Текст книги "День последней капли"
Автор книги: Арина Амстердам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Ночь прошла весело, на чьем-то дне рождения сначала в баре «Саарейн», потом несколько девчонок просто гуляли по Йордану, болтали и смеялись. В голове шумел алкоголь. Сколько именно исполнилось имениннице, Женька не запомнила, но определенно с кем-то целовалась. Это она, правда, тоже помнила смутно. Затем, не дожидаясь рассвета, ушла домой, чтобы выспаться, насколько возможно, и выехать на казнь к зубной фее.
***
Проснувшись, она с удовлетворением отметила, что за окном не слишком солнечно. Собирался дождь. Она распахнула окно и высунулась наружу. Улица была пока еще свежа, город просыпался и колесил на работу. Машины, велосипеды, мопеды. Женька решила пройтись пешком. Велосипед после пьяной ночи хорошей идеей не казался.
На улице ее встретил долгожданный дождик и проводил до самого крыльца клиники. Спать хотелось невыносимо. Даже после душа в носу стоял запах сигаретного дыма. Чего бы ни касались ладони, ощущения явно лгали. «Надо спать, красота и здоровье – в регулярном сне! Надо ложиться вовремя! Сегодня же и начну», – она знала, что не начнет.
Не верилось, что в такой день кто-то кроме нее может находиться в этом гулком помещении с отталкивающим светлым пластиком повсюду, однако люди были – и куда бодрее нее.
«Что они тут делают, ведь они совершенно здоровы! Что тут делаю я, ведь мои зубы в порядке! Мне нужен невропатолог, возможно, психотерапевт. Даже нарколог. Но что я делаю у стоматолога!»
Прием, однако, прошел без потрясений. Кроме разве, момента, когда доктор весьма бесцеремонно положила ей ладонь на коленку, объясняя, что будет делать с зубом. Оказалось, на семерке кариес, небольшой, но многообещающий! Как романтично, не правда ли. От этой ладони Женьку нисколько не прошибло током, не накрыло оргазмом, даже мурашки не побежали. Просто сразу захотелось остаться тут жить. Спать в этом кресле, смотреть на всё белое, листать чужие медицинские карты, знать, как называется каждый аппарат и кто его производитель, а главное, приходить с ней и уходить с ней, дышать ее туалетной водой, чуть древесной, чуть цитрусовой… И пусть касается железяками губ, залезает прохладным латексным пальцем в рот, пусть будет рядом и думает о ней, заботится, трогает ее уверенными руками. Неужели и она спала с Мадо? Мадо же воплощенная грязь… Тут всё белое, и доктор сама излучает стерилизующие лучи, как возможно, что эти чистые пальцы бывали черт знает где без перчаток, а у нее во рту – только в них? Захотелось разыскать в этих глазах хоть кроху искренней симпатии, внимания не профессионального, живого… Ведь не могла же она с Мадо без симпатии. Хотелось и себе ее тоже. Привыкать понемногу к сатанинским глазам. Ну не такие и сатанинские. Просто странные. Даже приятной такой оригинальности… Она как-то ближе всех прочих, к другим уже не хочется, хочется остаться. «Какая-то своя», – другого определения в Женькину голову не приходило.
И все же она не могла простить себе приступа идиотской болтливости, благодаря которой доктор Фридман к концу приема знала о ней едва ли не всё. И это за короткое время, когда она не сидела с распахнутым, как сундук, ртом.
Консультация закончилась полным Женькиным поражением. Лечение было назначено на послезавтра, на этом они и попрощались.
«Ну кто пытал, а? – Женька с ожесточением вышагивала, стиснув мобильник. Она не собиралась звонить ни по работе, ни домой, ни друзьям. Она ждала звонка из клиники, которого не дождется и, понятно, наберет сама. Разве обязательно было рассказывать доктору про невыносимую Лу, про то, как, наконец, вчера освободилась. Ведь если послушать со стороны, выходит, совсем безвольная личность – больше года терпела тиранию малолетки. А про Эйми – разве наличие такой заплатки на личной жизни – это то, что должен знать твой стоматолог? А почему было не рассказать про пяток отличных бывших, с которыми была практически счастлива, рассталась почти без проблем и неплохо общаешься по сей день! И это всё стоматологу. Который, кстати, и не сказать, что благоволит. «Ведь это, в конце концов, репутация папы! – кляла себя Женя, – Она начнет сплетничать, разнесет по всем знакомым, что дочь доктора Аудендейк жила с гигантским насекомым, а виновата буду я. А про маму, про детство, про три дорожки кокаина и клиническую смерть, и про моего пластмассового Дон Кихота без одной руки, – зачем всё это было сказано? Ну и что ты знаешь к концу визита о Николь Фридман? – Женька беспощадно себя добивала, – кто она, с кем живет, много у нее было женщин, а мужчин, а собак и комнатных растений, ходит ли она на пилатес или предпочитает кулинарный кружок? А ведь ее рот был свободен! Ты не совала в него руку! Но она ничего тебе не рассказала. Значит ли это, что ее биография – чистый лист, без единого события за все тридцать чем-то лет? Нет, конечно! Это значит только, что ты дура! Что притяжение, возникшее на пустом месте и, заметь, одностороннее, развязало твой чертов язык! А ведь ты взрослый человек. Господи, мама столько лет учила тебя, что каждое твое слово – это повод для пересудов за спиной… как ты могла!»
Она не узнавала себя, точнее, нет, наоборот, слишком узнавала и тем сильнее клеймила. Мир больше не был вчерашним или даже утренним. Теперь в нем существовал некто, чье мнение было важно. Не как Мадо. Мадо как раз обесценилась вмиг.
Женька решила во что бы то ни стало реабилитироваться молчанием. Послезавтра же.
Молчать, многозначительно молчать. До упора. Как вождь краснокожих.
В следующий визит все было так же. Женькину речь несло с устрашающей скоростью, она едва дожидалась возможности закрыть рот, чтоб выложить еще одну деталь своей жизни, Николь слушала, но уже не равнодушно. Улыбалась, уточняла, переспрашивала и шутила. Но всё сводила к лечению зубов. В какой-то момент Женька опомнилась и сменила было тактику – задала вопрос. Простой и конкретный – «а вот твои клыки выдаются вперед от природы или это работа ортодонта?»
Но ответ Николь ее не утешил: «Это долгая история, ты зубами во сне не скрипишь?»
– Нет, а что?
– Ничего…
Вот и весь ответ.
Женька насупилась и замолчала. Красиво многозначительно насупиться можно, сжав губы в «профиль бритвенного лезвия». С разверстым ртом выглядишь дурой и без того. А уж насупившись – вдвойне. Но тут, как нарочно, в гости заглянул доктор Аудендейк. Кинул легкое «Привет, как ты? Ооо, маленькая… Хм… – он смутился, – Женя, и ты здесь? Привет! Очень рад… Ну, вы как?» Женька промычала что-то умоляюще-утвердительное. Ники поманила ее отца сверкающей стальной хреновиной. Он подошел, озабоченно склонился над Женькиной зияющей глоткой, словно рубит в стоматологии или там есть такое, что и слесарь признал бы катастрофой. Ники показала ему что-то в зеркальце с тонкой как стержень рукояткой. Он закивал и, скорбно подняв брови домиком, покачал головой. Спросил «Это он?» Ники сказала «Как видишь…» Словно члены тайного ордена. Вся ее сухость куда-то ушла, на щеках смайликами залегли скобочки – она улыбалась доктору Аудендейк, будто между ними пробегала неконтролируемая нежность. Он тоже улыбнулся, даже скорее, счастливо расплылся, но потом вдруг собрал улыбку и строго взглянул Жене прямо в глаза.
– Кариес, дорогая! Ники придется сверлить. Да, Ники? Не церемонься, пожалуйста, сделай, что надо. А ты, – он воззрился еще суровее, – будешь чаще ходить к стоматологу. Невозможное упрямство!
«Легко ему, когда я в таком положении, – обиженно подумала Женька, – но зачем же при этой… Ведь на самом деле он никогда меня не строжит! Так зачем показывать ей? Кто она такая? Она на него так смотрит, папа явно ее кумир, он не обязан ей угождать. Она ему в подметки не годится. А он боится ей не угодить! Вот блин, никогда больше не приду!»
– Как себя чувствует Крис? – спросил отец, – Как его коленка?
– Заживает… – Ники ответила неохотно и суховато, и папа смутился.
– Ну хорошо, раз заживает. Правильно. Что ему будет, мальчишке!.. Все они такие, сначала гоняют на скейтах, потом их лечи, волнуйся. А всё на них и так заживает. Волнуйся-не волнуйся, заживает с одинаковой скоростью, – он смутился вконец, – А ты совсем зубы не бережешь! А они – твоё богатство. С таким большим ртом зубы надо держать в полнейшем порядке, поняла?
«Хм, нельзя было сказать «с такой выразительной улыбкой»? Нашел слова, молодец! Как не сказал «с такой пастью», поэт!»
Женька мученически закрыла глаза. Типа, я с покорностью выношу твои бестактные проповеди, но только потому, что обездвижена и вижу, что ты не в себе.
Папа, наконец, понял, что пора заткнуться, – и резко, глупо умолк.
Минуту висела тишина, не прерываемая ничем. Противное молчание, когда каждый чувствует, что оно не просто так, и что другие это тоже чувствуют. Когда стало совсем неловко, Ники сказала «В принципе, тут всё нормально, я разберусь. Ты иди, не волнуйся, мы сами всё уладим!»
Папа удалился, как-то несмело и чересчур суетливо, спешно.
– Прекрасный у тебя отец! – Ники надела было, но снова стащила медицинскую маску и внимательно, устало посмотрела Жене в глаза. Растянула левый краешек губ в подобие усмешки и опустила взгляд в пол. Что она там видела, неясно, но оторваться не спешила.
– Знаешь, я чуть не пошла в медицину из-за папы! – призналась Женька, – Только поняла, что никогда его не догоню. Таких невозможно догнать.
– А я пошла в медицину из-за своего отца. Он у меня тоже врач, очень хороший. Ну, не такой хороший, как твой, наверно… И пошла как раз, чтобы догнать. Чтобы обогнать. Мне, знаешь, доказать очень хотелось, что я достойна его любви. А оказалось, он и так меня любит… Это понимаешь с возрастом. Когда образование уже получено и ты давно уже сама по себе, когда у тебя уже свои дети. У тебя есть дети? В детстве все не так: кажется, тебя любят все, кроме того, от кого этого действительно ждешь. Я думала, родители меня не любят. Детские страхи…
– А кто такой Крис?
– Не важно… Сын. Мой сын.
– У него проблемы с коленкой?
– Не такие серьезные, как у тебя с зубом.
Женя хотела раскрутить ее на долгий рассказ, с подробностями – он бы загладил впечатление, что она одна болтает без умолку, и затёр бы эпизод папиного бесславного бегства. Но Николь вдруг махнула рукой и произнесла свое коронное «Значит так…» – и снова нацепила маску по самые глаза. Что именно «значит так», она не пояснила, но было очевидно, что в решении она уверена. Спрашивать дальше о родителях и сыновьях было бы глупо.
Третья встреча прошла холодно: Николь сидела на табурете с каменным лицом, не говорила, а бросала команды. Женя списала это на свою надоедливую болтовню и умолкла. Все вокруг стало тускнеть, захотелось домой, и скоро она уже сидела на скучнейшем кресле, где делали что-то малозначительное в масштабах даже человеческой жизни, не то что вечности. И всё же без этого – ковыряния в зубах – было никуда. И от важности мелкого копания в ротовой полости, несравнимой по размерам даже с миллиардной частью вселенной, казалось, что вся жизнь – заговор секты сумасшедших.
«Ники, Ники, кругом Ники, я даже не в силах назвать ее Николь. Почему так? – писала она в тот вечер в онлайн-дневнике. – Еще недавно она казалась мне отвратительной, я даже пыталась представить, чем руководствуются трахающиеся с ней – и не могла. И что теперь? Доигралась в психоаналитика! Допредставлялась. Она всё та же. Отталкивающая, высокомерная эгоистка, подчиняется своему настроению, никогда не бывает мягкой. Вообще никогда! Даже мама иногда бывает. А она нет. Ее манера разговаривать – это постоянные колкие насмешки. Не оскорбительные, но острые, и надолго остаются в голове. От них еще какое-то время саднит. Слова-занозы. И как ее терпят собеседники? Хотя, странно, папа ее очень любит, и отзывается о ней с совершенно противоположной стороны. Веселая, дружелюбная, открытая… Странно. И с коллегами она ровная. На нуле по всем осям. А со мной какая-то переменчивая. То хорошо принимает, то жестко. Вот сегодня она была как волк. Словно я заранее в чем-то виновата. Или я параноик и ее поведение не расшифровывается вообще… И почему же я всё больше от нее завишу? Это уже очевидно. Просыпаюсь по сто раз за ночь, даже, кажется, вовсе не сплю. Обнимаю подушку и расплываюсь в улыбке. Хочется, чтобы весь мир знал, какая она на самом деле… Классная, невозможная, внешне беспощадная, а внутри родная… Черт, я бред несу, но это правда, каждое из этих слов – на 100% про нее. Ощущения от нее – именно такие, а вслух назовешь – и звучит как черт-те что. Если я и она в принципе никогда не будем вместе и даже секса мне с ней не надо в силу того, что это папина коллега и вообще, крайне неприятная, сухая личность, то зачем мои мозги шутят такие шутки? Запрещаю себе думать – и думаю, думаю, думаю… Ужаснее всего, что я с ней сживаюсь, она как бы прорастает в меня. А я в нее? По-моему, ни капли… Интересно, то, что я сейчас о ней пишу, тоже запускает в меня ее корни? И что будет дальше? Мне, наверно, надо влюбиться по– настоящему, занять свое сердце хоть кем-нибудь еще раньше, чем я… Хотя, это вряд ли. Должна же быть хоть минимальная визуальная симпатия. Она не урод, но всё-таки такие жуткие глаза! Я влюбляюсь в них. Звучит дико, но да… К любимому человеку хочется прижаться. А от нее – бежать без оглядки. Интересно, а как она целуется? Интересно, это у меня симптом болезни или она обыкновенный вурдалак и незаметно укусила меня, пока я была в ее кресле? И всё же, когда она целует, какое это ощущение? На что похоже? Мне нужно успокоительное!!!!»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
