Текст книги "Как такое может быть? (СИ)"

Автор книги: Angel nebes99

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== – Если ты меня забудешь… я напомню о себе! ==========

ОПИСАНИЕ: Почему же я не могу забыть тебя, Мирослава? Зачем ты так плотно засела в моём сердце, которое сейчас скулит, как пёс, брошенный хозяином? Хотя… знаешь, я и есть тот самый брошенный пёс. Белый Бим, что ждёт своего хозяина. Но мы же знаем финал этой истории, да?

***

Ставлю последнюю подпись на листе документа, что протянул мне Прохор, и откладываю ручку. Устало откинувшись на спинку дивана, прикрываю глаза, легонько надавливая на глазницы пальцами, чтобы хоть как-то прогнать резь в глазах, а потом смотрю на концертного директора.

– Ещё нужно что-то подписать?

– Нет, Егор, можешь ехать домой. Я завтра отдам документы Курьянову, и, надеюсь, что всё решится в твою пользу.

Киваю, не особо обратив внимание на слова Прохора, и поднимаюсь с дивана. Пока спускаюсь на первый этаж, надеваю ветровку, а потом, скорее по привычке, проверяю входящие на сотовом. Ничего. Никаких сообщений или пропущенных звонков. В груди разливается разочарование, смешавшееся с болью, что поселилась в моей душе несколько месяцев назад. А если быть точным, то пять месяцев назад. Именно столько времени прошло с момента, как Апрельская исчезла из моей жизни.

Внизу почти никого нет, лишь Светлана и охранник Жора, с которыми я прощаюсь, молча кивнув, и выхожу из лейбла. Подходя к двери, в отражении её стеклянной поверхности, замечаю как рыжая и охранник склоняются друг к другу, начиная о чем-то шептаться. Не составляет труда понять, что обсуждают они меня. С недавних пор все полосы модных журналов забиты лишь одной темой, а на таких телеканалах как МУЗ.ТВ и РУ.ТВ обсуждают мою персону так, словно я – закоренелый преступник.

А чем ты лучше, Булаткин?

Эта мысль мелькает в голове, а я с усмешкой на губах понимаю, что озвучивается она голосом Мирославы. Какая ирония. Помнится, в тот самый день она спросила то же самое, этот же вопрос, но ответ на него так и не получила. И не потому, что я не ответил, нет. Лишь потому, что сама не желала слышать на него ответ. Девочка с волосами, что вновь обрели сиреневый оттенок, больше не хотела искать во мне положительные качества, приняв мой облик морального урода.

– Егор! Постой… – с противоположной стороны парковки ко мне идёт Мельников. Он останавливается в двух шагах от меня, засовывая свой мобильный в карман, и спрашивает: – Как там судебный процесс?

– Не знаю, – жму плечами, касаясь пальцами брелока с ключами, лежащего в кармане. – Сегодня снова пришлось подписывать какие-то бумаги у Тимати, потом Прохор притащил что-то…

– Не парься так, – желая поддержать меня, Матвей кладёт руку мне на плечо. – Всё хорошо будет.

– А разве по мне видно, что я парюсь? – хмыкаю я, глядя в глаза Матвея. – Мне плевать на этого придурка, и на его заявление. Потребовалось бы, поступил так повторно…

Замолкаю, вспоминая тот день.

~~~

Паркую машину около кафе, адрес которого мне скинул Никита, и вглядываюсь через прозрачное стекло в заведение. Посетителей не так уж и много, человек десять всего, поэтому без труда нахожу Апрельскую. Отмечаю про себя, что она снова перекрасилась, а потом сжимаю в пальцах руль.

– Убью, – шепчу я, глядя, как левый тип, сидящий напротив Мирославы, склоняется к ней и целует. – Блять.

Не проходит и минуты, как я врываюсь в кафе. Громко хлопнувшая дверь привлекает внимание посетителей, на которых я не обращаю внимания. Перед моими глазами только центральный столик, занятый моей бывшей танцовщицей и её хахалем, одетого в синие джинсыи белую, явно дорогую, рубашку.

– Егор?

Мирослава смотрит на меня, замечая моё приближение раньше, чем этот урод, и вскрикивает, вскакивая со стула, когда я со всего размаху бью его в лицо. Парень цепляет рукой чашку, которая летит на пол, а после второго удара он и сам уже оказывается на кафельной плитке, покрывающей пол кафе.

– Парень, ты чё? – поднимает на меня голову, прижимая к разбитому носу пальцы, но это не спасает. Белая рубашка испачкана алыми пятнами, также как и пол. – Перепутал что-то?

– Это ты перепутал, – произношу я.

Едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него вновь, но он сам совершает оплошность.

– Мира, так это и есть тот дебил, о котором ты рассказывала? – шатен переводит взгляд на Апрельскую, что стоит в стороне, и усмехается. Его глаза снова обращены ко мне. – Ты была права, милая. Такой идиот явно тебе не пара. Молодец, что бросила его…

Толкаю поднявшегося с пола парня, и он летит на столик, который опрокидывается под шум битого стекла и вопли людей, сидящих рядом.

– Прекратите!

Мирослава, просящая нас остановить драку, пытается разнять нас и не попасть под удар, но ей на помощь приходят двое парней, что до моего прихода спокойно обсуждали что-то за угловым столиком. Лицо саднит, а по виску стекает теплая кровь, которой измазаны мои руки и сбитые костяшки. Сплёвывая, пытаюсь вырваться из рук молодого человека, держащего меня в стороне, но он не позволяет этого.

Вокруг становится слишком шумно. Что-то кричит прибежавший администратор, разглядывая нанесённый кафе ущерб, носятся официантки, пытающиеся собрать осколки посуды и не пораниться. Чуть в стороне, склонившись над своим хахалем, стоит Апрельская, стирая кровь с разбитого лица парня. Он прижимает к носу платок, пропитавшийся алым.

– Что ты здесь устроил? – девушка, выпрямившись, смотрит на меня. – Булаткин, я же тебе сказала исчезнуть из моей жизни! Почему ты снова всё портишь?!

Её голос дрожит, то ли от сдерживаемых слёз, то ли от злости. В покрасневших, блестящих глазах, цвета грозового неба, не могу ничего прочесть. Сделав первый уверенный шаг, девушка приближается ко мне, продолжая кричать и говорить о том, что я всегда всё порчу.

– Потому, что, блять, люблю тебя, Апрельская! – кричу я, обрывая её фразу. Она замолкает, неверяще глядя на меня, а мне удаётся воспользоваться её замешательством, вызванном признанием, и ухватиться за ее руки. – Пожалуйста, пойдём со мной, Мирослава… Давай забудем всё, что было? Пожалуйста… прости меня. Я всё сделаю, но только не уходи, останься…

– Егор, ты пьян, – качает головой Апрельская, спирая все мои слова на алкоголь, которого в моей крови нет. – Трезвым ты бы ни за что так не говорил.

– Мирослава, – поднимаю руку выше, касаясь её щеки. Сглотнув, Апрельская закусывает губу. – Мира, прошу… не исчезай из моей жизни. Слышишь? Я не смогу без тебя. Прости за все те слова, я был виноват. Не верил, боялся признаться самому себе… Ты же знаешь, что после Дианы я…

– После неё ты встречался с Соней, – говорит Мирослава, и я слышу в ее голосе обиду. – Не надо говорить мне, что у тебя не было никаких чувств к Выграновской!

– Но я не любил её так, как тебя. К Соне была симпатия, она не распаляла во мне таких сильных чувств, как ты, – я вглядываюсь в глаза Апрельской, пытаясь найти там хоть какой-то ответ, но натыкаюсь на недоверие и злость. – Мира, пожалуйста, поверь мне… Я готов на коленях стоять, но не смей уходить…

– Нет, Егор, ты…

– Я люблю тебя, – снова повторяю я, надеясь, что эти слова вернут мне её. Но она качает головой, закусывая нижнюю губу всё сильнее, и вырывается из моих рук. – Мира…

– Нет. Не смей приближаться ко мне!

– И ты останешься с ним? – указываю на шатена, что слушал весь наш разговор. – Думаешь, он сможет заменить меня? Ты же, чёрт возьми, любишь меня! Сама говорила мне, что никто, кроме меня, не нужен, а сейчас хочешь уйти с каким-то мудаком?

– Когда я призналась тебе, ты посмеялся, – вновь подходит ко мне Апрельская. – Помнишь, Булаткин? Ты сказал, что ничего для тебя не значу, а теперь пытаешься убедить меня в том, что любишь? Тебе нравилось наблюдать, как я мучаюсь, нравились мои слёзы! А сейчас я должна остаться с тобой?! Ни за что, Егор, слышишь? Я никогда больше не останусь с тобой!

– Чувак, смирись, – усмехается шатен, подходя к нам. Он обнимает Мирославу, а потом целует её, не обращая внимания на то, что девушка сейчас не хочет целовать его. – Прости, коть… Твоя малышка теперь со мной, и советую исчезнуть из нашей жизни. Мы женимся, поэтому, если не отстанешь от Мирославы, наживёшь себе проблем.

Перевожу взгляд на их пальцы, замечая обручальные кольца, и чувствую, как внутри что-то обрывается. Поднимаю глаза на Апрельскую, в надежде, что она скажет, что это шутка. Но девушка лишь отводит взгляд, вновь закусывая губу.

– Ну, что ж, всего хорошего вам. Счастья, детишек и прочей семейной хуеты, – произношу я, криво усмехаясь. Голос свой не узнаю, словно безжизненныс стал, и из-за этого Мирослава резко переводит взгляд на меня. – Прощайте.

Выхожу из кафе, показав средний палец администратору, который кричал мне о возмещении ущерба. Пошли все нахуй. Внутри появилось чувство, с которым я не расставался после измены Дианы, и которое поселились во мне вновь. И оно называется болью. Ломающей все выстроенные барьеры болью, которая будет мучить меня ночами, и которая начнет съедать заживо днём.

***

А через несколько месяцев, встретив этого урода на парковке около ТЦ, я снова дал ему в морду, разбив головой этого мудака лобовуху его машины.

~~~

– Она так и не отвечает? – прерывая мои воспоминания, спрашивает Мельников. Отрицательно качаю головой, а Матвей вздыхает. – Ты изменился, Егор. Знаешь, сейчас я понял, что прежний засранец-Крид, который многих бесил своей самоуверенностью, нравится мне больше.

– Апрельская хотела, чтобы я изменился, – произношу, не отреагировав на шутку артиста. – В какой-то степени, она этого добилась. Ладно, я поеду. Устал сегодня.

– До завтра.

Сажусь в машину и, заведя мотор, выезжаю с парковки офиса, сворачивая на «кольцо». Каждый день, на протяжении пяти месяцев, пытаюсь дозвониться до Апрельской, но она не отвечает, умело игнорируя мои звонки. Сообщения все остаются непрочитанными, а попытки встретиться успехом не венчаются. Всё, что я знаю о жизни бывшей танцовщицы, это лишь её сорванная свадьба, на которую Мирослава так и не явилась.

Единожды я встретил её выходящей из кабинета Курьянова, когда жених заявил в полицию, сообщив об инциденте на парковке. С тех пор, кстати, и начался судебный процесс, который всё время переносили, потому что я улетал на концерты. Но Мирослава, быстро посмотрев на меня, стремительно направилась к выходу и, когда я выбежал следом, такси уже выезжало с парковки.

Не успеваю проехать на зелёный и торможу перед светофором, который отсчитывал секунды до нового разрешения ехать. Откинув голову назад, закрываю глаза.

Блять, каким же я был придурком! Апрельская могла бы сейчас сидеть справа, болтать о какой-нибудь ерунде и держать мою руку, свободную от руля. Я бы чувствовал тепло её ладони, а салон пропах ароматом кофе, который она так любила.

Мне нравилось её тело, то, как она касалась моей кожи, когда мы оставались наедине, и кусала мои губы, не позволяя даже на секунду оторваться от поцелуя. Она умела быть дерзкой, опасной, как дикая хищница, и домашним котёнком, которому нужна была лишь ласка. Апрельская помогла мне отпустить Диану, а я не смог её удержать. Своим поведением показывал, что наплевать на неё, хотя внутри понимал, что если Мирослава уйдёт, то во мне что-то сломается. Понимал, но продолжал вести себя, как последний урод.

Позади раздаётся громкий сигнал, и я, открыв глаза, замечаю в боковом зеркале отражение машины, водитель которой снова давит на сигнал. Торопливо жму на газ, а потом сворачиваю влево, поздно понимая, что еду в сторону дома Апрельской.

На подставке вибрирует сотовый, а дисплей высвечивает имя Полины. Отклоняю вызов, ставя мобильник на беззвучный, и сосредотачиваюсь на дороге. Глаза продолжают болеть, и иногда приходится закрывать их на пару мгновений, чтобы прекратить неприятную резь. Но всё же замечаю идущую по тротуару девушку, из-под капюшона которой выбивается сиреневая прядь волос. Торможу и, не закрыв дверцу, торопливым шагом догоняю девушку, хватая её за плечо.

– Мира!

Радость быстро сменяется разочарованием – это не она. На меня, вытаскивая наушники из ушей, смотрит абсолютно незнакомая девушка.

– Извините, вы что-то хотели?

– Обознался, – бормочу я, сглатывая ком в горле, мешающий разговаривать. – Простите.

Возвращаюсь к машине и занимаю место за рулём, со всей силы хлопнув дверцей, когда закрывал ее. Закрываю глаза, выравнивая дыхание, и унимаю тупую боль в области груди.

– Блять. Блять. Блять! – сопровождая каждое слово ударом по рулю, я сжимаю зубы, чувствуя внутри невыносимую злость на самого себя. – Какой же ты придурок, Егор… самый настоящий кретин.

Дисплей сотового снова загорается, но на этот раз в салоне продолжает висеть тишина. Номер Марвина. Игнорирую звонок парня, выезжая на проезжую часть и, наплевав на двойную сплошную, разворачиваю машину, едва не врезавшись в какую-то иномарку. По ушам режет противно-громкий звук сигнала, а водитель наверняка покрывает меня матом.

Дорогу к любимому бару могу найти даже с закрытыми глазами, поэтому, не приходит и двадцати минут, я въезжаю на платную стоянку и, захватив деньги, иду внутрь. Бармен быстро наливает виски, который я выпиваю залпом, и ставлю стопку на стойку, прося новой порции.

Прошло уже столько времени, а я никак не могу забыть её. Каждый день приносит такие страдания, какие, наверное, не испытывал и Прометей со своим вороном*. Просыпаться и знать, что где-то Апрельская тоже готовит завтрак или пьет утренний кофе, стало слишком больно. Мы в пределах одного города, но встретиться опять нам оказалось не суждено.

Выпиваю вторую стопку, за ней третью, четвертую… Не проходит и получаса, а я уже не могу стоять на ногах. Язык заплетается, из-за чего с трудом прошу налить еще. Но вот мысли в голове слишком активны, и поступают подло, подбрасывая мне воспоминания, связанные с Апрельской. Эта девчонка занозой сидит глубоко во мне, и вытащить её оттуда – нереальная задача.

Всё возвращается бумерангом.

Раньше я играл чувствами людей, плевал на их страдания и слёзы, а теперь сам сижу в баре, пьяный в стельку, и пытаюсь заглушить ноющую боль в области сердца. Как псу, хочется завыть, но лишь бы стало легче. Апрельская привязала меня к себе, а теперь, когда ее нет рядом, я бросаюсь из стороны в сторону, ища выход из лабиринта собственных чувств.

Словно Белый Бим жду своего хозяина, веря, что он придёт, но никто не возвращается забирать глупого пёсика, который, в конце концов, умер. Неужели и мне, чтобы избавиться от мучений, придётся умереть? Если это так, то я готов. Всё равно жить так сил больше нет.

Расплачиваюсь за всю выпивку и, еле стоя на ногах, иду к парковке. Уже забываю, где именно оставил свою машину, поэтому ищу её с помощью брелока с сигнализацией и блокировки дверок. Машина издает негромкий протяжный вой, и, пока направляюсь к ней, ради забавы продолжаю клацать на кнопку сигнализации. Выезжая, едва не задеваю две соседних тачки, но умудряюсь-таки задеть боковой стороной железные ворота. Услышав скрежет металла, негромко ругаюсь, но продолжаю ехать вперёд, из-за чего противный звук длится еще пару мгновений. На «бочине» остаётся, наверное, приличная царапина.

Дорога перед глазами очень скоро начинает двоиться, из-за чего сбавляю скорость, начиная ехать почти как черепаха. Машины позади вновь сигналят, недовольные этим фактом, но я открываю окно и, высунув руку, показываю «фак», продолжая ехать медленно. Включив музыку, сворачиваю на мост, а потом останавливаюсь и, сунув в карман мобильный, выхожу на улицу.

Внизу плещется река, отлеляемая от меня всего лишь несколькими метрами высоты. Перелезаю через перила, едва не упав в воду, но смеюсь этому и усаживаюсь на бетон, довольствуясь тем небольшим пространством, которое осталось перед ограждением. Мимо проходят люди, кто-то пытался поговорить со мной, но я слал матом, и вновь возвращался к разглядыванию воды внизу.

В голову пришла глупая идея позвонить Мирославе. Опять. И ведь знаю же, что не ответит, но продолжаю звонить. Только, видимо, сегодня день чудес, потому что девушка вдруг отвечает.

– Булаткин, что тебе надо? Прекрати названивать мне!

– При-ивет, М-Мирослава, – язык слушается очень плохо, и от этого фраза получается очень долгой.

– Ты напился? Иди спать, Булаткин. И не…

– Н-не звонить те-ебе?

– Рада, что ты запомнил это. А теперь попробуй выполнить.

– Апрельская, е-если ты не при-иедешь, то я с-спрыгну с моста.

– Чушь не неси. Иди проспись, алкаш.

– Н-не веришь? Я се-ейчас тебе фото о-отправлю…

Отключаюсь, быстро делаю снимок, почти роняю телефон в воду, а когда пытаюсь поймать его, чуть не падаю сам. По инерции хватаюсь рукой за перила, и это спасает меня от падения. Отправляю фотку Апрельской, и та перезванивает почти через минуту.

– Булаткин, слезь с моста! Езжай домой… хотя нет, стой! Вызови такси и отправляйся на нём.

– Н-никуда не по-оеду, пока ты не приедешь к-ко мне.

В трубке слышится дыхание Мирославы, а потом она, обматерив меня и назвав чёртовым алкоголиком, спрашивает точный адрес. Довольный, называю его, говоря, что если она не приедет, завтра во всех новостях будет репортаж о том, что известный артист сбросился с моста.

Начинаю замерзать. И с удивлением понимаю, что оставил где-то ветровку, а сейчас сижу в одной футболке. Но вставать и перелазить через перила тупо лень, поэтому продолжаю сидеть здесь до самого приезда Апрельской.

Неподалёку тормозит такси, а потом из него, кутаясь в пальто, вылезает девушка. Она оглядываться, и идёт в мою сторону. Глядя, как Мирослава приближается, начинаю улыбаться, а сердце стучит тахикардией, отплясывая радостный ритм. Она приехала.

– Булаткин, блять, слезай оттуда! – остановившись в нескольких шагах от перил, Мирослава повышает голос, в котором читается недовольство и… страх? Боится за меня? Или того, что станет свидетелем смерти? – Егор, перелезь обратно через перила!

Медленно, пошатываясь, поднимаюсь на ноги, замечая, как в волнении заламывает пальцы девушка. Держась одной рукой за перила моста, вторую сую в карман. С губ не желает пропадать улыбка, и это бесит Апрельскую.

– Чего ты улыбаешься, кретин?! Упадешь же…

– Переживаешь за меня?

– Еще чего? – фыркает она, но я понимаю, что врёт. – Мне проблемы с полицией не нужны, вот и всё.

– Нет, это не всё, – я чуть наклоняюсь вперёд, вглядываясь пьяными глазами в лицо Миры. За то время, что ждал ее на холоде, даже язык заплетаться перестал. Только зубы постукивают друг о друга. – Ты меня любишь, поэтому и не хочешь, чтобы я упал.

– Не правда, – её голос дрогнул. Возможно, из-за того же холода, что пронзает и моё тело. – Я давно не… люблю тебя.

– Да? Ну, в таком случае, тебе и жаль не будет, – говорю я.

Мирослава ничего не успевает сказать. С улыбкой, я отпускаю перила и наклоняюсь назад, чувствуя, как теряется равновесие.

Падение слишком стремительное, но, перед тем, как погрузиться в воду, я слышу громкий крик Апрельской. А потом уже не до этого. Осенняя вода слишком холодная, мороз будто пустили по моим венам вместо крови. Я едва успеваю вынырнуть на поверхность, как неподалёку раздаётся новый плеск. Мгновенно протрезвев, с ужасом вспоминаю, что Апрельская не умеет плавать. Я так и не научил ее этому, когда мы были на море.

Набрав полную грудь воздуха, ныряю под воду, где в темноте плохо могу различить силуэт девушки, идущей ко дну. Подплыв к ней, хватаю за руку и, тратя последний воздух в лёгких, поднимаюсь на поверхность. До берега несколько метров, которые я стараюсь проплыть как можно быстрее. Холодная вода сковывает мышцы, что только мешает мне, как и страх – Мирослава не отзывается на мой голос, безвольной куклой повиснув в моих руках.

Наконец оказавшись на берегу, переворачиваю Апрельскую на живот, чтобы дать возможность уйти воде, которую она нахлебалась в реке. За несколько минут успеваю проклясть себя, свою глупость, разозлиться на Мирославу, которая не приходит в себя и едва дышит. А когда она резко открывает глаза, начиная кашлять и хвататься руками за горло, я выдыхаю, чувствуя огромное облегчение. Она, блять, жива.

– Ты дура, знаешь?! – схватив её за плечи, встряхиваю. Кажется, даже слышу щелчок в её костях, но пережитый страх не отпускает. – Ты зачем за мной прыгнула?!

– Потому что жить без тебя, идиота, не могу, – отвечает девушка, а потом начинает бить меня в грудь. – Придурок! Козлина! Чтоб тебе век мучиться, сволочь! Я же испугалась…

Заплакав, она утыкается мне в плечо, обнимая так крепко, что мне боязно за целостность своих костей. Обнимая Апрельскую в ответ, слабо улыбаюсь, а потом, приподняв её голову, стираю с щёк слёзы. Сглотнув, Апрельская придвигается ещё ближе, чтобы поцеловать меня, и я отвечаю ей.

– Ты ещё ответишь мне за пережитый ужас, – произносит девушка, когда мы едем в больницу, чтобы не дать организму разболеться после ныряния в холодной воде.

– Думаю, мы в расчете, – говорю я, улыбаясь. – Мне тоже не по кайфу было, пока ты в себя не приходила…

Хмыкнув, Апрельская протягивает ко мне свою руку, переплетая наши пальцы, а потом, улыбнувшись в ответ, прячет улыбку, утыкаясь лицом в плед, который я нашёл в багажнике. Теперь она рядом, и я не буду таким придурком, что позволю ей уйти. Апрельская уже точно никуда от меня не денется, потому что на своих ошибках я учусь. И допускать очередной промах не стану…

Комментарий к – Если ты меня забудешь… я напомню о себе!

* отсылочка к древнегреческому мифу о Прометее, которому каждый день ворон выклёвывал печень.

========== – Обещай, что больше не будешь курить? ==========

ОПИСАНИЕ: Ты хочешь дышать этими горькими минутами? Задыхаться в агонии, пока счастье где-то умирает, цепляясь за слабый огонёк надежды? Лучше я буду умирать по минутам, чем в муках проживать долгую жизнь. И, можешь не верить, но ты стал лучшей причиной, подтолкнувшей меня к медленной смерти.

Сглатывая горький ком, делаю новую затяжку сигаретного дыма, ощущая, как горло обжигает «эхом» горечи, и появляется желание закашлять. Сдерживая его, тушу окурок о край пепельницы, недавно появившейся в моей квартире, и смотрю на кучу коробок, в которых мои вещи.

Больно. И не телу, а душе. Хочется заскулить, цепляться за каждый уголок моей родной квартиры, чтобы не дать увести себя из неё. Но я, сжав зубы, молча поднимаюсь с места и иду к последней незапакованной коробке. Медленно заклеиваю её скотчем, а потом выравниваюсь, чтобы посмотреть на эту квартиру, что приютила меня почти пять лет назад.

Я не хочу уезжать, но надо. Так будет лучше для меня. Больше не будет взаимных оскорблений при встречах в коридоре лейбла, потому что я, собрав в кулак остатки воли, написала-таки заявление об увольнении. Мы не станем ругаться по мелочам, как это было раньше, потому что этих мелочей больше не будет. У нас вообще не будет ничего общего. У меня своя жизнь, у него – своя.

Правда, всё сложилось не слишком равномерно. В обмен на разбитое сердце я получаю жизнь в небольшом городишке Подмосковья, а Булаткин – счастливую семейную жизнь. Кажется, у него сегодня свадьба? Да, так и есть. На календаре 28 июня, тот самый день, который обсуждают на всех телеканалах уже с утра.

Егору так будет лучше.

Глаза начинают жечь непрошенные слёзы, выбивающие из груди негромкий всхлип, а за ним следующий. Не могу даже думать, что рядом с ним сегодня счастливой станет другая девушка. Они будут держаться за руки, целоваться при каждом «Горько!», и навсегда станут связаны узами брака. В его глазах будет отражаться счастье. А ведь я знаю, как он может убивать холодным взглядом голубых глаз, как, не мигая, может заставить поверить, что ты ему нужна, а затем, этими же глазами, доказать обратное. Его взгляд – способен вызывать множество эмоций, но от всех них по коже проходят мурашки, и ноги подкашиваются.

Присев на коробку, закрываю лицо руками, пытаясь прекратить «расклеиваться». Я же сильная. Полгода назад выдержала его леденящее: «Если что-то не устраивает, то вали нахрен из моей квартиры и из моей жизни», так почему сейчас веду себя как влюблённая дурочка?

Полгода назад ведь было больнее? Тогда, когда мы пытались быть парой, когда мы съехались, в надежде, что ссоры постепенно уйдут. Полгода назад мы пытались совладать с характерами друг друга, пытались принять наш статус «пара», превратив быть просто любовниками. Мы пытались. Но не смогли.

Снова тянусь к пачке сигарет, закуривая одной из них. Медленнее смерть, тлеющая меж моих пальцев, не приносит облегчения, но так можно отвлечься. Никогда не любила курящих, а теперь, вот, сама курю. От горя. От мысли, что мужчина, которого я люблю, сегодня станет мужем для чужой. Встав с коробки, пересекаю комнату и, подойдя, распахиваю окно зала, выдыхая дым на улицу. Кажется, стало лучше. Настолько, насколько вообще может быть лучше в моём состоянии.

В окне напротив виднеется фигура пританцовывающей девушки, что заставляет меня чуть улыбнуться. Беззаботная, не тронутая разочарованиями и обидой. Докурив, отхожу от окна, но не закрываю его. Тёплый летний воздух даёт возможность ощутить себя частичкой мира, в котором спешат по делам люди, сигналя другим машинам, в котором под окнами воют в драке коты, а простые прохожие громко над чем-то смеются.

До приезда машины грузоперевозки остаётся чуть меньше часа, а я не знаю, чем себя занять. Оказалось, что в каждом уголке этой квартиры есть нечто, напоминающее о Булаткине. Эти стены помнят его разного: и весёлого, и злого, ненавидящего меня и целующего так, как больше никто не целовал. Эти стены помнят многое. И ничего из этого больше не повторится.

Слоняясь по трём комнаткам, бездумно разглядываю их, иногда замечая незначительные вещи, которых не видела раньше – трещину на стене, неясное серое пятно на потолочной плитке. Остановившись рядом с диваном, присаживаюсь и запускаю под него руку, чтобы достать выглядывающий клочок бумаги.

Фотография. Точнее её оборванная часть, на которой осталось моё изображение и рука Егора, обнимающая меня за плечи. Улыбнувшись, поднимаюсь на ноги. Этот снимок был сделан за месяц до нашего разрыва. Егор решил отдохнуть и обманом заставил меня поехать с ним. Тогда я очень злилась на него, флиртовала со всеми парнями в отеле, чем бесила Булаткина. Но потом мы всё же помирились, и последнюю неделю отпуска провели вдвоём, без ругани и споров. Как самая настоящая влюблённая пара. Булаткину так и не удалось научить меня плавать, а у меня не получилось показать ему романтику ночных посиделок у моря, потому что всё испортила драка Егора с двумя парнями, что пристали ко мне. Тем не менее, это была самая лучшая неделя, проведённая с ним. Никаких масок, только мы настоящие, такие, какие есть.

Согнув половину фотографии, поджигаю её, отправляя в пепельницу. Не за чем хранить прошлое. Оно больше не вернётся.

Вновь принимаюсь ходить по квартире, но раздавшийся звонок в дверь заставляет замереть на месте. Посмотрев на время, иду открывать, подумав, что грузоперевозчики приехали раньше. Но за дверью стоит всего один человек.

– Знаешь, Апрельская, я чуть было не совершил самую большую ошибку своей жизни, – произносит Егор. Одетый в свадебный костюм, с идеальной причёской, он вновь вызывает во мне взрыв чувств. Закусываю губу, чтобы не заплакать прямо перед ним. Когда уйдёт – можно, а сейчас стерплю.

– У тебя, – прочищаю горло, а потом повторяю: – У тебя свадьба. Что ты здесь делаешь? Не боишься, что без тебя начнут?

– Без жениха и невесты не начнут, – усмехается он, а потом вдруг обнимает меня, зарываясь носом в волосы. Сначала не реагирую, но всё-таки неуверенно обнимаю его в ответ, чувствуя, как быстро бьётся в груди сердце. – Мирослава, я без тебя не смогу… Веришь? До сих пор люблю.

– Верю, – шепчу я, поднимая голову.

Пару минут смотрим друг на друга, и когда он целует, отвечаю. Не могу не ответить, слишком сильно люблю его.

– Ты выйдешь за меня?

– Да, – смотрю в его глаза, улыбаясь, и получаю широкую улыбку в ответ. – Выйду.

– Только пообещай, что больше не будешь курить, – став серьёзным, произносит Егор, и я обещаю это. Он снова улыбается, а потом, подняв с пола большущий пакет, протягивает его мне. – Здесь платье и туфли, одевайся. Через двадцать минут подъедет Ульяна, она тебе сделает макияж и прическу.

– А откуда она знает, что нужно… Стой. Ты сказал ей раньше, чем я ответила согласием? – недовольно смотрю на Егора, который, посмеиваясь, выходит из квартиры. – Булаткин, ты неисправим!

– Знаю, – парень жмёт плечами, продолжая улыбаться. – Ты тоже, будущая Булаткина. Жду у ЗАГСа через два часа. Натан отвезёт тебя, он знает, куда ехать.

За ним закрывается дверь, а я продолжаю стоять и улыбаться. На телефон через пару минут приходит сообщение – «И грузоперевозчиков я отправил обратно. Потом перевезём твои вещи ко мне». Засмеявшись, я иду в спальню, понимая, что жизнь может измениться всего за пару минут. А разбитое сердце склеит только любовь.