Текст книги "Полтора метра счастья (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
– Откуда такие познания в соблазнении мужчин? – приподняла я брови, дивясь отповеди знакомой.
– В теории – я богиня, на практике – полный лох. По крайней мере, методики мои работали всегда, а вот сама реализовывать я их не умею.
– Но у тебя же всё-таки есть парень, – заметила Элис. Анджелина откусила пирожное и облизала крем с губ.
– Это случайность. Я почему и говорю, не карауль ты свою судьбу, когда стоишь настороже – она боится подойти. Вот ты бы попёрлась туда, где кто-то на смотровой вышке стоит с винтовкой и зорко следит за всем, что приближается? Нет же? Так и любовь. Ты её пугаешь.
Элис задумалась над словами нашего теоретика, и на какое-то время действительно забыла обо всех представителях противоположного пола, понуро уставившись в кружку.
– Давайте в кино как-нибудь сходим? – предложила Анджелина. – Или соберёмся и посмотрим что-нибудь старенькое.
– Какие ты любишь фильмы? – спросила я в поисках очередных точек соприкосновения.
– Любые! Я обожаю кино. Впрочем, да, наверное, предпочтение есть: приключения и фантастика. С супергероями всякими. У меня дома в Сеуле даже была игрушка в виде Железного человека. Не в человеческий рост, конечно, но я всё равно его с собой в постель брала, я пускала слюни на персонажа Тони Старка.
– О, да, я тоже люблю фильмы «Марвела»! – оживилась Элис. – Там все такие крутые, где таких в жизни найдёшь? Да и это лучше, чем всякие романтичные мелодрамы, где я завидую каждый эпизод. А впрочем, – едва окрылившись, опустила плечи девушка, – даже Халка кто-то любит, а меня – нет.
– Это был камень в мой огород? – засмеялась Анджелина.
– Нет-нет! Ты что, я о своём, о больном…
– Шилла, а у тебя там есть любимый герой? – полюбопытствовала наша помощница повара. Подавив смущенно-зажравшуюся ухмылочку и опустив взгляд к своему чизкейку, я пробормотала:
– Мой любимый герой – мой Хим, круче я не встречала.
– Вот бы мне так влюбиться в какого-нибудь заштатного системного администратора, и сгорать от страсти, – вздохнула Элис, никогда не скрывавшая от меня, что считает моего мужа непримечательным, серым, скучным компьютерным задротом. – С такими спокойнее, на них никто не покусится, и они слишком вялые, чтобы бегать на сторону. Но как назло тянет к альфачам от которых одни слёзы и беды.
– А как же сексуальное удовольствие? – захихикала Анджелина.
– Да, но потом – слёзы.
– А после них опять улыбки и радости, и свежие впечатления, по-моему, ты слишком концентрируешься на несчастьях.
– Она права, – подтвердила я, – забей, просто забей уже на поиск идеального романа. Я знакомила тебя с классным парнем, Энтони, но ты его не оценила. Сделай что-нибудь со своими вкусами.
– Вкусы не изменишь, – обречено махнула Элис.
– Может быть, а вот отношение к происходящему изменить можно, – заявила Анджелина. – А вообще, в качестве эксперимента, я бы на твоём месте попробовала встречаться с тем, кто изначально не в твоём вкусе. А вдруг получится?
– Не думаю…
– Так, давай я выберу сейчас кого-нибудь из толпы, и мы тебя с ним познакомим?
– Что? Как это? – замерла испугано Элис.
– Вот так, подойдёшь, и познакомишься. Или, хочешь, я с ним познакомлюсь и приведу к тебе?
– Нет, пожалуйста, ты что! Не надо, я умру со стыда, я под стол залезу!
– Да хватит тебе, в этом нет ничего страшного.
– Анджелина, нет, прошу! – схватила её на всякий случай за руку Элис, чтобы та не ушла исполнять угрозу.
– Эх, если вот так трусить, никогда ничего и не перепадёт. – Снова взявшись за пирожное, девушка остановилась, развеселившись. – Блин, представляю, если бы я начала кадрить кого-то, а тут Бобби зашёл. Как бы я ему объяснила, что это игра во второго пилота?
– Он ревнивый? – спросила я.
– Бобби? Не знаю, не случалось проверить, – продолжала она посмеиваться над собой, – на меня как-то никто не слетается, чтобы заставить его волноваться. А у тебя муж? Ревнивый?
– Очень. Думаю, люлей бы я за такое дома отхватила…
– Лучше люлей отхватывать, чем вообще без никого, – вставила Элис.
– А давно ты замужем? – поинтересовалась Анджелина у меня.
– Почти три года.
– Детей не думаете заводить? – Без задней мысли задала она вопрос, но я на секунду застыла. Элис, знавшая мою проблему, поспешила выступить в роли щита:
– Это личное дело, такие вопросы нельзя задавать…
– Всё в порядке, Элис, – улыбнувшись им обеим, я почувствовала, как меня отпустила щемящая хватка, и я вполне владею собой, в состоянии обсуждать эту тему без боли. Я посмотрела на Анджелину. – Я не могу родить. У меня бесплодие. И это не лечится.
Я стала ждать неприятных успокоений или слов поддержки из тех, за которые хочется дать в морду. Но девушка, с пониманием покивав, вдруг вдохновленно заявила:
– Я всегда хотела делать что-нибудь полезное для людей, и вдруг поняла, что я могу делать! Надо стать суррогатной матерью, это, кажется, очень благородное и доброе дело, как считаете?
Удивленная, я пожала плечами:
– Но разве так просто произвести на свет ребёнка, а потом отдать его?..
– Не знаю, отдают же как-то? – Анджелина облизала ложку и, отставив пустую тарелку, подвинула к себе вторую порцию, которой предусмотрительно запаслась. – Да и если вдруг, например, своему кому-то ребёнка делаешь, он же всё равно перед глазами будет расти.
– А если захочется обратно забрать?
– Ну… тогда надо сначала своими обзавестись, чтобы ещё на одного не тянуло. Когда у самого что-то уже есть, проще делиться с другими. Хм, – задумчиво принялась жевать она, – надо с Бобби обсудить этот вопрос.
– У тебя всегда всё так просто, – подперев ладонью щёку, посмотрела на неё Элис.
– А кто тебе мешает не усложнять?
– Жизнь мне мешает. Я бы и рада, чтоб всё было просто, но разве я виновата?
– В любых отношениях виноваты двое, – нравоучительно подняла палец Анджелина. – И в твоих с жизнью тоже.
– В наших отношениях меня имеют, как хотят.
– Смотрела «Короля льва»? – спросила девчонка и тотчас пояснила: – Мультики я люблю тоже. Так вот, там как говорилось? Если мир повернулся к тебе задом, повернись задом к нему.
– Предлагаешь черпать мудрость из мультиков?
– А почему бы и да? Его же люди сочиняли, наверное, не просто так.
Иногда она напоминала мне меня двулетней давности, до того момента, когда на продолжительное время я буквально ушла в депрессию. Но мне хотелось верить, что Анджелине не придётся столкнуться ни с какими трудностями и подвергнуть испытаниям свой оптимизм. Не всегда находится средство, помогающее его не растерять.
Мы заговорились до полуночи, поэтому за мной заехал после своей работы Хим. Заплатив за себя, я встала и сделала шаг в сторону выхода.
– Кого-нибудь подвезти?
– Не, меня Бобби встретит.
– Элис?
– Не надо, я на такси.
– Мы её до него проводим, – пообещала Анджелина. Я махнула им и вышла, найдя чуть в сторонке, у бордюра, нашу машину. Обойдя капот, я села на пассажирское сидение и, прежде чем пристегнуть ремень, поцеловала мужа.
– Привет, заштатный системный администратор.
– Я должен подыграть? – улыбнулся он. – На ночь намечается что-то с ролями и стоп-словами?
Я захихикала.
– Нет, это я так, определила тебя по официальному социальному статусу.
– Ладно. – Вместо того чтобы тронуться, он развернулся ко мне, положив руку на подголовник моего сидения. – Ты же помнишь, что у меня скоро день рождения?
– Ты считаешь, что я могу забыть о подобном? – Я прищурилась, почуяв невнятный подвох. – Погоди, ты что, хочешь попросить какой-то подарок? Это на тебя не похоже, тебе же вообще всегда всё равно, поэтому приятно тебя удивить или порадовать – настоящая головная боль!
– Шилла, но ты ведь не откажешь, если я что-то очень хочу? – У него было такое искреннее и невинное лицо, что я не думала долго:
– Разумеется, не откажу. – Хим взял меня за подбородок, и мягко повернул в сторону задних сидений. Там обнаружилась коробка. Муж щёлкнул в салоне свет, и внутри чётко стал различим маленький рыже-бежевый щенок.
– Я шёл на обед, и нашёл беднягу, кто-то бросил в переулке за нашим офисом.
– Хим… он безумно милый, и… и да, он безумно милый, но Тень, Бенджи? И места у нас ну вообще уже нет.
– А вот теперь перейдём к подарку, – огорошил меня Химчан.
– Как, разве речь шла не о вот этой милахе в коробке?
– Нет, речь шла о новой коробке для всех милах, в том числе и нас с тобой. Я приглядел квартиру неподалёку от той каморки, где мы живём. Отдельная кухня, туалет и ванная раздельно, две уютные комнаты.
Я посмотрела на него с сомнением и мукой неразрешимого выбора. Он знал, как я привязана к нашему жилищу, как мне там здорово от тесноты, всегда скрепляющей нас воедино.
– Ты же знаешь, как я не хочу покидать эту берлогу.
– Знаю, поэтому и прошу вылезти из этой ракушки хотя бы в качестве подарка, иначе тебя оттуда не вытащить.
– Я немного суеверная, а если из-за большего пространства у нас отношения испортятся? Ты сможешь уходить в соседнюю комнату и работать там…
– Торжественно обещаю стучать по клавишам у тебя над ухом.
– А, ну это другой разговор, – улыбнулась я.
– Так что? Поедем завтра смотреть вдвоём? – Я ещё раз покосилась на спящего щенка. Выбрасывать его мы никогда не станем, с той секунды, как его нашёл Хим, его судьба, как члена нашей семьи, уже была предопределена. Но если в нашу комнату привести ещё одну собаку, там образуется дичайший запах животных, и соседки подадут в суд за нарушение санитарных норм.
– Поедем, – сдалась я, за что сразу же получила поцелуй.
– Ура! Спасибо.
Наконец-то пристегнувшись, мы выехали на дорогу и покатили домой, в Бруклин. Я принялась искать плюсы:
– В принципе, вторая комната – это хорошо, если кто-то приедет в гости, то ему будет, где остаться и переночевать. А ещё, если жалко что-то будет выбросить, но оно не будет нужно, то задвинем подальше, и всё. А ещё… – То, как я замолчала, привлекло внимание Хима, он повернулся ко мне и кивнул вопросительно, после чего опять сосредоточился на дороге. – Ещё… Анджелина сегодня сказала, что могла бы быть суррогатной матерью. Вообще, это ведь распространённая система детообеспечения в Штатах…
– Нет, – холодно отрезал Хим.
– Что – нет?
– Я говорил, и повторю: я не хочу детей, Шилла. До встречи с тобой большую часть людей я люто ненавидел, и мало что изменилось с тех пор. Я не люблю людей, понимаешь? И создавать ещё одного – не хочу.
– Но когда мы обсуждали усыновление, ты не был против…
– Как тебе объяснить? Ну, вот например, в буддизме нельзя есть мясо, рыбу, пищу животного происхождения. Почему? Потому что ради этого совершилось убийство. Но если ты приходишь в гости, где тебя не ждали, ты сильно голоден, а хозяева не вегетарианцы, и они кладут тебе кусок курицы на тарелку – ты можешь это съесть, не осквернившись, потому что ради тебя и из-за тебя никто не убит, жизнь уже была отнята, и нет смысла отказываться. Так для меня и с детьми. Ну, хорошо, если кто-то их уже произвёл до меня – пусть, но способствовать появлению ещё одного я не хочу.
– Все золотые помешаны на буддизме? – сменила я тему, видя, что Химчана не вдохновили мои планы, едва появившиеся в зачатке.
– С чего ты взяла?
– Да у Джейды там Санха с ума сходит, хочет сына буддистом воспитать.
– Вступающие в золотые в основном далёкие от религии люди, атеисты. Но цели и задачи золотых укладываются в некоторые концепции буддизма, хоть и образуют независимую философию. Когда начинается моральное обоснование поступков золотого воинства, другие религии просто не подойдут, потому что они рассматривают путь индивидуального спасения по цепочке «безгрешная жизнь» – «попадание в рай». Выступить в них мессией или духовным предводителем – получить анафему, потому что ты покусишься на место Иисуса или Мохамеда. Один – сын божий, другой – последний пророк, и повторения не предусматриваются, они запрещены. Буддизм же не запрещает совершенствоваться хоть до уровня бодхисаттвы, хоть до становления новым буддой – просветленным, он рассматривает спасение человечества, освобождение всех от страданий благими поступками каждого, там оговаривается даже роль животных, чего нет в христианстве или исламе. Меня привлекает именно этот аспект, что касается Санха – не могу сказать за него.
– Как всё сложно, я ничего не понимаю в этих теологических штуках.
– Не заморачивайся.
– И будь глупой? – нахмурила я театрально брови.
– Будь, какой хочешь, – притормозил он на перекрёстке и дотянулся чмокнуть меня в щёку, расслабив тем мою мимику, – всё равно будешь любимой.
Идеальное время
Апрель как обычно проносился, отмечаясь двумя событиями: днём рождения Химчана и Бомми. Девочке исполнилось два годика, и чествовать именинницу приходил всё тот же узкий круг самых близких. После ухода Хима и Шиллы, Херин отправилась мыть посуду, пока за дочками приглядывал Дэниэл. Сандра спала, а виновница торжества сидела на отцовских коленках, с сомнением поглядывая на последний кусок пирога – позариться или нет? Две задутые без маминой помощи свечки, сосчитавшие её годы, лежали рядом на тарелке.
– Ну что, дочь, за лицо? – потряс её на ноге Дэн. – Для отвязных вечеринок ещё рановато, но ты, судя по всему, ждала чего-то большего?
Бомми не обрадовалась подарку Херин, красивому зелёно-жёлтому платьицу, даже примерять его отказалась, закапризничав, что с ней вообще крайне редко случалось. Дэну пришлось отвести её потихоньку в сторону, пообещать купить игрушечный меч, который они видели в детском отделе, и тогда девочка пошла на мировую, вернулась к гостям, к маминому удовлетворению позволила нарядить себя и покружилась под восхищёнными взглядами, заговорщически поглядывая на отца.
– Спать не хочешь? – спросил её Дэниэл. Бомми отвлеклась от пирога и помотала головой, после чего перевела взгляд на папину руку, что её придерживала. Вся в татуировках, она вечно привлекала внимание. Тем более, недавно там появились две новые.
– Два… – нажала она пальцем на выбитую цифру и повела им дальше. – Два… восемь…
– Так, это не два и два, это сколько? – прервал её Дэн, вернув назад, к числу «двадцать два». – Сколько это, Бомми, а?
– Два и два?
– Два и два – это четыре, а это другое число, какое?
Девочка сосредоточенно уставилась на «двадцать два».
– Больше десяти?
– Больше, сладкая. Два раза по десять.
Ребёнок при слове «десять» выставил перед собой руки и посмотрел на пальцы. Ей уже объяснили, что пальцев у неё десять, и по ним можно считать. Она начала загибать их. Досчитала до десяти, разжала, сосчитала заново. Задумалась, впав в стопор.
– Десять и десять. Сколько? – посмотрела она на отца, сдавшись.
– Двадцать, зайка. Десять и десять – это двадцать. А ещё плюс два?
– Двадцать два! – радостно воскликнула Бомми, подняв руки вверх. Дэниэл улыбнулся.
– Верно. Двадцать второй год, восьмой месяц, двадцатое число. Дата рождения нашей Сандры. А выше на строчку? Ну-ка. – Золотой привлёк внимание дочери обратно к цифрам на татуировке. – Кто это у нас родился в апреле двадцать первого года?
– Я! – хлопнула себя по груди Бомми, довольно просияв.
– Точно! Вот вы у меня обе тут, всегда со мной. – Он подмигнул дочери. – Татуировки, касающиеся мамы, папа тебе не будет показывать, ладно? Они не в публичных местах.
– А почему цифры? – как и все дети, не вникающая в непонятные многословные монологи взрослых, Бомми опять затыкала в руку Дэна. – Почему наши рождения?
– Ну, сладенькая, я бы во всю грудь набил и ваши имена, но папина жизнь может вынудить его скрывать всё, что угодно, даже родственные связи, лучше не оставлять таких свидетельств. Мы же не палимся, помнишь, да? Пусть, если что, какие-нибудь засранцы думают, что у меня пароли от сейфов при себе набиты.
– Не палимся! – захохотала Бомми. Ей нравилось это слово, оно напоминало ей слово «пальба», иногда она их путала, но произносить всё равно любила.
– Да, кто знает, может, однажды тебе придётся делать вид, что я не твой отец, и ты вообще меня не знаешь. Нужно быть готовыми ко всему в этой жизни. – Домыв посуду, в комнату вернулась Херин, присаживаясь к мужу и дочери рядышком на диван. Дэн кивнул на неё головой Бомми. – Давай порепетируем, скажи-ка маме, что это за дядя, я его не знаю.
– Господи, чему ты её учишь? – вздохнула Херин.
– Конспирации.
– Зачем? – женщина положила ладонь на спинку дочери и погладила её, словно защищая от невидимых, ненужных забот, которые навязывал той Дэниэл.
– На всякий случай.
– Не надо нам всяких случаев, Дэнни, пожалуйста.
– А я что? Не я же их подстраиваю или хочу, Рин, но жизнь – непредсказуемая штука, судьба иногда подбрасывает сюрпризы…
– Милый, у нас дочери. Девочки. Им не нужно знать всего этого. Если бы родился мальчик, мы бы поговорили, но…
– Если бы Бомми была пацаном, – посерьёзнев, прервал её муж, – и говорить было бы не о чем. Он бы стал золотым.
Херин с продолжительной выдержкой посмотрела ему в глаза, не принимающие возражений, не согласные в данном вопросе ни на какие компромиссы, и, удержав в себе позыв к спору, опустила взгляд. Кивнув, она дотянулась до щеки Дэниэла и поцеловала её.
– Я знаю, милый. Возможно, через год-другой, мы могли бы завести ещё одного ребёнка…
– Нет, – оборвал он жену. – Нет, не обсуждается, Рин, этого больше не будет. Хватит. Ты хочешь, чтобы я умер? Я едва пережил твои роды.
– Эгоист! – расширила глаза Херин, хохотнув в негодовании. – А мне, по-твоему, было легко? Он чуть не умер! А я?
– А ты думаешь, почему я чуть не умер? Господи, родная, когда тебе плохо – мне проще сдохнуть, чем это наблюдать. Я слабый, впечатлительный, хилый мужчинка.
– Мущинка, – повторила Бомми, хлопнув отца по плечу.
– Да-да, я о себе. Видишь? Дочь подтверждает.
– Бомми, твой папа – лицедей, провокатор и манипулятор, иди ко мне, пойдём укладываться спать.
– Не хотю, – обвила она ручками шею Дэна, прижавшись крепче.
– Пора спать, милая, день рождения закончился, гости ушли, уже поздно.
– Спать рано, – упрямо насупилась Бомми.
– Нет, цыплёнок, не рано, – поправив жёлтые рукавчики платьица на ней, приподнял её Дэн, передавая в протянутые материнские руки. – Сандра уже спит, гляди. А тебе я сказку на ночь прочитаю.
– Про воинов? – загорелись её глаза.
– Про них самых. – Девочка поддалась, перехваченная Херин. – А сейчас у бати перекур. Ложись и жди.
Адвокатский кабинет, как бы ни старался его хозяин открывать окно, всё равно давно пропах табаком. Но хотя бы не затягивало дымом. Дэниэл уже докуривал сигарету, когда в дверь вошла супруга. Её походка была немного игривой, а на лице отражалась любящая, нежная улыбка.
– Тебя не дождались, извини. Бомми носилась весь день, как угорелая, видимо, выдохлась и, едва коснулась подушки, уснула.
– Ей я это прощаю, – Дэн затушил окурок, оставив его в пепельнице, и коварно посмотрел на Рин. – Если бы посмела уснуть в кровати, не дождавшись меня, ты, я бы смертельно обиделся.
– Хм, кажется, кого-то любят больше, чем меня? – шутя, прищурилась она и прислонилась бедром к подоконнику, встав рядом с мужем.
– Мадам, я готов доказать обратное. Любые ваши капризы… – Прижав её к подоконнику, Дэн наклонился к её уху, тронув его языком. Херин выгнула спину от удовольствия и положила ладони на его плечи.
– Я не капризная женщина, ты же знаешь, – прошептала она, закусывая губу и давя стон. Муж опустился поцелуями по шее, притиснулся низом живота к возлюбленной, и та ощутила его желание. Чувствуя, как распаляется сама, Рин поднырнула рукой ему под ремень и взялась за член. Дэниэл простонал, схватил подол платья жены и потянул его вверх. Она расстегнула пряжку его ремня и помогла их телам освободиться от помех.
Через час они лежали на полу кабинета, уже не в первый раз захваченные здесь страстью. Рин прикрылась платьем и прижалась к боку Дэниэла, но тот стянул с неё ткань и прижал к себе без всего, продолжая гладить её тело и любоваться им. Его взгляд дошёл до шрама от кесарева и он провёл по нему пальцами. Жена уловила ход его мыслей.
– И всё же, всё хорошо закончилось.
– Да, но дразнить судьбу нельзя. Удача переменчива.
– Дэн! – строго сказала Рин, и он посмотрел ей в лицо. Она приподнялась на локте и, другой рукой, стала указывать на его плечи, ногу, руки, спину, живот, повсюду, где были шрамы, а их было несчётное количество, спрятанных под татуировки или ещё нет. – Если уж говорить об опасностях, то тебе бы тоже следовало прекратить играть с удачей, нет?
– Рин, это совсем другое, не сравнивай.
– Это ничуть не другое!
– Абсолютно.
– Ты только говорил, что любые мои капризы…
– Кроме этого. Это исключено.
– А если я сама хочу ещё ребёнка? Почему нет? – без гнева или упорства, как можно более миролюбиво и вкрадчиво поинтересовалась Херин. – Я же не говорю, что прямо сейчас. Пока Сандра маленькая, конечно, нет, забот хватает, но лет через… пять? – Рин пыталась прочитать эмоции по смурному выражению лица мужа и, читая их, корректировала свои предложения: – Шесть? Семь? Восемь?..
– Вот лет через восемь и поговорим.
– Мне будет почти сорок, – почти смирившись, вздохнула Херин.
– Представь, мне тоже.
– У мужчин с этим всё проще. Тебе хоть семьдесят будет… – Дэниэл поцеловал её, заставив замолчать. Когда их губы разомкнулись, она не попыталась заговорить заново.
– Когда мне будет семьдесят, Бомми и Сандре будет лет по сорок. Они будут замужние дамы – очень надеюсь, что они приведут славных ребят мне в зятья, а не ублюдков каких-нибудь – будут сплавлять мне своих детишек на выходные, а те будут стараться ускользнуть куда-нибудь, чтобы не сидеть с брюзжащим дедом-матершинником. Но что самое важное, рядом со мной будет самая прекрасная, по-прежнему молодая и единственная любимая мной женщина, и в принципе, мне будет плевать, что я там ещё смогу в свои семьдесят лет, разве только эта женщина не потребует, чтобы я исполнил супружеский долг. И этот каприз, поверь, я расшибусь, но выполню.
– Я буду семидесятилетней бабушкой, милый. Какой супружеский долг?
– Не списывай нас со счетов раньше времени. А вдруг мы проживём по сто лет? Это что ж, последние лет тридцать, по-твоему, без секса? Да я первые пятнадцать едва дотерпел.
Херин засмеялась.
– Умеешь ты уговаривать и уводить разговоры в сторону.
– В сторону от чего? Мы о другом разве говорили? – изобразил наивное недоумение Дэниэл.
– Будем считать, что нет.
– Вот я так и подумал, – прикрыв веки, победно расплылся юрист и удовлетворённо замолчал.
– Я люблю тебя, Дэниэл Бан.
– Посмотрим, что ты скажешь в семьдесят, – не открывая глаз, произнёс он, – когда я тебе осточертею.
– Ровно то же самое.
***
Первым, конечно же, в новую квартиру был впущен Бенджамин. Наши соседки, наблюдая вытаскивание коробок и ящиков с вещами, делились приметами и советами, и рекомендовали вперёд себя впустить кота. Что мы и сделали. Потом, на всякий случай, запустили собак, а затем вошли сами. Младшенького питомца, которого подобрал Хим, мы как только не собирались назвать. И День – противопоставив Тени, и Сэм – как символ Америки*. Но в итоге, в результате необъяснимых и невоспроизводимых споров, логических цепочек, шуток, ассоциаций и аналогий, назвали его Ханмун. Вообще-то, в оригинале имя звучало по-английски, Honeymoon – медовый месяц. Но для щенка это было чересчур солидно и неудобно, и всё сократилось до Ханмуна. Так называлась кореизированная форма китайского письменного языка, но это знали мы, корейцы. Для американцев, слышавших кличку собаки, разницы между «Химчан» и «Ханмун» не было, всё звучало, как «эти однотипные азиатские имена».
Все выходные, две недели подряд, мы тратили на то, чтобы расфасовать всё и расставить по местам. Поскольку предыдущую комнату мы снимали с обстановкой, то кровати у нас своей не было. Не купив пока личную, мы бросили матрас на пол и спали на нём. С утра убегали на работу, по вечерам возвращались вымотанные, и было не до продолжения уборки и приведения в порядок жилья. Так что, только выходные и оставались. Сначала это ещё больше убавило во мне оптимизма. Вместо прогулок и походов к друзьям, мы занялись домом, ездили по магазинам, выбирали недостающую мебель, Хим часами таскался по хозяйственному отделу, приобретая чистящие средства, новую швабру, набор шурупов, гвоздей, инструментов, чтобы починить сломанные на кухне жалюзи и развесить накопленные нами фотографии и картинки по стенам. Я в этом ничего не понимала, поэтому либо впустую толкалась рядом, либо отпускала одного, ожидая возвращения в прогулке с собаками.
Комнату, что была побольше, мы решили приспособить под зал-гостевую. Маленькая пусть будет спальней, чтобы мы по-прежнему жили в тесноте, да не в обиде. В просторной будущей гостиной, сбоку от телевизора, на уровне чуть выше моей головы, к стене была прибита полка. Завидев её, я подтащила к ней коробку, выуженную из-под кровати перед переездом, и стала извлекать оттуда сувениры и памятные вещички. Наконец-то, у них будет место, которого не нашлось по предыдущему адресу! Но когда Хим закончил отмывать ванную (она и без того сияла, но с его брезгливостью и щепетильностью, он перемыл, продезинфицировал и вычистил заново каждый угол) и вошёл, его моё занятие не обрадовало.
– Шилла, не расставляй эту шелуху на полку!
– Почему?
– Это пылесборники.
– Это сувениры. – Мы посмотрели друг на друга непонимающими глазами. Я уточнила: – Миленькие предметы, напоминающие о классных моментах жизни. Смотришь на них, и настроение улучшается.
– Ты понимаешь, как неудобно с ними убираться? Нужно каждый поднять, протереть или помыть, протереть под ними, поставить обратно. И так каждый раз.
– Хим, но зачем же тогда мы их покупали?
– Этот вопрос я задавал тебе каждый раз, когда ты хваталась за какую-нибудь фитюльку. Заметь, я не купил из этого ни одной.
– Ну… – Я растерялась и, взяв с полки в руки крайнего оленёнка, меньше моей ладони, повертела его перед Химом. – Заповедник Мохонка. Помнишь, мы увидели там точно такого же? Такой симпатяга! Как я могла пройти мимо?
– Ты сама будешь вычищать их каждую неделю?
Вопрос был риторическим. Убирался и так в основном Хим. Я повесила нос, вернув оленёнка на место. Взяла статуэтку башни Намсан.
– А это привезли ваши с Рин родители на Рождество, как можно оставлять подарки в коробке?
– Но это же ненужные безделушки! Выброси, если тебя тяготит коробка с ними.
– Подарки? Выбросить?! – ахнула я.
– Но если они ненужные?! – изумился Химчан, явно считая, что оглашает прописную истину.
– Это знак внимания! А… а это? – Я схватила пушистую шиншиллу, мягкую игрушку, олицетворяющую меня. – Её тоже выбросить?
– Её оставь, – сдался Хим.
– Оленёнок не хуже. – Чуть не заплакав от огорчения за оленёнка, я положила шиншиллу и взяла с полки миниатюрное, позолоченное изображение памятника танцу «Каннам-стайл». – А это я привезла тебе в память о Сеуле, когда приехала три года назад. Когда мы познакомились, я напросилась, чтобы ты подвёз меня до здания «Эйдж-Хоум», в Каннаме, а это неподалёку. И это выбросить?
– Нет, и это не выбрасывай, – забрал у меня статуэтку Хим и вернул на полку. – Но хотя бы Статую Свободы в стеклянном шаре со снежком можно выкинуть? Мы каждый день можем видеть её в полный рост, зачем она тут?
– Это первое, что я купила, когда прилетела в Нью-Йорк. Ну… из памятного, – призадумалась я. Кажется, первым была вода или мороженое. Точно не помню.
– А этот сухой гербарий?
– Это цветок из моего свадебного венка! Я специально его засушивала… – Я поймала укоризненный и придирчивый взгляд Хима. – Вот, я так и знала, что в новой квартире мы будем ссориться и ругаться! Мы только распаковываем вещи, а уже не можем найти общий язык! Это ужасно, это начало конца, всё, я так и знала!
– Шилла, перестань, – сдулся он и, дотянувшись до моего плеча, привлёк меня к себе. – Всё хорошо. Мы всегда такими были, ты немного человек-хаос, я – чистоплюй…
– Душный чистоплюй, – уточнила я.
– Да, очень душный. Не расстраивайся. – Он убрал от меня руки и поднял их. – Всё, видишь, я ухожу, ставь на полку, что хочешь. Но не перебарщивай.
– Как я узнаю, перебор уже или нет?
– Шилла, – угрожающе прищурился он.
– Ладно, ладно! – покивала я. – Буду стараться. Но ничего не обещаю.
Цветок я выбросила. Набралась храбрости. И ещё какую-то куколку в ханбоке, чёрт знает, откуда взявшуюся, может, я на какой-нибудь местной ярмарке, посвящённой американско-корейской дружбе подцепила? Или в Корейском квартале, когда мы ездили к Эмпайр-стейт-билдинг? В остальном же полка плотно забилась фигурками, талисманами, игрушками. На переднем плане выстроились три фотоснимка в одинаковых рамках: наше парное фото с Химом, фото Рин и Дэна с дочками, которое они сделали буквально месяц назад, и фото Бенджи с Тенью. Они отлично смотрелись, как с календаря. Я опустила лицо к бегающему под ногами Ханмуну.
– Эй, приятель, похоже, кое-кого в семейном альбоме не хватает.
Я поделилась этим вечером с Химом, и мы запланировали Ханмуну фотосессию. Правда, на следующий день, когда я вернулась с работы, три фотоснимка висели прибитыми к стене, освободив немного места на полке. Должна была признать, так выглядело лучше. А спустя ещё дней пять, когда приплелась пораньше, я обнаружила Хима с тазиком воды и тканевой салфеткой, молча протирающего каждый изгиб каждой вещицы, что стояла на полке. Виновато постояв на пороге комнаты, я подождала, скажет ли он что-нибудь? Муж посмотрел на меня исподлобья, промолчал, и вернулся к своему занятию. Приблизившись к нему на цыпочках, я обняла его сзади за шею и чмокнула в ухо.
– Ты знаешь, что ты идеальный мужик?
– Ещё и крутой, – добавил он.
– Это неоспоримая составляющая идеальности. – Я постояла так некоторое время, наблюдая, как ловко и умело орудуют его руки. Статуэтки выставлялись в ряд, помытые и без пыли, как сменные патроны. На какое-то мгновение я представила, что он ухаживает за своим прицельником, тщательно проверяя детали и исправность. Да, если бы Хим не был таким дотошным, он бы не стал киллером. Если бы я не была такой беспорядочной, я бы не проработала проституткой и дня. – Я плохая жена, да?
– Ты ещё маленькая жена, – спокойно сказал он.
– Разочарую, но я уже не вырасту, – посмеялась я.
– Моё счастье! За мелким учредителем бардака я ещё уберу, а что бы я делал с большим? – обернулся он, ухмыляясь. Поставив последний сувенир на место, он развернулся весь, прямо на табурете, и привлёк меня к себе. – Ну что, кнопка, пойдём где-нибудь кофе выпьем?
– Я пока ещё едва дорогу до метро нахожу! Ничего тут не знаю…
– Шилла, мы переехали на две улицы северо-восточнее. И ближе к метро.
– С моим топографическим кретинизмом – это беда! Я буду привыкать ориентироваться ещё год. – Мой взгляд нащупал окно и посмотрел как бы наружу, на улицу. – Но вид мне нравится. То, что квартира угловая – блеск! Сразу в две стороны смотреть можно.
