Текст книги "Жестокий сентябрь (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Сонное утро ==========

***

В комнате резко стало светло. Даже сквозь закрытые веки. Чёрт, уже утро, самое поганое время суток. Ты само-то хоть выспалось, чудовище каждодневное?

Ник перевернулся на другой бок, уходя от ярких лучей, обрадованных поднятыми жалюзи. Босые ноги прошли по ламинату, кровать рядом прогнулась под тяжестью севшего тела.

– Вставай, проспишь на пару.

Белкину захотелось залезть под одеяло с головой и не высовываться оттуда. Лень идти в универ – это одно, а равнодушный голос Железнова – совсем другое. И это безразличие продолжается уже какое-то время, месяц, быть может – два. От него тошнит, и кошки скребут на душе. В остальном – все у них отлично. Это еще хуже.

– Вставай, ты слышал, что я сказал, – Константин одевался, собираясь на работу.

Парень повернулся на спину, потянулся: тело отозвалось болью в спине и заднице, в запястьях. Они заснули около трех часов ночи.

– Привет, Джонни! – Ник вяло улыбнулся, открывая глаза, ухватился за кольцо прицепленных к изголовью наручников, сел. В ответ получил не очень дружелюбный взгляд: к Железнову утром лучше не подходить.

– Ник, собирайся, я не хочу опоздать.

Препод натянул штаны, застегнул молнию и, наконец, наклонился к парню, легонько поцеловал. Вот так-то лучше. Белкин выполз из-под одеяла и пошлепал в ванную.

***

«Ауди» едва нашла место на обочине. Историк нервно похлопывал пальцами по кожаной оплетке рулевого колеса, вглядываясь в интенсивное движение, куда снова будет не так-то просто вклиниться.

– Поцелуй на прощанье, и ты еще успеешь выкурить сигарету, – Ник потянулся к любимому, не очень-то надеясь, но Константин ласково чмокнул его в приоткрытые губы.

– Увидимся на третьей паре, Ник.

Белкин улыбнулся и покинул салон авто, постоял на тротуаре, глядя, как машина растворяется в нескончаемом новосибирском трафике. Потом поплелся в безликий пятиэтажный корпус. Ветер гнал по двору опавшие желтые листья. Сентябрь – время поэтов. Сентябрь – третий курс и целых полгода с Константином Евгеньевичем. Вроде они уже пара, всё лето жили вместе в уютном гнездышке Железнова, а Ник до сих пор не мог называть его Костей. Поэтому ограничивался ироничным «Джонни», тем более что звездное имя ему шло и от него веяло романтикой начала их отношений. Конечно, его бывший классный не был таким сентиментальным, но с этим Белкин мог смириться.

Аудитория встретила его сонной пустотой: кто из третьекурсников ходит на первую пару? Только тот, кого вытаскивает из кровати препод.

Белкин прошел за предпоследнюю парту, кинул сумку на стол, сел и положил на нее голову: поспать, хоть на секунду закрыть глаза.

Хлопнула, открываясь, дверь. Ник с трудом разлепил один глаз. Парень. Кажется, его зовут Илья Сорокин. Высокий, вполне симпатичный, с пушистыми ресничками и длинной шеей – в его вкусе, только вот натурал.

– О, привет, – однокурсник сразу заметил его, кидая свои вещи на соседний стол. – Чего в такую рань тут делаешь?

– А ты чего? – сладко зевая, буркнул Ник.

– Да к философии и истории подготовиться надо.

– Чего к ним готовиться? А, ты из этих… Из отличников, что ль?

– Типа того. Слушай, у тебя же история была в прошлом году, и, я слышал, препод этот же вел?..

– Хочешь спросить, мудак ли он? Еще какой. Всех валит почем зря. Никаких поблажек. Но у меня не он был, другой, старикан один.

– Во дела, – Илья тоже зевнул, раскрыл рюкзак, стал шарить в нем в поисках нужной тетради. – Ничего, прорвемся, не таких козлов видали, – он вытащил, наконец, тетрадь и ручку. – Стой, а если ты сдавал уже зачет по истории, какого хрена, опять на нее ходишь? При переводе с другого факультета можно же засчитать уже сданные предметы.

Ник поправил сумку под щекой, опять закрыл глаза.

– А может я мазохист.

– Вопросов больше нет, – Сорокин раскрыл тетрадь. – Есть предложение. Мы завтра в клуб один собираемся, ты с нами? В компанию надо вливаться.

– Окей, заметано, чувак.

Задребезжал звонок. Белкин нехотя оторвал голову от импровизированной подушки. В кабинет вошли еще трое парней, поздоровались, сели впереди. Ага, хороша компания – одни зубрилы, остальные дрыхнут дома. Все парни, только две девчонки. Его новая группа. Он перевелся на факультет археологии, потому что здесь много часов истории и часть их ведет Железнов.

***

К третьей паре собрались почти все студенты – двадцать два человека из двадцати шести. У Белкина глаза слипались так, что спички уже не помогали. Он тихонько дремал, склонив голову на руки.

Константин Евгеньевич задержался минут на десять. Объявившись, он по привычке сел на край стола. Красавец: длинные темные волосы, мелированая челка, стильные очки, только сигареты в зубах не хватает.

– Разминка, мальчики, девочки, – начал историк, – практически устный счет для начальных классов, а то, я вижу, некоторые ночью глаз не сомкнули.

Николай томно вздохнул и выпрямился: Джонни не даст ему поспать на своей паре. Джонни не машет, что он сам трахал его до первых петухов. Блюститель дисциплины, блин.

– Кто мне скажет, как звали папу Индиры Ганди?

– Махатма Ганди? – предположил парень в лиловой рубашке.

Народ засмеялся.

– Неру, – поправили его сразу несколько голосов.

Константин удовлетворенно кивнул.

– Тот, кто первым правильно назовет его имя, может идти гулять прямо сейчас.

– Жавахарвал… – подняла руку Ольга.

– Джавахалал, – снова парень в лиловом.

– Джарвалхала, – блеснул эрудицией Сорокин.

Белкину надоело это слушать и видеть снисходительную полуулыбку на устах преподавателя.

– Джавахарлал Неру, – сказал он, вставая с места. – А теперь я пойду, Константин Евгеньевич? А то третью ночь подряд не могу выспаться. Молодость, любовь, знаете ли…

– Иди, Николай, – историк выдержал его взгляд. – Я обещания свои держу, знаешь ли. Выспись, а то вдруг сегодня опять ночь будет бессонной.

Белкин подхватил рюкзак и направился к выходу. Аудитория с интересом следила за их диалогом: всё-таки новый препод и новый одногруппник и такая вольность в общении. Значит, не такой этот историк и изверг, как поговаривали.

И кто-то, видимо, неверно истолковал их беседу. Издевки над молодым преподом пошли в ход.

– А можно и вам каверзный вопрос, Константин Евгеньевич?

– Валяй, Максим.

– Я недавно читал, что английский король Эдуард Второй был голубым.

Белкин затормозил у самых дверей, развернулся на сто восемьдесят градусов. Ух ты, любителем английской истории в лицах оказался Филин, развязный симпатяга, которого еще за пару неудов и незачетов отправят топтать сапоги. Константин сейчас смотрел на него с таким знакомым любопытством.

– Да нет, у него была обычная белая кожа, – усмехнулся он.

– Не уходите от ответа. Вы поняли, о чем я. Он был геем?

– А почему тебя это интересует, Максим?

Группа засмеялась. Сон прошел даже у тех, кто умудрялся спать. Историка подловили! Вот только Ник знал, что это, ох как не так. В сердце защемило, что-то противное мурашками пробежалось по коже. С тревогой в груди он пошел назад к своей парте.

– Белкин?

– Я останусь, Константин Евгеньевич. Тема очень занятная. Не могу пропустить.

Он сел, скрестив руки на груди, с вызовом глядя на Железнова.

– По свидетельствам очевидцев всё так и было, – спокойно сказал препод.

– А подробнее, – настаивал Филин.

– Подробности после занятий. А сейчас записывайте тему…

Белкин вынул тетрадь. Писать не хотелось. Хотелось набить Максу морду и оторвать яйца Деппу. Недвусмысленный огонек в глазах Проказника-скомороха означал, что в нем проснулся охотник.

========== Визитёры ==========

***

В библиотеку приходилось ходить каждый день и сидеть там по несколько часов: кардинальная смена факультетов и специальностей давалась не за здорово живешь, но Ник не возражал. Это был осознанный выбор и, если он не потянет учебу, Железнов его с потрохами съест.

Загрузившись знаниями, Белкин вышел из здания универа. В голове царил полный бардак, ужасно хотелось погрызть чего-нибудь, кроме гранита науки, и развалиться на диване, изображая из себя Обломова. Ранний вечер был ласковым, в основном из-за теплого овевающего ветерка и золота клонящегося к закату солнца. Ник вырулил на улицу, прошел полсотни метров до остановки, купил «Сникерс» в ларьке и, разорвав упаковку, стал ждать троллейбус.

Раздался гудок автомобиля. Все головы машинально повернулись на раздражитель, но только у Белкина сердце ушло в пятки и радостно забилось там. Он побежал к машине, соображая, рад он видеть Константина здесь и сейчас или нет.

– Что ты здесь делаешь, Джонни? – парень забрался на пассажирское сиденье, стал приспосабливать ремень безопасности. – У тебя занятия до трех часов.

Костя сосредоточенно смотрел в зеркало заднего вида, пытаясь найти промежуток в транспортном потоке, словно вопроса Ника не существовало в природе.

– Кстати, укусить хочешь? – студент сунул ему под нос надкусанный батончик. – Вкусный.

Железнов отвернул голову.

– Дополнительно занимался, – наконец снизошел он. – Лоботрясов хватает.

– Конечно, не у всех же есть такой строгий надзиратель. Точнее, ни у кого. Из моих знакомых. Лоботрясы – типа Макса Филина?

– Их во всех группах хватает.

У Ника перехватило дыхание, он перестал жевать. Историк выдержал паузу, потом издал смешок.

За стеклами «Ауди» сентябрьским листопадом летели неоновые рекламы, супермаркеты, бизнес-центры, элитные дома.

– Что, хреново с преподом жить?

– А тебе со студентом? – Белкин повеселел. – Я же все твои выходки знаю.

– Так уж и все? Мечтай-мечтай.

– Джонни, а поедем тусоваться? – Ник сам не знал, в какой области подсознания возникла эта идея, ведь минут десять назад он желал слиться в экстазе с диваном.

– Кому-то через три дня реферат сдавать.

– Ладно, – вздохнул Коля, выбрасывая бумажку в окно, на что получил неодобрительный взгляд. – Но, если я его сегодня допишу, ты меня завтра отпустишь в клуб? Сорокин меня пригласил. Вся группа идет.

– Ник, я тебе вообще ничего не запрещаю. Делай, что хочешь.

– Ага, а кто мне пары прогуливать запрещает?

– Это совсем другое. Сделай домашку и гуляй, сколько влезет.

– Ты замахал изображать моего классного руководителя! Джонни, блин!

Они подъезжали к дому. Улица была тихой, дорожное полотно – с превосходным асфальтовым покрытием. Константин Евгеньевич сунул в зубы взятую из пачки сигарету, прикурил, выпустил струйку дыма. Посмотрел на Ника. Лукаво.

– Потерпишь.

И въехал в широкую пасть подземной парковки. Путешествия на сегодня закончены. Да здравствуют конспекты и рефераты.

***

Костя прошел к шкафу, повесил в него легкую куртку и сразу вернулся к едва успевшему скинуть туфли Нику. Схватил за локоть, потянул в гостиную, прижал животом к стене, неаккуратно выворачивая руку.

– Оу, – заинтересованно пискнул парень: кошки-мышки начинаются.

– Молчать, – но тон совсем не приказной. Железнов выпустил его руку, давая возможность поднять ее вверх, опереться, встать удобнее. Теперь он брал в плен всем телом, плотно подступая сзади, вдавливая Ника в стену еще сильнее. Пальцы медленно ласкали безволосую мальчишечью грудь. Губы легли на шею почти у самого позвоночника, низко, ближе к спине, щекотно поцеловали, приоткрылись, обнажая острые зубки…

– Боги! – воскликнул Белкин, когда эти зубы вонзились ему в плоть. Да, его любимый препод умело сочетал в себе занудство и сексуальность, хладнокровность и ненасытность, иронию и страсть. Чокнутый профессор, мать его.

Николай резко повернулся и поймал Костины губы, с легким привкусом никотина, жадно завладел ими, желая продолжения еще и еще. Под кожей поплыл жар, сознание перекочевало из мозга куда-то значительно ниже. Руки потянули из брюк его рубашку, плевать, что Железнов не любит чужой инициативы.

– Подожди, подожди, Джонни… – среди этого буйства гормонов Ника вдруг кольнула неприятная мысль, он уперся историку рукой в грудь, не давая себя целовать. – Подожди… Всё вот это… Ты со своими лоботрясами так возбудился? Там был кто-то потрясающий, но кого ты не трахнул из-за своих гребаных убеждений?

– Ник, – в глазах препода уже потух огонь вожделения, он стоял напротив, медленно, до умопомрачения уравновешенно и сексуально расстегивая пуговицы, – если тебе тяжело так жить…

– Мы можем расстаться? Господи, ты даже не оправдываешься!

– Ник… – в голосе Константина ирония сменялась усталостью и разочарованием.

– Стой! Ты прослушал отрывок из дешевой мелодрамы. Мы – мужики, мы не ведем себя, как бабы.

– Переодевайся и за реферат, – в нем опять прорезался строгий учитель.

– А ты кандидатскую когда готовить будешь? – решил подловить его Белкин.

– Она уже готова, ШутНик.

Железнов чмокнул его в губы и подтолкнул к двери в спальню. Инцидент исчерпан.

***

Не успел Белкин уйти, как раздался звонок в дверь. Коля завис на пороге. Константин пожал плечами и пошел открывать. Обычно гостей не бывало, тем более в сравнительно поздний час, тем более – без предварительного телефонного звонка. Соседка за солью? Мама с папой? Только в прихожей появились Филин и Сорокин.

Николай попятился назад, в свою комнату, но они его уже засекли. Вытаращились на своего нового одногруппника, разгуливающего по квартире преподавателя, с не заправленной рубашкой, укусом на шее и взятыми впопыхах тетрадями. И на преподавателя – с расстегнутой рубашкой, висящим на шее развязанным галстуком, всклокоченными волосами. Впрочем, историк был бесподобен в любом виде. И невозмутим, когда дело касалось его профессиональной деятельности.

Однако ситуация возникла очень щекотливая. Ник понял, что они практически попались. Ему стало интересно, как будет выкручиваться Джонни.

А Джонни никак не собирался выкручиваться. Он одарил их спокойным взглядом синих глаз, чуть оценивающим. Сорокин его занимал меньше, чем Филин.

– Ну, – он снял с себя рубашку, оставаясь в майке, демонстрируя идеальные подкачанные плечи, – раз уж пришли, не молчите, говорите – зачем и кто выдал вам конфиденциальную информацию с моим адресом, – он покосился на Белкина, Белкин отрицательно мотнул головой.

Студенты, наконец, вспомнили, что пришли не попялиться на полуобнаженного препода.

– А… Это… – спохватился Илья. – Я тут вообще группа поддержки. На меня внимания не обращайте.

– Максим?

– Константин Евгеньевич, – Филин неожиданно замялся, – мы вроде как на дополнительных занятиях не договорили… Можно нам еще раз встретиться? Я готов на ваши условия…

Ник почувствовал, как на загривок выползают мурашки. Услужливая фантазия представила эти занятия не то, что в красках – в 3D! Нахватавший уже в начале года «хвостов» Филин, очередной неуд, тонкие намеки, явные намеки, приглашение домой… Нет! Нет! Белкин выкинул пошлые картинки из мыслей. Костя до такого не скатится, ему важны знания, он принципиальный. Косте есть, кого трахать. Всё так. Но слова Макса проливали свет, почему Железнов набросился на него прямо у дверей.

– Если ты снова не выучишь, не трать мое время зря, – ответил историк.

– Выучу! – пообещал Филин. – Теперь точно выучу. Мне ж не хочется в армию идти.

– Вот и славно. Тогда до завтра.

Разговор окончен. На сегодня. А завтра? Воображение Белкина опять разыгралось.

Сорокин всё смотрел и смотрел на него, как-то подозрительно, словно хотел что-то спросить и не спрашивал, откладывал на потом для беседы с глазу на глаз.

– Уже до завтра? – переспросил Максим, разворачиваясь к выходу. – Ну, хорошо. Кстати, без очков вы тоже симпатичный.

Джонни не счел нужным отвечать. Он вообще показывал себя таким пофигистом, смотрел на пришедших студентов свысока. На Сорокина-то ладно, а вот с Филиным – немного не вязалось, учитывая бросаемые на него плотоядные взгляды днем на лекциях. Потому что здесь много народу?

– А Ник Белкин тоже чего-нибудь напортачил? – Илюха озвучил, наверно, самый главный мучивший его все эти пятнадцать минут вопрос. – Ему кто ваш адрес дал?

– Много будешь знать, Илья, не успеешь состариться, – лицо Железнова ни в коей мере не изменилось.

– Понятно, – улыбнулся Сорокин, – не моего ума дело. До свидания, Константин Евгеньевич.

Константин закрыл за ними дверь. Потом пошел в свою комнату переодеваться.

***

Белкин сжимал в руках тетради, соображая, что это было. Всяких мыслей крутилось много, и они перемешивались, наскакивали одна на другую. Так был или не был у Джонни разговор с Филиным о сексуальных предпочтениях? Скорее всего не был, потому что Филин – натурал, а Костя, как известно, студентов и личную жизнь не смешивает, почти. Если они догадаются и пойдут слухи? Если просто нафантазируют и пойдут слухи? Константину Евгеньевичу объясняться не придется, но что сказать ему своим однокурсникам, какую отговорку найти, чтоб не свою честь запятнать, хрен с ней, со своей, а Железнову репутацию не испортить. Преподу-гею вряд ли обрадуются в универе.

В гостиную вернулся Константин. В одних боксах.

– Ты еще стоишь? Марш раздеваться и в кровать, а то я проголодался.

– Ты так сказал, будто меня съесть хочешь, – улыбнулся Ник, хотя глубоко в душе шевельнулась обида: объяснений не будет.

– По-твоему, я на Бабу-Ягу похож? Я б тогда тебя сначала в печи зажарил, добрый молодец, – Железнов подошел к нему, взял за плечи, развернул к себе задом. – Но печи у меня нет, зато есть вот это, – ягодицы ощутили твердый член, – и жарить я тебя всё равно буду.

Он толкнул парня в дверь, потом на кровать. Ник не смеялся. Улыбался для вида, но ему горько было от понимания, чем вызвано такое нетерпение Джонни. Белкин ясно представлял, кем сейчас заняты мысли преподавателя истории.

Константин брал его по-обычному жестко и грубо, без особой подготовки. Но за полгода многое изменилось. Он больше не насиловал его так, что слёзы лились из глаз, использовал лишь некоторые элементы БДСМ, в числе которых были и наручники, против них Ник не возражал. В остальном Костя пытался быть даже нежным и романтичным, внимательным. Но не сегодня.

Его член заполнял всё узкое пространство, разрывал внутренности, задевал простату, но удовольствие не перекрывало боли. Рука с силой тянула за волосы. Белкин стискивал зубы, иначе, раскрой он рот, из горла вырвется всхлип отчаяния, а не сладостный стон.

Железнов наклонился, куснул его в районе лопатки. Спину защекотали его влажные волосы, на кожу упали горячие капли пота. Он снова ускорил темп. Обе руки теперь переместились на бедра Ника, и жар внутри стал нестерпимо неприятным. Джонни сильно сжал пальцы, впиваясь в мясо, громко выдохнул, смешивая стон и крик, толкнулся глубже и лег на Белкина.

– Ты славный, Ник, – проговорил он, через рваное дыхание, уткнувшись ему в шею. – Тебе со мной плохо, я вижу.

– Не говори так!

– Я не слепой, – Константин перебрался на простыни, посмотрел Белкину в глаза. – Я предупреждал. И говорю еще раз – у тебя есть возможность уйти.

– Хочешь избавиться от меня? – однако он понимал, что Джонни прав. Не о таких отношениях мечтают влюбленные подростки, не об опеке и сексе, а о большой и чистой любви, без ревности, без измен. – Не получится.

– Тогда бегом за уроки.

Ну вот, они опять не любящие люди, а преподаватель и студент, папочка и сынок. Сколько можно?

========== Сюрприз! Сюрприз! ==========

***

Яркий свет по глазам.

– Ник, вставай.

Белкин перевернулся на живот, подтягивая одеяло к лицу.

– Ну, хоть минуточку, Джонни…

Он провозился с этим долбаным рефератом почти до трех ночи, лёг, когда в комнате Джонни давно спал даже ноутбук, пришлось отправляться в кровать одному.

– Окей, только я ухожу и забираю сигареты.

– Это шантаж.

Парень потер глаза и сел. Это хроническое недосыпание… А еще в клуб сегодня переться.

– Кстати, Ник, – Костя завязывал галстук, – я сегодня после универа сразу к «своим» наведаюсь. Пробуду, наверно, до полуночи. Сам тут разберешься. Может, заеду переодеться.

– Как будто в первый раз, – пробубнил Белкин, отправляясь в туалет. – Ты забыл, я сегодня тоже на прогулку.

– Не забыл.

О, конечно, господин Железнов никогда ничего не забывал. И еще – в костюме он ужасно сексуальный.

***

После второй пары в группе, наконец, насчитывалось подавляющее большинство.

– Эй, чуваки и чувихи, кто сегодня в загул? – закричал Филин, когда препод ушел из аудитории.

– Мы всегда «за», – в ответ пробасил неизвестно что забывший на археологическом качок Федор Никитин. – А что за повод?

– Так начало каторги еще не обмывали. На пары ходить надо: мы вчера тут обсуждали.

– Я в теме.

Сорокин повернулся к Белкину.

– Колян, ты как? С нами?

– Ага. Вливаюсь.

– Слушай, а что ты вчера у историка забыл?

Ну вот, приплыли. Однако Ник заранее заготовил ответ.

– Репетитор он мой. Я ж на экономическом учился, а теперь за семестр надо кучу зачетов и экзаменов досдать.

– Вообще не понимаю, зачем тебя к нам занесло, – сказал Илья, потом как-то оживился. – Тут кое-какие разговоры ходят… про Железнова этого…

– Какие? – Белкин сделал заинтересованный вид, но руки у него похолодели.

– Ну, – Сорокин придвинулся ближе, зашептал, – что он того… Что он с каким-то студентом живет.

– Ну да, со мной, – не моргнув глазом, ответил Белкин.

С секунду Илюха удивленно смотрел на него, потом издал смешок, отмахнулся.

– Да ладно врать. Я ж серьезно тебе.

Ник только растянул губы в улыбке, мол, сам решай верить или нет. Иногда лучшее средство скрыть правду – просто сказать ее.

После занятий Белкин собрался сразу домой, то есть к Константину, но за пару месяцев он уже освоился там, как дома. Тогда, в начале июля Джонни позвонил и в свойственной ему манере, ничего не объясняя, сказал паковать вещи. Приехал через полчаса и увез его к себе. Ник был так рад, что даже на каникулы в деревню не поехал, тусовался с Деппом всё лето.

– Значит, в десять в парке у фонтана, – напомнил Илья. – Знаешь, где это?

– Угу. А в какой клуб-то пойдем?

– «Любовь и пропеллер», там недалеко.

У Белкина сердце ёкнуло. Лучшего и худшего места для студенческой вечеринки не найти.

– Но он же немного… специфический.

– А ты что, боишься? – подковырнул Сорокин.

– Да не, я не возражаю.

Клуб, где пропагандируют жесткий секс, пусть не так открыто, как требуется молодежи, но всё же весьма смело – разве партнера Джонни по его извращенным утехам могла испугать такая мелочь? Тем более что именно там они зависали почти каждый день до начала учебного года.

– Надеюсь, у тебя девушки нет, – подмигнул Илья.

– Нет, конечно, нет, – протянул Белкин. Какая у него может быть девушка, когда есть Железнов. А Константин Евгеньевич только на первый взгляд кажется неревнивым.

– Клёво, а то моя… бывшая… один раз такой скандал там устроила. Стриптиз не дала посмотреть, зараза. Думал, глаза выцарапает, как будто я баб голых не видел. Сучка.

– Что ж тогда переживаешь? – съехидничал Ник. Он голых баб предпочитал вообще не видеть, лучше парней.

– Да так, – смутился Сорокин. – Ладно, бывай. До вечера.

Он накинул рюкзак на плечо и исчез за дверью. Нику больше нечего было ждать, он тоже пошел домой.

***

Вечером у фонтана собралось восемнадцать человек – отличники, семейные и влюбленные проигнорировали тусовку. Белкин мог отнести себя ко всем трем группам сразу, но сегодня у него было личное время. Этакий карт-бланш. Да и у Константина Евгеньевича тоже. Он уже несколько часов пропадал у «своих». Занимался делами, как же.

– Эй, а где Филин? – спохватился Федор Никитин. – Больше всех кричал и слинял.

Сорокин стал ему звонить.

Ветерок нес по парку желтые листья, те, что дворники еще не успели убрать. Но в основном на деревьях еще зеленела листва, и газоны не успели сменить окраску. Сентябрь – всего лишь затянувшееся лето, прощальный подарок перед хлёсткими холодными ливнями и колючими городскими морозами.

Филин не пришел. Джонни решил не сидеть дома.

Николай смотрел на подгоняемые ветром листья.

Паранойя. Обычная паранойя.

Ревность. Он чувствовал, что его любимый историк с ним, но как-то ПОЧТИ, не до конца, не полностью.

– Сова будет ждать нас в клубе, – сообщил Сорокин. – Погнали, а то, мля, я замерз.

Сентябрь – маленький хвостик лета, только вечера становятся прохладными, небо – прозрачным, а чувства – обостренными.

***

Клуб – это драйв и улёт. Музыка закладывает уши, желтые, малиновые, лиловые солнечные зайчики скачут по стенам, галерея зеркал увеличивает размах веселья вдвое.

Чил-аут в «Любовь и пропеллер» находился на втором этаже. Мягкие диваны, пуфы, уютный бар.

– Располагайтесь, студиозусы, – барским жестом пригласил Сорокин. – Если б мы с Совой заранее не заказали, хренушки бы нам такой комфорт обломился. Кстати, а где он сам?

Белкина тоже волновал этот вопрос. И спиртное не лезло в глотку, и не радовали смешные вроде шутки, и заинтересованные взгляды Жанны. Но скоро разлившееся по венам сорокаградусное тепло взяло над ним верх, он первым потащил всех на танцпол.

Помахав рукой музыкантам, Ник сделал условный знак рукой, они, отсалютовали в ответ, и следующей композицией зазвучали до боли любимые аккорды «Проказника-скомороха». Находиться здесь стало нестерпимо. Белкин положил руки на плечи Сорокину и, наклонившись к уху, перекрикивая ритмы панк-рока, сообщил:

– Я носик попудрить, – просто так, чтобы не искали.

Ник пошел сквозь развлекающуюся толпу, мимо диванчиков в неосвещенных нишах, на которых творилось невесть что, лучше не присматриваться. Дальше – в узкий коридор, мимо комнат для уединения, откуда доносились блаженные стоны или крики боли: кому что нравится, здесь никто не станет осуждать. Потом – вниз, по лестнице с коваными перилами, в полуподвал, где находилась администрация этого заведения. Прямо, вторая дверь направо – кабинет хозяина этого безобразия.

ШутНик распахнул дверь, без стука, по привычке. Чего он тут не видел? Стеллажи с книгами и документацией, мини-бар, большой стол, а главное удобный, очень удобный диван. Чистота, уют. И интимная атмосфера – когда нужно.

По телу прошла дрожь возбуждения. Губы изогнулись в улыбке.

Дверь подалась легко, без единого скрипа.

Сюрприз! Сюрприз! Джонни!

Сюрприз…

Уж точно…

Железнов стоял спиной к нему сбоку от такого удобного дивана, уткнувшись лбом в затылок Макса Филина, вдыхая его запах. Его руки скользили по обнаженным плечам парня, и Ник мог побиться об заклад, что глаза Железнова сейчас затуманены, и он думает только об одном – жестком, животном сексе. Если его попытаться остановить – он разорвет любого, даже его.

Улыбка медленно сползала с лица. Захотелось повернуться, уйти, с грохотом захлопнуть дверь. Бежать, нестись отсюда, что-нибудь разбить, броситься под машину. Только не видеть, как любимый человек хочет трахнуть другого.

Однако…

Какая-то пружина толкнула Ника вперед. Он мигом обогнул рабочее место, уселся в хозяйское кресло, закинул ноги на стол, прямо на стопку листов с подписями и печатями.

– Вечер добрый, Константин Евгеньевич, – сказал он с насмешкой. Железнов не повернулся, только подпрыгнувший Макс заставил его пошевельнуться. – Кстати, тебя, Филин, все уже обыскались.

Студент, вращая глазами, испуганно запрыгал на маленьком пятачке, наконец, схватил свою рубашку и убежал из кабинета. Они остались одни, что и требовалось. Ник приготовился к… чему и сам не знал.

========== Нервная ночь ==========

***

Константин не поворачивался к нему еще шесть или семь секунд. Ник ждал, вертя в пальцах схваченную со стола ручку, крутясь на кресле и беззвучно насвистывая прицепившийся мотивчик, даже не смотря в спину Железнову. А что? Он просто так зашел поздороваться, не оправдываться ведь должен, что так неосторожно прервал милые предварительные ласки. Чертову измену. И испорченную, блять, репутацию.

От Джонни он тоже не ждал оправданий. Совсем не ждал. Нафига Джонни оправдываться? Он же Джонни! Он ничего ему не обещал! Скотина!

И раскрой он сейчас рот, вякни хоть слово, пока этот кобель стоит и успокаивается, ждет, чтоб хоть немного спала эрекция, чтоб он снова мог говорить своим дурацким менторским тоном, его ж вытолкают отсюда взашей, да и не только отсюда – из всей своей правильной жизни.

Тот молоденький историк-очкарик, «Алиса», может и не был он вовсе помешанным на педагогической романтике? Может, он пришел в школу, чтобы развращать, выискивая охочих до приключений старшеклассников? Обыкновенный педофил-извращенец, умеющий красиво говорить и играть на гитаре? А он – не влюбленный юноша, счастливчик, избранный, а так глупо попавшийся в сети маньяка лох?

Наверно.

Железнов повернулся, немного скованно, но в глазах уже не стояла пелена ненасытной похоти.

– Привет, Ник, – совершенно без эмоций. Ну, может быть, с капелюшкой смущения.

– Виделись, – Белкин убрал ноги со стола, сел ровно, как директор перед шкодником-учеником… или князь – перед проказником-скоморохом. – А ты неплохо смотришься, Джонни: такой властный, сексуальный, напористый, прямо демон-искуситель. Всегда мечтал взглянуть на нас с тобой со стороны.

– Я рад, что ты не устраиваешь сцен.

– О, это не в моем духе, – Ник опять принял расслабленную позу. – Оставь их для сопливых студенток. Или студентов, типа Филина. Я не утверждаю, конечно, что Макс сопливый. Я его еще недостаточно знаю. Но вот тебя, Джонни, знаю достаточно. Ты педик, потому что не любишь бабской фигни. И ты со мной, потому что я не веду себя, как баба.

Полуулыбка препода, с которой он выслушивал «всю правду о себе», сменилась усмешкой. Константин медленно сделал два шага к столу, не спуская с любовника лукавых глаз.

– А ты правильно уловил, Белка…

Он схватил парня за запястье и, с невероятной для такого изящного тела силой, рванул на себя, дернул, вытягивая того из кресла, заставляя от неожиданности стать податливым, пропахать животом по столу, сметая бумаги и канцелярские принадлежности. Нику стоило больших трудов, чтоб извернуться и не свалиться ласточкой под ноги своему насильнику.

Историк дернул второй раз, поднимая его и, подтолкнув его всем телом, припирая к столу, усаживая на него. Крепкие пальцы схватили Ника под подбородок, заставляя смотреть в глаза. В зрачках горел задорный огонек, но лишь на первый взгляд безобидно игривый: за ним скрывалась звериная похоть кошки, которая вдоволь натешится мышью, давая ей призрачный шанс на спасение, а потом отгрызет голову и переломит хребет.

– Ты лишил меня удовольствия на сегодняшний вечер, – прошептал Константин Евгеньевич, не выпуская из ловушки взгляда, обдавая холодком мятной жвачки.

– И ты накажешь своего непослушного мальчика? – через сдавленное горло проговорил Белкин, трудно, но он постарался, чтобы звучало, как можно многообещающе.

– Придётся, – выдохнул Железнов, а потом резко притянул его к себе и не дал ничего сказать поцелуем, болезненным, сминающим, неприятным, потому что недавно он прикасался этими губами к коже Филина, быть может, целовал и его. И всё же от Джонни шло такое родное и любимое тепло, за которое можно было простить даже запах чужой парфюмерной воды.