Текст книги "Как зарождается зло (СИ)"

Автор книги: A-Neo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Глава 1 ==========

Ороку Кацуо спешил. Нужно было как можно быстрее пересечь лужайку перед домом, чтобы не попасться на глаза родителям или, пуще того, старшему брату Саки. Только бы преодолеть пространство, где обзор едва-едва прикрывало единственное росшее перед крыльцом дерево, и завернуть за угол, а там уж, за домом, ещё дедушка насажал целый сад, где ничьи не в меру любопытные глаза не заметят Кацуо. Тёплая живая ноша у него за пазухой сонно барахталась и попискивала. Маленький Кацуо в данный момент готов был отдать за неё всё, даже свою десятилетнюю жизнь. Только бы скорее скрыться за углом! Но чего боишься – то всегда и случается. Ороку Саки, отлично умевший возникать из ниоткуда, с обезьяньей ловкостью спрыгнул с ветки дерева и, совершив пару кульбитов, предстал пред раскосыми очами опешившего от неожиданности Кацуо.

– Куда это ты так торопишься, плакса? – задиристо поинтересовался он у братишки вместо приветствия.

– И ничего я не спешу, онии-тама!

Вот уж кем-кем, а плаксой Кацуо Саки точно не был, да и трусом называть его отнюдь неправильно. Но всё же брата он побаивался и почтительно именовал «онии-тама», хотя тот и был старше всего на год. Всё потому, что мать с отцом отдали Саки в таинственный клан Фут, где его учили «на настоящего ниндзя». Правда, поступок родителей являлся для юного Ороку скорее наказанием, отец даже произнёс что-то вроде «Там тебя обломают, негодяй!», но Кацуо всё равно завидовал брату, намного превосходившему в силе и ловкости сверстников. Кацуо и сам осваивал боевые приёмы, которые показывал ему брат, когда бывал в хорошем настроении и снисходил до общения, и никогда не забывал о гимнастике, но сейчас за пазухой у него ворочалось и посапывало живое существо, поэтому мериться с братом силами не представлялось возможным. Разумнее было просто обойти его и ускользнуть, сделав вид, что ничего, ничегошеньки такого он не скрывает. Но не тут-то было! Заметив обходной маневр Кацуо, Саки снова загородил ему дорогу.

– Врёшь! Я всё видел! Ты нёсся как угорелый. А за пазухой что прячешь?

Тут нужно сделать ещё одно отступление, дабы сказать, что лазить по крышам и деревьям Саки любил и умел. Сначала он оказывался на верхотуре из необходимости, спасаясь от тяжёлого отцовского кулака и материнских тумаков. Первое время матери ещё удавалось приторно ласковым голосом уговорить отпрыска спуститься с опасных высей на грешную землю. Но скоро Саки постиг всё коварство приёма и его оставили в покое, здраво рассудив – разбиться не разобьётся, а замёрзнет или проголодается – сам придёт. Йоши-сенсей так и вовсе поощрял подобные упражнения. Так Ороку Саки с ловкостью белки и прыгал по деревьям или взлетал на неприступные с виду стены, ради развлечения, практики, а то и ретируясь от разъярённых мальчишек, с которыми ему не разрешали играть (но драться-то ведь не запрещали!). Со своей позиции он прекрасно видел брата, бегущего к дому, и явно несущего что-то под кимоно. Это пока ещё неизвестное «что-то» могло иметь и практическое значение. Возможно, братец наворовал яблок и хочет съесть добычу один? Но нет, Кацуо, хоть и вечно голоден, как и сам Саки, еду красть не станет. Юный заинтригованный ниндзя решил непременно выяснить причину странного поведения младшего брата. Итак, он грозно нахмурился и, наступая на пятящегося от него Кацуо, повторил вопрос:

– Так что у тебя там, Кацуо-тян?!

– Ничего, честное слово, ничего, онии-тама!

– Врёшь!

В подтверждение этих слов существо, невольно ставшее причиной спора, громко и жалобно заскулило. Отпираться больше не имело смысла.

– Идём в сад, – сдался Кацуо.

– Верно, а то не ровен час кто-нибудь из родителей выйдет из дома, – согласился старший брат и тут же на всякий случай предупредил. – Смотри, не вздумай жульничать!

И они скрылись за углом дома, оба поджарые, не по годам рослые, все в ссадинах и царапинах – следах вечных стычек с соседскими мальчишками, похожие на молодых волчат с блестящими глазами. Особенно на волка смахивал тренированный Саки, обладавший, в отличие от брата, особой грацией движений. К тому же в тёмных глазах его вечно плясали озорные бесенята, тогда как открытый взгляд младшего светился покладистостью.

Оказавшись в глубине сада вне возможного поля зрения строгой матери, Кацуо и Саки оглянулись по сторонам, чтобы удостовериться, что они действительно одни.

– Ты не расскажешь матери, онии-тама? – полувопросительно-полуумоляюще промолвил младший.

– Уж кажется, это ты у нас всегда ябедничаешь мамаше! – презрительно фыркнул старший.

Несколько успокоенный не сколько самой фразой, сколько тоном, которым она была произнесена, Кацуо, вздохнув, осторожно вытащил из-за пазухи щенка – очаровательного белоснежного малыша с глазами-вишенками, острой умильной мордочкой и восхитительными треугольными ушками.

– Где взял? – спросил Саки, старательно изображая равнодушие.

– На пустыре. Понимаешь, я иду из школы, а он там, бедняжка, сидит совсем один.

– Ты, верно, уже и имя ему придумал?

– Да, – неизвестно чему смущаясь, ответил Кацую, – его зовут Кёсиро.

–Кёсиро, значит? – переспросил Саки и почесал щенка, которого брат по-прежнему не спускал с рук, за ухом, отчего тот благодарно засопел и даже лизнул ласкавшие его пальцы. – Вот только родители даже тебе не разрешат его оставить, а мне уж и подавно.

– А ты думал, почему я так бежал? – возмутился Кацуо. – Мать с отцом меня не видели и о щенке не узнают… если ты не расскажешь, конечно…

Тут Саки сделал страшные глаза и приготовился влепить братцу хорошую затрещину, но тот благоразумно увернулся.

– Пусть он будет общий, твой и мой! – потребовал юный ниндзя в качестве компенсации за моральный ущерб.

– Ладно, будет. Он поживёт пока тут, в саду. Поставим ему коробку, будем тайно кормить, а потом, может, и родителей удастся уговорить…

«Удастся, как же!» – подумал про себя Саки, но вслух сказал:

– Ты, Кацуо-тян, полезай на чердак, достань самую большую коробку и старый матрасик, да смотри, чтоб мать не увидела, а я пойду стащу на кухне немного мяса.

–Кёсиро всего месяц, ему ещё нельзя мяса! – протестующее заявил Кацуо, крепче прижимая к груди щенка.

– Тоже мне, собаковод! Ладно, достану блюдце молока.

Заговорщицки оглянувшись по сторонам, братья строго-настрого указали Кёсиро тихонько сидеть на одном месте и разошлись выполнять каждый свою миссию.

========== Глава 2 ==========

На Технодроме не было официального запрета на содержание домашних животных, тем не менее из четвероногих в вотчине Кренга обитали лишь лабораторные крысы и кролики, которых говорящий мозг развёл для своих экспериментов. Кормление и чистка клеток входили в обязанности Шреддера (только тс-с-с… это секрет). Кренгу, видите ли, уход за зверьём не по рангу, а неуклюжие Бибоп и Рокстеди для такого ответственного дела не годились. Грубыми пальцами, привыкшими к дубинкам и бластерам, они могли, не рассчитав сил, нечаянно навредить хрупким животным, да и просто вызвать у них стресс одним своим видом. Прожорливые мутанты к тому же были способны сами слопать весь корм, оставив кренговых подопытных голодными.

Иногда ещё на борт Технодрома невесть как проникали диковинные насекомые и прочие неразумные обитатели измерения Икс, но они, если не были нужны Кренгу, безжалостно изгонялись жителями передвижной крепости.

И только однажды негласное табу подверглось нарушению: Бибоп тайком от грозного босса и даже от друга Рокстеди завёл черепашку, самую настоящую черепашку, которую до поры до времени благополучно прятал в аквариуме под собственной кроватью, благо барахла в комнате мутантов накопилось столько, что Шреддер мог обнаружить среди его залежей нарушителя, только устроив генеральную уборку, чего ниндзя, конечно же, делать не стал. Но всё тайное, как известно, становится явным, и бестолковый мутант сам выдал своего питомца. Сначала он рассказал о черепашке Рокстеди, а затем друзья коллективно додумались опробовать на несчастной рептилии действие мутагена. Узнав о проделке своих подручных, Ороку Саки не обрушил на глупую кабанью голову, украшенную фиолетовым ирокезом, заслуженную порцию благородного гнева. Во-первых, черепашонок, облитый мутагеном, бежал с Технодрома, не позабыв прихватить на прощание пару шреддеровых мечей. Во-вторых, Шреддер прекрасно понимал, что, наказав Бибопа, сам уподобится одному человеку… А повторения истории, участником которой ему довелось стать когда-то, он не хотел.

В доме Ороку, в отличие от Технодрома, запрет на домашнюю живность всех видов был озвучен во всеуслышание. Неизвестно, чем наличие питомцев мешало госпоже Миоко, но на сей счёт она выразилась вполне категорично, предупредив возможные порывы сыновей: «Только попробуйте притащить!» Не смея спорить и зная тяжёлую материнскую руку (ничуть не легче отцовской, неоднократно проверено), Саки и Кацуо смирились. Саки, впрочем, особенно не переживал – ко всем мяукающим, тявкающим, летающим и плавающим существам он относился равнодушно. Лишь когда-то он пробовал разорять птичьи гнёзда, но от этой вредной привычки его отучил Хамато Йоши.

Застав однажды ученика на месте преступления, сенсей спокойным тоном приказал ему спуститься с дерева. Саки, которого и мать родная не могла согнать с верхотуры, на сей раз, к своему удивлению, подчинился и подошёл к учителю, готовый принять наказание. Сенсей ласково взял мальчишку за руку и, глядя ему прямо в глаза, прочёл длинную лекцию о страдании живых существ, взаимосвязи всего сущего на Земле и прочее, и прочее. Он не повышал голоса, как мать, не бил, как отец, но Саки страдал, не смея ни вырвать руку, ни отвести взгляд. Про себя он уже решил, что в угоду сенсею разорять гнёзда больше не будет. Одного урока оказалось достаточно.

А Йоши тогда, впервые присмотревшись внимательно к своему маленькому ученику, заметил в его глазах злобный упрямый огонёк, который не раз видел и впоследствии у Шреддера. Тот огонь изумил его и напугал. «Совсем ещё ребёнок, а взгляд как у волка. Как он не похож на своего брата! Ведь Кацуо не такой, – подумал тогда мудрый сенсей. – В душе Кацуо нет и не будет зла, а Саки, похоже, унаследовал жестокий нрав родителей. Может, и в обучение следовало взять младшего брата, а не старшего? Впрочем, нет. Из Кацуо в лучшем случае выйдет просто неплохой боец, а вот Саки обещает стать великим мастером.»

Много лет спустя Хамато Йоши, принявший имя Сплинтер, нет-нет, да и возвращался в мыслях к тому дню, когда впервые почувствовал исходящую от Шреддера угрозу. Мог ли он изменить что-нибудь? Ведь не прояви он тогда слабость – дескать, пропадёт талант, глядишь, не возникло бы никаких проблем со Шреддером. А то выучил, что называется, на свою голову! Размышления всегда заходили в тупик и человек-крыса горестно вздыхал. Что сделано, то сделано, обратно не вернёшь.

Относись госпожа Миоко с чуть большим вниманием к собственным отпрыскам, их странное поведение не укрылось бы от её глаз. Кацуо и Саки не дрались, как обычно, и ей не приходилось разнимать их, попутно отвешивая обоим подзатыльники. Младший не ябедничал на старшего, а старший не тузил младшего за доносы. В общем, в семье Ороку на время установились тишь и гладь. Братья заключили перемирие и исчезли на весь вечер из дома. Госпоже Миоко это было всё равно, а её молчаливому суровому супругу, не принимавшему практически никакого участия в воспитании детей и вечно занятому своими тёмными делами – так и подавно. Между тем братья Ороку забрались в самый дальний угол сада, где, сидя рядом на корточках, затаив дыхание, неотрывно наблюдали, как Кёсиро, забавно пофыркивая, жадно лакает из блюдца молоко. Хамато Йоши поразился бы произошедшей в Саки перемене. Взгляд юного ниндзя потеплел и смягчился. Ну, а Кацуо – тот просто сиял от счастья. У него есть собственная собака!

Вдоволь налюбовавшись и нагладившись, братья посадили щенка в коробку, пожелали ему спокойной ночи с клятвенным обещанием завтра непременно прийти как можно раньше, и отправились домой, пока родители всё же не хватились их и не вздумали искать.

– А дождь ночью не пойдёт, онии-тама? – беспокоился Кацуо.

– Не должен, – ответил Саки, с сомнением глядя в небо, где заря позолотила облака – ясное-то оно ясное, а всё же кто его знает? – Нет, не должен.

Никогда ещё Саки не желал так сильно, чтобы скорее наступило завтра!

Кёсиро свернулся калачиком в коробке, сытый и совершенно счастливый. Ещё сегодня утром он находился в полнейшем неведении по поводу дальнейшей своей судьбы, а сейчас у него были имя, дом и сразу два любящих хозяина. А мама ещё говорила, что мальчишки злые и так и норовят ни за что ни про что швырнуть камнем! Щенок ничего ещё не знал о людях. Он не сердился даже на того человека, который утром принёс его на пустырь и оставил, отрывисто приказав: «Сиди тут!» Значения слов щенок не понял, но всё же решил, что человек скоро вернётся и терпеливо ждал его, не сходя с места. Ждал и тогда, когда в брюхе урчало от голода, а две вороны, о чём-то совещаясь на своём языке, приближались с явно враждебными намерениями. А потом пришёл хороший маленький человек (впрочем, тогда для Кёсиро ещё все люди были хорошими) и забрал его со страшного пустыря. Теперь щенок знал, что его зовут Кёсиро и имя ему очень нравилось. Счастливый Кёсиро не заметил, как заснул. Сны он видел приятные и мирные.

Дождя ночью не было.

На следующий день хрупкое перемирие братьев Ороку само собой нарушилось. Потасовкой решалось всё – кто будет кормить щенка, расчёсывать или убирать за ним. Иным способом разрешать конфликты братья просто не умели. Правда, стычки теперь проводились подальше от родительских глаз и утратили прежнюю ожесточённость. Жизнь братьев приобрела новый смысл. Саки, используя навыки ниндзя, трижды в день бесшумно пробирался на кухню, где таскал еду для Кёсиро. Каждый день братья вставали пораньше, чтобы накормить щенка и пообщаться с ним до занятий, и после уроков и тренировок не плелись домой нехотя, как прежде, а неслись со всех ног. Ни мать, ни отец не видели, как переменился Саки. А вот Йоши-сенсей заметил. Расспрашивать не стал – знал, что Саки всё равно не ответит. Должна же у каждого быть своя тайна. В том, что тайна хорошая, Йоши-сенсей не сомневался.

Кёсиро понимал, что его от кого-то прячут и в отсутствие своих маленьких хозяев покорно сидел в коробке. Он даже старался не лаять слишком громко во время игры. В общем, конспиратор из него получился отличный.

Идиллия продолжалась ровно три дня, а на четвёртый произошла беда.

========== Глава 3 ==========

В тот день, четвёртый нелегально прожитый белым щенком Кёсиро в доме Ороку, братья, как у них повелось, уединились в саду со своим питомцем. Но возня со щенком не доставила Кацуо и Саки прежней беззаботной радости. Каждый из них прекрасно понимал, что собачий вопрос пора уже обсудить с родителями, но начинать разговор с ними ни тому, ни другому не хотелось. Так хорошо сейчас сидеть на траве и ни о чём не думать! Наконец, Саки всё же решился:

– Вот что, Кацуо-тян. Больше тянуть нельзя.

– А? С чем тянуть? – сделал невинные глаза младший.

– Нужно сегодня рассказать родителям о Кёсиро. Или мы всю жизнь будем прятать его здесь? – Саки хитро прищурился. – Пока он не вырастет в огромного пса?

Кацуо угодливо хихикнул. Его прежняя уверенность – «может, удастся уговорить» – исчезла. Мать, если уж загодя предупредила – «Нет!», слову своему не изменит. А вот … отец? На него была крохотная надежда. Он-то ведь ничего не запрещал. Правда, он вообще мало обращал внимания на сыновей. Если мать ещё хоть как-то выделяла Кацуо, то отец относился одинаково безразлично к обоим. Саки и Кацуо не помнили, чтобы отец просто так взял и поболтал с ними – он всегда обращался к сыновьям только по необходимости, когда чего-нибудь требовал или собирался наказать. А уж о том, чтобы отправиться вместе, скажем, на рыбалку или на прогулку в лес – и вовсе речи быть не могло. При всём своём богатом воображении братья не могли представить себе подобную картину. Так вели себя другие отцы, но не глава семейства Ороку.

У него были свои таинственные дела, о которых детям и расспрашивать запрещалось. Для Саки и Кацуо отец являлся практически чужим человеком и они испытывали к нему лишь одно чувство. Только страх и сумел он им внушить своей вечной суровостью, малоподвижным, словно каменным, лицом с плотно сжатыми губами и нахмуренными бровями, да тяжёлой рукой. Страх – вот и всё.

Словом, отец был таинственным и опасным человеком, но мог, проявив внезапную благосклонность, повлиять на мать. Та, конечно, покричит-покричит, но перечить не осмелится. А уж ругань братья перетерпят, не впервые. О худшем варианте развития событий им не хотелось думать. Итак, говорить необходимо именно с отцом. Но… страшно-то как!

– Подождём, онии-тама? – выдержав паузу, робко повторил Кацуо. Он осторожно поглаживал уютно свернувшегося у него на коленях Кёсиро – сейчас была его очередь держать щенка. Кёсиро блаженно дремал. Саки вскочил на ноги и заговорил, стараясь выдерживать спокойный тон:

– Пойми, Кацуо-тян, мы всё равно не сможем долго скрывать собаку. Мать или отец в любой момент могут найти здесь Кёсиро и тогда нам же будет хуже. И оставить не разрешат, и ещё за враньё накажут. Да и подумай-ка – а ему что за радость целый день сидеть в коробке? Вот закрой тебя так, ты ведь быстро взвоешь, а?

Саки насмешливо глянул на брата. Тому ничего не осталось, кроме как согласно кивнуть. Что верно, то верно, есть такой грех – тесных и тёмных пространств он побаивался и завидовал выдержке Кёсиро – такой малыш, а сидит ведь и не пикнет. Вот брат Саки клаустрофобией не страдал, но даже и ему трёхдневное заключение в душной коробке казалось непереносимым.

– Вот-вот, – продолжил старший. – Ты и пяти минут не выдержишь. А он сидит. А если пойдут дожди – тогда как?

Кацуо растерянно заморгал.

– И я ведь тоже не смогу постоянно воровать ему еду. Хорошо тебе – ты стащил коробку и больше ничего. А мне, если попадусь, не избежать трёпки.

С каждым доводом брата Кацуо был абсолютно и полностью согласен. Он и сам прекрасно понимал, что дальше скрывать от родителей присутствие Кёсиро небезопасно, и чем скорее поставить их в известность, тем лучше. Потому и предложил:

– Нужно сразу с отцом говорить, онии-тама.

– Понятное дело, с отцом, – согласился Саки. – И разговор начнёшь ты.

– Я?! – опешил Кацуо. Он всё-таки надеялся, что инициативу возьмёт на себя «онии-тама».

Саки презрительно посмотрел сверху вниз на его побледневшее лицо с широко распахнутыми глазами и, хоть собирался на сей раз обойтись без ссоры, не выдержал.

– А кто?! Кто принёс щенка? Кто говорил – авось, родители разрешат? Ну, кто? Отвечай! – гневно вопрошал разъярённый маленький ниндзя, расхаживая перед младшим братом и грозя тому кулаком. (И компаньоны, и враги Шреддера, несомненно, узнали бы этот жест!)

От его выкриков Кёсиро проснулся и недовольно заворочался. Злые нотки, сквозившие в голосе маленького хозяина, ему не понравились. Он вообще не любил, когда люди кричали. Кацуо тоже поднялся и, не спуская щенка с рук, встал напротив сердито сжавшего кулаки брата. Взгляды их пересеклись: жёсткий и решительный – Саки и растерянный – Кацуо. Назревала очередная драка. Ещё немного – и они бы сцепились со всей ожесточённостью, на какую способны, катаясь по траве с рычанием, как зверьки, кусаясь и царапаясь, колотя друг друга по чему попало. И, конечно, тренированный Саки, как всегда, победил бы, выместив на брате терзавшую его горькую ярость. Как будто именно Кацуо виноват в том, что вот его, Ороку Саки, не любят собственные родители, отдали на обучение в клан ниндзя, где его заставляют проделывать изнурительные и подчас болезненные упражнения – словно младший братишка во всём виноват.

А потом, как всегда, когда схлынет гнев, братья разошлись бы по углам, зализывая царапины и считая очередные синяки и ссадины. И Кацуо побежал бы ябедничать матери. А та, вдоволь накричавшись и надавав сыновьям затрещин, принялась бы штопать их порванную в драке одежду, ворча – дескать, эти проклятые дети непременно загонят её в гроб, и если Саки ещё хоть раз налетит на Кацуо, она выставит его за порог, помяните её слово. А отец молча покуривал бы свою трубку и только ухмылялся, поглядывая на Саки – растёт, сорванец, почти таким, каким он хочет его видеть. Всё как всегда. Но тут щенок на руках у Кацуо неожиданно потянулся и зевнул, смешно свернув язык трубочкой.

– Аа-уррр-р…

Кацуо и Саки переглянулись и дружно засмеялись. Великолепная драка так и не состоялась.

Братья Ороку всегда были непохожими людьми. И в детстве, и во взрослой жизни их не роднили толком даже узы крови. Но в тот момент, стоя друг против друга в родительском саду, они неожиданно ощутили некое единство своих стремлений – каждый из них готов был сейчас на всё ради белоснежного собачьего детёныша, которого им заранее, заочно, запретили заводить и к которому за три дня они успели накрепко привязаться.

Кацуо боялся отца, но любовь пересилила страх.

– Когда лучше говорить, онии-тама? – уже деловито спросил он.

– А после ужина, как только отец сядет курить трубку, а мать начнёт убирать посуду.

Злые нотки из голоса Саки исчезли и чёрные глаза вновь потеплели. Кёсиро напомнил о себе отрывистым тявканьем и юный ниндзя вспомнил, что настала его очередь держать щенка на руках, о чём он не преминул заявить брату. Кацуо безропотно передал ему щенка. Бережно прижимая к груди тёплое тельце, Саки чувствовал, как колотится собачье сердечко, и его душа переполнялась решимостью. Конечно, родители согласятся, они поймут, что им очень нужна собака! Он, Саки, сумеет их убедить.

Маленький ниндзя не знал, как назвать чувство, которое он испытывает к Кёсиро. Хамато Йоши, может, и определил бы его словом «любовь». Саки не знал и не мог знать, что по странной прихоти родителей он не должен был никого любить, что отец имеет на него свои виды, намеренно не мешая матери выращивать из сына безжалостного злодея, будущего помощника и наследника. Потому-то вместо обычной школы Саки заставляли посещать додзё клана Фут и лишали простых детских радостей. Такая система воспитания начинала давать результаты, но сейчас она немного засбоила и огрубевшее было сердце Саки немного оттаяло.

– К тебе родители не так строги, – вздохнул ниндзя, и в голосе его послышалась грусть, – поэтому ты и начинай разговор, а я подхвачу.

Саки ничего не знал о планах отца, и потому надеялся на победу.

Маленькую идиллию разрушил громкий визгливый голос, проникший в самую глубину сада:

– Саки-и! Кацуо-о! Где вы запропастились, бездельники?!

Братья вздрогнули – мать зовёт!

– Бежим скорее, онии-тама!

– Погоди, дай ещё немного подержать!

– Затискаешь!

Саки гневно зыркнул на братца, но выражать претензии было некогда. Посадив Кёсиро в коробку, он бросился на зов наперегонки с Кацуо.

Кёсиро целых три дня честно соблюдал тишину, но на четвёртый его деятельная натура не выдержала. Да и коробка изрядно ему надоела. Сначала щенок жалобно скулил, но, не получив ответа на свой зов, перешёл к активным действиям. Кёсиро поцарапал стенку своей картонной тюрьмы, но та не поддалась. Тогда он принялся прыгать в надежде зацепиться лапами за верхний край коробки и выбраться. Раз за разом щенок повторял свои попытки, но высота, которую он задумал взять, оказалась непреодолимой для такого малыша и он срывался на дно.

– Коробка противная и ску-учная! – урчал по-своему Кёсиро, не прекращая прыгать. – Хочу на волю!

Щенок запыхался и понял всю тщетность своих усилий. Нужно было искать другой путь. Кёсиро заковылял по коробке, тыкаясь носом в стенки в поисках лазейки. Противная тюрьма не желала выпускать его. Нанюхавшись пыльного картона, щенок чихнул… и его осенило. Нужно грызть! Ну конечно! Как он не додумался раньше?!

Пристроившись в углу, Кёсиро принялся пробовать картон на прочность. Поначалу ему не удавалось ухватиться и клыки соскальзывли, но Кёсиро был упрям и вскоре ему удалось оторвать кусочек картона. Дальше дело пошло как по маслу. Помогая себе когтями, щенок терзал коробку, постепенно расширяя отверстие, ведущее на свободу. У Кёсиро были острые зубы и работал он быстро. Через пятнадцать минут он смог проделать дыру, достаточно широкую, чтобы выбраться наружу. Сначала Кёсиро просунул в отверстие голову, затем протиснул плечи и передние лапы и наконец, сделав последний рывок, выбрался весь. Оказавшись вне ненавистной коробки, щенок огляделся и закружил по траве, определяя, в каком направлении ушли хозяева. От природы Кёсиро обладал острым нюхом и потому вскоре напал на след. В предвкушении общения и кормёжки щенок радостно понёсся по нему вприпрыжку, лавируя в траве. Он не подозревал, как необдуманным своим поступком подведёт маленьких хозяев.

========== Глава 4 ==========

Семейство Ороку тем временем как раз заканчивало ужинать. Кацуо и Саки вяло вылавливали из своих тарелок кусочки мяса. Материнская стряпня, и без того неаппетитная, сейчас совсем не лезла им в горло и они заставляли себя есть лишь затем, чтобы не вызвать преждевременных расспросов или, того хуже, недовольства родителей. Каждый из братьев волновался – час решающей беседы неуклонно приближался. Украдкой поглядывая на отца, Кацуо и Саки пытались определить, находится ли он в достаточно благостном расположении духа.

А любознательный Кёсиро взобрался по ступенькам крыльца и беспрепятственно вошёл в дом. Принюхавшись, он уловил восхитительный для любой собаки аромат мяса, доносившийся из столовой. Щенок как раз проголодался и попробовать мясо на вкус ему очень хотелось, вопреки всем запретам Кацуо. И потом, там же, в столовой, как сообщило обоняние, находились и маленькие хозяева. Кёсиро решил отправиться к ним сейчас же и выпросить хоть кусочек этой дивной пищи. Озираясь, он двинулся по незнакомым комнатам. Циновки заглушали его шаги.

Подняв голову от своей тарелки, Кацуо увидел такое, что чуть не подпрыгнул. В столовую, осторожно ступая, вошёл предатель Кёсиро. Кацуо издал тихий условный свист и, завладев таким образом вниманием брата, глазами указал ему на опасность.

– Ох, к’со! – невольно вырвалось у Саки.

Бдительный отец тут же дотянулся из-за своего столика и хлопнул сына по губам:

– Не сквернословь за едой!

Только присутствие чужих людей удержало Кёсиро от стремления сразу броситься к хозяевам. Он уселся в паре шагов от пока не замечающих его родителей и стал ждать, когда на него обратят внимание. Братья делали страшные глаза, Кацуо, улучив момент, даже замахнулся палочками-хаси, но щенок не понимал этих знаков и продолжал сидеть, склонив набок голову, повиливая хвостом и разрушая все планы своих хозяев.

Закончив трапезу, госпожа Ороку первая поднялась из-за столика и, обернувшись, наконец увидела щенка. Гневный крик матери заставил братьев вздрогнуть, а не ожидавший такой реакции Кёсиро испуганно вжался животом в пол.

Тут уж соизволил обернуться и отец.

– Что тут такое? – спросил он жену, хотя прекрасно видел и сам.

– Откуда взялась эта тварь?! – визжала мать, топая ногами, словно перед ней была по меньшей мере змея, а не крошечная собака.

– Наверное, с улицы забежал, – ответил Саки, стараясь унять дрожь в голосе. – Сами же от жары раздвинули двери. А он, наверное, почуял еду, ну и вошёл.

Ещё можно было спасти ситуацию, выдав щенка за только что пришедшего и всё-таки попытаться уговорить отца. Но тут перепуганный Кёсиро, на которого до сих пор никто не кричал, вторично подвёл своих маленьких хозяев. Вскочив, наконец, на дрожащие лапки, он в поисках защиты бросился к Кацуо и взобрался к нему на колени. Сам Кацуо сидел, как говорится, ни жив, ни мёртв, только пальцами правой руки нервно барабанил по циновке.

– С улицы забежал? – ужасно спокойным голосом переспросил отец, переводя насмешливый взгляд с побледневшего младшего сына на насупившегося старшего. Братьев не мог обмануть ледяной тон – они чувствовали, что за ним кроется еле сдерживаемое бешенство. Мать стояла посреди столовой, скрестив руки на груди и потемневшие глаза её не предвещали ничего хорошего.

Поднявшись, отец вышел. Отсутствовал он недолго. Братья открыли рты от ужаса, увидев, что вернулся отец не с пустыми руками: левой он волок прогрызенную коробку, а двумя пальцами правой брезгливо держал блюдце.

– Как не стыдно лгать, гадёныш?! – прикрикнул он, неожиданно запустив блюдце прямо в Саки. Потерзанная коробка полетела в угол.

Юный ниндзя, обладавший отличной реакцией, успел уклониться от керамического снаряда и блюдце, ударившись о стену, разлетелось на осколки.

Госпожа Миоко была возмущена до глубины души ложью сыновей и порчей посуды. Святая святых, её табу нарушено! Её негодные сыновья вопреки запрету притащили в её чистый дом грязного уличного пса. Мало того, они ещё врали и воровали еду! Зачинщик, вне всяких сомнений Саки. Тихоня Кацуо на такое святотатство вряд ли отважился бы. Что ж, виновный не уйдёт от возмездия, уж она об этом позаботится.

С сердитым шипением госпожа Миоко вцепилась в ухо старшего сына и, заставив того подняться на ноги, поволокла за собой. Саки, не сопротивляясь, позволял ей тащить себя таким варварским способом. Он знал – наказания за проступок всё равно не миновать, оно ещё ни разу не отменялось и не откладывалось.

Но на сей раз дело было куда серьёзнее жалоб матерей поколоченных мальчишек (» – Мама, но он же первый начал меня дразнить! – Значит, было за что, негодяй!») или владельцев обчищенных садов (» – Тебе своего мало, мерзавец ты этакий?!»).

Впоследствии, таская своих провинившихся подчинённых за уши, Шреддер испытывал мрачное удовольствие. Бибоп и Рокстеди воспринимали действия босса как должное и особо не протестовали, лишь изредка осмеливаясь напоминать, что уши у них вообще-то нежные и нужно обходиться с ними поаккуратнее. Бибоп замечал, что к его носу, в который вставлено кольцо, это тоже относится. Мутанты не знали и не могли знать, что Шреддер вымещает на них детские обиды. Босс крайне редко применял к ним какие-либо иные виды физического воздействия, тогда как ему самому случалось переносить всякое, о чём мучительно горько было вспоминать.

Как знать, возможно, материнская расправа была одним из аргументов, заставивших Ороку Саки, став Шреддером, защитить голову металлическим шлемом. Но сейчас его уши были беззащитны и мать безжалостно выкручивала их.

– Я кому говорила – никаких собак?! Как ты мог меня ослушаться? Негодяй! Проходимец! И ведь ещё смел лгать мне! – разъярённо выкрикивала госпожа Миоко, оставив в покое уши сына, но лишь затем, чтобы перейти к нанесению пощёчин. Саки принимал наказание молча, лишь кулаки его сжались, да в глазах всё сильнее разгорался прежний злобный огонь.