Текст книги "В тихом омуте (СИ)"
Автор книги: AnnyKa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== Глава 1 ==========
В студенческом общежитии уже не работали пропускные, и многие студенты пытались отоспаться перед парами. Тихо.
Можно представить, что за стенами нет коридора с общими комнатами, и вокруг не живут люди. В стенах своей спальни можно не думать, что вообще в этом мире есть еще хоть кто-то. По крайней мере, пока не придет сосед. Но сегодня его уже точно не будет.
Джеймс настроил свет, повернул лампу так, чтобы она хорошо освещала его кровать, застеленную свежим темно-синим постельным бельем, и сам забрался на свою импровизированную сцену, принявшись настраивать веб-камеру ноутбука, стоящего на столике у кровати.
Ракурс подобран. Стартовая страница и диалоговые окна открыты.
Остались последние приготовления.
МакЭвой медленно выдохнул, подошел к столику, над которым висело широкое зеркало, и принялся приводить себя в порядок. Пригладить непослушные волосы, поправить одежду и не забыть про губы. Юноша достал из кармана гигиеническую вишневую помаду.
Все это началось пару недель назад. Тогда это казалось такой глупостью. Даже идиотизмом. Ну, кто делает подобное?
– Я забираю документы, – Джеймс лежал на своей кровати и прятал алое от стыда лицо в подушку.
– Что? Из-за такой ерунды? – Томас – друг со старших курсов, устроился на стуле и с улыбкой смотрел на Джеймса.
– Ерунды?! – Джеймс рывком оторвал лицо от подушки. – Я был единственным, кто забыл текст!
– Тише, – Томас мягко рассмеялся. – Это был твой первый выход на сцену, там всегда играть не так, как в группе. Тем более, привели еще пару курсов…
– Вот именно! И из всего нашего курса я был единственным, кто замер как полный идиот, запнувшись посреди текста.
– Ну, бывает. Это влияние зала. Всеобщее внимание. Страх сцены.
– Как можно быть актером, если ты не можешь и слова на сцене сказать? – в отчаянии спросил Джеймс, вцепившись в простыни.
– Да ладно тебе, у многих были такие проблемы, – пожал плечами юноша и ободряюще улыбнулся. – Попробуй представить, что в зале все голые.
– Зачем? – Джеймс сел в постели и явно не был рад такой идее.
– Чтобы ты считал их уязвимыми перед тобой и не испытывал страха.
– Голые люди мне не помогут, – пояснил МакЭвой. Он и прежде слышал про этот прием, всегда казавшийся ему глупостью. Толку-то от того, что представишь зал в таком виде? Они все равно будут смотреть и оценивать, а это и пугало больше всего.
– Тогда просто думай… Ну, что они хотят тебя.
– У тебя странные советы, – совсем скис Джеймс, уже жалея, что впустил друга в свою комнату. Нужно было оставить его за дверью.
– Но это ведь правда! Они все пришли посмотреть на тебя.
– Да-а, на актера третьего плана с парой реплик. Конечно.
– Эй, с таким подходом ты главную роль в Макбете не получишь.
– И что мне делать?!
Том задумчиво скривился и постучал длинными пальцами по своему колену.
– Ну-у… Билл с нашего потока справился со страхом сцены быстро… Но я не знаю, поможет ли тебе его способ.
– Просто скажи, что он сделал, – почти прорычал юный шотландец. – Хуже не будет.
– Ну… – замялся Том. – Короче. Есть один интернет-чат… Там можно немного подзаработать и… Он помогает раскрепоститься перед людьми.
– Это звучит как…
– Ну, нет, это не… Ну, не совсем, но это не то же самое, что работать шлюхой.
– Ох, господи, нет! – Джеймс даже поднялся с кровати и заметался по комнате. – Я что, по-твоему, буду делать такое… фу, черт, нет!
– Да тихо ты, – немного напряженно попросил уже почти выпускник театрального. – Там не надо делать то, чего ты не хочешь. Укажешь в профиле ограничения…
– Нет!
– Да послушай ты. Биллу это помогло, потому что он так тренировался общаться с незнакомыми и заодно разыгрывал перед ними разные характеры.
– Разных шлюх, ты имеешь в виду? – фыркнул шотландец.
– Да нет же, на таких сайтах с тобой ничего делать не будут. Это просто… – Томас неоднозначно развел руками. – Милые шалости перед монитором за деньги.
– Неинтересно.
– Ну… я просто тебе рассказал о том, что помогло моему другу.
– Вертеться перед камерой для всяких извратов – это, по-твоему, то, что поможет стать актером? – не унимался Джеймс.
– Многие известные актеры так вовсе начинали с порно-фильмов, хочешь, чтобы я тебе это предложил?
– Все, давай… просто это не для меня, – Джеймс уперся руками в стол и нервно поднял взгляд на зеркало. Щеки предательски горели, и на фоне молочно-белой кожи румянец казался огромными алыми пятнами; голубые глаза блестели от влаги, а мягкие темно-каштановые волосы совсем растрепались.
– Ты стесняешься? – вдруг спросил Томас, поднявшись со стула.
– Что? – нервно спросил шотландец и посмотрел на друга.
– Ты ведь стесняешься на сцене. Я видел, как ты репетировал, и у тебя не было проблем с игрой. И на занятиях ты отлично себя проявляешь. Вот только на сцене – словно деревянный. Это потому, что там люди, которых ты не знаешь, верно? Они сидят в зале и смотрят на тебя, а ты теряешься и зажимаешься, из головы пропадает весь текст, а то, что ты все еще помнишь, не удается нормально произнести, какая бы отличная у тебя ни была дикция на парах по риторике.
– Я… нет, я вовсе…
– Да ладно, – Том похлопал Джеймса по плечу. – Знаешь, я не заставляю, просто сказал, что это может помочь. Я скину тебе ссылку… Если захочешь попробовать – попробуй. Бросишь, если не поможет. Хуже-то не станет.
После того позорного провала на сцене Джеймс был в полном отчаянии. Но даже тогда он несколько дней не решался попробовать…
А теперь точно знает, под каким углом должна быть камера. Ничего особенного. Он ведь просто говорит. Делает что-нибудь соблазнительное – и все. Не переходит каких-то только ему понятных границ, не раздевается догола… Просто способ не переживать из-за незнакомых людей. Способ представить, что все в зале будут от него в таком же восторге, как люди, с которыми он общается в интернете.
В первый раз это было совсем ужасно. Джеймс помнил, как дрожали руки, когда он списывался с первым клиентом, который заинтересовался его анкетой. Даже от одной переписки с еще невключенной камерой сердце взволнованно билось, а волнение так походило на мандраж, который он испытывал перед выходом на сцену. И именно в это мгновение юноша понял, что этот способ может помочь. Ведь именно это чувство он так отчаянно хотел побороть.
«Ты потрясающий на фото. Включишь камеру?»
Волнение все никак не унималось, и пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем Джеймс выполнил просьбу неизвестного собеседника из Нидерландов, который уже перевел деньги на указанный счет. Этот нюанс неприятно коробил. Что бы там ни говорил Том, это уж слишком похоже на…
Одностороннее видео.
Джеймс немного скованно держался перед камерой, но спокойно сидел на кровати, все еще одетый в джинсы и майку. Вокруг было почти идеально тихо, только из-за стены слышалась рок-музыка, которую постоянно слушал его сосед.
«В жизни ты еще лучше»
– Спасибо, – коротко ответил Джеймс, чувствуя себя идиотом, и еще не совсем готовым к тому, что должно было последовать за этим странным согласием. Хотелось вырубить камеру, а лучше – вышвырнуть ноутбук в окно.
«Сними футболку»
Юноша едва заметно кивнул и принялся стягивать с себя одежду так, словно оказался на приеме у врача, но услышал сигнал сообщения.
«Нет. Медленно»
Во рту пересохло.
Медленно так медленно.
И Том еще говорил, что это не похоже на работу шлюхи? Сам-то небось даже не пробовал.
Джеймс нервно прикусил губу и слегка прогнулся в спине, стоя на коленях перед ноутбуком, расположенным чуть выше на столике, принялся медленно стягивать с себя футболку, плавно обнажая свое худое тело, усыпанное родинками.
«!»
– М? – не понял юноша, глядя на сообщение, и отложил футболку на край кровати. – Что?
«Оближи губы»
– Что…? – смущенно едва слышно спросил Джеймс и выполнил просьбу.
«Оближи пальцы».
Сообщение появилось быстро, и отчего-то Джеймсу стало неловко, но он все же неспешно поднес пальцы к губам и провел языком по ним.
«Пососи их»
Лицо обдало жаром, и Джеймс с легким страхом понял, что слегка возбудился, но быстро отогнал эту мысль, снова выдохнув, прежде чем протолкнуть два пальца в рот и начать их посасывать.
«своб_днлц ру_ей пошдпдб себя»
Юноша слегка нахмурился, читая сбитое сообщение, и нервно усмехнулся, стараясь не представлять, что происходит с его собеседником. Но при этом какая-то странная часть его наслаждалась этим. Словно пробудилось от всего происходящего осознание того, что он может так влиять на людей. Что он может возбуждать одним своим видом, почти ничего не делая.
И эта игра начала доставлять странное эгоистичное удовольствие, которое Джеймсу не хотелось признавать. Но он гладил свою грудь, бока и бедра уже уверенно, не стесняясь касаться самого себя, и продолжал облизывать пальцы, стараясь, чтобы это выглядело соблазнительнее, отгоняя мысли о том, что за основу своих действий он невольно берет порно-фильмы.
«Да-да-да, вот так!»
Джеймс с трудом сдержал тихий смех, и повел влажными пальцами от своей груди вниз по животу, все ниже и ниже, пока пальцы не скользнули за линию джинсов.
Как оказалось, этого было достаточно. И очень странно было читать сообщение «я никогда не думал, что кончу так быстро».
Но с этого все началось.
Было странно признавать, но это помогло. Пока еще Джеймс не знал, насколько это поможет с его сценической проблемой, но такие вечерние чаты приятно влияли хотя бы на его самооценку. Низкорослый, слишком худой, бледный и нескладный, с грубым говором и смазливым, почти детским лицом, в свои двадцать два года. МакЭвой всегда переживал из-за своей внешности. Девушки воспринимали его только как друга, а преподаватели не давали ему главных ролей даже на отчитку. А уж о Макбете, казалось, можно забыть.
И тут оказалось, что какие-то незнакомые ему люди просто с ума готовы сходить от его несуразной внешности. Это приятно укрепляло уверенность в себе, и за две недели Джеймс даже научился получать от этого удовольствие. Превратил это в небольшой спектакль одного не очень одетого актера и все чаще поглядывал на свой шкаф, в котором лежал национальный килт.
Воистину, в тихом омуте…
Он с удивлением узнал, что ему может нравиться играть со своими собеседниками. И это весело: доводить их до изнеможения, ставить ограничения, следить за тем, как сбиваются их сообщения.
Слышать их голоса.
Это было… волнующе. Слышать хриплые от возбуждения мужские голоса и чужие стоны лишь от того, как Джеймс выгибался на камеру и гладил свое тело. Даже странно, что многим хватало настолько малого.
Хуже, что скоро самому Джеймсу это начало казаться скучным, а смущение все увереннее отступало. Пусть люди незнакомые, но они готовы платить, чтобы смотреть на него.
В театре же делают то же самое.
Это немного подбадривало.
Пусть даже он не играл Гамлета, а, соблазнительно покачиваясь под музыку, раздевался до белья, раздвигал ноги и гладил их, пока из динамиков слышались хриплые стоны и едва различимый хлюпающий звук дрочки.
Но из всех «собеседников», запросы которых были до скучного однообразны, выделялся один. Тот, которого Джеймс с замиранием сердца ждал сам каждый день, даже немного разочаровываясь, когда тот не появлялся в сети.
Он представился просто Майклом и сразу попросил перейти на аудио-чат вместо переписки.
В тот вечер Джеймс уже успел поработать с парочкой «собеседников» и устало жевал овсяное печенье, когда ему написал новый человек.
«Мы можем пообщаться?»
Джеймс посмотрел на сообщение и запил печенье молоком, коротко скопировав и отправив обычные расценки, даже не замечая, что не испытывает былого смущения.
«Меня все устраивает. Но прошу: только ты и я. И ни на кого не отвлекайся, пока мы вместе»
Джеймс сам себе пожал плечами и, поставив стакан за монитор, вытер губы и устроился на кровати.
«Хорошо», – быстро написал юноша и приготовился поиграть на публику.
Еще пара условий, и вот уже привычно включено видео и аудио для нового собеседника.
– Привет, – поздоровался Джеймс с монитором, на котором отображалось черное окно со знаком микрофона.
– Привет, – голос приятный, бархатистый и очень спокойный. Джеймсу сразу понравился.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – как можно игривее спросил юноша и прикусил губу, готовый к началу «спектакля».
– Расскажи, как прошел твой день.
Пауза.
– Что? – уточнил Джеймс, который уже успел сжать края своей футболки. – Как прошел мой день? Разве… это так важно?
– У меня он был просто ужасный, – с тихим смешком сказал Майкл. – Я просматривал сайт, увидел твое фото, – было почти слышно, как мужчина улыбнулся. – И подумал: «Такой очаровательный юноша. Интересно, а как прошел его день?»
– Эмм… Да неплохо, – слегка растерялся МакЭвой и сел по-турецки, удобнее устраиваясь перед камерой.
– Можешь мне рассказать?
– А если я не хочу говорить о себе? – насторожился юноша и положил руки на свои колени, словно принимая странную медитативную позу.
– Ну, ты, конечно, можешь соврать, – мужчина говорил мягко, словно лаская одним своим голосом. – Но мне кажется, ты сразу покраснеешь.
– Что?! – возмутился Джеймс, совершенно выбитый из соблазнительного образа.
– Прости-прости, ты просто выглядишь… Таким очаровательно-искренним.
– Может, я притворяюсь, – фыркнул Джеймс, стараясь как-то вернуть контроль над ситуацией.
– Тогда продолжай. Это мило.
– Да неужели? – почти разозлился Джеймс. – Хочешь, я могу быть совершенно другим?
– Как это?
– Я могу сыграть любую роль, какую захочу, – не подумав, ляпнул Джеймс и, прикусив губу, тихо выругался.
– Ты актер?
– Нет, – быстро ответил Джеймс и сел удобнее.
– Ну, да, еще слишком молод, – продолжал рассуждать собеседник.
– Молод? Сколько, по-твоему, мне? – возмутился Джеймс. Этот вопрос всегда был для него больным. В сравнении со всеми своими одногруппниками и ровесниками он выглядел еще совсем ребенком, словно его тело отказывалось дальше развиваться и застряло в этом состоянии.
– Раз общаешься на этом сайте, то уже восемнадцать есть, – рассудил мужчина, кажется, все еще продолжая улыбаться.
– Восемнадцать? Ты думаешь, что мне восемнадцать?
– Я не прав?
– Нет, – коротко ответил МакЭвой и пригладил свои растрепанные еще после прошлого чата волосы. – Двадцать два. Неужели я выгляжу так молодо?
– Почему тебя это злит?
– Не злит.
– Ты потрясающе выглядишь. Я не встречал никого похожего, – слишком уж серьезно произнес Майкл, и от этого стало как-то неловко.
– Так… кхм, – Джеймс нервно облизнул губы. – Ты просто хотел поговорить со мной? – это было странно, но разговор с мужчиной сейчас смущал юношу куда больше, чем если бы он попросил его сделать что-нибудь непристойное.
– А ты… – пауза. С минуту Джеймс просто слушал дыхание своего собеседника и терпеливо ждал, когда он продолжит. – Ты против просто общаться?
– Нет. Не то чтобы, просто… это немного не такой сайт, – попытался пояснить МакЭвой и поерзал на месте.
– А ты хотел бы сделать для меня что-нибудь развратное? – и снова в голосе слышится улыбка.
– А что ты хочешь попросить? – уже увереннее спросил Джеймс, лукаво улыбнувшись.
Снова эта странная пауза. Будто его собеседник о чем-то задумался, совсем забыв о том, что Джеймс ждет его ответа.
– Прошу, не спрашивай меня об этом. Мы можем просто поговорить?
Джеймс удивленно посмотрел на монитор и медленно кивнул, сам не зная, почему соглашается.
Хотя…
Нет. Он знал. Дело было в голосе этого мужчины. Казалось, ему правда нужно, чтобы кто-то с ним поговорил.
– Хорошо, – подтвердил Джеймс свое согласие и задумчиво нахмурился. – Ита-ак, мой день начинается по будильнику. Завтрак – и на пары… – начал Джейсмс, даже не понимая, почему рассказывает правду, когда мог бы выдумать себе совершенно любую личность.
***
В общей гримерке было невероятно тесно, и люди сновали повсюду, торопливо заканчивая последние приготовления. Но Джеймс не обращал внимание на царивший вокруг гомон. Он даже не слышал его, словно звукорежиссер его жизни решил взять выходной или поэкспериментировать, поработав в жанре немого кино. И вот вокруг толкаются, поправляя костюмы, люди, заканчивающие гримироваться, а Джеймс не понимает ни слова из того, что они говорят, даже не может расслышать. Да и не хочет. Достаточно звука собственного сердца, тяжелым стуком отдающегося где-то глубоко в черепной коробке. Остается надеяться, что эта «контузия» пройдет, когда он выйдет на сцену.
Саманта – единственная гримерша, которая пришла помочь со спектаклем, не справлялась с работой, хотя, чего стоило ожидать: легкомысленная блондинка опоздала почти на час и теперь только и носилась между молоденькими актрисами, помогая им с прическами и гримом, оставив актеров на произвол судьбы. МакЭвой не смотрел, что делают остальные, отбив себе один из столиков, и сам принялся гримироваться. Опыта в этом у него было мало, и прежде глаза красить ему не доводилось, но он столько раз видел, как это делают его одногруппницы, и был уверен, что справится.
И вздрогнул он, лишь когда по привычке стал подкрашивать губы гигиенической вишневой помадой.
Юноша замер у зеркала, чувствуя, что покраснел, но при таком свете и с легким гримом это было совсем незаметным.
– Так, народ! – Бенедикт прервал общую суматоху и встал на небольшую подставку, словно его роста было недостаточно. Юные актеры и актрисы притихли, посмотрев на ведущего актера, который уже час – как был полностью готов к выходу на сцену.
– Чтобы никто не халтурил, а то из-за одного паникера оценку могут снизить всем. Это вам не теоретическая часть, а практическая …
– Бен, все будет нормально, – Эмилия нервно улыбнулась, поправляя пышное платье, а вот Джеймсу стало как-то не по себе.
– Да ладно? А кто у нас на сдаче Шекспира текст забыл? – Бен многозначительно посмотрел на Джеймса, и шотландец невольно напрягся.
– Такого больше не повторится!
– Уж надеюсь. Я уже говорил, что если ты боишься сцены, то зря поступил в театральное.
– У меня нет проблем со сценой, – почти враждебно прорычал МакЭвой, готовый наброситься на Бенедикта, но только сжал кулаки покрепче и выдохнул.
До выхода оставалось не более десяти минут. И это уже не Шекспир. Свои реплики он знал идеально, и на этот раз зал не сможет вогнать его в оцепенение.
***
Студенческий спектакль был открыт для посещения, и обычно всегда набирался почти полный, пусть и небольшой, зал.
Майкл долго пытался заставить себя даже не думать об этом. Он должен держаться как можно дальше от него. Не думать о нем в свободное время. Не желать его так сильно. Ведь стоит только позволить себе это, всего один раз поддаться собственной слабости – и уже невозможно будет это остановить.
Так было всегда, и никогда прежде ему не хотелось это останавливать. Какой в этом смысл? Это же не отношения. Просто желание, которое нужно утолить, с человеком, который хочет того же и который исчезнет, получив желаемое. Не нужно даже имени знать. Порой достаточно просто оставить деньги на прикроватной тумбочке.
Но это длится уже месяц.
Он появляется на экране, такой бледный и юный, такой невинный, и в то же время Майкл чувствует, что за этой нежной внешностью должен скрываться настоящий чертенок.
Не думать.
Он так старался не думать об этом.
Но от этого становилось только сложнее.
Как можно смотреть на эти алые губы и не думать о том, как они будут плотно обхватывать член?
Как можно смотреть на изящный изгиб шеи и не желать усыпать эту кожу поцелуями, оставить на ней темные метки засосов?
Как можно смотреть на его ножки, обтянутые потертой джинсой, и не желать раздвинуть их шире, прямо через ткань бережно прихватить зубами член и чувствовать, как он станет тверже, откликаясь на опасное прикосновение, смягченное плотной одеждой?
Майкл привык смотреть на людей только так, видеть их только так, даже если внешне оставался спокоен. Он мог просто разглядывать тело и понимать, где будут самые чувствительные точки, почти слышать стоны, которые можно будет услышать, лишь прикоснувшись…
Вход в студенческий театр был хорошо освещен фонарем, и почти все зрители уже вошли внутрь, лишь несколько мужчин стояли в стороне и торопливо докуривали.
Майкл еще раз посмотрел на афишу. Играют «Нотр Дам».
Джеймс немного говорил о репетициях, но Майкл понимал, что он нервничает, каким бы спокойным ни пытался казаться. Да еще и получил роль священника.
Пожалуй, это стало последней каплей.
Увидеть этого маленького чертенка в рясе, да еще в образе человека, испытывающего непреодолимое влечение к цыганке…
Майкл хотел это увидеть.
Ему было глубоко плевать на остальных актеров и на то, что этот спектакль идет в зачет для Джеймса. Просто важный экзамен.
Он просто обязан увидеть Джеймса именно таким. Порочным и невинным одновременно.
Просто посмотрит хотя бы начало его выступления, а затем уедет до окончания, чтобы не поддаваться искушению встретить его после спектакля.
Но спокойно дышать уже трудно.
Майкл вошел в темный зал последним и сел на крайнее свободное место, успев к самому началу спектакля.
Все актеры – еще совсем молодые студенты и студентки, явно старавшиеся угодить преподавателям, занимавшим первые ряды, что не особо-то шло на пользу спектаклю. Но Фассбендер и не для этого сюда пришел, так что просто терпеливо ждал, почти не слушая реплик и не вдумываясь в происходящее, хоть он и пытался это делать. Старался сосредоточиться хоть на одном актере, но мысли быстро срывались на Джеймса, который, должно быть, сейчас волнуется, стоя за кулисами уже полностью готовый к выходу.
Такой юный и напряженный, будто струна.
К нему тянет прикоснуться, и сегодня не будет монитора, который бы служил преградой…
Нельзя.
Приходилось все чаще себе это напоминать. Нельзя так думать о мальчишке. Но сколько бы Майкл ни запрещал себе это, мысли находили путь прорваться в его сознание.
Когда Джеймс вышел на сцену, все остальные актеры просто исчезли.
Майкл видел только юношу, слышал только его, впитывал каждое слово, наполняясь его голосом, и даже не замечал, что вцепился в подлокотники кресла до дрожи в руках.
В жизни он был еще невероятнее, чем на экране монитора.
И почему-то именно сейчас в голове звучал его лукавый голос «А что ты хочешь попросить?»
Что?
То, что он наверняка откажется делать, и то, чего никогда не делал прежде. То, что могло бы его напугать или вызвать отвращение, и даже то, что он мог бы сделать, если бы решился.
Слишком многое…
Нельзя даже начинать.
Не с юношей, который даже догола на камеру отказывается раздеваться.
Это чертово предупреждение. Обычно его достаточно, чтобы пройти мимо… Но не мимо Джеймса, смотрящего с монитора своими огромными голубыми глазами.
А теперь эти мысли, подобно чуме, захватили все сознание, словно сдетонировали от вида такого живого и реального Джеймса, бесподобно играющего свою роль на сцене.
Жаркий вздох – и перед глазами уже нет даже сцены.
Нет, Джеймс должен быть в той широкой постели.
Выгибаться под телом Майкла и стонать своим раскрасневшимся ярким ртом. Он должен дрожать от возбуждения, насыщая Майкла этим ощущением…
Он едва слышно скрипнул зубами, и, заставив себя встать с места, как можно тише вышел из зала, быстрым шагом направившись в сторону мужского туалета.
Здесь было светло и тихо, но Джеймс, стоящий на сцене, теперь был будто выжжен на обратной стороне сетчатки.
Нельзя. Нельзя. Нельзя было позволять себе приблизиться к нему настолько…
Фассбендер дышал глубоко, почти спокойно, уже зная, что сорвался.
И к чертям летят несколько месяцев самоконтроля, так же, как и уверенность, что он сможет держаться на расстоянии… Нет.
Нельзя было…
Он торопливо запер кабинку туалета, расстегнул ремень своих брюк, и, чувствуя, как горячая кровь пульсирует в твердом члене, приспустил мешающее белье. Он принялся быстро двигать рукой и мог видеть перед собой словно настоящего Джеймса с развратно задранной черной рясой, под которой больше не было никакой одежды. Нет, только грубая черная ткань и его нежное обнаженное тело, которое Майкл вжимал в стену, придерживая под коленом его стройную ногу, чтобы легче было входить в его узкое тело и резко двигаться в нем, выбивая из груди юноши сладкие стоны…
Сперма тепло стекала по пальцам, но член все еще оставался чертовски твердым, а образ не покидал разгоряченное сознание. Но Майкл заставил себя обойтись и этим, вытер ладонь туалетной бумагой, ногой ударив по рычажку спуска воды, поправил растрепавшиеся волосы и застегнул брюки.
Нужно выйти отсюда. Заставить себя сесть в машину и уехать…
Да. И вечером, как ни в чем не бывало, снова встретиться с Джеймсом и спросить, как прошел его спектакль.
Просто поговорить с ним…
Только поговорить.
========== Глава 2 ==========
Конец семестра. Сессия.
История театра казалась Джеймсу самым скучным из предметов, но после того, как он успешно сдал «сцену», все казалось глупой ерундой.
Он наконец-то смог справиться с собой. От этого было тепло на душе, и он чувствовал себя обновленным и уверенным в себе. И не важно, что он все еще волновался на сцене, ведь это уже удавалось скрыть, и никто не знал: его сердце колотилось в груди так быстро и громко, что он не слышал, что говорят остальные актеры. Но он уже знал, как избавиться и от этого страха. Нужно только окончательно выйти из своей зоны комфорта… Преодолеть себя и избавиться от последних, самых глубоких ростков страха, которые все еще терзали его на сцене.
И у него будет достаточно времени на это.
На улице становилось все холоднее, и, казалось, вот-вот повалит настоящий снег, но нет. Пока он только чувствовался в воздухе и холодил легкие с каждым вздохом. Джеймс кутался в длинный вязаный шарф, натягивал на руки рукава пальто, слишком уж тонкого для такой погоды. Следовало бы сменить его на более теплую куртку, но утром шотландец опаздывал на последний экзамен и просто натянул первое, что под руку попалось.
МакЭвой попрощался с одногруппниками, которые вслед за бойким Бенедиктом направились в бар, а когда Эмилия вцепилась в его руку и с веселым смехом начала уговаривать шотландца выпить со всеми, пробубнил какое-то невнятное оправдание.
Он же не мог сказать друзьям, что ему удобнее «работать», когда в общаге мало народу. Или что он уже договорился с парочкой людей и хочет попробовать себя в новом амплуа, расширить границы своего виртуального репертуара.
А еще…
Еще через пару часов в сети будет Майкл.
Это было странно: так ждать простого разговора с человеком, о котором ничего не знаешь, которого ни разу не видел. Но было что-то в мягком глубоком голосе и в тихом смехе… Что-то чарующе притягательное. Поначалу Джеймса смущало, что его «собеседник» в этом специфическом чате ничего от него не хочет. И даже более того: Майкл намеренно переходил в закрытый чат, где общение стоило дороже. Просто чтобы Джеймс был только с ним одним, и никто другой не мог бы его отвлечь.
На сколько хватило Джеймса? Месяц? Или чуть больше? Он точно не помнил, но это начало казаться неправильным. Тем более, когда есть обычный скайп. Просто общение с человеком, которого хочется слышать каждый день, и совесть наконец-то перестает противно нашептывать то самое слово, которым Джеймс упорно не хотел себя называть.
Вечером. Сразу после его небольшого эксперимента над образом.
Нужно зайти в костюмерную.
***
Уильям – сосед Джеймса с литфака – поправил очки и удивленно смотрел на то, как будущий актер раскладывает костюмы на кровати, стоя перед одеждой в одних трусах, и смотрит на нее с глубокой задумчивостью.
– Джеймс.
– М?
– У тебя что, сегодня снова практическая часть?
– Нет, это для… Самоподготовки, – не оборачиваясь к соседу ответил шотландец.
– Что, хочешь чтобы я снова прогулялся ночью? Знаешь, это странно, – Уильям сел на своей кровати и обеспокоенно посмотрел на своего соседа.
– Почему? Ты же и так почти живешь в литературном клубе, – не понял шотландец и, приложив к груди военную форму, повернулся к зеркалу. – Как думаешь, может, все же ирландский акцент?
– Ох, нет, – Уильяма даже передернуло. – Ты со своим говором можешь только немецкий изображать.
– Эй! Я вообще-то актер!
– Ты шотландец, – почти с сочувствием произнес коренной англичанин и, тихо ойкнув, пригнулся, едва успев увернуться от полетевшей в него подушки.
– Да что ты понимаешь в шотландцах, сакс проклятый?
– Я живу с одним из них. И сейчас он стоит в одних труселях с ирландской военной формой и просит оставить его на ночь одного. У тебя что, ролевая с фетишистом планируется?
– Что? – Джеймс удивленно просмотрел на соседа. – Как это вообще пришло тебе в голову?
– А что еще должно было прийти в голову при таком раскладе? – пожал плечами Уилл.
– Я же сказал, мне нужно поработать над образом. Просто нужно зеркало и личное пространство…
– Все-все-все, не хочу я думать, что ты там будешь делать перед зеркалом, – усмехнулся литератор и, поднявшись с кровати, направился к двери, по пути прихватив свою сумку, – Буду утром. Часам к шести…. Если что-то запачкаешь, пусть это будет не моя кровать.
– Да пошел ты! – рыкнул Джеймс в закрывшуюся дверь и вернулся к своему занятию.
Он должен получить от этого максимум.
Не останавливаться на простом выполнении просьб, проявлять инициативу. Импровизировать.
И будет прекрасный шанс посмотреть, насколько достоверно он может менять образ.
Военную форму все же пришлось отложить после парочки неудачных попыток изобразить ирландский акцент. Вслед за ней на край кровати полетела черная кожанка, фартук, форма стюарда. Лучше начать с чего-то попроще.
«Попроще» Джеймсу показался фрак. Бабочку отложить, верхнюю пуговицу дорогой мягкой рубашки расстегнуть. Гелем для волос он пользовался впервые, и очень стараясь не переборщить, когда прилизывал волосы на манер старых фильмов. И сегодня раздеваться он не планировал.
Перед тем, как выйти на связь с первым «собеседником», Джеймс подготовил «сцену»: выставил свет, – лампа да торшер, но чем не освещение? – перенаправил камеру с кровати на кресло и очистил фон от бардака, скинув все на кровать Уилла; немного подумав, стащил его странные длинные сигареты и зажигалку.
И на связь уже вышел в новом образе, дав себе обещание, что он в роли и не сорвется, что бы ни случилось.
– Привет… – голос мужчины звучал хрипловато. Джеймс ответил не сразу, неспешно закурил и выдохнул дым, небрежно улыбнувшись в камеру.
– Добрый вечер, – его голос изменился. Ритм стал более плавным, и звучание слегка понизилось, придавая его акценту дополнительной грубости, но звучало так куда увереннее, чем его обычное игривое приветствие.
– Джеймс?
– Верно.
– Черт… ты потрясающий…
– Ты думаешь? – с легким смешком спросил Джеймс. «Джеймс. Джеймс Бонд», – почему-то промелькнула глупая мысль в голове шотландца.
