Текст книги "Клеймо сводного брата"

Автор книги: Алла Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 8.

– Сумка? – сжимаю я ручку и улыбаюсь шире. Так широко, что, кажется, сейчас треснет кожа.

– Да, что за сумка в твоей руке?! – поднимает идеально нарисованные брови мама и тянет руку, как змея.

– Это просто вещи. Я… – мозг работал просто с бешеной скоростью. Просто раньше маму вообще не волновало, что я с собой таскаю. Хоть мешок с картошкой. – Я решила остаться с Петей. Мне нужно быть с ним. В больнице. Не отлучаясь.

Мама прищурила точно такие же голубые глаза как у меня и отняла руку.

– Смотри у меня. Если вздумаешь сбежать…

– Нет, конечно, нет, – чересчур громко и заливисто я рассмеялась. – Даже не думала об этом. Ну куда я пойду?

– Это правильно. Ты же абсолютно ничего не умеешь.

И мы вместе вышли за дверь. Спустились в прохладу Белгородского утра и сели в приготовленную машину. Только и оставалось, что улыбаться и наконец подумать. Подумать о том, а что делать дальше. Жертвой на благо хорошей жизни своих родителей я быть не хочу. Правда мои желания никогда не учитывались.

Я мечтала заниматься плаванием, но мама отдала меня в фигурное катание. Не могу сказать, что я это не люблю, со временем ко всему привыкаешь. Просто сам факт. Потом я хотела поехать на олимпиаду, но мы с матерью поехали в Турцию на собрание акционеров общества Данпром. Именно там она и подцепила Владимира. Уже в четырнадцать я стала понимать, что мое мнение не будет учитываться нигде. Никогда. Оно просто никого не интересует. И судя по последнему разговору с Петей, он собирается успешно продолжить эту традицию.

В больнице, куда мы подъехали пятнадцать минут спустя, он был по виду весьма здоров. Только разглагольствовал, как ему хочется поскорее найти Германа и сломать нос в ответ. А лучше вообще оторвать голову.

А пока все ему поддакивали – ну еще бы… Сын главы учредителей клиники – я осматривала навороченную палату. Цветы и шары, которыми она была завалена не делали ее уютнее. Здесь было как в могиле. Идеально и безлико. Неестественные улыбки на лицах. Непротивно ли им с самих себя? Быть настолько лицемерными.

Где внутренний «стоп», позволяющий человеку спросить самого себя, а не хватит ли жрать чужое говно. Именно так я вижу эту ситуацию. Деньги… Конечно, все ради них, и я начинаю понимать, что это никогда не изменится, что и я привыкну к роскоши настолько, что буду точно так же себя вести. Со временем превращусь в собственную мать и, если потребуется, буду продавать свою дочь. А Герман… Он останется настоящим. Он будет всегда идти впереди, потому что его лицемерие людей никогда не волновало. Он сам по себе.

Жгучая зависть к его образу вызвала желание расплакаться. Именно поэтому я улыбнулась шире.

– Мама, – привлекаю внимание и вижу, с каким укором на меня она смотрит. Ну правильно. Перебила историю Пети. Он этого не любит. – Где здесь туалет?

– По коридору и направо, – подсказывает медсетра и делает ко мне шаг. – Пойдемте, я покажу.

– Только сумку оставь, – кивает мама и поворачивается к Пете. Тот на меня почти не смотрит. И как они хотят, чтобы мы жили вместе? Мне надеть мешок на голову? Или применить к нему волшебство, чтобы забыл, что не ему отдана была честь лишения девственности. Насильно или нет, никого не волнует.

Оставляю сумку, но только потому что несколько минут назад вытащила кошелек. Можно и без вещей. Не проблема. Главное деньги при мне.

Медсестра уже убежала, а я, сделав все маленькие и большие дела, умывшись, выглянула за дверь.

Палата принца была за углом и меня видно быть не может. Выхожу и почти сразу выбираюсь на лестницу.

Если маме хочется подставить пизду, чтобы быть богатой. Пусть подставляет свою. Мне это неинтересно, я не собираюсь улыбаться и действовать, как марионетка.

Еще немного и парковка. Еще немного и улицы. Автобус и свобода. Ее приближение приносит в душу ощущение эйфории, тело наполняется негой, и я даже начинаю бежать от переизбытка чувств.

Бегу, бегу, не замечая прохожих, все дальше и дальше от боли, отчаянья, от лицемерия.

Теперь я сама себе хозяйка. Нет ничего лучше, чем чувствовать, что можешь… Можешь… Даже можешь купить себе мороженное.

Мама никогда не разрешала, потому что это портит зубы и фигуру, но сейчас я могу купить любое. Представляете, любое…

Самое большое.

И наслаждаться, пока жду своего автобуса. Оно такое сливочное и легкое, словно кто-то достал мне с неба облако и дал попробовать.

И не знаю, что делает его вкуснее, надежда на новую жизнь, друзей, любовь или снятие груза вины? Ведь я успела забежать в отделение и забрать заявление на Германа.

Рядом люди.

Их так много, но меня они мало волнуют. Даже те мужчины, которые зачем-то сели по обе стороны от меня.

Я просто жду, когда начнется посадка, и облизываю мороженное, утопая в его вкусе. Наверное, оно еще такое сладкое, потому что первое мороженное за много-много лет. А может быть потому что я делаю что-то впервые для себя, а не для матери. И думаю с иронией… Ведь я так обязана ей за свое рождение. А ведь она могла сделать аборт, а родила меня. Мучилась. Бедная.

Про то, что она делала кесарево, она предпочитает не упоминать. Это не комильфо.

Доедаю последний кусочек мороженного, облизываю пару пальцев и хочу полезть за салфеткой, но понимаю, что у меня с собой ничего кроме кошелька нет. Но вдруг платок мне протягивают. Сбоку.

Я автоматически беру, кивая и благодаря, вытираю рот и хочу вернуть его, но замираю, когда вижу эмблему на куртке мужчины.

Сердце начинает стучать сильнее, по спине ползет страх, и я медленно, словно в рапиде поворачиваюсь в другую сторону.

И здесь точно такая же куртка с эмблемой тигра.

Это знак одного из подотчетных охранных агентств моего отчима. Думать, что они пришли сюда просто посидеть, глупо. Глотаю непрошенные слезы и медленно встаю.

За мной тут же поднимаются эти двое. И я словно падаю вниз, так быстро и стремительно, что дыхание от обиды перехватывает. Все мечты, надежды, фантазии разбиваются вдребезги об жесткую поверхность реальности.

– Пойдемте, госпожа Демидова, вас ждут родители.

Глава 9.

*** Герман ***

Дождь на улице не прекращается уже вторые сутки, заполняя тротуары и дороги водными потоками. Сквозь них пытаются прорваться тачки и тёмные массы людей, спрятанных под зонтами.

Впрочем, меня погода устраивает – она вполне импонирует тому холоду, который окутал сердце и ежедневно проникает в сны.

Юная, обнажённая, такая прекрасная, окрашенная следами укусов и поцелуев. Залитое слезами лицо и пересохшие от криков губы, умоляющие о пощаде – такой была Сонечка в ту ночь.

Я знал, что творил зло, но не мог остановиться. Должен был, но не мог.

– Герман! Пожалуйста, не надо! Ты не в себе. Опомнись! Это же я, Соня! Твоя сестра!

– Конечно, это ты. Наконец-то это ты, – шептал я, стирая слёзы с заплаканных покрасневших щек.

Я резко открываю глаза и сажусь на пропахшей кровати, озираясь по сторонам. Я вновь проснулся от крика. Пытаюсь сообразить: кричал сам или же Соня из моего сна?

Я не знал ответа на этот вопрос, но точно знаю, что в полной мере заслужил всё то, что со мной происходит: и ночные кошмары, и одиночество, и боль в сердце. И преследование полиции. Я должен сдаться с поличным, прийти и понесли наказание, но слишком труслив для этого. Я никогда не мог сидеть в клетке. Я готов даже к линчеванию, но не к тюрьме.

Какое-то наказание я все-таки должен буду понести.

За то, что предал. За то, что не рассказал о своей одержимости, которая преследовала меня с той первой встречи.

Знать бы, что она готова к той силе эмоций, что я хочу на нее вылить, заковать в цепи похоти и страсти. Никуда не отпускать… Знать бы, что хоть немного ей дорог не как брат, тогда бы и ошибок можно было избежать.

– Герман, мне подходит эта юбка? А белье какое под него одевать? Ты же знаешь, маме нет до меня дела. Помоги? – она стояла в дверях своей девичьей комнаты, и я понимал, что если поведусь, то окончательно потеряю разум. Утону. Умру. В ней.

Так и случилось. Я смотрел, как она готовится на свидание с другим, а вечером драл другую. Кричал любимое имя и выл, изливаясь в резинку.

Я потёр лицо руками, нащупал сигарету, чиркнул и тут же затянулся, падая на подушки и наблюдая, как надо мной клубится дым.

И в нем она. Такая невинная, такая наивная. Хихикала, когда просила застегнуть ей платье, хихикала, когда случайно задевала твердый как сталь член. Скорее всего даже не понимала, почему я резко выдыхаю. Как от боли.

– Тебе больно, Герман? Я могу помочь?

Можешь. Своими руками, ртом, узкой, как перчатка дыркой.

Я должен был уже тогда взять ее за волосы, нагнуть и показать то, что так ее веселило. Чтобы перестала смеяться и начала сосать. Но собственная тупость и страх перед отцом, а главное безденежьем, которым он грозился, сделали своё дело. Я потерял её.

Еще пара затяжек и легкие заполняются дымом.

Убить себя я не могу – слишком легко, а эта зараза вполне в силах сократить жизнь на пару-тройку десятилетий. Последняя затяжка, бросаю недокуренную сигарету в уже полную пепельницу и пошёл к стулу, где висит грязная, поношенная одежда. Уже и не помню, когда последний раз ее стирал. Да и помыться не помешает.

Внезапно тишину комнаты сотрясает резкий стук в дверь. А внизу воют сирены. Суки. Нашли значит. Неужели Гром сдал все явки и пароли?

Этот самый Гром вдруг вваливается в комнату в коммунальной квартире, где я прятался. Не мог заставить себя свалить из города.

Отец. здесь. Бля, как я его ненавижу. Я так на него похож. До тошноты, а если еще и стану таким же вышколенным, то проще убить себя.

– Что приперся?! Гром, что они сделали… – наблюдаю, как лучший друг в крови захлебывается. А Отец над ним стоит. А за ним Петечка живой, здоровый. Одетый с иголочки. Ну, конечно. Только рожу свою морщит. Не нравится ему, видите ли, место моего обитания. А мне срать. Я бы прямо на него нассал, как однажды в тачку отца. Долго они потом разбирались, почему новое феррари не заводится.

На всех них срать.

Только одна мысль не дает покоя. Если муж Сони здесь, то где она?

– Прости, брат, они меня вынудили, – проныл Гром, и я зло посмотрел прямо.

– Эти могут… Чего надо, я спрашиваю. Если в тюрьму, то где наряд?

– Где София?

– Что? – вот тут я и сам реально опешил. Я был уверен, что она останется в богатом доме. Станет женой этого лощенного придурка, а потом будет таскаться по любовникам, как мать. До сих пор не по себе от ее приставаний.

Такой и должна была стать жизнь Сони в этом мире лицемерия, лжи и грязи.

– Где София, я тебя спрашиваю? Она точно к тебе сбежала, дрянь мелкая.

– Потерял дочку, а плакаться пришел в эту дыру?

Он сокращает расстояние и дает мне в челюсть. С размаху, так, что в глазах плывут круги, а кровь шумит в ушах. Отличный удар. Чего бы не ударить алкаша.

– Последний раз я видел ее две недели назад, – сплевываю кровь на свой лежак и вдруг втыкаю.

Она сбежала. Она сбежала от этих уродов. И меня пробивает на ржач. Такой дикий и бешенный, с болезненным кашлем, что все пятятся к двери.

Моя девочка сбежала от этих богатеев. Смогла вырваться. И теперь свободна. Она ведь мечтала летать. Часто говорила о крыльях. Рисовала удивительные картины о полетах.

– Эй, эй, а как же тюрьма? – все еще отсмеиваясь и откашливаясь, кричу им вслед. А отец на меня как на червяка смотрит.

– Она заявление забрала. Так что ты свободен. На наследство можешь даже не рассчитывать. У меня больше нет сына.

Судя по всему, и дочери.

Пока осознаю сказанное, дверь хлопает и почти валится с прогнившей петли. Медленно поднимаюсь, разминаю челюсть и помогаю Грому сесть.

Он нормальный чел, кстати. Задрот правда, зато в компах шарит как бог. Чем я периодически и пользуюсь. Тачки угонял благодаря ему. Телок на раз разводил. Ну а что, хочешь жить – умей вертеться.

Тем более отец достаточно часто лишал доступа к деньгам. Пришлось стараться самому. Но ладно я. Но, чтобы Соня. Без денег. Без возможностей. Да еще и совершила побег. Это надо было постараться. Это надо было решиться.

– Ты как, брат?

– Живой. Только срать хочется.

– Толчок знаешь, где. Кстати, – останавливаю его. – Поможешь мне Соньку мою найти?

– Не вопрос, только тебе бы помыться, – морщится он. – От тебя разит на пару метров.

Глава 10.

Я был уверен, что она поехала в Питер. Затерялась именно там. Ей всегда почему-то казалось, что именно в этом городе каналов и музеев люди обретают счастье. Глупая.

Счастье оно в нас, в той жизни, что мы сами для себя выбираем. Я избрал однажды путь зла. Делал все, чтобы отец отправил меня обратно. В грязь. В табор. Дрался в кровь, зажимал по углам девок, материл учителей. Получал пизды от отца, но продолжал упорно делать все, чтобы меня вернули в ту свалку, с которой он меня забрал.

Пришел значит тогда, осмотрелся и просто сказал: «пойдем, ты мой сын».

И я бы уже сбежал, я почти довел отца до белого каления, до той точки невозврата, когда даже собственные дети становятся в тягость, как вдруг из отпуска с мачехой возвращается ОНА.

Рядом с тобой хайп,

Твоя любовь – мой кайф,

И взорвется квартира,

Когда держу твое тело.

В пышном платье лимонного цвета, как воздушное пирожное безе, которое тут же захотелось надкусить и обязательно облизать пальцы.

Я хотел вести себя как подонок, очень хотел, но одна ее улыбка, взгляд голубых глаз из-под чисто черных ресниц напрочь сбивали желание быть плохим. Рядом с ней хотелось быть только идеальным.

И пока она росла, я был таким рядом с ней. Только с ней. Хорошим с ней, отвратительным снаружи. Брал девок, трахал, а на их месте снова и снова представлял ее. Фантазировал, что еще немного и я решусь сделать то же самое со своим ангелом.

Но кроме духовной любви во мне жила низменная. Материальная. Я полюбил деньги. Ту власть и возможности, что они давали. Отец знал это и заражал меня этой любовью все больше, как ядовитой заразой. В какой-то момент она даже перевесила одержимость к Соне.

Страх остаться без бабла сделал свое дело. По итогу я остался без денег и без Сони.

И сейчас мечусь не только ради того, чтобы выжить, но и чтобы ее найти. А судя по словам Грома, она этого не хочет. Провалилась сквозь землю.

Но как бы у нее вышло? Ведь нужно сменить документы, внешность, нигде не появляться.

Иногда, лежа в своей комнатушке, меня до костей пробирает страх, что она уже мертва. Что ее тело доедают червяки и что я больше ее никогда не увижу.

Приходится курить и прокручивать в голове снова и снова ее улыбку, ее смех, ее картины и фантазии о ней, которые всегда делали мой член твердым. Он и сейчас такой.

Быстро вскакиваю с кровати, одеваюсь, надо сказать, уже в чистое, потому что пришлось стать почти человеком, чтобы взяли на работу.

Выскакиваю в дверь и сбегаю по лестнице на самый первый этаж. Страх узлом тошноты сдавливает внутренности, и мне реально становится нечем дышать.

Даже воздух, уже сбрызнутый дождем, не помогает. И я бегу, бегу, задыхаюсь, до адской боли хочу ее увидеть.

Господи, просто дай мне увидеть Софию. Полгода поисков впустую. Я должен знать, что все не зря. Что она здорова, жива, счастлива.

Я не буду, не буду к ней приближаться. Ведь я обещал. Я поклялся, что не трону ее, пока она сама не придет ко мне.

Пока не решит, что простила мой проступок.

Простила, конечно, иначе почему бы забрала заявление? Почему дала мне свободу, вместо положенных нескольких лет в тюрьме.

Останавливаюсь на мостовой. Наклоняюсь через парапет и смотрю в темную, колышущуюся гладь воды.

Она бы могла поглотить меня. Раз и нет человека.

Но я еще не загладил свою вину перед крошкой, я должен ее найти и помочь стать счастливой. Не со мной, так с кем-то другим.

Отклоняюсь от парапета резко и вдруг ударяюсь плечом о что-то твердое.

Передо мной извиняются, и не дают мне возможности сматериться. Приходится только смотреть вслед парочке влюбленных, у которых, судя по всему, первое свидание.

И я бы пошел так и дальше, мимо людей, мимо домов досыпать, чтобы с утра отправляться на дежурство. Меня взяли штатным хирургом в областную клинику. И я бы пошел так и дальше, если бы не смех.

Тихий. Почти неслышный. Такой, как будто перезвон колокольчиков.

Но дал он мне по мозгам, как будто звон колокола в церкви.

И все воспоминания, все картинки из прошлого хлынули сплошным потоком в сознание, вызывая жуткую головную боль. Адскую смесь желания и чувства вины.

И я развернулся, посмотрел на девушку. Она была ниже парня, хрупкая, с короткой стрижкой, легкая походка, неуверенные движения рук.

Она всегда не знала, куда их деть, а засовывать в карман мама запрещала.

Нашел.

Жива.

Здорова.

Ты засыпай, у меня на руках,

Ты засыпай у меня на плече,

Ты засыпай, я ловлю кайф,

Я даже счастливей чем…

И судя по тому, что на свидании – счастлива. Я стряхнул с себя адскую пелену ревности, которая мигом застлала мне глаза красным цветом, и выдохнул. Это просто свидание. Она просто решила прогуляться со знакомым парнем. Ночью.

Главное, что она нашлась, главное, что теперь я могу стать ее ангелом хранителем.

И в этом я особенно прав, потому что парень возле ее дома, кажется, не собирается уходить. Что-то шепчет на ухо, стискивает попку яблочком, гладит спину. А я, зажимая кулак в зубах, терплю это. Сдерживаю желание просто убить. Чтобы даже не думал касаться этого ладного совершенства. Той, что до сих пор стонет в моем сне. Снова и снова.

– Нет, – врывается в сознание ее голос. – Я же сказала, просто погуляем.

Парень не слушает, старается прижать ее к двери, раздвигает ноги коленом, а она уже морщится. На лице испуг.

– Нет, Антон, я не хочу. Я же попросила дать мне время!

Глава 11.

На что время? Если она хочет, то пусть он катится.

И я ему в этом помогу. Быстро оглядываюсь, ищу глазами что-то потяжелее, и скалюсь, когда под ногами попадается камень.

Отлично! Небольшой, но приятной тяжести.

Главное, не убить урода, и не испугать малышку. И пока он шарит в ее карманах, пытаясь отыскать ключи от ее парадной, я замахиваюсь.

Свист воздуха, и в плечо кавалера врезается камень. Жаль, что в голову нельзя. С такого расстояния только убить.

Он вскрикивает от боли, резко поворачивается, а Сонька мигом забегает в свой дом…

Парень выругивается, матерится:

– Сука, мне надоело ждать. У меня таких, как ты, три сотни. Сумасшедшая дура.

Челюсть тут же сводит от злости. И я поднимаю второй камень. Отхожу чуть в сторону, чтобы пропустит щеголя в арку. Урод. Ему не дали, а он тут же оскорблениями кидаться.

Пока он идет, потирая плечо, и зло смотрит на дверь парадной Сони в одном из старых домов Петроградского района, я кидаю камень в сторону.

В тишине ночи звук отдается эхом, и парень начинает испуганно озираться. А я появляюсь прямо перед ним. Понимаю, что впервые за полгода могу почесать, как следует, кулаки. И у меня даже есть повод.

Защита любимой девушки.

И пока я вбиваю кулак в особенно болезненные места этого белобрысого франта, лезвием по мозгу режет мысль: «а кто ее защитит от тебя».

А потом еще одна, опаснее. Она ведь там одна. Ничего не стоит просто прийти, просто лечь к ней в постель, просто зажать рукой рот и раздвинуть ноги. Просто ворваться членом и трахать, трахать, трахать!!!

До тех самых пор, пока заря не коснется лучами ее шелковистых волос, пока губы не пересохнут от крика «помогите», пока внутри влагалища не начнет тереть, пока она не содрогнется от оргазма.

Схожу с ума. Я псих. Медленно, но верно.

Выкидываю изломанное тело парня на мостовую. Вызываю скорую. Не удивлюсь, что именно мне завтра предстоит латать его раны.

Но работа работой, а Соня и ее защита на первом месте.

Иду снова к ее подъезду, осматриваю здание и ищу лазейку, шанс увидеть, в каком она появится окне.

А когда выясняю, жду, когда будет возможность войти в ее парадную, добегаю до ее двери и прислоняюсь к ней.

Слушаю, что происходит. Мяуканье и тихий звук голоса. Детка завела кота. И это правильно. Пусть комочек составляет ей компанию.

Сажусь возле двери и затягиваюсь сигаретой. Нашел. Теперь только бы сдержать желание выйти из тени. Только бы просто быть рядом. День ото дня. Ночь от ночи. Незримая защита, которая ей так необходима.

Глава 12.

*** Соня ***

Серый город. Серое небо. Серая вода. И настроение серое, серое. Дерьмо, а не жизнь…

Когда-то я думала, что в этом городе все счастливы. Свободны. Красивы. И у меня здесь тоже начнется новая жизнь. Началась, мало не кажется…

Иллюзия растворилась так же быстро, как только я столкнулась с ворохом проблем. Таких, что утопиться хочется. А лучше вернуться в ту жизнь, полностью распланированную, пусть и насквозь лицемерную.

Сначала все шло неплохо. Петю выписали, он приехал домой и первые пару дней даже пытался делать вид, что все замечательно. Все хорошо и прекрасно.

Улыбался, дарил подарки, только вот за этой маской доброжелательности я ощущала приближающуюся бурю.

Он помнил все, он ненавидел меня за поступок Германа. Почему меня? В чем я виновата?

А, когда я не смогла лечь с ним в постель, ударил. Но я пыталась, правда, но срабатывал какой-то барьер, и я не могла даже расслабиться. Когда он полностью обнаженный и готовый выполнить супружеский долг ложился сверху. Я начинала кричать и отталкивать его, я стала бояться, что снова спутаю, что снова сделаю что-то не так.

И вместо того, чтобы успокоить меня, обнять, сказать, что мы это переживем, Петя просто орал. Треснул по голове и ушел. Ночью.

А на утро пьяный и пропахший женскими духами извинялся, но в душе поселилась такая чернота, что все его слова канули в ней как цветные шарики. Просто растворялись.

Но это было только начало. Петя пытался взять меня снова. И снова. И каждый раз я отворачивалась, сжималась, объясняла, что мне нужно время. Еще немного времени. Еще!

И он ждал. Неделю. Полторы. А потом узнал, что я забрала заявление. Случайно прочитал в новостях, что поиски больше не ведутся, так как потерпевшая отозвала обвинения.

И вот тут начался треш.

Милого, понимающего мужа больше не стало, появился тиран.

– Так это правда?! Ты сама прыгнула на его член?! – кричал он мне в лицо, держа за волосы, оттягивая, словно собирался снять скальп. – На нашей свадьбе?! Так может вы давно трахаетесь? Может быть ты и сейчас прячешь его под своей кроватью?! А?

Отнекиваться было бесполезно, он словно обезумевший протащил меня по всей современной квартире, заглядывая в каждый угол, открывая каждый шкаф. Не церемонился, когда бил головой о стены. Вроде случайно, но боль была настоящей, адской. А к ней примешивалось острое чувство вины, потому что где-то Петя был прав. Каждый раз, когда он ложился сверху, каждый раз, когда начинал меня ласкать, я видела перед собой Германа.

И понимала, что это не он, но все равно не могла себя перебороть. Кричала, сопротивлялась как бешенная и поплатилась за это.

В тот раз Петя решил довести дело до логического завершения. Перегнул меня через подлокотник дивана, стянул домашние штаны и трусы и стал пытаться пихать член.

Только вот он у него был не стоячий и протиснуться в меня так и не смог. Тогда он попытался заставить меня сосать, но я рефлекторно плоть укусила. Понимала, что совершаю глупость, но и сделать с собой ничего не могла.

Вся залитая кровью я смотрела, как он орет и держится за пах. Глаза на выкате, тело дрожит. В тот момент я получила настоящее удовлетворение. Безумная, но я смогла себя защитить. Не быть изнасилованной снова.

Потом вызвала скорую, бросила в него пакет со льдом, который он тут же прижал к себе и громко застонал. Потом быстро собрала самое необходимое.

Наша квартира была под охранной, но она в тот момент вся побежала к сыну хозяина на помощь. И я не упустила шанс.

Только последний раз взглянула, как четверо амбалов пляшут вокруг мажора, не зная, как к нему подступиться.

В этот раз я не была так глупа, чтобы сразу пытаться бежать из города. Я нашла хостел на самом краю и засела там на неделю. А потом уже на попутках, благо мне попадались нормальные водители.

Но город мечты не раскрыл мне радостно объятия. Квартиры дорогие, а старый купленный телефон не помогал мне разобраться куда идти.

Далее оказалось, что деньги, вроде бы сначала такая огромная сумма в сто тысяч, стремительно заканчиваются.

Поступить на бюджет мне не удалось и я, понимая, что у меня нет средств даже не первый семестр, поникшая шла в сторону дома и пересчитывала последнее, что оставалось в кошельке.

А там старушка. Милая, абсолютно безопасная с виду.

– Переведи меня через дорогу, дочка. Не вижу почти ничего.

Разве могла я отказать. И разве я знала, что как только мы ступим на тротуар, она срежет мою сумку и рванет вверх по улице.

Я побежала за ней, я знала, что в кошельке все, что у меня было. Поэтому я старалась ее догнать, кричала, чтобы ее остановили, чтобы помогли мне. Но всем было плевать, просто серая масса людей, для которых я никто.

Домой я шла голодная и заплаканная, с порванным кроссовком и разбитой коленкой. Все, что у меня оставалось, это ключи.

И сидя в своей комнате на следующий день я глотала слезы, понимая, что единственный путь – это звонить отцу. Кланяться в ноги мужу, выслушивать от матери, какая я тупая. И во всем этом я винила Германа. Я возненавидела его за поступок, приведший меня в личный ад.

Потому что именно он поменял в моем маленьком мирке буквально все. Перевернул с ног на голову. Заставил пройти ад дважды, а то и трижды.

И я бы, наверное, так осталась без крыши над головой, так бы и поехала в Белгород к родителям и мужу, если бы не Антон.

Он пришел от матери за деньгами за квартиру.

И увидел меня с пакетом, зареванную и с грязной головой. Мыться это последнее, что пришло мне в голову.

Высокий, стройный, строгого вида парень, он мне очень напомнил Петю в то время, когда мы только начинали встречаться.

Но я все равно посчитала за лучшее, сразу отдать ключи и уйти. Теперь я знала, что ожидать от мужчин можно чего угодно.

– Привет, Мышка. Я так понимаю, денег у тебя нет, – поднял он густые брови и потер переносицу. Устал что ли. Не выспался?

– Нет. Я как раз хотела отдать ключи и уйти, – кладу я связку на ветхую тумбочку и хочу уже уйти, как вдруг он хватает меня за руку, останавливая. Вглядывается в лицо, а потом медленно скользит взглядом вниз, к губам и дальше, к вырезу, что немного открывал грудь.

И от его пристального внимания становится не по себе, хочется скорее уйти. Не ощущать на коже влажного прикосновения длинных пальцев.

– Торопишься, Мышка? Один месяц можно и отработать…