Текст книги "Dreaming of you (СИ)"

Автор книги: Alice Greenhouse

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Уилл?

– Я просто надеюсь, – растягивая слова в необычной для себя манере, пробормотал Уилл, вставая из-за стола, громко отодвигая стул с противным, скрипящим звуком, – что ты знаешь, что делаешь. И не будешь ни о чем жалеть.

Кажется, Джонатан тоже не знал, что ответить на выпад брата, поэтому в тишине слышен лишь шорох и недоуменный шепот Майка, когда за рукав Байерс-младший, не дождавшись вразумительного ответа, утягивает за собой Уиллера.

Он же влюблен в тебя, Нэнси!

Нэнси старалась концентрироваться на пригоревших к сковородке остатках еды (да-да, мам, я не трогала ничего на кухне, может быть, это был Майк?), мысленно умоляя кровь отхлынуть от лица, но уже догадываясь, что торчащие острые уши ее выдают своим багровым оттенком.

– Что сказал Уилл? – напряженно и очень осторожно спросил Джонатан за ее спиной, подходя чуть ближе.

Нэнси вздрогнула и лишь пожала плечами.

Он же влюблен в тебя, Нэнси!

Нэнси никогда не была авантюристкой: у нее был парень, у нее были заполнены все ячейки в жизни, она бы никогда не променяла комфорт на приключение с неясным исходом. А Джонатан Байерс был непонятным, непредсказуемым и совершенно неподходящим вариантом для Нэнси.

– Не обращай внимания, – тихо заметил Джонатан, будто чувствуя, что подошел слишком близко, он отодвинулся и прислонился спиной к холодильнику. – У него сейчас бывают странные мысли. Их не стоит воспринимать всерьез.

Нэнси нужна была стабильность, Нэнси всегда была практичной девочкой.

Только вот в ту ночь, в доме Байерсов, Нэнси на секунду показалось, что Байерс – это то, что нужно. И больше обманывать себя, отрицая очевидное, у Нэнси не было сил.

Медленно, будто растягивая движения, она закрутила кран и встряхнула руки от воды. Со вздохом она развернулась, оказываясь лицом к лицу с напряженным Байерсом.

– Какие странные мысли? – переспросила Нэнси гораздо спокойнее, чем чувствовала себя в этот момент, встречаясь глазами с молодым человеком.

Джонатан был выше ее на полголовы, и ей приходилось смотреть на него снизу вверх, замечая отчего-то мелкие детали вроде маленького шрама над левой бровью. Хотелось узнать, откуда он появился. А еще нестерпимо хотелось коснуться его. Неожиданно Нэнси перестала бояться, и если бы Джонатан продолжил смотреть ей в глаза с таким виноватым выражением, то она сделала бы шаг вперед, а дальше… Дальше даже она сама не знала, что сделала бы.

– Да так… – криво улыбнулся и первым опустил глаза Джонатан. – Всякая ерунда.

И он ушел, поднялся к мальчишкам в комнату или остался в гостиной, Нэнси было неясно. В любом случае на кухне она осталась наедине со своими мыслями и странными желаниями.

– Ерунда, – повторила она, припадая к стене и подавляя в себе дикое желание сползти по ней на пол.

-11-

От того, что Джонатан сегодня остается, у Нэнси подрагивали руки.

Хотя, если честно, в последние полгода руки дрожали у нее почти постоянно. Может быть, от таблеток, а может, просто нельзя выйти с изнанки абсолютно здоровым человеком. Может быть, подавляя невроз, она только медленно приближала момент, когда все ее самообладание сорвется в пропасть. Нэнси не знала точного ответа, как и на многие другие вопросы, которые сейчас кружились вокруг нее разгоняющейся каруселью.

Из насущного ее волновало ощущение, будто в своем доме она совершенно лишняя, чужая. Майк смог к концу вечера растормошить Уилла, и на его лице наконец-то стала появляться рассеянная улыбка. Расставив маленькие фигурки на столе, он пытался научить остальных играть в какую-то модификацию шахмат, и никто даже не заметил, как Нэнси оставила их одних. Напоследок она лишь остановилась у дверей, наблюдая за их игрой со стороны.

Нэнси было не по себе еще и от того, что это снова с ней происходило, но самое ужасное то, что ей нравилось это чувство: она подпустила кого-то слишком близко. Джонатан Байерс снова обосновался в ее жизни также, как кресло в ее гостиной, заполнил неловкие пробелы и тишину между ней и Майком, между ней и Уиллом, между ней и нормальной жизнью. Это чувство было слегка пряное, с нотками горечи, как имбирный пряник, запитый горячим глинтвейном.

Но Джонатан Байерс был совершенно не походящим для нее вариантом, а она совершенно точно не подходила ему. Но именно в эти минуты, когда она прислонившись к дверному косяку, наблюдала, как мальчики оживленно спорят о чем-то своем («Да причем здесь имперские ублюдки? Это ведь всего лишь поганые штурмовики, Джонатан, скажи ему!»), нежность заполняла ее изнутри. И, наверное, именно тогда она впервые допустила мысль, просто представила, что между ними нет Стива, нет постоянных споров и ссор, нет этого убивающего молчания и взглядов украдкой, потому что смотреть друг на друга долго – просто нельзя, немыслимо.

Впервые за долгое время на душе стало спокойно, всё казалось таким правильным, что ни одной детали ей не хотелось изменить или исправить. А когда она захотела прогнать прочь эти неправильные мысли, то с ужасом осознала, что ей этого совершенно не хочется делать.

Тихо она поднялась наверх к себе в комнату и присела на кровать. Заранее выяснив, где на чердаке искать матрас для Байерса, ей совершенно расхотелось его доставать. Решение вертелось на кончике языка, готовое вот-вот сорваться, но страх совершить ошибку и всё испортить никогда не оставлял ее.

И чувство радости и спокойной тихой нежности потихоньку утекало сквозь пальцы. Она почти забыла, ради чего сегодня Джонатан остался, и что ей предстоит вновь спуститься в ее личный Аид.

Набрав несколько цифр и прослушав десяток гудков, Нэнси почти не расстроено отложила ее в сторону. Телефон зазвонил через пару секунд, заставив ее подскочить на месте.

– Алло, Нэн? – голос Стива звучал будто бы издалека. – Это ты звонила сейчас?

– Нет, – зачем-то быстро соврала Нэнси, впиваясь пальцами в телефонную трубку. Голос Стива действовал отрезвляюще, будто ведро ледяной воды. – Как ты?

– А… Я собирался прокатится к ребятам, у Лолы сегодня свободный дом. Я могу заехать за тобой, ты как?

– Не думаю, не сегодня, Стив, – нахмурилась Нэнси, нервно наматывая провод от трубки на палец. – Я с Майком, да и вообще…

– Он вроде взрослый парень, – равнодушно заметил Стив по ту сторону. – Думаю, ты должна позволить себе немного расслабиться, если ты понимаешь…

Дверь в комнату приоткрылась и в комнату неуверенно заглянул Джонатан, готовый очевидно задать вопрос, можно ли ему войти. Нэнси с округлившимися от испуга глазами кивнула и махнула рукой.

– Мне пора, – коротко буркнула она в трубку, должно быть слишком холодно, раз Стив пару секунд удивленно молчал.

– Всё в порядке?

– Да, да, – зачем-то даже закивала Нэнси, упираясь взглядом в замершего в неуверенности на пороге Джонатана. – Я должна идти, тут… Серьезно мне пора.

– Любишь меня? – неожиданно спросил Стив.

– Я… Ты ведь знаешь, – Нэнси чувствовала, как кровь приливает к щекам.

– Скажи, – по высоким ноткам в голосе было понятно, что Стив подшучивает над ней.

– Я… – Нэнси запнулась, встретившись глазами с Байерсом, и в ту же минуту поняла, что Джонатан знает, кто на том конце провода. Он неуверенно улыбнулся и с грустно-виноватым выражением лица сделал шаг за дверь.

– Мне действительно пора, – Нэнси быстро нажала на сброс, чувствуя, что уже ни в чем не уверена.

-12-

Уснуть у Нэнси не получалось очень долго. Джонатан деликатно сидел за столом и что-то увлеченно читал в исписанном заметками учебнике по химии Нэнси. Укрывшись с головой одеялом, Нэнси смотрела одним глазом на его профиль, отточенный сумраком комнаты и тусклой настольной лампой, и не могла заставить себя перестать смотреть. Джонатан был красивый и необъяснимо близкий сейчас, родной. Ей хотелось, чтобы он оставил в покое ароматические углеводороды, чтобы он сел рядом, посмотрел на нее в ответ. Она так мало спала в последнее время, то и дело, проваливаясь в нервные короткие сны в школе прямо на уроках, что было невыносимо обидно от того, что спать не хотелось. Точнее – хотелось, но никак не получалось.

– Никак не уснуть, – наконец пожаловалась она с шумным громким выдохом, отбрасывая одеяло с головы.

– Если я почитаю тебе главу про ароматизацию трициклоидных соединений, это поможет? – улыбнулся Джонатан и повернул голову вполоборота.

– Таких нет, – почти на автомате меланхолично поправила Нэнси, безотчетно уставившись в потолок, – они трициклические. И я это сама могу почти наизусть пересказать. Близко к тексту. Очень близко к…

– Ну, хорошо, – Байерс развернулся на стуле и подкатился чуть ближе к кровати, – я понял, ты химик с большим будущим, а я – нет. Но могу я как-нибудь помочь тебе?

– Я… Не знаю, – обреченно скрестила руки Нэнси, а затем дрогнувшим голосом попросила:

– Спой мне.

От безвыходности ситуации ей вдруг стало весело и абсолютно безразлично то, какой дурочкой она себя выставляет. Хуже все равно не будет.

– Я не пою, – коротко отозвался он, мгновенно посерьезнев.

– Поешь, – уверенно настаивала на своем Нэнси, – точно ведь поешь!

– Нет, я вовсе…

– Майк говорит, что да, – соврала Нэнси, не задумываясь. О том, что за последние полгода они с Майком разговаривали только на тему погоды и его домашних заданий, разумеется, Джонатан не мог знать.

– У тебя есть гитара, может быть? – фыркнул он, осматривая типично девчачью комнату с плюшевыми медведями и куклами на полке под стеклом.

Нэнси отрицательно качнула головой и грустно вздохнула.

– Я не очень хорошо пою, – недовольно цокнул языком Байерс, сдаваясь, и скрестил руки на груди. – Да, и поздно ведь уже. Уилл и Майк спят.

– В таком случае иди сюда, – с этими словами Нэнси передвинулась на край кровати, – я не кусаюсь, честное слово.

Нэнси старалась не думать о том, сколько границ и рамок дозволенного ей удалось нарушить за одну ночь. В тот момент ей слишком хотелось, чтобы Джонатан был ближе, чтобы можно было невзначай коснуться его руки своей рукой.

Джонатан же сидел еще какое-то время, недоверчиво поглядывая на Нэнси, а потом неуверенно улыбнулся и спросил:

– Какую песню ты хочешь услышать, Нэнси Уилер?

-13-

На изнанке всегда невыносимо холодно и темно, здесь просто неоткуда взяться свету. В этом мире нет солнца, нет своего источника тепла, поэтому, попадая в этот мир, Нэнси становится горячим очагом, притягивающим тварей. Они ждут ее каждую ночь, они ей рады. Нэнси не знает точно, реально ли каждую ночь ее утаскивает изнанка или это делает ее поврежденное сознание, но сегодня всё станет ясно: Джонатан будет рядом, Джонатан разбудит ее, если это всего лишь больной кошмар. О том, что ей предстоит, если всё это время параллельная реальность страстно желала оставить Нэнси себе, Нэнси предпочитала не думать. Джонатана не будет рядом, он не сможет прийти на помощь, даже если Нэнси будет его звать.

Нэнси сама не замечает, как долго уже бежит мимо черных деревьев, царапающих лицо и руки. Она просто бежит вперед и точно знает, что нечто бежит за ней. Оно совсем рядом, Нэнси почти слышит клацанье зубов над ее ухом.

Почти на автомате у нее вырывается жалкое и очень тонкое «Джонатан!», и смутно она припоминает, что он должен ее разбудить. А еще: он не придет. Его не будет на нормальной стороне в нише под деревьями у дороги, он не вытащит ее в этот раз, ведь Джонатан сегодня не спит.

И вот тогда настоящий, безумный страх сковывает ее сердце. Она здесь совсем одна!

– Спокойно, Нэнси, – сквозь зубы шепчет она сама себе, чувствуя, как к глазам подкатывают слезы отчаяния, – нужно просто продержаться до конца, до конца этого сна, всего лишь до четырех… Как только…

В темноте она ориентируется плохо, каждый раз, сворачивая за дерево, Нэнси ожидает наткнуться на очередную тварь, считающую изнанку своим домом.

Воздух на изнанке сырой и тяжелый, набитый невидимыми опилками и железной стружкой, дышать здесь тяжело, а бег отнимает слишком много кислорода, Нэнси становится все боле и более неловкой. Когда нога цепляется о какую-то корягу, это почти ожидаемо, почти желанно. При падении она расшибает себе локоть о какой-то острый камень, от боли в глазах искрит, Нэнси кусает губы, чтобы не закричать.

Но это уже не имеет никакого смысла.

То, что преследовало ее все эти месяцы, уже здесь.

В темноте Нэнси не может рассмотреть деталей, но теперь, оказавшись в первый раз лицом к лицу со своим преследователем, Нэнси не боится. Нэнси больше не страшно.

– Чего ты хочешь? – осипшим голосом шепчет она, суживая глаза, чтобы хоть что-то рассмотреть. – Чего?

Силуэт не двигается с места, только смотрит на нее внимательно, будто изучая. Нэнси не видит клыков или рогов, и от этой неизвестности ей не по себе. Под руками у нее ничего не находится, только тяжелые глыбы камней, которые Нэнси точно не поднять, и остается лишь один выход: снова бежать.

Неловко приподнявшись, Нэнси побыстрее пытается подняться с земли, но Нечто оказывается быстрее, нависая над ней и пригвождая к земле. Отстраненно Нэнси понимает, что Нечто – соткано из густой синевато-серой дымки, невесомой и безжизненно холодной.

– Я… – Нэнси дрожит точно также как и ее голос. – Я не понимаю… Чего ты хочешь? Почему я?

Темный туман перед ее лицом подернулся рябью, приобретая всё более конкретные очертания, все более человеческий образ, и Нэнси просто не может поверить. У Нэнси ощущение, будто ей забивают в грудь копье.

– Барбара…

Барбара смотрит на Нэнси с легким укором и грустным пониманием, совсем как тогда, на вечеринке Стива, когда Нэнси оставила лучшую подругу одну, когда выбрала совсем не то, что должна была.

– Барб… – осипший голос срывается, и Нэнси сама не знает, что хочет сказать. – Барб, я…

Барбара улыбнулась и, невесомо качнув головой, быстро растворилась в темно-синей дымке.

– Я не имела права забывать Барб, правильно? – громко отчеканила Нэнси, стирая ползущие по щекам слезы. Чувство вины, до этого никак не проявляющее себя, затопило ее.

– Я не имела права делать вид, что всё может быть как прежде!

Дымка над ней снова задрожала и сгустилась, придавая бесформенной фигуре человеческие черты, и еще до того, как Нэнси увидела, она уже знала, кого увидит. Нэнси поднимается с земли и наблюдает, как нечто становится ей самой: измученной, с залегшими тяжелыми тенями под глазами и опустившимися уголками рта.

– Ничего уже не будет так как прежде! – Нэнси уже не уверена, кто именно это сказал, в следующую секунду вторая Нэнси растворилась в темном воздухе.

– После всего что было… – над тяжелыми кронами деревьев Нэнси смотрит на небо, которое заходилось яркой сеткой расползающихся трещин, под которыми сиял ослепительно белый свет.

– Джонатан, – тихо шепчет Нэнси и слышит, нет, чувствует незамедлительно его отклик. Как и обычно, Джонатан где-то там за чертой.

Нэнси опускает слезящиеся глаза. Ощущение реальности происходящего не оставляет. Где-то там за гранью ее ждет Джонатан, который… Черт возьми, он ее ждет. Нэнси чувствовала, как счастливый смех пробивается через стены отчаяния, через эти деревья и падающее фальшивое небо.

– Всё должно измениться

-14-

Открывает глаза Нэнси уже в своей кровати, Джонатан крепко обнимает ее за плечи, успокаивающе поглаживая по спине.

– Всё получилось, – дрожащим голосом шепчет ему в шею Нэнси и немного отстраняется, чувствуя при этом, что все лицо у нее мокрое от слез.

Джонатан рядом с глубоким вздохом отпускает ее и закрывает свои глаза ладонью.

– Ты не просыпалась, – после недолгого молчания коротко объяснил он ей надтреснутым голосом. – Я… Не знал, что делать.

– Всё закончилось, Джонатан. Всё теперь будет хорошо.

– Хорошо, – просто пробормотал он, криво улыбнувшись.

Там на изнанке всё было проще и понятнее, там Нэнси все наконец решила, а сейчас уверенность вновь стала оставлять ее. Секунду назад он с такой нежностью прижимал ее к своей груди, а сейчас он говорит с такой холодностью, что у Нэнси стынет сердце.

– Я… кричала?

– Иногда, – уклончиво пожал плечами, избегая взгляда на Нэнси. – В основном, просто металась по кровати и…

– Я звала тебя? – чуть дрогнувшим голосом спросила Нэнси, разглядывая Джонатана при свете утра. За окном уже встало солнце, и его лучи причудливо окрашивали волосы парня в рыжеватый оттенок.

Он неуверенно перевел взгляд на Нэнси и кивнул с непроницаемым выражением на лице.

– И ты пришел. Как и всегда, – счастливо улыбнулась она.

– Что было там, Нэнси? – закусив губу, спросил он. – На изнанке.

– Там… Мне сложно объяснить, что там было. Но я знаю, что этого больше не будет: не будет изнанки, пробуждений посреди ночи и вообще… – Нэнси вздохнула и бросила взгляд в окно, из которого валил теплый солнечный свет. – Все теперь будет по-другому.

Джонатан задумчиво кивнул, но по выражению его лица невозможно было понять, что сейчас происходит в его голове. Нэнси хотелось столько все сказать сейчас, но он неожиданно поднялся с кровати и сказал:

– Я рад, что всё закончилось,

-15-

Нэнси не обманула: тех снов больше не было.

На смену им пришли другие. Менее страшные, но причиняющие куда больше боли.

Джонатану снилась Нэнси. В его снах Нэнси была счастлива. В его снах она была с ним.

Просыпаясь по утрам после этих снов, Джонатан чувствовал себя даже более разбитым, чем в тот день, когда Нэнси сошлась со Стивом. Впрочем, формально они ведь со Стивом не расставались никогда, тогда Джонатан просто сделал неловкую попытку влезть в чужие отношения, и ничего хорошего из этого не вышло. Нэнси и Стив – идеальная пара, а Джонатан просто хороший друг, которому можно даже позволить спать в своей кровати. Джонатан не был мазохистом, но из раза в раз позволял Нэнси всё, что ей было нужно.

И сейчас, когда Нэнси и Стив действительно расстались, Джонатан не мог позволить себе надеяться на что-то. И даже, когда Нэнси подходит к его дому и ведет по аллеям, когда она робко берет его за руку и переплетает их пальцы между собой, Джонатану кажется это очередным сном, после которого возвращаться в реальность очень больно.

– Что это за песня, которую ты пел тогда? – остановившись на середине маленького мостика, Нэнси кладет голову ему на плечо, и Джонатан уверен, что улыбается.

– Свинцовый дирижабль, – тихо отвечает Джонатан, разглядывая расфокусированным взглядом темную воду под ними, – лестница в небеса.

– Споешь мне ее еще раз? – еле слышно просит Нэнси, а Джонатан улыбается и понимает, что сделает для нее всё, что угодно.