних. Сколько получается? 328? Ну и плюс четыре мешка с фрагментами тел.

– Нет, 321. Но еще плюс в больницах тела лежат. И 28 негодяев этих.

– Нет, негодяев 26. Но их не надо плюсовать. А вот выброшенных не 18, а 21, по-моему.

– Сколько из окна выбросили, срочно уточните! 18? А боевиков вы вместе с их бабами считаете?

– Конечно, вместе.

– Ну вот и все пока. Звоните наверх!

– Так мы же не знаем, сколько в больничных моргах.

– Да это не наше дело. Давай, звони!

Тут к этим людям подошел спасатель и сказал:

– Там еще одного боевика нашли. Идите, заберите его.

Но его уже несли на носилках к остальным его боевым товарищам и сгрузили рядом с ними на асфальт. Вокруг сразу собралась толпа из спасателей и следователей. Я тоже хотел было подойти, но раздумал: очень уж интересным был разговор у людей на траве.

– Говорят, кто-то ушел? – спросил один следователь другого.

– Ушел,– подтвердил тот.– Они черный верх снимали, под ним была гражданская одежда, они в ней и уходили. Но далеко не могли уйти… я надеюсь. Местности не знают.

– Такси могли взять,– сказал другой следователь.

– Такси? – переспросил тот.– С оружием?! Ну да, могли.

– Кто вообще знает, какие у них сообщники и где? Мент, которого они привезли на машине, говорят, на самом деле с ними заодно был, сопровождал их.

Тут они наконец обратили на меня внимание. Мне было пора.

Скорая беспомощность

Вечером на стенах ДК появились наконец списки раненых. Люди напряженно изучали их, перечитывали по много раз, и даже когда стемнело, всматривались в эти листочки. Рядом посадили на всякий случай женщину-врача. Мне казалось, эта женщина, сидевшая на стуле, вот-вот заснет и сползет с него.

– А что, разве можно им чем-нибудь помочь сейчас? – спросил я ее.

– Ну… можно хотя бы загрузить их лекарствами. На некоторое время поможет.

– А потом?

– Потом они все равно придут в себя.

Она закрыла глаза.

– Слушайте,– сказал я,– по-моему, вам тоже нужна помощь.

– Да,– устало согласилась она.– А вам разве не нужна?

Мертвая вода

На следующий день в Беслане были первые похороны. Во второй половине дня я шел по городу, как по кладбищу: казалось, рыдания слышатся из каждого дома. Очень тихо было в школе. Вчера вход в нее был уже свободным. В центре спортзала на стульях стояли свечи и открытые двухлитровые пластиковые бутылки с минеральной водой, пять бутылок. В нескольких пластиковых стаканчиках тоже была вода. Рядом лежали цветы и стояла мягкая детская игрушка, желтый слоник с поднятым хоботом. Цветы были везде: на подоконниках, в классах, в коридорах. Там же, на подоконниках, было много женских туфель и детских сандалий. Стояла просто мертвая тишина. Люди боялись даже шаркнуть ненароком. На второй этаж вели две лестницы в разных концах здания. Школа была довольно большая. В классах валялись тетради, книги, учебники, разбитые магнитофоны, пластинки, рефераты. В кабинете русского языка и природоведения на стене висела табличка:

"Сигнал тревоги 4 звонка! Немедленный выход к двери, кабинеты 1, 2,

3, 4, 5". Висела "Карта промышленности СССР, 1928-1978 гг.". На подоконнике стояли пробитые пулями глобусы. И цветы, и детские игрушки. В другом кабинете я увидел доску почета. На ней под надписью "Умники и умницы" были десять фотографий школьников и школьниц младших и средних классов. Еще четыре снимка кто-то вытащил. Под доской почета тоже лежала гора цветов. И я понял, что вытащили фотографии тех, кто остался жив. Пошел дождь, он быстро перешел в ливень, и я подумал, что свечи в спортзале, в котором не было крыши, погаснут. Но люди уже накрыли их зонтами и стояли рядом, держа их над стульями. Соседний спортзал, коммерческий, про который рассказывал Анзор, оказался совсем маленьким. На полу стояли гири, лежали гантели, валялись поваленные тренажеры. В стене, как и говорил Анзор, была не очень большая брешь. В нее мог протиснуться человек. Стена была широкая, в пять кирпичей. Рядом был туалет. Из крана лилась вода. Она затопила уже весь пол в душевой. Я мог бы закрыть кран. Но я понимал, что это мог бы сделать и любой на моем месте, если бы хотел. Никто не хотел. Кран открыли по той же причине, по какой поставили на стулья бутылки с минеральной водой.

АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ, Беслан

Консул /2004/09/06 11:10/

Корреспонденты газеты "Известия" утверждают, что начало штурма здания школы в Беслане спровоцировала стрельба, а не взрывы.

Официальная информация о том, что сначала в школе прозвучал взрыв, а затем началась стрельба, перешедшая в яростный бой, которую подтверждают в том числе и бывшие заложники, оказалась под сомнением. Корреспонденты "Известий" утверждают, что в 13.10 они находились вблизи от школы и хорошо слышали, что никакого взрыва сначала не было, а была автоматная стрельба, все более интенсивная.

И только спустя минуту прозвучал взрыв. Стрельбу, как они полагают, открыли люди из оцепления, например, местные ополченцы. А боевики стали стрелять в сотрудников МЧС, которые пришли забрать трупы заложников. Уцелевшие спасатели также утверждают, что взрыву предшествовала стрельба. В то же время газета Время новостей пишет о том, что бойцы групп "Альфа" и "Вымпел" к моменту вынужденной атаки они даже не поделили между собой секторы ответственности.

Высокопоставленный представитель ФСБ рассказал времени новостей, что огневые точки бойцам пришлось искать на ходу, одновременно вынося на руках раненных.

Добавим, что в ФСБ считают, что у боевиков была группа поддержки, которая прикрывала их огнем снаружи здания.

‹http://artofwar.ru/w/woronin_a_j›Воронин Анатолий

Яковлевич ‹http://artofwar.ru/w/woronin_a_j› /2004/09/06 11:27/

›› /715.Trasher/

››› /714.Воронин Анатолий Яковлевич/

››А чему удивляться, если сам ВВП аж на третий день только разродился, после того, когда уже все кончилось.

›

›А вы бы хотели, чтобы он выступил с угрозами в адрес боевиков, когда они детей держали в школе? Чтобы их взбесить? Вы часом не шутите?

Ага! А боевики специально сидели в школе у телевизора и ждали чего там скажет Президент и только после этого собирались минировать ту самую школу. Не порите чушь. Боевикам было все по херу, что там скажет ВВП. А вот народ ждал его слов. А вместо этого, увидел растерянного человека, который ничего путного, окромя общих фраз, о том что надо укреплять армию и органы, так ничего и не сказал. Во всех нормальных странах президенты уже в первые часы трагедии обращаются к нации и говорят всю правду о происшедшем. Но видно, мы не совсем нормальная страна, поэтому с нами так и обращаются.

Теперь, насчет спецуры. Где вы из предыдущих моих постов вычитали, что во всем виновата именно спецура? Было сказано всего лишь о сходности сценариев по двум трагедиям, по вопросу

"избавления" от свидетелей. А уж кто там делал "контрольные" выстрелы и были ли они вообще, это уже не нам судить. Я знаю только одно, что тем штабом командовал генерал Валерий Андреев. А что это за человек, мне не понаслышке известно еще за бытность его работы в

Астраханском УФСБ. В Осетию он приехал совсем недавно, за второй генеральской звездой. Меня едва не вырвало, когда я услышал с какой легкостью и игривостью в голосе, он давал интервью журналистам в тот трагический день и, в каком тоне говорил он о потерях спецуры.

Отсюда и все выводы, что была обычная растерянность и банальный бардак в голове, присущий в таком случае "кабинетным" военноначальникам. А ведь именно он, прятавшийся от корреспондентов все предыдущие дни, одним из первых набрался наглости обвинить спецуру в том, что их действия были спонтанными и несогласованными со штабом. Видимо, в первую очередь о своей заднице беспокоился.

Спрос то, все равно какой-то должен же быть. Так, на кой хер нужны такие штабы, если какой-то ополченец в открытую, перед телекамерой, заявляет, что "они"??, не позволять штурмовать школу? Сколько раз нужно наступить на одни и те же грабли, чтобы наконец понять, что делается что-то не то и не так? Это я всё к тому, что "боевики", при максимуме наносимого ими ущерба "федералам", еще и умудряются прорваться через многочисленные заслоны и кордоны.

Консул /2004/09/06 11:34/

Я эти дни занимался тем, что читал разные политические сайты

Интернета. Знаю, что туда пишет много сумасшедших, но другого градусника для измерения температуры общества у нас больше нет – ТВ дает только информацию, рекламу и фильмы. Значит, остался Интернет.

Все-таки туда пишут люди, имеющие вход в Интернет и интересующиеся политикой.Так вот – жуткая картина. Истеричная, "бабья" брань в адрес чеченцев и "муслей", визгливые крики "сожжем-перережем", параноидальные рассуждения об "американском заговоре", проклятия, почему-то в адрес Грузии, много обвинений российской власти. Чем больше читаешь, тем тошнее. Почему? Чего ты, собственно, ждешь? И постепенно я понял, чего я жду и не могу найти – МУЖСКОЙ, ВЗРОСЛОЙ позиции. Мужества – нет.Наполеон говорил: "Храбрые в минуту опасности краснеют, трусы – бледнеют". Американцы 11 сентября побагровели, испанцы, после терактов в Мадриде, побелели. А мы? А мы не побелели, не покраснели. Потому что мы по-прежнему ни черта не поняли. Не поняли, ЧТО ныне лежит на весах и ЧТО совершается ныне.

Поэтому ничего на наших мирных часах и не пробило.Мы не поняли, что речь не идет – ни об "акте отчаяния" несчастных чеченцев, потерявших родных и близких; ни о вылазке наемных террористов; ни даже о безумии фанатиков-шахидов. То есть все это, может быть, и имеет место – но у каждого солдата армии, воюющей с другой страной, свои мотивы, и они никому не интересны. Интересно же другое: идет война – или не идет война? И если идет, то какова ее цель? Так вот, война, по моему глубокому убеждению, – идет. Цель войны – разрушение этого государства, довершение геополитического разлома, начавшегося в

1989-1991 годах. Цель войны – далее слом, "долом" нашей русской культуры, того самого "великого русского слова". Метод же войны прост – не покорять огромными армиями, а ударить в слабую точку, и русский колосс на глиняных ногах рухнет и рассыплется сам. Как уже не раз бывало в истории России (Смутное время, 1917, 1991). И как очень может быть сейчас – потому что мы необыкновенно слабы сегодня.

Если дело обстоит так, то для спасения государства, страны и культуры, для того, чтобы найти симметричный ответ на этот вызов, нужны три вещи.Объединить народ перед общей опасностью.Указать врага.

Создать сильное государство, беспощадно вырезав из его тела гниль.

Это очень трудно – но кто сказал, что должно быть легко?

Итак, КТО НАШ ВРАГ? "Силы зла" – это из "Ночного дозора", а у нас, увы, суровая реальность. Итак – КТО? В том же Интернете видна страшная сумятица в мозгах: дикая смесь чеченцев, "международных исламистов", американцев, "пятой колонны" (в которой объединены торговцы с рынка, чиновники, евреи-либералы-демократы). Весь этот винегрет описывается одной фразой: "разруха не в сортирах, а в головах". Причем разруха до такой степени, что "крыша течет".

Американцы? Но, насколько я понимаю, своих экономических и политических целей в России они вполне успешно достигают экономическими и политическими средствами. Больше того – распад ядерной державы им, мягко говоря, невыгоден. Если после распада СССР ракетно-ядерное оружие осталось у России, то к кому оно попало бы после распада России?Чеченцы? Но даже если представить, что "все чеченцы" воюют с Россией – а это, очевидно, СОВЕРШЕННО НЕ ТАК – они не могли бы ставить себе целью распад, развал, уничтожение России.

Несопоставимы масштабы.Международный исламский терроризм? Да, это сегодня – единственная сила, которой и по плечу ставить задачи

ТАКОГО МАСШТАБА и ВПОЛНЕ ОСОЗНАННО их ставить. Потому что, если ваша цель – "весь мир насилия (христианско-буржуазного) разрушить до основанья, а затем…", то начинать надо со слабого звена. И есть все основания считать Россию таким звеном. И бить это звено – бить беспощадно, надеясь, что оно сломается не столько от внешней силы, сколько от внутренней слабости. И здесь мы переходим от "врагов внешних" к "врагам внутренним"."Пятая колонна". Я сторонник либеральной демократии, твердо знающий, что в России с этой игрушкой надо быть очень осторожным. В 1917-м ее введение закончилось глобальной катастрофой. В 1991-м закончилось – с моей точки зрения – благополучно, но, увы, еще не вечер. Вполне возможен второй акт – когда ослабленная (демократией? Да, в том числе – и демократией!)

Россия потонет. Поэтому демократия – хорошо, но просвещенный авторитарный строй – реально. Сегодня только он по нашему климату, нам по плечу. Сильный. Авторитарный. Просвещенный. Полицейское государство? Да. Только с пристойной, жесткой, неподкупной и не слишком хамской полицией. Ограничения свободы слова? Да. Если они идут на пользу самосохранению, сохранению того самого "великого русского слова".Есть у нас все это? Риторический вопрос. Осетинская

"Герника", весь этот страшный хаос из мечущихся родителей, детей, местной милиции, бандитов, суперспецназа, все эти порванные кольца окружения, весь этот 10-часовой бой доброй тысячи (а наверное, куда больше!) милиции против не то 26, не то 36 бандитов – вот ясный ответ на этот вопрос.Кто же тут виноват? Журналисты?

Торговцы-азербайджанцы? Защитники прав "чеченских бандитов"? Но, простите – их никого там не было…

Я не защищаю свой цех. Есть честные, а есть наемные журналисты, которые действительно вольно или почти бессознательно исповедуют принцип "чем хуже – тем лучше", болеют не "за" кого-то, а обязательно против власти. Считаю, правда, что и они имеют право на существование, но, бесспорно, в условиях исключительных они приносят вред. И катастрофу 1917 года во многом подготовили они – либеральные и безответственные журналисты и события 1991 года (которые по-прежнему считаю благом для страны) тоже, в еще большей степени подготовили они (мы!). Но сегодня – не 1916, не 1990. Сегодня на ТВ просто нет никакой "бесовщины либеральной журналистики". Но отсутствие "бесов", увы, что-то слабо помогает бороться с террором – я имею в виду моральную мобилизацию людей на эту борьбу. Нет и

"вредных", "разлагающих" политических партий, нет и "смущающих умы" их лидеров. И справедливо, что нет – эти люди блестяще показали свое волевое и интеллектуальное убожество. Обанкротились – поделом,

"умерла – так умерла". Но и на них не спишешь очевидные слабости и проколы хотя бы тех самых "правоохранительных органов".

Гниль – в самом стволе государства. Нет страха. Нет чувства чести и долга. Есть только голый расчет. Я, разумеется, не говорю про всех – есть много честных чиновников в штатском и в мундире. Но не они, увы, задают тон. А личный корыстный расчет в соединении с гарантированной безответственностью – это не "полицейское государство". Это, скорее, уж "воровское государство". Такое государство всегда будет считаться слабым звеном. Его и будут бить – бить за слабость, бить, надеясь добить. Причем надо иметь в виду, что те, кто с нами воюет, по крайней мере неподкупны – поскольку одушевлены своей большой идеей.

Воля. Воля президента – только она может изменить эту ситуацию. Изменить – опираться на поддержку народа. В русском народе чувство опасности всегда пробуждало огромные, необъятные силы

(проходила опасность – уходили и силы). Но для этого надо народ РАЗБУДИТЬ.

Леонид Радзиховский.

Консул /2004/09/06 11:39/

Штурм школы N1 в Беслане – это первая спецоперация, которой руководили не спецслужбы.Еще никогда раньше оперативным штабом не руководил глава региона, в которой случился теракт. В Беслане же непосредственным руководителем штаба был даже не президент Дзасохов, а председатель парламента республики Мамсуров.Федеральный центр дистанцировался от участия в событиях в осетинском городе. Когда в

2000 году в поселке Лазаревское под Сочи несколько местных бандитов захватили заложников, на место выехали и руководили штабом два высокопоставленных офицера спецслужб – заместитель директора ФСБ, начальник департамента по борьбе с терроризмом Угрюмов (ныне покойный) и замминистра МВД Козлов.Но у нас нет сведений о том, чтобы в Беслан выезжал нынешний начальник департамента по борьбе с терроризмом Александр Жданьков. Несмотря на то что в Беслан приезжал шеф ФСБ Патрушев, разработкой операции должен был заниматься именно начальник 'контртеррористического' главка.Кроме того, в Беслан не были командированы воинские подразделения. От армии в городе работала только разведрота. При том, что по всем законам проведения таких операций на месте должен был быть создан периметр безопасности, за который не могут проникнуть ни местные жители, ни журналисты. Это необходимое условие проведения успешных операций, иначе неизбежна утечка информации.Этот периметр создавали в Сочи, его держали на 'Норд-Осте', а в Беслане он превратился в фикцию.

Здесь оцепление держали бойцы местного ОМОНа и ополчения. Они не только не препятствовали проходу гражданских за оцепление, а даже проводили журналистов на позиции. Правда, у них были причины для этого.За день до штурма ополченцы провели нас на свой пост – зону прямой видимости школы. 'Снимайте, снимайте. До вас тут только

'Альфа' была, а мы хотим, чтобы все это видели, – один из них показал нам на трупы, выброшенные из окон. – А то уже врут, что заложников четыреста. Мы тут все выросли и все, кто вокруг живет, в эту школу ходили. Их тут тысяча с лишним'.В Москве как будто поняли, что конфликт местный и лучше решать его местными силами.

Действительно, даже те, кто боролся с террористами в самом Беслане, утверждают, что след международных террористов найти здесь сложно.

По некоторым сведениям, группой боевиков руководил Магомед Евлоев по кличке Магас – ингуш и бывший охранник Руслана Аушева. Он принимал участие во вторжении боевиков в Ингушетию и теперь, видимо, хотел освободить попавших в плен террористов. Среди его подручных был

28-летний Анатолий Ходов, осетин; утверждают, что он тоже участвовал в ингушских событиях.

Все три дня террористы фактически не вели переговоров, не выдвигали никаких политических требований, не требовали, чтобы к ним пустили журналистов, как это бывает обычно. Да и официальная версия начала штурма (будто одни боевики хотели, убив спасателей МЧС, вырваться из школы, а другие стали им препятствовать) оснований не лишена – судя по тому, что в школе перед штурмом уже царил полный хаос. По одной из версий, первые два взрыва – это подрыв двух шахидок в зале. Воспользовавшись ситуацией, из спортзала побежали дети, за ними внутрь кинулись местные жители, и штурм стал неизбежен.

Бойцы 'Альфы' оказались к такому развитию ситуации не готовы.

По нашим данным, в результате штурма погиб один сотрудник 'Альфы' и ранены четверо. Альфовец погиб, поскольку был без бронежилета – пуля попала под сердце. Никто из них не предполагал, что штурм начнется в пятницу: бойцы в этот день просто занимали наблюдательные точки.

Конечно, ни о какой внезапности здесь и речи не было.

Альфовцам приходилось бежать на штурм в толпе местных жителей.

Многие из них были с оружием и стреляли во все стороны, нанося больше вреда, чем пользы. Вышел городской бой в миниатюре. В результате, по словам врачей республиканской больницы Владикавказа, основные ранения, которые получили заложники, – осколочного характера.

Первые полчаса оперативный штаб был в такой растерянности, что не мог организовать даже развоз раненых – их развозили местные на своих машинах. Кроме того, до сих пор неясно, скольким террористам удалось бежать. Патрулирование города было налажено из рук вон плохо, между Владикавказом и Бесланом не было ни одного блокпоста, а посты на границах республики не были усилены. Неизвестно пока и количество погибших, да и в ближайшие дни окончательный мартиролог из официальных источников вряд ли появится. Один из чиновников городской администрации, побывавший в спортзале вечером в пятницу, вернулся с белым лицом: 'Там просто какое-то месиво, очень много фрагментов'.

Сейчас в Беслане говорят, что спаслось около шестисот человек.

Никто уже не отрицает, что заложников было не меньше тысячи – так что общая цифра жертв, видимо, достигнет 400 человек.

А. Солдатов

Консул /2004/09/06 12:01/

В субботу оцепление вокруг школы N1 города Беслана было снято.

К тому времени погибших в ней уже не осталось, но и без трупов перед глазами местных жителей предстало страшное зрелище.

"Никакой райской тропы после смерти им не видать"

Остатков кирпичной стены в спортзале уже меньше, чем пепла и воды – она хлещет из перебитых водопроводных труб. Если не знать этого, возникает ощущение, что стены плачут. Жители говорят, что утром текла ржавая вода – казалось, стены сочатся кровью. У самого входа в здание – библиотека. Библиотекарь собирает остатки разбросанных взрывной волной книг и грузит их в "Газель". Пол усеян обгорелыми обрывками страниц. Один из них кто-то прикрепил к стене скотчем, на нем часть стихотворения 'Колокол Хиросимы' – обложка с именем автора сгорела.

Пусть на столбе он гудит, что есть сил,

Прикованный цепью опорной,

Об аде, который не выдуман был,

А явью был рукотворной.

Молю услыхать колокольный зов

Пламенем заживо стертых.

Жаль, что Господь не доверил мне слов,

Что воскрешают из мертвых.

В одном из классов на втором этаже – страшная вонь. Наш фотограф забегает на секунду, делает снимок и выбегает. Эта вонь – единственное, что осталось от одной из шахидок, которая здесь взорвалась. "Я бы на месте городских властей сохранил эту комнату, – говорит замначальника Пригородного РОВД Беслана подполковник милиции

Олег Тидеев. – Пусть у смертниц будет возможность прийти сюда. Я думаю, здесь у них не останется сомнений в том, что никакой райской тропы после смерти им не видать. Что останется после смерти от них – лишь грязь и вонь".

"Кто будет брать такие деньги? Только животное"

У Олега Тидеева в школе N 1 учился сын. Он спасся в первый день. Увидев, что во двор школы въехал грузовик с бородатыми людьми, он быстро сообразил что к чему и закричал: 'Чеченцы! Чеченцы!' Его тут же взяли на мушку, но когда часть детей побежали в другую сторону, Арсена упустили из виду и он бросился бежать, а за ним еще человек 20. Теперь их родители благодарят Арсена. Олег на полчаса становится моим проводником по руинам школы: "Вот из этого окна во время боя выпал раненный боевик. Это при мне было. Рядом ополченцы эвакуировали детей. Когда они увидели боевика, в считанные секунды просто разорвали его. Я даже не успел понять, что произошло. И скажу честно: я не на секунду даже не задумался, что вот, человека убивают. Было ощущение, что ядовитую змею раздавили. А вот в этом коридоре вчера доллары валялись, очень много долларов". -