Текст книги "Ожоги (СИ)"
Автор книги: agross
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Легко уйти.
Я посмотрела на частые лучики солнца, пробивающиеся вдоль той узенькой улочки, по которой мы протискивались. Видимо, она вся сколочена из досок. Иначе здесь не было бы так светло. Иначе сюда не проникало бы столько солнца. Пылинки кружились, поднимаясь кверху, изредка колеблясь от моего дыхания.
Я бросила на девочку быстрый взгляд и тут же закрыла глаза. Айя сбежала. Трудно представить себе, что пришлось пережить бедному ребенку. Но силе духа Айи можно только позавидовать. Чего не скажешь обо мне. Легко уйти. Как же это соблазнительно звучит…
– А почему ты не ушла из города?
Айя посмотрела на меня расширившимися от удивления глазами, которые казались особенно большими из-за глубоких синюшных кругов под ними. По ее взгляду можно было бы подумать, что она только что услышала от меня редкостную глупость.
– Айя живет здесь, – нахмурившись, она снова ударила себя кулаком в грудь. – Айя прячется у них под носом! Им никогда не найти Айю!
Я устало вздохнула. Похоже, девочка не представляет себе другой жизни. Это странно, но я даже немного завидовала ей. У нее все так четко и ясно. А у меня…
Время идет. А у меня по-прежнему ни плана, ни храбрости.
– Ты не хочешь уходить, – уверенно проговорила девочка, поднимаясь с тряпья. – У тебя здесь дело. Айя права?
– Да, Айя. И я понятия не имею, как мне с этим делом быть.
– Расскажи Айе. Айя поможет! Айя не выдаст! Айя прячется у них под носом. Им…
– Им никогда не найти Айю, – тихо отозвалась я, грустно улыбнувшись. Девочка поджала губы, но не от обиды, а скорее от гордости, и уверенно кивнула. Какой же храбрый ребенок…
– Мой друг попал в беду, Айя. И я не знаю, как ему помочь.
– Твой друг? – малышка нахмурила белесые бровки. – Не понимаю. Д-руг?
– Да, мой…
– Твой воин? – переспросила девочка.
– Да, воин, – подтвердила я. – Мой воин – мой друг. Он дорог мне, понимаешь? Он спас меня.
– Как Айя?
– Да, как Айя.
– Он хороший, раз он помог тебе! – девочка на четвереньках подползла ко мне и, прикоснувшись ледяными ладонями к моим щиколоткам, заглянула в мои глаза. – Его схватили они? Работорговцы? Поэтому ты здесь его ищешь?
– Нет, Айя. Все гораздо хуже.
– Как зовут твоего друга?
– Его зовут Макс, – севшим голосом отозвалась я, а девочка, испуганно вздохнув, прижала тоненькие ладошки ко рту.
– Он хотел убить нас всех! – возмущенно воскликнула девочка и тут же испуганно подняла глаза наверх. Видимо, она сказала это громче, чем хотела.
– Нет, – я покачала головой. – У него не было с собой оружия, он… – я замолчала, догадавшись, наконец, о чем говорили эти две женщины на площади. – Он водил воинов за собой, чтобы увести их от меня…
Лицо девочки, до этого исказившееся от злости, внезапно разгладилось, и яркие голубые глаза подернулись влагой. Тоненькие ручки потянулись к тряпкам, которые закрывали мое лицо и, размотав их, девочка несмело провела рукой по моим волнистым черным волосам.
– Твой друг спас тебя от воинов, – подтвердила Айя. – Они бы точно продали тебя. А здесь тебя бы продавали за литры бензака…
– Поэтому я должна ему помочь, понимаешь?
– Да, Айя понимает! – девочка снова уверенно кивнула и куда-то пропала, а затем, вернувшись с небольшим ножиком в руке, сделала два показательных выпада, будто атакуя невидимого противника. – Айя поможет тебе! Айя убивала раньше, ты можешь положиться…
– Айя, ты очень храбрая, но сомневаюсь, что мы сможем силой освободить его.
Девочка разочарованно опустила руки и тяжело вздохнула. Такие, как она, кого угодно способны заставить кинуться в бой. Любому воину станет стыдно, когда они увидят эту маленькую воительницу, вооружившуюся лишь перочинным ножичком. Она так хочет помочь, но и ее подвергать опасности не хочется, хотя…
– Ты можешь помочь мне, – я слегка понизила голос, после чего малышка подалась ко мне вперед. – Ты можешь стать моим проводником и оруженосцем. Есть предположения, где держат моего друга?
– Д-руга, – озорно повторила девочка. – Айя знает! Весь город знает! Он в городских казематах. Ему запрещено давать воду до казни. А после казни вода никому не нужна, – девочка оскалилась в жутковатой улыбке, но тут же нахмурилась, словно вспомнив, что этот человек дорог мне. Что ж… Я не могу ее винить в этом.
– Ты проведешь меня к нему?
– Айя проведет! – девочка вскочила на ноги и снова стала размахивать ножичком. – Айя хитрая! Айя умная! Айя прячется у них под носом! Им никогда не найти Айю!
***
Идти к казематам с маленькой девочкой и иметь при себе только винтовку и перочинный ножик показалось мне немного рискованным, так что сначала пришлось воспользоваться тайным выходом из города и добраться до машины Макса, чтобы прихватить боеприпасы и заодно немного воды. По дороге девочка то и дело повторяла, что мне необходимо запомнить, как идти, потому что бежать из этого города вместе с нами девочка наотрез отказывалась.
Казематы были расположены практически в самом центре города. Было обидно осознать, что я была так близка к Максу в самом начале моего путешествия по городу. Совсем рядом с площадью располагались «позорные» клети, в которых были заточены несчастные, денно и нощно получая от прохожих долю порицания в виде гнилых отходов производства, отходов жизнедеятельности или же просто бранных слов. А чуть дальше, под сколоченными из сухих стволов деревьев, располагались клети тех, кого велено охранять особо. Туда, по словам Айи, и отвели Макса ждать своего смертного часа.
Сделав пару жадных глотков из фляги, девочка смачно плюнула прямо в горлышко и, уловив мой шокировано-удивленный взгляд, примирительно сжала мое запястье.
– Все в этом мире покупается, – снова проговорила она совсем не детскую истину. – Даже воины, что охраняют Макса. А Айя ненавидит воинов! Они поймали Айю и продали! Но Айя хитрее! – улыбнулась девочка и, не став продолжать свой рассказ, еще разок плюнула в воду во фляге.
– Подонки, – примирительно ругнулась я на тех, кто продал крошечную Айю работорговцам и, поймав на себе взгляд голубых глаз, полный одобрения, поспешила пригнуться, чтобы как можно незаметнее пересечь расстояние между клетками.
– Храбрые воины! – выйдя к самому светлому проходу, я выпрямилась во весь рост и, щелкнув затвором пистолета за спиной, прошла к трем худощавым мужчинам, сидевшим недалеко от клетки с толстыми прутьями. – У меня к вам предложение!
Мужчины тут же повскакивали со своих мест, но я, успев спрятать пистолет за пояс на спине, показала раскрытые ладони. Воины замешкались.
– Я дам вам воды, если вы дадите мне поговорить с вашим пленником.
– Он, считай, мертвец, зачем тебе говорить с ним? – один из бойцов, злобно оскалившись, вышел вперед. Худощавыми они казались только на первый взгляд. По выделяющимся на белой коже рельефам мышц несложно было догадаться, что я вряд ли смогу составить достойную конкуренцию им в рукопашном бою.
– Тем более, ни ему, ни вам нечего терять, – я шире развела руки, стараясь убедить, что абсолютно не опасна.
– У тебя есть вода? – другой боец, чуть ниже ростом, с сомнением окинул меня взглядом с ног до головы. А я повернулась чуть боком, продемонстрировав флягу, висящую на моем бедре.
– Пусть говорит с ним, – третий, который казался крупнее остальных, смело подошел ко мне и сдернул флягу и моего пояса, тут же начав нетерпеливо откручивать пробку.
Пока они не передумали, я бросилась к прутьям клетки и, вцепившись в них дрожащими руками, тихо позвала:
– Макс, Макс!
В ответ я услышала неспешное копошение, и вскоре Макс сжал мои руки в своих ладонях.
– Убирайся!
– Макс, я пришла за тобой! – пропустив его ругательство мимо ушей, я с досадой подумала только о том, что мой голос предательски дрожит.
– Я же увел их, – сквозь сжатые от злости зубы проговорил он. – Чтобы ты уехала! У тебя же было все! Зачем ты пришла? Почему?!
– Потому что я не могу тебя здесь бросить, – еле слышно шепотом проговорила я и прислонилась лбом между прутьями к его лбу.
Сколько мы там молчали, я не могу вспомнить. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышала слово, хлесткое, словно пощечина.
– Уходи.
– Я не уйду без тебя, – не унималась я.
– Эй, ты! Наговорились уже! Проваливай, – раздался голос воина полураспада недалеко от меня.
– Ты слышала их, я уже мертвец. Уходи. Уезжай в Цитадель! Найди Фуриосу! Скажи ей, что я не смог… Машину мою береги!
– Но я… – не успела я сказать еще хоть слово, как меня схватили поперек и оттащили от клетки, грубо вышвырнув только на улице.
Я заснула ближе к рассвету. Все ночь я выла от собственного бессилия, роняя слезы на свернувшуюся у ног Айю, искренне не понимая, почему Макс опустил руки и не пытался вырваться.
Может, он устал бежать от своих призраков? Может, ему надоело быть вечно преследуемым самим собой, своими поступками, своими решениями? Ведь все мы бежим от чего-то. Может, он ищет в своей смерти… искупления?
С первыми лучами солнца я тихонько, стараясь не разбудить девочку, собрала оружие, оставив припасенную воду в каморке, и направилась к выходу из города. Я уйду. Я твердо решила, что не смогу смотреть в лицо Максу, когда свинец вонзится в его грудь. Я сделаю так, как он велел мне. Я запомнила дорогу. Я уйду.
– Как тебя зовут? – тихий, немного хриплый голос Айи заставил меня оглянуться. Девочка сидела, подтянув коленки к подбородку и смотрела на меня печально-осуждающе.
– Меня зовут Лив, – ответила я, почувствовав, как к горлу снова подступает комок слез.
– Я буду звать тебя д-руг.
Я закусила губу, почувствовав, как по щеке стекает очередная влажная соленая дорожка слез. Д-руг.
– Тебе не обязательно слушаться своего воина, правда?
– Правда, – прошептала я, сунув руку в карман и нащупав там три толстых патрона для обреза.
На площади собралось столько народу, что протолкнуться удавалось с трудом, но, чувствуя, как в висках гудит сердце, я распихивала локтями злобных горожан, которые наперебой обсуждали, сколько пуль заслужил Макс.
Когда к белой каменной стене, изрытой множественными следами от предыдущих казней, вышел невысокий лысоватый мужчина, разодетый так, словно все богатые ткани, что когда-либо были в городе, хранились только у него в гардеробе, народ стал расступаться, а разговоры постепенно стихли. В след за ним выступали два приземистых воина-полураспадника, хищно поглядывая на окружающих. Телохранители. Наверняка лучшие из лучших.
Я обернулась, чтобы убедиться, что моя маленькая спутница не затерялась в толпе, и в этот момент масса людей взорвалась возмущенными криками.
На цепи, словно разъяренного зверя, закрыв лицо плотным намордником, Макса вели к стене, чтобы публично обвинить в том, чего он делать не собирался. Да, безусловно, он ехал в город, чтобы убрать кого-то из «верхушки», но против горожан он преступления не совершал. Он просто увел засаду за собой…
Глаза Макса смотрели словно сквозь людей, не выражающие ни единой эмоции. Он будто был уже далеко отсюда, там, где его призраки подарят ему долгожданное прощение. Там, где он сможет обрести покой. Нет, Макс, не сегодня. Самоубийством нельзя получить искупление.
– Ты дашь Айе пистолет? – девочка дернула меня за рукав.
– Дам, Айя, но обещай мне, что ты будешь стрелять только в случае опасности и ни в коем случае не полезешь за мной, – я шептала, потому что толпа снова притихла, а «разодетый» начал зачитывать свой вердикт. Перезарядив пушку, я протянула ее девочке, показав, куда надо нажимать и, увидев, с каким восторгом девочка приняла оружие, подумала, что зря, наверное, втянула ее во все это.
– Не волнуйся, д-руг! – чуть громче проговорила девочка. – Айя не полезет за тобой! Айя должна помогать! Айя пойдет первой!
И с этими словами она бросилась на охрану, ловко воткнув лезвие своего ножика в основание шеи одному и, наскочив на другого, прострелила ему щеку. Воины, что вели Макса, бросились к ней, но девчонка уже затерялась в толпе.
Понимая, что это единственный шанс, я бросилась к Максу, глаза которого словно ожили и заметались, не понимая, что именно пошло не так и кто является тому причиной. Но, увидев меня, в одной руке сжимающую заряженный обрез, а в другой – болторез, он уверенно вытянул руки, чтобы я как можно скорее освободила его от цепей.
Металл разомкнулся с мягким щелчком, который показался невероятно громким среди оглушительного визга толпы. Люди явно не желали просто так отпускать того, кого они так сильно боялись. И только передав в руки Макса обрез и почувствовав на своем плече его теплую руку, я увидела дуло пистолета, наставленное на грудь Макса.
Решение было принято мною за считанные доли секунды. Страшно не умереть, а не знать, за что ты умираешь. Но я точно знала.
Загородив Макса собой, я услышала два выстрела. Две пули вонзились в меня, обдав сначала ледяной волной страха, а затем жаром боли. Широкая рука подхватила меня, не дав упасть, а последнее, что я услышала – выстрел из обреза Макса, который, я уверена, забрал жизнь палача в обмен.
========== Глава 5. Агония. ==========
Пару шагов в темноте —
Как прекрасны все вещи, когда на них смотришь в последний раз…
Пару шагов в темноте —
А потом между нами даст трещину земная кора.
Лопнут все меридианы и разорвётся на двое занавес неба…
Не говори ничего – всё и так понятно без слов,
Каждый из нас однажды делает выбор. ©
Я падаю. Падаю. Падаю…
Это бесконечное падение никогда не закончится. И тело скручивает от страха, что оно вот-вот встретится с долгожданной твердью, влетев в нее на бешеной скорости, но ничего подобного не происходит. Просто вечный полет в бездну, который заставляет всю меня трястись.
– Не трогай! На, вот, держи.
Отвратительное шипение заполнило слух. Прерывистое, мерное, но ужасно надоедливое. Что это? Может, это песок разлетается от меня, пока я, все еще падая, погружаюсь в пыльное небо необъятной пустыни?
– Их нельзя доставать сейчас. Иначе она умрет.
– Она и так умерла, – детский голос так звонко раздается в моем сознании, что хочется зажмуриться, закрыть уши руками, закричать…
Что это за шипение? Проклятье, когда же прекратится это отвратительное шипение?!
Я открыла рот, пытаясь хотя бы своим голосом заглушить этот противный звук, но вместо этого он лишь усилился. Я кричала. Громче, изо всех сил, но шипение заполнило меня всю и разъяренной змеей сдавило мне глотку. Возможно, это и было моей ошибкой, потому что все мое тело словно охватило огнем.
– Тихо-тихо.
– Она мертва, Айя видела, как ее подстрелили.
– Тихо-тихо-тихо, – я горю. Я сгораю заживо под аккомпанемент этого дикого шипения. И падаю вниз мертвой звездой, не дав исполниться чьему-то безумному желанию.
– Я горю! – закричала я изо всех сил, пытаясь тем самым саму же себя вернуть. Убедить, что я еще способна побороться. Но… Черт, этот паршивый звук, это пламя …
– Она что-то шепчет.
– Молчи, береги силы.
– Айя слышит шепот мертвеца. Айе страшно, – детский голосок всхлипнул. Кажется, я поморщилась. – Айя хочет вернуться.
– Слышишь?
Ш-ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ш…
– Да, Айя слышит.
– Она дышит. Мертвые не дышат. Она не мертвец. Но она должна быть в сознании. Мы едем очень быстро, Айя. Но мне надо, чтобы ты следила, что она здесь, с нами. И дышит.
Ш-ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш-ш…
Я устала, я не хочу больше падать. Я не хочу… Ш-ш-ш-ш-ш… Мне страшно. Папа…
Звуки стали ярче, а голоса перешли на совершенно незнакомый для меня язык. Иногда я понимала какие-то отдельные слова. Но общий смысл был для меня непонятен. Я осталась наедине со своим адским пламенем и отвратительным шипением.
Ш-ш-ш-ш-ш… Один. Два. Три. Четыре. Ш-ш-ш-ш-ш… Один. Два. Три. Ш-ш-ш-ш-ш… Один…
– Д-руг! Д-руг! Айя ничего не трогала! Айя не трогала пули!
Один…
– Отойди!
Па-да-ю…
***
Иногда тебе удается воспроизвести в голове моменты, которые, как казалось ранее, твое сознание давно стерло из памяти. Ощущения теплых маминых рук, вкус ее молока, улыбка папы и такая успокаивающая вибрация его голоса, монотонно растягивающего один и тот же звук.
При жизни я бы никогда не смогла этого вспомнить.
Память подкидывала моему сознанию не только самые сокровенные дорогие и счастливые моменты моей жизни, но и те, от которых душа плачет незримыми слезами.
Мама пришла в тот день ко мне, израненная, грязная и обняла дрожащими руками, уткнувшись носом в мой живот. Она плакала так долго! А я сама не произносила ни звука. Я боялась и не понимала, почему мама расстроена. Когда она, наконец, подняла голову и, посмотрев в мое лицо, провела дрожащей ладонью по голове, я тихо сказала единственное слово, которое на тот момент умела произносить – мама.
– Теперь мы с тобой одни, моя маленькая, – ответила мне мама и, сомкнув губы, завыла…
Эти воспоминания были утеряны мной, хотя сейчас я могла поклясться, что чувствую, кожей ощущаю наше с мамой горе. Хотя мне всегда казалось, что это боль сидит теперь настолько глубоко внутри меня, что…
– Папа? – ощущение тепла, исходящее от человека, сидящего рядом, было каким-то особенным и родным. Это сложно описать словами, но легко можно почувствовать.
Мужчина не повернул ко мне своего лица, но обнял за плечи и крепко прижал к себе. На спину упало что-то очень маленькое и холодное и… мокрое! А затем еще и еще… Я слышала, как папа тихо смеется, запрокинув голову вверх, а мое дыхание становится все легче и легче.
Все позади.
Безмолвный шепот плачущего неба переплетался со смехом папы, и мои губы невольно тронула легкая улыбка.
– Что это, папа?
– Это дождь… – тихо отозвался отец.
***
Фуриоса говорила, что, когда Макс привез меня, я одной ногой уже была в загробном мире. Что из моего раскрытого в агонии рта издавалось лишь сиплое шипение, и каждый вздох давался мне с невероятным усилием. За мою жизнь долго боролись. Док сначала сказал, что не может воскрешать людей из мертвых, но, по рассказам Фуриосы, приставленный к виску обрез и тихие слова Макса «ты уж постарайся» сотворили чудо.
Теперь Док – настоящая легенда в Цитадели, что, несомненно, придает ему уверенности в его нелегком деле.
Когда пули были вытащены, я так и не пришла в сознание. Моим зрачкам было все равно, день теперь или ночь, и глаза были обращены к смерти. Но, по рассказам Фуриосы, я не сдавалась. Я дышала ровно, хоть и поверхностно. Для меня освободили светлый закуток, рядом с плантациями. Там было достаточно влаги, которой орошались листья растений, а главное – там воздух был гораздо чище, чем за пределами Цитадели. Живительный воздух, в котором я так нуждалась.
Вспоминая сейчас, я думала, что каждый день, в одно и то же время, я чувствовала прикосновение горячей ладони на своем запястье, а затем всего одно слово, сказанное низким хрипловатым голосом. «Привет».
Он всегда здоровался, но никогда не прощался. Словно если бы он попрощался, то я сама поняла бы его слова буквально. Словно я могла бы уйти. Уйти туда, куда мне так не хочется отправляться. Я чувствовала его рядом с собой, но ничего не могла ответить. Хотя сама, услышав его приветствие, начинала улыбаться. Наверняка это было не так.
Только однажды мне удалось на пару миллиметров поднять мизинец той руки, к которой Макс прикоснулся.
С тех пор он больше не появлялся.
Когда я пришла в себя, те люди, что меня окружили, сказали, что сегодня я получила настоящий подарок небес – новую жизнь, и теперь все будет по-другому. По началу мне было тяжело даже сфокусировать зрение хотя бы на одном из улыбающихся мне лиц. Вдобавок ко всему, тело ныло, будто меня переехала боевая фура.
Высокие девушки, прекрасные, словно звездная ночь, рассказали мне о том, как погибли мои последние соплеменницы. Хоть по моим щекам текли слезы, я чувствовала невероятную гордость. Каждая из них знала, за что умерла. А когда мне на колени аккуратно положили тяжелую полотняную сумку, я ахнула. Все те семена, что мы таскали с собой на протяжении долгих лет, те самые, что Хранительница не выпускала из рук, остались целы и невредимы.
– Ты же поможешь нам, да? – приподняв белесые брови, спросила меня девушка по имени Даг. Я лишь коротко кивнула, крепко прижав сумку к себе.
Целое наследие, ожидающее плодородных земель, воды и барьера от солнечной радиации, здесь, у меня в руках. Оно изменит мир, они всегда так говорили. Все начнется с малого: с крошечного росточка, который сможет прижиться в новой почве. А закончится здоровыми поколениями, которые будут беречь то, что мы им оставим. Будут беречь друг друга. Они обязательно должны стать лучше нас. Иначе зачем оно все?
***
День сменялся днем, таким же солнечным, но уже не настолько угнетающим, как раньше. Через месяц я уже вовсю работала на грядках, заботливо ухаживая за каждым растением, общаясь с ними и с теми, кто эти растения для всех хранил. Как-то Даг призналась мне, что услышала, что я разговариваю со своими соплеменницами. Я смутилась, но она обняла меня и сказала, что они хорошо слышат меня, ведь я уже была на той стороне.
Спустя еще три месяца я поняла, что тот небольшой объем знаний, которым я обладала, я полностью передала другим людям, работающим на плантации рядом со мной. Большему научить их я не могла.
Поэтому я предложила Доку свою помощь в нелегком деле врачевания. Поначалу мне казалось, что он не в восторге от этой идеи, но все же он согласился. И еще месяц я помогала ему вытаскивать из рук смерти болеющих жителей Цитадели.
Никто не говорил со мной о Максе с тех пор, как я пришла в себя. Да и я не напрашивалась обсуждать это с кем-то. Единственное, что я спросила – жив ли тот, чью жизнь должен был забрать Макс в Нефтяном Городе. Мне сказали, что он погиб тогда в перестрелке, в которой чуть не умерла я. А на вопрос, что стало с маленькой девочкой, которая ехала вместе с нами сюда, мне сказали, что в Цитадель прибыли только двое – я и Макс.
Странно, ведь я так отчетливо слышала ее голос… Была ли это просто предсмертная галлюцинация? Может, и так. А может, она просто захотела вернуться домой.
Еще через несколько недель мне предложили заняться врачеванием в городе. Фуриоса решила, что пора налаживать отношения с соседями и прекращать междоусобицы. Тем более, что хороших лекарей в городе было мало, а я успела набраться какого-то опыта. Да и за это могли хорошо заплатить. Бензак по-прежнему был в цене.
Для меня собрали байк. Он был почти такой же, как те, на которых разъезжали мои родные. Рано с утра, когда солнце еще не раскалило пески, я выезжала в город, а с закатом покидала его, привозя в Цитадель оплату за мою работу. Признаюсь, мне не нравилось то, чем я занималась. Люди в городе были невероятно озлобленными, особо циничными и с недоверием относились к врачевателю из Цитадели.
А однажды кто-то узнал во мне ту, кто помог сбежать Максу. Ту, кто помешал его казни. В меня полетели все подручные средства лавочника, который, громко крича, тыкал в меня пальцем и призывал остальных горожан немедленно со мной расправиться.
Я вскочила на свой мотоцикл и дала деру, даже не оборачиваясь. Судя по догоняющему звуку двигателей, за мной устроили погоню. Страшно подумать, какая смерть могла бы меня ожидать, но на мое счастье, я была подготовлена к долгой дороге, а они отстали сразу же, как топливо в их баке иссякло.
Вот только, не разбирая дороги и летя на бешеной скорости от жестокой расправы, я понятия не имела, где я оказалась теперь…
Усталость навалилась тяжким грузом, так что я решила, что самое разумное сейчас – накрыться с головой длинным плотным отрезом, обнять руками винтовку и задремать, облокотившись о своего «коня». Еще раз осмотрев горизонт и жадно вслушиваясь в пустующую даль, не думая о риске, я провалилась в пустоту, которая заботливо приняла меня в свои объятия.
Рев двигателя прорезал тишину сквозь завесу сна. Сначала я подумала, что мне просто показалось, потому что, резко вскочив и осмотревшись, я не нашла ни единого источника этого угрожающего звука. А затем я увидела машину, остановившуюся недалеко от меня. Страх охватил мое сердце, и руки сами потянулись за винтовкой, лежащей рядом. Но выстрел, проскочивший по песку, заставил меня одернуть руку к себе. Я сжалась в комок за своим мотоциклом, в панике пытаясь придумать хоть что-нибудь. Вытащив из-за пояса кинжал и крепко сжав его в кулаке, я собралась, чтобы приготовиться к броску на своего противника, ведь судя по звуку приближающихся шагов, он был уже совсем рядом.
Сердце гулко ударилось о ребра.
Я шумно выдохнула, прежде чем почувствовала, что враг достаточно близко подошел, и резко рванула прямо на него, стараясь воткнуть лезвие кинжала в его тело. Но мужчина увернулся от удара и, крепко схватив мою руку, одним ударом выбил из нее кинжал. А затем, ловко перехватив вторую руку, толкнул на песок и уселся верхом, держа мои руки за спиной. Через секунду в мой затылок уперлось дуло пистолета. Я замерла.
– Радует, что теперь ты нападаешь не с алюминиевой флягой, а хотя бы с ножом, – насмешливый голос показался мне настолько знакомым, что я не сразу догадалась, кому он принадлежит. А поняв это, я попыталась вывернуться или хотя бы повернуть голову, чтобы убедиться в своем предположении.
Убрав от моей головы дуло и освободив руки, он медленно слез с меня, позволив мне перевернуться.
В предрассветном зареве я точно узнала силуэт Макса, который аккуратно стягивал с моего носа и рта плотный платок, не сводя с меня внимательного взгляда голубых глаз. Он выглядел все таким же уставшим, но где-то в уголках его губ притаилась едва заметная полуулыбка.
– Привет, – прошептал он тихо. Так же, как и тогда, в Цитадели, когда я не могла ответить на его приветствие.
– Привет, – прошептала я в ответ и широко улыбнулась. Дыхание сжало тисками, но не из-за очередного приступа кашля, а просто оттого, что сердце внутри меня разрывалось на части. Меньше всего на свете я ожидала снова его увидеть. И я впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему счастливой…
Теплая рука Макса отодвинула край моей рубашки, и его пальцы коснулись затянувшегося круглого белого шрама под ключицей, а затем скользнули ниже, ко второму шраму, находящемуся на четыре пальца выше солнечного сплетения. Его прикосновения были такими аккуратными, едва ощутимыми, но они заставили мое сердце пропустить очередной удар. Наверняка он чувствует ладонью тот набат, который разрывает мою грудную клетку.
– Я слышала тебя… Там, в Цитадели, – шепотом выдохнула я, сама не зная, зачем. Но мне казалось это таким важным! Я понимала, почему он ушел, почему больше не появлялся, и не винила его, но мне так хотелось сказать ему это! Эти слова тогда, в Цитадели, жгли меня изнутри, но я не могла произнести и звука, потом, когда он оставил меня одну, я говорила их вслух, зная, что он меня не услышит. Но теперь, когда я чувствую его горячее дыхание на своей коже, его руки на своих шрамах, мне хочется повторять и повторять… – Я слышала тебя. Каждый день. Я слышала. Мне было так страшно, но я слышала твой голос, я…
Почувствовав, как его теплые губы прикоснулись к моим, я невольно прикрыла глаза. Волна какого-то странного чувства захлестнула меня, оставив наедине с новыми, неизведанными ранее ощущениями.
– Я слышала… – снова прошептала я, когда он прервал поцелуй, чтобы перевести дыхание. Макс посмотрел мне в глаза и прежде, чем его губы вновь накрыли мои, хрипло прошептал:
– Я знаю.
