Текст книги "Ловцы и охотники (СИ)"
Автор книги: AnyaSolo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== Охотники: день первый ==========
Скорок и Ясь бок о бок сидели на бревне перед Вихровой заимкой и наблюдали, как из-за леса неторопливо выползает Луна. Они смотрели в звёздное небо, передавали друг другу флягу и молчали, ожидая от ночного леса какого-то неведомого знака, а лес тоже молчал и ободрить их ничем не спешил.
Как интересно и волнующе было слушать хвастливые рассказы старших парней об охоте на ухокрылов! Всё казалось так просто и понятно! Как смело и уверенно они приняли решение попытать счастья сами! В свои четырнадцать кругов они оба знали и умели уже многое. Не впервой было собираться под завистливыми и восхищёнными взглядами малышни, потом уверенно идти через лес давно знакомой охотничьей стёжкой… И вот – знакомое и привычное закончилось. Дальше следовало или зажмуриться и шагнуть в неразведанное, или признаться перед собой и лесом, что не по зубам зубатки, и, пряча глаза, воротиться домой.
Первым не выдержал Скорок.
– Ну что, ходу?
– Погодим чуток, – отозвался Ясь.
Глядя на ветку ивы, он загадал: вот сейчас шевельнёт ветер листья, и тогда пора. Но воздух точно заснул, а короткая ночь травостава продолжала неспешно течь мимо. Тогда Ясь вздохнул и сказал:
– А тебе на что ух?
– Сделаю себе из крыла плащ и пойду к Марыське свататься. Пусть её родня видит, что охотник пришёл, а не так, репоед паршивый.
Листочки на иве застыли, словно воздух в лесу разом превратился в кисель. Ясь вздохнул ещё печальнее и сказал ещё тише:
– Да у нас с тобой и сети-то нет…
– Обойдёмся. Одноглазый Вихор вон их без сетей ловит, руками.
– Так ты ж не Вихор.
– Слушай, ты не тяни, а так прям и скажи: струсил, мол, пойду назад, к мамке под юбку. А то сидит тут, вздыхает…
Вдруг повеял слабый ветерок, листва зашелестела, а Ясь понял, что уже довольно давно слышит откуда-то сзади слабое, но вполне отчётливое постукивание. Он резко обернулся – и чуть не ахнул. В дверях заимки (лёгок на помине!), прислонившись к косяку, стоял сам Вихор. Луна ярко освещала изуродованную шрамами правую половину его лица с пустой глазницей, чуть прикрытой свисающим со лба седым вихром. Зато здоровый глаз смотрел из темноты живо и с интересом. В руке Вихор держал флягу и равномерно постукивал по ней ногтем.
– Так-так, – насмешливо сказал он, убедившись, что наконец замечен, – И что это мы тут делаем?
Вихор был человек не злой, но с большой чудиной и, как говаривали старшие, вконец изракшасившийся. Жил он один-одинёшенек, слоняясь по берегу Ночь-реки между несколькими заимками и при встрече пугая своей страховидной мордой рыбаков и полощущих бельё девок. Раз в луну он приходил в город, приносил на продажу ухокрылью кожу, змеелюдью чешую, а то и этловы слёзы. Товар у него всегда был хорош, потому и платили ему не скупясь, на зависть многим. Но деньги у Вихра не держались. Едва распродавшись, он шёл к Большому Бодуну и пропивал всю выручку до последней медяшки, а потом снова возвращался к своему странному полудикому житью. Редко бывало, что заходил он на какой-нибудь хутор, чтобы выменять мясо на хлеб или новую рубаху. Тётки в таких случаях прикрывали подолами детей и делали ему вслед охранные знаки. Ясева бабка рассказывала ещё, что круга три назад Вихор был нормальный, справный мужик: смотрел на мир двумя глазами, имел свой хутор Вихровку, держал хозяйство, пил в меру, охотился помаленечку. Но однажды ему довелось совершить на охоте какой-то грех, за который его покинула добрая доля. Сперва от непонятной болезни помер его старший сын, потом жена ушла к реке полоскать бельё и сгинула, а самого его среди бела дня чуть не задрал насмерть какой-то бешеный ух. С той поры он словно повредился головой: едва залечив раны, спровадил младших детей к родичам за Ограду, сам же всё бросил и ушёл жить в лес, к зверью и нелюди. А сейчас он стоял в дверях заимки и насмешливо смотрел на парней из темноты.
Скорок встал с бревна и вежливо сказал:
– Маэль в помощь, дядь Вихор.
– И тебе того ж, Скорок Лисов сын. Чего тебя с товарищем в такую ночь по лесу носит?
– Мы хотели идти уха ловить.
– Уха? А сюда-то зачем забрели? У меня тут ухи не водятся.
– Да так, вроде, на удачу…
Вихор фыркнул:
– На кой вам моя удача одноглазая…
Потом он призадумался, сел на бревно рядом с парнями и почти строго спросил:
– За ухом собрались, значит? А кто из вас хоть раз живого уха сблизи видел?
Ясь и Скорок дружно уставились в землю под ногами.
– Ну хорошо. И как вы этого самого уха промышлять думаете?
– Вот, у нас тут приманка есть, мыши наловлены, – поспешно поднял кузовок Ясь.
У Вихра единственный глаз раскрылся во всю ширь.
– Мыши? Ну-ка, ну-ка, что там за мыши? На закусь, что ли? А во фляге у вас что?
– Сурица, – скромно потупившись, сказал Ясь. Вихор рядом с ним как-то странно затрясся. Ясь присмотрелся, и понял, что тот беззвучно смеётся, скаля крепкие белые зубы.
– Нашли что во флягу лить. Надо во – хотя нет, не дам. Мне потом Лисова жена остатнее око выцарапает. Ну давайте, рассказывайте, как вы вообще охотиться собрались. Вот пришли вы на берег, там темень, камыши везде, ухи летают… Что делать будете?
– Петлю поставим, – деловито заговорил Скорок.
– Это как на куницу, что ли?
– Ну да. За ней приманка, мышь, значит. Ух прилетит, полезет хватать её, петля и затянется.
– А ты? Сам держать её будешь или как?
– Ну сам…
– Ну и улетишь вместе со своим ухом и мышью прямо в небеса, к Лунной Деве в гости.
– Не буду я веревку руками держать, – предложил Ясь, – я кол в землю вобью.
– Так, уже лучше. Положим, твой колышек не вылетел, и даже веревка не порвалась, а ух не околел со смеху. Он, значит, бьётся такой, крыльями во все стороны тычет, орёт дурниной… Что дальше делать будешь?
– А я его дубинкой. По башке.
– Дубинка – да, дубинка – это правильно… Какой там длины твоя дубинка?
– Во, – Ясь продемонстрировал крепкую палку длиной в пол аршина.
– А у уха крыло много длиннее. И когти – во. Думаю, это он тебе по башке, а не ты ему, – и Вихор снова беззвучно рассмеялся.
Ребята приуныли. “Ну всё,– подумал Ясь,– Сейчас даст по шее и погонит домой.” Однако, насмеявшись вдоволь, Вихор смахнул с ресниц слезу и сказал:
– Ой… Ну, спаси вас Маэль, ребятки, потешили… Вы только, пожалуйста, взаправду никогда так не делайте. А то ухи вас самих схарчат, а потом сурицу вашу вылакают и мышом закусят.
Наконец, повеселившись вдоволь, Вихор посмотрел на ребят вполне серьёзно и спросил:
– А чего не пошли днём, с ватагой?
– Да потому, что придурки они, – зло процедил Скорок, – Лесной правды не соблюдают.
– Сетями да огнём – это не по-людски как-то, – строго сказал Ясь.
– Я смотрю, ребята-то вы неплохие, – задумчиво сказал Вихор, – Если хотите, могу научить, как по-настоящему добыть уха. Только чур, уговор: держаться вместе, и всё, что я говорю, делать сразу, без размышлений. Ну как?
Скорок и Ясь, боясь вспугнуть словом такое везение, молча закивали.
– Тогда спать.
– Как?!
– Ну вот, не успели уговориться – уже возражаете. А вот так: спать, и всё тут. Ночью только нелюдь бродит, а нормальные люди – спят.
Утром Вихор разбудил свою ватагу довольно рано и, нагрузив инструментом и всякими непонятными деревяхами, погнал к реке. Там, в тихом месте, в дали от любых ухокрыльих нор, у него был спрятан плот.
– Будем строить скрадку, – объяснил он.
Скрадка оказалась чем-то вроде большого деревянного решета. Её установили на плот, а потом снаружи утыкали ветками ивы и пучками камыша. Под ней тоже расстелили солому и камыш. Теперь на плоту можно было лежать в прохладном ветерочке и тени от свежей зелени, наблюдая сквозь множество щелей всё, что творится снаружи, но при этом оставаясь невидимыми.
– Вот и красота, – сказал Вихор, когда работа была завершена, – Теперь о деле. Чтоб вы знали, ухокрыл тварь не очень сообразительная, да и зрение у них так себе. Но вот слух и нюх – не нашим чета. Потому мы можем, накрывшись ветками, спокойно сидеть прямо у ухов под носом, и никто нас не заметит. Но вести себя при этом следует как можно тише, молчком. А ещё – чеснок и горох не жрать, и прямо сейчас вымыться, чтоб потищем не воняло. Всё понятно? Есть какие вопросы?
– А что надо делать, когда будем у нор?
– Вот. Правильный вопрос, мне нравится. Прежде всего – лежать и смотреть. Посмотрим, кто там есть, как летают, где едят-пьют… Выбрать верно добычу – уже пол дела. Бывает, ухи собираются всем стадом куда-нибудь на охоту, а в норах оставляют только молодняк, старьё да нескольких взрослых. Те к утру так улетаются, кормя остальных, что хоть бери их голыми руками. А вот если вся взрослая стая дома – уже сложнее. Тогда надо выслеживать самого невнимательного и валить его, пока другие не видят.
– Так чем его, дубинкой?
– Ножом надёжнее. И помним, что на земле уха бьют только со спины. Причём бить надо так, чтобы он сразу лёг и больше уж не зачирикал: в затылок или под левую лопатку.
– А если он развернулся, что тогда?
– Ну, что тогда… Тогда у тебя неприятности, – и Вихор провёл ладонью по шрамам на щеке.
– А если из лука, как птицу?
– Тоже можно. Но с ножом надёжнее. От стрелы ух, бывает, и уворачивается. Потом, надо понимать, что стрела должна быть одна, и сразу насмерть, потому как раненный ух – штука страшная, да ещё на его вопли всё стадо слетится. Нам же того не надо, в нашем деле главное – чтобы никто ничего не заметил.
Около полудня Вихор привёл плот в густые камыши у острова Майвин. Противоположный, ярый берег Ночь-реки был отсюда виден, как на ладони. На обрывистой стене виднелось десятка полтора ухокрыльих нор, но возле них было тихо и пусто. Впрочем, оно и не удивительно: для ночных летунов приближалось время самого глубокого сна.
– Ну вот, – объяснил Вихор молодым охотникам, – Теперь мы на месте, можно ложиться спать.
– Как спать? – удивился Скорок, – Нормальные люди ведь по ночам спят.
– А мы с вами теперь ненормальные. Нам теперь несколько дней по ухокрыльему обычаю жить. Так что…
Вихор, как ни в чём не бывало, улёгся на куче соломы, закрыл глаза и беззвучно заснул. Похоже, он обладал счастливой способностью засыпать в любой удобный миг. Камыши шуршали мягко и успокоительно, вода чуть качала плот, и Око пригревало так ласково… Скорок и Ясь в полной тишине маялись от безделья: следили за пустым, спящим берегом, считали снующих в воде рыбок, нашли по карманам горсть мелких камешков и сыграли в засевку, потом начали позёвывать и клевать носами… Наконец, как-то незаметно дрёма сморила и их.
Вечерняя прохлада заползла под одежду, Око Маэля на небе сменилось Луной, а покой и тишина – пронзительными воплями. “Охота… Вихор… Ухокрылы!” – вспомнил Ясь и окончательно проснулся. Обрыв кишмя кишел ухокрылами! Их было десятка три, не меньше. Все они лазили по стене вокруг нор, толкались, хлопали крыльями и оглушительно орали. Очень крупный чёрный ух залез на бровку и что-то прокричал сородичам. На некоторое время у обрыва даже стало потише, но вскоре ухи снова разом загомонили, задвигались, начали перелетать с места на место. Потом почти вся стая вдруг поднялась в воздух и с пронзительными криками полетела прочь, к верховьям реки.
– На охоту пошли, – едва слышно, одними губами шепнул Вихор.
Тем временем совсем рядом раздались шаги. Вихор приложил палец к губам и замер, казалось, даже дышать перестал. Скорок и Ясь тоже поспешили прикинуться безмолвными тенями, и вскоре увидели весьма странную процессию. Сперва из кустов вылез довольно большой чёрный ухокрыл. Он прошёл так близко от них, что казалось, протяни руку – и коснёшься его бока, покрытого бархатистой шерстью. На миг ух повернулся к скрадке – большие уши его чутко шевелились над головой, ловя ночные шорохи, глаза отсвечивали яркой зеленью, из-под верхней губы торчали острые кончики клыков. Ясю стало жутковато от такого соседства, однако взгляд уха лишь скользнул по укрытию, так и не проникнув внутрь. Сам ух едва ли достал бы макушкой до подбородка любому из охотников, но его крылья, сложенные за спиной, были просто огромны. Одно оказалось повреждено, потому-то ухокрыл и топал по земле неуклюжими мелкими шажочками вместо того, чтобы взмыть в ночное небо. Следом за ним шли три ухи. Они были совсем не похожи на человеческих женщин, плоскогрудые, щуплые и невзрачные. Ясь сперва принял их за подростков, но потом увидел, что две из них несут на загривках покрытых мягким серым пухом малышей. Третья на ходу кормила младенца, придерживая его у груди согнутым в запястье крылом. За второе её крыло придерживался старичок, костлявый, седой и, судя по всему, почти ослепший от ветхости. Последним шёл ещё один раненый. Этот плёлся с большим трудом, волоча по земле крылья и оставляя за собой кровавый след. На боку у него зияла глубокая рана.
Пешие ухокрылы направлялись к обрыву. Они выбрались из камышей, и теперь им предстояло как-то переправиться через широкую полосу чистой воды. Ухи с детьми всё-таки поднялись в воздух и тяжело полетели над самой речной поверхностью. Старика чёрный посадил себе на загривок и полез вместе с ним в воду. На острове остался только раненый. Он прилёг и замер неподвижно. “Этому самому не переправиться, – подумал Ясь, – Неужто тут и помрёт?” Однако чёрный вскоре вернулся. Чуть отдышавшись, он взвалил товарища на спину и снова побрёл через реку.
– Ай да ухокрылы, не бросили своего, – тихонечко шепнул Скорок, – Вот только чего они ему рану не перевязали? Да и этому, с крылом, поди, больно, хоть он и держится молодцом. Пальцы-то поломанные хоть бы к ветке какой прикрутили…
– Не умеют они. Дикие, – отозвался Вихор, – Да и то надо сказать: на них что может зажить, само заживёт, а чему не судьба, ты хоть облечись – ничего не выйдет.
Между тем на другой стороне реки жизнь шла своим чередом. Переплыв глубокое место, чёрный вылез из воды, положил свою ношу у подножия яра, а сам полез на стену и принялся копать себе нору. Тем же были заняты и пришедшие с ним ухи: пока две из них копали, третья следила за малышнёй.
Ухокрылья нора строится нелегко. Сперва ух цепляется за стену когтями на крыльях, а копает ногами. И только потом, когда в стене образуется небольшая ниша, строитель может залезть в неё и копать крыльями, постепенно углубляясь в стену.
Два крупных уха из местных, бурый и серебряный, тем временем притащили откуда-то целого козлёнка и уселись с ним на бровке, но сами не спешили есть. К ним слетелась стайка подростков, ещё не до конца сбросивших серый детский пушок. Взрослые начали раздавать им мясо. Каждый, получив свой кусок, отлетал в сторонку и принимался за еду. Один хитрец, быстро проглотив свою порцию, сунулся было за второй, но бурый ух вместо мяса выдал ему лёгкий подзатыльник и отогнал прочь.
Ещё два взрослых ухокрыла то и дело подлетали к норам со всякой мелкой добычей. Это была парочка чёрной масти: широкоплечий ух с яркой, блестящей шкурой и маленькая, худосочная уха со светлым завиточком между глаз. Вот из-за этой самой ухи поднялся потом в ухокрыльей деревне настоящий сыр бор.
Вроде, ничем-то она не была примечательна: такая же тощая, нескладная и ушастая, как другие. И всё же каждый взрослый ух норовил покрутиться возле неё, а тот чёрный, что летал с ней, и вовсе из шкуры вон лез, лишь бы в его сторону глядела. Уха же, словно неверная милка, и его от себя не гнала, и с другими запросто похаживала. Один раз вовсе скандал получился. Вздумал за ней поувиваться серебряный ух, но тут вдруг из норы вылезла другая уха, с виду непраздная, и подняла визг да хай на всю реку, а потом кинулась охаживать серебряного по щекам! Скорок глянул на них и зашептал:
– Ну чисто мои батя с мамашей. Он придёт с Бодуна наракшасимшись, а она его тряпкой по башке… Умора…
Серебряный ух оказался нравом помягче старого Лиса: жену за буйство наказывать не стал, а просто дождался, чтоб она отшумела, и увёл её спокойно назад в нору.
– Дядь Вихор, – спросил Ясь, – А что все к той мелкой ухе лезут, точно она у них мёдом обмазана?
– Видать, у ней течка. Холостая уха течёт каждую луну, как коза. Какой ух её запах учует, тот сразу прилетит. Если холостой – будет женихаться всерьёз, а женатый – просто рядом покрасуется.
– Что ж тогда говорят, будто ух своей подруге всегда верен?
– Изменять-то у них не в обычае, но от запаха течной ухи и у женатого между ног чешется. А уха, если вдруг ей никто из женихов не мил, выберет себе такого, чтобы за ней поухаживал да прочих ухов поотгонял, а сам залезть на неё не пытался.
На исходе ночи случилось у нор ещё одно событие: едва научившийся летать ухокрылыш вывалился из норы. Тут бы ему, бедолаге, и конец, да ух с повреждённым крылом, копавший себе нору ниже по склону, бросился к нему и на лету поймал. Только ухокрылыш какой-то бестолковый оказался: он потом ещё много раз вниз падал, но его родитель уж под норой начеку стоял. А Ясь со Скорком на то смотрели и про себя думали: чудной народ эти ухокрылы. Любой человек уже вразумил бы дитя хворостинкой и к делу какому приставил, чтобы не баловалось. А ух этот знай себе ловит его да назад в нору засовывет. Наконец, дошло и до уха: отнёс детеныша помогать нору копать, а сам улетел. Вернулся – принёс копальщикам кролика.
К утренней заре жизнь возле ухокрыльих нор затихла, и молодые охотники уже подумали, что ничего примечательного до самого вечера больше не произойдёт. Однако оказалось, что не все ухокрылы добропорядочно спят днём. Какой-то чёрный ух потихонечку прокрался через обрыв. Зацепившись возле одной из нор, он завыл протяжно и звучно, вскинув морду к рассветному небу. На зов из норы вылезла уха со звёздочкой между глаз, и тоже начала подвывать. Вскоре они уже выводили рулады в две глотки, оглашая весь берег своим странным пением. А потом из норы повыше высунулся чей-то хвост, и из-под него на головы певцам обрушилась мощная струя жидкого помёта. Нарушители тишины с визгом и криками кинулись наутёк, а владелец хвоста вылез на стену полностью и ещё некоторое время громко бранился им вслед.
Происшествие у нор, похоже, ничуть не испортило настроения крылатой парочке. Чёрный и звёздочка опустились на небольшой свободный от камыша пляжик, и, звонко перекликаясь, принялись отмываться. Сперва каждый из них был занят исключительно собой, но вскоре они сблизились, начали тереть и мыть друг друга. Постепенно их движения делались всё более мягкими, бережными, веселье вдруг уступило место ласкам. Небо и река уже посветлели, озарились пробудившимся Оком, а они всё стояли по пояс в спокойной воде, приникнув друг к другу и обмениваясь нежными прикосновениями. Потом чёрный подхватил подружку и, прижав к груди, понёс на берег. Там он прилёг среди высокой травы, а уху посадил на себя верхом. Крылья укрывали их тела, словно диковинные плащи, и Ясь не сразу догадался, что происходит между ними. Зато ушлый Скорок вмиг всё понял и разъяснил товарищу доходчивым жестом. Стыд припёк Ясю щёки, но заставить себя отвести глаза от ухокрылов он так и не смог. Ритмичные движения их тел завораживали. Уха была похожа на всадницу, пустившую коня в галоп, а чёрный, как тот самый конь, помогал ей резкими толчками снизу. Потом они вдруг разом замерли в напряжении, будто лук с натянутой тетивой. Ещё миг – и невидимый лучник выпустил стрелу: уха выдохнула протяжно и сладко – и поникла чёрному на грудь. Так они и остались вместе лежать в траве, расслабленные, неподвижные, умиротворенные.
– Ну всё, – шепнул Вихор, – Ухи на покой – и мы на покой.
Он вылез из-под скрадки, взял шест и потолкал плот восвояси.
Как ни хотелось после бессонной ночи завалиться поскорее спать, Вихор сперва заставил молодёжь поесть и даже прибраться, а потом, усадив парней перед собой на лавку, спросил:
– Ну? Валяйте, рассказывайте, что интересного высмотрели в четыре глаза.
Ясь пожал плечами, а Скорок, усмехнувшись, ответил:
– Дурни мы были, соломенные головы. Ухокрылы на самом деле и крупнее, и умнее, и много шустрее, чем нам с хутора казалось. Теперь-то я понимаю, почему их сетью ловят, а не петлёй. Да и то всяко случается: и порвут, бывает, сеть, и утащат… Не так с ними надо.
– А ещё они красивые, – задумчиво проговорил вдруг Ясь.
– И всё у них, как у нас, людей, – добавил Скорок живо, – Кто вкалывает, а кто по кустам с девчатами обжимается.
– Мда, – невесело сказал Вихор, – Вас, по ходу, пусти – так вы б сами к течной ухе женихаться побежали. Не о том думаете, братцы. Вот кто из вас мне скажет, сколько там у нор взрослых ухов сейчас околачивается?
– Я десятерых углядел, – тут же заявил Скорок, – Серебряный, да бурый, уха с чёрным, да этот, который с крылом, да три ухи с детёнышами, да та ещё, что серебряному морду била.
– Ухокрылье бабьё нам без надобности, – решительно сказал Вихор, – Пускай живут и новых ухов рожают, чтоб нам потом было с кого крыло срезать. Ух с битым крылом тоже пока без интересу. Заживёт – вот тогда по его душу и придём. Остаются трое, да ещё тот, что с попорченным боком. Кого бить станем?
– Серебряного! – воскликнул Скорок, – Он самый красивый.
– Не угадал. Сперва подранка бы добить. С такой дыркой в боку он всё равно не жилец, только помирать будет долго и скверно. У него вон даже не достало сил на день закопаться, так под обрывом и валяется. Бурый тоже сгодится – в возрасте уже, устаёт быстро, и на правый глаз подслеповат. Вот только есть тут для нас одна занозочка. Заметили, что они всё время по двое шастают? Я ни разу за день не увидал, чтоб кто-нибудь из них сел на землю в одиночку.
– Чёрный! – Скорок хлопнул себя ладонью по колену, – Он несколько раз один охотиться улетал.
– Глазастый ты, Лисёнок, – похвалил Вихор, – И куда он один летал?
– Раз на кроличью пустошь, да два раза в камыши, на остров.
– Вот туда к вечеру и встанем. Ухи и впрямь во многом как люди: всегда в то место, где им раз повезло, возвращаются.
Комментарий к Охотники: день первый
Этловы слёзы – алмазы. Их ищут в русле Ночь-реки. Ещё там можно найти золотой песок, который тормалы называют кровью этла.
Сурица – напиток из сброженного на солнышке травяного настоя с мёдом. Количество алкоголя в ней ничтожно, но всё-таки он там есть.
Засевка – игра типа манкалы.
========== Ловцы: день первый ==========
Грис удобно лежал на постели из старых листьев и слушал, как снаружи, за земляной стеной обрыва, наступает ночь. Она обещала быть прекрасной. Свежая прохлада понемногу просачивалась в спальню, принося с собой запах реки, а в небе уже наверняка появились первые звёзды. Но именно сегодня Грис всячески растягивал последние капли дневного покоя. Мэйра ещё спала, положив ему голову на грудь. Он бережно укрывал жену крыльями и любовался её перепончатым ушком, сейчас сложенным и плотно закрытым. С тех пор, как старшие дети встали на крыло, прошла пара разливов, и они с Мэй начали замечать, что в норе сделалось пустовато. А вот теперь у них совсем скоро снова родится малыш. И Грис, валяясь на спине и обнимая жену, неспешно размышлял о том, рад он всё-таки предстоящим переменам, или уже не очень…
По стене настойчиво заскребли чьи-то когти и голос их с Мэй старшего сына позвал:
– Отец, ты дома? Спишь?
Грис слегка вздрогнул, и от этого движения Мэй сразу же проснулась: её уши поднялись и развернулись, как два маленьких иссиня-черных крыла.
– Ну кто там ещё скребётся, как дикий кур? – недовольно проворчала она.
– Это Эни. Я сейчас схожу и узнаю, что ему нужно.
– Если ты всё-таки дома, то вылезай, – раздалось снаружи, – Тинай зовёт ловцов!
Грис встряхнулся и полез на выход. Уже возле поворота он вдруг заметил, что Мэй двинулась за ним следом.
– А ты куда? Наслушаешься там всяких глупостей, разволнуешься… Уж лучше не ходи.
Мэй погладила крылом живот и улыбнулась.
– Всё время забываю, что я уже, вроде, и не ловец. Но ты можешь не надеяться, что я соглашусь сидеть дома и киснуть от скуки, пока вы там обсуждаете всякие глупости.
– Ну что ты такое говоришь?
– Что хочу, то и говорю. Давай, ползи уже, не загораживай проход. Душно.
Грис вздохнул и пополз. Мэй в последнее время стала так раздражительна, так легко кидалась то лить слёзы, то раздавать тумаки, что препираться с нею было себе дороже. Оставалось надеяться, что дела клана решатся быстро, и можно будет просто смыться на охоту, подальше от всех проблем и споров.
Однако, едва высунув нос из норы, он сразу понял, что именно сегодня улететь по-быстрому не получиться. На стене перед норами уже сидели все двадцать ловцов клана и ещё трое каких-то незнакомых крылатых, вокруг сновали мальчишки, а из нор то и дело выглядывали любопытные лица едоков. Явно затевалось что-то важное.
Наконец, убедившись, что ловцы его клана в сборе, Тинай сказал:
– Река сегодня принесла нам дурные вести. Прошлым днём бескрылые разорили посёлок клана Чаку. В живых осталось только пятеро ловцов, двое из которых ранены, да четверо едоков.
– А что сам старина Чак? – спросил кто-то.
– Погиб вместе с прочими.
– Пусть будет их полёт во Мраке стремителен, – отозвались вокруг. Кое у кого в клане Чаку были друзья и родичи, так что Тинаю пришлось подождать, пока все угомонятся и снова насторожат уши.
– Уцелевшие просят позволения присоединиться к нашему клану и построить норы на нашем склоне. Что скажете?
Каждый ловец клана ответил согласием: на склоне было достаточно места для новых нор. Конечно, придётся всем вместе позаботиться о прокорме шестерых едоков, но раненые в конце концов поправятся, дети вырастут, а в клане Тинайу прибавится ловцов.
– Есть и хорошие новости, – сказал Тинай, когда первый вопрос был решён, – Рыба пошла на нерест. Пора отправляться к порогам, чтобы сделать запасы. Кто со мной?
Снова стена зашумела и пришла в движение. Ловцы, готовые отправиться на несколько ночей к порогам, перелетали за спину Тиная, а те, кто не мог лететь, толпились вокруг, хлопали крыльями и желали им доброй охоты. Когда дальше молчать было уже просто глупо, потому что Тинай уставился вопросительно прямо на него, Грис сказал:
– Я останусь. Должен же кто-то смотреть здесь за порядком и кормить едоков.
– Я тоже остаюсь, – подал голос от своей норы Нуар. У него на спине подпрыгивал малыш Си, весело хлопая неокрепшими ещё крылышками.
– А в разлив что жрать будете? – резонно заметила тётка Нира, – Оставь мальца бабам, лети!
Нуар тревожно заёрзал, кинул голодный взгляд на собирающихся в путь ловцов, а потом решительно отвернулся к сыну и буркнул:
– Перетопчемся. Мышей насушу. Мыши – тоже ничего себе еда.
Вдруг на стену рядом с Грисом уселся старый Кай. Покосившись на соседа без особой приязни, он проворчал:
– Луннокрылый прав: кто-то должен остаться здесь, чтобы охотиться и защищать норы. Я тоже остаюсь.
Следом за Каем к норам перепорхнула девушка, одна из ловцов клана Чаку.
– Скоро придут наши из разрушенного посёлка. Надо встретить их и помочь устроиться на днёвку. Я остаюсь.
– Эй, Райла, – тут же громко позвали из толпы крылатых, – Охота тебе киснуть с этими неудачниками? Одному лишь бы не вылезать из-под крыла жёнушки, другой сам, как жёнушка, а у третьего от старости выпали последние зубы. Летим лучше с нами!
У Нуара встала дыбом шерсть на загривке. Он сунул малыша Райле и решительно двинулся на голос, рыча и по пути расталкивая крылатых:
–Это кому у нас там не хватает пендаля на дорожку? Сейчас выдам!
Крылатый, вздумавший задираться, уже взлетел на бровку обрыва и ждал. Грис вздохнул: и этот из Чаку. Свои давно предпочитают с Нуаром не связываться.
Драка закончилась, толком даже не начавшись: подскочив вплотную к противнику, Нуар резко двинул ему согнутым запястьем в челюсть, а когда тот отшатнулся, стараясь удержаться на ногах, влепил вдогонку звонкую затрещину раскрытым крылом. Парень тяжело грохнулся навзничь, и Нуар уже замахнулся, чтобы отвесить новую оплеуху, но Грис поспешил ухватить друга за плечо:
– Спокойно, Нуи, хватит.
– Некоторым, может, и наплевать, что о них болтают, а я не собираюсь терпеть всякую муть, – ответил Нуар. Однако добивать противника он раздумал. Просто сплюнул в пыль и побрёл обратно к своей норе.
– Зря. Всех дурней не перевоспитать, – серьёзно заметила Райла, возвращая ребенка.
– Но к этому следует стремиться, – в тон ей отозвался Нуар.
– Я когда вырасту, никому не разрешу папу обижать, – с радостным видом звонко заявил Си, – А дуракам надо крылья обрывать и вставлять в жопу!
– Милый, так говорить нехорошо, – поспешно сказала Райла, с трудом подавив смешок. Мэй засунула голову под крыло Грису и хихикнула, уткнувшись носом ему в бок. А Грис снова только вздохнул и укоризненно посмотрел на Нуара. Нетрудно было догадаться, от кого малыш набирается подобных словечек.
Всё когда-нибудь заканчивается, в том числе и сборы в дорогу. Рыболовы улетели, мальчишки отправились на берег гонять стрекоз, стена опустела, и Грис уже расправил крылья, чтобы подняться в воздух, но вдруг его окликнул Нуар.
– Постой, дружище, – с этими словами он быстро наступил на хвост Каю, не позволяя и тому взлететь, – Кай. Предлагаю тебе быстренько объяснить, почему ты считаешь, что норам может понадобится защита. Если что-то узнал, давай делись.
Кай выдрал хвост из-под ноги Нуара и хмуро буркнул:
– Можно подумать, кто-нибудь из вас мне поверит.
– Да говори ты уже, не томи.
– Ну… э… Зубы у меня, может, и не в порядке, но глаза и уши пока не отвалились. Вчера я видел на нашем берегу Одноглазого разбойника.
Крылатые обменялись взглядами, полными тревоги. Одноглазый вот уже три разлива был бедствием и дневным кошмаром всех крылатых Ночь-реки, его именем пугали непослушных детей. Попытки ловцов выследить и убить его всякий раз заканчивались неудачей. Никто не видел, как он охотится, никто не знал, куда он прячется после. Просто начинали ходить слухи, что он появился вблизи посёлка, а потом одного из крылатых находили в камышах с отрезанными крыльями. Чаще всего жертвами Одноглазого разбойника становились молодые и сильные ловцы, но поговаривали, что на самом деле ни один крылатый не может чувствовать себя в безопасности, пока поблизости рыщет этот убийца.
– О Летящий! Что же нам теперь делать? – испугано прошептала Мэй.
– Готовиться к бою, – сурово произнёс Кай, – Возможно, последнему.
– Глупости. Лично я планирую жить долго и счастливо, – спокойно заявил Грис, – И вовсе не намерен сражаться со всякими ушибленными на голову бескрылыми.
– Раз ты такой умный, – с некоторым раздражением в голосе отозвался Нуар, – научи уж и нас, что для этого нужно делать. Мы, знаешь ли, тоже не прочь пожить долго и счастливо.
Грис пожал плечами:
– Всё просто. Если перестать хлопать крыльями и хоть немного подумать головой, станет ясно, что Одноглазый нападает только на одиночек. Значит, надо держаться вместе и не опускаться на землю по одному, только и всего.
