Текст книги "Я, ты, он и телефон"

Автор книги: Анар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Какой ты нехороший, – сказала она грустно. – И почему ты его так не любишь?

– Потому, что ты его любишь, и потому, что я люблю тебя.

– Прекрасно, вот и все мы будем любить друг друга.

– Да, тебе, конечно, смех. Но вся беда в том, что с ним ты видишься, ходишь в кино.

– Откуда ты знаешь, что я с ним хожу в кино?

– Догадываюсь.

Она засмеялась. Эта мысль была ей, видимо, приятна.

– А со мной только телефонное общение.

– Но ведь мы договорились!

– А ты рассказывала ему обо мне?

– Что ты? Я никому об этом никогда не скажу. Это для меня, знаешь, что-то… – Она умолкла, подыскивая слово. – Ну, святое… что ли…

На следующий день мы были с ней в кино. Фильм был про летчиков-испытателей, и Медина очень расстроилась, может быть, это было причиной и того, что в тот вечер она разоткровенничалась и, когда мы возвращались по бульвару, рассказывала мне про мужа, о том, что вся их жизнь прошла в небе. Они познакомились в небе. Она была обыкновенной пассажиркой, он пилотом. Но потом она стала стюардессой, чтобы быть с ним. Они поженились и летали в Москву и обратно и целовались украдкой в багажном отделении. Потом она забеременела и вышла в декретный отпуск. В последний раз она провожала его до трапа. Они простились – поцеловались, и между их губами легло расстояние, и они не знали, что это расстояние станет расстоянием между жизнью и смертью – между вечным небом, откуда он не вернется, и вечной землей, где она напрасно будет его ждать.

Когда самолет пошел на взлет, она по народному обычаю бросила вслед уходящему воду. Наверное, это было впервые в истории авиации, чтобы вслед убегающему по взлетной полосе стремительному лайнеру бросали, как тысячи лет назад, воду. Потом он поднялся в воздух. Потом пошел дождь.

Она остановилась, прислушалась к чему-то, и только много спустя я тоже услышал гул и понял, что она слышит его раньше всех других людей – у нее профессиональный абсолютный слух. Мы смотрели на передвигающиеся разноцветные точки в ночном небе, и она сказала:

– Там его могила. Вдовы ходят на кладбище, я смотрю на небо.

Затем она рассказала мне, что часто ездит на аэродром в ночные часы, просто так стоит в стороне, смотрит на улетающие и прилетающие самолеты. И еще она сказала, что у нее был выкидыш и даже ребенка не осталось ей от мужа.

Я провел рукой по ее лицу, стирая слезинки, и потом как безумный начал ее целовать.

– Нет, нет, нет, не надо, – говорила она, и я чувствовал, как все труднее и труднее ей это говорить.

Я проводил ее и тотчас же позвонил.

Голос был возбужденный и даже веселый, и мне стало обидно за всех романтиков и за всех погибших в небе, на земле, в воде.

– Ты знаешь, – сказал я ей (теперь мы и на работе были с ней на «ты»), – вчера, как только мы расстались, я позвонил тебе, и – представляешь? – твой номер был занят. Я звонил еще и еще. С кем это ты могла говорить в два часа ночи?

Я даже не ожидал такой реакции. Она побледнела и как-то вся встрепенулась, но быстро взяла себя в руки.

– Ты, видимо, не туда попал. В это время я уже спала.

Очевидно, мне никогда не узнать ее подлинного отношения к своему телефонному «я».

– Я тебя вчера видел во сне.

– Странно, как можно видеть во сне человека, которого ты ни разу в жизни не видел.

– Я видел во сне твой голос и твой приемник «Неринга».

– Ну «Неринга» – еще можно понять; а вот как выглядит мой голос во сне, это действительно интересно было бы знать. А какая я, по-твоему? Ты хоть как-то меня представляешь?

– Высокая, пышноволосая, длинноногая.

Я говорил, стараясь найти контрастные с ее настоящим обликом определения.

– Ты удивительно прозорлив, – сказала она. – Теперь я буду сниться тебе каждую ночь.

– Ты, наверное, снишься не только мне.

– Ты опять о том же?

– Нет, знаешь, говорят, царица Мехин Бану каждую ночь снилась ста мужчинам. А каков твой тираж?

– Я существую в единственном экземпляре и только в твоем сне, ты мой добрый гений.

– Спасибо.

– Слушай, добрый мой гений, я хочу посоветоваться с тобой по одному вопросу. Только, умоляю, не выходи из себя, не рви и не мечи и не вешай трубку, пока я не договорю.

Я ждал этого разговора три дня тому назад и три дня терялся в догадках: почему она не заводит об этом речи?

– Итак, слушай. Только спокойно. Ты запасся валидолом?

– Ну, не тяни душу.

– Хорошо. Три дня назад Сеймур предложил мне выйти за него замуж. Ну что с тобой, ты не упал в обморок?

– Нет, – сказал я. – И что же ты ему ответила?

– Пока ничего. Вот хочу с тобой посоветоваться. Ты же мой самый-самый лучший друг. Самый дорогой человек.

Удивительная вещь – женская психология. Стоит ей, женщине, увлечься другим, как вы сразу становитесь для нее «самым-самым лучшим и дорогим».

– Не надо, – сказал я. И самое ошеломляющее было то, что я говорил это искренне. – Не выходи ни за кого замуж. Или выходи за меня. Я люблю тебя. Ах, если б можно было бы зарегистрироваться по телефону!

Она смеялась долго и чуть истерично.

– Ну, хорошо, будь умным мальчиком. Ты же еще совсем маленький.

– Откуда ты знаешь? Ты же меня не видела.

– Я чувствую по всему: по твоему голосу, по твоему характеру, по твоему отношению ко мне. Умоляю тебя: оставайся таким и не спеши взрослеть.

– Может быть, я старше твоего Сеймура.

– Нет, нет, мой дорогой. Уж в этом ты поверь женской интуиции…

Это смахивало на фарс, но мне было в самом деле очень больно.

– Не надо, Медина. Что буду делать я? Ведь он мне не позволит звонить к тебе в два часа ночи.

– А мы что-нибудь придумаем. Ведь изменять мужу по телефону – это еще не грех. К этому времени у тебя дома будет телефон и я сама буду звонить тебе.

Как мне было объяснить ей, что такого не может быть.

– Пойми меня, – сказала она серьезно и грустно. – Вот вы, мужчины, часто говорите о своем одиночестве, это так смешно, вам никогда не понять, что такое подлинное одиночество, как может быть одинока женщина. Просыпаться ночью и чувствовать, как стены идут на тебя и… В общем, не будем говорить о грустных вещах. Итак, если ты скажешь нет, я откажусь…

Что я мог ей сказать? Она замолчала, потом я услышал гул самолета и понял, что это и есть ответ. Никогда ни одному из нас: ни мне, Рустаму, ни мне, Сеймуру, – не быть соперниками ее мертвого мужа.

Вечером после работы она впервые пригласила меня к себе. Я знал подъезд и этаж, но ошибся дверью квартиры. Долго звонил в темноте, и никто мне не открывал, потом чиркнул спичкой и увидел записку: «Ключи у соседей». Я вдруг заметил, что слова написаны на нотной бумаге, и сразу понял, куда я стучусь. В памяти всплыли гаммы. Я повернулся и постучал в противоположную дверь.

Приемник «Неринга», мягкое кресло, торшер – все оказалось точно таким, как я представлял себе.

– Сейчас я тебе поймаю отличную музыку, Сеймур, – сказала она. – Вот ты пока слушай, а я сварю кофе.

Потом я ее целовал, обнимал, ласкал и чувствовал, как в ней мучительно и сладостно пробуждается женщина. За стеной уже совсем близко заиграли гаммы, потом вдруг она вырвалась из моих объятий, прислушиваясь к чему-то. Я знал и ждал, что вот через несколько мгновений услышу и я гул самолета. Но никакого самолета не было.

И тогда я понял, к чему она прислушивается. Она прислушивалась к телефону. Это было то самое время, когда звонил Он.

Он – это я.

И хотя я знал, что Он больше никогда не позвонит, я тоже в какой-то миг усомнился в этом, и тоже стал ждать, и мне даже захотелось чуда – чтобы телефон зазвонил.

Телефон молчал.