Текст книги "Бьянколелла. Вино любви"
Автор книги: Ана Менска
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Глава 17
Когда Бьянка вернулась на виллу Виньето, Мария атаковала ее расспросами о причинах внезапного исчезновения. Объясняться девушке решительно не хотелось. Ее ответы были сбивчивы и туманны. Служанка решила: бедняжка от свалившихся на нее злоключений слегка не в себе.
Милосердная женщина с удвоенным усердием окружила заботой несчастную подопечную. Однако Бьянку такое рвение только тяготило. Она всегда избегала повышенного внимания к своей персоне и сейчас старалась как можно реже выходить из комнаты, уединяясь в ней, как в монастырской келье.
Однако буквально через пару дней стайка приехавших по приказу виконта ди Бароцци портних, белошвеек, шляпниц, кружевниц, возглавляемых известной неаполитанской модисткой, заставили ее покинуть добровольное заточение. Эти синьоры и синьорины беспрестанно галдели, бесцеремонно вертели ее, касались разных пикантных мест ее фигуры, пытаясь снять мерки или подобрать более подходящие к ее глазам, волосам и цвету кожи ткани и кружева.
Синьора Анчелотти, та самая знаменитая модистка, которую, по заверениям Марии, графиня Анжелика несколько раз безуспешно пыталась заполучить в свое распоряжение, умело командовала этим шумным войском, вооруженным иголками, ножницами и булавками.
При этом строгая синьора то расхваливала вкус виконта ди Бароцци, который, по ее словам, “проявил личное и очень пристрастное участие” при выборе лучших тканей и кружев для нарядов молодой супруги. То выражала недоумение из-за того, что он выделил на выполнение такого объемного заказа всего три недели: “Мыслимое ли дело, пошить за столь короткий срок целый гардероб, начиная с белья и заканчивая шляпками!”. То восхищалась идеальной фигуркой клиентки, восклицая, что “шить для такой модели – редкое, несказанное удовольствие”.
У Бьянки с непривычки от всей этой кутерьмы голова шла кругом. Слава богу, что хотя бы обувщик, сняв с ноги мерки, ретировался в тот же день.
Виконтесса ди Бароцци, в отличие от многих синьор и синьорин, была вовсе не рада модному переполоху. Все эти воланы, кружавчики, тесемочки, перышки, цветочки, оборочки и прочее занимали ее так же мало, как звездочета стрижка овец.
Бьянку вполне устраивали те несколько скромных платьев, которые, по настоянию отца, выделила старшая сестра. Мария с помощницами спешно подогнала их по фигуре девушки, и виконтесса сочла проблему с нарядами решенной. И вот теперь из-за прихоти виконта она была вынуждена терпеть нашествие этой модной гвардии!
В попытке, хотя бы на время, укрыться от нее, как от стаи назойливой саранчи, Бьянка забрела в библиотеку, расположенную на том же этаже. Это была довольно большая комната, заставленная шкафами, которые от пола до потолка были набиты фолиантами и инкунабулами[100]100
Инкунабула – книга, созданная в период от изобретения книгопечатания до 01 января 1501 года. Термин произошёл от латинского слова incunabula, которое в переводе означает «начало», «колыбель».
[Закрыть], собранными несколькими поколениями семьи ди Бароцци.
Девушка скользила глазами по книгам, расставленным на полках, с благоговением касаясь кончиками пальцев их корешков. Здесь было много имен, которыми она восхищалась и чьими произведениями зачитывалась в монастыре: Шекспир, Мольер, Данте, Петрарка, Боккаччо, Лопе де Вега, Сервантес. Вот “Робинзон Крузо” Даниэля Дефо, “Путешествия Гулливера” Джонатана Свифта, “Кандид” Вольтера, “История Тома Джонса, найденыша” Генри Филдинга.
– А вот это я еще не читала, – сказала Бьянка вслух, снимая с полки довольно увесистую книгу, на которой значилось имя автора – Samuel Richardson – и название: „Clarissa; or the History of a Young Lady: comprehending the most important concerns of private life; and particularly shewing the distresses that may attend the misconduct both of parents and children, in relation to marriage[101]101
Сэмюэл Ричардсон «Кларисса, или История молодой леди, охватывающая важнейшие вопросы частной жизни и показывающая, в особенности, бедствия, проистекающие из дурного поведения как родителей, так и детей в отношении к браку».
[Закрыть]“.
Устроившись в кресле у окна, девушка с головой погрузилась в чтение. Оторвать ее от любимого занятия могли лишь чересчур настойчивые требования Марии устраивать хотя бы короткие перерывы на небольшие перекусы.
– Дорвался пьянчужка до бочки с вином! Пиши пропало! – ворчала служанка, накрывая, по настоянию Бьянки, здесь же, в библиотеке, небольшой столик с легкими закусками.
– Если будете и дальше так питаться, помяните мое слово, сморщитесь, как вот этот кожаный переплет! – проворчала Мария, выхватывая из рук девушки книгу. – Что скажет ваш супруг, когда вернется и увидит, что от жены осталась лишь тень?!
“Будь моя воля, здесь и тени бы моей не осталось! С радостью растаяла бы и испарилась с первыми лучами солнца”, – подумала Бьянка.
За увлекательным чтением романа в письмах незаметно пролетело несколько дней.
Бьянку до глубины души тронула история целомудренной и благородной девушки Клариссы Харлоу, ставшей жертвой эгоизма и гордыни светского красавца сэра Роберта Ловеласа. Пытаясь отомстить семье Харлоу, не пожелавшей видеть его мужем Клариссы, Ловелас, для которого слезы женщин были как масло для огня, обманом выманил и похитил девушку из отчего дома. Когда же она отказалась уступить ему в притязаниях, опоил ее зельем и в бессознательном состоянии лишил чести.
Однако после, раскаявшись в содеянном, Ловелас предложил Клариссе стать его женой, но она отвергла мужчину и приговорила себя к медленной смерти, отомстив тем самым растлителю.
Безусловно, в поединке разврата в лице Ловеласа и добродетели в лице Клариссы Бьянка всей душой была на стороне последней. Но, признаться, яркий и неординарный образ сэра Роберта никак не выходил у нее из головы. Девушку впечатлил этот харизматичный и крайне противоречивый характер, в котором причудливым образом переплелись как великие недостатки, так и существенные добродетели.
Сэр Ловелас – настоящий сатана в обличии джентльмена, безумный и здравомыслящий, серьезный и легкомысленный, неистовый и хладнокровный, безжалостный и милосердный, подлый и великодушный. Однако эгоизм, жестокость и развращенность не заслоняют присущего ему от природы неотразимого обаяния.
Его раскаяние после содеянного было столь сильным и глубоким, что Бьянка начала искренне сопереживать этому, по общепринятым меркам, отрицательному персонажу. Мучимый укорами совести, он называл себя злодеем, тщеславным себялюбцем, гордым дураком.
У милосердной девушки не выходил из головы крик отчаяния в его письме другу: “Клянусь своей душой, я не могу ни есть, ни пить, ни спать; и, что еще хуже, не могу любить никого на свете, кроме нее”.
После смерти возлюбленной он словно околдован ее памятью. Признается, что одно лишь имя ее восхищает его душу и является для него более чудесным, чем самая сладкая музыка.
Пытаясь наказать себя за тяжкий грех, он отчаянно ищет свою смерть и находит ее в дуэли с кузеном Клариссы. В смертельной агонии сэр Роберт видит призрак любимой, называет ее Сладким Совершенством, Божественным Существом, Благородной Страдалицей. Он умирает в ужасных муках с ее именем на устах и мольбой о прощении.
Бьянка, потрясенная глубиной и искренностью чувств этого мужчины, никак не могла понять, почему Кларисса, такая добрая и набожная девушка, была так неумолима к человеку, который полюбил всем сердцем, хотел искупить вину и загладить позорный проступок. Почему не простила, предпочла смерть браку?
Ведь даже находясь на смертном одре, к которому сама себя приговорила, Кларисса признается, что Ловелас всегда нравился ей, что она готова была полюбить его всей душой, если бы все случилось иначе… Несмотря на это, осудила его за свои страдания и вынесла ему суровый приговор.
Бьянка вспомнила слова из Нагорной проповеди: «Не судите, да не судимы будете». Можно ли оправдывать злые поступки добрыми намерениями и благодеяниями раскаявшегося негодяя? С другой стороны, можно ли без жалости и сострадания осуждать злодея, испытывающего жесточайшие угрызения совести? Эта дилемма не давала Бьянке покоя. Мозг то и дело анализировал все новые и новые сомнения, выуживал из глубин сознания различные доводы за и против.
Нет, пожалуй, у нее нет права осуждать и порицать. Такой суд есть дело Бога. А Бог любит нас не такими, какие мы есть, а такими, какими мы можем стать. И только ему ведомо, насколько мы способны измениться. Ибо сказано в Послании Ефесянам: “Мы – Его творение, созданы на добрые дела, которые Бог предначертал нам исполнять”[102]102
Послание к Ефесянам (Еф.2:10).
[Закрыть].
И Бьянке очень хотелось надеяться на исцеляющую силу любви и на возможное спасение заблудшей, но глубоко раскаявшейся души Ловеласа. Она почему-то уверовала, что рядом с такой сильной и цельной натурой, как Кларисса, сэр Роберт, непременно, стал бы другим человеком.
Падре Донато, когда прощался с ней в монастыре, сказал, что за все свое пастырство ему не раз доводилось видеть, как беспутные, ветреные сердцееды в счастливом браке становились лучшими из мужей. Может быть, и в самом деле брак иногда способен на такое чудо? Как там написано у Ричардсона? “Брак – это высшее состояние дружбы. Если он счастлив, он уменьшает наши печали, разделяя их, и удваивает наши удовольствия взаимным участием”.
Но одно дело – роман, и совсем другое – жизнь! Вот, к примеру, ее брак. Как-то он сложится? Сможет ли стать таким, каким описывает брак сэр Ричардсон? Пока что нежданное супружество напоминало больше внезапно открытый ящик Пандоры[103]103
Иносказательно это источник различных бед и несчастий.
[Закрыть], из которого вырвались демоны – символы бедствий, а на донышке осталась одна лишь робкая и обманчивая надежда на возможное счастье.
* * *
Как-то утром, проснувшись рано и одевшись на скорую руку, Бьянка решила немного прогуляться до наступления полуденной жары. Она вышла из ворот виллы и пошла не по широкой дороге, предназначенной для экипажей, а по узкой тропинке, которая вилась вверх по холму, поросшему высокими раскидистыми каштанами.
Бьянка любила пешие прогулки. В монастыре она много и подолгу бродила по живописным дорожкам, изучая красоты Амальфитанского побережья. Поэтому сейчас ей ничего не стоило быстрым шагом взобраться на вершину холма. Вид, который открылся оттуда ее взору, был поистине завораживающим.
Внизу расстилалась красочная долина, образованная слиянием двух рек, берега которых покрывали пышные шапки разросшегося орешника. Вправо вдаль убегали окрашенные пепельной зеленью оливковых рощ приземистые холмы. На вершине одного из них, самого высокого, в лучах яркого утреннего солнца купались желтокаменные развалины некогда мощного средневекового замка. Вниз от него по пологим склонам спускались крохотные старинные деревушки. Слева за рекой, на подступах к высокой горной гряде, верхушки которой растворялись в небесной синеве, тянулись стройные ряды изумрудных виноградников. Над ними нависала суровая с виду гора, поросшая многолетними дубами, над которыми взгромоздилась темно-бурая скалистая шапка.
Бьянка опустила глаза и увидела, что тропинка, по которой она поднялась, теперь спускается вниз, в долину, к небольшому озерцу, от которого вправо к полноводной реке тянется неширокая перекатистая речушка. На ней, расправив навстречу ветру свои лопасти-крылья, стоит водяная мельница, рядом с которой расположился симпатичный маленький домик с красивым садиком.
Бьянка вдохнула полной грудью свежий горный воздух и легко, почти вприпрыжку, сбежала вниз по тропинке к самому озеру. Мягкая сочная трава, обрадованная близостью воды, бурно и весело разрослась по невысокому отлогому берегу.
Девушка подошла к темной воде и опустила в нее ладони. Вода была невероятно студеной и бодрящей. Бьянка зачерпнула озерную прохладу и, освежив лицо, раскинулась на траве, нежась в ласковых лучах утреннего солнца.
По бескрайнему небесному океану неторопливо проплывали белоснежные флотилии облаков. Повсюду царила какая-то блаженная безмятежность, лишь изредка нарушаемая звонким чрррик-чьюрик одинокого жаворонка.
– Как бы мне хотелось быть таким вот спокойным озером, лежать в этой Богом созданной красоте и отражать парящие по небу облака, – Бьянка вздохнула и закрыла глаза, растворяясь в этом вселенском покое.
Неизвестно, как долго виконтесса ди Бароцци предавалась такому умиротворению, как вдруг сквозь сонную дремоту послышался удивленный детский шепот:
– Ты кто? Озерная фея?
Девушка открыла глаза и увидела на фоне неба склонившееся к ней симпатичное личико маленькой девочки с огромными карими глазами и задорными каштановыми кудряшками, прикрытыми белым чепчиком.
Бьянка приподнялась, оперлась на локоть и ласково улыбнулась малышке:
– Нет, милая, я не озерная фея. Озерные феи живут в подводных замках. А в этом озере вода такая ледяная, что просто брр! В нем не только жить, но даже купаться невозможно. Смотри, – Бьянка вытянула руку, – я лишь представила себя в этой воде и сразу же вся мурашками покрылась. Теперь похожа не на фею, а на ощипанную синюшную пупырчатую курицу!
Девчушка залилась звонким смехом. Виконтесса встала и погладила малышку по головке:
– Давай знакомиться, красавица. Меня зовут Бьянка. Я живу вон в том большом белом доме (Бьянка махнула рукой в сторону виллы). Колдовать не умею и маленьких детей на дно озера не утаскиваю. Но умею рисовать и, если хочешь, могу нарисовать тебя.
Во взгляде девочки отразилось сомнение. Бьянка весело рассмеялась и, глядя в недоверчивые глаза малышки, добавила:
– Ты не веришь? Клянусь Святой Маргаритой! Хочешь, прямо сейчас пойдем к твоей матушке и попросим у нее разрешение на то, чтобы я написала твой портрет. Давай свою ладошку.
Девочка робко протянула руку и повела Бьянку в сторону мельницы.
Это трогательное создание в простеньком нанковом[104]104
Нанка – одна из самых дешевых хлопчатобумажных тканей, грубая, довольно плотная, желтоватого оттенка или серая; шла на одежду бедняков.
[Закрыть] платьице оказалось старшей дочкой мельника. Девочка, которую звали Ческой[105]105
Ческа – короткое имя от Франчески.
[Закрыть], гуляла по берегу озера и наткнулась на лежащую в траве златокудрую красавицу, которую приняла за невесть откуда взявшуюся волшебницу.
Шутливо беседуя со своей маленькой знакомицей, Бьянка помогала ей выискивать самые красивые цветы для букета, который они решили подарить матери девочки. Попутно виконтесса доходчиво и занимательно рассказывала малышке о целебных свойствах встречаемых растений и трав.
Ческа, впечатлившись рассказами Бьянки, решила: если эта красавица не озерная фея, значит, она фея цветочная! Иначе откуда она может знать все-все о каждой травинке, каждом листочке и каждом цветочке?!
Из домика у мельницы им навстречу вышла смуглая молодая женщина в скромном платье из голубого льна и сером переднике.
– Здравствуйте, синьора! Должно быть, вы монна Бьянка, новая хозяйка виллы Виньето, о которой гудит вся округа? – приветливо и почтительно заговорила мельничиха.
– И вам доброго дня! И почему же вы так решили? – растерявшись такому приветствию, спросила Бьянка.
– Я была бы сильно удивлена, если бы встретила в наших краях другую уважаемую синьору с волосами цвета спелой пшеницы. Работники виллы все уши нам прожужжали, что молодой хозяин привез золотоволосую красавицу жену.
Франческа с самым важным видом дернула мать за передник и поправила:
– Маммина[106]106
Мамочка (итал.)
[Закрыть], она не жена, она цветочная фея, потому что красивая и знает все-все про разные цветочки и травки. А еще она сказала, что я тоже красавица, и она меня нарисует. Вот!
Женщины это “авторитетное” замечание встретили дружным смехом. Мельничиха по имени Джулия предложила юной хозяйке виллы позавтракать в их доме свежим хлебом, козьим сыром и парным молоком. Бьянка с радостью согласилась.
Ей было легко и комфортно в обществе этой простой женщины и двух ее детей – четырехлетней Чески и годовалого сынишки Пиппо[107]107
Пиппо – короткое имя от Джузеппе.
[Закрыть]. Самого хозяина дома не было, поэтому Бьянка с интересом слушала рассказы мельничихи о детишках, о хозяйстве, о мельнице и ценах на муку, словом, обо всех тех мелочах, из которых и состоит жизнь хорошей хозяйки большого семейства.
Приятно проведя утро, девушка попрощалась с новыми знакомыми, условившись, что завтра мельничиха приведет Франческу на виллу на весь день. Бьянка в самом деле решила написать портрет этой забавной любознательной девчушки.
Домой графиня возвращалась с легкой радостью на сердце: и в новой жизни могут быть такие приятные и светлые дни и такие милые и симпатичные люди!
Проскользнув мимо переполошившейся из-за ее отсутствия Марии, Бьянка поспешила в свою комнату, чтобы распаковать бумагу, краски и холсты. Руки вновь засвербело творческим зудом. Ее наконец-то посетило вдохновение и снова захотелось писать.
Глава 18
– Сколько же лет твоему брату, малышка? Он, наверное, уже совсем взрослый парень и такой же красавчик, как и ты? – Мария уже целый час в парковой ротонде развлекала разговорами девчушку, чтобы эта егоза сидела на месте, пока Бьянка пишет ее портрет.
– Да нет! Он совсем еще маленький, даже ходить не умеет. Вот такой, – Франческа рассмеялась и показала руками примерный рост младшего брата.
– Так он у тебя ангелочек с крылышками? – Мария округлила глаза и сделала вид, что очень удивилась. Девчушка заливисто рассмеялась.
– Франческа, дорогая, взгляни-ка на меня еще разок, покажи свои глазки, – попросила девочку Бьянка. Та недовольно наморщила носик.
– Потерпи еще чуть-чуть, я уже заканчиваю. А тебя за примерное поведение ждет награда! Мария угостит тебя чем-то очень-очень вкусным. Знаешь, она даже от меня держит в секрете, какие вкусности для тебя приготовила.
Девочка заинтересованно посмотрела на Марию. Та широко улыбнулась.
– А почему вы выбрали сангину[108]108
Сангина – материал для рисования, изготовляемый преимущественно в виде палочек из каолина и оксидов железа. Цветовая гамма сангины колеблется от коричневого до близкого к красному.
[Закрыть], ваша милость? – спросил за спиной у Бьянки мужской голос. От неожиданности девушка вздрогнула и выронила карандаш.
– Ой, простите меня! Не хотел вас напугать, – молодой человек быстро наклонился и поднял его. – Не имел чести быть представленным. С вашего позволения, Лоренцо Бальдиссера Тьеполо, художник. Вы, наверное, знаете, мы с батюшкой расписываем плафон парадной гостиной.
Бьянка сначала смутилась, но услышав, что перед ней настоящий художник, улыбнулась:
– Нет, извините, ничего об этом не слышала. Видите ли, я только недавно здесь и не очень хорошо ориентируюсь во дворце. Было бы любопытно взглянуть на вашу работу.
– Мы уже близки к финалу. Как только батюшка позволит, я с удовольствием вам все представлю, – молодой человек учтиво улыбнулся. – Позвольте полюбопытствовать, где вы обучались живописи, ваша милость?
Бьянка густо покраснела.
– Признаться, нигде. Видите ли, я жила в монастыре, и мне время от времени давали уроки мастера, которые расписывали монастырскую базилику, трапезную и зал капитула. Так что по большей части училась сама, и мне крайне неловко, что вы застали меня за этим занятием. Я прекрасно осознаю, сколь несовершенна моя живопись в глазах такого мастера.
– Что вы, ваша милость, напротив, мне очень понравилась ваша работа. Вы невероятно талантливы, поверьте, я говорю вам это со всей искренностью. И у вас отличная техника!
Во-первых, вы мастерски используете тональное богатство самой сангины, правильно прорабатываете промежуточные тона. Кроме того, у вас очень аккуратная, я бы даже сказал, по-женски тонкая растушевка и весьма выразительная прорисовка деталей.
Посмотрите, как точно вы сумели уловить и передать выражение лица вашей модели. Глаза живые, взгляд лукавый. Все очень точно подмечено. А какая тонкая передача фактуры кожи и волос! Нет, право, это чрезвычайно хорошо!
Однако, если позволите, я бы на вашем месте более тщательно проработал объем губ и зону вокруг них. Посмотрите, свет падает спереди и чуть сверху. Следовательно, нижняя грань носа и верхняя губа находятся как бы в тени. Такую же падающую тень мы видим в зоне под нижней губой. И еще. Я бы слегка оживил носик девчушки, поставив на кончике легкий блик.
Бьянка с большим вниманием слушала замечания неожиданного критика. Оба так увлеклись, что не заметили, как сама “модель”, устав дожидаться окончания непонятного взрослого разговора, исчезла (Мария, дабы не мешать серьезному обсуждению художников, увела девочку на кухню).
– Чрезвычайно признательна вам, синьор Тьеполо, за ваши замечания. Для меня это очень ценно и до чрезвычайности полезно.
– Ну что вы, ваша милость, искренне рад служить вам! Кстати, вы можете называть меня просто Лоренцо.
– Благодарю, синьор Лоренцо. В таком случае вы тоже можете называть меня просто Бьянкой, – лицо девушки просияло лучезарной улыбкой. – А почему вы спросили про сангину? Вы считаете, что это не подходящий к данному случаю материал?
– Нет-нет, что вы, нисколько! Теплый тон сангины идеален для изображения лица. Более того, растушеванная сангина имеет живую фактуру и тонко передает цвет кожи, поэтому портреты в этой технике выглядят очень реалистично.
Вы отлично использовали в своей работе все преимущества сангины. Однако, мое мнение: монохромная живопись несколько меланхолична, а у этой девчушки такой живой и задорный характер. Если бы я решился писать ее портрет, мой выбор, определенно, пал на пастель. Вы владеете этой техникой?
– Нет, к сожалению, – ответила Бьянка смущенно. – Мне всегда нравились работы, выполненные пастелью, но у меня не было подходящих учителей.
– Если хотите, я был бы рад в свободное время дать вам несколько уроков, чтобы вы могли освоить эту технику. Уверен, вы быстро с этим справитесь. У вас острый глаз и изящный, тонкий вкус, надо только обучить руку работе с пастелью.
– О, это было бы чудесно! Вы не представляете, как я рада вашему предложению! – Бьянка вся засветилась от счастья. – Однако, синьор Лоренцо, я буду настаивать, чтобы ваши уроки были оплачены. Во-первых, это было бы справедливо, а во-вторых, я могу себе это позволить.
– Ваша милость, прошу вас, не обижайте меня! Я почту за честь заниматься с вами.
Молодой человек так искренне и открыто улыбнулся, что девушка не позволила себе настаивать на своем и дальше.
* * *
В течение трех последующих недель любую свободную минуту Лоренцо Тьеполо посвящал занятиям с Бьянкой. Она оказалась не просто прилежной ученицей. Виконтесса ди Бароцци была будто создана для этой хрупкой и нежной техники. Высокоразвитое художественное чутье позволяло ей безошибочно подбирать цветовую гамму и добиваться при нанесении потрясающего мерцающего сияния.
Каждый мазок был настолько легок, невесом и деликатен, что красочные слои приобретали какое-то глубинное волшебное свечение. Нежная, деликатная растушевка, которую девушка делала самыми кончиками пальцев, будто именно там у нее находился какой-то сверхчувствительный осязательный орган, позволяющий кожей чувствовать все оттенки, все нюансы красочного пигмента, дарила работам невероятную чувственность и бархатистость.
Все премудрости этой техники: рисование ребром или плоской частью мелка, чередование штрихов, перекрытие цветов, слияние тонов, лессировку – девушка постигала не столько разумом, сколько душой. Очень быстро она сумела найти свою особую манеру рисования, которая делала ее пастели нежными, воздушными, хрупкими, почти эфемерными.
За время обучения молодые люди очень сдружились. Любовь к живописи и пристрастие к пастели сделало их союзниками и единомышленниками. Они много беседовали о живописи, делились секретами и находками, обсуждали полотна любимых художников. При этом Бьянка, чьи познания в этой сфере были не столь глубоки и обширны, по большей части молчала и впитывала, как губка, все услышанное.
Лоренцо, как и его старший брат Джованни Доменико, который в данный момент был занят другим заказом, обучался ремеслу в мастерской отца. Несмотря на молодой возраст, был уже довольно опытным художником и вместе с отцом успел поработать над весьма интересными и сложными заказами.
Будучи подростком, несколько лет жил с отцом в Германии, где вместе с ним и старшим братом трудился над фресковым убранством Вюрцбургской резиденции. Работа над этим грандиозным заказом стала для него серьезной школой, но Лоренцо, как и Бьянка, обладал врожденной жаждой постоянного самосовершенствования. Он, как и Бьянка, был болен живописью и мог говорить о ней, не умолкая, часами.
Зачастую их разговор плавно переходил с итальянского на немецкий или испанский. Лоренцо прожил в Германии три года и прекрасно владел немецким, а потому Бьянка не упускала случая практиковать свой, не столь совершенный язык.
Напротив, виконтесса, свободно владеющая испанским, помогала постичь его премудрости Лоренцо. Тьеполо-старший получил приглашение испанского короля Карла III, и сыновья готовились к предстоящей поездке с отцом в Испанию. Бьянку же этому языку с детства обучила матушка Селесте, для которой испанский был родным (ее родители приехали в Салерно из Толедо).
Дружелюбное, но при этом весьма деликатное поведение Лоренцо рождало в ответ в душе Бьянки нежные, похожие на сестринские, чувства. Она стала относиться к нему с таким доверием и уважением, как только младшая сестра может относиться к горячо любимому старшему брату.
А Тьеполо-младший, при всем почтении и понимании огромной социальной разницы между ним и виконтессой, начинал испытывать чувства, гораздо более глубокие, чем просто дружеские. В его взглядах на виконтессу легко читались и восхищение, и восторг, и благоговейное преклонение.
Мария, в роли дуэньи присутствовавшая на занятиях этой парочки, с самого начала пятой точкой почувствовала неладное. Как говорится, женская интуиция срабатывает тем быстрее, чем очевиднее мужские намерения.
Она всерьез начала опасаться, как бы этот миловидный художник не позволил себе чего лишнего. Ее не удивляла неискушенная наивность Бьянки: в вопросах любви эта малышка была несведущим ангелом с чистой, незапятнанной душой. Нет, Мария не сомневалась в порядочности и благородстве девушки. Но когда эти двое начинали говорить друг с другом на непонятных ей языках, волнение в груди начинало закипать, как куриный бульон, покрывающийся пеной из страхов, домыслов и недоверия.
Служанка проявляла не свойственные ей чудеса изобретательности, чтобы при любой возможности увести графиню с урока то на примерку к портнихам, то к кружевницам, то к белошвейкам, то к шляпницам. Бьянка не хотела отрываться от любимого занятия и просила отложить столь несвоевременные отлучки, но Мария была непреклонна, как гранитная скала.
Девушка тяжело вздыхала, просила Лоренцо извинить ее и с обреченным послушанием шла за служанкой, как приговоренная к эшафоту преступница. Однако вскоре и этим уловкам пришел конец. Работа портних была закончена, и они всей гурьбой покинули поместье.
Мария боялась обидеть Бьянку недоверием, поэтому не решалась говорить открыто о том, что замечала во взглядах и поведении молодого художника. От отчаяния и бессонных, тревожных ночей служанка начала молить Господа, чтобы тот надоумил виконта ди Бароцци поскорее вернуться на виллу к жене. Уж лучше она будет переживать из-за отношений Бьянки с непутевым законным мужем, чем с влюбленным в ее девочку посторонним юнцом.
Однако Господь решил испытать предел душевных сил Марии, подбросив в костер треволнений новое поленце. На вилле стал появляться непрошеный гость, уже один вид которого побуждал служанку считать его опасным и не заслуживающим доверия.
