Текст книги "Большие города (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Пустые поезда ==========

1

***

Два друга шли домой дорогой ночной,

Вдруг разбойники из леса вышли целою толпой…

Константин толкнулся глубже, чувствуя, как медленно, от самых кончиков пальцев к животу, к груди подступает дрожь, ради которой он трудился уже полчаса.

Один парень зарыдал, на колени упал:

«Ох, не троньте вы меня, всё для вас исполню я»…

Он ещё чуть-чуть подался бедрами вперед, регулируя захлестывающую волну, чтобы ни много, ни мало, чтобы поймать идеальный баланс и окунуться в оргазм сполна. Мужчина под ним застонал, выгнул спину и накончал на простыни, его достойное подражания тело быстро расслабилось, лоб уткнулся в подушку. Железнов придержал партнера за ягодицы, не давая сбить с ритма, и отпустил свое напряжение на волю.

И сказал атаман, руки сунув в карман:

«Вот нож, вот возьми его, коли хочешь жить – убей друга своего»…

Оргазм получился эталонным. Костя открыл глаза, коротко толкнулся, выжимая последние искры наслаждения, и непослушной рукой дотянулся до тумбочки, вдавливая на клавишу отбоя. Мелодия заткнулась.

Железнов аккуратно, чтобы не соскользнул презерватив, вытащил член из любовника.

– О, Константэн, это было великолепно, – залопотал на французском Этьен, изворачиваясь и укладываясь на спину.

– Да, согласен.

Он прошел в смежную комнату, бросил использованную резинку в контейнер для мусора и, вернувшись, кинул французу ключи.

Два друга шли домой дорогой ночной,

Вдруг разбойники из ле…

Костя совершил еще один полукруг возле кровати и снова отклонил звонок.

Клеман уже расправился с наручниками и теперь пошел к мини-бару за вином.

– Почему ты не отвечаешь? – спросил он.

– Хочу еще раз песню послушать, – Железнов не собирался объяснять: отличный секс – не повод изливать душу.

– Да, – Этьен махнул рукой с бокалом, – мне нравится эта русская музыка. О чем эта песня?

– О любви, – холодно соврал Костя. Он оделся и ходил возле кровати, собирая не пригодившиеся сегодня латексные игрушки. Сегодня он тупо хотел вогнать член в чью-нибудь дырку и кончить, не заботясь ни о чем.

– О любви? Мне нравится русская любовь.

– А некоторым нравится французская, – в их число Константин себя не причислял.

– Этот артист дает концерты в Париже?

– Уже нет.

– Константэн, почему ты сегодня такой мрачный?

– Нам лучше поехать по домам, Клеман. Не налегай на спиртное.

– Я думал, мы останемся здесь до утра.

– Нет, мне завтра на работу.

– Всем завтра на работу, – возмутился бизнесмен, но Костя уже покидал номер, на прощанье, даже не оглянувшись. Этьен разочарованно вздохнул. Русский парень ему нравился, и он не прочь был перевести их отношения в еще более близкое русло, но сын его знакомого постоянно избегал этой темы.

Клеман допил вино и тоже отправился собираться на выход.

***

Снова заиграл телефон и снова Константин его отключил. Не хотел ни с кем разговаривать, тем более с отцом. Смотрел на дорогу, мокрым асфальтом отражающую жизнь мегаполиса, и гнал вперед. Вечером над Парижем прошел ливень, первая апрельская гроза умыла древний варварский город.

Его всё устраивало. И преподавательская работа в Сорбонне и необходимость общаться на чужом языке, и арендованные недешёвые апартаменты, и Этьен. Да, француз был ничего, со своими французскими прибабахами, но ничего. Самостоятельный, деловой, не ждущий глубоких чувств, но предпочитающий глубокие проникновения и всегда готовый выделить в своем загруженном графике три часа для хорошего траха. Иногда они ходили вместе в клубы, боулинги, тренажерные залы или рестораны. Иногда находили там достаточно темный и уединенный уголок, чтобы предаться экстремальному сексу. Почему бы нет? Для своих сорока лет и социального положения Клеман обладал весьма авантюрным характером. А Железнову было всё равно, он молод, привлекателен, обеспечен и свободен. Их двоих устраивало такое сотрудничество или, по-другому сказать, сексуальное партнерство. Любовь нафиг не сдалась. Она только всё усложняет и мешает.

Сегодня у Белкина был день рождения. Вернее, уже вчера.

Константин оставил подаренный родителями «Лексус» на подземной парковке, поднялся на бесшумном лифте сразу в пентхаус. Вся эта западная стерильность и роскошь тоже перестала раздражать, стала восприниматься, как наступивший двадцать первый век. Жилье можно было снять попроще, но мать настояла, и он подумал «А фиг с ним, новая жизнь, значит, новая жизнь». С наглухо закрытым сердцем, Константин и сам стал превращаться во француза. И это пугало: слишком быстро происходили изменения. Только музыка напоминала, кто он есть.

Два друга шли домой, дорогой ночной…

– Да что ж такое! – Железнов вынул телефон из кармана, нажал на кнопку, кинул его на комод. – Здесь я! Здесь!

– Приехал?

С верхнего этажа по винтовой лестнице спускался отец.

– Нет, телепортировался, – Константин включил ночное приглушенное освещение, запустил стереосистему с неизменным «КиШом», принялся раздеваться. – Чего названивал?

– Ты ушел раздраженным, – Евгений облокотился о перила, следил за сыном. – Хотел узнать, всё ли с тобой в порядке.

– Или хотел испортить мне отдых.

– Опять с Клеманом трахался?

Константин лукаво поднял бровь и, подчеркнуто сексуально стянув с себя футболку, чуть дернул плечами.

– Я в душ, – более красноречивого ответа и не требовалось. Он кинул футболку отцу. Железнов-старший поймал ее, провожая сына задумчиво-осуждающим взглядом: стервец над ним измывается.

Обернув бедра полотенцем, Костя вышел в гостиную, занимавшую почти весь первый этаж пентхауса. Евгений стоял возле панорамного окна, заменявшего внешнюю стену, медитировал на ночной Париж с высоты девятнадцатого этажа.

Сын подошел и встал рядом, отлично зная, как эффектно в полутьме смотрятся капли воды на его гладкой, загорелой коже, как далеко от него исходят флюиды сексуальности.

– Красиво, – произнес он, глядя на мерцающую реку огней. – Неудивительно, что ты зачастил в гости.

Отец повернул голову, скользнул внимательным взглядом по его насмешливо изогнутым губам, потом вниз, на безволосую грудь, рельефный пресс, чуть бугрящееся полотенце, вернулся к лицу.

– Хочу помочь тебе устроиться здесь, привыкнуть.

– Спасибо, пап, – Железнов мило улыбнулся ему глазами, и видимо это была та грань… Евгений схватил его за плечи, развернув, прижал спиной к стеклу. Губы сами потянулись к эротично изогнутой шее, собирая с нее приятно пахнущую влагу. Ладони пошли блуждать по плечам, торсу, большие пальцы задевали соски. Поцелуи спускались всё ниже и ниже. Губы выдыхали горячий воздух на податливую бархатную кожу, кончик языка пробовал на вкус упругость мышц…

Константин томно выдыхал, подставляясь под оральные ласки, не предпринимая ничего, но его стоны плавно перерастали в тихие смешки, которые трансформировались, переходили в хохот обезумевшего человека.

Язык Евгения очертил впадинку пупка, пальцы пролезли под верхний край полотенца, слегка сдвигая его вниз, открывая редкую вертикальную линию волос, уходящую под ткань. Губы сместились туда, прихватывая кожу по обе стороны от этой дорожки, двигаясь и смещая полотенце еще ниже.

Сына уже трясло от смеха.

– Давай же, давай! – он не мог сдержаться, из глаз катились крупные слёзы. – Сделай это! Я всегда знал, что ты дрочишь на меня!

Евгений отшатнулся, вставая на ноги, вытирая рукой губы, пряча взгляд.

– Прости, Костик, я… я – идиот.

– Ты – педик, запавший на сына! – Железнов еще стоял, прислонившись к окну, кричал ему с вызовом. – А знаешь, Жень, мне понравилось! Люблю, когда меня ублажают.

– Замолчи, – отец ушел к бару за бренди.

– Мы с тобой идеально подходим друг другу! Признаешь? Я бы трахнул тебя! Нет, я бы даже позволил тебе трахнуть меня! Никому не позволял, а тебе бы позволил! Но облом: ты мой любимый папочка! Тебе позволено только баловать меня дорогими подарками и терпеть мои выходки!

– У тебя истерика! – отец подошел к нему, стиснул запястья, тряхнул. – Уймись!

– Разве только что не ты меня слюнявил? – Константин выдержал его взгляд. -Найди повод, предлог,

причину – и я твой.

Евгений молчал. Пристальный взгляд постепенно смягчался, но не отрывался от синих глаз сына. Это не истерика, это бунтарство.

– Так ты сам этого хочешь? – наконец, в тон ему спросил отец, запуская пальцы в его наращенные волосы, словно собирался поцеловать. – Иначе бы не просил найти повод.

– Я хочу повеселиться, глядя, как ты будешь выкручиваться, пытаясь заполучить мою девственность, папа. Ты же любишь пари и ребусы, так решай.

– Разговор не имеет смысла, – Евгений убрал руки, отвернулся. – Я завтра же уеду. Так будет лучше.

Он поднялся наверх, а Константин прибавил громкости музыке, сел за барную стойку и еще полночи пил водку. Клеману он соврал: у него на следующий день был выходной. А вот отцу сказал правду.

Спятил отец, а, значит, нам конец,

Он всё это долго терпел.

Вот так беда! Спасайся кто куда…

2

***

В комнате горел ночник. Ник прислушался к мерному дыханию ребенка – заснул. Он качнул кроватку для верности и лег на большую кровать рядом, посмотрел на экран телефона – время два тридцать, пропущенных вызовов ноль, сообщений – ноль. Вот и прошло его двадцатидвухлетие. Костя не позвонил, ну и хрен с ним, что с того? Чего ты, дурак, ожидал, что он растрогается в день твоего рождения и кинется делать тебе сюрприз. Он бросил, уехал, не сказав ни слова, а сейчас вдруг объявится и упадет в ноги?

Белкин покачал головой. На хуй он теперь нужен. Пусть катится на все четыре стороны и трахает там сексапильных Сорбонских студентов.

Он давно решил, что пошлет Джонни на три буквы, если тот приблизится к нему меньше, чем на километр.

Ник посмотрел еще раз на экран, убеждаясь, что смыкающиеся глаза его не подвели, и убрал гаджет под подушку, решил поспать.

Сквозь дрему услышал, как скрипнула дверь, с трудом соскреб себя с кровати. После работы на станции техобслуживания болели все кости, не отмывающиеся от масла, мазута, мастики и прочей мерзости руки, уже считались мелочью. Плюс началась посевная кампания, Санька целыми днями и иногда ночами пропадал в поле, и к основным обязанностям прибавлялись дополнительные опции – отвести Никитку в сад и забрать, выгулять, накормить, вымыть, поиграть, уложить спать. Даже, когда совсем нет настроения.

– Привет, Сань, – Ник вымученно улыбнулся, встречая сожителя у дверей. – Отсеялся?

– Да, пришлось задержаться. Трактор, падла, сломался, но Михалыч обещал мне новый «Джон Дир» дать. Но фиг там, зажмут, хоть бы какой трехлетний «Белорус»…

Они прошли на кухню, Саша мыл руки, Ник разогревал ему макароны с сосисками.

– Устал?

– Ага, есть немного, – Горностаев за резинку боксов привлек его к себе, обнял. – С Днем рождения тебя. С прошедшим, еще раз. Извини за такой грустный праздник.

– Да ничего не грустный, мы с Китом к моим ездили, мамка пирог испекла. Я тебе кусочек привез.

Белкин нежно дотронулся до его губ. Саша ласково усмехнулся.

– Завтра у меня выходной, пойдем подарок тебе покупать, ага? Хоть с опозданием…

– Нет, – он покачал головой, – не надо. Я не ребенок.

– Ты на целый год моложе меня, Никусь…

Белкин вывернулся из его рук, отвернулся.

– Не называй меня этим дурацким именем. Я же просил.

– Ну ладно. Не дуйся только.

– Садись есть, – Ник поставил на стол тарелку, кетчуп, порезал хлеб. Горностаев взял вилку, сел. Белкин сел рядом.

Некоторое время царило молчание.

– Сань, – прервал его Ник, – я хочу в Москву уехать…

– Зачем? – Александр перестал жевать, с испугом уставился на друга.

– Работать. Что я в этом сервисе зарабатываю? На бензин не хватает.

– А там что?

– Что-что… Там полстраны сидит. Охранником устроюсь. Или на стройку.

– Охранником надо документы на оружие оформлять, еще что-то…

– Тогда на стройку. Все ведь ездят. Вахтами.

– Ну, зачем тебе это, Коль? Ну? Уехать просто хочешь?

– Да нет, – Белкин чувствовал себя предателем, но он уже все решил. – Скоро универ. Подзаработаю немножко на учебу. Мне ведь теперь в общаге жить придется.

– Жалеешь, да? – Саня окончательно потерял аппетит.

– Да ничего я не жалею. Просто факты констатирую. Я же вахтами хочу. Не волнуйся. Не найду ничего, сразу вернусь. Ну а с Никиткой… Хочешь, мамка моя поможет? Или Светка?

– Не надо, сам раньше справлялся. Попрошу график мне изменить. И когда ты собираешься ехать?

– Послезавтра.

– Я буду скучать.

– Я тоже.

Горностаев отодвинул тарелку.

– Пойдем спать?

– Пойдем.

Они легли на диване, чтоб не разбудить Никитку, но ограничились только легким петтингом. Впрочем, как обычно.

***

Маму Валю новость повергла в шок.

– Ты что удумал, дубина? Какая Москва? Не вздумай!

– Мам, я у тебя не спрашиваю. Я всё решил.

– Тебе надо учиться, дурень! Ты как без Костика остался, у тебя мозги совсем расплавились.

– Хватит о нем говорить. Пусть школу свою ремонтирует. Надоело. Я умнее стал и самостоятельнее.

– Что не видно. Умные вместо учебы на стройку не бегут. А ты что в институте с факультета на факультет бегал, что сейчас мечешься.

– Да буду я учиться! У меня еще полгода есть. Выучусь, не бойся.

– Я не боюсь, я свою жизнь прожила, хочется, чтоб ты чуть-чуть лучше жил, выбрался из этого беспросвета. Думала, Костик тебя…

– Хватит! – взорвался Николай. Не мог он больше слышать это имя! На душе и так кошки скребли…

– Ладно, делай, что хочешь, – мать махнула рукой. В конце концов, в Новосибирск она его, салажонка, одного отпустила, авось и сейчас не пропадет.

***

На вокзале прощались скромно. Ник поднял Никитку на руки, поцеловал, посюсюкал на ушко. Потом пожал руку отцу, чмокнул в щеку маму. Санька он обнимал крепко и чуть дольше положенного, но никто из окружающих и внимания не обратил, никому дела не было.

– Не забывай звонить, – напомнил Горностаев.

– Конечно, – улыбнулся Белкин, затем тоже пожал руку и, подмигнув мальчонке, пошел садиться в вагон.

Удобнее было ехать на машине, но она уже давно стояла без дела в родительском гараже, он не хотел ею пользоваться. Во-вторых, в Москве ее некуда было б приткнуть, разве что продать, а в-третьих, у парня были совсем другие планы. За машиной – пользоваться ею или продать – всегда можно приехать, какие-то четыреста пятьдесят километров, ерунда.

Белкин уселся на свое место в полупустом плацкарте, помахал рукой. Они все за него беспокоились, а он им соврал. Ладно, потом расскажет, когда все устроится, чтоб не спугнуть удачу. Не собирается он ни на какую стройку. Будет поступать в театральный, на актерский или режиссерский. Пока экзамены не начались, узнает всё, освоится, на какие-нибудь кастинги походит, на съемки ток-шоу, засветится на тиви. А что? Данные не хуже, чем у какого-нибудь Прилучного или Петренко. Можно еще в модельные агентства податься, вдруг повезет, чем черт не шутит? Если понадобится, переспит с каким-нибудь продюсером, но лучше без этого.

Трудно придется, но кто ж получает всё сразу на блюдечке? Такие, как Железнов, от мамы с папой.

Перетерпит, в люди выбьется. Тогда и посмотрят, сравнят, кто достоин, а кто размазня. Локти себе еще кусать будет, скотина.

Но сначала надо было съездить в Новосибирск, забрать документы из универа. Нахер ему теперь этот город? Благо деньги, порядка двухсот тысяч, еще оставались. Они были Костины, но тут уж приходилось смирить свою гордость. Это в долг, потом отдаст.

Поезд тронулся. Ник помахал родным еще раз, собираясь вернуться через пару-тройку недель. Потому что будет скучать.

========== Агентство ==========

3

Я по характеру – злой, моё стремление – власть,

Во мне горячая кровь, во мне свирепая страсть…

Константин с силой надавил на затылок Этьена. Француз поперхнулся, засопротивлялся.

– Глубже, я сказал! – Константин надавил жестче. – Или ты сосать разучился, ублюдок?

Клеман расслабил горло, пропуская в него головку, потом сделал несколько глотательных движений, исхитряясь языком стимулировать ствол.

– Вот так… – выдохнул Железнов и спустил, заставляя партнера давиться спермой. Но потом сразу отодвинулся, встал с кровати, заправил член в штаны.

Этьен остался сидеть на полу, лишь поменял позу.

– Ты сегодня на высоте, Константэн, – он вытирал губы носовым платком. – Обожаю, когда со мной так обращаются.

– Всегда пожалуйста, – Железнов взял пульт от стерео-системы, нажатием кнопки вернул песню в начало.

Как-то некто на базар пришел…

– Твои русские любовники были от тебя без ума?

– В России на улицах нет медведей.

– Я знаю.

– Тогда тебе надо знать, что русские верят в любовь. И любовь для них значит ласка, нежность, семья.

– Давай оформим наши отношения официально?

Константин, качая головой, рассмеялся.

– Я домой хочу. Поеду я, наверно, домой. В Россию.

– Вернешься, тогда и поговорим. Не хочу упускать своего любимого доминанта.

Железнов подмигнул ему и вдавил кнопку увеличения громкости.

Я хочу, чтоб, видя облик мой, все меня обходили стороной,

Чтоб сразу понимали, кто я в душе такой…

4

***

Погода в Новосибирске выдалась чудесной. Такой может быть только сибирская весна. Ни в каком заморском городе такой не найдешь. Да.

Белкин сидел на лавочке, на площади возле университета, ел беляши и смотрел, как рядом в мелкой луже плещутся голуби. Заявление на выдачу документов он написал, но скоро только сказка сказывается. В деканате, безрезультатно попытавшись отговорить, всё же выдали обходной лист. Часть пунктов он подписал сразу, а вот, к примеру, в библиотеку надо было вернуть учебники.

Учебники находились в квартире Кости. Как и многие другие личные вещи. Они с Железновым разошлись так странно и внезапно, что не имелось возможности их забрать.

И как их вернуть сейчас, если хозяин уехал полгода назад? Квартиру и дачу он не продал, это Ник знал по доходившим слухам. Ключи от жилья лежали в кармане, на общей связке: когда он в последний раз виделся с Железновым, как-то о них думал в самую последнюю очередь. Но вломиться вот так, в ставшую теперь чужой квартиру?

Ник не знал, как правильно поступить. Позвонить Константину и испросить разрешения? Во-первых, у него сменился номер, а в связи с этим все «во-вторых» и «в-третьих» просто неактуальны.

Да и негоже ему еще раз наступать на горло своей гордости, чтобы услышать, что набранный номер не существует. Если Джонни захочется услышать его голос, пусть сам позвонит, цифры остались теми же.

Белкин сидел долго, потом решил пройтись пешком, вспомнить город.

Ноги сами привели к «Пропеллеру». Просто было интересно, что сделали с ним новые владельцы.

Приблизившись, он даже здания не узнал. Клуба не существовало, его переделали в торговый центр.

Ник усмехнулся незавидной судьбе железновской мечты и пожелал ему самому превратиться в безликую французскую лошадку из элитного российского жеребца. Заходить в эту кричащую яркими вывесками пошлость парень не стал, поплелся дальше. Не спешил, ожидая, чтобы зажглись звезды и фонари: ночью в их доме мало шатающихся по подъездам, а значит, меньше вероятность быть схваченным на взломе.

***

В окнах горел свет.

Ник увидел его с расстояния, наверное, в три миллиона световых лет.

Как отсвет рождественской звезды. Как спасительный свет маяка.

Свет! Свет! Свет!

Сердце радостно забилось, выскакивая из груди: Костя здесь, здесь, он его просто обманул, никуда не уехал и, если подняться в квартиру…

Нет.

Белкин затормозил бег своих мыслей. Он поклялся никогда не объясняться и не вымаливать прощения. Не нужен он Железнову, значит, не нужен. Есть Саня и Никитка, остальных не существует. Они взрослые люди и принимать жизнь такой, какая она есть, должны по-взрослому. Разбитую кружку можно склеить, но она уже не станет такой красивой и любимой как раньше, ее поставят в дальний шкаф и постараются забыть, прячась от уколов совести, когда она попадается на глаза.

Между ними с Константином навсегда останется этот полугодовой период отчуждения и измена.

Николай еще раз отругал себя за желание унижаться: хватит уже обожествлять этого мерзавца, у них больше ничего общего. Кроме учебников в его квартире.

Ник стоял и курил, задирая голову к окнам, собирался с духом.

Шел вверх по лестнице, каждой ступенькой отмеряя какой-то отрезок их совместной жизни. Самый счастливый период был самым коротким: когда они познакомились в Интернете, и Железнов не знал, кто такой ШутНик. Проказник-скоморох из кожи вон лез, чтоб заполучить его, вел себя, как охотник, сгорал от страсти, считал того парня на равных. Конечно, Джонни сотни раз потом признавался в любви, старался быть аккуратным и внимательным, но в его глазах, в его речах не имелось того блеска, того азарта, как при виртуальном общении с наглым студентом. При этом ШутНика он берег, а Белкина, то есть его, дико насиловал. И, страшно подумать, за второе изнасилование Костя предложил ему поставить «автоматом» зачет. А за первое – так и вовсе ничего не предложил.

Ник грустно усмехнулся. Не стоит этот человек его мужских слёз, пусть сам по нему плачет, когда поймет, какого отличного парня потерял. Сейчас он просто зайдет и спросит, сохранились ли его вещи. Даже смотреть на него не будет. И не зайдет на чашку кофе. И не кинется его целовать. Постоит на площадке, вернет ключи от квартиры.

Ник позвонил в дверь, которую всегда открывал своим ключом. Странное тепло разлилось по ногам, вынуждая за что-нибудь взяться, чтоб не упасть.

Он оперся ладонью о стену. Сохранять невозмутимый вид было очень трудно. На поддержание спокойствия уходили последние силы, начинало шуметь в голове. Хотелось убежать. Какой же он дурак, что поперся сюда. А если у Железнова уже есть новый бойфренд, молоденький глупенький мальчик?

Дверь открыл мужик лет сорока пяти, в спортивном адидасовском костюме, вопросительно уставился на него.

– Ой, простите, – опешивши на изменившиеся вкусы бывшего, Белкин отошел на шаг, но потом решил, что терять нечего. – Я к Константину Евгеньевичу. Он дома?

Мужчина осмотрел его с ног до головы, прежде, чем ответить.

– Он здесь не живет.

У Ника дрогнуло в груди, хотя он прекрасно знал, что Железнов в Париже, но… надеялся, что всё же…

– Простите, – еще раз извинился он, уже смелее, раз Кости здесь не было. – Просто книги у него оставлял. Еще давно. Но ладно. Бог с ними.

– Ничего, бывает.

– Книги? – откуда-то из-за спины мужика выскочила юркая тетка, тоже в спортивном костюме.

– Да, – остановился, собравшийся уходить Ник, – учебники.

– Ты не Николай Белкин, случаем?

– Да.

– И документы есть?

– Конечно, – Ник достал из рюкзака паспорт, непонятно чему радуясь. – А что? Константин Евгеньевич говорил про меня?

– Там в кладовке для тебя несколько тюков стоит. Мы эту квартиру снимаем, вот владелец просил отдать, если ты объявишься. Забирай, а то места много занимают.

Его пустили в квартиру. Белкин прошел, отмечая, какие изменения привнесли квартиранты, но в основном всё осталось на местах, включая кровать, где они в последний раз, еще в ноябре, занимались любовью, утром, перед самолетом. Он даже ощутил скользкий холод спермы на животе и легкий кисловатый запах, словно утренний секс был минут десять назад.

– Вот они, – тетка открыла дверь в кладовку, отвлекая его от разглядывания их прибежища.

Тюками оказались три вместительные дорожные сумки и еще штук пять картонных коробок. Ник едва не разревелся: раздел совместно нажитого имущества состоялся, развод окончательный и бесповоротный. Ну и куда он попрет то, что выделил ему Джонни?

Белкин покопался в сумках и коробках. Там были его книги, включая учебники, тетради, прочие студенческие принадлежности, ноутбук, плеер, одежда, всякая дребедень.

– Я возьму, что мне надо, а остальное выкиньте на мусорку, – попросил он стоявших над ним супругов, предлагать им оставить что-то себе, он не стал: по внешнему виду и способности платить за Костину квартиру, они в гуманитарной помощи не нуждались.

– Обалдел? – хмыкнул мужик. – Забирай, пригодится.

– Я из универа ухожу, уезжаю в Москву, мне не довезти.

– Понятно.

Ник вытряхнул вещи из одной сумки, сложил туда кое-какую одежду, компьютер, библиотечные книги. Плеер кинул в карман. Наверное, всё. А то тащить будет тяжело, у него еще сумка в камере хранения и рюкзак. Куда по столице с таким багажом человеку практически без определенного места жительства?

Белкин полез проверить, ничего ли ценного не забыл и с удивлением для себя в дисках с музыкой нашел маленькую подарочную коробочку, в каких обычно хранят драгоценности.

Он осторожно открыл ее.

Кольцо на бархатной картонке. Золотое. С неброским рисунком. Красивое.

Как оно попало сюда? Еще один сюрпризец Джонни, чтобы унизить, показать, какая между ними пропасть, как многое ты потерял, сунув член в простого деревенского трудягу?

Инстинктивно Ник положил не принадлежащее ему обратно, но потом передумал и отправил коробочку в карман куртки. Не оставлять же дорогую вещь чужим людям? Вернет ее Косте. Засунет ему ее в задницу.

Белкин взял сумку, попрощался и ушел. Ночевал в гостинице эконом-класса, за полдня закончил дела в университете и первым рейсом улетел в Москву. Он не сомневался: его ждет новая счастливая жизнь и нереальный успех, назло всем врагам.

5

***

Руки немного дрожали, выдавая волнение. Почерк выходил неровным, но это не страшно, не по почерку же будут судить, а по одежке. Темно-красный джемпер, светлые джинсы, шарф – вполне стильно и прилично, учитывая, что они от «Версаче» – любимой марки Железнова. Другого у Белкина всё равно сейчас не было, а деньги таяли на глазах.

Ник поставил число и подпись под анкетой, отложил в сторону ручку, отнес листок секретарю. Может, на этом кастинге ему повезет, раз уж «нетрадиционная ориентация приветствуется»? Сколько еще слоняться без дела, хоть, правда, на стройку иди. Саня звал домой, и Белкин пообещал, что если не найдет работу до конца недели, вернется в семью.

Фирма «Сфера», которая, кажется, была семнадцатой по счету в его списке, выглядела солидно: офис в центре, богатая обстановка, культурные сотрудники. Да хоть бы и не культурные, лишь бы взяли. Судя по объявлению, они специализировались на подборе актеров и прочих статистов для съемок короткометражек, клипов, выездной работы на мероприятиях. Платить обещали от пятидесяти тысяч плюс система бонусов, а главное, предоставляли жилье.

– Привет, – к Нику подсел парень с чистым бланком анкеты, – ты уже заполнил? А ориентацию какую указал? Да не жмись ты, по тебе сразу видно, что гей.

– Гей, – Белкин расслабился: те, кто хочет оскорбить и придраться, выдают другие варианты словечка.

– Тогда и я напишу. Говорят, для геев льготы.

– Почему? – Николай не разделял его веселости, он вообще всего боялся, терялся в толпе самоуверенных качков и размалеванных девиц: как-то тут в Москве всё было иначе.

– А то ты не понимаешь? Нас мало. Мы в этом бизнесе в цене.

– Это радует.

Это действительно радовало. Хрен с ней, с этой суетой, освоится, он парень не промах. Не может он облажаться и вернуться в деревню ни с чем. Должен же и на его улице перевернуться грузовик с американскими зелеными бумажками и статуэтками «Оскар»?

Открылась дверь студии. Пара сотен глаз устремились на вышедшего мужчину.

– Белкин Николай, Колесников Владимир, – назвал он имена следующих претендентов.

Ник сглотнул, повел головой, ища в толпе своего напарника.

– Это я, – сообщил тот самый смешливый гей.

– Пойдем.

Оказавшись в полутемном помещении на небольшом возвышении перед тройкой сидящих за столом мужчин, среди которых был вызывающий участников, Ник почувствовал себя уверенно, отбросил лишнюю нервозность. Атмосфера, что ли была домашняя, без напыщенности, или «комиссия» располагала к себе простотой в одежде и симпатичностью лиц.

– Разденьтесь, – сказал блондин в синей футболке.

– До плавок, – добавил мужчина в кепке.

Белкин оглянулся на товарища, – тот без стеснения стягивал рубашку, – и принялся разоблачаться. Стульчики для одежды стояли рядом.

– Неплохо, – резюмировал блондин, глядя на подтянутые тела. Ник чувствовал себя тушкой цыпленка в магазине. – Повернитесь. Наклонитесь. Отлично.

– Геи? – пристально на них глядя, спросил «вызывало».

– Да. В анкетах написано.

– Давно практикуете?

Белкин посмотрел на Колесникова. Он не понимал, к чему вопросы.

– Три года, – невозмутимо ответил тот.

– Пять лет, – признался Николай.

– Актив-пассив?

– Универсал, – не моргнув глазом выдал интимную информацию напарник.

– Тоже, – кивнул Белкин, не хотел, чтоб его сочли робким и неуверенным в себе.

– С условиями работы согласны? – спросил блондин. – Ненормированный рабочий день, пятьдесят штук плюс чаевые для начала?

– Да.

– Тогда вы подходите. Одевайтесь, приготовьте документы и вот в этот кабинет, – «кепочка» указал на дверь в глубине зала. По ходу, он был тут главным. По крайней мере, выглядел очень важным при всей своей простоте.

Парни вошли в кабинет, но вместо ожидаемой секретарши, их опять встретил мужик лет тридцати пяти быкообразной наружности, резко контрастировавшей с тремя стилягами из приемной комиссии.

– Минуту, – бросил он, указывая на кожаный диван.

Ник и Владимир опустились на него, минуты две смотрели, как он щелкает мышкой, глядя в монитор.

– Легко как-то нас приняли, – прошептал Белкин. – Обычно заставляют что-нибудь спеть, изобразить. Подозрительно.

Колесников фыркнул.

– Документы давайте, – кивнул сотрудник.

Они положили перед ним паспорта. Мужик их открыл, посмотрел на фото, на парней.

– А жилье? – спохватился Белкин.

– Нужно? Завтра об этом поговорим, по итогам первого рабочего дня. Точнее, ночи. Собираемся здесь в десять вечера, поедем на место. Быть чистыми и готовыми. С собой ничего не брать. Клиентам не грубить. В общем, вести себя паиньками, от этого ваша премия зависит. Усекли?

– Да.

– Я буду вашим непосредственным боссом. Зовите меня Артур.

– Хорошо. Окей.

– До вечера. Не опаздывать.

– А документы? – Ника пробрало беспокойство, правило номер один – никому не доверять свой паспорт.

– Вечером верну. Надо же трудовую заполнить, у тебя ее еще нет?

– Нет.

Вошли еще два парня.

– Ладно, пошли, – поманил Владимир. – Ничего не случится. А то не знаешь, что здесь всегда так.

Белкин дал себя увести, мысленно кроя матом за собственную мягкотелость. Ему перестало нравиться это агентство, все эти люди вмиг показались подозрительными, и мнилось, что его здорово наебали. Однако, новый знакомый утверждал, что всё идет нормально и переживать не о чем, просто самый быстрый способ заработать без напряга. Этого-то Ник и боялся больше всего, наслышан он был про легкие способы заработать. Либо наркота, либо проституция.

***

Оставшийся день он провел в раздумьях. Идти не хотелось, потому что предчувствия советовали держаться от этой конторы подальше. Но паспорт был там.