Текст книги "Умирая, скажи...(СИ)"

Автор книги: Annette.Dr.M

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Прости меня ==========

Фенрир в очередной раз посмотрел на волшебную палочку из клена в своей руке – еще одно доказательство того, что он человек… Она почти не слушалась его, но он тренировался, доказывая себе раз за разом, что способен контролировать свой рассудок.

Способен.

Оборотень… Сивый еле сдерживал свою натуру, часто выпуская ее наружу, о чем иногда искренне жалел. Впрочем, иногда. Внутренний зверь получал удовлетворение после каждого убийства, но это не устраивало Фенрира лишь в одном: в отличие от многих своих собратьев, он все помнил. Помнил, как кричала жертва, захлебываясь в крови, помнил, как потухали испуганные глаза, чувствовал, как разжимались сопротивляющиеся пальцы на груди, как подрагивало в предсмертных судорогах тело, помнил, как губы шептали последние слова…

Фенрир редко превращался в зверя полностью, а потому рассудок не исчезал, уступая место волчьему. Сивый еще более жестоко убивал будучи в облике человека, однако он боялся…

Боялся потерять себя.

Потому и доказывал себе каждый раз, что он человек, сохраняя облик. Кроме как в полнолуние, естественно.

– Энгоргио, – настойчиво произнес он, показывая концом палочки на обычное перо. Капелька пота скатилась по его виску, почти сразу же запутавшись в длинных грязных волосах.

Ничего не выходило. Опять.

Зарычав от внезапно накатившей злости, Фенрир резко махнул рукой, скидывая все со стола. Свеча, тускло освещавшая комнату, погасла, не успев коснуться пола. Комната погрузилась в кромешную тьму.

Сивый стоял среди разломанных вещей и мебели после десятка неудачных попыток, тяжело дыша, будто только что пробежал несколько миль.

Немного успокоившись, Фенрир закатал левый рукав и поднес к руке волшебную палочку:

– Люмос, – хриплым голосом произнес он, однако ничего не произошло. Закрыв глаза, он выровнял дыхание и повторил, на этот раз шепотом. – Люмос.

Сквозь закрытые веки он увидел слабенький свет, тут же открыв глаза. Огонек еле горел, однако его света было достаточно, чтобы увидеть надпись на его руке. Он никогда и никому ее не показывал… Она принадлежала лишь ему.

«Рано или поздно»

Он никогда не понимал, что должно произойти, чтобы кто-то сказал это перед смертью. Но, как ни странно, не это волновало его. А сама надпись, точнее ее наличие. После его превращения, когда его укусили, она не исчезла… Тогда маленький Фенрир больше всего боялся, что надпись исчезнет, и он никогда не узнает, кто его половинка, ведь ее тогда попросту не будет… Однако она была, и он знал это. У него был шанс. Был шанс жить почти как нормальному, раз в месяц превращаясь в волка…

С тех пор прошло много лет, а никого похожего на его судьбу он так и не встретил: в большинстве своем все его презирали и ненавидели, стараясь обходить стороной.

Изначально это было тяжелым ударом для Фенрира. После нападения он чудом выжил – волка прогнали, однако слишком много яда успело всосаться в кровь перед тем, как его нашли. Мальчик не умел контролировать себя, периодически превращаясь в волка и представляя угрозу не только себе, но и своей семье. Тогда ему пришлось уйти в лес. Выжил он случайно. До этого он не раз слышал о том, как новоиспеченные оборотни, которым не повезло (были такие, кто был мало затронут ядом, и потому превращался в волка лишь по полнолуниям), уходят в лес и навсегда погрязают в обличии волка, теряя в звере свою сущность. Фенрир всеми силами старался не допустить этого, и помогла ему только врожденная татуировка на руке. Она не исчезла, даже со временем. И это значило, что он человек. Только осознание, что он не один, в трудные моменты заставляло разум хвататься за жизнь и обуздывать зверя.

Дверь за спиной распахнулась и холодный голос сказал: «Ну, что, Фенрир, пора!».

Забравшись внутрь здания через только что разрушенную стену, Фенрир побежал вперед, выискивая глазами очередную жертву. Все вокруг сверкало, громыхало, рушилось. Люди что-то кричали: кто-то от боли, кто-то ругался, кто-то стонал, умирая, кто-то умолял пощадить его… По телу Сивого разливалась эйфория от чувства азарта битвы и уже нескольких совершенных им убийств. Темный Лорд приказал никого не оставлять в живых – лишь убивать.

Вдруг над головой Фенрира пролетел красный луч, разбив стену за его спиной. Обернувшись, он увидел двух ребятишек. Оскалившись, он ринулся вперед, получая безумное удовольствие, когда почувствовал, как шея одного мальчишки переломилась в его руках, а в рот хлынула еще теплая детская кровь. Мальчик даже не успел ничего сказать перед тем, как его глаза потухли, а Сивый уже снова ринулся в атаку, даже не замечая летящие в него заклинания. Он упивался страхом. И своей силой.

В груди хозяйничал зверь.

Он убивал практически направо и налево, не отдавая себе отчета в том, что делает. Точнее, внутри Фенрира бушевала настоящая буря, но он все никак не мог остановить себя, подчинив волка своей воле. Только не сейчас. В памяти Сивого четко отпечаталось выражение глаз испуганного мальчишки и крик о ненависти куда более взрослой женщины с длинными черными волосами. Он не знал, кто она, однако в голове мелькнула мысль, а вдруг это и была она – его половина? Но он понимал, что это невозможно и радовался этому, продолжая убивать…

Фенрир уже добрался до третьего этажа. Впереди в коридоре боролись двое волшебников, а неподалеку мелькнуло какое-то светлое пятно, скрывшееся за углом. Рванув туда, Сивый оказался в коротком коридоре, в конце которого стояла светловолосая девушка. Зарычав, он ринулся на нее, попутно уворачиваясь от посыпавшегося на него града заклинаний. Девушка что-то кричала, но только фраза: «Мерзкая тварь!» – коснулась его сознания, по случайности достучавшись до спрятанного глубоко внутри человека. Глянув на нее чуть более осознанно, Фенрир узнал в ней сподвижницу Поттера – он видел где-то ее портрет, но вот имя все никак не приходило на ум.

Часть ее лица была в крови, порванная местами одежда была вся в пыли, волосы спутались, а нежное лицо исказила гримаса страха и ненависти. Одно за другим она выкрикивала заклинания, и одно-таки попало в цель, оставив на его теле неглубокие царапины. Обозлившись еще сильнее, Фенрир, наконец, подскочил к девушке и, схватив ее поперек туловища, швырнул об стену.

Светлые волосы начали потихоньку окрашиваться в красный, а в уголке рта показалась капелька крови. Уловив знакомый запах приближающейся смерти, Фенрир направился к девушке, видя как она пытается подняться на ноги. Ее полный ненависти взгляд, от которого захотелось содрогнуться, усилил громкий крик:

– Ты все равно умрешь!..

Маленькое тело оказалось в руках Фенрира и, очевидно, сил сопротивляться у нее больше не было, потому что она висела как безвольная кукла, у которой изо рта бежала кровь. Внутренне пожелав изуродовать ее, Фенрир, сжав ее тело, ломая ребра, впился в ее шею зубами, разрывая на клочья, как услышал:

– Умрешь!.. Рано или поздно…

На Сивого тут же нахлынула вся боль, до этого сдерживаемая адреналином, и силы практически покинули его тело. Оторвавшись от ее шеи, он схватил ее лицо, вглядываясь в него, и не веря своим ушам. Звуки битвы исчезли, оставив лишь ее голос в голове и до боли знакомые слова «рано или поздно…». Ее тело содрогалось, кровь толчками выходила изо рта, попутно вытекала из разорванной шеи, давно залив собой всю грудь. Зверь моментально уступил, оставив Сивого одного, однако было уже слишком поздно. С полным пониманием происходящего Фенрир наблюдал, как на его руках умирает девушка, предназначенная ему судьбой. Та, которую он собственноручно убил…

Ее рука схватила его за рукав мантии, из горла вырвался какой-то булькающий звук, тело немного выгнулось в предсмертных судорогах, глаза в последний раз сверкнули ненавистью, после чего медленно потухли, вместе с тем, как рука безвольно упала, зацепив рукав и обнажив так долго лелеемую им татуировку…

Она… Это была она…

Закрыв глаза, Фенрир дико зарычал от боли, которую никогда ранее не испытывал. Он жил ради нее, только благодаря ей он смог сохранить в себе остатки человечного, а потом сам лишил ее жизни… Убил ту, которая всю жизнь спасала его, сама того не ведая…

Фенриру казалось, что его разрывали на кусочки, по крайней мере его душа точно разлетелась вдребезги, оставив только боль и страдание от осознания совершенной им ошибки.

На секунду мозг прояснился, после чего все вновь заполонило отчаяние, но Фенрир успел ухватить мысль и вспомнить…

– Я знаю тебя… – прошептал он, коснувшись ее залитого кровью лица, размазывая по белым щекам грязь. – Я знаю тебя, Лаванда Браун…

Скрыться от боли не удавалось, да и не хотелось. По коридору рядом послышались шаги, но Сивый даже не заметил этого, укачивая мертвую девушку на руках, сам истекая кровью от пущенного в него ее заклинания, и раз за разом прокручивая в голове ее последние слова.

А ее взгляд…

Он сам виноват.

Какой он после этого человек, коим себя считал? Она правильно сказала: мерзкая тварь…

– Лаванда, – вдруг прохрипел он, потянувшись к ее левой руке. За спиной показался человек, но Сивого интересовало совсем другое. – Лаванда, прости меня…

Фенрир отодвинул остатки рукава, открывая руку девушки и в вспышке зеленого света, быстро приближающегося к нему, успел прочитать татуировку…

«Лаванда, прости меня…»

========== Прощание ==========

Комментарий к Прощание

Постаралась вписать полностью в канон, но прочитать с точки зрения этих татуировок.

Правда – это странная штука.

Сначала мы тратим кучу времени, чтобы ее узнать,

а потом всю оставшуюся жизнь, чтобы забыть

Лежа в кровати, Чжоу уже в который раз прокручивала в голове сегодняшний разговор с Гарри около совятни. Он пригласил ее на бал, а она отказала… Отказала, потому что не верила в то, что Гарри-таки обратит на нее внимание. А он обратил. Но слишком поздно…

Она уже согласилась пойти с Седриком.

Разочарование своей оплошностью разъедало душу. Да, Седрик – один из самых красивых и обаятельных людей во всей школе, он добр, весел, и ей по-настоящему легко и приятно с ним, но… Она чувствовала, что это не то. Ее бесконечно тянуло к Гарри, и она точно для себя знала, что не в его исключительности дело: просто она чувствовала, что принадлежит только ему. Почему? Не знала. Но в душе каждый раз что-то щелкало, когда она замечала его взгляд на себе, когда он проходил мимо, веселясь с неизменными друзьями…

Она корила себя, понимая: на этот раз ничего не исправить… И ей придется, танцуя с Седриком, смотреть, как Гарри кружит по залу с другой.

Жалела?

Да.

Но, если включать холодный расчет, прекрасно понимала, что Диггори – наилучшая альтернатива. Он ей даже нравился, но она видела его скорее как хорошего друга, чем как возлюбленного. Рядом с Седриком она чувствовала себя как дома, все в душе склеивалось, однако с Гарри было все будто ярче и насыщеннее… Живее.

Но Чжоу всегда терзала одна ядовитая мысль, не давая расслабиться. Надпись на руке слишком сильно напрягала девушку, особенно после того, как она, однажды не выдержав, обратилась к лучшей подруге – Мариэтте за советом, впервые показав кому бы то ни было свою татуировку.

«Достанем палочки?»

Подруга, увидев тогда надпись, поджала губы и отвернулась к окну, о чем-то глубоко задумавшись. Оглушенная очередной апатией, Чжоу не сразу добилась от нее пояснений. Вскоре Мариэтта нехотя призналась:

– Знаешь, я думаю, это Гарри…

Чжоу немного обрадовалась, но на душе все равно скребли кошки – она с опаской ждала, когда подруга закончит.

– Я ведь не предсказательница, но могу сказать, что думаю, – взволнованная Чанг кивнула ей. – Я думаю, Гарри вскоре убьют.

Дернувшись как после удара, Чжоу невидящим взором посмотрела в окно, однако ничего там не увидела, погрузившись в свои мысли.

Мариэтта не очень-то хотела говорить с подругой на эту тему, но теперь обязана была ей объяснить свою точку зрения, чтобы та не надумала чего лишнего.

– Слушай, Чжоу… Мне кажется, что Гарри не сможет всегда выживать в таких опасных ситуациях. Вспомни, что с ним случалось на первых трех курсах, а в этом году он вообще как-то попал на Турнир Трех Волшебников. Причем, чудом выжил на первых этапах. Я не умаляю его заслуг, нет, – махнула она рукой, – я просто не верю, что человек с такой судьбой всегда сможет выживать при всех выпавших на его долю… обстоятельствах. А если судить по твоей татуировке, то твоего суженого явно убьют. Причем он даже не успеет произнести ни одного заклинания… И по мне, так вероятнее всего это Гарри. Хотя, – тут же будто с сомнением произнесла она, – может, я и преувеличиваю. Да, скорее всего. В любом случае, это произойдет не скоро.

Тот разговор надолго засел в голове Чанг, заставляя девушку с опаской смотреть в будущее. Но с другой стороны, она практически убедилась в своих предположениях, что ее судьба – Гарри. Мариэтта ей сказала не совсем то, что она хотела услышать, большей частью посеяв смуту в ее душе, но главное для Чжоу она сказала: Гарри и Чжоу принадлежат друг другу.

А Седрик… Он ей нравился, и Чанг даже было немного жаль его, потому что было видно, как он неравнодушен к ней, но влюбленная в другого Чжоу даже не задумывалась об этом. Он был ее, но другом. Хорошим другом. Он всегда помогал ей, поддерживал, но об отношениях она даже не задумывалась, поэтому ей казалось вполне естественным, что она пойдет с ним на бал. Кто ж знал, что из всех девочек Гарри выберет именно ее?..

– Таак, стоп! – воскликнул Гарри, улыбаясь подходящим к нему волшебникам. Когда все подошли ближе, он довольно продолжил. – Вы все сегодня большие молодцы! Горжусь вами! Невилл, поздравляю, так держать! И всех, кто сегодня добился чего-то нового!

По залу прошел одобрительный гул, однако Чжоу молча стояла чуть в стороне, вертя в руках палочку и глядя на Поттера.

– Думаю, после праздников мы можем приступить к более сложным и редким заклинаниям. Например, поучимся вызывать Патронуса! – сообщил Гарри, заслужив радостные восклики и даже хлопки. – А теперь всем спасибо! С наступающим Рождеством.

Чжоу смотрела, как Поттер прощается с каждым, пожимая парням руку и желая всем хороших каникул. К досаде когтевранки, рядом с ним остановился Рон, но тут его схватила за локоть Гермиона и, что-то прошептав рыжему прямо в ухо, потащила его к выходу, бросив многозначительный взгляд на нее. На Чжоу.

Мысленно поблагодарив проницательность Грейнджер, Чжоу повернулась к зовущей ее Мариэтте. Вот ей как-раз-таки чуточку внимательности бы не помешало.

– Ты иди, я сейчас догоню! – немного с нажимом сказала Чжоу, быстро отвернувшись от подруги. Когда вернется в гостиную, она ей все объяснит…

Остались только близнецы Уизли и Мариэтта, которая, проходя мимо, случайно толкнула Джорджа плечом, заставив того обернуться и увидеть одиноко стоящую Чанг. Глаза прояснились, и он тут же быстро свернул фразу на полуслове и покинул Выручай-комнату, захватив с собой брата и ободряюще хлопнув Поттера по плечу.

Чжоу и Гарри остались одни.

Девушка продолжала вертеть свою палочку в руках, явно нервничая.

– Гарри, ты хороший учитель, – мягко сказала она, когда он подошел к ней достаточно близко. – До этого я не могла никого оглушить…

Легкая улыбка, возможно, скрасила ее лицо, но Чжоу слышала, как многие шепчутся у нее за спиной после смерти Седрика, тыча в нее пальцами, возможно, поэтому она теперь очень редко улыбалась… Ведь они делали лишь больнее. К ней подходили как к его девушке и высказывали свои соболезнования, а она с Седриком даже нормально не встречалась. Чжоу все металась между Седриком и Гарри, а когда, наконец, в который раз убедила себя, что Гарри – ее половина, – Диггори убили…

В душе девушки что-то оборвалось в тот день. Она только потом осознала, насколько он ей был дорог, как она его не ценила…

Чжоу все время мучило чувство вины, и она все никак не могла себя простить за то, что так мало уделила внимания Седрику, гоняясь за Гарри.

И вот теперь только Поттер стоит перед ней. Один. Без сомнений.

Ей легче.

Вечная волна ненависти к себе стихает рядом с ним, уступая место любви.

Она любит его.

И Седрика любила…

Но поняла это слишком поздно…

– У тебя все получится, – прошептал Гарри, подходя к ней на маленький шаг ближе. – Ты способная девочка.

Его рука коснулась нежной щеки, заправив за ухо прядку черных волос, задержавшись на ее коже чуть дольше, чем было положено. Да куда там!.. Уже даже само это прикосновение было слишком личным.

Они еще не оставались так наедине, это их шанс, и от этой мысли по ее коже бежали мурашки, но Чжоу должна была кое-что спросить.

– Я думаю… Я боюсь, а если бы он знал все это…

В глазах Гарри на секунду мелькнуло разочарование, но он тут же схватил ее лицо в свои руки и уверенно прошептал:

– Чжоу, поверь мне, он знал это. Он знал больше меня. Седрик был очень сильным, ты ведь знаешь, просто… – пауза затянулась, заставляя ее еще больше нервничать. Она облизала пересохшие губы. – Просто Волан-де-Морт оказался сильнее…

Девушку передернуло от звука этого имени, она хотела попросить Гарри не говорить его, как вдруг заметила выражение его лица. Его пальцы сжались сильнее, опустившись на ее плечи. Дыхание участилось, а взгляд стал таким далеким, будто он был не здесь, не с ней сейчас. Чжоу до боли в груди захотелось защитить его от самого себя. По ее щекам медленно покатились слезы.

– Гарри… Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Я… Я заговорила о Седрике, а он умирал у тебя на глазах… Ты, наверное, хочешь все это забыть?

Гарри даже не посмотрел на нее, погруженный в себя. Его взгляд был полон боли.

Чжоу приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в его лицо, не обращая внимания на собственные слезы, обжигающие щеки. Над его головой начала распускаться омела…

Внезапно он заговорил.

Тихо.

Проникновенно.

Горячо, но так холодно, что у Чжоу кровь застыла в жилах, а по коже побежали мурашки, несмотря на жар, исходящий от его пальцев.

– Знаешь, ведь это я уговорил его схватиться за тот чертов кубок на счет «три». Мы думали победим и все, а потому уже расслабились… Знаешь, что сказал Седрик, когда мы оказались на кладбище? Он предложил достать палочки… Но мы все равно не успели, понимаешь?! Хвост он… Я не успел… мы только достали палочки, как в него тут же прилетел зеленый луч, он даже сказать ничего больше не смог… «Убей лишнего» – приказал тогда Волан-де-Морт… Лишнего… Если бы я взялся за кубок один, как Седрик мне и говорил…

Голос Гарри сорвался, он замолчал, тяжело дыша. Чжоу же даже не могла сделать нормального вдоха. Ее будто ударили под дых, лишили воли, забрали все тепло.

По щекам девушки сильнее заструились слезы, оставляя мокрые дорожки, но это было ничем по сравнению с той болью, которая расплескалась у нее внутри.

Седрик.

«Предложил достать палочки…»

«Даже сказать ничего больше не смог…»

Последнее, что он сказал: «Достанем палочки?»…

То есть…

Она знала это почти наверняка…

Поймав на себе внимательный взгляд Гарри, Чжоу сквозь слезы прошептала, попытавшись улыбнуться.

– Омела…

Как же она ненавидела себя в этот момент, но не могла иначе. Без Гарри она сейчас не справится…

Готовая порваться на кусочки от чувства вины, Чжоу закрыла глаза и потянулась к человеку, чьи руки уже обвили ее талию, притягивая к себе…

Их губы соприкоснулись.

Она целовала Гарри впервые, но уже знала, что этот поцелуй последний. Прощальный. И она даже не знала с кем она прощалась сейчас больше: с Гарри или же с Седриком, тем, кто был предназначен ей судьбой?..

========== Бесплодные надежды ==========

Алиса проснулась в холодном поту, тут же замахав руками перед собой, будто отталкивая кого-то, жадно хватая пересохшим ртом воздух. Ей вновь приснилась та страшная женщина в окружении трех не менее страшных мужчин. По комнате разносился их жуткий смех, а из их палочек вырывался какой-то яркий свет.

Он причинял боль.

Невыносимую боль.

Алиса помнила, как кричала, срывая горло и катаясь по полу от жутких мучений, а еще, последнее, что она помнила, перед тем как отключиться, – глаза василькового цвета, бездушно смотрящие на нее. Глаза человека, который страдал вместе с ней.

Умирал вместе с ней.

Терял рассудок вместе с ней…

Восстановив дыхание, она потянулась и присела на койке, оглядываясь, будто изучая то место, где она оказалась. Вновь.

Она просыпалась здесь каждый день, но судя по ее поведению, редко узнавала, где находится.

Фрэнка она практически не воспринимала. О понимании того, что они супруги, и говорить было нечего. Остатки сна целыми днями мелькали где-то в ее голове, не отпуская Алису, постоянно пугая ее.

Фрэнк ей почти не помогал – он и сам погряз в мучительных видениях, практически не узнавая жену. Они просто привыкли к тому факту, что живут постоянно вместе, но задумываться о чувствах больше не могли.

Однако периодически в их больничной жизни мелькало между ними что-то, что очень хотелось бы назвать любовью. Но чаще в палате царила гармония пустоты и утраты. Некая безысходность.

Алиса спустилась с кровати на четвереньки и открыла тумбочку, скрипом разбудив Фрэнка, спящего недалеко от нее ближе к ширме, которая отделяла их от остальных пациентов. Шкафчик был почти полностью заполнен «Лучшими взрывающимися жевательными резинками Друбблс», одну из которых Алиса схватила и, быстро засунув лакомство в рот, аккуратно положила фантик поверх тумбочки. Яркий ягодный вкус быстро растворился в куче маленьких взрывов на ее языке, заставив губы женщины блаженно растянуться.

Она поднялась на ноги и по привычке подошла к кровати Фрэнка, аккуратно опустившись на край. Мужчина поднялся и, точно скопировав позу жены, уселся рядом.

Они не проронили ни слова.

Просто сидели, не двигаясь.

Глядя куда-то в пустоту.

В такие моменты, Алиса не чувствовала ничего, видения отступали, давая женщине свободу. Она радостно парила в облаках, полностью расслабляясь. Но стоило только ей посмотреть в глаза Фрэнка, как тяжесть прошлого придавливала ее стальным прессом, лишая возможности двигаться и мыслить.

Его родные васильковые, и совершенно пустые глаза.

Обычно проходило несколько часов перед тем, как она или Фрэнк впервые поднимались с кровати. Чаще уходила Алиса: она шла к мусорке, кидала туда жвачку и вновь подходила к тумбочке и, опустившись на четвереньки, доставала новую упаковку.

На этот раз они просидели так три часа, и Алиса вдруг придвинулась чуть ближе к Фрэнку, взяв его за руку. Она на нее даже не смотрела, просто держалась, приводя мысли в порядок.

Насколько это возможно.

Фрэнк же удивленно уставился на руку, но вскоре и в его взгляде все эмоции растворились, уступив мрачному бездушию.

Через пятнадцать минут к ним заглянула санитарка. Взгляд Алисы прошел будто сквозь нее. Очевидно, это была новенькая, потому что Тину и Кейт Алиса так или иначе узнавала, тихо вставая и молча подходя к ним. Женщина долго к ним привыкала, но потом начала воспринимать их почти как Фрэнка: как данность, даже привычку. Хотя Фрэнк ей был еще и помощником…

Деловито осмотрев пациентов, новая санитарка что-то пробормотала себе под нос по поводу мусора и, схватив с тумбочки Алисы фантик, понесла его в урну. В ту же секунду больная моментально выросла перед носом девушки. Женщину было не узнать: глаза метали молнии, а тело, казалось, было полно энергии. Ледяной голос приказал:

– Отдай.

Содрогнувшись, санитарка попыталась оправдаться тем, что мусор надо выкидывать, но Алиса просто молча сделала маленький шаг вперед, практически нависнув над маленькой девушкой. Та, поджав в испуге губы, быстро протянула женщине фантик, удивленно пронаблюдав за тем, как Алиса, заполучив столь ценный для нее кусочек фольги, мурлыкая и покачиваясь из стороны в сторону, подошла к своей тумбочке и аккуратно положила его на деревянную поверхность.

Во второй половине дня (фантиков на тумбочке было уже три) к ним за ширму заглянула довольно странная парочка: старая дама могучего вида в зеленом платье и остроконечной шляпе с чучелом стервятника, а рядом с ней довольно пухлый подросток с добрым и наивным лицом.

– Алиса, Фрэнк!.. – тут же начала что-то говорить старуха, но молодая женщина не слушала: взгляд ее был прикован к застенчивому мальчику, робко ей улыбающемуся.

– Привет, мама, – еле слышно пробормотал он.

В руках Невилл держал так горячо любимый им кактус, за которым он столь трепетно ухаживал последние годы.

– Мам, пап, я принес вам мою Мимбулус Мимблетонию. Это очень редкое и хорошее растение. Но оно умеет защищаться, – Невилл поставил горшок на подоконник и широко улыбнулся: он готов был отдать что угодно ради своих, пусть и сумасшедших, родителей.

Алиса тихонько подошла к подоконнику и коснулась кактуса, из которого тут же брызнула доза смердящего сока. Невилл подскочил к матери, хлопоча, чтобы все убрать, как она внезапно расхохоталась, муслякая между пальцами противную жидкость и размазывая ее по бледной коже. Посетители застыли, не веря своим глазам: Алиса почти никогда не говорила, что уж тут было говорить о смехе.

К женщине подошел Фрэнк и пальцем мазнул на себя тошнотворную жидкость. Алиса улыбнулась и намазала ему еще смердящего сока на лицо, после чего они оба со смехом полностью вывозились в этой вонючей жиже.

– Хорошо, что ты принес этот кактус, Невилл, ты молодец, – хлопнула его бабушка по плечу, аккуратно, но настойчиво поворачивая внука к выходу. Он попытался было запротестовать, но миссис Долгопупс тут же шикнула на него и скорее покинула палату.

Алиса и Фрэнк даже не заметили ухода родственников, продолжая по-детски возюкаться в грязи. Только в душе Алисы что-то дернулось, заставив ее схватить фантики с тумбочки и выйти в коридор в поисках сына.

Но его уже не было.

Алиса бы так и простояла до вечера, если бы ничего не понимающий Фрэнк не пришел и не вылил ей на голову очередную порцию сока, заставив ее со смехом вернуться за ширму.

Перед сном новая санитарка помыла их и уложила со словами, что им необходимо поспать. Ни Алиса ни Фрэнк даже не сопротивлялись, послушно заняв свои места на белых кроватях. Перед сном начиналось их время, и они неизменно тратили его на разговоры. Обычно первой начинала говорить Алиса:

– Фрэнк, – тихонько звала она. – Фрэнк…

Вечер – единственное время, когда женщина вспоминала, как зовут ее мужа, чего нельзя было сказать о нём: Фрэнк не забывал имени своей жены.

Никогда.

– Алиса… – будто эхом отозвался мужчина.

Они даже не смотрели друг на друга, их взгляды изучали потолок или стену, но в комнате не было ни шороха, ни звука, если не считать их тихие голоса.

Они звали друг друга, несвязно вспоминали о смердящем соке, называя его водичкой, но сегодня разговор был уж слишком коротким: Алиса почувствовала как устала от всего пережитого и после длительного молчания умоляюще прошептала:

– Не оставляй меня, Фрэнк…

У любого, кто слышал ее голос, шли мурашки по коже, и новая санитарка, тайно наблюдавшая за ними из-за ширмы, не была исключением. Откуда ж ей было знать, что именно это Алиса говорила каждый день, засыпая, и всегда получая такой же неизменный ответ от Фрэнка:

– Я всегда буду с тобой, Алиса.

Услышав заветную фразу, женщина блаженно закрыла глаза, быстро погружаясь в очередной кошмар, в котором определенно фигурировала Беллатриса Лестрейндж.

Алиса неприметно сидела на стульчике возле подоконника, чинно сложив руки на коленях и глядя не то на подарок сына, не то изучая унылый пейзаж за окном. Молодая женщина, она выглядела почти как старуха: ранее черные волосы поседели, морщины избороздили ее лицо, карие глаза миндалевидной формы потеряли свой теплый оттенок, и только руки выдавали ее истинный возраст. Встреться с ней обычный человек на улице, он бы ни за что не поверил, что ей нет и сорока…

В комнату влетела та самая новая санитарка, привнося в палату живость и хорошее настроение:

– Алиса, Фрэнк! Я придумала вам занятие! – проработав с ними несколько дней, Эли не выдержала этой безысходной атмосферы, за все время разбавленной лишь раз весельем от испачкавшей все Мимбулус Мимблетонии. Девушка решила во что бы то ни стало попробовать пробудить в них чувства, ведь было видно, как они любят друг друга, просто не понимают… Не зря же диалог перед сном всегда заканчивался одинаково:

– Не оставляй меня, Фрэнк…

– Я всегда буду с тобой, Алиса.

Эли встала посреди комнаты, держа в руках обычные гусиный перья, чернильницу и несколько пергаментов. Дождавшись, пока пациенты обратят на нее внимание, она громко объявила:

– Мы с вами будем учиться читать и писать!

Как ни странно, Алиса вдруг оторвалась от ничегонеделанья и молча подошла к новой санитарке, чуть склонив голову набок. В ее взгляде сквозила некая заинтересованность. Она взяла из рук Эли лист пергамента и опустилась на пол прям там, где стояла. Ее пальчики нежно поглаживали чуть шершавую бумагу, а губы мелко шевелились, будто Алиса что-то говорила, но ни звука не вырвалось из ее рта. Через несколько секунд рядом с ней опустился и Фрэнк, выжидающе уставившись на санитарку.

Бодро кивнув, Эли раздала своим подопечным перья и потихоньку начала объяснять, что же такое буква «А», и как ее писать.

Спустя три часа санитарка обреченно выронила перо: ей хотелось плакать. Алиса и Фрэнк оказались на удивление терпеливыми учениками, однако терпения не хватало у самой Эли: за все это время они так и не смогли выучить ни одной буквы. Сначала все пошло как по маслу – руки Фрэнка и Алисы сами вспомнили, как пользоваться пером, и женщина тут же начала рисовать цветочки, напевая себе под нос. Радости Эли не было предела: она боялась, что придется объяснять еще и это, но с этим проблем не возникло, а вот дальше…

Алиса и вечно хмурящийся Фрэнк внимательно слушали Эли – насколько она могла это оценить, – но среди кучи палочек спустя три часа так и не смогли найти букву «А», с которой все и началось. Девушка готова была взвыть от досады, но сдаваться она не собиралась. Уложив своих подопечных, она встала за ширмой, слушая, о чем они говорят. Говорящий более разумные вещи Фрэнк на этот раз молчал, а Алиса так и не сказала ничего толкового, постоянно повторяя: «Я все равно тебе ничего не скажу!». Возможно, она разговаривала со своей мучительницей, возможно просто бредила непонятно о чем. Но в ее голосе слышалось столько боли, что хотелось помочь, но Эли понимала: это невозможно.

От такого не спасти.

По комнате разнеслись еле слышные всхлипы: Алиса в который раз мысленно переживала пытку, наблюдая будто со стороны, как она и Фрэнк как куклы ломаются напополам, потом еще раз…

Потом еще…

И еще…

На душе осталось полное опустошение, эмоции практически покинули Алису, оставив только уже почти привычный страх.