Текст книги "О чем ты молчишь? (СИ)"

Автор книги: Андрромаха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Да, это – хреново, – согласился Миша.

После первого дня работы на новом месте он вернулся домой довольный. Олег, сидя за компом, резался в Doom***(8).

– Ну как тебе?... – спросил он друга.

– Отлично!

– Прямо уж «отлично»? Всех девок перепортил?

– Не, пока только пятерых.

– Гигант! На меня уже не хватит?

– Что? – переспросил Мишка.

– Так, ничего. Тебе послышалось, – сказал Олег, нажимая на гашетку.

В один из февральских выходных Олег потащил Мишу в салон BMW смотреть кабриолеты.

– Кто нас туда пустит? – долго смущенно отпирался Михаил.

– Не бойсь, я свой костюм надену. А куртку сниму сразу в дверях. Что, по костюму не видно, что у меня бабла навалом?

– Видно. А – я?

– А ты будешь «со мной». Я буду шофер банкира, а ты – мой друг. Что, так не бывает?

– Хреновый ты какой-то друг, шофер банкира, – подколол его Мишка, надевая свое потрепанное пальто. – Не мог лучшему товарищу деньжат подкинуть на кольчужку?

– Мой товарищ контракты не читает, которые подписывает. Платил бы за квартиру помесячно – был бы уже одет круче меня.

Автомобильный салон мог дать фору любому дорогому магазину. Под огромным стеклянным куполом «росли» искусственные пальмы. По зеркально сверкающему полу змеились дорожки подсветки. Длинноногая девушка с широкой улыбкой поинтересовалась, может ли чем-нибудь помочь. Если б не было рядом Олега, Мишка, пожалуй, струсил и ушел бы. Но Олег сходу уверенно изложил свою легенду про босса-банкира и покупку кабриолета. Девушка кивнула, испарилась и вернулась со взрослым мужчиной. Тот представился менеджером и повел парней показывать модели. Машина-мечта оказалась прекраснее любой картинки. У Мишки перехватило дыхание. Он два раза обошел вокруг нее, прежде чем решился прикоснуться. А когда менеджер нажал на брелок сигнализации, и двери отъехали вертикально вверх, он не выдержал и присвистнул:

– Ни фига!

– Ламбо-стайл***(9), – корректно улыбнулся менеджер.

– Обалдеееть! Олежка, меня покатаешь, когда такая у тебя будет?

– Когда будет – обязательно! – ответил Олег.

В день Святого Валентина принято устраивать романтические свидания. Впрочем, где принято? В Москве, конечно, да. А в старорежимном родном Мишкином городке это до сих пор в моду не вошло. Поэтому, когда четырнадцатого февраля Олег, закончив свой рабочий день, заглянул на вторую, «женскую», съемочную площадку, нашел Мишку в гримёрке и сказал ему, туманно улыбаясь: «Я ушел, встретимся дома!», у Мишки никаких романтических мыслей не возникло.

– Ага, – ответил он и снова повернулся к гримерше, которая из баллончика наносила на его плечи крем-загар, необходимый для следующей сцены.

Отсняв последний эпизод, девчонки не спешили расходиться. Аркадьич уступил их просьбам и позволил посидеть на студии, отмечая День влюбленных. Впрочем, одним «актрисам» он бы этого не разрешил. К просьбе присоединилась Светлана – помреж суровой Тамары Михайловны. У Светланы три дня назад прошел день рождения, а она уже пятый год отмечала его в день общего праздника: и дешевле и веселее. Самсонов сначала не собирался оставаться. Но девчонки повисли у него на плечах:

– Мишенька! Ну, пожалуйста! Без тебя будет скучно, скучно, скучно!

Среди девчонок были симпатичные. На столе красивой съемочной «гостиной» появились уже мясные нарезки и заманчиво пахнущие салаты. Вот почему через пятнадцать минут он уже сновал с шестого этажа на четвертый с посудой, блюдами и стульями. В очередной раз проводив его словами «Осторожно, не разбей!», Кристина услышала из кухни звонок мобильного. Она две минуты искала телефон, потом сообразила сунуть руку в карман Мишкиной куртки, оставленной на подоконнике. Точно: на экране его телефона высветилось имя звонящего: «Олег».

– Алло? – томно ответила Кристина в трубку.

– Кто это? – опешил Олег. – А где Михаил? Позовите, пожалуйста!

– Олег, это Кристина. Мишка сейчас не может подойти. Что ему передать?

– Что он там делает? – хмуро спросил Олег.

– Он меня в кино пригласил! – выдала Кристина хвастающимся тоном.

– Ладно. Ничего не передавай, – буркнул Олег и повесил трубку.

Праздник получился неплохой. На столе зажгли свечи. Открыли шампанское. Тосты за здоровье Светланы чередовались с тостами за любовь. Потом бритая налысо Маринка взяла гитару и своим низким, с развратными нотками, голосом, стала петь шансон. Девчонки как-то очень быстро «набрались» и, утирая пьяные слезы, подпевали. Кристина завладела Мишкиным локтем и шептала ему время от времени:

– Миш, ну их всех! Поехали в кино.

Мишке стало тоскливо. И, когда народ в очередной раз вышел в коридор покурить, он, ни с кем не прощаясь, тихо ушел домой. Открывая ключом дверь, он вспомнил, что дома пустой холодильник. «Черт, надо было Олегу хоть пару бутербродов захватить!» – подумал он, входя в прихожую. И споткнулся об огромные кроссовки, оставленные прямо перед порогом.

– Эй, привет! Олег, у нас гости? – сказал он, входя в комнату, и лишился дара речи.

Посреди комнаты стоял Клей, поспешно надевая джинсы. В своей кровати, натянув до подбородка одеяло, лежал Олег.

– Я не понял,… – проговорил Миша растерянно.

– Что, правда, не понял? – развязно ухмыльнулся ему в лицо Клей.

Мишка сел на свою кровать, глядя, как он одевается. Потом проводил его глазами до двери и перевел взгляд на друга. Олег смотрел в сторону. Молчали они минут пять. Обида клокотала у Мишки в горле. Больших трудов стоило не вцепиться другу в горло. Мишка до боли сжал кулаки. Овладев приступом ярости, он жестко сказал:

– Иди в душ!

Олег, откинув одеяло, встал. И Мишка второй раз подряд опешил. У друга был стояк. На полную. Мишка три месяца уже снимался в порно, и в этом разбирался. Олег с вызовом посмотрел другу в глаза:

– Да, ты не правильно понял. Это не он меня трахал. Это – я его.

Мишка поднял на него потрясенный взгляд. Олег потянулся к лежащим на стуле брюкам, достал что-то из кармана и бросил на край стола. Это была упаковка «виагры».

– Ты башкой поехал?

– Я тебя ждал, – мрачно ответил Олег. – Тебе там, на кухне, вино и копченая курица. Можешь попраздновать.

Миша вскочил, приближаясь к другу и не отрывая взгляда от его лица:

– Ты из-за своей болезни со мной за руку не здороваешься! Ты ключи мне передаешь двумя пальцами, чтобы случайно меня не коснуться! Я вечером, после работы, сижу на кухне, чтоб ты один в комнате побыл, отдохнул от людей! Ты мне что-то про чувства рассказывал…. А сам за моей спиною приводишь к себе мужика? Сволочь, гребаный урод! – его голос захлебнулся злостью.

Олег, исподлобья глядя на друга, сказал со скрытой угрозой:

– Тише визжи, истеричка. Сам-то где был?

– Я? На студии.

– Не парь мне мозг. На студии – днем. А после? Кристина сказала…

– И после. Там день рождения «тети Светы», второго помрежа…

А потом оба осеклись и одинаково растерянно проговорили:

– Как – день рождения?

– Как – Кристина?

– Я тебе звонил, – сказал Олег.

Мишка вынул из кармана телефон, потыкал кнопками, увидел отвеченный звонок от Олега.

– Сссучка! – прошипел Миша. – Так, у тебя чей номер есть? Маринкин есть? Олькин? Звони!

– Зачем?

Миша сунул другу в руку его «трубку»:

– Звони, спрашивай, где я.

Олег набрал номер и нажал спикерфон.

– Даааа? – пьяно протянула Марина.

– Мариш, Мишка мой у вас? – спросил Олег подрагивающим голосом. – Не могу найти.

– Мишка? Мишка тут! Самсоооонооов! Где ты? Тебе твой френд звонит!

На заднем фоне переговаривались веселые нетрезвые голоса:

– Он, наверно, курит.

– Или с Кристинкой целуется.

– Мииишка! Телефон!

Потом Марина ответила в трубку:

– Он, наверно, вышел. Серебряков, приходи к нам, а? Без тебя скучно!

Ничего не говоря, Олег повесил трубку.

– И я не целовался, – хмуро добавил Михаил.

– Блин! – Олег снова сел на кровать, теперь стыдливо прикрывая свое возбуждение руками.

Мишка помолчал пару минут, а потом уже спокойней, без угрозы и без злобы снова сказал:

– Иди, мойся!

Когда Олег вышел из душа, у него все еще стоял. Инструкция к препарату обещала несколько часов эрекции. Инструкция не обманула. Он подошел к сидящему на кровати другу. Тот поднял на него взгляд. Минуту они смотрели друг на друга, не моргая. Потом Мишка спросил:

– Как ложиться?

Если бы месяца четыре назад маляру Самсону кто-нибудь сказал, что он будет жить в Москве, где его, закованного в наручники, будет насиловать под объективами камер темнокожий верзила. …Что спустя несколько недель он застанет парня, который только что трахал этого верзилу, и ляжет под него, пока не прошла эрекция…. Самсон даже в морду бы не дал говорящему: он ясно понял бы, что перед ним – душевнобольной.

Если бы месяца четыре назад едва сдерживающему отвращение при мысли о сексе Олегу сказали, что он станет покупать виагру, чтобы предложить потрахаться своему соседу, с которым уже десятки раз снимался в постельных сценах в студии, Олег понял бы, что с головой поссорится он сам…

Что их связало, двух пацанов, затерявшихся в одном и том же Зазеркалье? То, что Михаил не разнылся в свой первый съемочный день? Или его боевой шрам? Нечеловеческое упорство, с которым Олег шел к своей мечте? Или минута, когда он лег к Мишке, заметив откинутый им в отчаянии шпингалет окна? А может быть, всё началось, когда они, как первоклашки, нечаянно столкнулись на горке и летели кубарем, взбивая снежное облако и захлебываясь от хохота?

Как бы то ни было, какими бы путями они не пришли к этому вечеру, но их самый первый, волнующий и трепетный раз начался вот так, по-дурацки. Нет, Мишке было не плевать на измену. Еще как зудел у него кулак врезать в челюсть этой истеричке! Но стояк у Олега мог быть последним. Поэтому выбора у них не было.

Олег поставил Мишку раком и, за неимением «буржуйских» смазок, выдавил на пальцы крем «после бритья».

– Постарайся не двигаться. Потом поймешь, как нужно.

И очень медленно вошел. Так медленно, что бывалому уже порноактеру Мишке трудно было не двигаться ему навстречу. Миша невольно постарался ускорить ритм, но ладонь Олега уперлась в его поясницу:

– Тихо, не надо. Сначала – почувствуй!

Мишка замер. Ощущения были непривычными. Сердце стучало.

– Вот здесь расслабься, – Олег ласкал пальцами поясницу друга. – Прогнись, тогда я достану.

Мишка боялся, что ничего не получится. И готовился наигранно застонать, чтобы друг не огорчился. Но рука Олега нажала на его крестец, он выгнулся и вдруг…

– Дааааа!... – выдохнул он.

– Оно? – теплым голосом спросил Олег.

Мишка начал подстраиваться под его движения.

– Бляяя,… Лёль, теперь я – пидор? – забормотал он, зарываясь лицом в подушку.

– Рукой возьми! – подсказал Олег.

– Я не хочу! Не хочу стать пидором, слышишь?

Олег остановился.

– Не надо больше? Прекратить?

– Неееет, – Мишка двинул тазом навстречу Олегу и присоединил движение кулака к синхронному теперь движению их бедер.

И через три минуты кончил, всхлипывая, негромко матерясь и сжимая Олега внутри себя. Олег сделал еще несколько движений и вышел.

– А ты? Не будешь?

– Я не смогу. Я почти ничего не чувствую сейчас, ОН – как стеклянный.

Мишка огорченно сел.

– Как же так?

– Но тебе было приятно?

– А то!

– Ну, может, что-нибудь еще когда-нибудь получится!

– Лёль, тебе по морде стоило бы дать сейчас. За Клея, – одеваясь, сказал Мишка, смакуя новое, только что изобретенное ласковое имя.

– Дай, – Олег покорно придвинулся к другу и закрыл глаза.

– Ладно. Прощаю, – снисходительно протянул Мишка. – Но чтоб больше – ни разу!

– Угу! – тихо буркнул Олег и ушел в душ.

Когда на следующий вечер Олег вернулся из студии, его встретил в дверях неожиданный домашний запах.

– Я картошки пожарил! – улыбнулся, выходя ему навстречу, Михаил.

– У меня – макароны! – сдержанно ответил Олег.

– К чёрту их, завтра доешь. Смотри, горячая, с чесночком!

Так началась их «семейная» жизнь.

Ушлый народ на студии быстро догадался, ЧТО случилось в их жизни. Их подкалывали. Про них сплетничали. Им завидовали.

– Олег, иди, там тебе твой мужик с бабой изменяет! – говорили Серебрякову, когда начинались съемки Мишиных эпизодов на «второй» площадке.

– Идиоты! – шипел Олег, снимая грим.

Его теперь все реже ставили в сцены с обычным сексом. И, чтобы не терять в зарплате, ему приходилось много сниматься в садо-мазо. Он долго гримировался, сам рисуя себе синяки и ссадины, потом долго снимал грим. Мишка приходил посидеть в его гримерку.

– Устал?

– Потерплю. Еще два эпизода.

Мишка теперь знал, что иногда от прикосновений Олега охватывает настоящая паника. Холодный пот покрывал его лоб, и крупная дрожь била тело. Это были гормоны. И справиться с этим состоянием Олег не мог. Мишка понимал, что продолжаться так не должно.

– Олег, тебе надо лечиться!

– Не надо. До конца марта доснимаюсь, дальше контракт мне не продлят, найду другую работу. Там – отдохну.

– Ты не дотянешь до конца марта. Олег, давай уедем!

– Куда?

– Все равно куда! В Новгород. В Петрозаводск. В Сызрань. Только вместе. Ты пойдешь на таможню. Таможня же не только в Москве?! А там и взятка меньше. И жилье дешевле. Я – на завод пойду.

– У тебя долг перед студией, – напоминал Олег.

– Черт!

– Вот тебе и «черт». Всё слишком сложно, понял? Я себе ради мечты жизнь сломал. Я теперь, может, до конца дней – импотент и инвалид. И всё бросить, пустить пылью? Не хватило денег, чтобы коней в шампанском искупать – давайте хоть кота пивом обольем?

Студийные приятели теперь часто старались напроситься к ним в гости. Жареная картошка. Или макароны по-флотски. Или свекла с чесноком. Семейные ужины, которые неожиданно для себя с удовольствием варганили ребята, тянули к ним гостей, как магнитом.

– Самсоновы, гостей ждали? – вваливались в квартиру Стас и Ярик.

– Мы – не Самсоновы, мы – Серебряковы! – отвечал Мишка. – Не ждали, на хрен нам вас задарма кормить?

– Не, мы не задарма, мы с колбасой своей пришли!

Мишка встречал гостей в фартуке. Все они снимались вместе, все знали, что у Мишки стояк на пять баллов, а у Олега – ноль. Всем хотелось задирать Олега. Но Мишка этого не позволял. Он с удовольствием играл «девочку». Олегу это льстило. Мужики ели. А потом играли в преферанс. А Мишка часто не играл, просто сидел у Олега за спиной, глядя в его карты.

– Кто у вас цветочки-то разводит? – высмеивали пацаны заставленные горшками подоконники.

– Правда, Олег, это – откуда? – как-то спросил Мишка.

– Это Денис. До тебя здесь жил. Он был нарик. И выращивал коноплю в горшках. Ну, и наставил других цветов – для конспирации.

– И куда делся? – спросил Михаил. – Умер?

– Нет. За ним мать приехала, когда совсем скуриваться начал. Вроде, в клинику положили в родном городе, в Миассе. А что теперь с ним – не знаю.

– Ты с ним – дружил? – спросил Мишка. Ревность почти не звучала в его голосе.

– Да ну тебя, говорю: он нарик был. Он у меня вещи воровал. Я даже свой костюм тогда к Стасу и Ярику отнес. Правда, ребят?

– Ууууу, Стас, здесь ревность пошла. Мы с тобою не в тему. Пошли от греха, пусть мужики поскандалят, потрахаются, – и друзья уходили, оглядываясь в дверях. И в глазах их явно читались зависть и любопытство.

– Олег, над нами смеются? – спрашивал Миша, убирая посуду после гостей.

– Пусть застрелятся! – Олег осторожно тянулся к другу губами и касался легким поцелуем Мишиной щеки.

Все были уверены, что они трахались ночи напролет. И все – ошибались. Их самый первый раз так и остался единственным. Олег – не мог. Мишка – ждал. Такой была их любовь.

Иногда в выходные они сдвигали кровати и долго лежали рядом. Олег первым протягивал руку, и Мишка ласково брал ее в свои ладони. Еще не утратившими трудовых мозолей пальцами гладил гладкую кожу.

– Нежные, как у девчонки!

Олег, обидевшись, сжимал кулак. Каменели мышцы бицепса. Мишка скользил по ним рукой:

– Качался?

– Немножко.

– Мощно!

– Да ладно тебе! – неловко отмахивался Олег. – С тобой не сравнить. Ты у меня – мужик! Служил. Воевал. Я теперь жалею, что отмазался. Если б отслужил – сейчас пошел бы в охранники.

– Ты у меня тоже – мужик! – тихо говорил Мишка.

– Какой я мужик! – в голос Олега прорывалась горечь. – Не встает, сука! Думаешь, я – не живой, думаешь мне – не обидно?

– Ты уволишься отсюда, отдохнешь, и всё сумеешь. Слышишь? Помнишь, в Новый год всего неделю не работал – и как стоял!?

– Да как он там стоял?! – у Олега портилось настроение, и он, вытащив руку из ладоней друга, отворачивался к стене. – Всё, спокойной ночи!

– Я ни с кем кроме тебя не буду, Лёлька! Я тебя дождусь! Ты станешь моим мужем! – шептал ему в спину Мишка, зная, что Олег слышит, и зная, что он уже не обернется сегодня.

Пришел март. Уже пахло весной. Уже лишь три недели оставалось до окончания Олегова контракта. Он просиживал все вечера в интернете, на сайтах поиска работы.

– Вот, смотри, менеджером супермаркета,… – показывал он другу вакансии.

– Далеко как! – тянул Мишка, найдя новый адрес на карте Москвы. – Где ты снимать жилье собираешься? В центре?

– Не знаю. Еще поищу! – отвечал друг.

Мишка уже давно решил для себя, что после увольнения Олега он уйдет со студии сразу, как только его зарплата покроет долги по квартире. И устроится работать вместе с Олегом. Они снова будут жить вместе. И будут ждать, когда Олега отпустит болезнь. Но судьба решала по-своему. Олег замкнулся в себе. Его болезнь прогрессировала. Он не только через усилие прикасался к партнерам по сексу. Он теперь почти не мог себя заставить общаться с любыми людьми. Он больше не ходил в магазин и не выходил из квартиры в выходные.

В тот вечер Мишка ездил в супермаркет. Вернулся, разобрал на кухне сумки, прошел в комнату. Олег сидел за компом.

– Привет, Лёль. Иди, я там вкусного купил.

– Будет у тебя твоя бэха! – сказал Олег, не отрываясь от экрана компьютера.

– Что? – не понял Миша.

– Вытянул ты счастливый билет! Что тут непонятного? Эдуард Вадимович, толстый папик, заинтересовался твоим видео с Клеем. Тем, самым первым, где ты – целка. И захотел с тобой поближе познакомиться! Если будешь умничкой – сделаешь карьеру. Ну, в камерном формате, естественно.

– Содержанкой? – хмуро спросил Михаил.

– Или содержанцем. Это – как повезет. Я про Эдуарда таких подробностей не знаю! – усмехнулся Олег.

– Ты – серьезно?

– Нет, блин! Поглумился! – друг фыркнул ему в лицо. – Конечно, серьезно. Аркадьич сегодня при мне рассказал Зюзе: Эдуард тебя выкупит. Всё, что предоплатили за год за квартиру.

– А если я ему не понравлюсь?

– А ты – понравься! С чего ты не понравишься-то? Убогий, что ли? Мне вон – нравишься, к примеру!

Миша с досадой посмотрел на друга и ушел в ванную комнату. Когда он вернулся, Олег так и сидел за компом, играя в стрелялку. Миша принес с кухни стул и уселся у него за спиной.

– Олег, ты считаешь, что мне надо идти?

– А что шанс терять? Здесь ты чего высидишь? Отсюда все равно надо сваливать. Сколько еще протянешь? Или заразу какую подцепишь. Или Клей тебя порвет к ядреной фене. Или, как вон у меня, вставать перестанет, хоть тресни! Отсюда нормальных выходов немного. Этот – один из элитных.

– А ты бы хотел?

– Я-то? Мне, видишь, не предлагают.

– А если б предложили?

– В хорошее место – пошел бы! – ответил Олег, не отрываясь от экрана и яростно стуча по клавишам.

– А к Эдуарду?

– Слушай, чего ты пристал? – обернулся, наконец, Олег. – Что я тебе – мама, советы давать?! Делай, как знаешь.

– Лёлька, А МЫ?

– Что – МЫ? – переспросил Олег изменившимся голосом. – Это же – РАБОТА.

Ночью Миша проснулся от странных сдавленных звуков. Минуту он лежал неподвижно, не веря своим ушам. Потом вскочил, сделал три шага через комнату и опустился на колени перед кроватью приятеля.

– Лёль, ты что – плачешь?

Олег затих.

– Лёль!?

– Не называй меня так. Я не баба! – ответил тот глухо.

– Олег, я не пойду к нему! – Миша осторожно тронул друга за плечо.

Но тот зло скинул его руку:

– Пошел ты! На х## мне твоя верность? Что я, тебя ебать собирался? Остудись! Мне – НЕ ЧЕМ!

Миша сел на пол около кровати. Тиканье часов провожало уходящую ночь. Они оба не спали. Но так никто из них и не спросил другого: «о чем ты молчишь?»

В последний день Михаил уже не работал. Зюзя утром вызвал его к себе. Подтвердил, что Эдуард заплатил оставшуюся сумму за аренду квартиры и неустойку за преждевременный разрыв контракта, и больше ни Самсонов студии, ни студия Самсонову ничего не должны. И предупредил, что к семи вечера за ним приедет шофер нового босса. Михаил подписал отказ от претензий, получил «под расчет» четыре тысячи рублей и пошел собирать вещи. Сборы заняли час. Потом Миша стоял под душем, после этого – долго щелкал пультом телевизора, еще потом – спал. В пять Олег не вернулся. В шесть – тоже. Наконец, не выдержав, Миша набрал его номер.

– Ты где?

– У Стаса и Ярика.

– Совесть поимей! – сказал Михаил и бросил трубку.

Через три минуты в дверях завозился ключ. Олег был пьян.

– Хотел, чтоб я без тебя ушел?

– А ты хотел, чтобы я тебе махал платочком? – неприязненно ответил друг.

Миша подошел и без разрешения уселся на Олегову кровать.

– Я чемодан оставлю здесь. Поставим к тебе под кровать.

Олег сел рядом, опустив лицо, и молчал.

– Я буду приходить.

Олег не шелохнулся.

– Мы накопим денег! У меня будет много денег теперь, он – богатый. Мы с тобой уедем в Новгород. И ты поступишь на таможню. И тебя целый год никто не будет трогать. Вообще никто, ты понял?! А я на завод пойду. Мы купим мне машину, «Ладу». А дальше – посмотрим!

– Ты забудешь меня уже сегодня вечером.

– Нет. Я позвоню, когда он уснет. Понял?

Шофер Эдуарда Вадимовича позвонил от подъезда. Мишка с сумкой прошел в прихожую, надел свое пальто и… застыл в дверях. Олег сделал шаг к другу, обвил его руками за пояс и притянул к себе. Мишка сначала стоял, опустив руки, потом сцепил их за спиной у Олега, и объятия стали еще крепче.

– Давай я не поеду?!... – шепотом сказал Мишка.

– Не бойся, я тебя дождусь! Ты просто – ПОЗВОНИ! – также тихо ответил Олег.

Разницу между киносъемками и проституцией Мишка понял в тот же вечер.

Эдуард Вадимович, ликеро-водочный магнат, невысокий полный мужчина лет шестидесяти, жил в элитном коттеджном поселке в десяти километрах за МКАДом. Позволить в этой жизни он мог себе почти всё. И давно пресытился большинством удовольствий, которые изобрели для себя смертные. На видео с Мишкой и Клеем он наткнулся случайно. В тот вечер он мирно выпивал в одном закрытом клубе. Рядом с ним сидел его жиголо – высокий лощеный тридцатилетний блондин, умевший и хотевший менять свои старания на подарки Эдуарда Вадимовича. В полутемном зале на огромных плазмах шел тематический видеоряд. Всё было спокойно, обыденно и, честно признаться, привычно-тухловато. Но вдруг глаза Эдуарда зацепили неожиданные кадры. Высокий, мускулистый мулат в подвальном, как казалось, помещении с обшарпанными кирпичными стенами и тяжелыми деревянными балками над головой, насиловал молодого паренька. Движения мулата были мощными и неудержимыми. Но не эта картина захватила Эдуарда. Его поразила в самое сердце искренность насилуемого. «Пустите, сволочи!» – кричал он, вырываясь. Камера брала крупным планом его искаженное болью и яростью лицо. Большие карие глаза были наполнены слезами. Но изнасилование длилось и длилось, мулат, как хорошо отлаженный механизм, делал свою работу. А темноглазый паренек всё бился, силясь освободить скованные руки, что-то кричал, и голос его прошел все ноты злости и отчаяния. После окончания экзекуции парень, насколько позволяли наручники, согнул колени и дольше минуты тихо плакал. И камера брала то его отрешенную позу, то красные следы, оставленные на его бедрах пальцами насильника, то капельки крови, выкатившиеся из истерзанного ануса. Сюжет закончился. Искушенная публика клуба проводила его аплодисментами. Здешние завсегдатаи знали толк в извращениях и неплохо отличали шедевры от подделки. Эдуард Вадимович почувствовал возбуждение.

– Никитка! – томно окликнул он своего спутника.

И жиголо привычно, не стесняясь ни публики, ни подошедшего официанта, опустился у его ног, обтягивая дорогую итальянскую брючную ткань вокруг восставшей плоти.

– Любезный, – обратился Эдуард к официанту, не смущаясь пикантностью ситуации, – скажи, пожалуйста, что это за актер был в последнем ролике? Тот, который снизу? Он – москвич?

– Я сейчас узнаю, – кланяясь и выверенными движениями заменяя пепельницу и приборы, ответил гарсон.

В конце вечера Эдуард уже знал, что актер – местный. Совершеннолетний. Работает на студии Зюзи. На следующий же день Эдуард в своем загородном доме принимал Александра Аркадьича:

– Ну что, уступите парнишку? – кивнул он на экран, на котором уже двадцатый раз за день крутился взволновавший его ролик. – Как он? У него стоит?

– Стоит, – кивнул Аркадьич. – Уступим, на обычных условиях.

– Ну, вот и славно! – Эдуард протянул ему пачку купюр. – Сделай, пожалуйста, всё как всегда. Завтра я за ним пришлю шофера к семи вечера.

Вот так Мишка оказался в огромном вылощенном до последнего миллиметра доме.

– Проходи, дружок! – приветствовал его умиленным голосом «папик». – Как тебя звать-то? Михаил? Отлично! Садись, давай выпьем за знакомство. Даша, налей мальчику виски.

Даша, длинноногая горничная в крошечном фартучке, ясно свидетельствующем о том, что пристрастия у Эдуарда Вадимовича самые разнообразные, поставила перед Мишей низкий бокал. Мишка выпил. Незнакомый вкус виски противно отдал одеколоном, который они с пацанами пробовали на дне рождения Валерки Головлева в девятом классе.

– Не понравилось? – засмеялся Эдуард. – Ничего, привыкнешь. Это тебе не бормота в подворотне, это – «Эван Уильямс»***(10).

Мишка покивал согласно.

– А что ж ты, маленький паршивец, так сегодня задержался?

– В смысле? – растерялся Мишка.

– Шофер поехал за тобою вовремя. А сюда вы явились на час позже, чем должны были. Что, ты целый час с какой-то соскою прощался?

– Нет.

– Ты мне не ври! – сдвинув брови, Эдуард уже вытягивал из брюк ремень. – Я такого не прощаю!

«Ни хрена себе, обороты!» – подумал Мишка, подчиняясь руке, грубо выдернувшей его из-за стола.

Ремень ожег его локоть, задев болевую точку. Не войдя еще в роль, Мишка зашипел от боли, схватился за ушибленное место и скользнул хмурым взглядом по лицу негостеприимного хозяина. Эдуард зашелся вмиг до дикого восторга.

– Ты на меня глазами не сверкай, гаденыш! Запорю! – он нажал кнопку вызова охраны. – Будешь у меня в ногах валяться и скулить «Прости меня, папочка!»

Широко замахиваясь, он стегал дерзкого мальчишку. Но актер Михаил Самсонов уже понял свою роль.

– Прости меня, папочка! – почти сразу откликнулся он.

– Не искренне, Миша! – цедил Эдуард. – Лучше проси!

– Прости меня, я не буду, не буду! Я стану послушным! …Делать все, как прикажешь! Я – виноват, мне очень-очень стыдно! – Мишка, стараясь держать интонации, наговаривал все реплики из садо-мазо сценок, которые приходили сейчас на память.

Когда в дверях возник охранник с шокером и наручниками, ломать в столовой было некого. Не выбирая места, Эдуард бил Мишку по плечам, пояснице, ногам и рукам. Один удар пришелся по лицу, и ярко-красная больная полоса легла наискосок по брови и по носу. Но Мишка только вскрикивал:

– Прости меня! Ой! Вау! Прости! – и вяло уворачивался, стараясь только уберечь глаза.

От несвоевременной покорности Эдуард зверел, всё увеличивая частоту и силу ударов. Охранник топтался в дверях. Но вязать эту тряпичную куклу было бы смешно. Поняв, что бунта не дождаться, хозяин раздраженно махнул охраннику, чтобы скрылся с глаз. Потом рванул на Мишке свитер:

– Всё сними!

Мишка быстро разделся. После этого дела пошли чуть лучше: тело не фальшивило. Ссадины и алые следы ударов были настоящими. Острые лопатки честно вздрагивали в такт ремню. Стараясь не слышать раздражающего вопля, Эдуард снова ощутил силу эрекции и распечатал презерватив.

– Всё, простил, простил. Пожалею моего хорошего! – бормотал он.

Правда, вопреки своим словам, войти он постарался очень резко. Но после Клея, после четырех месяцев ежедневных порносъемок, боли причинить Мишке не сумел. К счастью, Мишка догадался постонать: сначала – страдальчески, потом – возбужденно. Вадимыч часто задышал и кончил. И почти в тот же миг брезгливо оттолкнул ставшее ненужным тело:

– Всё. Иди. Для первого раза можешь считать, справился. Даша даст тебе халат и ужин. Да смотри: веди себя прилично! – и, больше не глядя новому любовнику в лицо, Эдуард вернулся к своему накрытому столу.

Даша проводила голого избитого парня в душевую, показала его комнату и оставила полотенце и махровый халат на низкой оттоманке у дверей ванной. «Во попал, идиот!» – шептал про себя Мишка, осторожно подставляя под душ иссеченную спину.

В «его» комнате, на маленьком столике, был накрыт ужин: мясо с рисом, острый салат и вино. «Интересно, живые деньги будут? Или это я за жрачку продался?» – думал он с неприязнью к себе. Он только сейчас сообразил, что оставил мобильный в кармане джинсов, сброшенных в столовой Эдуарда. «Как же я Олегу позвоню?» Но идти к Эдуарду было страшно. «Лёль, я позвоню утром. Честно, вот увидишь!» – подумал он и лег. Долго не засыпалось. Только подступала дремота, как его будило неясное чувство, что он делает что-то плохое. Он сел, прислонившись к стене. И это движение отдалось саднящей болью. Мишка даже удивился этому: он уже и забыл, что его бил Эдуард. «Интересно, как часто это будет? Каждый день? Долго я здесь не смогу!»

Наконец, Мишка забылся неглубоким и тревожным сном. Ему стало казаться, что уже утро. Что он вышел из комнаты и оказался почему-то не в коридоре, а сразу в столовой. Эдуард стоял у окна и яростно кричал в мобильный телефон:

– Что? Какая записка? Если мое имя хоть один раз всплывет в этой истории, тебе забьют в жопу бейсбольную биту! Лично тебе, мне плевать, кто виноват! Чтоб было алиби без ссылок на меня! Чтоб вся твоя шарага подтвердила, понял?! – потом Эдуард повернулся к нему, к Мишке: – Собирайся живо! Ты едешь на студию! Вещи все бери! Усёк!? Скажешь, что был там с девяти до десяти!

Как-то быстро, как это бывает во сне, Мишка оказался на студии. Там, несмотря на ранний час, все почему-то были в сборе. Его встретили гробовым молчанием. Толстая Оля плакала. Клей молча подошел и протянул ему сигарету. Все курили и ждали, пока из дверей офиса не выглянул усатый мужик с военной выправкой и короткой стрижкой, из-за которых его хотелось назвать «человеком в штатском».

– Самсонов? Зайдите! Меня зовут майор Смирнов.

«Неужели вычислили про магазин? Теперь – тюрьма?» – обмирая, подумал Мишка. Но майор, пристально глядя ему в глаза, проговорил:

– А где вы, Михаил Самсонов, были сегодня между девятью и десятью часами?

– Здесь, на студии, – заученно ответил Миша. – А что?

– А Олега Серебрякова вы знали?