Текст книги "Сиреневая книга, или Предиктивные мемуары"

Автор книги: Alex PRO

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Так и с хороводом чувств. Когда все отходит на второй план, расплывается, а ты видишь только ее, думаешь только о ней. Ищешь малейшие признаки взаимности, твоё настроение скачет по синусоиде с бешеной амплитудой. Это настолько сильно и глубоко, что… ради этого стоит жить!

Скажу крамольную во все времена мысль, но я уверен, что слова про «единственную и неповторимую» – это… всего лишь слова. Та же синусоида рано или поздно снижает свой разбег, становится глаже и глаже, рискуя порою… ужаться в прямую безразличия.

Более того, я уверен, что если не подбрасывать в пламя любви новые порции топлива, то рано или поздно костёр затухнет. И поддерживать этот огонь желательно обоим.

Иногда пытается Что-то сделать только один. Из последних сил, постепенно замерзая в поисках новых дров. Жалкое зрелище. Честнее, если мужчина и женщина (да, такой вот я нетолерантный, других вариантов не приемлю, не понял да? И слава Всевышнему!), взглянув друг на друга, одновременно уйдут в ночь. Неизмочаленными. К другим… кострам.

А секс – это только секс. Физиологическое действие с ощущениями разной степени удовлетворённости.

Сейчас в это сложно поверить, но однажды наступили времена, когда жены давали мужьям денег и отправляли к проститутке. Иногда. В медицинских целях. Чтобы не было никого на стороне. И ничего, способного в потенциале разрушить союз.

А стареющие мужчины покупали своим любимым молодых самцов. Это значительно реже, но встречалось в некоторых… социальных прослойках.

Инвалидам дарили секс-услуги. Скинулись, например, боевые товарищи, купили сослуживцу годовой абонемент. И приходит по понедельникам небрезгливая стареющая гетера. Оказывает посильную помощь.

Молодёжь набиралась опыта у взрослых, годящимся им в родители. Или у специально обученных людей. Состоятельные старики заботились о молодых содержанках. Подолгу заботились, медицина шагнула вперёд.

Это всё не стало повсеместно распространенным, но перестало являться ненормальным. И даже не резало глаз. Это… вселяло надежду. На нескучную старость. Ха-ха!

Наличие же нескольких партнёров в течение жизни у одного человека, иногда параллельно, давно стало обычным. Мало ли? Просто он, или она, в поиске! Ищут свою половинку. Пока не нашли, но процесс идёт! Для кого-то процесс стал важнее результата. Это тоже нормально. Это – жизнь!

Но всё это… обычно не имело отношения к высоким чувствам. Как и раньше – проститутка целуется в губы только с любимым человеком. Не с клиентом. Буквально эта фраза давно стала анахронизмом, но по сути… Замени «поцелуй» на «свяжет жизнь», и попадёшь в точку. Что порою не помешает ей заниматься тем же. Ради заработка или любви к искусству.

Я однажды попытался объективно осмыслить все эти чувства – дружба, секс, любовь, и пришел к интересному умозаключению. Что верна формула «любовь = дружба + секс». Что-то одно исключаешь, и суммы не получается. Позднее, несколько помудрев, добавил еще одно слагаемое, названное мною «неизвестное слагаемое, из другой системы координат». Иногда, в силу его незначительности, любовь можно спутать с сильной привязанностью. Но вдруг… Оп! Вот она, искра! Понимаешь, что не так всё здесь просто!

А порою искрит так, что слепит даже не очень внимательных окружающих! И иногда… на этом «электричестве» начинаются или заканчиваются войны…

Глава 45. IN CAMERA CARITATIS[23]23
  In camera caritatis (лат.) – без свидетелей, с глазу на глаз, под сводом взаимного уважения.


[Закрыть]

– Ваша честь! У меня большие планы на ближайшие пять лет, и в них никак не входит изучение быта мордовских педерастов! Давайте уже прекратим этот балаган, я думаю, у вас персонажей и без меня хватает. Более достойных.

– А, Вы нахал, Бондаренко, и хам к тому же! Мне рассказывали о вас совершенно другое.

– Она вас не обманывала, Ваша честь! Я хороший, чуткий и нежный. Отпустите меня, пожалуйста! Вон, посмотрите на свидетеля обвинения, по нему ж турма плачет. По теории Ломброзо, это как минимум удушитель, да ещё и, как мы все тут видим, лжесвидетель. Делай людям добро, называется! Давайте его порасспросим…

– Бондаренко, прекратите паясничать. Мы все здесь, с интересом понаблюдали ваше шоу, но не забывайтесь – это не цирк, а арбитражный апелляционный суд. И, по сути, я пока не вижу никаких оснований для отмены решения суда первичной инстанции.

– Ваша честь! А первые тридцать минут моей пламенной речи, это как? Двенадцать решений в пользу предпринимателей по аналогичным делам, это не прецедент?

– У нас не прецедентное право, Бондаренко, и вам это известно. Тем более, что фискальные органы, в свою очередь, предоставили свежее постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда, а также разъяснения Минфина, из которых очевидно, что следует оставить решение Арбитражного суда в силе, а вашу апелляционную жалобу без удовлетворения. Дабы не нарушать единообразие в толковании и применении арбитражными судами норм права. Что отнюдь не прецедент. Съел, Александр Иванович?

– Блин, ты меня сделала! Хоть и не убедила. Короче, прекращаем эти ролевые игры. Надо что-то другое придумывать, иначе действительно все продуем!

– Вы продуете по любому! И апелляцию, и кассацию. Надеюсь, не лезть выше у тебя ума хватит? Инспекция – это федералы. Им надо наполнять бюджет любой ценой, и судам явно дана установка валить всю мелкую шушеру, типа вас. От олигархов местного разлива они возьмут. И проявят принципиальность. И для статистики неплохо – не всё фискалам выигрывать. А вы что? Пыль! Решать надо было на стадии проверки.

– Ты же знаешь, что это было бесполезно. Им с области указивка пришла, они в усердии расшибли лоб. В служебном рвении. Там по любому бы докопались. Хоть до чего. Денег жалко. Это несколько лет работы! Это моё здоровье и время, потраченные зря. Обидно.

– Да ладно, ты мне честно скажи – знал же, что проиграешь? Чай-то пей, остынет. Адвоката поэтому не взял?

– Веришь, нет! Я был уверен, что уж тут-то все очевидно. Всё ж по вашим сраным законам. Всё прозрачно. Я искренне не ожидал такого беспредела. Я верил, что в суде всё решится. Что там нормальные люди сидят. Первые два заседания был уверен. Я, стыдно признаться, и сейчас еще надеюсь…

– Не надейся, судьи не сентиментальны. Ты для них коммерс, с менталитетом коммерса. Не служака. А они – правосудие! И других государевых людей, без очень уж веских аргументов или звонка, наказать не дадут. А у тебя таких аргументов нет, и то, что ты считаешь таковыми, для них не серьёзно. Тут придворные адвокаты гонорары берут больше, чем сумма твоего иска.

– Да ну?!

– Да, Бондаренко, да! Причём себе они оставляют процентов двадцать. Хотя клиенту втирают, что только пять. А ты тут правосудие побрёл искать!

Глава 46. Беседы комбатантов

– Утверждать, что события, происходящие в мире, не имеют под собой соответствующей подоплёки, это – то же самое, что говорить о случайности, – Наглер в обычной своей манере нервно расхаживал по учительской вперед-назад и скорее рассуждал, чем пытался кого-то убедить. – Повторю: это то же самое, что говорить о случайности событий в конце восьмидесятых…

Он подошел к окну, опустил конспект на перемазанный подоконник, посмотрел вниз и закурил. С седой головой и багровым загаром издали Наглер напоминал негатив самого себя, только несколько лет назад. Разве что залысины на лбу стали отчетливее.

– Очевидно ведь, что Советский Союз не развалился сам по себе, – продолжил он. – Этому предшествовал комплекс мер, реализация которых способствовала как непосредственно ослаблению государственных институтов и подрыву экономики, так и запуску процессов, направленных на изменения в сознании людей. В головы вбивались постулаты индивидуализма, стяжательства, подменялась система ценностей.

– Да это вы со своей конторой всё просрали… и слили, – подал голос дремлющий в кресле Чечен.

– Мы? Замечательно! А, вы, блядь, орлы горные, у себя раскачали и воспользовались! – парировал Наглер.

– Следи за помелом, начальник! – вскинулся Чечен. – Да, время показало, что к независимости мы не готовы. Менталитет не тот. Мы – воины, не чиновники! Допускать наших до власти по идее вообще нельзя! На любом уровне.

Народ поднял головы и начал прислушиваться. Стало неожиданно тихо.

– Как, впрочем, большинство… любых кавказцев… и чурок, – ляпнул Чечен и тут же сконфуженно поправился: – Азиатов. Касыма нет? Хорошо. Любых. Для нашей же пользы. Назначенный главврачом начнет подтягивать всех своих, неважно какой ты доктор или медсестра. И завтра там нельзя будет лечиться! Директор предприятия назначит главным инженером своего племянника-барана, который купил диплом. Надо, чтобы наверху были честные и справедливые, которым без разницы, из какого ты тейпа. Профессионалы, а не по блату!

– Ух, какой ты у нас сегодня самокритичный, – засмеялся Наглер, – чего-то даже страшно. Ничего такого не съел?

– Это потому, что он один тут такой, – заметил Чапа, – было б больше, так только б письками и мерились.

– Завалите свой поганый рот! – не поворачивая головы, продолжил Чечен. – Вас не спрашивали! Я очень серьёзно. У нас многие понимали, что без России будущего нет. Знаешь, когда в зал не приходил тренер, мы назначали тренером кого-нибудь из своих, любого опытного, кто знает порядок проведения разминки и тренировки. Потому что самостоятельно… каждый сам по себе… не шло ничего. Несерьёзно. Только по команде, все в одинаковых условиях.

Чечен замолчал, достал из гламурного портсигара самокрутку, запалил, несколько раз жадно затянулся и вдруг неожиданно заявил:

– Я вообще считаю, что лучшие чиновники – это немцы! И исполнители, и руководители. Им это еще и нравится до усрачки!

– Вот вы их в ту войну и встречали хлебом-солью! – сказал Чапа с усмешкой.

– Я не встречал! – огрызнулся Чечен, и повторил значительно, с упором на местоимение, – Я – не встречал. Ни их, ни тебя!

– А ты хорошо ответил, Генацвале Вайнахович, – заметил Бонда. – Меня во все времена бесило, когда вылезет вперед какая-нибудь гнида и начинает в стиле: «Конечно, мы все виноваты в том, что произошло. Мы все голосовали за Иванова, все голосовали за Петрова, мы все желали победы народу Чуркестана!». А я говорю: «А с хера ли ты за всех говоришь? Я вот себя виноватым не считаю, ни за одного из этих пидоров не голосовал, ничего такого не желал и имею право слать вас лесом!»

«У нас нет порядка… Мы должны покаяться!»

А у меня, блядь, порядок есть, и каяться я не собираюсь! В советское время помню, ненавидел субботники по уборке мусора. Я его, мусор, блядь, не кидаю! С хуя ли я его должен собирать?! Потом, правда проникся, с возрастом. Что проще подмести и подчистить, чем видеть… нечистоты… раздражаться и терпеть. Иногда.

– Но это ведь не совсем про субботник, не так ли? – раздался сзади тихий голосок.

Бонда вздрогнул от неожиданности, но, не подав виду, обернулся. Ожидаемо. Ходырев нарисовался.

– Надо же! Гороно пожаловало! – усмехнулся Бонда. – Да ещё с подъебонами. Исключительно про субботник, господин прапорщик!

– Почему сразу прапорщик? – поморщился Ходырев. – А если я человек гражданский?

И тотчас поправился:

– В смысле, к воинским званиям отношения не имею?

– Потому что ты у нас кусок, – заржал Чапа, – ты же представитель военторга и овощебазы. Шматко, блядь нерусская.

– На строевого офицера ты не похож ни разу, даже по комплекции, – продолжил Бонда, – Да и возрасту. А подполковники у нас, похоже, со слов нашего кавказского друга, исключительно нохчи. И все полковники тоже. И один майор.

– Два майора, – нарочито вежливо поправил его Чапа. – Чечен рассказывал про майора – младшего племянника, и про майора – сына хозяина бензоколонки.

– Я про второго не слышал, – засмеялся Бонда, – но он, конечно же, из спецназа?

– Ко-о-онечно! Иначе никак! Других не держат.

– И он – чемпион мира по?

– Он был чемпион России по тхэквондо, – спокойно уточнил привыкший к подколам Чечен.

– Охотно верю, – сказал Бонда, – я знавал троих чемпионов по разным версиям единоборств. Все они были из моего города… Кстати, вполне достойные люди. Ну, повезло им – ехали в шапито анапском выступать, а оказалось, это целый чемпионат мира! Даже какие-то хорваты приехали. У всех, конечно, по-разному, но соревнований много всяких тогда было. Я сам чуть не стал чемпионом города по кекусинкаю в своем неудачном весе. И проиграл-то обидно – в дополнительное время, по очкам. В 90-м году. Сразу выбил одного, другим уже меньше соперников осталось. В итоге, мне дыхалки не хватило. Я как тигр – долго драться не люблю.

– Мужики, – раздался высокий голос новенького спеца, – а почему у нас на шевронах тигра, а отряд называется «Багира»?

– О! Наконец-то! С почином! – Чапа покатился со смеху, другие заулыбались – вопрос был традиционный.

– А это вы у Бонды спросите, юноша, – улыбнулся Наглер, – его идея была.

– Для конспирации, сынок, для конспирации, – вздохнул тот.

Глава 47. Угроза

– Ты просто не представляешь, насколько они оторвались от реальности! У меня родственник, будучи с товарищем по делам в районе Рублевки, решил, что раз уж в столице, да ещё и время лишнее есть, то не прокатиться ли? Хоть на заборы поглазеть. Для общего развития.

Как бы ни так! На подступах тормознули менты и очень вежливо посоветовали не мозолить никому там глаза своей шушлайкой. А автомобильчик, на минуточку, был почти новый француз гольф-класса.

Нахера вам нужны часы за полтора зеленых миллиона? Вы, блядь, госслужащие, откуда у вас?.. И, главное, зачем?! Нравятся цацки, ну и рисуйтесь друг перед другом в закрытых помещениях, меряйтесь… причиндалами, не раздражайте народ-то!

Туфли за триста тысяч, автомобили за двадцать миллионов. Безудержный, а порою бесспысленный хапок. Это я уже про местных. Вам-то зачем? Кого копируете?

В Москве, отравленной миазмами, другая атмосфера. Там мораль – всего лишь препона для рывка вверх, а насаждаемая религиозность – традиционный инструмент для удержания стада. Но у нас-то климат поздоровее! Хотя, когда все ветры веют оттуда, то чего ожидать?

И как вам, там наверху, можно верить? С чего вы решили, что за вами пойдут? Вы не думаете, что бесконечное создание безальтернативной ситуации в стиле «а те, еще страшнее, чем мы», в конце концов, приведёт к тому, что большинство скажет: «Да нам уже похую, пусть хоть кто, только не вы!»? И на этот раз вам уж точно не выгорит…

Из любой безысходной ситуации выход есть. Даже если это самоубийство.

Глава 48. О национальном вопросе

Меня всегда удивляло, как быстро, попав в соответствующую среду, люди умудряются выучить разговорный иностранный язык. Я даже не про детей, это хоть как-то объяснимо.

Впервые увидел подобное в Советской Армии. В каждом призыве присутствовало некоторое количество азиатов из забытых аллахом кишлаков и мелких городков. По-русски, в отличие от более многочисленных кавказцев, они почти не говорили. Помню каракалпака, отказывающегося мыть пол в расположении. Он отводил взгляд и твердил как заведенный одну совсем неуместную фразу: «Нахюйнужна!».

Представляете? Мы, блядь, прослужили на полгода больше, и мо́ем! Не пищим. У себя же, в своей казарме, для себя! Это же нормально. Что втемяшилось в башку этому чурбану? Непонятно. Кто-то предположил, что у них мужчины полы не моют. Я же подозревал, что он был просто неправильно проинструктирован родственниками. А может и правильно, только у него всё по дороге повыветрилось.

Я в свою очередь пользовался несколькими тюркскими словами и выражениями в десятых годах, когда нанимал на стройки бригады джумшутов. Русский прекрасно знали только те, кому было за сорок. Кто прошёл Советскую армию. Причём большинство из них служило во вполне приличных родах войск, а не в стройбате, как думалось изначально.

Один узбек вообще два года балдел в ГСВГ. Мы как-то легко нашли с ним общий язык. И юмор Алишер понимал как надо. У него на родине была семья, куча детей и потихоньку, зимами, строился дом. Раза в два больше моего тогдашнего. Я стоял с ним у скользкого края глубокой и узкой дренажной канавы, аккордно вырытой в сырой глине за смешное время, курил и разговаривал. Потом он в разваленных туфлях лез на двухметровую чавкающую глубину, а я ехал на работу. Работу с людьми и документами. Подаренные мною ботинки Алишер категорично не надевал, берёг. А все сапоги и глубокие татарские галоши отдал молодежи. Им, в принципе, было напряжнее.

Отдавать хозяину бизнеса, ушлому молодому узбеку, работягам приходилось, по моим прикидкам, до двух третей заработка. Тот, кстати, следил за плотностью загрузки работой, часто перекидывал временно высвобождающихся на другие объекты. Дабы не могли договориться напрямую и подработать, минуя бая.

У Алишера были планы сбить свою бригаду и начать работать на себя, но находилось множество причин, чтобы этого не делать. Я видел, что он просто не смог бы стать предпринимателем. Другая натура. Однажды, шифруясь, принёс новую фирменную бензопилу без упаковки. Попросил сохранить её несколько месяцев у себя, вместе с подержанной электроплиткой, чтобы при случае с оказией отправить на родину. Потом как-то простодушно признался, что купил её тогда с рук, за копейки, у какого-то наркомана.

Мы ещё пару лет созванивались по праздникам. Потом он куда-то пропал. Однажды общий знакомый рассказал, что Алишер стал регулярно поддавать и нашёл в соседнем с нами городе бабу из местных. Приезжала делегация родни, пыталась образумить. Результат не очевиден. Менталитет у него был практически наш, тот ещё.

Я по природе своей интернационалист. Закостенел в этом плане в советском детстве и считаю этот подход единственно правильным. Но! Я нихрена не толерантный, я – трамвайный хам, неполиткорректный, злой на всех, циник!

И в силу некоторой природной наблюдательности, повзрослев, я всегда учитывал, мягко скажем, некоторые особенности, присущие тем, или иным национальностям… Так сказать объективные проблемы конкретного субъекта.

Я знал, что узбеки – это азиатские евреи. Не конкретно бухарские, плавали – знаем, а в ином смысле. И однажды вывел для себя общую черту большинства представителей Средней Азии, их, так сказать, ход мыслей: если есть возможность кинуть, а ты ей не воспользовался – ты ишак! Тот, кто поверил тебе на слово – просто баран, а ты – упустивший шанс, безмозглый ишак!

Я приезжал со Средней Азии и радовался жизни. Радовался нашим социальным отношениям, цивилизации, безопасности, наконец! Не знаю, как сейчас, но через пару лет студенток-проводниц там уже воровали прямо с перрона. А что стало потом! Эх!

Всё конечно относительно, но впоследствии я придумал себе такой психологический реабилитационный выверт – после посещения европейских стран, чтобы родина не казалась совсем уж варварской, проехать ненадолго к джумшутам. А потом уже, с радостью и облегчением назад, в Россию.

Жизнь показала, что обычно именно род занятий сближает несовместимых, казалось бы, людей. Зачастую, гораздо сильнее, чем место жительства, национальность или религия.

Тюменский водила-дальнобойщик имеет больше общего с трэкдрайвером из Далласа, чем со стилистом или андеррайдером, живущими по соседству. А фермер из Канады легче найдет язык с нашим фермером, чем любой из них со своими единоверцами и земляками, работающими, например в банке.

Хотя рост коммуникаций и увеличение свободного времени позволили тому же фермеру одновременно состоять в международных сообществах мотолюбителей и пользователей компьютерных авиасимуляторов. А еще он немного охотник, рыбак, отец троих детей (профессиональный отец), любитель легкого садомазо и кубинских сигар. А там, при развитии автоматических переводчиков, он элементарно может годами общаться с престарелой негритянкой, скрывающейся под аватаром Наташи Фри. И ему по барабану, кто она на самом деле. Повторяю. Род занятий. Всё!

Однажды я зарегистрировался в сети как молодой симпатичный парень, и пару месяцев общался с собственной дочерью. Пытаясь узнать, что у нее всё-таки на уме. Подростки – они такие… Скрытные и недоверчивые… с родителями. Но не со сверстниками. Как мне показалось, я даже сформировал у нее какой-то положительный образ. Во всяком случае в будущем почти все ее молодые люди имели Что-то общее, и не вызывали у меня сильного раздражения.

– И не стыдно?

– Стыдно! Не представляешь – это хуже, чем читать чужие письма. Просто знаю, что не хорошо, без комментариев. Пришлось прекратить – увлеклась! Похоже, я стал самым интересным в ее круге общения. Тогда я признался, что на самом деле… мне аж двадцать два, я живу на Камчатке, скоро женюсь и вообще мне с ней скучно… А чтобы не было соплей, за неделю до этого, повёл себя заведомо некрасиво. Пришлось вспомнить способы безконфликтного расставания с надоевшими подружками.