Текст книги "Полтора метра счастья (СИ)"

Автор книги: AlmaZa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Да, не хотелось. – Сведя ноги вместе, отвернула лицо в профиль она. Около пяти секунд они продержались, после чего адвокат схватил её служащую барьером руку, расцеловал и бросился снимать с неё всю одежду. Рин развела колени, обхватив ими подтянутое татуированное тело Дэна. – Как же я скучала эти три дня…

– Я сам себе места не находил! Ни одна кровать без тебя удобной быть не может, ни одно утро не может быть добрым без твоей улыбки. – Он вновь и вновь целовал её. – Как же я люблю тебя, больше жизни, больше всего на свете, любимая… моё счастье, моя Вселенная…

После соединения, они лежали под простыней, сплетая руки, играя пальцами друг друга, обмениваясь поцелуями и наслаждаясь не только телами друг друга, но и чем-то большим, чем-то, что жило в них. Это были удивительные мгновения, доступные только тем, чьи души подходят одна ко второй до самой глубины. Каждое касание, когда кожа трогает кожу, отдаётся неописуемым ощущением полной гармонии, как будто в организме восстановилась давно утерянная часть, и теперь, обретя недостающий фрагмент, всё существо превращается в совершенное, радостное, довольное воплощение любви.

– Прости, что опять отлучался от тебя, – пробормотал Дэн, гладя голые гладкие плечи, водя пальцами по ключицам. – Но честно, мне самому это приносит такие страдания, что я наказываю себя сам этими разлуками.

– Жаль, что ты был в Макао, а не Сеуле.

– Ты хотела что-то передать родителям?

– Нет, мы с Шиллой волновались за Джело. Я надеялась, что ты его повидаешь, может. Я его хоть и не очень знаю, но всё равно переживаю за мальчика. По рассказам я знаю, что он благородный юноша.

– Я не был в Сеуле, но знаю, что с ним ничего не случилось.

– Сунён с ним?

– Нет, эта дурочка была в Корее, но вроде бы скоро собирается вернуться сюда.

– Не называй её дурочкой. Она ведь просто влюблена. – Херин знала всё, что происходило у знакомых и друзей от Дэна. Всё, кроме его дел с бандой. Он не любил держать секреты от жены, и с радостью делился всем, чем мог, но то, что было тайной давней и ему не принадлежащей, к тому же, не приносящей покой, если её раскрыть, то он предпочитал оставлять за чертой искренности.

– Я же любя. Сунён хоть и чудная, но родня, так что я отношусь к ней с теплом. – Дэниэл ласково потрогал живот Херин. – Тётя из неё будет отличная, научит нашего парня метко пулять из прицельника.

– Кто тебе сказал, что будет парень? А если ещё девочка?

– Ну нет, ты разве не знаешь, что дочери – это ювелирная работа? Второй раз я был далек от деликатности и щепетильности в производстве, так что если будет дочь, я заподозрю тебя в порочных связях с одним знакомым ювелиром. Я юрист – у меня должен быть сын.

– Я ещё буду виновата? – ахнула Херин, веселясь. – А, с тобой спорить бесполезно. Ты же любые дела выигрываешь, так что заранее сознаюсь во всех грехах.

– Грехи? У тебя? Я никогда не поверю, что у тебя есть хоть один. Ты же… – «Святая» хотел сказать Дэниэл, но увидел, что Рин, закрыв глаза, уже дремлет на его предплечье, поэтому только поправил на ней покрывало и, не рискуя снова целовать, чтобы не разбудить, пристроился рядом, не шевеля рукой. Он дома. Беззвучное дыхание жены и посапывание дочери в кроватке неподалеку. Теперь и самому можно спокойно поспать.

Дети

Весна пробуждалась в полную силу, ветви деревьев зеленели изо дня в день. Поздравив с утра Хима подарком и завтраком, и сексом в придачу, с днем рождения, я вытащила его на улицу, гулять с Тенью вместе со мной. В чёрной футболке, которую я подарила ему по какому-то случаю, годовщины знакомства, Дня святого Патрика или Всемирного Дня животных, не помню, с надписью белыми буквами «Real man», чья аббревиатура рождала начальные буквы его давнего преступного прозвища*, Хим крепко держал поводок, без которого собак выгуливать нельзя, хотя Тень, если не дать ей команду, самое безобидное создание в мире. После Хима, конечно. Если его не злить, он тоже лапочка.

По своей Ремсен-авеню, на которой жили, двигаясь на север с легким отклонением на запад, мы дошли до двойного перекрестка, пересекли его и свернули на бульвар Эмпайр, на углу, где размещался магазинчик одежды и аксессуаров «всё по 10 долларов». Если бы мы свернули направо, на восток, а не налево, то там, совсем рядом, был небольшой парк, с площадками для баскетбола и газонной площадкой для различных занятий спортом и чем ещё захочется, вплоть до выгула домашних животных, но Хим потащил меня через весь Эмпайр в Парк Проспект, до которого было два с лишним километра.

– Почему так далеко? – возмутилась я, сунув руки в карманы балахона, которые были расположены, как сумка у кенгуру, на животе. Розовыми кедами я перебирала несколько быстрее, чем Хим своими черными найковскими кроссовками, потому что ножки мои были куда короче, чем его, а Тень увлечено тянула вперед, любя быстрые прогулки.

– Потому что ходить полезно. А мне надо немного скинуть то, что набрал за зиму.

– А мне нравится, – улыбнулась я.

– Может, я и стал мягче и удобнее, как подушка, но для дел мне нужна большая грациозность.

– Ну ладно, – вздохнув, я натянула капюшон на голову, потянув его за шнурки. – Но я даже не накрасилась, а ты меня через пол-Бруклина тащишь!

– Для кого это ты краситься собралась? – потянул Хим капюшон обратно, и он сполз с головы, опять открыв мою светлую стрижку, растрепавшуюся из-за возни капюшона. Я пригладилась движением умывающегося котенка.

– Ни для кого. Люди вокруг ходят, что ж мне, стрёмненькой выглядеть?

– В каком месте ты стремненькая? Прекрати. – Химчан обнял меня свободной рукой, загребая подмышку, и поцеловал в висок. Он до сих пор боролся с моей привычкой слишком ярко краситься. Помимо того, что когда-то я использовала макияж, чтобы выглядеть старше, я вообще не очень чувствовала меру, когда начинала накладывать тушь, тени, помаду. Устроившись в престижный ресторан, мне, разумеется, понадобилось приобрести вкус и тонкость в подобных делах, с чем помогала Рин, или же муж, куда лучше меня видевший, когда случался перебор.

Вдоль краснокирпичных двух-пяти этажных жилых домов, мы топали достаточно долго, пока улица не стала оживляться, не начались бутики и забегаловки на первых этажах. После бруклинского госпиталя почти сплошь все окна заняли витрины магазинов. Машины мимо проезжали не очень быстро, соблюдая скоростной режим спального района. Возле автозаправки пахнуло бензином и машинным маслом. Тень с интересом обнюхивала люки и столбы, или какие-нибудь сорвавшиеся с них бумажные объявления. Уходящие в сторону переулки по стенам рябили граффити. Когда впереди завиднелся парк, я уже почти устала.

– Ты хоть понимаешь, что обратно нам столько же идти? – жаловалась я, прижимаясь к плечу Химчана.

– Мы ещё и тут побродим.

– Издеваешься, – простонала я, но шла дальше.

– Чем тебя взбодрить? Мороженым? Кофе?

– Боюсь, по утрам я несмотря ни на что не становлюсь резвее. – Хим наклонился к моему уху:

– А в кровати всё выглядело совсем иначе.

– Ну, то совсем другое, – заговорщически расплылась я. – Ты предлагаешь потрахаться прямо в парке? – В отличие от большинства пар, у нас не было одной главной проблемы – предохранения. Не нужно было запасаться презервативами, рассчитывать овуляцию, мучиться походами по гинекологам, вставляя спирали, колпачки. Мы могли в любую минуту, когда нам захочется заниматься любовью, что было приличным таким бонусом, хоть как-то скрашивающим моё бесплодие. Иногда я повторяла себе, что это очень удобно, и в какой-то степени радовалась. С нашей сексуальной ненасытностью, которая не проходила уже второй год, это было не лишним, стоило признать.

– Нет, ты же знаешь, я не люблю, когда посторонние глаза могут залезть в моё личное. – Химчан улыбнулся сдержаннее, но хитрее. – Да и привык убирать свидетелей.

– Ладно, пощадим бедных старушек и мамочек, которые там гуляют. И в моральном, и в физическом смысле. – Мы прошли несколько метров. – Хотя последних иногда щадить не хочется. Такие они зазнавшиеся твари. Думают, что если родили, то стали героинями, а все остальные – бесполезное говно, – злобное, накопившееся за продолжительное время, слетело ненавистническое мнение с моих губ. Я пожалела об этом сразу же, и замолчала. Недавно, выбежав в обед на работе в супермаркет, чтобы купить еду на ужин, домой, в том числе молока и крупы, чтобы сварить Тени здоровую пищу, а не покупной корм, мне пришлось встать к кассе в длинный ряд покупателей, где уступил очередь пожилой мужчина, сказав: «Наверное, молодая мамочка торопится, пока уложила малыша?». Он улыбался, а мне хотелось его убить. То есть, если я не молодая мамочка, то никакого права на снисхождение не имею? А до этого я шла из университета к автобусной остановке, уставшая после смены, длившейся до поздней ночи, отсидевшая четыре пары, засыпающая, вошла в автобус и села, однако не прошло и минуты, как меня стала толкать зрелая женщина, указывая на мать с ребенком лет двух, и призывая уступить им место. Я уступила, хотя мать и ребенок явно катались по городу просто так, проводя как-то выходной день. У мальчика в руке был воздушный шарик, из МакДональдса или аттракционов. И разнообразных случаев, связанных вот с такими вещами в моей жизни почему-то было очень много. Другие бы не обращали на них внимания, а я не могла. Мне это постоянно залезало в душу, вытрясая её. Это напоминало ситуацию с сексуальными меньшинствами, которые постоянно добивались каких-то поблажек и требовали больше, больше, больше, иногда ущемляя здоровое большинство. Почему какие-то категории вдруг становятся приоритетными и обладающими повышенным статусом? Это что, фикция была, когда боролись за свободу и равенство? Да нет никакого равенства. Я как-то толковала об этом с Дэном, он был абсолютно согласен. Если ты нормален, здоров, адекватен и среднестатистически ничем не выделяешься, то ты не заслуживаешь поблажек, снисхождения, жалости, понимания. Для этого нужно плакаться, жаловаться, обладать какой-то ущербностью. Или ребенком. Ладно, я просто уже утрирую, становясь комком ярости.

– Кнопка, давай остановимся на том, что обладать репродуктивной функцией – это не талант. Это способность женского организма, не всякого, конечно, но многих. И если кто-то этим слишком кичится, значит, ничего другого просто не умеет.

– А я, не умея этого, что умею вообще? – хмуро, стараясь не ныть интонацией, спросила я.

– По крайней мере, думать и здраво мыслить, в отличие от них.

– Нет, вряд ли. Я глупая.

– Шилла. – Мы дошли до парка, где было несколько прохладнее. Химчан спустил Тень с поводка, дав пробежаться, и взял меня за руки. – Не надо сравнивать себя с другими, не надо искать чего-то того же, что есть у других. Главное то, что есть у нас, какие мы друг для друга. Я не говорю, что не хочу больше от тебя всего этого слышать. Пожалуйста, если тебя тревожит и тяготит это, делись со мной и выговаривайся чаще, но не зацикливайся на этом. Я твой муж, и я тот единственный человек, который должен знать все твои проблемы, и решать их. Ну а то, что мы не в силах решить – надо постараться забыть. Послать к черту.

– Спасибо, – поблагодарила я его, обняв. – Я люблю тебя, самый лучший муж.

– И я тебя, моя маленькая лучшая жена.

Отказавшись от пышного праздника, Химчан заказал столик на теплоходе, что ходил по Гудзону, и пригласил только Дэна и Рин с Бомми. Наверное, в этом он был прав – по-семейному мы посидели очень хорошо, никто не мешал нам, а глядя на Херин и Бомми я вовсе не испытывала неприязни или зависти. Я любила свою крестницу, и Рин. Она была прекрасной матерью и мудрой женщиной, возможно, поэтому не могла вызывать негативных чувств. Я вообще не знаю, кто бы мог её не любить? Как сообщил мне Хим, ею был увлечен даже мой бывший сутенер Ти Сол. А тот мерзавец Коул, что хотел на ней жениться? Нет, всё-таки Дэниэл урвал золотой кусок, всем мужикам на зависть и, кажется, в полной мере ощущал это, потому что, когда смотрел на жену или находился рядом с ней, не только излучал не имеющую границ любовь, но и разваливался в такой императорской позе на стуле, оглядывая присутствующих, словно хозяин чего-то эксклюзивного, балдеющего от того, что захватил во владение то, что другим никогда не достанется. В нашем супружеском дуэте такое поведение было присуще скорее мне. Химчан идеален. Ему исполнилось тридцать, он ровно на столько и выглядел. Прекрасный возраст для мужчины, прекрасный мужчина. Я хочу, чтобы он всегда был счастлив, и если я смогу делать его таким, то других талантов мне не нужно.

* * *

В начале лета вернулась Сунён. Она как-то заглянула к нам, сказав Химу, что прилетела с человеком, который знал их отца и мать. Брат с сестрой уехали куда-то на весь вечер, а когда Химчан вернулся, то был под большим впечатлением, рассказывая мне о том, что поведал ему друг молодости его покойного отца. Я с азартом слушала о молодости легендарного Джунвона, чья деятельность перевернула жизни многих людей, о том, как он со своим братом – отцом Дэниэла – провел детство и отрочество в буддийском монастыре, будучи сиротой, как теперь и его сын. Дед Химчана и Дэна погиб во Вьетнаме, в составе одной из южнокорейских дивизий, посланных страной на помощь США, а бабушка была так бедна, что посчитала невозможным обеспечить двух сыновей, поэтому отдала их монахам. Дед, конечно, не был военным, а выполнял там свою миссию, пытаясь остановить напрасную резню мирного населения, и работал скорее против Штатов, а не на них, но в результате был убит, а уж как именно – неизвестно. Либо это была обычная пуля вражеского солдата, либо метились именно в него, зная, кем он является.

Мужчина рассказал Химу о его матери, какой та была красивой и чувствительной девушкой, что, узнав о занятиях Джунвона – а он убивал людей, как и его дети теперь, – испугалась и скрылась, хотя оказалась в положении. Джунвона тогда посадили, и он не смог разыскать её, а когда вышел – она была мертва, не выдержав родов. Химчан так бережно пересказывал все слова, словно они были сокровищами. Память о настоящих родителях, которых он никогда не знал, была для него очень дорога. Я хотя бы маленькой девочкой застала маму, а папу потеряла в четырнадцать, а Хим вырос у других людей, родителей Рин, пусть и замечательных, но всё же по крови чужих. Правда, сейчас у него были Сунён и Дэн, а у меня – никого.

Лето шло весело, и, пусть я ещё вспоминала о Джело и волновалась, как он там? всё-таки постепенно вина за его судьбу угасала. Я не решалась спрашивать у Сунён о том, как мой бывший? Девушка, вернувшись в Нью-Йорк, в основном общалась с Энтони, и мы видели их не часто. Мой день рождения, годовщина свадьбы, небольшой отпуск. Жизнь вновь стала казаться восхитительной, каждый свободный день мы с Химом не сидели на месте, а ехали куда-нибудь, смотрели что-то новое, посещали музеи, рестораны, пригороды, пляжи, Брайтон был изучен нами от и до, от залива Раритан до самого Коннектикута мы обошли все мало-мальски любопытные уголки и места. Подобрали бездомного котенка, задумались о том, а не открыть ли частный приют для животных? В Сеуле Хим постоянно разводил дома зверятник, а тут нам не позволяла жилая площадь. В связи с этим мы, наконец, всерьёз задумались расширить свои квадратные метры.

* * *

В одно жаркое августовское воскресное утро, так что не хотелось расшторивать окно, чтобы лучи солнца не опаляли, я была разбужена смской, хотя упорно не желала открывать глаза, пока Хим возился с завтраком. Сегодня была его очередь. Дотянувшись до мобильного, я увидела имя Джейды и открыла сообщение, в котором коротко, короче, чем череда восклицательных знаков, слова кричали: «Мы родили!!!!!!!!!!! Мальчик!!!!!!!!!». Туго соображая, я всё же осознала, о чём идёт речь и, подскочив, прокричала на всю комнату, так что Тень поднялась и засуетилась вокруг кровати:

– Ура! У Джейды и Санха сын! – Хим, подняв брови, радостно закивал, облизывая поварешку.

– Здорово! Надо поехать, навестить. Они в роддоме?

– Сейчас узнаем. – Я принялась набирать текст, входя в переписку с Джейдой. Мне представлялось, что роженицы обычно обессилены и не в состоянии ничего делать несколько часов, кроме как спать. Но Джейда писала сама, оживленная, довольная и торжествующая. «Как там молодой папаша?» – уточнила я. «Прётся» – с подмигивающими смайлами ответила подруга. Они были в больнице, и мы стали собираться, чтобы повидать их. Последний раз мы встречались на мой день рождения, когда Джейда была похожа на две себя прежних по периметру.

Вскоре мы уже были в Джерси, и я, держа в руках тугой бледно-голубой сверток, килограммов под пять, смотрела в шевелящее губками личико своего будущего крестника. Санха, опершись локтем на тумбочку возле постели Джейды, жевал жвачку с таким самодовольным видом, будто открыл производство «майбахов» и с конвейера только что сошёл первый удачный экземпляр. Его по-волчьи хищные черные глаза перемещались с жены на сына и обратно, не понятно на чём останавливаясь с большим удовлетворением.

– Тяжелый какой, – в сравнении с Бомми, которую когда-то так же держала, сказала я.

– Мужик, – лаконично объяснил Санха.

– Как ты себя чувствуешь? – вернулась я к Джейде, подпихнувшей себе под спину подушку. Живот уже пропал, но легкая полнота беременности ещё оставалась. Она вся была такой пышущей и задорной, что вопрос был риторическим.

– Я бы уже домой поехала, чего мне тут ловить? Тут телека нет в палате даже, – капризно дернула она носом.

– Положено, – свел брови Санха. – Потерпишь без сериалов недельку.

– Недельку?! Да я тут с катушек съеду, – расстроилась Джейда, забирая у меня сына. Я, с чувством глубокой ответственности, осторожно передала ей его. – Шилла, ты же побудешь со мной? А то скука смертная.

– Конечно, а… Санха? – Тот направился на выход, кивнув Химу.

– Я за цветами, – на пороге притормозил он. – Что там ещё положено дарить?

– Золото, – с заявкой выдала молодая мама.

– Это логично, – без пререканий согласился Санха и, указывая глазами на ребенка, сказал Химчану: – В нашем полку прибыло. – Мужчины вышли, оставив нас вдвоём. Я опять посмотрела на гордящуюся собой девушку. Не показушно, как когда-то могла бы, а с чувством качественно выполненного долга.

– Как всё прошло? Трудно было?

– Да не сказала бы. – Джейда погладила по тонким черным волосикам младенца, собравшегося заснуть. – Почти как девственности лишалась. Правда, я уже не помню толком, как это было, – засмеялась она. – Ой, да это всё ерунда, вот как теперь ухаживать за ним и воспитывать – ума не приложу. Я не чувствую себя достаточно… взрослой что ли. – И это несмотря на то, что Джейда была старше меня на два года. – Ты же уже тренировалась на одной крестнице, поможешь мне, если что?

– С удовольствием, – улыбнулась я. А что мне ещё оставалось делать? Мальчишка Санха и Джейды выглядел менее хрупким, чем Бомми, но всё равно был новорожденным, а это требует повышенного внимания и сноровки, которых, я боялась, в моей подруге пока не было.

Мужья вернулись часа через два. Санха, поставив корзину с фруктами, подошёл к своей возлюбленной и застегнул на её шее не очень тонкую золотую цепочку.

– Спасибо за сына, – сказал он ей и поцеловал не по-нежному, без сентиментальности, в губы и в засос. Джейда охотно отозвалась. Я почувствовала, что мы уже становимся лишними.

– Что ж, мы завтра ещё заглянем, хорошо? Вечером, перед работой, – пообещала я, и мы, попрощавшись, ушли.

Добравшись домой, я погрузилась в задумчивость. Химчан понимал причину, поглядывая на меня. Джейде я, всё-таки, немного завидовала. Так просто у неё всё… Но потом я опять и опять говорила себе, что они это заслужили, им было ничуть не легче, чем нам, и зависть рассасывалась. Меня никогда не бросали мужчины, а её первый опыт закончился тем, что парень изменил ей, буквально вышвырнув из своей жизни, и она, юная и глупая, назло ему стала проституткой, будто ему было до этого дело. Там она и увязла, а когда встретила Санха, работавшего смотрящим, никак не могла вернуть время вспять. Родители от неё отказались, узнав, кем она стала. Но, к счастью, всё благополучно закончилось. Я мешала сахар в чае, размышляя о судьбах и жизнях, когда зазвонил телефон Хима. Он оторвался от рубашки, которую гладил себе на работу, и поднял.

– Алло? Да, дома. Хорошо, да, приедем. – Я вышла из омута мыслей, оборачиваясь к нему. – В какой именно едете? Ждите. – Химчан отложил трубку, тоже повернулся ко мне. – У Рин начались схватки, Дэн просит приехать и взять Бомми, присмотреть за ней. – Я подскочила. Вот уж верно наши дамы предполагали, что в один день разрешатся!

Хорошо, что ещё не успели начать готовиться ко сну, мы были одетые и спешно выбежали с Химом из подъезда, ворвавшись в машину, будто обокрали банк, и надо было скрываться от погони. Движение было не плотное, но и не свободное. Моментально добраться не получалось. Дэниэл назвал адрес роддома, в котором заранее оплатил услуги врачей и одиночную палату со всеми условиями. Я испытывала какое-то внутреннее волнение, даже тревогу. Если бы Джейда заранее сказала, что начинает рожать, я бы тоже, может, перепугалась, но задним числом всё обставилось мило и безопасно. А от схваток Херин меня саму будто начало крутить.

Поглядывая на время, мы приехали на Манхэттен. Близилась ночь. Дорогая клиника для людей с деньгами встретила нас охраной и услужливым персоналом, которому пришлось объяснять, к кому мы и по какому поводу. «Да, господин Бан с супругой уже прибыли, поднимитесь на третий этаж». Минуя лифт, мы взмыли по лестнице – не так уж и высоко.

Почти безлюдный коридор явил нам Дэна, сидевшего на мягкой скамейке рядом с коляской. Услышав шаги, он повернулся в нашу сторону и встал. Химчан первым подошёл к нему, протянув руку. Я с беспокойством посмотрела на Дэна, чьё лицо, бледное от волнения, выдающее нешуточные эмоции, которыми он был полон, старалось быть каменным, но не выходило. И я никогда прежде не видела, чтобы Дэниэл не мог сдержать эмоции.

– Где Рин? – спросил Хим. Он любил её, как родную сестру, больше, чем сводную – Сунён, всё-таки с Херин они выросли вместе, и именно из-за неё ему пришлось стать преступником.

– В родильном отделении… или операционной, я не знаю, как это называется правильно, – указал мужчина на двойные плотно закрытые двери. Из-за них раздался стон, и Дэн дернулся так, будто в него выстрелили со спины. Сделав два нервных шага по направлению к тем дверям, он сжал кулаки и прислушался. Тишина. Повернулся обратно. – Посидите с Бомми, ладно? – Я подтянула к себе коляску с бодрствующей девочкой, садясь на скамейку.

– А ты куда денешься? – задала я вопрос кузену мужа.

– Нет-нет, никуда. Я здесь, – попытался успокоиться он, присев ко мне. Химчан отошёл к противоположной стенке и облокотился о неё спиной. Бомми чмокала пустышкой. Мы стали сидеть молча. Дэн посматривал на наручные часы. Раздался ещё один стон, уже более громкий. Дэниэл подскочил, заходив туда-сюда, потому что приглушенные звуки, обличающие болезненные ощущения, долетали от Рин. Адвокат достал сигареты и закурил. Я огляделась вокруг, больница же, вряд ли здесь можно? Но ничего не стала говорить ему, и Хим не раскрыл рта. А вот медсестра, через минуту показавшаяся в коридоре, обратилась к Дэну:

– Здесь нельзя курить, мистер. – Получив такой взгляд, какой получила она, я бы уже бежала к канадской границе, но видавшая виды женщина не приняла этого к сведению, поэтому подключился Химчан, оторвавшись от стены и, взяв медсестру за плечи, шепнул ей что-то вкрадчиво на ухо. Та, поджав губы, пошла прочь. Время вновь, казалось, остановилось. Дэн смолил, Хим замер, я старалась улыбаться малышке.

Раздался крик. Он свидетельствовал о куда больших мучениях, и повел за собой продолжительные крики. Бомми захныкала, и я поспешила её достать из коляски и взять на ручки, потому что Дэн уже был у дверей в противоположной от ребенка стороне. Послышались голоса докторов, они советовали роженице дышать глубже, выполнять какие-то упражнения, скорее всего обладающие исключительно психологическим воздействием. Дэниэл схватил ручку и открыл дверь. Оттуда тотчас вылетело два медбрата в бирюзово-белых одеждах, отодвигающих мужчину от заповедного докторского пространства.

– Туда нельзя, там же стерильное помещение!

– Тогда сделайте так, чтобы ей не было больно! – гаркнул Дэн, отшвыривая их от себя и пытаясь успокоиться. – На кой блядский хрен вам платят деньги? Почему ей больно?!

– Господин Бан, через это проходят все женщины, это нормально…

– Заткните себе своё нормально в жопу! – Один медбрат вернулся обратно, и на смену ему вышел главный, судя по всему, врач. Он подошёл к мечущемуся мужу:

– Господин Бан, мы с вами это всё уже проходили. Всё будет хорошо, успокойтесь.

– Ты у меня навсегда успокоишься, если моя жена хоть слезу прольёт! – Доктор в поисках помощи посмотрел на нас. Химчан поспешил к ним, притягивая к себе за локоть Дэна, пытаясь передать тому выдержки. Весь медперсонал вновь скрылся за дверями. Рин закричала, Бомми расплакалась, Дэниэл отвернулся, вцепившись в плечи Хима и уткнувшись в него лбом. – Блядь, я их пристрелю сейчас, расхерачу этих пиздаруких докторишек.

– Дэн, брат, выдохни, всё нормально, – похлопал его по спине Хим. Я укачивала Бомми, тихо-тихо напевая ей песенки, которые та любила. Я боялась привлечь к себе внимание, потому что мне казалось, что Дэн и меня может расхерачить. Рин рассказывала мне, что он был неадекватен, когда она рожала, но я не могла себе представить, что настолько. Это даже не дикий зверь в клетке, Дэн был похож на героинщика в ломке.

Мы просидели в этом мучительном ожидании около двух часов. Стоны, восклицания и всхлипы, то утихающие, то нарастающие крики не прекращались. Дэниэл успел пообещать медленную смерть примерно пяти врачам и ассистентам. Но разрешения ситуации не предвиделось, и я видела что-то серьёзное в глазах выходившего врача. У меня пот пошёл по спине, хотя я умудрилась утихомирить Бомми. Что-то шло не так? Наши с Химчаном глаза встретились. В них тоже был очень нехороший огонек. О чем он думал? Вспоминал свою мать, умершую при родах? Я вспомнила свой сон, в котором меня отговаривала рожать моя покойная мать. Радость и счастье сегодняшнего утра ушли куда-то далеко-далеко, будто их и не было. Больница стала сжимать вокруг нас белые стены.

– Блядь, я не могу больше! – оттолкнул от себя Хима Дэн и ворвался в операционную. Там возник шум и переполох. Его стали вытаскивать оттуда, грозясь вызвать охрану. – Рин, девочка моя, Рин, я здесь, я рядом! – Я украдкой посмотрела туда и увидела, как он вцепился в её руку, и она ответила ему пожатием, после чего его смогли вывести в коридор. Хим подхватил брата, пытаясь удерживать. – Рин, потерпи, Рин, я тут! – кричал он через дверь. Потом, не знаю зачем, выдернул пистолет из кобуры, дрожащей рукой затряся им. Химчан сжал его руку и, пользуясь тем, что Дэн не в себе, выкрутил запястье, отобрав у него оружие.

– Прекрати! Что ты делаешь? – Юрист ничего не ответил, только сполз по стенке на пол и, уткнувшись в колени, заплакал, как ребенок. Я округлила глаза. Дэниэл плачет. Меня затрясло. Он сжал ладони и начал молиться, надрывно, шепча губами так, будто от скорости слов что-то зависело. А время неумолимо пошло дальше. Я обняла Бомми крепче, гладя её по головке.

Херин перестала стонать и кричать. В этом немом коридоре, Дэниэл поднял лицо, шально вперив взор перед собой. Доктор вышел к нам снова, сначала потеряв Дэна, но затем опустив голову и увидев его, на корточках, у стены.

– Мы будем делать кесарево сечение. К сожалению, госпожа Бан не сможет родить сама. Мы сделали ей наркоз. – Безумным взглядом, полным жажды крови, адвокат приковал к себе врача и плавно поднялся, опираясь о стену.

– Делайте. Делайте, что хотите, но чтобы с ней было всё в порядке. – Вытащив бумажник из внутреннего кармана, Дэн сунул его в руку доктора. – На, держи, бери всё, сколько надо, чтобы с ней всё хорошо было?! – конец фразы он уже проорал. Мужчина заботливо оставил бумажник в руке Дэниэла и испарился. Химчан подошёл к Дэну и, обняв его, развернул на себя. Ноги почти не держали юриста, я видела, как они подгибаются, как он хватается за Хима, дрожа и глотая текущие по щекам слезы. Он был белым, как мел, и со слезами смешивался пот. – Хим, обещай пристрелить меня, пожалуйста, если что – пристрели меня, – прошептал он, опадая в руках брата.

– Успокойся! – шикнул на него мой муж, стукнув о стену. – Успокойся! Ничего не случится. Ничего!

Я попыталась отключиться от происходящего, сжимая Бомми. Когда же кончится эта ночь? Не выдерживая сидеть неподвижно, я уже ходила в туалет с девочкой, меняя ей подгузники, ходила в туалет сама. Теперь я опять поднялась, ища окно. Оно виднелось напротив лестницы, с которой мы прибежали. Достигнув его, через стекло я увидела близящийся рассвет. Господи, сколько же это длится! Бедная Рин. Я вернулась на свой сторожевой пост. Бомми уснула у меня на руках. Дэниэл терял последние силы в ожидании, прислушиваясь к каждому звуку за дверями, звон хирургических инструментов, разговор медиков, но уже без жалобных стонов Херин.

Раздался плач ребенка. Я воспрянула духом, подняв голову, но увидев Дэниэла поняла, что для него это не успокоение. Хим придержал его за плечо, чтобы он вновь не сорвался. Лицо его осунулось и высохло, но глаза были красными. Минута, вторая… двери распахнулись и вышел тот самый, ответственный за всё доктор.

– Поздравляем, у вас девочка, – пытаясь приободрить улыбкой, произнес он. Будто не слыша, Дэн спросил:

– Рин? Как моя жена?

– Всё в порядке. Она спит под наркозом. Швы наложили, всё сделали аккуратно. – Медсестра вышла с вопящим запеленатым ребенком. Пройдя мимо неё, Дэниэл упал на колени у кушетки, на которой лежала без сознания Херин, взял её руку, поцеловал её и прильнул к ней щекой. Родившуюся девочку, свою двоюродную племянницу, взял в руки Хим. Я приблизилась к нему, с любопытством разглядывая крошечную малышку, в два раза меньше сына Санха и Джейды, которого мы видели утром.

– Красавица, – шепнула я, держа её старшую сестренку.

– Такая красная, – объективно прокомментировал Химчан. Он долго изучал её, думал о чем-то. Потом поднял лицо и сказал мне не просто серьёзно, а даже как-то сурово: – Я не хочу, чтобы ты рожала. Никогда.

Примечания:

* имеется в виду английская версия – red mask. Шилла при знакомстве с Химчаном в произведении «Шиншилла» называла его Крутым Мужиком, что также соответствовало первыми буквами наименованию Красной Маски. В английском же "real man" соответствует выражению «крутой мужик».