Текст книги "В тихом омуте (СИ)"
Автор книги: AnnyKa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Все будет хорошо, – теплое дыхание опалило кожу, и Джеймс тихо застонал, когда почувствовал прикосновение губ и легкие укусы, скользящие по его плечам и спине, а Майкл крепко держал его за бедра, сжимая их и поглаживая, проводил пальцами между напряженных ягодиц, не переставая целовать напряженную спину взволнованного перевозбужденного юноши.
Джеймс невольно напрягался от каждого касания, чувствуя, как судорогами сводит низ живота, и вцепился в светлые простыни, стараясь хоть немного унять волнение. Но все его попытки прошли даром, стоило Майклу раздвинуть его напряженные ягодицы.
– Стой, не надо… ах… – Джеймс уткнулся в простыни и прикусил губу, нещадно краснея и возбуждаясь еще сильнее от горячего дыхания, опаляющего нежную кожу, от теплого языка, скользящего между ягодиц, старательно вылизывая его. От смущения и странного наслаждения было некуда деваться. Жарко и влажно. Давит сильнее, проталкиваясь в тело. Непривычно, но приятно…
Тихий стон сорвался с сомкнутых губ, но это только усилило ласки Майкла, сделало их более агрессивными и несдержанными. Он крепче сжимал Джеймса в руках, оставляя на упругой коже отпечатки ногтей и, когда юноша уже не мог этого терпеть и хотел было потянуться, чтобы прикоснуться к себе, он услышал шорох одежды. Майкл слегка отстранился, и без его тепла стало невероятно холодно, и так отчетливо чувствовалась влага, стекающая по влажным ягодицам. Холодные от смазки пальцы уверенно скользнули в тело, ворвались в него легко и быстро, причиняя легкую волнительную боль, но не успел Джеймс даже напрячься, как Майкл навалился сверху, придавливая его к кровати, и так оголодало, страстно принялся целовать его плечи и шею, что, казалось, он готов отрывать от юноши куски плоти, а не оставлять одни лишь темные засосы. Все быстрее и глубже. Не успел Джеймс привыкнуть к двум пальцам, как в него протолкнулись еще два, насильно растягивая изнутри, заставляя стонать в голос от странного удовольствия и легкого страха. От того, что Майкл тяжелый, от того, какой он тихий, от того, какое порывистое и глубокое его дыхание, какие уверенные умелые руки. Он сильный…
Длинные пальцы скользят по шее, ласкают алые щеки и поднимают за подбородок, заставляя поднять голову от кровати, изогнуться сильнее, когда все внутри растягивается до предела. Мышцы инстинктивно сокращаются, пытаются сжаться, но Майкл без труда раздвигает их и так быстро убирает руку, что Джеймс взволнованно вздыхает, до дрожи в руках цепляется за простыни, а затем все заполняет резкая боль, и комнату наполняет стон и шотландская ругань. Юноша тянет за простыни, пытается выскользнуть, избавиться от этого ощущения, но Майкл держит его крепко, сжимает пальцы на его тонкой шее и до упора входит в узкое дрожащее тело, замирая всего на мгновение. И стоит Джеймсу лишь слегка освоиться с жестким чувством внутри себя, как мужчина начинает двигаться, и его рука плотно сжимается на чуть опавшем от боли члене, в пару движений возвращая ему прежнюю жесткость и продолжая растирать чувствительный орган по всей длине в такт резких глубоких движений.
Глубоко и быстро. Так сильно, что от каждого движения спину пронизывает легкая боль напряжения, а тела соприкасаются с тихим шлепком. По бедрам течет смазка, и весь мир вокруг дрожит от ощущений. Джеймс выгибается дугой, тянет несчастные простыни, пытаясь держаться за них, не слышит своих стонов, растворяясь в болезненно приятных ощущениях, и уже слишком быстро готов кончить.
Стон Майкла был похож на глухой рык какого-то хищного животного, и он так сильно начал вбиваться в тело Джеймса, что юноша потерял все ориентиры и чувствовал только, как все вокруг содрогается и раскачивается вместе с ними.
Вспышка наслаждения заполнилась глухим стоном, сорвавшимся с алых губ, и бешеным биением сердца, стучавшим в пустой голове. Ноги дрожали, и в коленях чувствовалась легкая резь – жесткий ворс натер нежную кожу. Сперма стекала по пальцам Майкла и ягодицам Джеймса, который был готов блаженно рухнуть на пол и просто наслаждаться этим состоянием.
– Черт, – Джеймс уронил голову на кровать и тяжело дышал ртом. Голова слегка кружилась, хотелось улыбаться. – Это было…
Но не он успел договорить, как Майкл перехватил его поперек груди и резко дернул назад. Юноша тихо охнул, рухнув на пол и больно ударившись затылком, с прищуром посмотрел на возвышающегося над ним Майкла.
– Что…
Но мужчина словно не слышал его, не видел его непонимающего взгляда, рывком закинув дрожащие ноги юноши себе на плечи, навалился на него сверху, сгибая пополам.
Твердый член легко вошел в растянутое расслабленное тело, и Джеймс, взволнованно охнув, уперся руками в плечи Майкла, но тот уже начал двигаться, набирая скорость, резко вбиваясь во влажное тело. И он не дал Джеймсу возмутиться, грубо поцеловав его, кусая губы, и, не обращая внимание на то, что юноша не успел еще отойти от оргазма, снова ласкал его, заставляя тело наливаться густым возбуждением, и только что обмякший член снова становился тверже, а тело пробивала дрожь, когда твердый член проходился по простате.
– Ст… ой! Хватит… – задыхался юноша, попытавшись свалить с себя мужчину, но тот только крепче прижал его к полу и начал двигаться яростнее. Причинять боль.
Страх сжался где-то под сердцем, но стоило Майклу вновь сжать член Джеймса в руках, как взыгравший в крови адреналин только усилил возбуждение, но второй оргазм вышел смазанным, почти мучительным.
– Да что, черт… – Джеймс попытался выползти из-под Майкла, стоило ему только отстраниться, чтобы поправить влажные от пота волосы.
Стоять было трудно, ноги подкашивались, а по телу стекала теплая сперма. Своя и чужая.
– Дай передохнуть, – на выдохе попросил юноша. И когда Майкл рывком толкнул его на кровать и снова навалился сверху, это уже было страшно.
Джеймс плохо понимал, что происходило дальше.
Он пробовал отбиться, но сил не было, и Майкл, словно не замечая его попыток, не останавливался… Его прикосновения становились все более грубыми, все чаще поцелуи срывались на укусы, а ласковые прикосновения – на болезненно сильные. Тело горело от накатывающих волн возбуждения, млело в руках и дрожало в колкой панике.
Глубже, сильнее, резче.
Он утыкался лицом в подушку и снова стонал, пытаясь отползти, просил, почти кричал, умоляя остановиться, но Майкл точно не слышал, продолжал ласкать и вылизывать его тело, терзать его руками. Кожа становилась липкой от засыхающей спермы, и с каждым оргазмом сил оставалось все меньше, словно с каждый раз из плавящегося от болезненного наслаждения Джеймса выбивали весь дух. Пальцы уже слабо цепляются за простыни, и оттолкнуть такого огромного и сильного, словно обезумевшего Майкла нет сил.
– Я не могу… не могу больше… – шептал юноша, чувствуя, что все плывет перед глазами, а комната противно кружится, но вновь чувствовал, как шире раздвигают его ноги, как Майкл вылизывает его тело и не перестает его ласкать, и не было ясно, откуда в бледном шотландце еще оставались силы, чтобы снова отзываться на эти ласки, когда сознание уже плыло в непонятном мареве.
***
Джеймс не знал, сколько прошло времени, и уснул ли он или потерял сознание. Тело нещадно ныло и болело, а простыни пахли потом и спермой.
В комнате было темно, а на талии чувствовалась сильная теплая рука спящего рядом Майкла.
Джеймс невольно вздрогнул, словно ожидая, что мужчина рядом снова навалится на него, но нет. Он дышал глубоко и спокойно, не собираясь просыпаться. Юноша очень медленно пополз к краю кровати, стараясь дышать как можно тише и не шипеть от боли во всем растянутом и размятом теле. До чего же болели ноги… Мышцы ныли ужасно, и на мгновение Джеймс даже засомневался, что сможет встать. И не зря.
Красные, натертые ворсом ковра колени дрожали, пока Джеймс как можно тише пытался собраться. Он не хотел задерживаться тут даже на минуту, хотя все его существо требовало теплого и долгого душа, чтобы смыть с тела пленку засохшей спермы, которая, казалось, была повсюду. Но это потом. Потом-потом-потом.
Белье, джинсы, носки, футболка.
Тише, как можно тише.
Но у самой двери Джеймс все же покосился на спящего Майкла, не зная, что он чувствует к мужчине, который едва ли не насиловал его всю ночь, даже когда он кричал, прося его остановиться.
На душе противно кольнуло, и юноша невольно вспомнил чуть грустный голос Майкла, который постоянно повторял, что им нельзя видеться. Может, он был прав.
Может, Джеймс ошибался, когда беспечно решил, что все будет хорошо. Но сейчас, все, чего он хотел – поскорее добраться до общежития и отмыться.
========== Глава 5 ==========
За все то время, что Джеймс общался с Майклом, им каким-то чудом удавалось не пересекаться на территории университета. Это было не так уж и сложно, если не знать, что человек, которого ты так хочешь увидеть, всегда рядом. В одном здании. В одно и то же время. Просто поднимись в соседнее крыло и постучи в кабинет. Раньше, узнай об этом, Джеймс бы бросился по широким светлым коридорам на драм.кафедру в лучших традициях слащавых романтичных фильмов. Тех самых, где на фоне звучат переливчатые мягкие аккорды пианино, а главный герой, не видя толпы, несется к своему возлюбленному, утопая в лучах слепящего солнца, пробивающегося через высокие окна.
До чего же нереалистично.
Джеймс поправил очки. Носил он их редко, но сегодня был как раз такой редкий случай. Из-за кучи ненужных и в основном невеселых мыслей МакЭвой застрял возле кофемашины, гипнотизируя свой напиток, и опомнился, только когда на него начала кричать какая-то девчонка, ждущая своей очереди. На лекцию юноша опоздал, и потому пришлось занять свободное место на последней парте, с которого он решительно не видел ничего из того, что было написано на доске.
Да и не особо хотел видеть.
Чертовы мысли. Почему их нельзя было просто отключить?
И почему он чувствует себя виноватым?
Глупо и нелогично, и от этого хочется только сильнее злиться, но не получается.
Поэтому он затеял эти прятки. Делал все, чтобы случайно не столкнуться с Майклом, словно и не было ни встречи, ни ночи после нее. Хорошо бы еще притвориться, что они до сих пор общаются.
Этого так странно не хватало. Первой глупой мыслью после душа было какое-то привычное желание включить ноутбук, сесть на кровать и рассказать Майклу, какую безумную ночку ему довелось пережить. Джеймс даже потянулся, чтобы включить чат, но в последний момент вспомнил, что он и был с Майклом.
Эти образы наслаивались друг на друга и не хотели сходиться, хотя часть сознания Джеймса сухо кивала и говорила, что все к тому и вело.
Чего еще нужно было ждать, учитывая, как и где они познакомились?
Чертов интернет и извращенцы, которые в нем обитают.
Просто ему «повезло» наткнутся на одного из самых изощренных и скрытых маньяков в своей жизни. А еще этот маньяк знаменит. И сейчас находится в соседнем корпусе.
Джеймс прикусил карандаш, и, уставившись на чистый тетрадный лист, совсем не слушал лектора, но решил для себя, что нужно гнать от себя мысли о Майкле как можно дальше.
И боль, которая легко плавилась в его теле при ходьбе, усиливала его решимость.
***
Почти неделя прошла. А Майклу все еще казалось, что то утро длится и преследует его.
Он проснулся от рези в глазах – солнце доползло до кровати и противно светило в лицо, просачиваясь через сомкнутые веки.
Голова не болела, только в теле чувствовалась сладостная слабость. Но стоило только немного избавиться от оков сна, как мужчину пробил холодный пот.
Это было хуже самого страшного похмелья.
Он все помнил. Слишком хорошо.
Помнил, как они только пришли с Джеймсом. Помнил начало. Все было под контролем, но эта тонкая преграда готова была треснуть, подобно первому льду под подошвой ботинка. Его горячие алые губы и ласковые руки. То, как Джеймс тянулся и ласкался, как готов был отдаться.
И та фраза…
Проклятая фраза…
«Я докажу тебе, что тебе не нужно сдерживаться рядом со мной»
Она звучала в голове голосом Джеймса и соблазняла так же сильно, как и сам юноша.
Просто поверить, что он знал, о чем говорит.
Поверить, что он правда может ни о чем не думать рядом с ним, даже после всего, что уже произошло, и просто раствориться в пылком мальчишке. Держать его в руках. Крепко. Еще крепче. И уже не выпускать.
Не стоило.
Взрослый человек, а повел себя так глупо. Джеймс просто заигрался. Ему простительно: он еще так юн, так прекрасен и так наивен. Но Майклу стоило держать себя в руках…
Но он не думал об этом, без сил рухнув в постель рядом с уснувшим обессиленным юношей, крепко прижимаясь к нему, обнимая и утыкаясь в изгиб его зацелованной шеи.
И на какое-то глупое мгновение он действительно поверил, что утром, впервые отпустив себя, он проснется не один…
Это случалось уже не раз. И может случиться снова.
Вот только впервые после срыва Майклу не было все равно, и до боли в сердце хотелось объясниться, извиниться, вымолить прощения. Но Джеймс сбегал каждый раз, смешиваясь с толпой студентов, не появлялся в сети, и было ясно, что для него у этой истории уже давно настал конец.
И Майкл отпустил бы…
Отпустил, если бы был сильнее. Если бы не повторял себе, что просто хочет извиниться лично.
– Профессор?
Голос студентки вырвал Фассбендера из задумчивости, и он вновь увидел небольшой зал и свою драм.группу. Студенты смотрели на него, явно ожидая какой-то реакции, и Майкл затравленно улыбнулся, оскалившись собравшимся ученикам.
– Как вам сцена? – медленно начала намекать на суть происходящего Маргарет.
– Не годится, – тут же сказал Майкл. – Так… Я думаю, вам стоит разобрать отрывок на роли и завтра… Да, – он поднялся с места и закинул сумку на плечо, вновь теряя интерес к своим учениками, и даже не обратил внимание на глубокий вырез красного свитера миловидной студентки, сидевшей прямо перед ним и прожигающей его фанатичным взглядом.
– До завтра, – рассеянно произнес мужчина, одарив студентов еще одной улыбкой. Хватит. Все это похоже на пустую трату времени, а чувство вины и горечь готовы растворять его изнутри, выжигая органы подобно кислоте. И в ногах уже чувствуется напряжение. Нужно только добраться до него.
За неделю Майкл уже понял, что поймать Джеймса на занятиях или после он не сможет: шотландец ловко избегал его. Один раз, заглянув в кабинет к юноше, Майкл был уверен, что тот просто рухнул под стол, чтобы его не заметили. Было бы смешно, если бы в груди от этого не растекалось смолянистое пятно отчаяния.
Корпуса студентов и профессоров были отдельными, и в свободное время они практически не пересекались. А Майкл так и вовсе виделся только со своей группой, стараясь не попадаться на глаза остальным студентам, хотя все равно всегда находилась пара-тройка ребят, поджидающих его после лекций, чтобы наброситься с просьбами и вопросами. Майкл за всю свою долгую карьеру так и не смог толком свыкнуться со своей популярностью, хотя это было не так уж и сложно: широкую известность он получил только в театральных кругах, и на улицах его узнавали не так часто. Но этот институт был исключением, и Фассбендер всегда покидал его стены, стоило только закончить читать лекцию.
Может, именно поэтому охранник на проходной долго рассматривал его пропуск, сравнивая его с лицом известного актера, и даже поинтересовался, не ошибся ли Майкл зданием, но после уверенного «нет, мне именно сюда» не стал спорить и пропустил профессора в студенческий корпус.
Узкие коридоры и высокие потолки. Паркет в помещении потертый, местами вовсе стертый до темных пятен. Этаж и номер комнаты Фассбендер узнал из личного дела юноши, так что хотя бы рыскать по комнатам в поисках одного затравленного шотландского мальчишки ему не нужно будет.
Нужно было только поднять ворот серого пальто повыше и не встречаться взглядом с усталыми или, наоборот, слишком бодрыми студентами, снующими по коридорам. Не так уж сложно. Здесь никто ни на кого не смотрел, и Майкл надеялся, что не наткнется ни на кого из своих учеников с выпускного курса, тем более, их комнаты были гораздо выше.
На шестой этаж пешком, мимо лестничных пролетов, в которых местами не работали лампочки, а возле окон чувствовался едкий запах дешевых сигарет, от которого Майклу невольно захотелось самому задержаться и быстренько покурить. Просто чтобы успокоить нервы, чтобы появиться перед Джеймсом не таким напряженным.
Сердце сдавливает плохое предчувствие. Оно, словно инородное тело, распирает грудь изнутри и давит на легкие, мешая нормально вздохнуть, а чувство вины и стыда разъедает сознание, причиняя невыносимую боль, которую Майкл прежде не чувствовал.
Он просто хочет извиниться.
Возможно, стоило принести что-нибудь. Цветы? Глупость какая. Ни они, ни конфеты, ни дорогое вино не помогли бы ему загладить и часть своей вины перед нежным, слишком наивным юношей.
Последний лестничный пролет, и из-за плохо прикрытой двери уже виден свет шестого этажа.
Всего пара шагов.
Здесь было совсем мало народу: только несколько студентов шатались по коридору, не обратив внимания на мужчину, неспешно шагающего вдоль дверей.
65, 66, 67, 68…
Фассбендер замер перед дверью, глядя в ее мутный белый цвет, разглядывая серебристый железный номер. Казалось, края коридора вытянулись, сузились в крохотные точки по краям от этой двери, сжимая в себе реальность, уничтожая все вокруг.
Тишина.
Все звуки остались снаружи этого иллюзорного пузыря, и теперь собственное дыхание казалось Майклу оглушительным, а стук сердца мог сравниться с залпами пушек.
И так некстати вспомнился испуганный взгляд влажных голубых глаз Джеймса. Если бы только тогда Майкл мог понять, что это был страх, но чувства накрыли так сильно, что сознание отказывалось воспринимать очевидное. Нельзя было… Нельзя было позволять себе …
Стук почти не слышен, и мужчине остается только надеяться, что изнутри он звучит громче, чем снаружи. Он пытается прислушаться, различить шаги или какое-нибудь движение, но слышит лишь тишину, такую полную и звенящую, что на мгновение Майклу показалось, что у него заложило уши.
– Сейчас! – голос Джеймса совсем не дрожал, был звонким и проникал глубоко под кожу, уютно согревая душу.
Джеймс, Джеймс, Джеймс…
Теперь шаги были оглушающими. Они перекрывали стук сердца, и Майкл сжал руку в кулак, унимая легкую дрожь.
Как на сцене. Как на сцене. Нужно взять себя в руки. Успокоиться. Он не должен видеть волнения. Он не должен понять, как сложно будет произносить каждое слово.
Он делал это каждый раз перед встречей с Джеймсом.
Чего у Майкла не отнять, так это таланта. Он всегда был восхитительным актером, и работа начала помогать в жизни, ведь Джеймс не чувствовал в нем опасности до тех пор, пока Фассбендер не потерял над собой контроль. Но теперь единственный способ вернуть себе душевное равновесие и подобие прежней жизни был заключен всего в одной фразе.
– Ты! – шотландец гневно зарычал, едва успев открыть дверь, и тут же попытался ее захлопнуть. Но Майкл успел ухватиться за ее край, надавил, не стараясь ворваться внутрь, но и не давал Джеймсу отгородиться от него.
– Прошу, просто послушай меня…
– Нет.
– Умоляю.
– Я видеть тебя не хочу, ты что, до сих пор этого не понял?
– Джейми…
– Не смей меня так называть! – Джеймса затрясло, он хотел отвести взгляд, но вместо этого только продолжал смотреть в серые глаза Майкла, словно пытаясь телепатически передать ему все, что он чувствовал.
Заставить его ощутить тот стыд и страх, то странное, давящее изнутри чувство, которое отягощает его душу с тех пор, как он, изможденный, проснулся в запачканной спермой кроватью рядом с человеком, которого почти любил и которого теперь совсем не знал, не понимая, как относиться… И то, как постыдно следующие дни болело тело, как мучительно было ходить и больно сидеть, как страшно и волнующе вспоминать.
Он бы хотел забыть, но Майкл не отпускал его, а теперь еще нашел в себе достаточно наглости, чтобы прийти в общежитие!
– Прошу, просто послушай, – его голос такой мягкий и глубокий.
В нем чувствуется боль.
Наверное, только это и искреннее раскаяние в покрасневших глазах, под которыми залегли темные тени, и заставило Джеймса, замерев на месте, уже не так сильно давить на дверь.
А еще то время, что они провели вместе. Разговоры. Его голос, которого не хватало, как бы глупо и иррационально это ни было.
– Мне очень жаль, что так случилось…
– Жаль? – с нажимом спросил Джеймс и ухмыльнулся. – Ты хочешь извиниться? – голубые глаза злобно сверкнули. – Не утруждай себя, – он надавил на дверь, до боли прикусив губу, чувствуя, как в горле растекается резкая горечь и дышать становится сложнее.
– Я никогда не хотел причинить тебе боли. Боже, Джейми, только не тебе, – его вечно спокойный голос дрожал. Не получается…
От одного вида Джеймса невозможно сдержать чувства, пусть в этот раз похоть наконец-то притихла, раздавленная чувством вины.
– Это было больше, чем больно, – зашипел Джеймс, прожигая Майкла взглядом.
– Я не хотел…
– Я почти кричал, просил тебя остановиться!
– Я не слышал… прости, прости меня.
– Не слышал? Еще бы, чертов маньяк, – «ублюдок, сволочь, скотина, урод, … чертов извращенец» – все это завилось в горле, но не находило выхода, лишь резало изнутри, заставляя задыхаться. И почему он до сих пор не закрыл эту проклятую дверь?
– Ты не останавливался… – совсем тихо и сдавленно произнес юноша, опустив глаза куда-то в пол, и нервно сглотнул, вновь вспоминая, как Майкл, тот самый Майкл, которого он так хотел и который стоял сейчас за дверью… Как он до боли вжимал в постель его ослабшее тело, продолжая ласкать и вылизывать его, продолжая двигаться резкими толчками, которые уже почти не ощущались….
– Моя вина. Ты сказал, что я могу не сдерживаться с тобой. Поверь, боже, Джейми, поверь, я могу сдерживаться…
– Ох, ты не можешь, – фыркнул Джеймс, снова кусая губу, чтобы не обращать внимания на влагу, обжигающую глаза.
– Я понимаю, – с болезненной грустью произнес мужчина, но никак не мог заставить себя попрощаться.
– Тогда хватит держать чертову дверь!
– Джеймс.
– Прошу, хватит…
– Я обещаю, такого не повторится, – внезапно даже для самого себя зашептал Майкл, и сильнее вцепился в дверь, не давая юноше ее закрыть, чувствуя, как эта небольшая приоткрытая щелка между ними хранит в себе последние крупицы надежды и, стоит ей только закрыться, как вокруг уже ничего не останется.
– Конечно, потому что этого больше никогда и не будет…
– Ты правда думаешь, что я вновь поступлю так с тобой? – почти с отчаянным ужасом спросил Майкл, не сводя взгляда с Джеймса, который старательно пытался не смотреть ему в глаза. – После того, что случилось, после того, как я вспомнил, как ты просил меня остановиться, как был напуган, и даже сейчас, боишься меня… Этот страх на твоем лице, ох, Джейми, мне одного этого достаточно, просто дай мне еще один шанс…
– Не-е-ет, – хрипловато протянул юноша и навалился на дверь с другой стороны, больше не глядя в щель, почти уперся лбом в деревянную защиту, толкая ее двумя руками, пытаясь захлопнуть дверь и уничтожить даже голос Майкла, от которого все внутри сжималось от боли и желания поверить, когда разум упорно кричал прекратить разговор.
– Прошу, давай встретимся завтра перед второй парой у учебного корпуса.
– Мистер Фассбендер? – раздался позади взволнованный девичий голос.
– Черт, – тихо выдохнул мужчина и услышал тихий смешок Джеймса.
– Профессор Фассбендер, это правда вы! – подхватила уже вторая девушка, а еще одна издала странный восхищенный писк, и вся компания замерла возле именитого преподавателя.
– Добрый вечер, – коротко произнес Майкл, лишь покосившись на студенток-первокурсниц, столпившихся позади него, и все еще продолжал держать дверь.
– О боже, даже не верится!
– А можно вопрос…?
– Можно ваш автограф?
– Что вы делаете в студенческом общежитии?
– Не хотите чашечку кофе?
Их голоса раздражающим гулом зазвенели в голове, хотелось накричать на них, отмахнуться, словно от пищащих назойливых мух, прогнать, избавиться, лишь бы вернуться в ту сжимающуюся реальность, где все еще был только он и Джеймс, но это уже было невозможно.
– Ну же, иди, – вдруг тихо произнес Джеймс и как-то странно усмехнулся. – Вон, их целых трое, может, тебе этого будет достаточно. Устроите групповушку, и не надо будет на одной отыгрываться.
– Джейми…
Но стоило только на секунду растеряться от его тона и слов, как юноша тут же воспользовался ситуацией и смог захлопнуть дверь, мгновенно запирая замок, окончательно отгородив себя от Майкла, оставляя его на растерзание нервных возбужденных девушек.
***
Джеймс не смог заснуть той ночью. Смотрел на влажное темное пятно на потолке, слушал завывания холодного ветра снаружи и редкие удары влажного снега с дождем об оконное стекло.
Под тонким одеялом было холодно, и обогреватель не сильно помогал, пусть даже обдавал теплом, не мог растопить болезненный холод на душе.
Джеймс чувствовал усталость и резь во влажных глазах, но разум не мог отключиться.
Он еще слышал верещание девушек и спокойный голос Майкла, которого не было уже часов семь в этом проклятом корпусе.
Он не знал, разошлись ли они, или Майкл воспользовался его со злобы сказанным советом, но от мысли, что его Майкл сейчас в постели с этими пустышками, хотелось рычать от боли и рвать ни в чем не повинную подушку.
Это неправильно и непонятно: понимать разумом одно, но чувствовать совершенно другое. Хотеть вновь довериться полному боли и отчаяния голосу Майкла, при этом понимая, что это опасно. Глупо и наивно. И, кто знает, может, в следующий раз он уже не отделается просто двухнедельной болью во всем теле.
***
Холодной бессонной ночью Майкл собрал вещи.
Оптимизма в мужчине совсем не осталось, и даже остатки слабой надежды потускнели, как только закрылась крышка чемодана.
Он уже все решил. Еще тогда, когда закрылась дверь комнаты Джеймса.
Он ведь не придет. И Майкл не имеет права его винить. Но и быть так близко с ним теперь не сможет.
Знал ведь с самого начала, что все так и будет, стоит им только встретиться…
Заявление написано, оставалось только дождаться нужного времени и позвонить Стиву с работы, договориться, чтобы он взял на себя курсы. Будут проблемы с вузом, но сейчас об этом Майкл думать не хотел. Просто собрать вещи и уехать как можно дальше в надежде, что взгляд ясно-голубых глаз хоть когда-нибудь его отпустит.
И все равно еще слишком долго ждать.
Серого неба только коснулись первые солнечные лучи, а сердце билось гулко и тревожно. Просторная комната походила на клетку, и собственные мысли сводили с ума, подкидывая все новые и новые варианты того, как все бы могло бы быть.
Если бы они не встретились.
Тогда бы он продолжал вести свою группу и все так же каждый вечер разговаривал с Джеймсом, наслаждаясь этой близостью, он мог бы слышать его игривый голос и видеть его искреннюю улыбку.
Если бы он не сорвался в ту ночь…
Замер бы, заставляя тело остановиться, а чувства успокоиться. Тяжело бы дышал, согнувшись над разомлевшим от оргазма Джеймсом, и бережно целовал бы его плечи и шею, а затем бы помог юноше перебраться на кровать, а сам бы добрался до душа.
Холодная вода и быстрая дрочка, а перед глазами еще такой живой и настоящий образ стонущего от наслаждения Джеймса, который теперь млеет в соседней комнате.
Тело бы успокоилось, и разум можно было бы привести в порядок, чтобы уже свежим вернуться в спальню с чашкой чая или горячего шоколада. Можно было бы спокойно улыбнуться, застав Джеймса уснувшим прямо поверх смятых простыней, бережно укутать юношу и уснуть рядом с ним, ни о чем не тревожась, а наутро проснуться вместе и вместе же направиться в институт.
Все могло бы быть так. Майкл знал себя, знал, на что способен. Он бы справился.
Если бы не позволил себе ни о чем не думать. Если бы его не накрыло волной чувств, которые он даже не пытался сдержать, так глупо доверившись словам наивного юноши, который сам не понимал, чем дразнит…
Он не виноват. Нет. Его Майкл не винил.
И не собирался винить, когда стоял на промозглой улице возле входа в учебный корпус.
Дождь уже прекратился, но лужи залили собой каждую неровную впадинку земли и каменистых дорожек, проходящих через голый внутренний двор университета.
Уже почти двадцать минут, как началась вторая пара, но Майкл просто махнул рукой на свой класс, сжимая в руке телефон, но не решаясь позвонить.
Не решаясь все это закончить, пусть даже и знал, что нужно.
Он же уже подготовился.
И вещи собраны.
Но минуты текли, а Джеймс так и не пришел.
Боль, растекшаяся в груди, была слишком сильной. Она словно растворяла всю энергию тела изнутри, выжигала все чувства, оставляя только пустую оболочку…
Надежда умирала в агонии.
Короткие гудки длились с полминуты, эхом отдаваясь в черепной коробке.
– Да?
– Привет, Стив. Это Майкл. Я хотел попросить тебя взять мой курс в театральном…
========== Эпилог ==========
3 месяца спустя.
– Он бы мог преподавать у нас драмкласс. Нет, не пойми меня неправильно, наша группа довольна профессором, но все же, это не экспериментальный театр и не актер, привыкший к камерным спектаклям, – Томас не замолкал уже битый час, и Джеймс слушал его вполуха, допивал свой кофе и смотрел на снующих в буфете проголодавшихся зрителей, обсуждающих первый акт спектакля.
– Угу, ты прав, – просто по инерции произнес Джеймс, а сам мысленно все еще был в зрительном зале.
Томас едва не убил его, когда узнал, что МакЭвой взял худшие билеты в последнем ряду с краю, но ничего не мог возразить на «больше мест не было». Вранье, конечно, но Джеймс теперь умел врать гораздо лучше, чем раньше. Все же, ведущий студент в своем потоке, а учится он на профессионального лжеца. Вот Томас и не заметил, когда в их разговоре появилась заготовленная фальшивая вставка.
Билеты еще были, но Джеймс не желал сидеть близко, боясь, что Майкл его увидит со сцены.
Ему не хватило смелости прийти на встречу три месяца назад, но этого времени хватило, чтобы осмелиться прийти на его спектакль.
Он был… странный.
Фассбендер играл демона, на сцене был полуобнаженным и замотанным черной шелковистой тканью, непонятной одеждой, на которой так маняще играли отблески света.
Грим и другая прическа. Другой голос и незнакомые слова. И ни минуты сомнения в его игре.
Джеймс нервничал, затаив дыхание, следил за Майклом, вновь вспоминая его прикосновения и раскаянный тон, полный боли… Так похожий на этот страдальческий рык неприкаянного демона со сцены.
Хотелось подойти ближе, сказать: «Прости, я обо всем подумал…».
Или предложить кофе.
Перцовый баллончик лежит в небольшой сумке, да и сам Джеймс был уверен, что сможет дать отпор. Он слишком много об этом думал, чувствуя, как странная пустота разрастается внутри его души, нашептывая «А что если, а что если, а что если…»
