Текст книги "Доверие (СИ)"

Автор книги: Алёна Сереброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вот только хватает одного, когда Луку накрывает ощущение, будто он переступил какой-то рубеж. В стоящую в подъезде тишину вклиниваются посторонние звуки: разговоры, бормотание телевизора, звон посуды, гавканье. Только одновременно с этим есть и другие. Тихие шепотки, словно помехи в старом радио: шуршат, становясь то громче, то тише. Их так легко списать на чей-то разговор за одной из дверей. Старый телевизор, разговор по громкой связи. Да мало ли…

Холод обнимает за плечи, стоит ступить на первую ступеньку. Оседает прозрачной плёнкой на голой коже. Волосы на затылке шевелятся, когда шёпот внезапно становится ближе, словно кто-то говорит в самое ухо. Да вот только слов так и не разобрать.

Лука сглатывает, непроизвольно сжимая ладони в кулаки, и прибавляет шаг, переступая сразу через две, а то и три ступени. Хотя бояться тут совершенно нечего.

Но стоит об этом подумать, как звук тут же меняется. Шагам Луки вторит чёткое, внятное эхо, будто кто-то идёт по следам. Переступает ступени, намеренно выбиваясь из ритма. Но, когда Лука взбегает на нужный этаж, за спиной ожидаемо никого нет. Пустой лестничный пролёт, а за плотно зарытым окном грозовая темнота, разбавляемая светом уличного фонаря.

А за дверью, в уютном тепле квартиры, ждёт Тишка.

Он тут же подскакивает на все четыре лапы, стоит только Луке перешагнуть порог и щёлкнуть выключателем. Рыпается наружу, но сбежать не успевает, пойманный ладонью под брюхо.

– Нет, Тишк, снаружи противно и холодно. Нечего тебе там делать.

Перехватив кота поудобней, Лука захлопывает дверь, запираясь, и наконец-то расслабляется.

– Давай я тебя лучше покормлю.

Кот беспардонно обнюхивает его, словно ищет что-то, хотя наверняка просто ловит отзвуки свежего грозового воздуха с улицы. А потом спрыгивает с рук, позволяя Луке наконец-то бросить на пол спортивную сумку и скинуть с плеч влажную от дождя ветровку.

Обратно кот так и не прибегает, затерявшись где-то в квартире и, видимо решив, что его кошачья работа по встрече хозяина, выполнена.

* * *

«Большой, носатый…»

После горячего душа по возвращении, Лука сидит в полутьме собственной спальни, подсвеченной лишь разве что светом от воткнутого в розетку ночника, да сверкающей молнией за окном, включив вай-фай и колупаясь в интернете с мобильника. Информацию поисковик выдаёт какую-то куцую и мало чего по делу. По описанию внешности того, что Лука видел в спортзале, подходят больше всего гоблины. Вот только эти существа предпочитают подземелья и не любят яркий свет. Увиденному же уродцу яркость ламп вроде бы не мешала.

Поиск по славянской нечисти результата тоже никакого не даёт. В те времена, откуда идут все эти чудики, и школ то не было, так что разделены они по домашним и уличным духам, а так же по думах построек. И ни один из них не подходит. Если не натягивать, конечно. Тогда подойдёт любой. Из злыдней.

Лука ерошит влажные волосы ладонью, зачёсывая чёлку назад и в который раз думает, что стоит, наверное, подстричься. Перещёлкивает страницу, бездумно наблюдая в картинках всяких домовых, дворовых и прочую нечисть.

– А они вообще существуют?

Кто-то так точно да. Не мог щит упасть сам. Если только у Луки не развилась интуиция, что в образе уродца предупреждала бы его о предстоящем событии.

– Бред. Определённо.

Диван, на котором обосновался Лука после душа, слегка пружинит под лапами кота. А вслед за этим в локоть приходится ощутимый тычок, отвлекая от экрана мобильника, – это Тишка решил боднуть свой лобастой мордой, привлекая внимание. И Лука ведётся, перекладывает телефон из одной руки в другую, чтобы пройтись свободной ладонью по белой шерсти. Но вместо благодарности получает тихое протяжное мяуканье и чувствует, что рядом с бедром что-то приземляется. Луке даже пошарить приходится, чтобы найти это что-то. Однако через несколько мгновений в пальцах оказывается снятый перед походом в душ оберег. Простая, но дорогая сердцу, как память, вещица. Отца не стало всего через пару недель.

– Спасибо, конечно, но я бы и сам взял потом.

Лука собирается уже вернуться к телефону, когда Тишка когтистой лапой бьёт по локтю, снова привлекая внимание. Пушистый кончик хвоста активно ходит из стороны в сторону, указывая на недовольство кота, а в глазах читается укор.

– Ладно, ладно… – отложив мобильник, Лука сдаётся, надевая отцов подарок и пряча его за шиворот. – Доволен?

Тишка тут же отступает, словно действительно получил всё что хотел, и спрыгивает на пол. Лука уже было возвращается к поиску, когда слышит тихое, почти на грани слышимости:

– Ну и чего ты к нему пристал, Тихон?

По спине, словно кто-то холодным языком проходится. Вокруг никого, в квартире Лука точно знает, что будет один как минимум до поздней ночи. Однако голос кому-то принадлежит, и он назвал кота по имени.

Первой в голову приходит мысль о телефоне. Может он кому-то нечаянно сбросил дозвон, когда откладывал?

Только на вновь загоревшемся экране нет ни единого намёка на что-то подобное. А последний звонок датируется двумя днями ранее, когда он спрашивал у отчима, нужен ли домой хлеб.

Под ложечкой неприятно сосёт, однако Лука всё равно старается мыслить здраво и продолжает перебирать варианты. Вот только шутить подобным образом отчим не будет, а никого другого в квартире вроде бы после переезда не появлялось. Да и голос кажется каким-то смутно знакомым…

«Может у соседей тоже есть какой-то Тихон?»

Ответа на этот вопрос он не знает, потому что особо с ними и не общается. Здоровается, конечно, но даже имён не помнит.

– Кто здесь? – всё-таки спрашивает Лука у пустоты. Однако она, логично не отзывается, оставляя его и дальше гадать.

Да и Тишка куда-то исчез. Видимо забился в один из своих любимых углов, откуда его, без должной сноровки и не вытащишь.

– Сначала зрительные глюки, теперь слуховые, что дальше? – сам над собой смеётся Лука.

Только вот он знает, что раз у людей есть способности, значит и что-то другое может существовать. И раз Лука видит потенциал людей в этом своём сером измерении, или как там его правильней будет назвать, может и то существо отчасти реально. И тогда увиденное не галлюцинации. Как и услышанное…

Лука непроизвольно сжимает пальцы на висящем на шее обереге, нащупывая его через ткань кофты. Идея приходит почти мгновенно. Странно даже, что он о ней раньше не подумал.

Вдох-выдох. Сосредоточиться.

Комната совершенно не выглядит серой. То тут, то там, росчерками, пятнами и мазками лежит золотистая краска – следы его собственных прикосновений. Не так чтобы много, Лука не успел ещё за прошедшую неделю достаточно сильно наследить. Однако тот же диван выглядит так, словно на него вытрясли с десяток Динь-Динь.

Белым росчерком кошачьих лап, словно Тишка прошёлся не по дивану, а по песку, тянется дорожка следов к двери.

Лука никогда не присматривался к коту, тот вечно исчезал, стоило только задуматься о том, чтобы провести эксперимент. Словно чувствовал всё заранее и не хотел раскрывать какие-то свои, одному ему ведомые кошачьи секреты.

– А вот не надо так делать! – замечает всё тот же знакомый голос.

Лука и моргнуть не успевает, как глаза закрывает что-то холодное, будто кто-то ладонь приложил. Сердце ухает в попытке свалить куда-то в пятки и словно замирает, переставая качать кровь и парализуя лёгкие так, что дыхание перехватывает.

В следующее мгновение всё прекращается, словно и не было. Только мир приобретает свои обычные краски, и всё ещё нет ни намёка на владельца голоса.

Глава 5

Он медленно, но верно погружается в воду. Сначала по колено, потом по пояс. Затем она доходит до горла, так, что опусти голову и заденешь воду подбородком. Но страха нет. Не приходит он и тогда, когда вода смыкается над макушкой: ласково, будто мать, касаясь Луки тёплыми струями. Он словно сроднился с ней, став частью единого целого.

Лука делает вдох, словно вокруг не вода, а привычный воздух, и выдыхает несколько небольших пузырей. Стайкой прозрачных рыбок они поднимаются вверх, спешно удаляясь от того, кто стал виновником их появления. Лука оглядывается, но вокруг всё та же вода. Насколько хватает взгляда только она: прозрачная, но в итоге сливающаяся в синий фон, словно нарисованная акварелью.

Вода проходит между пальцами, когда Лука её зачерпывает. Поддерживает, не давая погружаться глубже, хотя он почти не перебирает ногами.

Мимо, совсем рядом с лицом, проплывает стайка мелких радужных рыбок. Лука тянется к ним пальцем и успевает коснуться хвоста последней прежде, чем они оказываются вне досягаемости. Солнечным зайчиком прыгает яркое пятнышко, словно отражение чего-то большего. Завораживает, переливаясь всеми оттенками рыжего в толще воды, однако, шмыгнув за спину, бесследно исчезает, словно его и не было. Маленькое пёстрое перышко, попадающееся на глаза следом, однако, исчезать не спешит. Хороводит с так же тонким берёзовым листком. По крайней мере, Луке кажется, что зелёная резная капелька похожа именно на берёзу. Он оглядывается в поисках новых изменений, но вокруг всё снова пусто и нет больше ничего кроме воды. Только двигаться становится тяжелее. Словно что-то опутывает руки и ноги и тянет вниз.

Вода больше не ласкает кожу. А мокрая пижама пеленает, мешаясь и сковывая движение. Лука пытается расстегнуть пуговицы, чтобы скинуть рубашку, но пальцы не слушаются. Его больше ничто не поддерживает. Лука хмурится, поднимая голову вверх. Впереди чудится свет, желтоватый, каким рисуют солнце, тёплый.

Дрожь проходит по телу. Лука сглатывает и силится всплыть, но что-то жёстко удерживает, тянет за собой вниз, дальше от яркого света впереди. От тепла. Кто-то хватает за штанины. Скользкий холод касается голых щиколоток и Лука силится закричать, но изо рта вырываются только немые пузырьки воздуха.

Он опускает взгляд вниз и сердце замирает, чтобы в следующий момент ухнуть о рёбра.

Бледные, почти белые, костлявые руки тянут Луку за собой. Пустые глазницы обтянутого кожей черепа смотрят осуждающе, а беззубый рот открыт в таком же, как и у самого Луки, немом крике. Только нет никаких пузырьков. Мертвецам не надо дышать.

Лука брыкается и тянется вверх, пытаясь вырваться из мёртвых пальцев. Загребает ладонями, ставшую густой, как кисель, неподвластную воду не желающую опускать свою законную добычу. Свет становится всё тусклее и дальше. Лука тянет руку в бессмысленной попытке ухватиться за него и получает внезапную помощь.

Полупрозрачная, но удивительно тёплая ладонь обхватывает его запястье и неожиданно сильно тянет вверх. Склизкие пальцы мертвеца соскальзывают с щиколоток, постепенно теряя над ним свою власть. Окончательно стряхнув их, Лука цепляется за полупрозрачную руку изо всех сил и перебирает ногами, помогая вытягивать себя из водной толщи.

Когда солнечный свет становится всё ближе и ярче Лука, не сдержавшись, опускает взгляд вниз. Туда, где остался незнакомый безглазый мертвец, что хотел забрать его с собой. И вздрагивает. Там, под ногами, словно плантация водорослей, стоят, задрав иссохшие головы, родственники того, первого. Их полупрозрачные лица смотрят укоризненно, словно Лука сделал что-то неправильно, словно должен был остаться и его желание выжить их оскорбляет.

Хватка на запястье становится сильнее и Лука поднимает взгляд в попытке рассмотреть единственного, кто решил ему помочь в этом непонятном месте.

– Ещё не время, – уверенно произносит смутно знакомый голос, но Лука никак не может вспомнить, кому именно он принадлежит. Это знание крутится в голове, но каждый раз ускользает, словно не хочет быть пойманным.

Лука уже открывает рот, чтобы спросить, но не успевает. Новый рывок выталкивает его на поверхность.

Лука хватает ртом воздух и просыпается. Одеяло, в котором он запутался во сне, давит, не давая нормально пошевелиться. Лука дёргается, силясь выпутаться, и шумно скатывается с постели на пол. Тело неприятно ломит, но это определённо не из-за падения.

Он замирает, привалившись боком к дивану, хрипло втягивая воздух и больше не пытаясь выбраться из кокона, в который превратилось одеяло. Лука совершенно не помнит, как уснул. Так же как не помнит, как перебрался обратно в комнату с кухни, куда ушёл после странного инцидента. Видимо отчим перенёс, хотя Лука далеко уже не маленький. И укрыл, так надежно спеленавшим сейчас одеялом, наверняка, тоже он.

«Привидится же…»

Лука вспоминает, что читал накануне и хмыкает. После мифологии странно, что какой-нибудь гремлин не приснился или, скорее, домовой. Ведь именно о последнем Лука читал перед сном.

«Русалки?» – всё-таки принимаясь выпутываться из одеяла, прикидывает Лука. Хотя видовая принадлежность тех утопленников из сна его, признаться честно, мало волнует. Гораздо больше заинтересовал голос спасителя. Такой знакомый, что ответ, кажется, вертится где-то совсем рядом. Протяни руку и дотронешься. Только он, как и рыбки во сне, ускользает.

* * *

У Луки так и не получается вспомнить кому же принадлежит голос из сна. Ни тогда, когда он обшаривает комнату в поисках мобильника, ни когда переступает порог, выходя в коридор и словно бы попадая в другой мир.

Здесь сумрачно и тихо. Тусклый свет просачивается со стороны кухни, рассеивая сгустившуюся в коридоре тьму, и нет ни единого намёка на то, что в квартире ещё кто-то есть.

Поёжившись от неприятного холода, Лука оглядывается на соседнюю комнату, но из-за двери не доносится ни единого звука.

И можно предположить, что отчим просто всё ещё спит, но у выхода нет его обуви.

«Вернулся, но снова вызвали?» – самое разумное предположение, но часы на кухне показывают всего лишь шесть утра. Можно пойти, лечь и ещё заснуть. Сделать вид, что и не просыпался. Не думать о том, как он мог попасть с кухни в комнату.

«Сам дошёл».

В носу неприятно щекочет и Лука оглушительно чихает, на мгновение забывая о повисшем в воздухе вопросе. Потом, правда, всё это возвращается. И голос в пустой комнате, и холодное прикосновение к лицу, и непонятное перемещение.

– Я слишком крупный предмер, чтобы меня мог перенести полтергейст. Даже если предположить, что он существует, – выходит непривычно сипло, а горло тут же начинает саднить, так что глотать больно. И стоит, наверное, помолчать, но не хочется слушать тишину. Слишком уж неприятной она сейчас кажется. Нет даже посторонних звуков со стороны соседей, вроде разговоров или бормотания телевизора, ещё слишком рано. За окном едва пробивается рассвет, а солнце даже и не думает пока показываться из-за крыши соседнего дома.

Телефон находится сразу, стоит только опустить взгляд на стол, рядом с тем местом, где Лука сидел ночью. Тот висит на самом краешке, глядя экраном вниз. Того и гляди свалится, разлетевшись на части от встречи с полом.

Позади что-то громко шуршит, отчего Лука резко оборачивается, едва успев подхватить мобильник. Вот только в коридоре никого нет.

«Соседи проснулись?»

– Тих?

Кот не отзывается, но вскоре появляется из-за угла. Плетётся, высоко задрав пушистый хвост, словно делает одолжение. Однако до кухни так и не доходит. Замирает почти на пороге, оборачиваясь на звук открываемой двери.

* * *

Фраза: «Ты уже встал? Или ещё не ложился?» не выбивает из колеи лишь потому, что Лука и так уже начал сомневаться в причастности отчима к его перемещению. Тот, похоже, так со вчерашнего дня и не возвращался.

Лука вспоминает подозрительный прищур и недовольно поджатые губы, прежде чем с тех срывается: «Что-то мне не нравится румянец на твоих щеках. Температуру мерил?»

А потом градусник предательски показывает тридцать восемь с лишним. Зато сразу становятся понятны и ломота в теле, и першение в горле. Как и странный холод, что преследует его едва ли не с пробуждения.

Поморщившись, Лука осторожно, так чтобы не спугнуть разлегшегося на его спине кота, подтягивает одеяло. Внутри бок обок с неприятным раздражением от теряемого впустую времени соседствует тихое беспокойство. Отчего-то не верится в собственный лунатизм. И самое логичное объяснение неприятно скрипит, как несмазанные петли двери.

Вот только другие варианты тоже не подходят. И нет никого, к кому можно было бы обратиться с этим разговором. Обсудить не только происходящее, но и того носатого из спортзала.

Лука на мгновение представляет, как подходит с чем-то подобным к кому-то из своих и морщится. Даже отчим, что ушёл отсыпаться, ничем не поможет.

«На базе ещё меньше меня о мистическом знают…»

Он снова лезет в интернет, решив положиться в этом вопросе на него, как на единственный доступный источник информации.

Вот только на запрос: «Сколько могут поднять полтергейсты?» поисковик выдаёт общую статью в википедии, отсылки к какому-то старому сериалу, да играм.

Домовые, если верить всё тому же интернету, тоже лишь буянят, передвигая и роняя вещи, но хозяев на руках не носят.

Лука невольно представляет, как маленький человечек тащит на себе взрослого высокого парня и качает головой, морщась от абсурдности возникшей картинки. Голова тут же начинает неприятно кружиться, даже попытка зажмуриться не помогает.

– Фигня какая-то, – уткнувшись лбом в прохладную подушку, ворчит он. А потом снова лезет в поисковик, на этот раз с запросом про человека-невидимку. Правда и в этот раз ничего толкового не находит кроме ссылок на фильмы и книгу.

«Ну и ладно».

Думать о том, что в квартире, за время их отсутствия, поселился невидимый посторонний человек, не хочется. Хотя его было бы гораздо легче выдворить, чем что-то сверхъестественное.

– Не пори чушь. На полках пыль, спальных мест мало. Продукты не пропадают. Откуда тут взяться посторонним людям? – чтобы разбить установившуюся тишину, вслух замечает Лука.

«Тут скорее уж потусторонние. Прикосновение-то было прохладным».

– Может всё-таки домовой?

По бедру прилетает вполне ощутимый шлепок. Лука вздрагивает, едва не скидывая кота, и только затем понимает, что это именно он и сделал. Ровно в тот момент, когда под недовольное мяу с другой стороны прилетает точно такое же прикосновение. Кот просто мотает хвостом, да так сильно, что это чувствуется и через одеяло.

– Всё-всё, не двигаюсь. Сплю я, – капитулирует Лука, отложив телефон на пол и осторожно укладываясь на подушку.

«Огонь, холод, непонятные существа… Кто следующий? Бэтмен? Супермен?»

Глава 6

На кухне тихо гремит посуда. Видимо у матери сегодня есть немного времени в запасе.

Макар прислушивается к звукам, прекрасно понимая, что пора бы вставать, но при этом даже глаз не открывает.

Но вот на верхнем ярусе кровати начинает шевелиться старший брат. Возится, переворачиваясь с боку на бок, но, кажется, даже и не думая просыпаться. Сова та ещё…

С тихим вздохом Макар всё-таки разлепляет глаза. Смаргивает сонную пелену, заставляя себя окончательно проснуться.

За окном, через полупрозрачную кисею занавесок, видно только клочок пасмурного неба, но ему и этого достаточно. Хотя точное время не помешало бы узнать. Вдруг он не прав и это отца провожают на работу, а не по их души. И тогда можно попробовать снова заснуть.

Костя на втором этаже вновь ворочается, но, судя по тому что не выглядывает, свесившись головой вниз, так и не просыпается. Наоборот затихает, видимо найдя более удобную позу.

Проглотив смешок, Макар сам перевешивается через край, запуская руку под кровать в поисках оставленного ночью телефона, а найдя, понимает, что засыпать бессмысленно. Слишком мало времени осталось.

– Кость? – выбравшись из-под одеяла и подтянув пижамные штаны, Макар забирается на лесенку, чтобы заглянуть к брату. Тот так и спит, зарывшись по самые уши в одеяло и уткнувшись носом в подушку. Только морщится, когда Макар дёргает его за кончик выставленного уха, и снова возится. – Вставай, – советует Макар, тревожа брата уже за нащупанное через одеяло плечо.

– Отстань.

Утром Костю добудиться тот ещё квест. Как и загнать в постель вечером…

– Школа скоро.

Костя всё-таки приоткрывает глаз и несколько мгновений смотрит, прежде чем снова притвориться спящим.

– А ещё раньше завтрак, – Макар больше не лезет. Спрыгивает на пол, принимаясь заправлять постель. В отличие от брата, он всегда это делает, не желая доставлять матери лишних проблем. Да и должен хоть один из них быть достаточно взрослым.

Шаги за дверью раздаются как раз в тот момент, когда Макар заканчивает.

– Завтрак!

Дверь открывается после первого же стука, и Макар оборачивается, слыша, как Костя сверху начинает возиться активней.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Макар.

Собранная, серьёзная. Русые волосы в тугом пучке, вместо подходящих погоде брюк – юбка-карандаш и белая блузка. Только и осталось нацепить туфли, да куртку накинуть.

«Видимо, на работе что-то важное предстоит. Или мероприятие какое…»

– Завтрак стынет, школа ждёт. Отец будет вовремя, я поздно. Дела.

– Иду, уже… – последнее, судя по звуку, тонет в страшном зевке, но Макар не смотрит. Проскальзывает мимо матери, спеша на кухню. Да так разгоняется, что задевает предплечьем косяк кухонной двери, оставляя на коже красноватый след. Растирает его, тихо шипя под нос, и только после этого занимает своё привычное место за столом.

Костик появляется в кухне спустя ещё несколько минут: помятый, сонный, с растрёпанными, торчащими в разные стороны волосами и полузакрытыми глазами. Комментарий про зомби Макар проглатывает вместе с ложкой каши. Брат всё равно сейчас его не поймёт или проигнорирует.

* * *

У раздевалок Костя не тормозит, пролетает дальше, не озаботившись сменной обувью и надеясь на то, что в очередной пронесёт. Оставляет позади Макара, который предпочитает не надеяться на «авось», а ещё радуется, что у них разные классы. Иначе пришлось бы ловить упрямца и требовать хоть куртку снять.

Правда собственная неторопливость выходит боком. Времени остаётся настолько мало, что до класса приходится едва ли не лететь, перепрыгивая сразу через несколько ступенек на лестнице.

На первое у них сегодня ненавидящий опоздания учитель, так что Макар торопится. Едва не падает, поскользнувшись на одной из ступенек, но вовремя выравнивается, оставляя возможное падение в прошлом. Ему урока физры перед выходными хватило с лихвой.

«Если бы не брат…»

Макар передёргивает плечами, прогоняя пробежавший по позвоночнику холодок, и влетает в класс, второй раз за день встретившись плечом с косяком.

Учителя, правда, на месте до сих пор нет, так что можно перевести дух и спокойно добраться до родной парты. Где уже сидит, довольно скалясь, одноклассник.

Крашеная в белый чёлка ярким пятном выделяется на фоне собранных в куцый хвостик русых волос. С такой причёской невозможно перепутать Крюкова ни с кем другим. Расслабленно-пренебрежительная поза и улыбка во все тридцать два, или сколько их у него там, говорят о том, что именно Макара выбрали сегодня целью.

Взгляд невольно скользит дальше. Ещё на прошлой неделе Крюков с удовольствием донимал новенького, однако место рядом с Серовой оказывается пустым.

– Чего тебе? – выходит несколько грубее, чем хотелось бы.

Макар вообще не любитель конфликтов и если их можно избежать, то почему бы и нет? Тем более что одноклассники, как и раньше, к нему по большей части не подходят. Даже из знакомых. Макар подозревает, что из-за брата и его местами пугающего вида. Хотя, на его взгляд Костя скорее похож на большую добродушную собаку, чем на кого-то, кто может вызвать страх.

– Да вот, смотрю место пустое, дай думаю займу.

– Ну и сиди.

Разговор в данном случае бессмысленная трата времени, учитель может появиться с минуты на минуту, поэтому Макар лишь пожимает плечами и принимается раскладываться, краем глаза замечая недовольный взгляд видимо уже бывшего соседа по парте с галерке.

«Пустое место? Ну-ну».

– Уроки сделал?

«Вот вам и истинная причина».

– У тебя два выходных было, – напоминает Макар, запихивая рюкзак на положенное ему место.

Крюков даже отозваться не успевает, как дверь в кабинет снова открывается, являя всем любопытным классную, бодро процокавшую каблуками, словно копытцами, по полу.

– Поздравляю, урока не будет.

Шум поднимается куда как сильнее, чем был в отсутствие учителя. Кто-то даже ногами умудряется топнуть, на что Макар лишь качает головой, тогда как рядом довольно фыркают.

– Зато вместо него, вы идёте колоться.

Макар хмурится, пытаясь вспомнить, но ничего не выходит.

Бумаги для подписи им дали в первый же день, а вот о дате вакцинации вроде бы ничего не говорили.

– Вот прям так сразу, Маргарита Семёновна⁈ – перекрывая шум, поддевает Крюков. Кто-то ржёт с задних рядов. Только вот классная за прошедшие годы то ли привыкла к такому поведению, то ли вообще разучилась реагировать на подобные мелочи. Стоит, как стояла, прислонившись бедром к столу и сложив руки на груди. Худая, высокая, строгая, когда нужно, несмотря на причёску романтичной девушки, дама.

– Прямо сразу, Крюков. И тебя я пошлю первым, не сомневайся.

– Да ладно вам, – растягивая гласные, продолжает паясничать тот. Не знай его, можно было бы предположить, что нарывается.

– Так, – каблуки ещё несколько раз цокают по паркету, когда Маргарита Семёновна отступает, отодвигая стул и садясь. – Те, кого назову, выходят к доске, а потом тихо и спокойно идут в медпункт. Поняли меня?

Нестройный хор голосов выражает согласие. Макар на это только кивает, засунув ручку в учебник и откинувшись на спинку стула. Радуется тихо, что по списку далеко стоит от вынужденного соседа иначе тихо и спокойно бы вряд ли вышло. Слишком уж довольная улыбка у того на лице.

Маргарита Семёновна видимо тоже замечает, потому как продолжает говорить, и почему-то Макару кажется, что смотрит она при этом именно на его соседа. Что, впрочем, довольно быстро подтверждается хмурым:

– Узнаю, что шалопутничали – поставлю сразу пару двоек. По русскому. Исправлять будете, как хотите. Понял меня, Крюков?

– Да чего сразу я-то⁈

– Итак, приступим…

– Маргарита Семёновна, кажется, дядя забыл написать отказ. Можно мне не делать? – вклинивается девчачий голос, не давая классной назвать хоть одну фамилию.

Макар непроизвольно оборачивается на голос, тем более что звучит он довольно близко. В первый момент, кажется, что руку протяни и коснёшься его владелицы. Вот только это обманчивое ощущение. Алиса Серова стоит, вытянувшись в струнку. Смотрит на Маргариту Семёновну не отрываясь, словно хочет её загипнотизировать. Макар хмыкает, забавляясь собственному предположению, но отворачиваться не спешит.

– Нет письменного отказа, значит годно прошлое разрешение. Тем более что твой дядя ничего не говорил об этом.

Алиса хмурится, кусая губу, но упрямо молчит и не садится.

– Сядь, пожалуйста, – классная шуршит, листая журнал, и на Алису больше не обращает никакого внимания. – Итак, приступим…

Возмущенно скрипит стул, принимая на себя вес недовольной Серовой, а потом всё затихает и становится слышен только голос Маргариты Семёновны вызывающей первую тройку подопытных.

* * *

– Перов, Серова, Титова, – называет Маргарина Семёновна новую порцию на заклание, стоит только предпоследней группе вернуться в класс. – На выход.

Она кивает в сторону оставшейся открытой двери и Макар тут же поднимается. Однако уйти далеко не успевает, вздрагивает от резкого хлопка, как оказалось, закрывшегося учебника. Алиса, похоже, так и не простила учительнице необходимость предстоящей прививки и то, что её проигнорировали, тоже радости не добавило.

– Серова.

Макар переводит взгляд с поднявшей взгляд от журнала Маргариты Семёновны на неторопливо поправляющую юбку Алису.

– От громкости твоего возмущения у меня на руках бумаги с отказом твоего дяди не появится, так что успокойся и перестань бояться прививки. Она каждый год случается.

Макар видит, как лёгкий румянец окрашивает щёки одноклассницы и отворачивается. Ему не особо интересно чего там больше: смущения, стыда или злости. Да и взглядов чужих вокруг и без него достаточно, ни к чему ещё один.

Девчонок, спешно сбежавших по лестнице, он более-менее нагоняет только в ведущем к медкабинету коридоре, да и то лишь потому, что Полина притормаживает, пропуская Алису вперёд, и зачем-то ждёт. А потом тайна становится явью, стоит лишь Титовой придвинуться к нему чуть ближе, чтобы шёпотом поинтересоваться:

– Чего это она? Действительно, что ли прививок боится?

Макар лишь пожимает плечами. Кто знает, что там у Серовой случилось. Может бумагу потеряла, может действительно боится уколов, а может вообще какие-то третьи, совсем левые проблемы. Он не особо с одноклассниками общается и лезет. Не так много знакомых лиц осталось с прошлого года, хотя и собирали из всей параллели, когда делали класс профильным. Теперь получается, что все разбрелись по кучкам, кто кого знал и с кем общался, а кто не хочет, получает роль одиночки. Против последнего, Макар, впрочем, ничего не имеет. Ему вполне хватает и брата с его другом, чтобы жизнь скучной не казалась.

Титова снова придвигается, видимо хочет задать ещё один вопрос или просто что-то сказать, но не успевает. Убежавшая далеко вперёд Серова оборачивается, сложив руки на груди, и недовольно щурится, поджидая их. А дождавшись, выпаливает, видимо услышав все предназначавшиеся лишь Макару шёпотки:

– Потому что мне от этой прививки ни холодно, ни жарко. Лучше бы на кого другого ресурсы потратили, я всё равно не заболею. Я никогда не болею.

Макар смотрит на одноклассницу с новым интересом, но вслух так ничего и не произносит. Любопытная Титова вылезает вперёд:

– Правда, никогда не болеешь? А как же прошлой зимой? Ты на больничном была! Или прогуливала? – обличительно тыкает Полина коротким, покрытым ядовито-розовым лаком, ноготком в сторону Алисы, отчего та недовольно морщится.

– Была… На гвоздь по дурости встала, ногу пропорола. Сидела забинтованная, как немощь.

– А…

– Я. Не. Болею. Гриппом. Никогда, – раздельно и чётко произносит Алиса, не давая Полине договорить, а затем разворачивается, хлеща волосами по воздуху, как недовольная кошка хвостом.

– Так и скажи, что боишься уколов, – поддевает её Титова с ехидной улыбочкой и Макар слышит недовольное сопение проигравшей Алисы. Что-то доказывать Полине Титовой бессмысленно. Всё равно останется при своём мнении.

В медпункте пахнет антисептиком и почему-то горечью, а ещё слишком ярко, особенно после полутёмного коридора, светят люминесцентные лампы. Макар морщится и вздрагивает, когда сбоку раздаётся громкий чих. А обернувшись, сталкиваясь взглядом с прикрывшей ладонями нос Алисой. Ей, похоже, этот запах ещё больше не по душе.

– Ещё немного и обратно в класс, – замечает Полина, отвлекая Макара от отвернувшейся к окну Алисы. То ли приободрить себя пытается, то ли реально сетует, что придётся возвращаться за парту, а не болтаться в стерильном и неприятно пахнущем кабинете.