Текст книги "Вор душ (СИ)"

Автор книги: Альма_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Этюд первый ==========

Охотятся за душою куклы воры.

Живо! Закрывайте, люди, шторы!

Смеется кукла, слыша этот вздор.

«Красть проклятую жизнь – какой глупейший спор!»

Чернильный город – так прозвали в народе место, где и началась эта история. Контуры старинных зданий, извилистые дороги и узкие подворотни… Их линии – четкие, резкие – словно выведены рукой умелого художника. Глубокие тени, затемняющие переулки и дальние перекрестки, молочный туман, что стелется по краям дорог и размазывает силуэты домов, как будто вода попала на холст… Только небо, затянутое белой пеленой облаков, контрастом выделяется на фоне Чернильного города. Но чаще на небосклоне нависают тяжелые, заполненные водой тучи, готовые вот-вот просыпаться на город ливнем. Острые вершины башен и куполов церквей, казалось, могут проткнуть эти тучи насквозь, стоит им опуститься чуть ниже. Но из тех обычно сыплется колючий мелкий дождь, будто что-то удерживает саму погоду разразиться наконец грозой.

У автора этой картины как будто бы были при себе только чернила, вот этот город и получился таким – без единого яркого пятнышка. Лишь иногда поутру случалось чудо, и на фоне черно-серых домов рождалась заря и окрашивала нежными цветами все небо. И Чернильный город тогда казался картонным и плоским на фоне разбушевавшегося разнообразия красок позади него.

В такие мгновения хотелось закричать, заставить Город обернуться и впустить на улицы теплые цвета. Но нет. Стекла окон да лужи лишь отражали их, отталкивали. Из-за плотно задернутых штор ни один лучик не проникал в квартиры, а в грязных лужах цвета искажались, тускнели, не передавая настоящих оттенков. Никогда Чернильный город не позволял солнечному свету окрасить улицы.

И люди здесь тоже переняли эту особенность. Все они выглядели такими же блеклыми, словно неразукрашенные картонки. Хмурые, напуганные, редко они выходили из своих домов. А как показывались на улицах, то старались не глядеть друг другу в глаза, прятали лица в воротниках пальто и шли быстро, не оглядываясь. Но вовсе не погода их страшила, как вы уже, верно, догадались. Редко проезжали по мощеным дорогам кареты, редко слышались чужие шаги. А как придет ночь – так и вовсе ни одной живой души не встретишь. Тихо сидят все в своих домах, прячутся, как мыши, думают, что так беда обойдет их стороной.

Уже почти с десяток лет тут было неспокойно. А все из-за нечисти, что пробралась на улицы. Чернильный город уже давно прослыл прибежищем преступников всех мастей: от простых карманников до убийц. И, тем не менее, мало кто взаправду верил в существование неких «воров душ», кроме самих жителей этого таинственного места, а за пределами Чернильного города воры становились всего лишь вымыслом. И все же лишь одно упоминание о них вселяло ужас в горожан. О них уже успели сложить легенды, именно о них были все слухи и перешептывания, ими пугали детей перед сном, в честь них ставили пьесы в театрах, тайно надеясь на их милость. Поговаривали, «воры душ» чертовски быстры и неуловимы. Кто-то рассказывал, что ростом они в несколько этажей, а кто-то видел одного из них чуть ниже обычного человека. Говорили, они беспощадны, бессмертны; говорили, они не имеют рук; говорили, у них их восемь. Слухи передавались из уст в уста, и внешность монстров, блуждающих по городу, разнилась все сильнее. Но неизменным оставалось одно: ночь была их временем, именно тогда они выходили на охоту. Никто никогда не видел их лиц, а тот несчастный, которому это все же удавалось, мгновенно лишался души. А на утро в одной из сырых подворотен находили его безжизненное тело. Тело шарнирной куклы.

Каждое утро, еще до рассвета, новых кукол, найденных на улицах, уносили в «Дом памяти», как его называли. Там они и хранились, и их число уже давно перевалило за сотню. Сколько бы расследований ни проводилось, никто не мог понять, как же ворам удается каждый раз проворачивать этот трюк, но куклы были идентичны пропавшим людям, а их «настоящие» тела так и не обнаруживались – только куклы. Был ли в этом какой-то знак? Все эти манекены, разбросанные по улицам, казались насмешкой над смертью, насмешкой Вора душ над человеческой жизнью. Но чем бы это ни было, с каждым годом их становилось все больше и больше. Это был тупик. И горожане начинали верить, что эти куклы и есть их погибшие родственники и друзья.

И тогда невольно напрашивался вопрос: что происходит с людьми, когда они становятся куклами? Что они чувствуют? И чувствуют ли? Как бы то ни было, никто из пострадавших так и не проснулся, но, тем не менее, всегда находились те, кого совсем не страшили «байки о ворах душ». С каждым годом со всей страны сюда съезжались все новые «искатели приключений» и «разоблачители городских легенд».

И в этом вечно нелюдимом городе, в одном из его мрачных закоулков можно было встретить Мастера. Это был мужчина около тридцати, выглядел он немного небрежно: извечно взлохмаченные волосы, большие круглые очки, немного сутулая спина и старое пальто поверх белого халата. Он всегда стоял за прилавком и продавал самодельные статуэтки из дерева. Его работы казались особенными. Вырезанные обычным ножом человечки получались словно живые, и каждый из них был ничуть не похож на предыдущего, каждый – личность. А все потому, что в каждую работу Мастер вдыхал частичку своей души. Но, несмотря на высокое мастерство автора, мало кто покупал его работы. Эти статуэтки напоминали людям о Ворах душ и о куклах, которыми становились их близкие; напоминали, что, возможно, всех их однажды тоже постигнет та же участь.

Но Мастер Сиф, как его звали, не отчаивался и продолжал свой труд. Довольно бедный, он жил совсем один и был слишком молчалив. Как и все в этом городке, наверное. Каждое утро он открывал прилавок в надежде продать хоть что-нибудь, и вырученных денег ему хватало на еду и пачку дешевых папирос. Иногда к нему подбегали бездомные дети, рассматривали статуэтки, потом уходили. Однажды один ребенок дольше обычного засмотрелся на вырезанные из дерева фигурки и заметил одну деталь. На каждой было небольшое вертящееся колесико, которое издавало приглушенные звуки, если его прокрутить. С виду совершенно бесполезная вещь. Возможно, это было придумано для указания авторства, но чем бы это ни было, статуэтки заинтересовали мальчика, и в конце концов тот попытался стянуть одну из них. Мастер Сиф все равно сейчас не смотрел на него и отрешенно читал чуть помятую газету.

– Стоять, – вдруг сказал Мастер, и мальчишка испуганно замер, пряча добычу за спиной.

– Я… я не…

Мастер опустил газету и посмотрел на него спокойно.

– Если она тебе понравилась, нужно было просто сказать об этом.

– Н-но у меня совсем нет денег.

– Забирай так. Все равно их никто не покупает.

Сиф пожал плечами, а малыш принялся его радостно благодарить.

На следующий день детей пришло уже больше. И Мастер так же легко и даже немного небрежно отдавал им свои статуэтки. В этом городе детворе обычно редко выдавалась возможность развлечься. Родители опасались выпускать детей на улицу даже днем, так что самодельные фигурки Мастера стали их новыми игрушками и всецело завладели их сердцами. Деревянные человечки вернули детский смех в угрюмые дома. Благодарные родители угощали Сифа едой, некоторые даже стали заказывать у него новые «игрушки», а тому больше ничего и не нужно было.

Со временем вокруг Мастера сформировался образ «уличного волшебника». В узком кругу он даже пользовался популярностью, люди легко полюбили его, но сам Мастер оставался все таким же молчаливым и никогда не шел на контакт первым. Никогда не позволял узнать о себе больше, чем следует. Возможно, именно эта его загадочность и сыграла на руку. Ведь она позволила людям самостоятельно додумывать и мысленно дополнять его образ новыми подробностями. Каждый рисовал его личность по-своему, каждый придавал ему выдуманные черты характера. Бывало, дети даже целые сказки про него сочиняли.

А что же сам Мастер? Сиф вел себя так, будто не замечал этого, а, возможно, ему и в самом деле было не до всех этих разговоров за спиной. Он всегда казался как будто отрешенным от всего, что происходило вокруг.

Как-то раз в одну из тех ночей, когда Мастер снова не смог уснуть, он вышел на работу раньше обычного. Было около пяти утра, Сиф лениво забросил мешок со статуэтками под прилавок, зажег самодельную папиросу и бесцельно направился дальше по узким улочкам. Небо было темно-серое, моросил дождь, и капли с чуть приглушенным звоном бились о брусчатку. Прохладно. Сиф поежился и только сейчас заметил, что забыл накинуть на плечи пальто. Но возвращаться не стал; словно призрак, продолжал идти куда-то вперед, и его белый халат был слепым пятном среди угольно-черных домов.

Как вдруг что-то заставило Мастера резко остановиться. На углу улицы стояло несколько офицеров.

«Тут еще один», – сказал один из них.

«Что-то много их сегодня…»

Сиф заметил кукольный манекен в человеческий рост, лежавший на тротуаре. Манекен был одет в костюм, так что сразу и не отличишь его от обыкновенного джентльмена, перебравшего ночью.

Мастер резко развернулся и быстрым шагом пошел обратно. Нечего ему тут делать, не его это забота. Как вдруг произошло то, что уж точно не входило в его планы. За следующим поворотом у грязной стены лежала еще одна кукла, а ее стеклянные глаза смотрели прямо на него.

«Неужели еще одна?»

Папироса выскользнула из ледяных пальцев и погасла, упав в одну из бурых луж.

Кукла молодой девушки была одета в балетную пачку, ткань совсем изорвалась и почернела от грязной воды. Балерина? До чего же нелепо она тут смотрится. Сломленная, брошенная, все ее тело было покрыто мелкими трещинами, но глаза… странные глаза. Обычно у кукол пустой безжизненный взгляд. Но эта смотрела как-то по-особенному. Было в этих глазах что-то… Страх? Печаль? Одиночество? Или желание жить?

Нет, нет, глупости. Наверняка Мастер сам себе все это надумал. Увидел в стеклянных глазах то, что сам же и пожелал увидеть, не более того. Сиф отвел взгляд и уже собирался сделать шаг в сторону, как вдруг услышал голоса офицеров. Очевидно, они направлялись сюда и скоро обнаружат ее. А в сводке новостей появится упоминание о еще одной жертве. Мастер знал, что должен уйти, иначе это обернется ошибкой. Фатальной ошибкой.

Но все же он обернулся.

Все в этой кукле было мертво. Все, кроме глаз, глубоких синих глаз, они будто кричали, глядя на него. Мастер раздраженно чертыхнулся себе под нос и резким движением подхватил куклу на руки. Всю дорогу домой он мысленно проклинал себя всеми бранными словами, какие только знал. Сиф спрятал ее в своем доме, который вернее было бы назвать сараем, а сам решил вернуться к прилавку, как бы не привлечь чьего внимания. Вот только, странное дело, его мешка, наполненного статуэтками, на нужном месте не оказалось. Неужто украли? Надо же… и кому же они только могли понадобиться? Ну вот, он становится слишком рассеян.

Что ж, делать нечего. По пути домой Сиф как обычно купил газету. Впервые Мастер так внимательно, так дотошно вчитывался в списки с именами пропавших людей, но о девушке в балетной пачке ни слова. Странно все это. Да и что балерина могла забыть ночью в грязном переулке, почему не переоделась с выступления? Если подумать, в их театре уже давно не ставили балет.

Сиф еще немного побродил по улицам, но так и не нашел своего мешка. Домой Мастер вернулся раньше обычного, а кукла сидела на том же месте, где он ее оставил. Может быть, она и не была никогда человеком? Может, она всего лишь кукла, сотворенная каким-нибудь подражателем? Многие сошли с ума в связи с недавними событиями. Сиф осторожно взял ее за руку. Кисть и пальцы были столь изящны, столь искусно сделаны, что шарниры оказались едва заметны. Только гений сотворит такое и только сумасшедший выбросит свое же творение на свалку. «Что ж, кем бы ты ни была, похоже, мне ничего не остается, как позаботиться о тебе», – решил Мастер Сиф.

Он выстирал и зашил ее платье, расчесал и заплел волосы, с ювелирной осторожностью залатал раны-трещины. Мастер так увлекся, что день за днем проводил в подвале, в мастерской, всё чинил брошенную куклу кусочек за кусочком. Та становилась все живее, все прекраснее. Если вообразить, что душа – это флакон духов, то душа Мастера по капле опустошалась с каждой залатанной трещинкой на фарфоровой коже. Слишком быстро. Мастер Сиф и сам не заметил, когда отдал последнюю каплю своего сердца. Когда флакон его души, и без того уже наполовину опустошенный после всех этих статуэток, вдруг вконец опустел, в тот же миг кукла вдруг моргнула и улыбнулась.

– Вы – мой создатель? – было первым, что она спросила.

Как бы то ни было, теперь у нее новая жизнь, и эту жизнь подарил ей именно он, – Мастер.

– Да.

Он назвал ее Адель. Конечно, она не превратилась в человека и все еще оставалась всего лишь куклой. Но теперь она могла ходить и говорить, плакать и смеяться и даже танцевать! А самое главное, она могла чувствовать. Хотя сам Мастер Сиф не сомневался – она всегда могла испытывать эмоции, даже когда лежала в той подворотне. А все благодаря тому, что у Адель теперь был кусочек души ее создателя.

А что же случилось с Мастером, спросите вы? Я усмехнусь, отвечая на этот вопрос. Ведь Мастер не умрет до тех пор, пока живы его творения.

========== Этюд второй ==========

Мастер, чьим главным материалом была собственная душа, словно кузнец, лишился своего инструмента. Целыми днями он проводил в хижине, лишь изредка показываясь на улицах, чтобы продать пару залежавшихся статуэток, купить чего съестного и новых газет со свежими новостями. Понемногу город начинал полниться слухами о том, куда же запропастилась лавка «волшебника»?

Но не сказать, что Мастер впал в отчаянье, ведь теперь в его жизни появилась живая кукла, а с ней не соскучишься. Ежедневно Адель выспрашивала обо всем на свете, ей была интересна каждая мелочь о «загадочном городе». И когда ей наконец удавалось вытянуть из уст Мастера новый рассказ, в глубине ее глаз тут же загорался теплый огонек. Бесспорно, она оказалась самым лучшим творением, и Сиф был уверен – именно создание куклы Адель и было его предназначением. Но кое-что тревожило создателя. Что ожидает ее, такую хрупкую, в этом жестоком мире? Сможет ли она однажды познать полноценную жизнь и без его опеки? А ведь однажды она непременно спросит его… посмотрит на него этим по-детски удивленным взглядом и спросит: «Мастер, зачем вы создали меня?» Эти мысли почему-то наводили на него не только тревогу, но и грусть. А ведь он был уверен, что уже давно разучился что-либо чувствовать.

– Никогда не выходи на улицу, Адель, – наказывал ей Мастер каждый раз, когда покидал дом.

– Но почему? – обидчиво хмурилась кукла. – Почему мне нельзя пойти с вами? Мне бы так хотелось взглянуть хотя бы одним глазком!

– Поверь, не на что там смотреть. Но я обязательно покажу тебе город, как только придет время.

– Мастер… – Адель грустно опускала голову, и в такие моменты она всегда выглядела, как музыкальная шкатулка, в которой закончился завод. – Как скажете, Мастер.

Сиф со вздохом подходил к кукле, поднимал ее голову за подбородок, и его глаза через круглые очки смотрели внимательно, серьезно.

– Помни, про Вора душ, Адель. Прознав о тебе, он не упустит возможности украсть и твою душу.

– Конечно, я помню, Мастер! – она тут же кивала, а потом чуть улыбалась и прикладывала ладони к груди. – Ведь вы подарили мне часть своей души. Иногда мне даже кажется, я чувствую, как в моей груди бьется ваше сердце… Такое странное чувство! – улыбалась она. – Поэтому я буду беречь жизнь, которой вы меня одарили, Мастер.

Иногда Мастеру казалось, что он сам не понимает, что творится у нее в голове. В такие мгновения Сиф сомневался, что достоин называться ее создателем. Быть может, он лишь убедил себя в этом?

Он осторожно касался ее плеча.

– Теперь это твоя душа, пусть и небольшая. И твое сердце.

Странный у него при этом был взгляд, тогда Адель не могла в полной мере осознать его значение. Но всему свой срок.

И вот однажды Мастер Сиф как обычно вышел из дома… и не вернулся. Ни через час, ни через два, ни через день. Адель плохо ориентировалась во времени. Хоть Мастер и учил ее пользоваться часами, но она была лишена возможности наблюдать смену дня и ночи, и стрелки на циферблате для нее были всего лишь стрелками, что бесконечно бегают по кругу. Кукла начала беспокоиться, ходила из стороны в сторону, рассматривая изученные до тошноты стены подвала. Без Мастера это место больше не казалось мастерской творца. Это был обыкновенный подвал со всяким хламом и обшарпанными стенами.

– Где же вы, Мастер? Где же вы?.. – бормотала она себе под нос.

А вдруг с ним что-то случилось и ему нужна помощь? Нет, нет, Мастер запрещал покидать подвал. Но что если… Наконец кукла все же решилась приблизиться к лестнице и подняться наверх. Дрожащими пальцами отворила деревянную, ни на что не запертую дверцу и оказалась в темной комнате. Обстановка здесь мало чем отличалась от подвала. Разве что более пусто, как будто никто тут и не живет вовсе. Окна затворены, так что ни один лучик солнца не пробивался внутрь. Нерешительно она сделала шаг вперед, чувствуя, как трещат шарниры от волнения. Адель протянула руку к окну. Стоит ли ей посмотреть, что там? Хотя бы одним глазком!.. Ставни чуть скрипнули, образовывая небольшую щель. Что-то больно и одновременно волнительно закололо в груди. Было ли это то чувство, что испытывает сейчас Мастер, или это она сама? Адель задержала дыхание, и в ту секунду ей показалось, что она даже может сломаться от того, что увидит.

И все же она посмотрела. Нерешительно, краешком глаза. Но этого было достаточно, чтобы изменить ее представление о мире навсегда. С чего она только решила, что снаружи есть солнечный свет? Откуда в ее голове вообще взялись все эти яркие разноцветные картинки? То, что рисовало ей воображение, не шло ни в какое сравнение с реальностью. Серо-черный, мрачный город был затянут густым туманом, который стелился по дороге как змея, пожирал и без того слабые очертания домов и перекрестков. День это или ночь? Вероятно, день. Издалека все же доносились звуки повозок, запряженных лошадьми. Вдруг Адель услышала чьи-то приглушенные голоса.

– Что-нибудь слышала о Мастере?

«Мастер!» – мысленно воскликнула кукла и прислушалась сильнее.

– Говорят, Мастер Сиф ступил на кривую дорожку.

– О чём это ты? – удивилась одна из женщин, а вторая лишь зашипела, заставляя ее вести себя тише.

– Уж не знаю, правда ли. Но говорят, что Мастера видели в сопровождении офицеров. Боюсь, недоброе он сотворил…

Колени Адель подогнулись, и она медленно осела на пол. Она уже не могла слышать, что там еще обсуждали женщины. Кто ответит, как долго она просидела неподвижно? Но все, что она делала, так это смотрела в одну и ту же точку, а по коленям расползались тонкие витиеватые трещинки, паутинкой сковывая ноги. Странно, но, кажется, однажды она уже испытывала это чувство. Но вот когда… не помнит. Или не хочет помнить? Как бы то ни было, все мысли, так назойливо жужжащие прежде, вдруг замолкли. И все, что она сейчас могла испытывать, – пустота. Душа в ее груди больно сжималась, как бы напоминая о своем присутствии, но Адель будто и не замечала теплого комочка. Сейчас Адель была просто куклой, и она уже всерьез почувствовала, что еще чуть-чуть – и эта пустота доберется до глаз…

Но дверь хижины вдруг с резким скрипом отворилась, и этот звук заставил Адель вздрогнуть всем телом и вернуться.

– Мастер? – невольно сорвалось с ее губ. И это действительно был он.

– Адель? Что ты тут делаешь? – Он был растрепанный, тяжело дышал, а глаза взволнованно бегали из стороны в сторону. – Впрочем, неважно, потом объяснишь. Сейчас нам нужно поторопиться.

Он начал что-то искать и наполнять сумку вещами. В основном, это были инструменты и вещи самой Адель.

– О чем вы, Мастер? Я ничего не понимаю. И где вы были все это время? – заговорила она очень быстро, все еще не в силах подняться на ноги.

– Позже, я все объясню тебе позже. Сейчас не время, Адель.

– Вечно вы так говорите! Вы хоть представляете, как сильно я волновалась? Или вы думаете… думаете, кукла вроде меня не в состоянии это почувствовать?..

Сиф вдруг замер и, широко раскрыв глаза, посмотрел на Адель, как будто увидел ее сейчас в первый раз. Потом подошел ближе и тоже присел рядом. Осторожно коснулся холодной фарфоровой щеки.

– Адель, что же ты… плачешь?

Кукла моргнула и только сейчас почувствовала горячие капли, стекающие по лицу.

– Мастер…

Он осторожно приобнял ее и нежно провел рукой по волосам. Мастер был теплым, и в его руках ей стало так спокойно.

– Не бойся, Адель. Не нужно стыдиться слез.

Душа Мастера снова стала такой легкой, теплой и расползлась по всему ее телу, согревая даже кончики пальцев, а вместе со слезами стерлись и трещины на ногах, как будто тех и не было вовсе.

Сиф задумался о чем-то и горько усмехнулся.

– И кто же тогда человечнее из нас двоих: кукла, плачущая из-за такой мелочи, или ее никчемный создатель, не замечающий вокруг ничего кроме себя самого?

– Не говорите так, Мастер!

Он отстранился и вытер платком мокрые дорожки с ее щек.

– Что ж, вижу, твои слезы уже высохли. Это хорошо. Не обращай внимания на мои мысли вслух.

Он поднялся и помог Адель встать, а затем накинул ей на плечи свое старое пальто, а на голову набросил шарф, пряча ее лицо.

– Что это? Мы куда-то уходим?

– Да, теперь нам придется жить в другом месте. Не обещаю, что оно будет лучше, но… там будет намного просторней.

– Правда? Значит, я смогу танцевать? – тут же улыбнулась Адель.

– Сможешь. Конечно, сможешь, – он принялся надевать ей длинные перчатки.

– А это что такое?

– Чтобы тебя не узнали. Теперь у меня будет новая работа, так что нас сопроводят до нового места. А тебя я представил как свою помощницу.

– Значит, мы выйдем на улицу? – и в ее голосе отчетливо слышался испуг. Теперь ей вовсе не хотелось оказаться снаружи как прежде, напротив, ее это даже страшило.

– Что же ты, Адель? Всегда так мечтала увидеть город, а теперь не хочешь? – он поправил воротник и случайно бросил взгляд на окно позади нее. Одна из ставень была приоткрыта. Сиф мрачно усмехнулся. – Что ж, тебе необязательно смотреть, если не хочешь. У тебя еще будет такая возможность. Главное, держись меня. Поняла, Адель?

Она кивнула.

– Не заговаривай ни с кем первой, а если спросят – говори, что помогаешь мне с работой, ясно? Если не понимаешь или не знаешь, что ответить, просто молчи, я отвечу за тебя. Все поняла?

Она снова кивнула.

Взяв Мастера под руку, Адель последовала за ним. Холодный воздух и колючие мелкие дождинки вызывали неприятное чувство. Кукле захотелось съежиться и спрятаться куда-нибудь от этого враждебного места. Она и правда запряталась в колючий шарф, так что не разглядишь даже глаз. Все, что она видела, – влажная брусчатка под ногами.

Перед ними уже стояла карета, а по обе стороны от нее офицеры. Адель смогла рассмотреть лишь их грязные сапоги. Мастер помог кукле забраться внутрь, и сам тоже сел напротив нее. Карета двинулась, и Адель, сидящая у окна, все же глянула уголком глаз на сменяющиеся улицы Чернильного города.

– Когда-то этот город не был таким, – вдруг заговорил Мастер, тоже глядя в окно, и на его лице отразилось… сожаление? вина? Как бы то ни было, Адель не стала выспрашивать об этом, да и он сам вряд ли бы ответил.

Совсем скоро они уже были на месте. Огромное здание с широкими колоннами перед ними будто касалось остроконечными башнями тяжелых переполненных водой облаков. Сразу бросилась в глаза большая надпись: «Дом памяти».

– Это и есть наш новый дом, Мастер?

Сиф крепче сжал руку своей куклы.

– Верно.

========== Этюд третий ==========

Один из офицеров приблизился к Мастеру и показательно кашлянул, так что им ничего не оставалось, как войти. На первый взгляд в этом помещении не было ничего особенного, обычный холл, но и это вызвало восхищение у куклы, видевшей подобное лишь на картинках в тех немногих книжках, что были у ее Мастера.

– О, Мастер Сиф! – по залу разнеслось эхо чьего-то голоса. – Весьма польщен, что вы приняли наше предложение.

Это был человек уже не молодой, с отпущенными усами, моноклем и уверенной осанкой. Судя по его одежде, он занимал высокий пост. Адель чуть спряталась за спину Мастера и продолжала наблюдать за происходящим будто через замочную скважину.

– Не думаю, что мне оставили право выбора, – раздраженно пробормотал Сиф.

– О, поверьте, никто, кроме вас, в городе не справится с этой работой лучше. К тому же, как я понимаю, вы сейчас претерпеваете не лучшие времена. Эта работа вам подойдет как нельзя лучше.

– Надеюсь, хотя бы сейчас мне объяснят, в чем она заключается?

– Конечно, конечно! Пройдемте за мной.

Каждый шаг, каждый стук каблуков этого человека разрывал тишину и разносился по помещению. Адель не нравился этот звук, и она противно морщилась. Хорошо, что ее лица не было заметно.

Господин, встретивший их, открыл замок на двустворчатых дверях, и вскоре перед ними предстало настоящее хранилище. Место это было поистине огромным, лестницы, ведущие на верхние этажи, тянулись к самой вершине остроконечного потолка. А хранились тут… куклы. Их были сотни, и все они оказались развешены на стенах и верхних ярусах, все равно что манекены в витринах. У каждой куклы – табличка с именем и цветы, а у некоторых и того не было, и они пылились тут одни, никому не известные и потерянные. Адель внимательно рассматривала каждую из них, и невольно у нее появилась мысль: «Они… такие же, как я?»

– Не слишком ли это место пугающе для юной леди?

Адель оторвала зачарованный взгляд от кукол и тут же встретилась с глазами господина. Он как будто смотрел дружелюбно, и все же, казалось, за его лукавой улыбкой скрывалось что-то дурное.

Мастер как бы невзначай поправил ее шарф, съехавший с лица на мгновение, снова скрыл за шерстяной тканью ее глаза и тоже улыбнулся, хотя взгляд его за стеклами круглых очков оставался холодным и даже немного угрожающим.

– Думаю, не об этом вам сейчас стоит беспокоиться.

На секунду господин сощурился, и по его лицу промелькнула тень, но потом он прокашлялся и снова вернулся в прежнее расположение духа.

– Что ж, тогда продолжим, – он приблизился к одной из кукол. – Как видите, тут собраны все некогда найденные в нашем городе шарнирные манекены. Мы построили это здание как дань уважения бесследно пропавшим горожанам. Людям сложно смириться с внезапным исчезновением близких, поэтому здесь они могут вспомнить тех, кого у них отобрали так называемые «воры душ».

– Проще говоря, кладбище, хотите сказать?

– Если изволите. Но даже за могилами нужен уход. – Господин небрежно поднял за рукав руку одной из кукол. Фарфор совсем потускнел и потрескался. – В последнее время общее настроение в городе опускается все ниже. Люди впадают в депрессию, сходят с ума, даже накладывают на себя руки. Участились случаи, когда горожане по своей воле выходят на улицы ночью. А это место… – он обвел взглядом широкий зал. – Оно должно вселять в них надежду, а не вгонять в еще большее отчаянье. Поэтому, согласитесь, ваша работа не просто «бальзамирование», вы должны вселить огонек жизни в этих кукол.

Господин отдал последние распоряжения и поспешно удалился, оставив Мастера и куклу Адель совсем одних в этом огромном доме с сотней призраков.

– Пф, развел тут маскарад… – пробормотал Мастер себе под нос.

– Но кто это был?

– Губернатор собственной персоной, хоть и прикинулся одним из своих приближенных. Похоже, даже своим людям он не может доверять.

Пока Сиф раскладывал инструменты, Адель завороженно смотрела в глаза бездушных сломленных кукол. Они были сделаны из того же материала, что и она сама. Так почему же всем им суждено неподвижно покоиться здесь?

Адель встала напротив одной из кукол, одетой в красное платье. Голова у нее была неестественно вывернута, а стеклянные глаза казались пустыми, без малейшего огонька. Адель попыталась повторить странную позу и так же скосила голову набок. В этот миг она была словно щенок, любопытно разглядывающий собственное отражение.

– Ты не одна из них.

Она чуть вздрогнула и обернулась к Мастеру, который вытирал лезвие одного из ножей, как ни в чем не бывало.

– Что?

– Ты ведь об этом подумала, когда увидела их, верно?

– Мастер, но как вы…

Сиф положил нож на прежнее место и тоже приблизился к манекенам.

– И ты никогда не была одной из них. Посмотри на их глаза, видишь ли ты в них хоть каплю жизни?

– Ну…

– А твои глаза, Адель… ей переполнены.

– Но может быть, они просто спят? И однажды проснутся?

Мастер лишь вздохнул и отвернулся.

– Не думаю. И тебе тоже не следует питать ложных надежд. Знаю, каково тебе находиться здесь, и обещаю, мы покинем это место, как только появится возможность.

– Но, Мастер… я не хочу отсюда уходить.

Она осторожно взяла руку куклы и нежно сжала ее фарфоровые пальцы.

– Адель?..

– Мне кажется, я чувствую с ними некую связь, – она все смотрела в стеклянные глаза мертвой куклы, и в потухших зрачках отражались ее собственные. Казалось, ее эмоции и надежды могут передаться бездушному шарнирному манекену. – Может быть… может, если я буду с ними говорить, однажды они очнутся от этого сна?

– Адель… – тяжело вздохнул Сиф.

Она посмотрела на табличку с именем.

– Камилла НН… Камилла, у вас такое красивое платье! Должно быть, вы танцовщица, да? Мне бы очень хотелось однажды посмотреть на ваш танец или даже станцевать вместе с вами… – Мастер попытался ее остановить, но Адель его совсем не слышала. Она все говорила и улыбалась, как будто встретила сестру. – Но может быть, тогда вы посмотрите на мой?

Она выпустила холодную ладонь из рук и, скинув с плеч серый плащ, плавно поклонилась.

– Я исполню его для вас.

Мастер снова занялся инструментами, не обращая на нее особого внимания. Вот, опять она за свое.

Казалось, все, что Адель нужно для счастья – сцена и зритель. Пусть она и не была человеком, а всего лишь куклой, пусть у нее была лишь половина души, и та не собственная, но сейчас ее переполняли сотни разнообразных чувств. Она бы задохнулась, не имей возможности их выплеснуть. Каждое ее движение было плавное и гибкое, будто она сделана из сырой глины, а не из фарфора. И сам танец ее словно приветствие новому дому и куклам, а те, казалось, и правда наблюдают за ней, словно зрители.

***

Иногда в «Дом памяти» приходили обычные горожане, навещали близких. Они приносили куклам цветы, молились и долго смотрели на их лица. В такие дни Адель пряталась, натянув на себя пальто Мастера, и наблюдала. Она видела, как сюда приходили чьи-то братья и сестры, как проливали слезы чьи-то возлюбленные, как матери дрожащими пальцами касались лиц сыновей. Видеть точную копию близкого человека, но осознавать, что это всего лишь подделка, а возможно, даже чья-то злая шутка – что может быть ужасней?