Текст книги "О чем ты молчишь? (СИ)"

Автор книги: Андрромаха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Теперь – к кровати! – скомандовал режиссер. – Миша – раком.

«У него ж не стоит?» – подумал про себя Михаил. Но Олег быстрыми движениями старался «догнаться» до требуемой кондиции. В конце концов, это были не Мишкины проблемы. Он опустился на четвереньки, дважды меняя поворот головы по требованию оператора. Вторая камера запечатлевала действо сзади. Олег ткнулся несколько раз, но его эрекции не хватало, чтобы войти. Он повторял свои безуспешные попытки, пока оператор не сказал ему:

– Всё, отснял. Теперь – со спины.

Олег начал ритмично толкаться бедрами в Мишкины ягодицы, потом нагнулся почти к его уху и прошептал:

– Эй, стони, давай!

Самсонов, отвыкший здесь чему-нибудь удивляться, начал стонать и закатывать глаза. Операторы суетились вокруг них. Меняли освещение и ракурсы. Попросили Мишу изобразить оргазм лицом и, наконец, облегченно подвели итоги:

– Снято.

Уже вечером, дОма, когда, растянувшись каждый на своей кровати, они смотрели очередной ментовский сериал, Михаил спросил соседа:

– Ты меня сегодня… пожалел?...

– Чего тебя жалеть-то? Ты – не жалкий. У меня просто стоит… не особо.

– А как же ты снимаешься?

– Я, брат, третий год уже снимаюсь! Я здесь – долгожитель. Из нынешних до меня только Маринка пришла. У меня раньше был такой болт упругий, что тебе даже и не снилось! Но за время съемок я столько раз трахнулся, что пятерым на всю жизнь хватит. Я уже всё это видеть не могу. Иногда – до тошноты! Мне часто снится, что я залез в глубокую пещеру и выход огромным камнем завалил, чтоб меня не достали.

– А что не увольняешься тогда? На фига так мучиться?

– Я не могу уйти, мне 12 тысяч евро надо заработать.

– Ни хрена себе! На что?

Олег посмотрел на соседа с некоторым сомнением, потом подошел к шкафу и вытащил из глубины плечики, бережно закутанные простыней. Под тряпкой оказался темно-серый велюровый костюм. Олег потянул наружу этикетку:

– Смотри: Германия! – потом скинул джинсы и через две минуты уже поворачивался перед Мишкой в костюме, безукоризненно белой рубашке и галстуке.

Одежда была дорогая, и фигура Олега сразу обрела солидный вид. Он подошел к подоконнику, оторвал от цветущей герани кудрявое соцветие и вдел в петлицу:

– Ну как?

– Жених! – снисходительно-насмешливо фыркнул Михаил.

– Придурок! Я так на работу пойду наниматься. В таможню. Я на взятку коплю. Там столько место стОит! Зато потом деньги будешь грести лопатой!

– Пока не посадят?

– Если осторожно, то – не посадят.

– И много накопил?

– Семь штук евро.

Михаил потрясенно присвистнул.

– А ты думал, я за просто так здесь задницей чужие хуи отираю? – задорно сказал Олег, а потом серьезно и строго добавил: – В вещах моих не ройся. Деньги – не здесь, они – в банке.

Приближался Новый Год. А вместе с ним – десятидневные «каникулы». Студийная публика собиралась разъезжаться: кто – по домам, кто по Египтам. Михаил за несколько дней до праздников подписал годовой контракт со студией и уже нетерпеливо распланировал пухлый конверт будущей зарплаты на веселые праздники, новую одежду и даже перевод родителям. Откладывать решил начать со следующего месяца. В последний рабочий день помреж Катя встречала всех у двери студии с надписанными конвертами. Миша раскрыл свой и – опешил. В конверте лежало восемь тысяч рублей и узко отрезанная от принтерного листа полоска бумаги, содержащая три строки:

«Самсонов Михаил Евгеньевич.

Сумма к выдаче – 8000 руб.

Долг перед компанией – 194000 руб.»

– Что это? – с побелевшим лицом пошел он выяснять у помрежа. – Откуда «долг»? Вы что?!

– Как откуда? Это за жилье. Ты же договор подписал?! Там прописано, что 27 декабря на твое имя заключается договор на аренду квартиры на весь срок договора, т.е. на один календарный год. И списывается сумма аренды. Ты же всё читал. Тебе Аркадьич предлагал разные схемы оплаты, ты сказал «всё равно».

– Я не читал! – взревел Михаил. – Отдайте деньги.

– Тише, тише, – отстранила его аккуратным движением Катя. – Я-то здесь причем? Дождись Аркадьича и с ним выясняй.

В этот момент за своими деньгами пришли толстушка Оля и Маринка-лесбиянка и оттеснили его от помрежа. Сниматься в этот день Михаил не стал. Сидел в углу гримерки и курил, рискуя нарваться на штраф. Аркадьича всё не было. Миша уже боялся, что он не появится. Но часа в четыре дня он пришел в сопровождении шофера и рослого охранника. К нему в офис сразу прошли бухгалтер и один из операторов. О чем-то спорили, кричали, потом вышли – злые и расстроенные. Аркадьич выглянул из дверей:

– Так, кто еще остался? Миш, ты чего здесь ждешь? Праздник, праздник, выходные! Все свободны.

– У меня вопрос! – мрачно ответил он, теребя в руках бумажку. – Это – что?

– Твой расчет! А что?

– Я не просил для меня квартиру на год снимать! – сказал Михаил.

– Как не просил? Я же тебе три варианта предлагал. Этот – самый экономичный. Ты сам его выбрал, – Аркадьич вынул из ящика стола папку, полистал бумаги и положил перед собой копию подписанного Михаилом контракта.

Михаил подавленно молчал. Аркадьич посмотрел на него с жалостью.

– Слушай, но мы уже деньги заплатили хозяину квартиры. Он – крутой мужик, мы у него никак их обратно не получим. А за четыре месяца ты всё оплатишь и бОльшую часть года будешь работать только себе в прибыль, без оплаты квартиры. Будто москвич! Если очень деньги нужны, ты можешь взять кредит у студии. Под процент, конечно. Подойди к бухгалтеру, он тебе посчитает: сколько получишь, сколько потом отдавать….

Михаил сжал кулаки, круто развернулся и молча вышел из офиса.

Вечером Олег ввалился в квартиру во главе большой компании. Сосед лежал на кровати, закрыв лицо локтем.

– Мишка, ты спишь, что ли? Поднимайся, брейся, поехали в клуб!

Студийные пацаны толпились в прихожей. Олег рылся в шкафу, откапывая свои «парадные» джинсы. Мишка отвернулся к стене.

– Ну, ты чего разлегся? Заболел?

– Оставь меня в покое!

Олег подошел и положил ладонь ему на лоб:

– Да вроде нормальный. Что случилось, а?

– Ничего. Валите отсюда. На хер ты всех сюда притащил?! Хочешь, чтобы нам цену за уборку подняли!? – сорвался Михаил.

– Всё, всё, уходим. Извини!

В пустой квартире Мишка долго накручивал круги по комнате, кусая губы и стараясь не разреветься. Потом сдался, сел на пол, закрыл лицо ладонями и заплакал. Через несколько минут он вышел на кухню, крутанул шпингалеты и, раскрыв окно, встал коленями на подоконник. Вон там, в сугробе, на газоне, около огороженной покрышками клумбы, он и будет лежать. Сердце бешено стучало в груди. Ему пришло в голову, что нужно успокоиться, чтобы понять: окончательно ли он решил ЭТО сделать? Чтобы не пожалеть, когда уже будешь падать. Отвлекая его от страшных мыслей, во дворе раздался хлопок. Комета новогодней петарды взвилась выше крыш и рассыпалась в темном небе пригоршней малиновых и желтых звезд. Мишка помотал головой и слез с подоконника. Закрыл раму и, дрожа то ли от мороза, то ли от страха, метнулся в ванную. Долго стоял под обжигающим душем, глотая слезы, скрипел зубами и время от времени с силой бил кулаком по кафельной стене.

Олег вернулся из клуба около полуночи. Сосед по-прежнему лежал на кровати, повернувшись лицом к стене.

– Мишка, что случилось?

Ответа не было. Тогда Олег осторожно присел на кровать приятеля, а после растянулся на ее краю в полный рост. Миша вздрогнул от скрипа пружин, но ничего не сказал. Тогда Олег придвинулся к Мишиной спине и обнял его одной рукой. Миша не отодвинулся. Олег подул на его позвоночник. И легкая дрожь пробежала по Мишиным плечам. Осторожные Олеговы губы коснулись шеи над воротником. Мишка всхлипнул. Олег потихоньку смещал прикосновения: к позвоночнику, вверх, к шее, вниз, к другой лопатке. Мишка вытянулся, как струна, и боялся перевести дыхание.

– О чем ты молчишь? – тихо спросил Олег.

– Ни о чем, – ответил Миша также тихо, без грубости.

– Так нельзя отвечать.

– Почему?

Олег кончиками пальцев провел от Мишкиного затылка до лопаток и обратно и заговорил теплым, успокаивающим тоном:

– У меня есть сестра, Наташка, она старше меня на шесть лет. И у нас в детстве игра такая была: если один спрашивает «о чем ты молчишь?», то другой обязан отвечать. Какой бы страшной ни была его тайна. И она отвечала, и я отвечал. И, знаешь, она меня ни разу матери не сдала. А потом она повзрослела. У нее мужики начались, всякие там девичьи секреты, и она уже не отвечала мне на этот вопрос искренне. Отговаривалась, придумывала всякие отмазы. А когда замуж вышла и уехала, я думал, что больше уже никогда мы друг друга не спросим «о чем ты молчишь?» Даже ревел из-за этого. А потом, однажды, она приехала на праздники, и я чувствую – что-то с ней не так. Что-то есть совсем больное, нехорошее. Я вечером пришел в ее комнату, сел рядом и спрашиваю: «Наташ, о чем ты молчишь?» А она расплакалась. Оказывается, ее муж сильно бил. Очень-очень, до больницы. И я тогда сказал ей, чтобы она от мужа уходила. И она ушла, вернулась домой. Но только нам стало очень тесно жить. Трехкомнатная, одна комната – проходная. И пять человек: мать, Наташка, я и двое Наташкиных детей, Вадик и Рая. Ну, и тогда я уехал сюда. Рыпнулся было на таможню – я колледж закончил на логистика, – но мне озвучили размер взятки за место. Тогда я нашел эту работу. И поклялся заработать денег и всё равно устроиться туда. А ты почему из дома уехал? Ты обещал рассказать.

– Мы с другом магазин взломали. По дурости, по пьяни.

– Много взяли?

– Ничего! Только дверь сломали, идиоты!

– И ты боишься домой ехать? Правда, идиот. Это же не уголовка, это – административка. Там срок давности – два месяца. Прошло два месяца уже?

– Нет, четвертого января исполнится.

– Вот, пятого можешь смело ехать домой!

– Не могу, – помрачнел Миша. – У меня денег нет. Мне восемь тысяч дали, и долг почти двести штук – за квартиру.

– Ого! – Олег присвистнул. – Это ты из-за этого?...

– Да.

– Ладно, забей. Не ты первый попался, не ты последний.

– А ты что не предупредил?

– Я ж не знал. Со мной контракт по три месяца продлевают. Меня устраивает, что неравномерно деньги идут. Я же все равно коплю. Меньше искушения потратить. …Если надо, я тебе в долг дам. Не на «роскошную жизнь», конечно. Но с голоду не помрешь. Зато с апреля уже будешь только на себя работать.

Михаил повернулся к другу. Серые глаза были совсем близко от его лица. Он выдержал их пристальный серьезный взгляд и виновато улыбнулся.

– А ты почему ко мне лег?

– Ни почему.

– Неправда. О чем ты молчишь? – быстро спросил Мишка.

Олег сказал, понизив голос:

– Ты верхний шпингалет не закрыл. И я понял, как у тебя всё серьезно.

Мишка, повинуясь какой-то неизвестной, но непреодолимой силе, придвинулся к другу еще ближе и прижался к его груди своими наплаканными глазами. Олег напрягся, как струна и лежал, не отвечая на ласку. Потом, наклонив подбородок, коснулся губами Мишкиной макушки и зашептал в его волосы:

– Миш, у меня – гаптофобия.

Мишка отпрянул от него:

– Что?

Олег усмехнулся.

– Не бойся, тихо, тихо. Это не заразно. Это – боязнь прикосновений. Я прикасаться ни к кому не могу нормально, только через силу. У меня уже этот непрерывный трах на работе скоро из ушей полезет.

– Вот почему ты за руку ни с кем не здороваешься?

– Ну да. Ты заметил?

– Слушай, бросай ты эти съемки! А если совсем перестанет вставать?

– Можно в садо-мазо перейти, там хорошие расценки. Или химию жрать, чтоб стояло. Виагру – не выгодно, слишком дорогая, с ней ничего не заработаешь. А всякое дешевое дерьмо – посадишь печень…. В общем, ничего веселого, конечно, но пока есть силы и пока не гонят – буду сниматься. Мне ж немного осталось накопить, уже меньше половины.

– Ну, слезай с моей кровати-то тогда! – улыбнулся Миша. – Как, ты сказал, это называется?

– Гапто-фобия.

– Во! Гаптофоб, а по чужим постелям лазит!

– Я друга успокаивал. У меня другого выбора не было.

– Есть будешь?

– Нет.

– Пойдем тогда со мной, я пожру, а ты – расскажешь, где были. Можешь не прикасаться. И вообще – стоять в дверях, страдалец.

Новый Год встречали большой компанией. Почти все, кто не уехал из Москвы, собрались у девчонок. Посидели за столом до полуночи, послушали Куранты по телеку, чокнулись, поорали «Ура!» Когда началась салютная канонада, вывалились во двор, а потом толпой поехали на Воробьевы Горы. На площадке, зависшей над городом, плескалась оживленная толпа. Стреляли петарды и шампанское, визжали дети, незнакомые люди поздравляли друг друга, перекрикивая ревущие музыкой динамики. На локте у Мишки то и дело повисала, поджав ноги, смеющаяся черноглазая Кристинка. Мишка смотрел на залитый огнями, вздрагивающий салютами огромный город, тянул к небу искрящуюся палочку бенгальского огня и улыбался своей спутнице. А еще он жалел своих земляков. Он ясно вдруг представил, как родители, друзья, соседи – целый город – сидят сейчас в тесных, плохо протопленных квартирах за столами-близнецами: куриные окорочка, непременные пироги и водка. Переключают телевизоры с первого канала на второй и обратно. Повторяют одни и те же тосты, смеются бородатым анекдотам и заученными словами хвалят хозяйкин «оливье». А через пару часов ужрутся в хлам, чтобы заснуть на застеленной ковром тахте. Или начать скандалить до мордобоя. Или обидеться на весь белый свет, уйти на улицу и курить между сараем и палисадником, плача пьяными слезами, проклиная местного «олигарха», директора рынка, за грохот пиротехники и радуясь, что это не по твою душу проехал с включенной мигалкой полицейский «газик».

– Мишка, там – блины-ы-ы! – заверещала Кристинка, увлекая его к переливающемуся огнями павильону.

– Подожди, Кристин! Давай сначала наших найдем!

Не выпуская из руки ее узкой ладошки в кожаной перчатке, Миша потащил ее к огромной елке. С ребятами они договорились встречаться там. Минут через пять они наткнулись на своих.

– Олег, можно тебя на минуту? – Михаил отозвал друга в сторону и зашептал: – Дай мне тысячу рублей, пожалуйста, до завтра!

– Мишк, Кристина в плане денег – пылесос! Она на всю зарплату разведет кого угодно: хоть – меня, хоть – Аркадьича! Не говори потом, что не предупреждали!

Проснулся Мишка у девчонок. Абсолютно голый, он лежал один на широкой постели. В комнате больше никого не было. Он нашел на подоконнике свою одежду, привел себя в порядок и вышел на кухню. Там четыре хозяйки, щебеча и толкаясь в узком пространстве, снова готовили стол.

– Мишка! Привет! – обрадовалась Кристина. – С Новым Годом! С Новым счастьем! Сходи, пожалуйста, в магазин за виноградом и укропом.

– И зубную пасту возьми! – добавила толстушка Олечка.

– У меня денег нет, – сказал Михаил.

– Ну, зайди за деньгами домой! Все равно две тысячи Маринке отдавать, ты на такси у нее занимал вчера.

– …Блин, Олег, я – идиот! – хмуро говорил он через пять минут в своей кухне.

– Ты хоть трахнул ее? – друг смотрел на него с иронией.

– Не помню.

Олег расхохотался:

– Денег-то сколько еще должен?

– Говорят – 2 штуки за такси.

– Отдай, и сваливай от нее! Во всяком случае, пока нормальную зарплату не получишь. А то погрязнешь в кредитах и не расплатишься потом.

…Уже без денег и без девчонок, в компании Олега и его друзей, летело продолжение праздников. Футбол на коробке, детская безбашенная радость катания с ледяной горки в парке, поездка на баскетбольный матч, в одной из команд которого играл родной брат Клея…

В один из дней завалились они в зоопарк. День был морозный, пива не хотелось. Купили теплого поп-корна в больших стаканах и побрели по полупустым дорожкам. Зверей было немного: те, что не впали в спячку, или грелись в каморках, свернувшись клубочком, или переселены были в зимние закрытые вольеры. Мишка в зоопарке был впервые. С детским восторгом крутил он головой по сторонам, разглядывая большого флегматичного бизона, дерущихся орлов, наслаждающегося погодой белого медведя….

– Глянь, какая дура! Башка в три раза больше моей! …Олег, смотри, смотри: пинвгины.

Около рыжей, пушистой, суетливо снующей по клетке лисы Клей притормозил и, зябко передернув плечами, выдохнул:

– Эх, ее бы сейчас – на воротник!

– А у нас дома таких полно! – обернулся к нему Мишка. – Мой отец им в глаз попадает – только так! Правда, шкуру выделывать трудно, чтобы не гнила потом. А в ателье отдавать – дорого, не выгодно...

– Ни фига себе! – присвистнул Олег. – У вас там что, вокруг – дремучие леса?

– Ага. Даже медведи есть. А у вас?

– Не, у нас медведей нет! – Олег выгреб жмень поп-корна из Мишкиного стаканчика. – Ну, если только к северу, за Чухлому, в сторону Великого Устюга…

– Великий Устюг вчера по телику показывали, – отозвался Мишка. – Родина Деда Мороза.

Клей загоготал:

– А ты – что, еще и в Деда Мороза веришь!?

Мишка обиженно нахохлился:

– Придурок!

У турьей горки было «представление»: дядька в телогрейке вывалил в длинные деревянные ясли ворох сена. Туры и арахары с витиеватыми рогами теснились у «столовой», пихая друг друга и хватая белесые пряди пожухшей травы. Тонконогий козленок, пытаясь бодаться, отталкивал брата-подростка. Тот лениво отбрыкивался, не прекращая жевать. И только когда малыш с разбега ткнулся крошечными рожками в его мягкий бок, старший резко развернулся, выставил навстречу задире острые рога и сделал легкое пугающее движение. Козленок отпрянул, подпрыгнул на месте и помчался вверх по бетонной горе, оскальзываясь и высекая искры острыми копытцами. Зрители засмеялись.

– Ты – такой же! – раздался голос прямо над ухом у Мишки.

– Чего это? – недовольно обернулся тот.

Олег улыбался – не зло, не обидно, как-то по-родному.

– …Так… Маленький, забавный и задиристый.

Мишка на секунду тронул взглядом его дурманящие серые глаза, потом ответил без обиды:

– Повыше некоторых буду! Дать? – и протянул стакан с поп-корном.

– Не в росте дело! – усмехнулся Олег. – Не, не хочу больше. Сам грызи, – обернулся с каким-то вопросом к Ярику и больше не смотрел на Мишку и не обращался к нему до самого дома.

«Продвинутый» в интернете Стас научил Самсонова искать автомобильные сайты. В предпоследнее утро «каникул» Мишка пил чай с бутербродами и листал на компьютерном экране картинки кабриолетов, когда Олег, выйдя из душа, окликнул его:

– Миш, глянь!

– Что? – рассеянно обернулся тот.

– СТОЯК! Блин, полгода, наверно, уже не было вот так – само по себе!

Мишка улыбнулся:

– Поздравляю! Видишь, неделя отдыха – и всё в ажуре!

Олег подошел к нему ближе и, заговорщицки понизив голос, предложил:

– А хочешь, я тебе СДЕЛАЮ?

– Что? – не понял Мишка.

– Приятное. Ты поймешь, для чего мужики друг с другом трахаются. Внутренний массаж простаты. Я умею.

Мишка отшатнулся:

– Ты чего? Не надо! Я – не пидор.

– Ладно, не пидор, – примиряющим голосом сказал Олег. – Расслабься, я шучу!

Мишка снова повернулся к компьютеру. А Олег защелкал кнопками мобильника:

– Ярик? Ну, чего у вас? Ага, я сейчас зайду! – и через две минуты хлопнул дверью.

Миша позвонил Кристинке и договорился ехать с ней в Сокольники на конкурс ледяных скульптур. От зарплаты осталось четыре с половиной тысячи рублей. Вздохнув, он положил в карман полторы. Олег не даст с голоду подохнуть! Воспоминание об Олеге было… непростым. Он заспешил одеться и уйти из дома.

Вместе с Кристиной поехала Оля. На правах кавалера Мишка для обеих покупал мороженое и горячий кофе в одноразовых пластиковых чашках. В Сокольниках гуляла ярмарка. Скоморохи зазывали покупателей. Оля прилипла к ларьку с разрисованной посудой. Мишка с Кристиной пошли искать укромное место, чтобы целоваться. Укромных мест в парке, видимо, в этот день не было. Зато Кристина, как завороженная, застыла перед прилавком с огромными шалями.

– Миш, какая красота! Посмотри, вот эта – мне идет? – спрашивала она, накинув на плечи алый павлово-посадский платок с кистями.

– Ах, как замечательно! – подначивал продавец. – Молодой человек, купите вашей девушке подарок! Она обворожительна! Такую красавицу нужно баловать!

Михаил покраснел.

– Кристин, у меня не хватит денег.

– Давай займем у Оли?

– Нет! – сказал он жестко. – Я не могу себе это позволить.

Она вздохнула, покрутилась еще перед зеркалом и, недовольно сдвинув бровки, достала из сумочки свой кошелек. Настроение у Мишки испортилось.

– Поехали домой!

– Ты чего? Сейчас ведь все только начинается! – откликнулась она, поправляя на плечах шаль.

– Ты как хочешь, а я уехал!

Дома никого не было. Мишка злился на себя за нелепо потраченные деньги и, чтобы отвлечься, занялся стиркой и уборкой. Потом долго тупил перед телевизором. Олег пришел поздно.

– Что злой такой? Все деньги потратил? – он сразу заметил Мишкино унылое настроение.

– Нет. Отвяжись.

Олег ушел в душ. Потом возился на кухне. Мишка зачем-то пришел туда и встал в дверях, долго стоял молча, а потом, неожиданно для себя, спросил:

– Ну что, Ярику понравилось?

– Что?

– То, ради чего мужики трахаются?

Олег не в первую секунду понял, о чем разговор. Потом улыбнулся:

– Нет, Ярику не обломилось.

– Что так?

– Ярик – друг.

– А – я? – тихо спросил Мишка, придвигаясь к Олегу.

– Ты – тоже. Ты…. Я не знаю.

– Не друг, а КТО? – щеки у Мишки горели, и сердце стучало. Но отступать не хотелось. Хотелось придвинуться еще ближе, чтобы ощутить на своей щеке его дыхание.

– Пожалел, что отказался? – в глазах Олега метались лукавые искорки.

– Пожалел. СДЕЛАЙ, а? Хочу понять, зачем….

– Нет, уже не стоИт же. И, вообще, лот снят с аукциона, – ответил Олег, пряча взгляд. – Не пидор, значит, не пидор.

– Ты просто нахвастался, а сам не умеешь ни хрена! – с вызовом сказал Мишка.

– Думай, как хочешь,… – Олег совсем опустил лицо, и Мишке не было видно его выражения. Ему хотелось коснуться Олеговой руки, хотелось поднять его за подбородок и еще раз близко посмотреть в эти серые глаза, от взгляда которых сбивается дыхание. Но, зная, как друг относится к прикосновениям, он так и не решился это сделать.

Послепраздничные дни давались тяжело. Почему-то только сейчас Мишке особенно гадко стало делать ЭТО не по любви, а напоказ, за деньги. Если бы не дурацкий долг, он, может быть, даже уволился со студии. Тем более что Олег нашел в интернете КоАП***(6), и Мишка сам прочитал, что при сумме ущерба меньше тысячи рублей уголовное дело не заводится. Хлипкая фанерка в старой двери до штуки явно не дотягивала. Бегство Мишкино было глупостью. И сейчас малярный цех уже казался ему спокойным местом, уютным, как разношенные тапочки. Острое чувство жалости к своему городку, испытанное в новогоднюю ночь, забылось, заменилось ностальгией и грустью. В один из январских дней, вернувшись с обеда на съемки, Мишка прочитал в разграфленном листочке с расписанными эпизодами, напротив своей фамилии – фамилию Олега.

– Так, ты – пришел из армии, ты – его ждал год. Вы встречаетесь. Вы соскучились. Вы чуточку отвыкли. Сначала – разговор. Потом – поцелуй, – объяснял режиссер.

Костюмерша поправляла на Мишке гимнастерку. Олег посмотрел на приятеля задорно.

– Ну что, исскучался, Любимый?

– А сам? – в тон ему ответил Михаил. – Хотя, здесь, на гражданке, тебе, наверно, было чем без меня заняться?

– Разговорчики в строю! – прервала их помреж Катерина.

Операторы замерли на исходных позициях. Михаил в военной форме и берете, но без знаков различия, застыл в дверях. Олег, в своей «родной» одежде сидел за столом.

– Дверь открываешь рывком! – дал режиссер Мишке последнее напутствие. – Все готовы? Мотор!

Миша открыл дверь. Олег резко развернулся ему навстречу.

– Я пришел.

– Ну, здравствуй!

– Ждал?

– А сам как думаешь? – серые глаза смотрели с чертовщинкой.

– Врешь, небось?

Помреж замахала руками, протестуя против отступления от бегущего по экрану текста. Но режиссер раздраженным жестом прервал ее протесты. Олег сделал шаг навстречу Мишке, взял его за запястье и притянул в свои объятия:

– Как служилось?

– Показать? – Мишка задрал гимнастерку, обнажая шрам на ребрах.

Олег бережно коснулся его пальцами.

– Что, убили бы тебя, и не встретились?

– Ну, убили бы – жил бы ты себе спокойно! – ответил Миша, но голос его сорвался, потому что тогда, в Кулябе, он действительно прошел по краю.

– Я не хочу так – «без тебя, спокойно»! – ответил Олег, обвивая рукой Мишкину шею, и близко заглянул в его глаза.

Оператор собирался привычным движением развернуть актеров в нужный камере ракурс, но режиссер вскинул ему под нос сжатый кулак. Двое ребят, не обращая внимания на съемочную группу, медленно, словно нехотя или не решаясь, сближали губы для поцелуя. В момент, когда Олеговы губы коснулись уголка Мишкиного рта, Мишка вспомнил было про съемку и скосил глаза, чтобы понять: доволен ли оператор их позой? Но тут язык Олега властно надавил на Мишкины зубы, и Мишка, от неожиданности выдохнув судорожное «ах!», впустил его в себя и закрыл глаза. Кончик языка легким дразнящим движением несколько раз коснулся Мишкиного неба, потом Олег с силой оттолкнул Михаила от себя и впился в его глаза пристальным взглядом.

– Изменял мне? – кажется, Олег подал не свою реплику.

Но Мишка, не успевая задуматься об этом, покачал головой:

– Нет.

– А с Кристинкой?

Мишка ничего не успел ответить, потому что губы Олега снова приникли к его рту, в этот раз с силой овладев его губами.

– Ух ты! – крякнул кто-то из операторов.

Олег увлек партнера к широкой кровати. Никому из них не вспомнилось сейчас, что велено было сидеть пять минут за столом и «разговаривать», то есть читать суфлерский текст с экрана.

– Ты – мальчишка. Не умеешь целоваться! – зашептал Олег, опрокинув друга на подушки и покрывая мгновенными легкими поцелуями его лицо и глаза.

Мишка чуточку обиделся и попытался отвернуться. Но Олег ладонью остановил его движение, притянул его щеку снова к своим губам и продолжил:

– Ты – мальчишка. И не умеешь скрыть, как тебе хочется со мной целоваться! Тебе приятно?

– Да!

– Я – УМЕЮ?

– Да!

Мишка повел рукой вниз, по груди друга, по животу. Но тут Олег оттолкнул его руку, встал и обвел съемочную группу растерянным и огорченным взглядом. Мишка тоже поднялся, будто приходя в себя после крепкого сна.

– Миша, актив! – сказал режиссер. – Сегодня только ты – актив!

Операторы и осветитель привычно и быстро передислоцировались для продолжения съемки.

– Олег, рубашку расстегни! – скомандовал режиссер. – Вань, один «свет» отключи нам. Мотор!

Захлестнутый эмоциями Мишка, почти не замечая ни зрителей, ни камер, едва касаясь ладонями Олеговой спины, начал целовать нежную ложбинку над его ключицей. Но Олег передернул плечами и очень тихо, но жестко сказал ему:

– Не надо!

Мишка мгновенным взглядом поймал его изменившееся выражение лица и ответил также тихо:

– Хорошо.

Опустил руки и чуть отодвинулся, слушая, как Олег читает текст с экрана, и до боли кусая губы, чтобы успокоиться. Отработали эпизод до финального «Снято!» в обычном студийном режиме.

Только дома Мишка отважился посмотреть другу в лицо.

– Олег, что ЭТО было?

– Идиот я, вот что было, – хмуро ответил тот. – Нам с тобой теперь покоя не дадут. Будут постоянно в пару ставить, чтоб мы им реальный трах показали. Такие съемки в десять раз дороже обычных продаются.

– А я, правда, плохо целуюсь?

Олег чуть снисходительно, с наигранной ленцой, протянул:

– Ну не знааааю. Проверять надо в полевых условиях.

– Проверим? – Мишкин голос задорно звенел.

– Не, сегодня уже не могу, – ответил Олег расстроено и виновато. – Блин, Мишк, давай кто-нибудь из нас квартиру поменяет. Ты будешь с Яриком жить, а я – со Стасом. Не надо нам вместе…. Влюбился я в тебя.

А в это время в офисе студии Александр Аркадьич листал на компьютере план завтрашних съемок.

– Леш, что у тебя подряд пять эпизодов «Самсонов – Серебряков». Что – всех остальных понос пробрал?

Режиссер, развалившись на посетительском кресле, потягивал коньяк из небольшого хрустального бокала.

– А, Аркадьич, ты еще не в курсе? Это надо видеть! Дай-ка!

Аркадьич подвинул к нему ноутбук. Режиссер пролистал сегодняшние записи, открыл нужный файл:

– Посмотри!

На экране Олег и Мишка взахлеб целовались на большой кровати.

– Ё-клмн! – ругнулся Аркадьич. – Этого нам только не хватало. Увольняй этого Серебрякова к едреной фене! Проблем не оберемся!

– Да ну тебя! Смотри, какая страсть! Феллини!

– Ты что – не видишь, что парень полностью выработал свой ресурс?! У него с сентября не стоит. На каком нерве держится – вообще не понятно! Он на грани срыва. Сейчас еще – эта любовь. Добром не закончится! Ты что – таких глаз никогда не видел, как у него? Не знаешь, что потом выходит?

– Он – опытный, старается, минет отлично делает. Стояк на Клее можно снимать или на Самсонове. А так стонать, как Серебряков, никто из них не может. Такие кадры с его участием бывают!...

– Плевать на кадры. Он сейчас со своим Самсоновым поссорится и вены резанет. Помнишь Коломийцеву? Я говорил тогда: нужно увольнять девчонку, плохо кончит! А ты как попугай: «Феллини, страсть!» А когда она таблеток наглоталась, я четыре ночи в КПЗ ***(7) просидел. Мне это надо? Если что случится, не дай Бог, теперь ты будешь отвечать по статье о доведении до самоубийства. После того, как вы ему контракт продлили, я Зюзю предупредил, что отдуваться за последствия не буду!

«Зюзей» они неполиткорректно называли за глаза хозяина студии – того седовласого человека, который разговаривал с Самсоновым в первый день его работы.

– Ну, дай хоть один день их вместе отсниму! – просительно сказал режиссер.

– Ты, «Феллини», хотя бы пацанов пожалел. Ну, есть у них любовь. Ну и оставь их в покое. Тебе что – завидно? Тебе обязательно их препарировать нужно, вскрыть души, посмотреть, что внутри? Знаешь же, что после таких съемок – неделями в одной и той же паре – люди друг друга ненавидеть начинают. Тебе обязательно нужно и этим жизнь сломать ради десяти удачных кадров?

– Аркадьич, ты ведь – циничный человек. Ты на съемках таких пацанов уже второй дом в Италии себе купил. Чего это тебя вдруг на жалость пробило?

– Наверное, я просто не самая большая сволочь на планете, – ответил Аркадьич. – Короче, эту порнографию, – он кивнул на таблицу с распланированными на завтра эпизодами, – убирай. И компануй всё заново. А Самсонова я перевожу к девчонкам.

– Да у него типаж не тот. Сейчас Тамара завопит, что ей не нужны доходяги в стиле «обнять и заплакать».

– У Тамары в постели и таких-то уже лет десять не бывало! – сказал Аркадьич. – Всё, разговор закончен, – он порылся в телефоне, набрал номер и сказал в трубку: – Тамара Михайловна, подойдите, пожалуйста. С завтрашнего дня я вам еще одного актера добавляю.

Так Мишку перевели «к девочкам». Олег был даже рад за друга:

– Наконец хоть поебешься как человек!

– Ревновать-то будешь? – спросил его Мишка.

– Что я – псих? Только одна беда – там расценки ниже.