Текст книги "Бич миллионеров (СИ)"

Автор книги: Анонимверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Дни складывались в недели, недели – в месяцы, месяцы – в полугодия. И вот, когда отметка ожидания, уже порядком остывшего, почти перевалила за два долгих – а для молодого сердца это казалось половиной жизни – года, его позвали.

Про богачей слухи тоже ходили разные. Да, их тоже частично развеивало семейство Сильверов, но при упоминании о загадочном вирусе, который наличествовал почти у всех жителей Центра и проявлялся с невероятной разнообразностью, фантазия расцветала пышным цветом. Говорили и про инвалидов, и про шизофреников, и про жиреющих от одного только вздоха уродов, поэтому когда в комнату вошёл стройный, как тростинка, и хрупкий, как тростинка, немного бледный от волнения, Феликс – у Акселя в груди разорвалась атомная бомба, а в ушах зазвучал победоносный марш.

Это был джек-пот по всем пунктам. Немного смазал впечатление их разговор про разницу в возрасте, но Акселя растили оптимистом, потому что только они способны были выжить на Периферии.

Альфа точно знал, что для того, чтобы наладить с его парой контакт, ему предстоит засучить рукава, но ему казалось, что самые сложные шаги – поиск и встреча – были уже позади.

Целый день провести вместе они всё-таки не смогли – Феликсу пришлось отбежать в лабораторию на пару часов, которые вылились во все четыре, и в конце концов омега пришёл только к ужину. Оказалось, что омега занимается кибер-химией, наукой дюже востребованной. Альфа было пошутил, мол, а чего не генной инженерией, но Феликс тогда глянул на него странно и сказал, что она давно уже под строжайшем запретом не только для учёных, но и для всех остальных.

Для обоих сегодняшние события были эмоционально выматывающими, поэтому ели молча, восстанавливая силы. Зато после ужина лёд всё-таки тронулся. Акселя прорвало на вопросы о жизни Центра: о чипах, о традициях, о работе, которой он смог бы заняться здесь. На периферии он был специалистом узкого направления, но Феликс понимал, что молодой мозг способен к учёбе, и этим нельзя было пренебречь, поэтому ненавязчиво высказал идею обучения с осени в университете. Том самом, где трудился в лаборатории сам он, а мысль о том, что этот солнечный мальчик будет всегда поблизости отчего-то разлила тепло по венам. Феликс от собственной реакции растерялся и залился краской, надеясь, что в приглушённом свете гостиной Аксель этого не заметил.

Аксель заметил не только это, но и закушенную губу омеги, когда тот слушал ответы альфы, комкающие плед, словно тот был щитом, тонкие пальцы, захотелось тут же узнать мягкие ли у них подушечки, но только когда они оба поднялись на второй этаж и чинно пожелали друг другу спокойной ночи, Аксель не удержался и захватил Феликса в объятия. Такие же крепкие, как утром, в комнате ИБС:

– В буклете было сказано, что нам нужен телесный контакт.

Омега сначала застыл и напрягся весь, а потом расслабился и обнял в ответ. У альфы от одного только этого круги перед глазами пошли, потом ему показалось, что Феликс захотел вырваться, и чуть ослабил хватку, но тот только подтянул руки к себе и поднял глаза с немой просьбой обнять его именно так. Как Аксель понял такую деталь от человека, которого знал меньше суток, он объяснить не мог, да и не хотел. А потом кто-то из прислуги помешал невинному объятию перерасти во что-то большее, и альфа с омегой разошлись-таки по своим комнатам.

Как только Феликс оказался в своей спальне, он тут же подскочил к ноутбуку и открыл программу для записи видео-дневника, но глядя сквозь изображение самого себя, так и застыл. Он просто не знал с чего начать – для омеги всё это было слишком, да и с экрана на него смотрел какой-то совсем другой Феликс – румяный, с шальной улыбкой на губах, от этого внезапно стало страшно.

Вот жил он тридцать лет один, и вдруг в одночасье не один. Нет, не тридцать лет, конечно, отец с отчимом воспитывали его лет до шестнадцати, а потом, как увидели, что Феликс достаточно самостоятельный, так и перебрались в место потише и поспокойней, подальше от омеги. Феликса одиночество никогда не напрягало, а вот внезапное присутствие почти полного незнакомца…

Мужчина в конце концов откинулся на подушки, запустил руку в волосы и попытался собрать разлетающиеся мысли в кучу. Семнадцать лет, подумать только! Впрочем, от омеги не скрылось разительное отличие Акселя от его сверстников из Центра. Себя в семнадцать Феликс помнил плохо, но в силу профессии часто контактировал с подростками позднего пубертата, и, казалось, что они с его альфой просто разные виды существ. Его альфой… От этого словосочетания начало сладко покалывать кончики пальцев, и Феликс тут же одернул себя за то, что прокручивал в голове два сегодняшних объятия, наслаждаясь свежими воспоминаниями. Сильное, молодое тело, пряное с ноткой свежести, с заделом на то, что лучшее ещё только впереди. А пока брысь, Феликс, нельзя. Хуже было от взглядов альфы, которые ловил на себе омега иногда. Например, когда они были в гардеробной, когда он обводил инфракрасным измерителем очертания сильных плеч, взгляд сам собой скользил по линии скулы, выше и падал в глубину карих и, до дрожи в коленях, многообещающих глаз. Эти глаза были и пропастью, и преградой.

Омега невольно хихикнул – кажется, он тоже понравился Акселю, раз тот завёл разговор о свадьбе сразу после того, как они уехали из Института. А какую он, интересно, фамилию возьмет? Своя фамилия омеге нравилась – Свон, а у Акселя оказалось простой – Бейкер. Хотя, после того, как Феликс покатал её на языке, тоже улеглась тёплым комочком где-то в районе солнечного сплетения. А ещё он подумал, что двойная будет вызывать прямую ассоциацию с жареным гусём, поэтому сразу же отмёл такой вариант. Омега со вздохом подумал, что о свадьбе всё-таки пока думать им рано, хотя бы когда Акселю исполнится восемнадцать, а до этого разрешил себе наслаждаться только крепкими объятиями и взглядами. На самом деле он боялся не только за альфу, но и за себя, ступать на неизвестную территорию человеческих отношений было ему впервой.

– Наверное, судьба сжалилась надо мной, – слова для дневника нашлись сами собой, – и послала мне в партнёры того, кто так же неопытен как и я, но такого решительного, коим я не стану никогда в жизни, поэтому мне остаётся только восхищаться им и благодарить за это чудо по имени Аксель.

========== Глава 4. Два кошмара. ==========

К своему стыду Робби не запомнил как зовут этого эксцентричного мужчину, который сейчас галантно открыл перед ним дверь какого-то… замка? А возможно этот эксцентричный мужчина так и не удосужился представиться. Обе папки, пока они летели на вертолёте, тот держал у себя, поэтому даже подглядеть было некуда. Робби перешагнул через порог, потом развернулся на пятках и тут же стукнулся носом в грудь высокого и пока ещё незнакомого беты. Мужчина хотел было приобнять Робби за плечи, но парень сжался, и ладони послушно опустились. Только после этого Робби решился поднять глаза и задать свой вопрос:

– А как вас зовут, сэр?

Мужчина хлопнул себя по лбу:

– А я что, так и не представился?

Робби только помотал головой.

– Генри, меня зовут Генри Картер.

– А я Робби.

– Ну да, я помню, – улыбнулся Генри.

– Пап, ты что, ему даже не представился? – выглянул из-за угла мальчик лет десяти. Робби даже вскрикнул от неожиданности.

Генри начал обильно жестикулировать из-за спины обернувшегося на звук молодого беты, дескать, нет, рано вышли, кыш отсюда, но Робби всё равно увидел мальчишку. А потом к своему ужасу увидел, как из-за мальчишки выглядывает ещё один ребёнок, а потом ещё один.

– Ты и про нас ему ничего не сказал, – понял по реакции Робби мальчик, развернулся и побежал наверх. За ним тут же протопали ещё двое.

– Дарен, подожди, Дарен, дай расскажу, как было! – крикнул вдогонку Генри, пустился было следом за детьми, но потом притормозил, обернулся на медленно оседающего на пол Робби и всё-таки взял за плечи, чтобы усадить на мягкую цветастую кушетку, – эй, чудо моё глазастое, обещаешь не сбегать в ближайшие пять, – бета на секунду задумался, – а лучше десять минут, м?

Робби проглотил слово “моё”, но руки всё равно взметнулись к векам – глазастое? Потом понял, что от него всё ещё ждут ответа:

– А у меня есть выбор?

– Нет, – широко и беззлобно улыбнулся Генри и умчался наверх.

Пока молоденький бета слушал детский визг, плач и неясное взрослое бормотание из глубины дома, он думал о том, что за один день с ним случилось два его страшных кошмара: он потерял Сэма, а потом его забрали в семью.

Всё началось в прошлый вторник. Сэм заболел, подцепил какую-то заразу в “золотом” цеху и свалился с температурой. Робби верил этому прохвосту, когда тот говорил, что ему становилось лучше, но после четырёх дней в постели, жар так и не спал – дело было плохо. Стало ясно, что без лекарств не обойтись, но когда Робби сунулся в заначку, то обнаружил её пустой, а потом вспомнил, что ещё в прошлом месяце потратил её на новые зимние ботинки, потому что старые совсем прохудились и не согревали в зиму. И ведь именно Сэм настоял на покупке!

Робби остался без денег с любимым бетой, у которого четвёртый день был жар.

“Чёрт бы побрал эту грёбаную жизнь на Периферии!” – думал Робби злобно, пока шёл в сторону центра сдачи анализа, а чёрт, судя по всему, его и услышал.

В любом случае, ради Сэма, бета был готов на многое, а уж рискнуть внезапным обретением пары, и подавно. Нет, тревожные мысли в его голове периодически проскакивали, но Робби знал много случаев, когда люди сдавали тест для ИБС, но потом всю жизнь их не призывали на встречу из-за отсутствия подходящей пары, или пара находилась, но человек из Центра назначал время только через несколько лет. Если бы у Робби с Сэмом оказался хотя бы второй случай, то это время они использовали бы для того, чтобы Робби избежал встречи, но у него внезапно этого времени не оказалось.

Бета и его возлюбленный познакомились давно, целых пять лет назад – когда им было пятнадцать и их призвали на работу в ювелирный завод. Оба они были миниатюрными с аккуратными тонкими пальчиками, поэтому начальник завода забрал их к себе, как только те получили свои разрешения на работу. Сначала ребята попытались просто дружить, но всем известно, что в пятнадцать даже от простых гляделок в животе начинают порхать бабочки. Не помогало ещё и то, что распределили их с Сэмом в одну на двоих комнату, а там гормоны, отсутствие надзора, в общем, уже через месяц их кровати были сдвинуты вплотную друг к другу по понятным причинам.

Сэм решился первым. Он вообще был в их паре решительным в отличие от Робби, который таковым становился только в минуты опасения за Сэма, поэтому если бы его бета не проявил инициативу, то ходили бы они и переглядывались ещё очень долго. Первый поцелуй у них случился в ванной, второй случился через минуту после первого там же. Оба в какой-то момент решили чуть-чуть притормозить с первой близостью, и тем не менее уже через месяц после знакомства кровати тёрлись боками, и беты тоже тёрлись, и не только боками.

А дальше завертелось-закружилось: редкие ссоры, жаркие примирения, мечты о лучшей жизни, признания шёпотом. Они словно были две половинки одного целого. Ни у одного, ни у другого никого больше не было, да и не нужен был никто, лишь бы тот второй рядом. Встречать рассветы и закаты, праздновать дни рождения с одним кексом на двоих, сплетничать и делиться секретами, расти. Вместе.

Вместе они избегали попадания в систему поиска пар. Как будто чувствовали, ей богу! Слухи про неё ходили разные, как хорошие, так и плохие, но даже самая сахарная выдуманная история про обретённую любовь не заставила бы Робби отказаться от любви настоящей, той, которая была здесь и сейчас.

Одного дня, после того, как он сдал анализ и перед тем как его призвали, бете хватило только на то, чтобы потратить вырученные деньги на лекарства для Сэма. Тот всё выпытывал откуда Робби достал деньги, но когда вечером пришло письмо о назначенной первой встрече, объяснять уже ничего не понадобилось. Они сначала ругались, потом плакали молча, в обнимку, а потом занимались сексом, как в последний раз. Хотя, почему “как”?

Во всей этой истории с подбором идеальных пар, у Робби неизменно вызывала вопросы одна нестыковка: вот они с Сэмом нашли друг друга на Периферии и влюбились, не помешало им знание того, что возможно они каким-то там пресловутым Институтом предназначены для других, а разве в Центре по-другому? Разве в Центре люди не влюбляются в своих одноклассников или друзей? Разве не заводят семьи и не живут полной жизнью? Да живут конечно! Любят, играют свадьбы, заводят детей, а потом, когда кто-то из супругов начинает медленно умирать из-за вируса, то идут в ИБС забирать “живое лекарство”, а потом возвратиться как ни в чём не бывало к супругу.

И из этого всего рождался второй кошмар Робби – он попадёт в пару. В пару таких же полюбивших друг друга людей за долго до его, Робби, нахождения. А он будет так, пятым колесом, или ещё хуже – разлучником. Иногда бета размышлял, что бы было, появись в их с Сэмом паре третий. Вот только в отличие от них, третий не был волшебным спасением от вируса, коим теперь являлся Робби для этого странного беты Генри Картера. И Робби к сожалению, а может, и к счастью, уже знал каким способом от этого вируса лечатся.

Блядским ногам было холодно в старых ботинках, поэтому он теперь без Сэма, но посреди незнакомой семьи. Ведь если есть дети, то и муж есть, как иначе-то?

Знакомство получилось каким-то смазанным. Робби всё ещё пытался сопоставить узнанные имена детям, когда его пригласили к столу. Вот только за ним сидели только Генри, дети и он. В конце концов, бета набрал в лёгкие побольше воздуха и задал третий за день вопрос:

– А где ваш супруг?

Генри поперхнулся кусочком жаркого, маленький омега – Лаки, по-моему? – захихикал, разбрызгивая перед собой сок, самый старший из ребят нахмурился. Робби не успел проанализировать реакцию, потому что, откашлявшись, Генри смущённо ответил:

– Надеюсь, сидит передо мной?

Парень самым глупым образом проследил взглядом указанное направление и упёрся сам в себя, раскрыл рот, чтобы что-то ответить, но самый маленький – альфа Рой – решил, что пока родитель отвлёкся, можно побросать кусочки запечённой моркови вон из своей тарелки.

– Выпорю, – пригрозил Генри строго и даже пальцем пригрозил.

– Не надо, – сказал Робби и начал собирать со стола разбросанную еду к себе в тарелку, – он же ещё маленький, лучше просто в угол поставить.

– Робби, – растерялся мужчина такому ответу, – это была шутка. Я не… Я не наказываю своих детей, – потом сглотнул нервно, но всё-таки спросил, – а тебя в детстве пороли?

– Только за дело, – пожал плечами бета.

За столом повисла ещё более гнетущая пауза, и Генри стало понятно, что со своим обретённым партнёром надо поговорить откровенно, но сделать этого при детях не было никакой возможности. Он буквально из-под носа увёл у Робби его эту тарелку с собранной морковью, жестом приказал прислуге собрать им новый ужин и предложил доесть его в гостиной. Парень устроился на краешке дивана, сел так, будто вот-вот встанет и уйдет, Генри же просто присел на один из подлокотников кресел.

– Не знаю очевидно ли это или нет, – начал мужчина, почесав затылок, – но тебя здесь никто не обидит. Да ты ешь, ешь. Глупо как-то получилось, наверное, надо было предупредить тебя о Дарене, Лаки и Рое, но, сам понимаешь, у нас с тобой такое, эм, нестандартное знакомство вышло…

– Простите за это, сэр… – пролепетал почти бесшумно Робби, но Генри всё равно услышал и поморщился.

– Перестань! Сэр я только для подчинённых, а для тебя – Генри, просто Генри, и на ты, окей?

Парень на это кивнул несмело, а потом решился взглянуть в глаза старшему бете и, будто пробуя на вкус новое обращение, снова уточнил:

– Генри, а у тебя правда нет супруга?

– Правда, – кивнул тот.

– А как же дети? – окончательно растерялся Робби.

Генри оставил свою тарелку, потом встал со своего места и уселся прямо на пол к ногам беты, чтобы тоже заглянуть в серые глаза. Робби от этого невольно дёрнулся, из-за чего только глубже сел на диван. Тарелка из рук парня так и норовила выпасть, поэтому Генри осторожно, не касаясь пальцами чужих, перехватил её из рук и поставил на кофейный столик к своей.

– А для тебя это проблема? – спросил он.

У Робби от звуков этого бархатного спокойного голоса побежали мурашки по спине, а взгляд тёмных, почти чёрных глаз, казалось, забирается под кожу, но это не было мерзко, ведь на него смотрели не с похотью, а с каким-то умилением что ли и надеждой.

– Нет-нет, что ты, дети – это… Я люблю детей, – спохватился Робби, потому что пауза между ними порядком затянулась, – я даже мечтал, что мы… То есть, что я когда-нибудь их заведу, – от мыслей о Сэме, о том что они вместе мечтали когда-нибудь позволить себе завести хотя бы одного ребёнка сердце опять пронзило болью, и пришлось закусить губу, чтобы не было видно, что она начала дрожать.

Но Генри всё равно увидел и протянул руку, надавил тёплыми пальцами на подбородок, заставив челюсть разжаться:

– Не надо, не сдерживай себя, думаю, тебе это сейчас нужно.

И Робби перестал сдерживать себя, такой истерики, как днём, у него уже не было, остались только тихие беззвучные рыдания с редкими каплями слёз, и комкающими чужую рубашку пальцами. Он сам не понял, как сполз с дивана тоже на пол прямо в руки к Генри. Почему-то хотелось верить этому пока незнакомому человеку, который укачивал его у себя на груди, гладил по спине и говорил:

– Ну-ну, вот так, всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо, я обещаю, всё закончилось, да…

То, что всё закончилось, Робби понимал прекрасно, а вот будет ли всё хорошо, он с такой уверенностью, как Генри, сказать не мог.

Только после того, как все дети были уложены спать, а Робби успокоился, Генри позволил себе запереться в кабинете и плеснуть немного виски.

“Да уж”, – думал он, но дальше этой мысли мозг думать отказывался.

Мальчик ему, конечно, попался не из простых… От каждого шороха шугается и болит внутри, а в руки всё равно не идёт. Впрочем одним не очень удачным днём, Генри было не запугать и не остановить, а для налаживания контакта у них с Робби ещё вся жизнь. Всю жизнь, правда, не хотелось контакт налаживать, хотелось как-нибудь побыстрей, но главное для Генри сегодня уже случилось – его мальчик сказал, что тоже мечтал о детях.

Генри ещё немного покатал на языке янтарную жидкость, потом сел за письменный стол, на всякий случай проверил, нет ли под ним какого-нибудь незваного гостя, но там было в этот вечер пусто, и будто с неохотой перевёл взгляд на две лежащие перед ним папки. Их с Робби папки.

Через несколько минут изучения результатов теста на совместимость, он и сам сделал вывод, что подходили они с Робби друг другу на все сто, а вот связь, согласно данным, и правда была не завершена – шестьдесят шесть и шесть в периоде процентов.

Что делать с этой информацией Генри не знал, у кого спрашивать – тоже, а главное, чем это для них с Робби может обернуться. Но одно он решил точно – говорить об этой странной детали парню не стоило, по крайней мере, пока. Пусть Робби сначала к нему привыкнет, а потом они вместе подумают, что же могло означать, что их связь полна только на две третьих, при том, что парой друг другу они были идеальной по всем параметрам.

Поразмыслив немного над этой загадкой, мужчина наконец поднялся к себе в спальню, постель в ней пока пустовала, но стоило только Генри устроиться поудобней, как в комнату прошмыгнуло две тени: маленькая и большая. Средней почему-то не было, возможно, Лаки заснул раньше братьев. Рой тут же растянулся звездочкой, а Дарен моментально засопел подмышкой, он уже давно не приходил к Генри по ночам, только в глубоком детстве когда переживал или боялся, но сегодня день выдался тяжёлым для всех, поэтому мужчина не винил сына за проявленную слабость. Ошибся он только в одном – Лаки тоже путешествовал.

Когда дверь в комнату Робби тихонько открылась, он буквально остолбенел – неужели ошибся? Неужели Генри всё-таки пришёл к нему в постель в первую же ночь?

Однако то, что прижалось к напряжённой спине беты не было похоже на тело взрослого высокого мужчины, оно больше напоминало…комочек.

– Робби, ты спишь? – спросил детский голос.

Бета лихорадочно вспоминал имена детей, это был не самый младший, и не старший, значит, средний? Среднего звали как-то звонко, как монетку, монетку на удачу, удача!

– Лаки? – парень повернулся на другой бок и увидел омегу с каким-то плюшевым животным в руках.

Тот моментально улыбнулся и взглянул кокетливо:

– А я к тебе пришёл, ты же не против?

Как прогонять из собственной постели пятилетних детей, Робби не знал, но и не находил у себя в голове никаких причин к этому, возможно, сказывалась усталость.

– Ты спать пришёл или разговоры разговаривать? – уточнил бета.

– Разговоры разговаривать, – тут же ответил омежка.

Робби шумно вздохнул и перекатился на спину, ребёнок тут же скопировал позу взрослого, потом завозился, потому что так лежать было неудобно и снова лёг на бок, умильно подложив обе ладошки под щёку.

– Робби, а у тебя есть братья?

– Нет.

– А детки? Ну, то есть, кроме нас.

– Нет.

– А кто-нибудь ещё?

– Был, но я потерял его.

– Почему?

– Потому что теперь я буду с вашим папой.

– Знаешь, папа тебя очень ждал.

– Да?

– Да, он ведь даже и не болеет вовсе, он просто очень ждал тебя, и как только узнал, что ты нашёлся, тут же поспешил за тобой.

Повисла тишина, Робби ничего не ответил, потому что пытался осознать полученную информацию, и что она значила, но малыш не дал мысли сформироваться, потому что снова его позвал шёпотом:

– Робби.

– Да.

– Ты ведь полюбишь папу? Ты уж полюби, пожалуйста. Он ведь хороший.

– Я постараюсь, Лаки, – прошептал Робби в ответ и почувствовал, как веки снова начинают гореть.

========== Глава 5. Почти в норме. ==========

Трой не мог понять, почему ему не становится хуже. Ведь своего новоиспеченного супруга он за весь прошедший месяц рядом с собой практически не наблюдал.

Не то, что бы Трой был соней, он любил поваляться, в офисе раньше полудня не появлялся, но вставал как все – в восемь. Однако к тому моменту, когда выходил к завтраку, Элиота в доме уже не было. И Агат непременно сообщал об этом сквозь зубы, когда альфа его об этом спрашивал, будто дворецкий раскрывал военную тайну. Омега обычно появлялся только к ночи, иногда даже успевал к ужину. Он приходил голодный как волк и жрал как в последний раз.

Поначалу Трой даже обрадовался тому, что в супруги ему достался человек из “своих” – не надо было к манерам приучать и с технологиями знакомить. И альфа непременно знал, что Элиот точно понимает какой вилкой салат есть, а какой – мясо, а уж о том, что еду, перед тем как проглотить, надо было сначала пережевать, должен был догадываться. Но омега будто назло, когда Трой отпустил соответствующий комментарий, взял стейк руками и начал вгрызаться в него своими ровными белоснежными зубами, словно разделывал ещё теплую, только что пойманную жертву, а когда в уголках губ собирался брусничный соус – его омега мог ложками есть – то и вовсе начинал походить на настоящего хищника. Больше никаких ремарок альфа не вставлял, когда им приходилось делить один ужин на двоих.

Троя не очень заботило то, где пропадал Элиот, он вообще чужими делами редко интересовался, а вот свои его беспокоили совершенно точно, и почему они у него не становились хуже с каждым днём, ему было совершенно непонятно.

– Агат, – спросил альфа за завтраком. Дворецкий будто понял, что предстоящий вопрос ему не понравится и моментально напрягся, – что я упускаю?

– Не понимаю о чём ты, Трой.

– Всё-то ты понимаешь, – махнул рукой альфа, – ну, давай-ка я всё равно тебе поясню. Вот я. У меня есть муж, который непонятно где шляется целыми днями без перерыва на обед и выходные. И я, Агат, даже не прошу тебя узнать, где он пропадает.

– Спасибо и на том, – хмыкнул дворецкий.

– Не перебивай. Так вот. Мы оба знаем, зачем я его себе завёл, и вот тут-то начинается самое интересное. Я его не вижу, а мне не становится хуже. Не то, что бы я жаловался, но… Ты же сам лично меня откачивал, когда я у тебя на руках задыхался, при том, что на тот момент приступы паралича у меня случались по несколько раз в день. Но за весь последний месяц у меня не было ни одного приступа, а ведь этот… Кхм, муж, прости господи, на меня только редкие и не слишком приятные, скажу тебе, взгляды бросает.

Агат хрюкнул в кулак, но потом взял себя в руки и с каменным лицом ответил:

– Не знаю, Трой, а ты буклет читал?

– Да бля! – начал закипать альфа, его в собственном доме держали за идиота, – читал я этот сраный буклет, там сказано, что нет лучше панацеи, чем тесный физический контакт! Обмен, сука, запахами и жидкостями, все дела. Как он это делает? И не заливай мне, что не знаешь, – остановил жестом дворецкого Трой, – лучше ответь на вопрос. Сцеживает свою ядовитую слюну в утренний чай? О мебель трётся, а?

Всё-таки после таких предположений плечи Агата затряслись, и альфа от такой реакции на свои слова даже чашку с чаем от себя подальше отставил, а потом впился немигающим взглядом в пожилого работника. Тот смеяться перестал, но развёл руками:

– Ну, Трой, я правда не знаю.

– Не зли меня, Агат, иначе я превращусь в маленького мальчика и слёзно попрошу своего верного дворецкого поиграть в “лошадку и всадника”, – от такой угрозы дворецкий моментально схватился за поясницу, вспоминая о своём многолетнем ревматизме – альфа уже много лет не мог уговорить его сделать простенькую операцию на позвоночник, тот каждый раз отказывался, и раз метод кнута не действовал, надо было попробовать метод пряника, а точнее неприкрытой лести, – ну, Агат, ну, пожалуйста, я же знаю, ты у меня как мудрое всевидящее око этого дома…

– Знаешь, я ведь за тебя переживаю, – попытался оправдаться за своё молчание мужчина, – ты же, дуралей, можешь таких дров наломать. Ну чего тебя, скажи, сейчас не устраивает, а? Живёшь, горя не знаешь, болезнь ушла, дался тебе Элиот.

– То есть, ты всё-таки знаешь, что он делает?

– Трой…

– Говори!

– Трой…

– Я обещаю, клянусь, что я буду делать вид, что ничего не знаю, – альфа сцепил замком руки перед собой, – ты же знаешь, меня любая неизвестность просто убивает.

– Он приходит к тебе по ночам.

– В смысле? – упавшим голосом спросил Трой.

Агат вздохнул и закатил глаза, явно проклиная себя за то, что рассказал:

– Он ложится позже, встаёт раньше, а ты ведь спишь как бревно трухлявое, – альфа проглотил такое сравнение с собой, сейчас важнее было дослушать, – а он по ночам приходит к тебе и спит. С тобой. Не думаю, что сам Элиот догадывается, что кто-то знает об этом.

– Просто спит? – прищурился Трой.

– Ну таких подробностей я не знаю! – возмутился дворецкий и ретировался из столовой побыстрее, пока его ещё, не дай бог, подглядывать не заставили.

Весь день Трой обдумывал то, что узнал, а главное, близился вечер, чтобы проверить – сказал ли правду старый прохвост. Поначалу, когда альфа оказался в своей постели, хотелось просто плюнуть на всё и уснуть, но после того как на экране комма часы перевалили за полночь, он и действительно услышал, что в его комнату кто-то вошёл.

Элиот, думая, что Трой спит, церемониться не стал, а просто шмыгнул к нему за спину. Привычно, так, шмыгнул, заметил альфа. А потом Трой почувствовал, как рука обхватывает его торс, немного сдавливает – обнимает? – и затем, на собственном загривке он почувствовал тёплое дыхание омеги. В нос тут же закрался знакомый, но по-прежнему казавшийся необычным запах омеги. Элиот пах притягательно, но странно – словно из ванили убрали всю приторную сладость, остались только тепло и тяжесть от аромата, из-под которого не хотелось выбираться даже под страхом смерти. Сейчас можно было ещё услышать капельку усталости, пота и зимнего воздуха.

Наверное, надо было послушать Агата, и лежать тихонько, но Трой вдруг чётко осознал, что во всех действиях Элиота, сквозило не простой необходимостью, и не уличить в этом строптивого волка он ну никак не мог. Поэтому он резко вывернулся из захвата, Элиот от неожиданности даже среагировать не успел, за что и был придавлен альфьей тушкой.

Трой сидел на Элиоте верхом и бёдрами чувствовал, как тот пытается вырваться из-под него, а тело, надо было сказать, у омеги было сильное. Подтянутое и здоровое, хотя не без стройности, поэтому каждый раз, когда Элиот извивался, Троя немного подбрасывало, но он всё равно был сильнее, и руками ещё догадался нейтрализовать острые кулаки, придавив те по бокам тела омеги. Умиротворение в миг испарилось из комнаты, а по венам альфы приятно разливался азарт.

– Пусти, – прошипел Элиот и опять толкнулся.

– Почему? Тебе же нравится со мной спать, жаль только, что я так долго об этом не знал, а ты и не спешил, я смотрю, рассказывать.

– Ты и правда идиот, если думаешь, что мне нравится спать с таким отродьем как ты! Будь благодарен за то, что я тебя не придушил подушкой в одну из ночей!

Гадёныш опять его оскорблял, да ещё и припугнуть решил! Альфа рыкнул так, что стёкла дрогнули, омега рыкнул в ответ, но шипяще, показывая, что он тоже не лыком шит. Стало понятно, что Трой опять ошибся с выводами, но теперь опустить омегу было делом чести, и альфа уже знал, как унизить Элиота Сильвера.

Трой наклонился над омегой так, что их лица теперь были в непосредственной близости, а сам он почти слышал лихорадочное биение сердца пары и с оскалом прошипел:

– Шлюшка хорошо пошопилась – шлюшке надо платить по счетам. Целуй.

Омега на это стал ещё сильнее вырываться, показывая явное отвращение к этому приказу, но ещё один оглушительный альфий рык заставил его застыть и злобно глянуть на Троя.

Альфа посчитал это своеобразным согласием и впился в сомкнутые губы. С минуту он так и застыл, а потом почувствовал, как тело под ним обмякло, но отвечать на поцелуй омега так и не думал. Элиот сдался, однако от такой сомнительной победы Трою стало ещё противней. Он обвёл языком чужие губы, поцеловал, даже руки из захвата выпустил, ведь они теперь безвольно раскинулись на постели. Он очертил руками узкие запястья, поднялся по предплечьям, выше, к плечам, потом взял лицо Элиота в ладони и снова припал к его губам. Ничего.

Хуже было от того, что Трою вдруг так остро захотелось ответа, как глоток воздуха утопающему.

– Пожалуйста, Элиот, поцелуй… – это была полная капитуляция, и альфа это понимал.

Однако после того, как Трой отчаялся, мысли о собственном унизительном выпрашивании отошли на второй план, потому что омега ответил. Вытянул губы и с громким чмоком поцеловал. Нельзя было упускать такой аттракцион невиданной и внезапной щедрости, поэтому альфа опять попытался раскрыть рот омеге собственным языком и на этот раз преуспел. Поймал кончик чужого языка, дал Элиоту обсосать свой, собственные губы то смыкались на чужих, то раскрывались под напором омежьего языка, поощряя инициативу ответной лаской.