Текст книги "Спасение страждущей души (СИ)"

Автор книги: AgentSolt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Прибытие Акацуки в Селение Ремесленников ==========

Луч средь темноты.

Мук лабиринт извилист.

Душа всё ищет…

Е. Грислис

– У каждого свой фетиш, Какузу-чан! – радостный вопль безумца потонул в вибрирующем гуле раскалившегося воздуха. – Не вмешивайся!

Сталь с глухим стоном вгрызлась в землю, и Хидан изо всех сил рванул косу на себя, с точностью определяя, куда должны прийтись лезвия по телу мужчины, что с широко распахнутыми глазами стоял перед ним, застыв, как надгробная статуя. Оружие – как часть тела – ощущается даже явственнее, чем собственный член. Но ведь членом Хидан пользуется гораздо реже, чем косой, так что всё вполне логично.

Он бросил беглый взгляд на Какузу – ждёт. Правильно. Это его битва и его жертва. Не самая достойная, вялая и трусливая, но всё-таки шиноби, а значит, вполне сойдёт для соблюдения заповедей Великого Бога, ибо обычных людей использовать в качестве жертвоприношения до смерти скучно. Какая ирония для бессмертного.

Просвистев в воздухе, металл отбил все пять сюрикенов, пущенных дрогнувшей рукой оппонента, и лишь огладил того, разрезая плотную ткань куртки, рассекая кожу. Даже не отскочил, мудачина! Это слишком легко и скучно! Трос натянулся, скользнул назад, доставляя косу прямо в ладонь Хидана. Легла, как влитая, а на одном из трёх лезвий то, ради чего всё и замышлялось – алая, тёплая кровь со стальным ароматом. Всего пара капель, но этого хватит. Хищная, гадкая ухмылка пересекла лицо нукенина, делая его прекрасно-зловещим. На нём самом почти ни царапины, а Джашин-сама сейчас получит свою жертву. Первую за эту неделю, но где их брать-то было в такой дыре, где ни самого захудалого трактира, ни обветшалого домика, ни сортира. Он отпрыгнул на дюжину метров – как раз туда, где рдел ритуальный круг с ровным треугольником посередине.

Глаза полыхнули пурпурным. Страшное, кипучее пламя одержимости загорелось внутри жреца, растекаясь по коже чёрным, проступая белыми изображениями в виде костей. Вот-вот связь будет установлена, и тогда настанет время общей боли. Сладкой и желанной. Блаженной. Ветер, взвившись, засвистел в ушах, поднял с тропы пыль, мелкой взвесью осевшую на кожу, но не смог погасить пламя в груди. Нервы ныли от напряжения, через всё тело прошла волна предвкушения.

Всё для Джашина-самы! Дарую кровь жертвы предназначенной тебе, да воздастся болью и Просветлением последователя твоего. Неверные падут ниц перед могуществом Истинного Божества!

Но внезапно жертва, всё это время таращившаяся на Хидана расширенными от ужаса глазами, пребывавшая в шоковой прострации, словно под гипнозом, харкнула кровью и медленно осела на землю. Спустя полминуты мужчина рухнул лицом вниз прямо в дорожную пыль.

Громко каркнув, сорвался одинокий ворон с ветки и умчался в небесную высь, а правая бровь Хидана взлетела вверх в изумлении.

– Чё блядь?!

– Идём, ублюдок, нет времени на всё это дерьмо, – сурово промолвил Какузу, поворачиваясь в нужном направлении.

В животе разверзлась пустота и всё росла, словно Чёрная дыра, пожирая всё на своём пути: внутренности, пламя, предвкушение боли и смертельной агонии. Дрожь, как миллионы сенбонов, колко прошила кожу и заставила тело дёрнуться, как в припадке. Прерывание ритуала доставляло физическое страдание, и это совсем не было похоже на эйфоричные мучения, которые можно испытать во время него. Это было похоже на пытку.

– КАКУЗУ! – сбившись на фальцет, заорал Хидан, тяжело дыша, как будто от нехватки воздуха. – Ты нахуя так сделал?! Какого хера ты убил его?! Я должен был провести ритуал, да покарает тебя Джашин-сама! Сколько мне придётся молить Его о прощении?! Это тяжкий грех, нечестивый ты атеист!..

Он орал долго. Беспомощно таращился на жертву, проткнутую сюрикенами и истекающую кровью, но совершенно бесполезную для этого ритуала в мёртвом состоянии. А потом в самых цветастых выражениях проклинал напарника и сыпал на его голову страшные проклятия. Хмуро взглянув на него своими мутно-зелёными глазами с красными, как свежая кровь, склерами, Какузу кивнул головой, приглашая следовать за собой. Новое задание не терпело отлагательств, а уж тем более времени не было на бабьи истерики. Пусть лучше тупица напарник попытается отомстить ему, чем потом Лидер-сама решит их уничтожить или того хуже – оставить без денежного вознаграждения.

– Ксо! Сука! Какой же ты сука, Какузу! – продолжая стенать, Хидан поплёлся за ним, волоком таща свою косу, отчего земля позади сбивалась в пыльные комья. – Это слишком жестоко даже для тебя! Я никогда тебе этого не прощу!

***

Они брели на восток. Двое мужчин, объединённых чужой целью вопреки всем разногласиям, вынужденных находиться рядом благодаря своему бессмертию, но связанных теперь прочно, словно тентаклями. Кто-то зовёт это судьбой. Какузу предпочитал называть это тяжкой участью, а Хидан – Промыслом Божьим, и потому из них двоих противился необходимому объединению меньше всего. Все обиды спустя час уже невнятно тлели в сердце. Спустя ещё час – были забыты насовсем.

По линии горизонта тянулись плавные линии холмов, словно градиентом окрашенные от серо-горчичного до малахитового, обласканные лучами полуденного солнца. К югу они прерывались равниной, изгибающейся ещё на два горизонта, а далее – горные кряжи, разрезанные живописными ущельями. Идти под сенью раскидистых деревьев было куда приятнее, чем тащиться по знойной степи, как это было двумя днями ранее, но Хидан всё равно безостановочно нудил. Хотелось обернуться и врезать со всей дури, чтобы зубы рассыпались по обочине тропы. А впрочем, это послужило бы отправной точкой для нового витка нытья и пустого трёпа, потому-то Какузу благоразумно молчал, не произнося в ответ ни словечка. Скоро его терпение кончится – он знал это, и Хидан совершенно точно знал и гундел, гундел, гундел.. Явно нарывался.

Можно было думать о чём-то своём, высчитывать в уме сложные матричные уравнения, например, или прикинуть, не попадётся ли по пути такое место, где можно было бы поживиться какой-нибудь дорогой на Чёрном рынке тушкой. Но сквозь отвлечённо-медитативное состояние всё равно прорывалось: «Ка-ку-зу», «Жрать хочу!» «Какузу-чан», «Где жральня?», «Какузу! Мне надо пожрать!» и так до бесконечности. Это отвлекало. И начинало выбешивать.

– А ну завали свой бесполезный хавальник, пока я не снёс тебе твою тупую башку твоей же косой! – в какой-то момент рявкнул Какузу, даже не обернувшись. Это не подействует – он был уверен. Как был уверен и в том, что Хидан затыкался только тогда, когда в его рту оказывался член.

– Снеси – я от этого не сдохну, а от голода – могу. Какузу!

– Полный лес дичи, гнида ты белобрысая! Убивай и жри. Только на ходу, потому что привала не будет.

– Предлагаешь жрать сырых белок? Отсоси!

Резко обернувшись, Какузу не без удовольствия почувствовал, как не успевший притормозить Хидан врезался в него, касаясь ладонями его торса.

– Нужное нам селение в трёх часах хода. Потерпишь, не помрёшь. И хватит стонать, как баба на сносях.

Передёрнувшись в отвращении от последней фразы, Хидан устремился за возобновившим шаг напарником, совершенно чётко представляя, как завалится в первый попавшийся трактир, закажет рёбрышек поострее и пропустит стаканчик саке. Он уже буквально смаковал мясной вкус, ощущал обжигающую горечь напитка. Фантазия у него всегда была что надо – не то, что у отмороженного лешего, каким был его мрачный, богохульный напарник. Этому только звон монет да хруст купюр подавай. Ебанутый скупердяй. Каждую миссию, возложенную на них Лидером он воспринимает не иначе, как средство, чтобы заработать. А как же кайф от проделанной работы? Как же их совместные стратегии, когда они разносят врагов плечом к плечу, а потом, вымотанные и разморенные находят силы, чтобы хорошенько потрахаться бессонной ночью?

У Какузу целых пять сердец, но ни в одном из них для Хидана не было места. Радовало хотя бы то, что ни один человек на такого урода, как его напарник, не позарится – никто ведь не знает, какой огроменный хуище в штанах у этого долбоёба. А Хидан никому не скажет. Потому что он собственник, как ни отрицай.

– Давай-давай, Какузу, шевели булками. Если прибавим шагу, быстрее доберёмся, – выкрикнул он, обгоняя его.

***

Лес всё больше редел. Исчез подлесок, трава из сочной и густой превратилась в тусклые, прижавшиеся к земле былинки. Мелкие камешки забивались в обувь, впивались в кожу, кололи под пальцами. От голода сосало под ложечкой и возникло лёгкое головокружение, сопровождаемое такой неприятной слабостью, которая делала каждый шаг тяжелее. Взглянув на небо, расчерченное шрамами облаков, Хидан заприметил летящего над ними ястреба. Птица не издавала ни звука; лишь бы не насрала на голову, и на том спасибо. Но внезапно напрягся Какузу, запрокинув голову и посмотрев пролетающей птице вслед.

– Что-то не так? – осведомился Хидан. Схватился за рукоять косы, сжимая покрепче тугую оплётку.

– Всё так, – огрызнулся Какузу.

– Опять нервные бзики? Или старческий маразм? Ты бы подлечился сначала, прежде чем на миссии выдвигаться. Травки там какие попил, пилюльки успо..

Договорить он не успел. На тропу прямо перед ними прыгнули четверо шиноби с символом ремесленников на лобном протекторе, поднимая клубы пыли в неподвижный воздух. Выглядели они не слишком угрожающими, скорее всего, просто патрулировали окрестности и не были обеспокоены нежелательным вторжением.

– Кто такие? – спросил один из них, самый взрослый по возрасту, чьи уголки глаз были до смешного опущены вниз.

Разгоняя вокруг себя пылищу свободной рукой, Хидан не удержался и чихнул, чем вызвал недовольный взгляд Какузу. Хорошо ему, уроду, в маске. А прятать своё прекрасное лицо Хидан считал едва ли не таким же кощунством, как атеизм.

– На заработки идём, – без запинки ответил им Какузу своим низким басом, с облегчением отмечая, что утаить собственные протекторы с перечёркнутым предательским знаком было хорошей идеей. – Мой друг – отличный резчик по дереву. Его талант может пригодиться в вашем селении в отличие от нашего, в котором только разруха да голод.

Хидан глянул на него с усмешкой, но поддержал его гнусное, спонтанное враньё:

– Режу ювелирно. Пью редко. Заглатываю целиком.

Воздев глаза к небу, Какузу потушил в себе вспышку гнева и зудящее желание разбить своему тугодумному напарнику нос. Хидан любил порисоваться при любой возможности – когда надо и когда не надо. А его сортирный юмор не вызывал ничего, кроме жажды выдрать его язык из глотки и скормить пираньям.

– Это вот такой трёхлезвенной косой вы по дереву вырезаете? – с удивлением спросил другой шиноби, самый молоденький из всех, в нелепых круглых очках, но зато в характерном для чуунинов жилете.

– М? Да. Это мой любимый рабочий инструмент, – заверил его нукенин, закидывая косу себе за спину.

– После задницы, – неслышно буркнул Какузу. Как же сильно выбешивал Хидан, думая, что он такой остроумный и сообразительный. Думая, что он искусно врёт. Вообще думать – это не его, совершенно же очевидно.

Хотя, впрочем, преграждающие путь шиноби были не меньшими тупицами, раз так легко поверили лживым словам.

– Что ж, вы можете пройти. Ворота в селение открыты, – слегка поклонились они и исчезли, оставив после себя новые клубы пыли. Мельчайшие её частицы попали в глаза и забились с нос, покрыли тёмные плащи нукенинов липким слоем.

– Я уж думал, что придётся драться, – пробормотал Какузу, окидывая суровым взглядом самодовольного Хидана.

– Резчик по дереву, да? – заржал тот конём. – Как насчёт резчика по телу?

– Сейчас я буду резчиком по телу, если не заткнёшься. Шагай уже, пока не получил пинка для ускорения.

Расхохотавшись снова, Хидан улыбнулся ему весьма доброжелательно и двинулся вперёд, с трудом переставляя усталые конечности. Воображение, рисующее ему скорый отдых, подталкивало его немного ускориться. Но тут Какузу решил обговорить детали миссии, и красочная картинка, где уютный гомон трактира, наполненность желудка и сиденье под задницей, взорвалась на мелкие фрагменты, которые склеить так и не удалось.

***

– Эта курва – куноичи Селения Скрытого в Песке, – монотонно объяснял Какузу время от времени зевающему напарнику. – Она владеет скрытыми техниками, которые заинтересовали Лидера-саму, а значит, он хочет, чтобы мы притащили её живой. Ты слышишь меня, чучело? Живой. Никаких твоих дурацких ритуалов.

– Не богохульствуй, вонючий мешок дерьма! Или я прокляну тебя! – живо разъярился Хидан. Но зато перестал зевать и глазеть с сонливым видом, да и Какузу лишний раз убедился, что тот его слушает, а не мечтает о стаканчике саке.

– Она там на задании и задержится совсем ненадолго, вот потому-то я и тороплю тебя.

– Будет кровавая битва, так? Она сильна?

Плюс Хидана в том, что он вообще не злопамятен. Можно как душе угодно обзывать его, срывать на нём злость, ломая рёбра или снося пустую башку с плеч. Как недавно выяснилось, можно даже нарушить его ритуал, – хотя этим и не стоит злоупотреблять, – но тем не менее гнев из Хидана испаряется также быстро, как и вспыхивает в нём. Скорее всего, суть в том, что у него мозг, как у кальмара, и для того, чтобы записать на подкорку какую-то информацию, он прежде вынужден удалять всё ненужное. Бедный, скудоумный Хидан.

– Живой, напоминаю ещё раз. Ослушаешься, слетишь с катушек, сам будешь объясняться с Лидером-самой или с его этой Конан, – Какузу не сдержал тяжёлого вздоха, искоса взглянув на Хидана. – Мне бы такую полезную бабу, а то ведь ты способен только деньги клянчить да языком молотить беспрестанно.

– Ои-ои! Какузу! Тебе достался идеальный напарник. С таким охуенным телом, таким охуенным лицом и великолепными техниками, которые помогают нам превращать врагов в фарш.

Но наглый и бесцеремонный, как всегда.

– Мы говорим о нашей миссии, а не о тебе. Уймись, Хидан.

К его изумлению, что-то радостно проблеяв, тот стал тыкать пальцем вперёд, и тогда Какузу тоже разглядел за густыми кронами деревьев остроконечную, бордовую крышу ближайшего здания селения ремесленников. Осталось всего – ничего. Скоро они смогут передохнуть и подкрепиться. У них ещё было время на то, чтобы спокойно заночевать где-нибудь, а спозаранку отправиться искать куноичи. Следовало оценить одна ли она или с командой, чтобы затем засесть в засаде в ближайшем лесу и напасть на неё, как только она решит возвращаться в своё родное селение.

– С тебя приличная гостиница, Какузу, – снова сорвался на трёп Хидан. – Как хочешь, но тебе придётся потратиться на номера без тараканов и крыс.

– Ты и «приличное» настолько несопоставимы, что это вызывает смех. Нет разницы, где ты продрыхнешь одну ночь. Я не собираюсь раскошеливаться на дорогую гостиницу. Суточные нам никто не оплачивает, так что засунь свой язык себе в задницу и помолчи.

Но Хидан и «молчание» – вещи не менее несопоставимые, а потому болтовня мудозвона не прекратилась даже тогда, когда лесная тропинка превратилась в широкую дорогу. Спустя ещё какое-то время перед ними оказались распахнуты широкие ворота селения, вход в которое никем не охранялся – непозволительная глупость, за которую кто-нибудь да поплатится.

Отвесив кулаком в солнечное сплетение Хидана, чтобы заткнуть его, Какузу процедил сквозь зубы какое-то очередное оскорбление и, пока тот пытался вернуть себе способность дышать, первым пересёк черту, за которой и начиналась территория их пункта назначения.

Какое-то время они продолжали свой путь молча, не озираясь вокруг и усиленно делая вид, будто здесь не впервые. Мимо них проходили обычные гражданские, носились собаки с радостным лаем, тележечники натужно катили всякий разный груз. Этот населённый пункт представлял собой спиралью закрученные районы с малоэтажными строениями, сверкающими на солнце своими карминовыми остроконечными крышами. И чем глубже к центру продвигались нукенины, тем больше и больше народу лавировало вокруг них.

Наконец, они вступили в торговые ряды, тянувшиеся по обеим сторонам широкой главной улицы. Ремесленники устроили здесь настоящий базар, и чего здесь только не было: и изделия из дерева, и чеканка, и стеклянные предметы, одежда и ткани, оружие и даже еда, которую готовили здесь же, на небольших жаровнях.

– Какузу! Смотри, этот зомби похож на тебя! – вдруг радостно заржал Хидан, тыча пальцем в какую-то детскую игрушку и с лихорадочно горящими малиновыми глазами, оглядываясь вокруг. – Сколько тут всего, а!

– Занесло бабу в рай, – пробурчал себе под нос Какузу, взглянув на него как на психически нездорового, а затем продолжил громче, чтобы тот расслышал. – У тебя такой тонкий юмор, что даже не знаю, когда смеяться.

– Просто ты тупой, – сделал вывод тот и со счастливой улыбкой повернулся в другую сторону к прилавку с кунаями.

– Кто бы говорил, ахо, – вновь буркнул Какузу. Но чуть не заскрипел от злости зубами, когда его напарник вдруг возьми да и направься к палатке с едой. Пахло оттуда, надо сказать, отменно. Да только для начала следовало бы пойти и забронировать какой-нибудь захудалый номер, а уж потом двигать в трактир. Он не планировал покупать уличную еду. Стоило это наверняка недёшево, а отравиться можно было запросто. На такого дурня, как Хидан, это явно не подействует, но самому отвлекаться на сортир не хотелось – времени оставалось совсем немного, и уже с самого ранья следовало отправиться на поиски желанной для Лидера-самы куноичи.

– Позвольте посоветовать вам цукуне из курицы. Соус якитори получился отменным, – с дружелюбной улыбкой обратилась к Хидану продавец из палатки. У неё были забавные близко посаженные глаза и коротко стриженные, рваные, не слишком ухоженные волосы.

– А давай я разберусь без твоей пизды, – нахально заявил ей тот, и Какузу тяжело вздохнул. Кого-то сегодня ждёт трёпка, ведь он даже не дважды предупреждал Хидана быть вежливым и незаметным. Но у сучьего выродка явно дыра в башке размером с дыру в жопе. – Какузу! Гони две монеты! Я куплю себе шашлычков! Ну же блядь! Не смотри на меня так! Я отработаю всё, клянусь Джашином!

Приблизившись и припечатав к прилавку две монеты, оторванные буквально от всех пяти сердец, Какузу таким испепеляющим взглядом посмотрел на Хидана, что любой бы на его месте вырыл себе могилу, закопался и поставил надгробный камень потяжелее. Любой, но только не бессмертный фанатик, грубо вырывающий из руки продавца свой сраный шашлычок и заталкивающий его себе в рот. Ничего, ублюдок, после этого тебе придётся запихнуть туда кое-что другое.

***

– А теперь в таверну! – игриво посмотрел на мрачного напарника Хидан, доев свою проклятую еду и отшвырнув бамбуковую палочку куда-то в сторону.

– Прежде, чем я отведу тебя в таверну, ты должен помыться. От тебя несёт мужиком, а я ненавижу, когда от тебя так несёт. Усёк? Нечего мне аппетит перебивать, – невозмутимо произнёс Какузу, сворачивая к самой невзрачной гостинице, какая только нашлась в окрестностях.

Пожав плечами, сытый и довольный Хидан предпочёл промолчать, чем заслужил одобрительный взгляд от Какузу.

Гостиница была и впрямь уродлива. Тяжёлая входная дверь скрипнула так, что заложило уши, и, оглядываясь вокруг, Хидан скорчил такую откровенно брезгливую мину, что Какузу едва сдержал себя, чтобы не впечатать в неё кулак. Старые, облезлые доски под ногами, корявая стойка, вспухшая местами, как от влаги, и не менее корявая лестница наверх с обтёртыми чужими руками перилами. Хидан, конечно, не рассчитывал на дорогое жильё, зная, какой скупердяй его напарник, но чтобы вот такое убожество. Это даже хуже, чем спать под открытым небом. На улице хотя бы не несёт затхлостью и воздух не такой спёртый, словно в многовековом сортире. Почему же в селении ремесленников находится что-то подобное? Специально что ли создавалось для таких алчных задниц гиппопотама, как Какузу? За такое дерьмо владельцы доплачивать должны посетителям, чтобы у них хоть кто-то останавливался на ночь. Наверняка номера кишат тараканьём.

Пока долбанный казначей их «великолепной» преступной организации клянчил скидку на номер, Хидан с отвращением оглядывался вокруг. Заценил два трупа рыбок, плавающих кверху брюхом в зацветшей воде аквариума на покосившейся полке. Ткнул пальцем в засохшие бутоны двух цветочков, торчавших из серой вазы со сколами по ободку. В этот раз Какузу превзошёл самого себя в своей жадности, потому что номера в подобном месте должны стоить намного меньше, чем тот шашлычок, который Хидан заточил по дороге сюда.

– Идём, – окликнул его тот, и Хидан, отвернувшись от старомодного зеркала, поверхность которого пошла волнами и делала его идеальное тело кривым, с радостью сиганул за напарником. Он мечтал высказать всё, что думает о нём, и желательно в самых ярких красках.

Лестница стонала под ногами. Если бы она развалилась при очередном шаге, Хидан вовсе бы не удивился, ибо на ступени было страшно ступать.

– Ну ты и долбоёб, Какузу, – начал он своё ворчание. – Ты бы ещё канализацию выбрал в качестве ночлежки. Сколько ты заплатил за номер? Владелец хотя бы пообещал отсосать у тебя за то, что мы тут остановились? В следующий раз..

– Завали свой помойный рот, павиан крикливый, или следующего раза для тебя не будет, – и с этими словами Какузу распахнул рассохшуюся, покосившуюся дверь.

Бровь Хидана взлетела вверх, и он, не моргая, уставился на то, что явилось его взору. Это был хостел. Долбанный хостел, потому что на многочисленных кроватях, представляющих собой двухэтажные спальные места, уже расположились четверо каких-то мужиков. Двое из них спали, а двое играли друг с другом в сёги, скрючившись за маленьким, низким столиком и сидя прямо на полу без подстилок. Воняло прогорклым потом.

– Это на хер чё такое? – вырвалось, наконец, из всё ещё пребывавшего в шоке Хидана.

– Ночлежка наша, – сдержанно ответил ему Какузу и шагнул в комнату первым, не удосужившись поздороваться с присутствующими. – Выбирай себе койку, и желательно как можно дальше от меня.

Поставив руку на пояс, Хидан со злым прищуром наблюдал, как тот тащится к самой дальней кровати и, швыряет туда сумку с оружием, забивая место. Сам он оглянулся на незнакомых мужиков ещё раз, а затем двинулся за напарником. Конечно же, раз Какузу настолько охуел, что снял им хостел, Хидан сделает всё, чтобы этот лохматый хлыщ понял, что так делать не следует. Потому-то он занял койку прямо под ним, невзирая на его убийственные зырканья в свою сторону. Пусть хоть все конечности ему поотрывает, но он ни за что, ни за какие коврижки не доставит ему удовольствия храпеть вдалеке, тем более, что его самого этот храп даже успокаивал и давал ощущение надёжности что ли.

– Если хочешь попасть в таверну, иди и помойся, – тихо буркнул ему Какузу, выхватывая из его рук косу. – Снимай давай это.

– Ну уж нет, топай первым, образина. Судя по всему, душевая тут на улице и с холодной водой. Ты выбрал такое жильё, вот и испробуй всё на себе. А я уж после.

Двинув со злости челюстью и сунув рукоять косы обратно напарнику в руку, Какузу заколол его взглядом и отправился вон из комнаты. Хидан лишь криво ухмыльнулся ему вслед. Расстегнул плащ и принялся снимать крепления от троса с пояса. Коса ровненько встала у стены.

***

Какузу вернулся довольно быстро. Он снял с головы свой капюшон, и теперь его влажные тёмные волосы рассыпались по плечам, чем невольно и залюбовался Хидан, развалившийся на кровати и закинувший руки за голову. Беспардонный и нахальный, жадным взглядом он скользил по своему рослому напарнику сверху вниз. Солнце, красным кровавым цветком, увядающее у линии горизонта, пятнами подсвечивало его светлую кожу, проникая сквозь грязные стёкла окон. Казалось, будто бешеный фанатик провёл свой зверский ритуал и багряная маска застыла на его лице. Это выглядело немного пугающе.

– Как водичка, Какузу-чан? – с сарказмом спросил он.

– Вода как вода. Душевые прямо по коридору, – ответил ему напарник, глядя сверху вниз.

Чуть прищурив свои малиновые глаза, Хидан расцепил руки и поднялся, всё ещё испытывая желание говорить. Он явно заигрывал, забывая где находится.

– А тебе идут распущенные волосы. Посмотри на себя в зеркало, как хорош. Зря ты себя так не любишь, что скрываешь их, а тем более носишь этот стрёмный намордник, – он ткнул пальцем на лицевую маску, которой Какузу скрывал сшитые скулы.

– С моей самооценкой всё в порядке, недоумок. Я не баба, чтоб свою грудь в зеркало разглядывать. Сейчас же иди и мойся, иначе я ухожу в трактир один, – грубо отозвался тот, осознавая, что эта болтовня могла затянуться до утра.

Гаденькая усмешка была ему ответом, и только после этого Хидан потопал вон из комнаты, разразившись матами, когда загнал под кожу заносу о корявую древесину двери.

Коридор длинный, узкий и вонючий. Из-за противоположной двери слышался женский смех и визг. За остальными дверями – тишина, а на самых дальних прямо по курсу, как и сказал Какузу, обозначения сортира и душевых на плесневелых табличках. Хидан тяжело вздохнул и зашагал по полулысому паласу с какими-то чудовищными тёмными пятнами по периметру. Такое складывалось впечатление, что этого монстра притащили прямо с помойки, куда его выкинули из какого-нибудь грязного борделя. Передёрнувшись от этих мыслей, Хидан заторопился к душевым. Хотелось поскорее убраться из хостела подальше. Закинуться парой стаканчиков саке, чтобы слегка развезло, и уже было похер, куда возвращаться. Может, даже потрахаться где-нибудь за углом. Всё равно ведь он задолжал Какузу за шашлычок.

А в душевых всё было не менее отвратительное: плитка со сколами, покрытая мерзкой чёрной плесенью, хлипкие двери из ДСП, отгораживающие кабинки; желтеющие, покрытые мерзким белым налётом раковины и покосившийся шкаф с отломанной ножкой, на верхней полке которого стопкой лежали старые серые полотенца в жёлтых пятнах. Ну, блядь люкс.

Разоблачившись почти целиком, Хидан всё-таки не рискнул снять обувь. Мало ли какой грибок тут можно цепануть, ну нах. Он открыл самую первую дверцу кабинки, шагнул внутрь, даже не удосужившись прикрыть её обратно. Хорошо, хоть мыло жидкое, пусть и в проржавевшем флаконе, но так гораздо менее брезгливо. Какузу ответит за все его страдания, ой как ответит, и в уме Хидан придумывал пытки поизощрённее, пока крутил скрипучий вентиль во все стороны, пытаясь понять, как настроить температуру воды. Конечно же, вода не чистая, с примесью ржавчины и пахла так, будто в бак с ней хлорку залили. От этого коже хана, и за это Какузу тоже обязательно ответит. Намылившись и сплюнув грязную воду, от которой словно песок скрипел на зубах, Хидан как можно скорее окатил себя еле тёплыми струями и вышел прямо так, не вытираясь, потому что полотенца не внушали доверия. Всю кожу будто стянуло плёнкой, капли, стекающие вниз, казались мерзкими, холодными слизнями. Он снял с крючка свои вещи и пошлёпал в комнату голышом, немало не заботясь о том, кто его там, в коридоре, мог увидеть.

Когда Хидан заявился в комнату в чём мать родила, Какузу, скрестив на груди руки, просверлил его потемневшим в одно мгновение, гневным взглядом. Он как раз складывал на полку общего шкафа ненужные пока что кунаи, раз уж они всего-навсего собрались в трактир. Все четверо обитающих здесь мужчин с широко распахнутыми глазами пялились на его напарника, а тот, ничуть не смущаясь, отшвырнул одежду в сторону и прошёл к своей кровати, потягиваясь на ходу и собирая пальцами капельки влаги с шеи и груди. Грёбаный выпендрёжник.

– Что стоишь с таким ебалом, как будто член дверцей прижал? – беспечно спросил Хидан, оглаживая ладонью свой упругий зад.

– Что ты вытворяешь, дешёвка? – рявкнул Какузу и даже затрясся от накатившего бешенства. В его зелёных глазах носились серые смерчи бешенства. – Выключай шлюху, а не то проедусь по твоей роже стулом.

– Тебе что-то не нравится, тварь? – тут же огрызнулся его напарник. – Я всегда выхожу из душа голым.

– Выходи хоть раком, когда мы наедине, но это хостел, дегенерат.

– А я блядь просил о хостеле? Я хочу чувствовать себя вольготно. К тому же, моё тело идеально, грех не продемонстрировать его, – совершенно спокойно ответил ему Хидан, шагая мимо шокированных взглядов и продолжая наглаживать себя.

– Тогда оставайся здесь, я не возьму тебя с собой. Может, это послужит тебе уроком. Каким бы ни было идеальным твоё тело, но существуют правила приличия. Я научу тебя им, если твоя мать не научила, – и, застегнув свой плащ, Какузу быстрым шагом вышел из комнаты, оставив голого напарника с четырьмя незнакомыми мужиками в номере.

Какое-то время тот просто стоял и моргал с самым растерянным выражением лица, пока в его мозгу что-то не щёлкнуло. Спустя ещё мгновение по комнате прокатился дикий ор:

– Какузу! Какузу! Вернись! Будь ты проклят Джашином! Вернись, Какузу! – он вдруг заметил, каким взглядом на него таращится высоченный и тощий, как жердь, мужик, и решил выплеснуть весь свой гнев на него. – А ты что блядь уставился?! Давно хуй за щекой не держал?!

Тот со страхом отпрянул и отвернулся.

– Вот я считаю, ты прав, – отозвался с другого конца комнаты толстый парень, щёки которого свисали чуть ли не до плеч. – Если бы у меня было такое красивое тело, я бы тоже ходил голым. Везде. Даже по улице.

– Чё ты сказал?! – Хидан хотел было обрушить своё ужасное настроение и на него тоже, но тут до его мозга дошёл смысл слов, которые, по его мнению, вполне совпадали с его собственными мыслями. – Вот именно! Даже такая туша, как ты, это понимает, но только не долбоёб Какузу! Да покарает его Джашин, да низвергнет он свой гнев на него!

– Считаешь, я очень жирный? – развёл руки в сторону парень, уныло глядя сверху вниз на свой висящий живот, из-за которого и члена-то не было видно.

– Конечно. Если не веришь, вон зеркало, – махнул рукой Хидан, хмурясь и направляясь к своей одежде.

– Вот как ты добился такого тела? Я бы тоже такое хотел, – продолжил своё нытьё жирдяй. – А то на меня совсем не смотрят женщины.

– Ну, хоть в чём-то повезло.

– А у тебя, наверное, от них отбоя нет.

– Слушай, отъебись уже от меня со своими женщинами, а? – психанул Хидан, подбирая с пола свои шмотки и наклоняясь при этом так, что выставил на всеобщее обозрение свои аппетитные ягодицы. – Ешь поменьше и обрети веру в Истинного Бога, и может быть тогда он ниспошлёт тебе такое шикарное тело, как у меня.

Ему следовало бы одеться и пойти поискать Какузу, чтобы не доставлять этому жлобу удовольствие попивать саке в одиночку. Мудак серьёзно думал, что он, Хидан, будет покорно сидеть и ждать его возвращения? Выкуси, блядь!

========== Свидание Хидана ==========