Текст книги "Вне спасения (СИ)"

Автор книги: Alfranza

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Возвращение. Вне покаяния ==========

Вершители судеб, милы и чисты.

Наверное высшая плата.

Единожды веря, сжигают мосты.

Паденье для них – не утрата.

Однажды вступивши на путь доброты

Куда не ступают бесцельно.

А стоит ли выбрать: оно или ты.

Я им покорюсь безраздельно.

Но как не старался бы я – мне не жить.

И истина в том – не успею.

Я все доказал, только время бежит. Его уже не одолею.

***

Неверленд казался далеким странным островом, где их навсегда стало меньше.

Почти все время обратно, Регина провела у тела мертвого Генри. Она там просто сидела и не могла поверить в то, что они так и не смогли вернуть ему сердце. Слишком долго было их сражение с Питером Пэном. И даже проиграв, Пэн победил. А Регина и Эмма даже со всей своей магией, не смогли спасти того единственного, которого любили сильнее, чем кого либо.

Все оказалось просто. Они потеряли Генри навсегда. И никто не скорбел о нем, как Регина. Для Эммы же эта потеря была еще глубоко не осознана. Эмма держалась за всех их. А еще Эмма потеряла не только Генри. Эмма потеряла и Нила. Снова. Они с Тинк погибли, когда защищали Потерянных Мальчиков от Пэна. Они погибли героями, как и их сын.

Крюк взял на себя смелость не беспокоить ни Регину, ни Эмму и занимался не только вождением судна, но и заботой о некоторых выживших мальчиках. Один даже стал ему чуть ближе, напомнив о том, что он сам когда-то был пацаном. Парня звали – Николас. Понимая, что Свон сейчас будет далеко не до пирата, Крюка решил, что просто обязан ждать. Он даже не подозревал, что может и не дождаться. В одном он уверен был прочно. Эмма рано или поздно захочет покинуть Сторибрук, и тогда, он увезет ее на своем корабле. А пока что, забота о Николасе, стала для Крюка отдушиной. По прибытию в Сторибрук, он решил отыскать родителей парня. Все равно, в ближайшее время до этого никому не будет дела.

На самом же деле Крюка очень сильно заботило то, что по прибытию в Сторибрук, Эмма может захотеть вернуться в Бостон или Нью-Йорк, а пират был не готов на то, чтобы расстаться с мечтою покорять моря. И мечтал он не делать это в одиночку. Он мечтал, что Свон, более не удерживаемая ни чем, согласится поехать с ним. Он был так уверен в этом, что даже распланировал их отбытие. Пару дней они почто пробудут в Сторибруке, надо будет похоронить Нила, Тинк и конечно же Генри с почестями. Но Свон не сможет находится долго в этом городе, и Киллиан станет тем островком надежды, которой примет ее. Так он считал.

Но по прибытию в Сторибрук, когда все разбрелись по своим домам, оказалось, что Эмма желает побыть одна. Это желание Крюком было понято правильно. После такой трагедии, нужно время, и он быстро ретировался искать с Николасом его родителей. Однако вера его не ослабла, Ни за день, который он провел с мальчиком, ни за вечер, который ему пришлось проводить за кружкой пива в кафе. Руби, которая вместо улыбки подарила пирату скидку на выпивку, сказала:

– Ты правильно поступаешь, что даешь ей пространство, – она намекала на Эмму, и ее горе. – Но на твоем месте, я бы не оставляла шерифа долго в одиночестве. Знаешь, мысли разные в голову лезут после такого.

Слова Шапки застряли в голове у пирата надолго. Вернувшись на корабль, он завалился было спать, но не смог сомкнуть глаз, направился снова в приют к Голубой Фее, где он оставил Николаса. Там он провел почти всю ночь, размышляя над словами Руби.

Регину пустой дом встретил зябким холодом и воспоминаниями о Генри. Домашними его вещами, книгами, приставками игр. На все это было тяжко смотреть, поэтому Регина предпочла принять душ, и уйти в свой кабинет. В баре была непочатая бутылка виски, которая и составила ей компанию в этот холодный вечер в Сторибруке.

Шерифа же мучило ощущение нереальности происходящего. Особенно когда они все вернулись в дом Чармингов, и Мэри Маргарет завела не очень приятный разговор о том, что Эмме стоит уехать отсюда. С Джонсом. Навсегда. Неприятность была в том, что Эмма не говорила Крюку ничего и не обещала, значит он сам намекнул на то, что хочет ее увезти, и ее родители пытались как-то повлиять на ее решение, склоняя к поездке из города, где она никогда не забудет Генри.

От всех этих разговоров разболелась голова и Эмма решила пойти наверх, спасть. Только вот уснуть ей мешали мысли о том, как теперь жить, и где искать смысл этой жизни. Им всем еще предстоят похороны через два дня, и это будет самый тяжелый день в жизни Эммы.

И Регины.

О Регине Свон думать не желала. Она не хотела думать о том, что будь Регина порасторопнее, сейчас возможно бы они все праздновали великое возвращение и никого не потеряли. Не то, что бы она винила ее, нет. Но искра раздражения, что ничего нельзя поправить, прочно поселилась в сердце, давя на мозг осознание собственной вины. Они могли всех троих спасти, в результате они потеряли не только троих, но и некоторых потерянных мальчиков, а так же покой и смысл жизни.

А главное, они потеряли сына, который объединял их семьи, в одну большую. Теперь Эмме казалось, что все приведет к расколу и ненависти. Белоснежка почти сделала этот шаг, обратно. Она уже чуть-чуть ненавидела Регину за то, что она не смогла спасти тех, кто рисковал ради нее.

Нила. Тинкербелл. И Генри.

Они все стали героями. Посмертно. И послезавтра их примет сырая земля. А до этого, все будут жить ощущением того, что все это нереально. Что это какой-то кошмарный дикий сон, который не несет ничего хорошего, только ад, смерть и разруху.

Только боль.

***

Нервная ночь для Регины прошла ужасно. Ощущение вины напополам с расплатой за грехи, за все убийства и зверства, которые она совершала, теперь терзало ее огненной болью в области сердца. Лучше бы ей так остаться навсегда, а уж Свон смогла бы вырастить их сына, в этом теперь Регина не сомневалась. Но судьбе было угодно распорядиться иначе, а сейчас Миллс уже не верила в какой-либо счастливый конец для себя. За все что она делала или не делала в прошлом, она расплатится смертью сына и обреченным существованием без него.

Эту ночь Регина не спала. Пила и размышляла о том, как вернуть Генри к жизни. Его невозможно было вернуть, ведь мертвые не возвращаются. Даже Румпельштильцхен знал это. Вслед за Даниэлем, Регина теряет снова того, кто был ей дороже жизни. Сына, которого она вырастила и воспитала как своего, но он не часто именно ей принадлежал. Лишь последние два года. Но именно Свон заставила Регину бороться за него, именно Эмма помогла понять его и ценить. И Регина была уверена в том, что Свон сейчас тоже не сладко, но думать об этом не хотелось. Какое ей дело до того, что чувствует Эмма, когда собственные нервы того и гляди порвутся. Они натянуты, как струны и не них сейчас играет победный марш судьба. Но это и траурный марш.

Ведь вместе с Генри умерла и Регина. Ее больше нет. Это просто тело, которое рано или поздно отправится следом за сыном, на сторибрукское кладбище, в семейный склеп Миллс.

Регина удивленно повернула голову, когда в дверь постучали. Она никого не ждала, и считала, что никто не смеет нарушать ее покой. Потому что ей сейчас необходимо только одиночество и виски.

Однако на часах было восемь часов утра, и Регина даже не заметила этого времени, которое пронеслось за выпивкой и воспоминаниями.

– Регина, я знаю, что ты дома.

Эмма. Вчера они расстались молча, и Регина была уверена, что Свон еще не скоро появится на ее пороге, учитывая, что ей есть кому плакаться. У нее все еще есть родители. И Крюк. Теперь у нее есть ручной пират, с которым она, конечно же, уедет на край света. Что надо этому отродью света в доме, где все напоминает им то, что они потеряли?

Регина не намерена была открывать, но потом она подумала, что Эмме тоже хотелось бы зайти в комнату Генри. Эмма сильнее ее, она сможет там находится и не заплакать. Все слезы Регины кончились еще в Неверленде.

Наверное, когда Регина открыла дверь, она выглядела ужасно, но впервые за все время, ей было наплевать на это. Однако Эмма немного отклонилась в сторону, когда Регина сказала:

– Мне не нужна твоя жалость, Свон. Так что если ты пришла меня утешать, зря потеряла время.

Эмма пришла не за этим. Эмма пришла просто проведать Регину. Чтобы убедиться, что та в порядке. И она убедилась в том, что Регина в порядке не была. Одетая в ту же одежду, что и вчера, со стаканом виски в руке, Регина выглядела так, будто не спала всю ночь. И Эмма знала точно, что так и было. Потому что сама Эмма тоже не спала, ее мучила вина, но к Регине она пришла, чтобы ощутить какое-то странное единение их душ. Эмме не нравилось это ощущение, словно Миллс забирала часть ее души, чтобы хоть немного утолить ту боль, что раздирала ее на части, рвала плоть, жилы, нервы. это все ощущалось, как напряжение между ними, дикое и страшное. Эмма никогда прежде не ощущала от Регины такой гнетущей бездны, как сейчас, когда женщина смотрит отрешенным взглядом, и не желает никого видеть.

– Главное ты жива, – вырвалось у Эмма.

Глухой смешок распорол напряжение между ними, губы Регины искривились в обреченной ухмылке.

– Я должна прежде похоронить сына, Свон, а потом мне плевать, что будет. Уезжай.

Эмма хотела переступить порог, но всего лишь наклонила голову, пытаясь правильно расслышать сказанное Региной. Она правильно все услышала, Регина тоже гонит ее. Так же как и родители. А Крюк, как охотник, выжидает ее, свою добычу, чтобы увезти так далеко, как только сможет.

– Что ты сказала? – переспросила Эмма, чисто автоматически.

– Я сказала, после похорон, чтобы духу твоего здесь не было, Свон!

Эмма нахмурилась.

– Ты гонишь меня?

– Да, – сухо сказала Регина, пытаясь закрыть дверь, но Свон с силой толкнула дверь, что та распахнулась настежь.

Регина молчала и Эмма пыталась понять, что она чувствует.

Ненависть? Нет. Жалость? Нет. Симпатию? Нет. Она ничего не чувствовала к Регине, кроме единения их душ, понимания того, что происходит друг у друга внутри. Возможно это понимание и заставляло Регину отталкивать Эмму, чтобы та не позволила себе жалеть ее. Ее, сильную, волевую Злую Королеву.

Уже нет. Регина не была злой. Но была Королевой и не позволяла никому проявлять жалость к ней. У Эммы и не было ее, жалости. Но было искреннее переживание, которое вырвалось изнутри словами:

– Я не уеду, пока не буду знать, что с тобой все в порядке, Регина.

Неверленд не сломал Эмму, но мог сломать Регину. И Эмма боялась того, что на ее совести будет еще одна смерть, которую она не сможет предотвратить.

========== Ненужность. Нет ничего. ==========

Ненужность пугает, ненужность зовет.

Ее я боюсь, как забвенья.

Тебя потеряв, эта боль не уйдет.

Нет. Порваны прочные звенья.

И ты б меня понял, но нету тебя.

Чего я боялась – свершилось.

Единственного покорила земля.

Господь, это мне не приснилось!

Отчаялась. Всеми забылась. И горькой воде покорилась.

– Эмма, ты не можешь все время ее защищать, она взрослая женщина, и должна понять, что теперь ей придется самой справится с этой болью.

Слова Белоснежки прозвучали так, словно Регина была ее врагом, а не частью семьи, о которой она так распиналась в Неверленде. Получалась безрадостная картина: ее мать, снова встает на путь ненависти к Регину. И мало того, Дэвид готов ее поддержать.

– Она права, – вторил Дэвид. – Регина не нуждается ни в тебе, ни в ком-то из нас. Она сама справится. А ты должна строить свою жизнь, и лучше Крюка никого нет.

Эмме не нравилось то, что родители уже все за нее распланировали, но в чем-то они были правы, конечно. Однако их хваленая забота казалась Эмме лицемерием. Стоит Эмме уехать с Крюком и неизвестно что все они сделают с Региной. Свон чувствовала, что Миллс снова ненавидит весь город. Как просто люди всегда свергают героев с пьедестала. Сегодня ты герой и тебя любит весь город, а завтра мы тебя закопаем на кладбище, как безымянную. Эмме это не нравилось, ведь она тоже была виновата в том, что все так случилось. А Регина ведь больше всего хотела, чтобы все вернулись домой живыми.

Ненужность этому городу Регину пугала. Но больше ее пугало то, что она не нужна самой себе. Здесь и сейчас пропал смысл даже выходить на улицу, идти на работу, что-то делать. Это не имело никакого смысла, как раньше. Раньше сути придавал сын, сейчас Регина смотрит в сад и у нее нет желания даже ухаживать за яблоней, отчего у той скукожились листья, побелела кора, завяли плоды. Даже яблоня ощущала этот скорбный плач внутри Регины, который она изо всех сил старалась не выпускать наружу, словно наполняя до краем небольшое море внутри, которое рано ли поздно все же перельется через край и утопит Регину. Но Регине было все равно. Завтра они похоронят всех героев, и ей больше не придется искать возможности воскресить то, что воскресить нельзя.

Питер Пэн выиграл даже проиграв. А все они проиграли, даже убив его, отомстив за всех. Они проиграли, и Свон это тоже хорошо знала равно как и Миллс. Только вот Эмму ждал Крюк, который рано или поздно дождется Эмму на пирсе, чтобы навсегда увезти, далеко-далеко. Эмма больше не вернется в проклятый город. Эмма будет где-то жить, новой жизнью и новыми возможностями, заведет новую семью с Джонсом.

Впервые за долгое время Регины стало завидно. Она уже давно никому не завидовала, но здесь и сейчас, ей стало завидно чужому счастью, которое не заслуживал Крюк. Косвенно Регина винила его, что они не успели к Генри вовремя. Джонс спутал дороги, и они пришли к Генри позже. А теперь Джонс как ни в чем не бывало будет строить новую жизнь с Эммой.

Регина сжала тонкими пальцами стакан с виски, пытаясь искоренить боль внутри ненавистью к Крюку и Эмме. Но если Крюка сердце готово было ненавидеть, то Эмму – нет. Регина помнила и то, что Эмма почти всегда была на ее стороне в Неверленде. Они работали как команда, и выпадали из этой команды, и Крюк, и Белоснежка, и Дэвид. А Эмма и Регина казались одним целым, героями, которые могут все.

Не смогли. Не сдюжили.

Им тогда нужно было действовать только вдвоем, а они зачем-то потащили с собой Чармингов и Крюка, который говорил о том, что хорошо знает Неверленд, то на деле оказалось, что он больше ухлестывал за Эммой, чем помогал им спасти Генри.

Утро выдалось пасмурным, и Свон, которой достались все приготовления относительно Нила, предстоял нелегкий день. После возвращения из Неверленда, каждый день был испытанием, для всех, но особенно для них с Региной. Эмма думала о том, что Регина показалась ей сломленной вчера. Она ни разу за все три года не видела Миллс в таком состоянии. Разбитой, растоптанной, отчаявшейся. Это пугало, и заставляло искать выход. Но что сможет Свон, если сама Регина вдруг не захочет жить?

– Я принес вещи Нила, из больницы – сказал Крюк, потревожив задумчивую Эмму.

Он осторожно зашел в офис шерифа и поставил коробку с вещами на стол. Сейчас Киллиан как никто понимал Эмму, ведь он тоже терял, дважды. Сперва брата, затем Милу. И те раны рубцевались очень долго и мучительно, словно кто-то пытался зашить боль под кожу кривой иглой. Без наркоза. Без прощения.

– Свон, – позвал он ее. – Ты не должна себя корить, возможно Регина…

– Помолчи, – отрезала Эмма, чувствуя, что ее начинает раздражать присутствие Крюка.

Она понимала, он пришел помочь. Но она так же понимала, что он живет ожиданием того, чего хотят и ее родители. Крюк ждет пока Эмма не решит уехать с ним. Он не давил, но всем своим присутствием подавлял Эмму все же решать самой. Эмма всего лишь хотела, чтобы после ее отъезда, Регина обрела счастье, второй шанс, любовь. Что-нибудь, ради чего можно продолжать жить и не вспоминать о том, что они потеряли в Неверленде этой осенью.

Крюк мялся около нее, как нашкодивший подросток, не смея снова заговорить. Эмма подумала о том что сейчас ей меньше всего хотелось бы общаться с кем бы то ни было.

– Мне надо навестить Регину, и подготовить костюм для Генри, – сказала Эмма, пытаясь пройти мимо Крюка, но он схватил ее за локоть, заставляя смотреть в глаза.

– Ты не обязана с ней нянчиться, Свон!

Эмма раздраженно глянула ему в глаза, и он тут же отпустил ее.

– Она сама должна найти путь к спасенью! – крикнул Джонс в след уходящей Эмме.

К полудню, Эмма была уже морально и психологически вымотана, и каждое напоминание о том. что произойдет завтра на кладбище Сторибрука вызывало боль и тошноту. Все словно сговорили повторять одно и то же: «Соболезную!» Эмме хотелось куда-нибудь провалиться до завтра, чтобы просто побыть пару часов в тишине и не слышать всех этих слов. Румпельштильцхен вот даже не стал говорить с ней, пришлось переговорить с Белль, которая оказала Эмме огромную помощь и поддержку, не говорят банальных слов. Они выбрали хороший костюм для Нила, и неплохую одежду для Тинкербелл. Голубая Фея, лицо которой, было белое как мел, все еще не могла поверить в смерть Зеленой феи.

– Я с ней была так груба, – еле сдерживая слезы пробубнила она. – Теперь мне никогда не сказать ей того, что я на нее зла не держала.

Эмме было нечего сказать, а Белль просто взяла Голубую фею за руку и это ее немного приободрило. Вообще надо сказать, что рядом с Белль Эмма не чувствовала себя под таким гнетом, как в квартире у Чармингов, или с Крюком. С Белль всегда было легко, и сейчас Эмма просто была благодарна ей за то, что та не давит соболезнованиями и пустыми словами, которые все равно не смогли бы помочь.

– Мне надо навестить Регину, – сказала Эмма, глядя в пол. – Надо выбрать костюм для Генри.

Последняя фраза прозвучала, как оправдание своему походу к Регине. Но на самом деле Свон не хотелось туда идти, просто потому что сейчас ей хотелось тоже побыть одной. Но все равно необходимо сделать все последние приготовления. Это неизбежные мероприятия, и их все равно придется проводить.

Регина не пошла на работу, в Мэрию. Она целый день разбирала фотографии Генри. Их было не так много, как хотелось бы. Одна из них была сделала Эммой почти год назад. На снимке Регина, Генри и Понго. Регина влюбленными глазами смотрит на сына, который играет с собакой. Эмма тогда сказала, что если что-нибудь случится с Арчи, у него будет отличный хозяин. Это был сарказм от Свон.

Сейчас казалось, что эта фотография отнимает у Миллс последние силы на то, чтобы завтра все же выйти на улицу. Чтобы жить и после того, как она навеки распрощается с сыном. Чтобы найти смысла после такой страшной потери.

Настойчивый стук в дверь заставил вздрогнуть и выпасть из воспоминаний.

Конечно Регина никого не ждала, но она точно знала, кто за дверью. Эмма вчера дала понять, что не оставит ее в покое, более того, им предстоят ритуал подбора костюма для Генри. Не особо приятную процедуру Регина должна была проделать сама, и передать костюм Эмме, когда та придет, но Регина совершенно забыла про него, и про все вообще.

Вчера Эмма ни разу не упомянула в разговорах Крюка или Чармингов, что для Регины было неожиданно. Сегодня, когда она открыла дверь шерифу, Эмма спросила ее прямо с порога:

– Хочешь, я сама выберу одежду, если тебе неприятно этим заниматься?

Регина немного растерялась от подобного вопроса, но все же нашла силы сказать, что она должна это сделать сама. Ведь это и ее сын.

Эмма была непривычно молчалива, и почти не смотрела за тем, как Регина перебирает в шкафу Генри его одежду. Немного напрягала такая Свон женщину, но Регина как никто понимала, что если у нее нет никого, то на плечи Эммы давят родители, Крюк и все остальные, ведь она шериф. Однако, жалеть Эмму Регина была не в настроении. В любом случае, у нее не было сил кого-то жалеть, даже себя.

– Этот, – протянула Регина Свон темно-синий строгий костюм.

Эмма стояла к ней спиной, и смотрела из окна в сад. Когда-то через этот сад Генри удирал к ней, когда она только объявилась в городе. Если бы она тогда не осталась в городе, может быть Генри был бы сейчас жив, пусть и под проклятьем Злой Королевы. Она отчасти виновата в его смерти, а вовсе не Регина, которая растила его все эти десять лет.

– Эмма.

Свон обернулась, вспоминая, зачем она здесь. Взяв костюм, она перевела отрешенный и усталый взгляд на Регину, которая продолжила искать остальные вещи. Носки, галстук, рубашку, ботинки.

Эмма тупо наблюдала, как Регина машинально перебирает рубашки, и ей припомнилось, как Генри стащил у Миллс блузку, и принес Эмме. А потом Регина попросила ее вернуть, и теперь она даже не помнит о том, что Эмма переносила почти все ее блузки. Эмма машинально улыбнулась, вспоминая, как Генри говорил ей, что Регина никогда не узнает, что Эмма носила ее вещи. Регина знала, чувствовала.

– Не могу подобрать ботинки, – всплеснула руками Миллс, садясь на край кровати сына.

С силой потерев подбородок, Регина уставилась на четыре пары ботинок перед ней.

– Он в последнее время любил эти, – указала Эмма на красные с белым кеды. – Едва не спал в них.

Уголок губ Регины дернулся вверх, и Эмма сглотнула, чувствуя, что не стоило этого говорить, но слова сами сорвались с уст. Регине было больнее всего, ведь она провела так много времени с Генри, она его растила, нянчила, кормила и много всего того, что Эмма уже никогда не проделает.

Никогда.

Страшное слово, заставило Эмму отступить назад.

– Прости, – быстро проговорила она. – Давай выберем эти ботинки, к костюму.

– Нет, – возразила Регина. – Возьмем кеды.

Хрипота знакомого голоса делала с Эммой ужасные вещи, заставляя жалеть о том, что ее светлая магия не способна воскрешать из мертвых. Сейчас, именно сейчас она пожалела, что не может Регине вернуть никого. Ни отца, ни мать, ни Даниэля, ни Генри. У нее самой живы родители, не смотря на потерю Нила, есть Крюк. А что есть у Регины? Пустота огромного особняка, где она больше не услышит смеха сына. Внезапно Эмме стало жутко, что она ничего не может сделать Регине. Захотелось бросить все и бежать. Прочь. Далеко. Может, все же принять предложение Крюка, и уплыть? Чтобы просто не чувствовать этой зияющей пустоты в душе Регины и не видеть бездны в ее глазах. Бездна, которая побуждает бояться. Но не ненавидеть. Опасаться, но не жалеть. Жалеть Эмма может лишь о том, чего сделать она не может.

Опустив глаза, Эмма выходит из комнаты, оставляя Регину в одиночестве. За закрытой дверью тихо. И Эмма какое-то время прислушивается. Она знает, что если Регина и будет плакать, то только не при ней. Но Регина не плачет и без нее. Сила этой женщины Эмму всегда поражала. И она вовсе не желает, что бы Миллс в один совершенно не прекрасный день сдалась, обрекла себя на вечные страдания от воспоминаний, которые порвут любую душу в забвении. Эмма хотела для Регины чего-то хорошего, пусть и не в этом городе. Именно поэтому она не могла пока что уехать с Крюком.

А сможет ли, вот вопрос?

Прикрыв дверь, Эмма направилась в часовню, где ее уже ждал Вейл, Белль и Голубая фея.

========== Единственный. Если бы. ==========

Единственный мой – приходи ко мне в снах

С улыбкой, иль просто с надеждой.

Любовь не угасла во мне. Как и страх.

И слезы… С тобой я как прежде.

Беда только Эмма приходит ко мне.

тЫ прав. Не забыла она о тебе.

Хмурое, сизое утро. В восемь часов кладбище еще было безлюдно, но Регина уже стояла у склепа. Зябко ежась от пронизывающего ветра, она, казалось, даже не замечала, что собирается дождь. Пасмурные дни зачастили в Сторибрук, но может это просто так и было осенью. Но сейчас казалось, что природа сама оплакивает героев.

Крюк, который не сомкнул глаз почти всю ночь, тоже пришел пораньше. Увидев Королеву издалека, он замедлил шаг. Встречаться с Региной ему не хотелось, и так между ними не было хороших отношений. Впрочем, плохих тоже. Регине было все равно на пирата, а пирату все равно на Королеву. Но так или иначе, Джонс скорбел по Нилу, ведь друзей так просто из сердца не выкинешь, даже если ты ухлестываешь за его девушкой.

– Я даже не удивлен, – поморщился пират. – Пришла подготовить речь?

Это был черный и неприятный сарказм, на который Регина даже не обернулась. Она понимала, что Крюк далеко не тот джентльмен, который будет ей соболезновать, учитывая его планы насчет Свон. Уж Крюку-то только на руку освобождение Эммы от бремени сына. В любом случае, Регина ничего не может ему сказать. Да и смысла нет.

– Только не говори мне, что тебе жаль Тинк или Нила, потому что это будет лицемерием, – продолжал Крюк, глядя в хмурые небеса. – Уж я-то знаю, что ты бы оставила там нас всех, чтобы вернуть Генри.

В этом Джонс был прав. Регина бы сама там осталась, если была бы такова цена. Но на счет других… Вряд ли она так же скорбела по Тинк и Нилу, они были ей чужие, но сказать, что ей было не жаль, не верно. Она теряла любимого человека, и хорошо могла понять в этом Свон. Как и сам Крюк, хоть он и не признавался. Лицемерить было не в правилась Королевы, она просто очень сильно любила сына, и именно эта рана кровоточила сильнее всего. А на других сил не осталось.

Крюк таки подошел ближе, хотя какое-то время топтался за спиной, словно боясь, что Миллс применит свою магию, чтобы заткнуть его навсегда. Регина бы могла, но сейчас она не видела в этом смысла. Сейчас она ни в чем не видела смысла.

– Не привязывай к себе, Свон – прошептал пират, озираясь по сторонам, будто опасаясь, что их кто-то услышит на пустом кладбище. – Она не ты, она заслуживает второй шанс. Отпусти ее.

Крюк отпрянул назад, когда Регина обернувшись, одарила его взглядом полным ненависти и раздражения. Она пришла сюда, чтобы побыть одна, сосредоточится на том, что ей предстоит, а вовсе не затем, чтобы размышлять о Свон, и о том, кто чего заслуживает.

– Мне не нужна Свон, – сухо ответила Регина. – Можешь забирать ее и валить из города.

– Вот как…

– Да. Мне абсолютно все равно на нее и тебя.

Крюк слащаво усмехнулся, обернувшись на ворота на кладбище. Оттуда уже подтягивался народ.

Регина больше всего на свете ненавидела похороны. И дело бы не в том, что она часто была причастна к смерти тех, кого любила, а в том, что после них, она умирала. Что-то внутри отмирало и уходило безвозвратно, чтобы никогда не вернуться. Не нарастить кожу, жилы, нервы. Потери закаляли, но и обескровливали. Это словно ты теряешь кровь, а всем вокруг наплевать, и никто ничего не может сделать с этим. Зато слов много. Ужасное количество слов: пафосных, бесполезных, ранящих. Регина услышала эти слова и на кладбище, и после. Все говорили одно и то же. Все, кроме Свон. Эмма молчала. Эмма не проронила ни слова, ни слезинки. Эмма не смотрела ни на кого, и ни к кому не обращаясь, после похорон ушла домой.

А потом Регина встретила ее возле собственного особняка. Эмма расхаживала у двери, не поднимая головы. И вот тогда Регине подумалось о том, что она понимает почему Крюк думает о том, что Миллс держит шерифа и не дает ей уехать, заполучив шанс начать все заново. Эмма просто не знает куда ей идти, и Регина, как бы это не смешно звучало, понимает ее. И не смотря на все, не в силах прогнать.

– Эмма, – произносит Регина. – Зайдешь?

Эмма только кивает, словно молчанием она запечатала себя от всего этого пафоса.

Регина снимает пальто и идет к барной стойке. Наливает виски в два стакана, один протягивая Эмме.

Свон смотрит на бледное лицо поверженной Королевы. Королевы, которую свергло с пьедестала только горе, только страшная потеря. Королевы, которая ничего и никого не боялась, бросаясь под стрелы Питера Пэна и потерянных мальчиков на острове. Королевы, которая была прекрасна даже тогда, когда в глазах ее зияла бездна пустоты, пожирающая ее изнутри.

Эмма приняла вызов и приняла из рук Регины спиртное. Сделав пару глотков, она отошла к окну, за которым уже в полной мере резвился осенний ливень. Эмма чувствовала, как Регина смотрит ей в спину, не желая говорить. Они молчали очень долго, перед тем, как Миллс все же сказала:

– Ты не обязана оставаться.

Эмме подумалось, что Крюк мог уже поговорить с Региной о ней, и том, что на самом деле он хочет. Мэри Маргарет сказала ей, что Джонс пришел раньше всех на кладбище. А значит, успел надавить словом или делом на неуравновешенную психику Регины. Эмма больше всего сейчас хотела, чтобы на Миллс никто не давил. Никаким из способов. Но город словно обвинял ее в потерях. Снова. Опять все отвернулись и бросили ее. И Эмма не уверена, что хотела быть в их числе.

– Не обязана, – сказала Эмма. – Но хочу.

Ее голос звучал иначе. Слабее, жестче, резче. Регина отметила про себя это, как-то машинально. Раньше она всегда замечала, что у Эммы звонкий, мягкий голос, как у Белоснежки, с нотками яростной храбрости Прекрасного Принца. Но сейчас все поменялось, и не факт, что Регина услышит то, что было прежде. На самом деле, она не хотела слышать ничего. Она хотела остаться наедине, но выгнать Эмму у нее не поднималась рука. Потому что Эмма молчала.

Молчаливая Эмма была странная. Какая-то неземная, другая. Регина рассматривала опущенные плечи и думала о том, что Крюк просто не заслуживает такой женщины, как Свон. Этот бродяга-пират, возомнил себя ловеласом, и думает, что Эмму так просто завоевать. Но та Эмма, которую на протяжении трех лет знала Регина, не простая девушка. Она очень сложная. не по зубам такому ветреному человеку, как Джонс.

– Почему ты не хочешь принять его предположение? – спросила, наконец, Регина.

Ей было не особо интересно, но все же, этот вопрос сам сорвался с губ.

Эмма залпом допила виски и развернулась лицом к Регине. Прежний блеск серых глаз сменился обреченным взглядом. А тонкие губы не спешили размыкаться, чтобы дать ответ на вопрос.

И все же…

– Потому что для этого, нужно любить. А у меня в сердце пустота, и я сомневаюсь, что ее сможет заполнить человек, к которому я не испытываю даже симпатии.

Слова Свон не были новостью для Регины. Она знала точно, что Джонс не тот, и мало того, никогда не станет тем. К тому же, Нил все же был для Эммы любовью всей жизни, иначе бы не было Генри.

Сейчас уже нет никого. И ни с кого не спросишь, что ждет впереди. Какова судьба? Тинкербелл за день до гибели, сказала ей, что пыльца может ошибаться, а значит, судьбы просто нет. Судьбу надо построить.

– Ты веришь в судьбу, Эмма?

Сейчас для Регины этот вопрос был важен. Настолько, что она на миг забыла о выпивке в ее руках.

– Нет, – коротко ответила Эмма. – Судьба – это для слабаков. Мы с тобой не из таких.

Слово «мы», резануло слух, и Регина сделала глоток виски. Она уже давно ни от кого не слышала этого слова. «Мы» давно не говорил ей даже Генри. А последним таким человеком, была ее мать. Получалось, что все, кто говорил ей это слово – мертвы.

– Откуда тебе знать? – словно выплюнула Регины вопрос. – Мы не так близко знакомы.