Текст книги "Розовая симфония (СИ)"

Автор книги: AlshBetta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Ее обрывочные фразы, сбитое дыхание, мокрое и соленое лицо, глаза, прежде горевшие пламенем радости, а сейчас почти полностью покрывшиеся пеплом от горя, и всхлипы подействовали на Каллена ужасающим образом. Его собственные глаза увлажнились, а руки сжались в кулаки. Тянуло защитить эту девочку, уберечь ее, если нужно, даже от Джаса. Он не мог поверить в россказни сына, не мог убедить себя в ее коварстве – не получалось. Слишком уж красиво и добродетельно было это создание. Как и в первую их встречу, как и при первом взгляде на нее, у него в груди теплело, а тихонький звон чего-то хрустального касался сердца. Как можно вообще позволить ей плакать? Как можно ее обидеть?

– Я верю, – не заставляя девушку ждать его ответа на такое откровение, он с готовностью кивнул, – я понимаю, Белла, я не осуждаю тебя. Это правильное решение. Может, не очень своевременное, но правильное.

– Он сделал мне предложение, – горько усмехнувшись, она указала на ванную, где оставила кольцо, – наверное, я испугалась… но я не могла не уточнить. Это бы стало большой проблемой.

– Все проблемы решаемы, – заверил будущую невестку Каллен, погладив ее по плечу, – все хорошо. Все обязательно будет хорошо. Не плачь.

Малость успокоенная, с унявшимися, хоть еще и саднящими от перекиси ранами на ладонях, Белла не протестовала, когда композитор перебинтовал ее кисти бинтами. Белыми-белыми, чистыми-чистыми. Нежно обернул, не потревожив ранок, и крепко закрепил. Девушка была неизмеримо благодарна за помощь.

– Спасибо большое, что приехали, – шептала она, когда делал последний оборот на левой руке, – мне очень жаль, что я вас разбудила, Эдвард, но не знаю, что бы сейчас делала без вас… он бы меня… меня…

 – Ты можешь звонить мне в любое время, – ободрил мужчина, – я понимаю, что с Джаспером бывает тяжело, но он любит тебя. Мы попытаемся избежать таких ситуаций в дальнейшем. Все вместе.

Вдохновленная мудрым успокаивающим советом, Изабелла согласно хмыкнула и даже попробовала улыбнуться.

– Джасперу повезло с отцом…

– Я уверен, тебе тоже.

– У меня никогда его не было, – она смущенно опустила голову, капельку покраснев, – но если бы я могла выбирать, я бы выбрала вас.

Ей вдруг стало хорошо – вот именно сейчас, вот именно здесь, когда ладони оказались в теплых руках будущего свекра. Она внимательно посмотрела на него, подметив, от какого бронзоволосого бога Джаспер унаследовал свою красоту, и восхищенно вздохнула.

Ей не было теперь страшно.

– Каждый, кто рядом с вами, захочет о вас заботится, Изза, – снова перестроившись на уважительный тон «вы», Эдвард вздохнул, – Джаспер не станет исключением.

Ее слова согрели его сердце. Черт подери, ну почему, почему он так прикипел душой к этой девочке? Непозволительно сильно.

Пора бы домой…

– Вы уедете? – забеспокоилась Белла, когда Эдвард поднялся, – уже поздно, можете остаться. Вы, наверное, очень устали…

Удивленный ее наблюдательностью композитор нерешительно пожал плечами.

– Ехать недалеко.

– Но ночью на дорогах небезопасно, – упорствовала Изза, поднявшись следом за своим спасителем и чуточку перегибая палку, – пожалуйста, оставайтесь, Эдвард. У нас есть диван. Вы помогли мне, а я хочу помочь вам. Не уезжайте…

Попросила. Именно попросила. Разве мог он отказать?

Глубоко вздохнув, Эдвард во второй раз так внимательно посмотрел на девушку. Растерявшись, она покраснела. Однако на сей раз опускать глаза даже не подумала. Смотрела на него в ответ. И улыбалась, хоть скованно и робко. Гостеприимный ангелочек. Джаспер – везунчик.

– Хорошо, – не в силах сопротивляться ей, он дал свое согласие, – надеюсь, ваш диван выдержит меня. Я в спортзале куда реже, чем Джас.

– Выдержит, – усмехнувшись, Белла поспешно отнесла все подушки на кресло рядом, а журнальный столик отодвинула подальше, – я уберу осколки и постелю вам. Подождете немножко?

Опустившись на кресло сбоку от подушек, мужчина призвал ее не торопиться:

– Сколько будет нужно, Изабелла. Не переживайте.

…Через двадцать минут все было готово, а недавнего происшествия, если не считать запаха водки, как ни бывало. Изза открыла балкон, принесла одеяло, подушку, простынь, для большей мягкости вернула парочку диванных подушек на место. И, пожелав будущему свекру доброй ночи, отправилась к себе. Наверняка закрыла дверь общей с женихом спальни.

Но следующим утром мистер Каллен, бодрый и расслабленный, проснулся не один.

Сиротливо подложив перебинтованные ладошки под щеку и уместившись на крошечном пятачке дивана, который остался нетронутым, рядом с ним безмятежно спала, без намека на нереальность или галлюцинацию, Изабелла. Собственной персоной.

И на лице ее, как и прежде, сияла теплая улыбка.

* * *

Ее щеки пылали алым пламенем, а пальцы немного дрожали. Разливая чай по красивым разноцветным кружкам, она то и дело опрокидывала пару капель на столешницу, отчего краснела еще больше.

Эдвард сидел на барном стуле, напряженно наблюдая за перемещениями Иззы, но всеми силами старался этого не показывать. Не хотелось смущать ее еще больше.

Она была очень красивой, не глядя на то, что прежде показалась ему чуть более земной. Изящная, нежная, светлая и беззащитная, неискушенная. В белом легком сарафане, с волосами, собранными в тонкую косу, походила на видение. Но впервые в жизни от лицезрения видения у Эдварда горело внизу живота.

Единственным минусом обстановки вокруг было то, что пусть и с того момента, как они оба встали с дивана, разложенного и застеленного специально для нежданного гостя, прошло едва ли двадцать минут, тишина уже забрала в свое услужение добрую утреннюю атмосферу.

Джаспер еще не вставал. Если прислушаться, за свистом чайника и позвякиванием чашек о блюдечки, был различим его негромкий храп.

– Вам с сахаром, мистер Каллен? – робко спросила Белла, так и не решившись больше называть его по имени. Ее глаза переливались двумя чувствами: ярким смятением и тлеющей благодарностью. Перевязанные ладони были со свежими, обновленными бинтами, но все еще кровоточили, если

сжать их слишком сильно. Вряд ли в ближайшее время она сможет готовить или убираться. Нужно пару дней для заживления царапин.

– Нет, – Эдвард вздохнул, отогнав от себя лишние мысли о том, чем бы мог помочь будущей невестке, – спасибо.

Она растеряно кивнула, отставляя сахарницу назад. Но себе белого сыпучего сахарного песка положила – две ложки. Для храбрости.

Белла поставила на стойку рахат-лукум, который подарила им в сертифицированной туристической упаковке «Посетителям Анкары!» ее мать, высыпала на дно вазочки две шоколадных конфеты, оставшиеся в доме, и присела на стул напротив Каллена-старшего. Тоже со вздохом, пусть и куда более незаметным, чем его собственный.

– Изза… – Эдвард почувствовал необходимость что-то сказать. Весь ее вид, все ее молчание об этом просили, а зарождающееся чувство от одного лишь представления, как хорошо было ее, теплую и расслабленную, чувствовать под боком, рушили все взаимное уважение между ними. И уважение мужчины к самому себе. Это невеста его сына, черт подери!

– Мистер Каллен, можно я скажу? – решительно перебила она, похоже сама удивленная своей храбростью, – я не отниму у вас много времени, обещаю.

Он бы и так не отказал ей, но сказанное подстегнуло не только не делать этого, но даже и не допускать подобной мысли.

– Конечно же, – уступил.

Белла перевела дыхание, отведя взгляд немного в сторону. Про чашку в своих руках забыла напрочь, сладости не занимали внимание и вовсе. Вся она была сосредоточена на том, что собиралась сказать.

– Я хочу извиниться, что вынудила… что потеснила вас, – подобрав верное слово, выдохнула девушка и краешком губ робко улыбнулась, – Джаспер выпил и он так пах… это ни в коей мере меня не оправдывает, но я не выношу запаха спиртного, мистер Каллен. А у нас, к сожалению, нет никаких других спальных мест в доме… я повела себя отвратительно, я знаю. Мне очень жаль.

Внимательно выслушавший ее и подметивший каждую мелочь-эмоцию как на лице, так и в голосе Эдвард сдержанно понимающе кивнул.

В сердце что-то затеплилось, а чувство невесомости проникло под кожу, к сердцу.

Она колдует над ним, не иначе . Это ненормально… или он ненормальный, что больше похоже на правду. Изза любит Джаспера, он сам сделал и сделает все, что бы их поженить. Так за чем стало дело? Какое, к черту, тепло внутри? Какие, к дьяволу, неровные постукивания сердца?

Здравый разум бы удушил этого теплокровного алого предателя только так. Жаль, что в организме голова и сердце слишком далеки друг от друга.

– Вы не обязаны извиняться, – успокоил он, так же не обращая внимания на свою чашку, – эта ночь выдалась не самой лучшей, я понимаю. Если так вам было удобнее и спокойнее, я только рад.

Белла опустила голову, но глаз от композитора так и не отвела. На сей раз не постеснялась.

– Спасибо, что помогли мне вчера. Ваша помощь неоценима, мистер Каллен. И ваша отзывчивость.

– Мы ведь договаривались на Эдварда, разве нет? – напомнил он.

Белла по-детски ласково посмотрела на него из-под ресниц.

– Как скажете, Эдвард.

– Мы скоро станем семьей, – объяснил ей простую истину будущий свекор, – к чему все лишние условности?

– Это девиз Джаспера, – ее губы изогнулись в нежной улыбке, и Эдвард впервые, кажется, увидел такую на ее лице. Не глядя на все, не глядя на странности их встречи, она любила его сына. И любила достаточно сильно, судя по искоркам по бокам радужки. Этого он и желал. К этому стремился. Так почему же вместо удовлетворения накатывает расстройство? Эдвард постарался как можно скорее «заблокировать» неправильные чувства.

Отделался смехом.

– Наиболее ярко он выразился в «Коля на газоне», верно?

Белла с притворным ужасом закатила глаза, оглянувшись в небольшой студии в поисках картины. Пятьдесят на пятьдесят сантиметров она была написана масляными красками с использованием одной лишь толстой кисти – «изюминка» стиля Каллена-младшего.

Непроданное с аукциона полотно стояло, сиротливо прислонившись к стене у шкафа, повернутое к зрителям. За тонким ободком темной рамы виднелся ясный фон голубого неба, ниже, под линией горизонта, изумрудная трава с хохолком из особенно длинных травинок, а на всем этом природном великолепии расположился среднего роста и плотного телосложения мужчина с забавной ухмылкой. На нем была бескозырка, из одежды – только шорты. И смешные лапти, конечно же, которые сразу бросались в глаза.

«Самое известное имя на Украине, – аргументировал выбор названия Джаспер, в свое время показывая невесте сию красоту, – я расстался с Аленой, это неизменно, но картина, как дань творческим веяниям, Беллз. Извини, но я не выброшу ее. Это мой первый шедевр, он запросто продастся».

В итоге, надежда не оправдалась, что здорово подкосило светловолосого мужчину. Отсутствие вдохновения – меньшая из бед. Джаспер взялся за бутылку, а события вокруг лишь подлили масла в огонь. Просьба мисс Свон, например.

– Верно, – девушка тяжело вздохнула, вспомнив все неутешительные подробности первого мужниного провала (а Джас совсем скоро должен был стать ее мужем, так что все почти официально), и сделала маленький глоток содержимого своей чашки, – надеюсь, он еще будет смеяться, когда увидит ее… я сильно переживаю, Эдвард.

Она поделилась и вмиг задумалась, а стоило ли? Но поворачивать назад было поздно. Как музыкант и композитор, мужчина был крайне приметлив к звукам – даже самым незначительным. Он услышал.

– Белла, все образумится, – по-отцовски с нежностью проговорил, заглянув в самое нутро карих глаз, – это проходящий этап, тем он и хорош. Все эти притирки вначале, все непонимания… не стоит из-за этого расстраивать брак.

– Я и не собиралась…

– Вот и чудесно, – он улыбнулся ей так, как редко кому улыбался, – Белла, вы замечательная женщина и с Джаспером составите замечательную пару. Вчерашняя ваша просьба была очень уместна и правильна, я ее полностью поддерживаю и, уверен, поддержит и Джаспер. Вам просто нужно поговорить. Еще раз.

Более-менее расслабившаяся Белла благодарно взглянула на Каллена-старшего. Ее глаза опять засияли. Его же ладони вспотели и под носом неожиданно зачесалось.

– Спасибо за мудрый совет, – шепнула девушка, сделав еще глоток чая, – как же хорошо, что вы приехали…

Она хотела сказать что-то еще. Хотела, начала даже, но не закончила – не успела. Потому что дверь, ведущая в спальню таки открылась этим утром. И Джаспер, довольно бледный и измотанный, тяжелым взглядом обвел квартиру. Его глаза казались потухшими, а рот искривила гримаса хмурости… но все разом исчезло, испарилось и превратилось в пепел, как только обнаружил, что невеста никуда не делась. Она прекратила улыбаться – да, она чуточку сжалась на своем стуле – да, она с трудом не опустила глаз – конечно же. Однако она была здесь. И это оказалось для него лучшей новостью за последние сутки.

– Белла… – он улыбнулся.

Эдвард со своего ракурса прекрасно это видел, и на его душе сразу же стало спокойно. Все-таки уверенность – прекрасное чувство. А в Иззе он был сейчас уверен как никогда.

Не разочаровав композитора, девушка грациозно, но спешно поднялась со своего места, направившись к своему художнику. Ее не остановило ни удивление будущего мужа, ни его интерес, ни даже запах перегара. Она вплотную подошла и, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку. Слишком нежно – он, похоже, сам не ожидал, что чувства останутся такими живыми.

– Белла… – повторил он. И Эдвард эхом, одними губами, повторил за ним. Горько-сладкий привкус, в который внезапно окрасился чай, был новым, и не сказать, чтобы приятным. Быстро все стало не так, неправильно. И Эдвард этого боялся. От этого у него перехватывало дыхание.

А Изза, тем временем, уже обняла его сына – на ее правой руке обнаружилось даже подаренное им вчера кольцо.

– Хочешь чая, мой хороший? – прозвучал в тишине ласковый шепот.

* * *

Казалось бы, все вернулось на свои места.

Птицы, как и прежде, пели в кустах под окном Эдварда, своими голосками подсказывая, какая нота больше подойдет в той или иной композиции.

Цветы, как и прежде, цвели по ту сторону резного заборчика возле его подъезда, привлекая жужжащих пчел и изредка вынуждая их залетать в раскрытую форточку квартиры композитора и, как правило, не возвращаться оттуда, потому что насекомых Эдвард не любил. Особенно на своей жилплощади.

Черно-белые клавиши рояля, как и прежде, были всего лишь клавишами. Но после того, как проснувшись одной ночью, он внезапно почувствовал нестерпимо-острое желание воплотить в жизнь не дававшую покоя музыкальную задумку, клавиши стали чем-то гораздо большим. Как избранные посланники, несущие признание души музыканта, они наполнились светом и душевностью, зазвучали иначе. На них исполнялась мелодия, посвященная Иззе. Колыбельная – под впечатлением от перебинтованных рук, розовой пижамы и теплого розовощекого тела рядом. Она была восхитительной женщиной. Она заслужила эту музыку. А он мог и хотел ей ее подарить, даже если девушке и не суждено было никогда ее услышать.

 И все же, не глядя на отсутствие разнообразия, все вокруг неотвратимо становились иным. Эдвард отказывался это замечать, закрывал глаза, прятал внутри и не смел соглашаться, однако время брало свое.

Белла с Джаспером обручились и теперь блистали кольцами на редких встречах, которые происходили в основном из-за жизни по соседству, а у него каждый раз щемило слева.

Каллен видел их улыбающимися, счастливыми, наслаждающимися обществом друг друга… и с трудом дышал.

После того, как полежала (или поспала?) рядом с ним на диване, после того, как посмотрела этим зеленым пронизывающим взглядом, он уже не мог жить как раньше. Помешался. Или же просто превратился в маньяка.

Ночью Изабелла всегда ему снилась – день за днем, неделя за неделей. И если бы эти сны были безобидны, нежны и очаровательны, как она сама. Куда уж там… пошлые, развратные, с ясным финалом – сексом. Привлекательно-ванильным, конечно, вдохновительным, но все же сексом. Причем предлагала его девушка.

О каких родственных связях могла идти речь?! Он погрязал все глубже… и выход не маячил не то, что на горизонте, а даже за его пределами.

Эдвард готов был без разбегу забраться на стенку от этого сумасшествия. Музыка больше не писалась, заказы не исполнялись, а рояль покрывался слоем пыли. Изумленный Карлайл пару раз даже сам протирал инструмент, не поверив своим глазам. Он насторожился, но еще не понял. А для Каллена-старшего все было ясно как день. И так же недостижимо, как солнце на небосводе после полуночи.

Ночью он часто выходил на балкон подышать, причем обычно не тратя времени на куртки и тапки, за которыми следовало идти в прихожую. Просто выходил и все – босиком по холодной плитке. И если летом это еще сходило с рук, способное сгореть под теплом покрывала и погоды вокруг, то осенью положение дел значительно ухудшилось. Хватило трех таких выходов, чтобы заболело горло, а четвертый кончился неожиданной слабостью во всем теле, предвещающей жар.

Эдвард невесело усмехнулся и посетовал на ледяной ветер, разговаривая сам с собой, пока рылся в поисках термометра в своей аптечке, как в дверь позвонили. Отвлекли.

Он не сразу поверил, что в его. Повторный звук – вот то, что заставило прекратить поиски и пойти по коридору в нужном направлении.

Часы показывали двенадцать сорок пять ночи. Вряд ли это был визит вежливости.

…На пороге, к неимоверному удивлению композитора, оказалась не кто иная, как Изабелла. Собственной персоной. Бледная, растрепанная, испуганная. Как и он сам не так давно, она сиротливо стояла в проходе, пытаясь понять, что должна делать дальше.

Правда, на сей раз могла сойти за мираж, если не присматриваться. Бледность ее лица и хрупкость фигуры он уловил сразу, еще на первой встрече, а вот вспухшая скула, невымытые жирные волосы и губа, разбитая до крови, явно не являлись постоянными атрибутами внешнего вида.

Челюсть Каллена-старшего поздоровалась с полом, когда он увидел будущую невестку в таком виде. Тем более в такое время. Здесь. Она звонила?.. А он слышал?..

– Что случилось? – из головы пропала забота о себе, мысли о градуснике и прочая дребедень. Сознание занимала лишь Изабелла и ее состояние, которое даже с натяжкой нельзя было назвать удовлетворительным.

– Я могу войти? – вместе ответа прямо спросила она, сжимая тонкими пальцами свою сумочку.

– Разумеется, – Эдвард с готовностью отступил, пропуская девушку в квартиру и закрывая за ней дверь, – боже мой, вы же промокли!.. На улице дождь?

Белла запрокинула голову. Прерывисто, с болью, вздохнула сквозь зубы.

– Простите меня… мне не к кому было больше пойти, мистер Каллен… Эдвард… простите меня…

Слезы побежали по лицу, пальцы ослабели и отпустили сумочку, тут же упавшую на пол, а композитор не на шутку испугался. Столь обыкновенная, даже стандартная ночь, если не считать плохого самочувствия, превратилась в такую страшную…

– Я не злюсь, ну что вы, Изза, – он присел перед ней, погладив по плечам, – я рад, что вы пришли. А где Джаспер?

Вздернув голову, стиснув ладони в кулаки, Белла на эту фразу все же разрыдалась. В голос.

И не теряя времени, не пытая ни себя, ни своего благодетеля-спасителя, кинулась к Эдварду на шею. Прижалась как ребенок, замерзшая, напуганная и сладко-пахнущая какими-то духами. Прижалась, обвилась вокруг шеи и, зарывшись носом в грудь, объяснила причину своего прихода. Еще более ужасную, нежели все случившееся прежде:

– Он взял меня, мистер Каллен… силой взял… мне так страшно!.. Он придет, да? Он за мной придет!.. Господи, больно… мне больно, Эдвард! На черта мне эта свобода? «Теперь можешь лететь на свободу, певчая птичка» – вот, что сказал. Сказал мне…

Композитор скорее автоматически, чем осознанно, погладил шоколадные волосы. Прижал девушку ближе к себе.

– Джаспер? – только лишь и смог спросить.

– Да, – она кивнула, заходясь новыми слезами, – Джаспер, Эдвард, да… свадьбы не будет!

* * *

Эдвард усадил Изабеллу на кровать.

Во-первых, потому что это было самое безопасное место в его квартире – она так дрожала, что вряд ли отвечала за свою координацию.

Во-вторых, потому что на кровати было одеяло, без которого сейчас девушке абсолютно точно не обойтись.

Стиснув его края пальцами, уткнувшись подбородком себе в грудь, она тихонько плакала, изредка пронзая ночную тишину всхлипами.

Изабелла пришла сюда в белой блузке, разорванной на плече, и светлой юбке-карандаш – похоже, что прямо из офиса. Однако ни колготок, ни лосин, ни даже элементарных носков на ее ногах не оказалось. Туфли на босу ногу. В середине осени.

Заплаканная, ошеломленная, пострадавшая и тщетно старающаяся взять себя в руки, сейчас, в своей одежде, со своим выражением лица и фигуркой, сжавшейся под накинутым на плечи одеялом, Белла была ангельски невинна. Ей не хватало только нимба, чтобы завершить образ. Эдвард не сомневался, что наблюдает сейчас то, как выглядят ангелы после защиты людей от их грехов. После их спасения.

– Меньше болит? – с надеждой спросил он, ненадолго убрав компресс со льдом от ее вспухшей покрасневшей скулы.

Белла нерешительно кивнула, спрятавшись за завесой из волос. Несмотря на согласие, ее слезы потекли сильнее.

– Синяк, конечно, останется, но он маленький, быстро пройдет, – утешал Эдвард, стараясь не заострять внимание на ненужном, – а как общее самочувствие, Изза?

Он изо всех сил держал себя в руках, задвинув собственные мысли и беспокойство подальше и выпуская их наружу маленькими порциями только через такие вот, казалось бы, незначительные вопросы. Внутри что-то рвалось на части от вида Беллы. И страшный огонек, мерцающий на задворках сознания, нашептывал, что кто бы ни сделал с ней такое, он понесет наказание. Заслуженное и очень, очень серьезное. Даже его сын.

– Все хорошо, – набравшись смелости и взглянув прямо в глаза своего благодетеля, девушка умудрилась даже сдержать всхлип, – я не доставлю вам неудобств, мистер Каллен. Сейчас только чуть-чуть согреюсь… и пойду. Спасибо, что приютили меня.

На некоторых словах ее голос срывался, а пальцы сжимали одеяло слишком сильно. Слезы текли и текли, не собираясь останавливаться, однако Белла в упор их не замечала. В ней проснулось смущение. Снова.

– Вы переночуете у меня, – тоном, не терпящим возражений, но все же довольно мягким, объяснил нежданной гостье Эдвард, – на улице небезопасно, а еще к тому же и страшно холодно.

– Я не могу…

– Еще как можете, Белла, – он сам поправил край покрывала, спрятавшего ее худенькие дрожащие плечи, – помните, как я у вас? Вы настояли.

– Вы там были из-за меня…

– Это совсем неважно, – уверил Каллен. И правой рукой, оставшейся свободной, убрал с лица девушки упавшие на него пряди, мокрые и тусклые, а затем и отвел их за ухо. Ненароком коснулся кожи и что-то яркое, почти электрическое, ударило в сердце – и больно, и приятно.

То ли для Беллы это было чересчур, то ли она уже и так была на изломе своей способности сдерживаться, но такое касание стало последней каплей.

– Эдвард…

Ее руки оставили одеяло в покое и обвились вокруг его шеи, лицо уткнулось в теплое широкое плечо, а пятки перестали касаться паркета, уступив эту честь коленям. Теперь Изза сидела на полу и прижималась к своему защитнику, как к последнему, что у нее осталось. Она плакала, да, она всхлипывала, да, но теперь не молчала. Теперь слова лились из нее беспрерывным потоком.

– Я сказала ему правду… я сказала ему то, что никому не говорила раньше, Эдвард. Я подумала, раз мы сочетаемся браком меньше, чем через две недели, ему нужно знать. Но я не рассчитывала на такую реакцию… он же говорил, что любит меня… я думала… я верила…

– Какую правду? – Эдвард насторожился, однако оттолкнуть девушку себе не позволил. Это было непередаваемым, восхитительным чувством – держать ее в руках, чувствовать ее рядом. Последние два месяца это было его недостижимой мечтой, а сейчас она сама, совершенно не таясь, обнимала его. И плакала. И успокаивалась, когда он гладил ее волосы, спину и тонкую талию. Когда бы композитор посмел от такого добровольно отказаться?

– Я бесплодна, – с трудом проговорив это слово, шепнула она, – у меня никогда не будет детей и я никогда не смогу их даже выносить. Мистер Каллен, в восемнадцать у меня обнаружили миому матки и провели гистерэктомию. Мне очень жаль.

Она договорила на одном дыхании, не сбавляя ни ритма голоса, ни его тона. Договорила и смело, будто была ко всему готова, вздернула голову. Зеленые глаза переливались от боли и слез, ресницы намокли и потяжелели, а уголки губ страдающе опустились вниз. Более болезненного вида этой девочки Эдвард еще не наблюдал.

Вот, о чем говорил Карлайл! Вот почему сказал, что она не доставит проблем! Что кроткая!

Неужели Изза считает, что из-за такой неполноценности никто и никогда не женится на ней? Не сделает своей, не защитит, не назовет любимой?..

Мысли были такими ужасными, прямо-таки истязали. Но что хуже, что страшнее всего, стоило ему поднять руку после услышанного, дабы погладить мисс Свон по плечу или же по волосам в очередной раз, она вскрикнула и сжалась в комочек. Руки накрыли голову, колени подтянулись к груди, смяв блузку.

– Белла… – ошарашено пробормотал Каллен, поняв, чего она так испугалась.

– Я не хотела никому портить жизнь, – затараторила она, надеясь успеть до первого удара, – если бы я не поверила, что он меня любит, я бы ни за что на свете не позволила себе на что-то надеяться! Я почти не встречалась с мужчинами… я не должна была выходить замуж… простите меня… пожалуйста, пожалуйста, простите меня, Эдвард!..

Она съеживалась все больше, одновременно стараясь отползти подальше, в зону недосягаемости мужских рук. И слез уже не чувствовала, и саднящего горла, и избитого лица, где на губе снова показалась свежая кровь, не ощущала. Был лишь животный, плохо передаваемый страх снова ощутить боль. Почему-то Иззе казалось, что у отца Джаспера рука была потяжелее.

Мистер Каллен, к которому шла как к защитнику, а теперь видела как своего мучителя, оправдывал все ее ожидания. Он поднялся с пола, он глубоко вздохнул, он подошел к ней, бросив тень на пол и наклонился… наклонился, чтобы ударить и как следует объяснить, что такие шутки плохи. Что не имеет она права, прокаженная, претендовать на его сына. На деньги. Вообще на замужество и счастливую жизнь в принципе!

Глаза Изабеллы широко распахнулись, а придушенный вскрик вырвался из груди.

Но вместо того, чтобы оставить звонкую пощечину или новую кровоточащую ранку на ее лице, вместо того, чтобы потянуть за волосы и заставить посмотреть на себя, Эдвард… погладил ее!

Не поверив, Белла не спешила распрямляться. Ее все еще слишком сильно трясло.

– Глупенькая… – нежно шепнул Эдвард, сострадательно улыбнувшись. Наклонился ниже, проигнорировав и слабость в теле, и боль в горле, и вообще все вокруг. Не осталось ничего, что имело бы для него большее значение, чем Изабелла сегодня. Теперь он это понял.

– Я не причиню тебе вреда. Я никогда не обижу тебя, Изза…

Девушка закусила губу, когда вместо пола оказалась на руках будущего-бывшего свекра. По-детски робко прижалась к нему, затаив дыхание.

– Вы меня ударите? – решилась спросить, хныкнув.

Эдвард уверенно покачал головой.

– Я ударю любого, – прошептал ей на ухо, сев удобнее и устроив как раз на своих коленях, – кто хоть пальцем тебя тронет, девочка.

Прикрыв глаза, Белла, наконец, расслабилась. Перестала сжиматься, перестала что-то бормотать, затихла и сморгнула слезы. Ее щека – та самая, пострадавшая, еще слегка прохладная после компресса – приникла к его груди. Как раз слева, возле самого сердца.

– Джаспер был прав, я гожусь только для этого, – с горьким, доверху наполненным болью смешком, она закусила губу, – с меня кроме секса ничего не возьмешь… вот он и взял. Я не имею права отказываться.

– Изза, – композитор прижал девушку крепче к себе, покачав головой, – я никогда не встречал более нежного, прекрасного существа. Ты любого способна сделать счастливым, ты лучишься светом жизнелюбия, ты вдохновляешь… тебя надо оберегать, тебя надо любить. Ни у кого на свете нет права причинять тебе боль. Заставлять тебя.

Она беззвучно всхлипнула, робко заглядывая в медовые глаза. Хотела убедиться, понять, почувствовать… если бы поверила, а эти слова оказались очередной ложью, жить дальше стало бы нетерпимо.

– Ты меня любишь… – уверившись, прошептала она. Без сокрытия, своими огромными зелеными глазами проникла в самую его душу. И ответно дала проникнуть в свою.

– Я тебя люблю, – уже потерявший желание скрывать что-либо, тихо согласился Эдвард, – поэтому еще стоит поспорить, кто и чего достоин. И кто на самом деле заслуживает хорошего удара по морде.

Длинные музыкальные пальцы любовно коснулись вспухшей кожи, больше всего на свете желая излечить ее. Белла даже не поморщилась. Она улыбнулась.

– Как же я не заметила?..

Выпрямившись и снисходительно, почти по-отечески взглянув на свою девочку, мужчина дал самый просто и правильный ответ.

– Ты любила. И ты любишь.

Сделав неровный, но достаточно глубокий вдох, Изза осмелилась на кое-что большее, нежели яркие слова или теплое прикосновение своих пальчиков. Она больше не мерзла – ни внутри, ни снаружи. И страшно ей уж точно не было.

Капельку привстав на своем месте, вытянув шею, Изабелла легоньким целомудренным поцелуем, едва-едва коснувшись, тронула губы мистера Каллена.

– Нет… – будто бы выведя какой-то итог этим поцелуем, она покраснела, – все это время, похоже, я любила только тебя… с самой первой встречи. Тогда ты мне понравился.

А потом несостоявшаяся миссис Джаспер Каллен обворожительно и нежно, как в лучшем из его снов, улыбнулась.

Как раз за эту улыбку Эдвард и был готов отдать все, что угодно.

Ее он и полюбил.

– У тебя, кажется, температура…

– Неважно.

– Ну как же, – Белла помотала головой, с робостью, но все же явным желанием погладив композитора по щеке, – очень даже важно. Позволь мне тоже позаботится о тебе.

В душе Эдварда потеплело, а сердце забилось быстрее. Забилось от ее слов и подсказало кое-что, о чем нельзя было забывать. Что сейчас как никогда было нужно.

– Хорошо. Но сначала я хочу тебе кое-что показать, – вспомнив о безотлагательно важном деле, способном сделать сегодняшний день лучшим за все его существование, попросил Каллен.

Не сопротивляющаяся Изза без опаски кивнула. А поднявшись, крепко переплела свои пальцы с пальцами композитора – больше не хотела отпускать.

– Конечно же…

С легким волнением, какого не испытывал уже давно, с капелькой смущения, закравшейся на лицо в виде румянца, Эдвард привел Беллу в гостиную. Усадил на кресло, стоящее рядышком с роялем. Придвинул круглую табуретку к инструменту, незаметно размял пальцы... и заиграл. Ту песню, ту мелодию, что стала ее. Колыбельную.