Текст книги "ОПГ «Деревня» (СИ)"

Автор книги: Alchy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

Глава 4

По фене ботаем, нигде не работаем...

После полуночи небо затянуло тучами и настала такая беспросветная тьма, которая бывает лишь поздней осенью. Народ постепенно угомонился, похолодало, потянуло сыростью и все окончательно расползлись по домам, деревня погрузилась в сон и у домов, где недавно кипел праздник жизни – помигивая, затухали угли костров, подергиваясь пеплом. Не огни, ни взлай собак не беспокоил окутанную дремотой тишину.

Уснули почти все, хотя у большинства это был не сон, а потеря сознания, вызванная алкогольной интоксикацией. Но были и те, кто в эту ночь не спал...

На площади у конторы слева притулился небольшой дом, в котором и при советах, и в девяностые, и сейчас – был единственный на всю деревню магазин. Несмотря на его небольшие размеры, он вполне удовлетворял насущные потребности, три раза в неделю привозили из села хлеб, там было практически всё, что нужно, от батона до гондона. Ещё магазин был неофициальным деревенским клубом, своеобразным кружком по интересам, куда приходили не только что-нибудь купить, но и зацепиться языками, узнать последние деревенские новости, выйти в свет, так сказать.

Если чего нужного не было в наличии, всегда можно было заказать продавщице Галке, она же и хозяйка, та звонила и передавала просьбу поставщикам и те в течении нескольких дней привозили требуемое. Так как помещение магазинчика было небольшое, основной склад находился на подворье у Галки, под надежной охраной двух псов и её мужа, который работал в деревенском филиале агрохолдинга механизатором, и имел два уважаемых и понятных хобби – охоту и рыбалку.

А заштатный с виду магазинчик, помимо того, что был культовым сооружением и даже местом силы, своей нелегкой жизненной судьбой напоминал зицпредседателя Фунта. Подобно Фунту, который сидел при всех императорах, временном правительстве и продолжил эту порочную практику при советской власти, магазин с завидным постоянством, то раз за год-два, а то и по два раза за лето – обворовывали.

В него залазила и местная молодежь, и приблудные пионеры из лагеря труда и отдыха, которой был при советах в соседнем селе. Становление всех деревенских, склонных к криминалу – начиналось с обворовывания этого магазина. Нередко случалось так, что добропорядочные жители деревни, загуляв и войдя в штопор, когда душа требует продолжения банкета, а средств нет – поддавались магии этого магазинчика и видя в нем безжалостную жертву, беспощадно вскрывали двери и подвергали его разграблению. Потом, обычно уже к обеду, будучи найденными по горячим следам, недоуменно разводили руками и на вопрос, что же их на это сподвигло, покаянно бормотали: «Бес попутал!»

Да что там говорить, Серёга с Егором, когда им было по пятнадцать лет, на летних каникулах впервые открыли для себя чудесный мир взрослой жизни и ухлестывали вдвоем за приехавшими из города такими же как они малолетними дачницами. За первые два вечера они спустили все накопления свои, заработанные за месяц работы в полях, пытаясь покорить сердца вертихвосток. Потом деньги кончились, положение казалось безвыходным, пока Серёга не вспомнил, что у соседа в теплице стоит и дозревает сорокалитровая фляга браги. После успешной экспроприации фляги они стали героями как для подруг, так и для внезапно увеличившейся компании. Три дня овраг за деревней озаряло пламя костра, в котором жарили картошку на закуску, в бликах света мельтешили фигуры подростков, поклоняющихся Бахусу, а за границей освещенного круга кто-то с надрывом блевал.

На четвертый вечер, когда фляга опустела, а привычка к красивой и легкой жизни осталась, у подростков спонтанно созрел гениальный по своей простоте план и уже после полуночи они совершили дерзкий налет на магазин. Вновь пылал костер, по кругу ходили бутылки с ликером и портвейном, в зубах дымились “More”с ментолом, а белозубо улыбающиеся девчонки искренне восхищались удалью и отвагой добытчиков.

Девчонки оказались более здравомыслящими, чем парни и под утро разбежались по домам. Парней у костра взял с поличными тогдашний участковый, безо всяких специально обученных собак-ищеек, оперативно розыскных мероприятий, и секретных сотрудников. Каким-то образом, не иначе используя дедукцию – он сразу после обнаружения факта взлома направился к оврагу за околицей, в котором вот уже неделю неделю гудела молодежь, о чем все знали.

Девчонки отделались легким испугом, как свидетели, а дело замяли после покрытия ущерба злоумышленниками. Дед Егора с Серёгой, после вынужденной продажи быка и кабанчика, которых откармливал на осень – так отходил их оглоблей, что Серёга зарекся ходить по кривой дорожке и после армии пошел в милицию, стал участковым, а потом и полицейским. А Егор оказался покрепче и упорней...

Но ничто не вечно, и то ли харизма магазинчика подувяла, то ли народец измельчал – вот уже два года никто не покушался на него. Но этой ночью всё изменилось. На задах магазина проскользнули две неразличимые в темноте фигуры, только похрустывание облетевших листьев под ногами и свистящий шепот нарушали мертвую тишину: «Ноги поднимай, фули ты шуршишь, обморок тупорылый!?»

Две тени истуканами замерли возле задней двери магазина, постояв так несколько минут, напряженно вслушиваясь в тишину, они наконец отмерли: «Учись, падла, пока я жив!»

Еле слышно звякнула монтировка, вставленная в дужку навесного замка, тени опять замерли, и раздался резкий, прозвучавший приглушенным выстрелом «кракс» сорванного замка, нарушивший ночной покой и вначале брякнул о гравий сорванный отлетевший замок, затем приземлившаяся дужка. Два злоумышленника в черном рухнули, как подкошенные на землю и замерли вновь, но уже минут на десять.

– Вроде тихо всё Федус...

– Ша, дуло залепи, дальше лежим, секи поляну!

Это был звездный час Федуса, в деревне больше известного как «восемь ходок, семь побегов, и всё за мешок комбикорма», неоднократно судимого, давно вставшего на скользкую криминальную дорожку. За его плечами было уже три ходки, правда – по не очень серьёзным статьям, с точки зрения лагерных обитателей. Да и в деревне он авторитетом не пользовался, кроме прибившегося к нему пару лет назад недалекого Васи, с которым подряжались на мелкие сезонные работы. То огород вскопать пенсионерам, то дров нарубить, не брезговали и мелким воровством. Курице там голову свернуть в переулке. Так и выживали. Федус тиранил Васю, давил на него лагерным авторитетом и учил жить по понятиям, а Вася, как ведомый по жизни – воспринимал это как должное.

К этому магазинчику у Федуса были личные счеты, с него началась его мелкоуголовная карьера, в попытке взять реванш – он получил условный срок за вторую кражу в этом проклятом магазине. И что самое обидное, условный срок за этот магазин стал реальным, просто Федус запил и перестал ездить отмечаться к инспектору, цепные псы режима демарша не оценили и упаковали его во второй раз, на три года в лагерь.

Несколько лет он держался от этого магазина подальше, но в душе тлела злоба и вынашивались коварные планы. И вот пришло время свести счеты, инстинктивно просчитав назревающее в деревне смутное время, Федус понял, что вот оно: «Или сейчас, или никогда!»

Ну а Васю никто не спрашивал, сказали – пошли, он и пошел. На то он и Вася, что на всё согласен...

– Холодно же, Федус, скока можно лежать,– жалобно прошептал Вася, – тихо же, спят все.

– Я тебе сколько раз говорил, что на деле никаких имен и кличек!? Подведешь под монастырь, сявка! – Угрожающе прошипел он в ответ. – Вот теперь пора, пошли!

Коротко взвизгнула открывшаяся дверь и воришки просочились внутрь.

– Так, Вася, тебе два ящика водки, сигареты, а я беру ящик, закуси, мне ещё следы заметать. Перчатки не вздумай снимать, обмудок!

– Да понял я, не тупой!

– Как это не тупой, вместе же в десятой школе-интернате учились, для ЗПР, мне то не лечи! Так, селёдочка на закусь, портвешка обязательно, делюгу отметить, гуляем, Вася!

Так, переговариваясь и переругиваясь от охватившей их адреналиновой встряски они споро набили два мешка, и крадучись вышли. Там Федус распечатал пачку сигарет, перетер их в труху, тщательно посыпал путь отхода, потом надорвал пару пакетов с молотым перцем и пятясь, щедро припудрил свои следы.

– Теперь ходу!

И они крадучись, позвякивая бутылками в мешках – дали ходу. Вначале по переулкам, потом за деревню и в поля, совершать ошибку дилетантов Федус не стал и стремился убраться подальше. Путь он держал в сторону перелеска, там, в паре километров от деревни и в изрядной стороне от дороги на Могузлы был покос соседа, в кустах стоял балаган*, который по осеннему времени никому не был интересен. А вот погудеть там с Васей, отмечая наконец-то посрамленный магазин – самое то. И никто не догадается!

Под утро сел туман, Вася с Федусом, добравшиеся до балагана – развели костер, накрыли поляну, распили первый флян портвейна и пребывали в благости.

– Вот, я же тебе говорил, держись меня и будем жить кум королю, – поучал Васю главшпан, – в прошлое перенеслись, мля. Щас вокруг нас башкиры полудикие, да кресты неграмотные, развернемся! Боярами и помещиками можем стать, главное, клювом не щелкать! Эх, как же неудачно у меня ментозавр наш три года назад ружжо конфисковал, псина. С ружжом то разговор вообще короткий был!

– Так ты же его сам сдал, Федус?!

– Ну как сам, спасибо, что хоть оформил ментяра как самовольную сдачу. Тебе бы так прилетело, всё бы сдал, не только ружжо, поговори мне тут ещё! Мы в лагере таких, как наш мент, под шконку загоняли! – с затаенной злобой высказал он наболевшее.

– Так менты же отдельно сидят вроде, нет?

– Ты чо, самый умный!? Сидят знаешь на чем!? Порядочные арестанты чалятся, а сидят петухи и чуханы!

Всё шло к тому, что скоро в очередной раз Федус даст в тыкву Васе, чтоб втолковать ему элементарные понятия и он даже стал привставать, примериваясь, как половчей тому зарядить, как вдруг кусты, окружавшие полянку с балаганом – бесшумно раздвинулись, оттуда выглянули те, кого вот только что Федус назвал полудикими. Переглянулись, согласно кивнули друг другу, в воздухе свистнули две камчи, обвились вокруг шей, рывок – и оба незадачливых воришки кулями повались на спины, засучив ногами.

Пришли в себя Федус с подельником почти одновременно, у обоих на штанах расплывалось по мокрому пятну, под поощрительными взглядами пленивших их они встали и будучи направленными парой поощрительных тычек – порысили через кусты. Метров через триста вышли на полянку, где паслись две лошади, жалобными взглядами проводили свое добро, которое два наездника деловито утрамбовали в через седельные торбы.

Федус интуитивно захотел увидеть участкового, повалиться ему в ноги, подписать явку с повинной и в лагерь. Обоссаные ноги начали неприятно подмерзать, что добавляло дискомфорта в и так не комфортную ситуацию. Споро упаковавшись, всадники накинули на шею теперь уже не фартовым воришкам, а терпилам – веревки, оседлали лошадей и недвусмысленно, мимикой, указали вектор движения – тронулись.

Федус только хотел спросить, что как они успеют за лошадью, открыл рот, но тут опять свистнула камча, бок ожгло вспышкой боли и он, взвизгнув – устремился вперед лошади в сторону Могузлов...

Утро начинается не с кофе... (9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Сон алкоголика краток и недолог. Депутат Никита очнулся часов в шесть, задолго до рассвета, долго ворочался, пытаясь уснуть и заспать тяжелое похмелье, но никак не получалось. Вчера, у Председателя – он изрядно накидался, мало говорил и много слушал. Перспективы, мягко говоря, не радовали. Ужасали скорее, дураком Никита не был, а вот работать – не любил и не хотел, патологически. С детства ни баб с дедом, не родители выбить эту дурь из него не смогли, хоть и лупили нещадно. Он как-то пропетлял восьмерками до окончания школы, поступил в университет, с трудом его окончил (в основном благодаря тому, что активно участвовал в общественной деятельности, стараясь при этом ни за что не отвечать, но примелькаться начальству), после чего его диплом, отсутствие навыков, и тем более нежелание работать – оказались невостребованными в городе.

Пришлось вернуться в родное село, на шею к родителям. Родители, однако, с таким положением дел мириться не пожелали и быстренько вытолкнули прожорливого, но ленивого птенца из родительского гнезда на вольные хлеба. Пришлось крутиться, как умел, таким образом Никита занялся тем, к чему больше был склонен – общественной работой. Пришлось переехать в деревню из большого села, ещё тут жила эта Полякова, сука белобрысая, которая его отшила в школе, в старших классах.

Предпочла ему этого дуболома, Ваньку Потапова. Могла бы и кого поперспективней выбрать, за ней половина старших классов ухлестывало. И ему от Ваньки пару раз перепадало, по делу, но чувствительно, поэтому аж зубы скрипели и эмаль осыпалась, когда видел их вместе. Хотя в свете того, что Ванька, как и весь привычный мир канули в неизвестность, появлялась призрачная надежда на то, что Ксюша всё таки наконец-то обратит на него внимание и оценит по достоинству. Тут он снова заворочался, с тоской понимая, что нет – не оценит. Надо себя как-то проявлять, как вчера говорили – в новой парадигме.

То есть – работать, как ломовая лошадь, без перспектив, без благ исчезнувшей цивилизации, без достойного вознаграждения, без каких либо перспектив. Он и так выживал в этом селе на грани отчаяния, домик покосившийся, который ему выделили – он ненавидел всеми фибрами души. Как представлял, что впереди зима, надо топить печку, морозить жопу в уличном толчке – так выть хотелось и раньше, теперь же, без электричества – даже представлять такое не хотелось.

Раньше то хоть была перспектива вырваться, продвинуться наверх, пойти по партийной линии, теперь же всё, аллес. Везде такая же жопа, если не хуже, тут хоть какие-то осколки потерянной цивилизации. Хотя что ему достанется из остатков этой цивилизации и какое его место в иерархической пирамиде – Никита иллюзий не питал. Его и до переноса то никто всерьёз не принимал, глупо было думать, что сейчас что-то изменится.

Это если плыть по течению и цепляться за то, что уже не вернется, другое время – другие возможности. Надо просто проявлять инициативу и быть полезным. Ещё не вечер, всё только начинается!

И Никита привел себя в порядок, дождался восьми часов и пошел в народ, нарабатывать актив, общаясь с электоратом и стараясь понять настроения и чаяния людские. К обеду он вернулся в ненавистный домик, морально и физически вымотанный, рази три его послали прямым текстом, чтоб не лез в душу и не мешал, зато два раза покормили (народ у нас убогих привечает).

Внутри у Никиты теплилась надежда, что свет в конце тоннеля всё таки горит, а под ремнём штанов, врезаясь в живот – лежал коварно украденный у соседского школьника учебник «История России. 8 класс. Конец XVII-XVIII века» под редакцией Андреева, Амосовой и Ляшенко...

Примечания:

Балаган* – временное жилище в лесу, от шалаша до более основательных сооружений, закрытых берестой, лапником и с лежанками внутри.

Глава 5

Глава 5

(9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Пробуждение Егора тоже нельзя было назвать безоблачным, первой мыслью было: ректификат без голов и хвостов – это хорошо, но меру знать надо. Потом, уже на кухне, приникнув к ковшу с водой, он вспомнил свой вчерашний заход к соседке и c чувством высказался вслух: «Стыд, позор и срам божий! Как дальше жить!?» Но так как жить дальше как-то надо было – он стал жить.

Растопил печку по летнему, вытащив вьюшку, чтоб не устраивать дома сауну, а просто вскипятить воды, заварить мешанку проглотам, себе кофе. Надо было и чего поесть сварить, но пока мысли о еде вызывали тошноту. Так он проколготился пару часов, и в начале девятого уже собрался выгонять гусей на пруд, как зашла ехидно улыбающаяся Ксюша: «Здорова, кобелина, не спится? А я вон тебе шурпы принесла, острой, мама с утра отцу варила, он тоже вчера на автопилоте пришел.»

Егор, пряча глаза и не зная, куда девать руки, принял литровую горячую банку.

-Да ты ешь давай, пока горячее. Я и хлеба тебе принесла, хлеба то тоже нет? И не будет, мама сама испекла. Всё, не привезут больше хлеба... Егор, да ты что сегодня с утра скромный такой, не узнать!? – уже откровенно издевалась улыбающаяся Ксюха.

Тут он понял, что ничего такого непоправимого вчера не сделал, успокоился и сел хлебать принесенную шурпу, налив ей кофе

– Будешь сегодня генератор запускать? – Деловито поинтересовалась Ксюша.

– Надо, – вздохнул он, – часа четыре, а то и больше гонять придется. Брагу перегнать. Тебе ноут зарядить?

– Ага, ну и посижу, позалипаю, поищу, чего полезного есть из инфы. Музыку послушаю. Прикинь, Егор, всю жизнь мечтала вырваться из деревни, а сейчас в такую деревню жопную провалились, ни электричества, ни интернета.

– Не все доживут до зимы, – на автомате брякнул Егор, и заметив её округлившиеся глаза, добавил, – забей, это песня была такая.

– А она есть у тебя? Вечером поставишь?

– Есть, на компе, послушаем.

Забрав банку, она ушла домой, а он, проводил пернатых до пруда, вернулся домой, насобирал штук восемь разных банок, от полулитровых до трёхлитровок, помыл их, чтоб не позорится перед тетей Таней, достал из морозилки уже разморозившееся мясо и понес это всё к председателю. Как вчера и договаривались.

Делать нечего в селе... (9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

Галка никогда не открывала свой магазин раньше десяти, она и в десять то открывала три раза в неделю, когда из сельской пекарни привозили хлеб и выпечку. Обычно появлялась там к двенадцати и торговала до шести-семи часов. Миллионов магазин не приносил, но был хорошим подспорьем к итак неплохому хозяйству – её отец (жили они рядом, два больших пятистенка, их с Лёхой и родительский – были объединены общим подворьем) держал пчёл, скотины полный двор, Лёха за весну-лето-осень хорошо получал как механизатор, помогал тестю, ещё дома нет-нет появлялась дичь и рыба. И Галка, которая так то была Галией, но её даже родители с детства Галкой звали – без дела сидела редко. Можно сказать, расторговываясь в магазине – она отдыхала, удовольствие получала точно.

Сегодня был понедельник, день, когда приезжала газель от пекарни, но по понятным причинам – идти к десяти и ждать привоза хлеба было бессмысленно. Не особо она переживала из-за разморозившегося морозильника витрины, пол ящика подтаявшего мороженного из него раздала вчера детям. Сказала своему Петьке, тот привел ватагу друзей и всё подчистили. Им же она раздала, чтоб отнесли родителям и то, что неизбежно должно было испортиться в морозильнике без тока: с пяток кило рыбы, немного полуфабрикатов.

Переживала она как жить дальше, вчера вечером Лёха изрядно накидался с горя. У него родители и младший брат жили в селе, то, что о их судьбе ничего неизвестно – сильно его подкосило. Впрочем, это в той или иной мере затронуло всех.

С утра она, когда сели пить чай – поставила опешившему (ну не похоже это было на Галку, она скорей могла тряпкой вдарить, на запрос похмелиться) мужу на стол полторашку пива, обняла его сзади, прижалась щекой, взлохматила шевелюру: «Прорвемся, Лешь, у нас Петька вон подрастает, помощник, надо прорваться! Ты только не увлекайся, ладно?»

Проникшись, Лёха расправил плечи, выплеснул чай, налил в кружку пива: «Куда мы денемся Галь! Вчера с Серёгой разговаривал, с участковым, сегодня соберемся, перетрём как дальше двигаться. Он ещё посоветовал, чтоб магазин прикрыли и ничего пока не продавали. Ну и баланс подбей, чего и сколько в наличии, ну не мне тебя учить. Деньги, походу – не просто обесценятся, как в девяностых, если только мелочь пригодится, на украшения. Как у цыган эти, как их там...»

Галка фыркнула: «У меня всегда всё в ажуре, что, сколько и где! И тетрадка с должниками, под запись. Пенсий и зарплат ждать не стоит, а там долгов – тысяч на двести– триста, считать надо. А у цыган – монисто, это ожерелье на шею, там не только монеты, бисер ещё, камушки. У меня этой мелочи – завались. Как думаешь, мне пойдет?»

– Тебе всё пойдет, милая, – Лёха допил, налил вторую и приобнял Галку, – по первому снегу лис настреляю, скроим тебе шубку, обвешаем монистами и будешь самой красивой и нарядной апайкой* в деревне!

То ли пиво ударило Лёхе в голову, то ли вид жены, в лисьей шубке на голое тело, с монисто на шее и браслетиком из монет на стройной ножке и он притянул смущающуюся Галку к себе на колени. Та, довольная, для вида поотбивалась: «Ты чо, вдруг Петька придет!»

– Что ему дома делать, ни телека, не компа! – Не отпустил её Леха...

Галка пристроилась на груди у мужа, он поглаживал её по голове, когда кто-то затарабанил в калитку и раздался пронзительный свист, она вскочила, накинула халат: «Фанис, кажется, друзья к Петьке пришли» – вышла в сени, приоткрыла дверь и крикнула:

– Фанис, ты? А Петька на улице где-то! -

– Да я знаю, теть Галь! Он с Рашидом ваш магазин кураулит, его взломал кто-то ночью!

– Да как же так! – Подхватилась она. – Ой, спасибо Фанис! А ты не сбегаешь до участкового, не позовешь его? Я сейчас, соберусь махом и подойду!

– Уже, теть Галь, Маня его сразу к отцу побежала, а я к вам!

– Бегу, бегу! Не расходитесь там, угощу вас!

Она бросилась в дом, Лёха уже одевался: «Вот мрази, слышал?!»

– Слышал, – кивнул он, – одевайся, сейчас, достану сайгу и пойдем.

– Лёша, – ойкнула она, – а сайгу то зачем?!

– А чтоб сразу мысли дурные пресечь, к нам залезть во двор, например. Не зря Серёга вчера говорил, чтоб всё домой перенесли...

Когда они подошли, у магазина уже стоял небритый и осунувшийся Серёга и кучковалась стайка детей: Галкин Петька, Маня участкового, «русские фашисты» Фанис и Рашид и ещё несколько их приятелей.

Лёха поздоровался с Серёгой: «Протокол будешь составлять?»

Тот махнул рукой: «Какой, к чертям, протокол, кому он сейчас нужен. Галь, ты глянь, чего и сколько вытащили, может, найду, кто это такой одаренный исполнил. И это, угости минералкой, пожалуйста».

Пока Леха с упоением пил минералку, Галка прошлась по подсобке и небольшому залу (весь магазин представлял из себя не очень большой деревенский дом, с голландкой, которую зимой протапливали каждый день).

– Водку всю вынесли, три ящика с небольшим, только на витрине осталась, сигарет блоков пятнадцать, что было в подсобке, ну и по мелочи из продуктов что-то, на закуску, видимо – после результатов беглого осмотра заявила Галка. – Легко отделались, считай. Канцелярию не тронули, зажигалки, станки, батарейки. Фонариков китайских штук тридцать на месте. Алкашня порезвилась.

А участковый лихорадочно размышлял, кто бы это мог сделать, под подозрением было как человек двадцать «латышей» у которых из активов были только алкогольная зависимость и душа, так и ещё с тридцать неблагонадежных, которых в рамках закона держала только неотвратимость наказания. «Ну не Федус же залез, – подумал про себя Серёга, – не дурак же он, в самом деле, в третий раз на те же грабли прыгать».

– Надо всё вытаскивать и домой везти, – сделал правильный вывод Лёха. – как раз за одну ходку на тракторе вывезу.

– Да, – согласился Серёга, – вон Егор идет как раз поможет. Справитесь, или ещё кого позвать?

«И мы поможем!» – гордо заявила Маня и поглядев на парней, строго, с нажимом, переспросила: «Поможем ведь!?»

Те с готовностью подтвердили, что да, помогут, и с удовольствием.

«Помощники вы мои!» – умилилась Галка, и оделив детей газировкой, несколькими пачками печенья, посулила: «Как всё перевезем – угощу вас!»

И озвучила всем озарившую её мысль: «Тару не выбрасывайте, полторашки те же! Сейчас этого ничего не купишь!»

А подошедший Егор, поздоровавшись с мужиками и пацанами, с жаром её поддержал: «И стеклянные бутылки, мужики! Край как нужны! Мне разливать не во что!»

Лёха ушел за трактором, Серёга тоже куда-то, Егор приобнял любимую племяшку Маню и спросил: «Ну что ты, мелкая, как без телефона живется? Приходи вечером,я генератор гонять буду, зарядишь хоть».

– Ой, да нафиг он нужен, без сети, только фотки если делать. Но я приду, со своей бандой, включишь нам кино какое-нибудь?!

Маней, (на самом деле Марией) её звали с его легкой руки, это он, впервые увидев её маленькую, закутанную в конверт, обвязанный розовой ленточкой, умилился: «Какая Маня хорошенькая!»

Манькина банда оживилась и тоже с ожиданием уставилась на Егора, по детям синдром отмены от электричества и гаджетов ударил сильней всего.

– Приходите, куда вас девать, – согласился чертыхнувшийся про себя Егор, вспомнивший, что и Ксюха должна прийти.

Дети довольно загалдели – жизнь удалась, школа накрылась, сейчас кола и печенюшки, вечером кино.

А Егор подумал, что дети это очень ценный актив и их бы желательно чем-то занять, пока они не нашли себе занятие сами. Вспомнив себя в детстве, он аж содрогнулся...

Кто здесь временный? Слазь! ч. 1 (9 октября 2023 г.) 28 сентября 1796 г.

К обеду во дворе у председателя стали собираться. Те, кого звали – проходили во двор, незваных – отправляли по домам, наказав собрать всех вечером, к шести часам у конторы на общий деревенский сход, где до них доведут генеральную линию партии. Опять курился дымком мангал, у которого сегодня хозяйничали два городских рыбака, процентов на девяносто поверившие в происходящее. Подошедшие Лёха с Егором, уже удачно вывезшие содержимое магазина, принесли с собой четыре упаковки пива, чтоб и не напиться, и не на сухую сидеть.

«Только тару не выбрасывайте и не портите!» – рачительно предупредил всех Лёха и высказал свои соображения по поводу того, что лафа кончилась, и из города больше ничего не привезут.

Серёга до обеда провел обход по местным притонам и неблагополучным семьям, в надежде вычислить воришек, обнесших магазин, впрочем – безрезультатно. Донес до собравшихся общее впечатления о настроениях: «Половина с похмелья, половина уже бухие, претензий – дофуя: когда ток дадут, когда хлеб привезут? Если кратко – где им теперь харчеваться? Конструктива – ноль».

– Предложение у меня, мужики, простое, как три рубля, – начал Председатель, – у нас в активе имущество агрофирмы, шестнадцать человек охотников с охотничьим билетом, с десяток без билета, у кого на руках оружие,

– Можешь доставать свою СВТ, Анисим,– хохотнул Серёга, – и ты, Расул, сейчас лучше оружие под рукой держать.

Захар постучал шампуром по тарелке: «Я ещё не закончил» – участковый замолчал.

– Знаем друг друга всю жизнь. Из минусов: мы в петровской эпохе...

– В екатерининской! – Пискнула акушерка Света и смущенно примолкла

– Не суть! – отрубил Захар. – Мы крестьяне, как есть. А в глазах местных, ещё и неприлично богатые, странные крестьяне. Сейчас несколько сословий, если не ошибаюсь, так вот крестьяне самые бесправные. Сейчас мы либо объединимся, в первую очередь создав силовую составляющую, которая и отпор дать сможет, и внутри порядок держать. Либо нас тут похолопят и в работу на завод, крепостными. Поодиночке точно не получится. Только держаться друга друга, тянуть лямку основную массу сразу в чувство привести. Чтоб не требовали социальных выплат и демократических выборов. У меня всё...

– Колхоз значит создавать, Михалыч? – уточнил Расул.

– Не колхоз, – поморщился Захар, – вон, Анисим жил при колхозе, как жили, Анисим?

– По разному жили, на словах красиво, а на деле, как всегда люди живут. Равенства и справедливости и тогда не было, и в наше время им не пахло, глупо его в прошлом искать. В совхозе я уже работал и за себя, и за несколько дармоедов, хватит. Я с тобой, Захар.

– Патроны беречь надо, мужики! – Провозгласил Поляков.

– Боря, у тебя по сути предложенного возражения есть, при чем здесь патроны?! – немного раздраженно воскликнул Серёга.

– Какие возражения!? – Удивился Ксюхин батя. – У меня хозяйство, скотина, я сам всю жизнь работаю, а тут или пришлые придут раскулачивать, или местные голодранцы. Я и говорю – патронов мало!

Тут собравшиеся загоготали так, что стало понятно, что если и есть у кого возражения, то только к деталям.

«Вечером сход общий, – не то спросил, не то утвердил Расул, – там, я так понимаю, до общего сведения будет доведен новый положняк?»

«Так». – Понимающе взглянул на него участковый.

«По любому будут недовольные, надо пару горлопанов популярных в чувство сразу привести, чем жестче, тем лучше. Меньше потом проблем будет. Лучше бы вообще сразу парочку пристрелить, я даже знаю кого, и рука не дрогнет» – Веско высказался кузнец.

Как ни странно, на это заявление никто не стал ни заламывать рук, вспоминая о правах человека, не протестовать, только Серёга добавил: «Сразу стрелять перебор, конечно, но сценарий правильный. Берем оружие на сход, держимся вместе, недовольство гасим в зародыше и жестко. А потом, возможно, кое кого придется и пристрелить, из непонятливых».

Захар Михайлович налил в кружку пива, постучал по ней шампуром, привлекая внимание и провозгласил: «Мы не будем строить колхоз, мы выживем только в организованной преступной группе. Чтоб не государство нас схарчило, а взяло под свою крышу, за ОПГ «Деревня»!

Вверх поднялись, встретились и чокнулись кружки с возможно последним пивом из утерянного будущего...