сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Дверь еле-еле поддалась и заскрипела на ржавых петлях.
Конечно, вряд ли он пользуется дверью.
От сквозняка заметались тени по стенам; фитиль свечи подслеповато моргнул: та догорела почти полностью.
Он сидел на кровати с ногами, спиной облокачиваясь на стену у изголовья, и чуть поправлял маску — только что надел. Плаща на нём не было. Жёлтые пляшущие отблески выхватывали из темноты рельефные очертания груди, обтянутой чёрной тканью, и бежали по ближайшему к свету плечу — впервые на её памяти не защищённому щитком. Отверстие маски смотрело прямо на неё.
— Что ты тут делаешь, Конан? — голос был как всегда холоден: он уверен, абсолютно уверен в себе. В том, что Конан не сможет ему навредить, даже если пожелает.
— Нам с Нагато нужно уйти.
— Вот как? — он удивился, действительно удивился. — И надолго?
— Нагато всё хуже. Он тратит слишком много сил на управление телами. Вскоре он совсем не сможет двигаться.
— Мы уже совсем близко. Вам не обязательно уходить именно сейчас.
— Мы намерены отправиться в Страну Земли. Там есть место, где Нагато может получить помощь. Это больше нельзя откладывать.
— Ты принимаешь поспешные решения. Мы должны завершить план. И тогда необходимость в лечении отпадёт.
— У Нагато нет больше времени. Та миссия, что ты ему дал… Она невыполнима. Только не в его нынешнем состоянии.
— Это не тебе решать.
— Он со мной согласен.
— Лжёшь.
Мир вокруг Конан чуть поплыл.
— Разве ты не хочешь вновь увидеть Яхико?
Он вдруг оказался близко, вплотную к ней, одновременно проводя кончиками пальцев руки в перчатке по краю её лица. Конан отшатнулась. Его силуэт мигнул и растворился; на его месте возник Яхико. Тот улыбался, беря пальцы Конан в руку и целуя. Конан дёрнула руку, но та осталась на месте, как будто сама по себе. Нельзя сказать, что это в уголке сознания не вызвало облегчения. Конан некоторое время смотрела, как заворожённая, на его улыбку — такую настоящую, — а потом поднесла другую руку к губам.
— Кай.
Наверняка он выпустил её из гендзюцу сам. Конан не была настолько глупа, чтобы недооценивать шаринган Учихи Мадары.
Он по-прежнему сидел на кровати.
— Каково тебе видеть его мёртвым каждый день?
Конан сжала зубы.
— Нам не нужно твоё разрешение. Я просто пришла поставить тебя в известность. Мы уходим.
Нужно быть жёстче. Ещё жёстче. Он не должен увидеть и капли колебания. Ради Нагато. Нагато слишком много для неё сделал, она не вправе выбирать себя.
— Ты уверена?
— Да, — голос удалось выровнять. Холодный, как нужно. — Прощай.
Она не ждала ответа и развернулась. В спину ударил негромкий низкий хохот, булькающий под маской. Конан замерла.
Нужно идти. Будь проклят Мадара. Она не дрогнет, она не боится его. Пусть даже он применит всю свою силу. Ей есть что ему противопоставить. Она готова давно.
— Ты решила меня предать, Конан? — вкрадчиво пробрался ей под плащ и в подкорку тёмный голос. — Почему ты думаешь, что это будет так просто?
— Мы не предаём тебя, — не оборачиваясь, осторожно, но твёрдо ответила она. — Это обстоятельства.
Сзади раздался шорох.
— Стой на месте, — прорычала Конан. Сердце гулко запрыгало. Вот, сейчас. Она готова.
— Хочешь увидеть моё лицо?
Конан не поверила тому, что услышала. По телу уже побежали струйки чакры в местах будущих разрезов для листков.
— Ты солгала, что Нагато хочет уйти с тобой. Его вера в план Глаз Луны крепче, чем твоя. Ты всегда была слабой. Женщинам здесь не место, мне нужен был Нагато, я оставил тебя лишь как прислугу для него, — он остановился, наслаждаясь произведённым эффектом, словно мог видеть, как всё внутри неё горит и корчится. — Но, знаешь, я тоже тебе солгал.
Мадара взял почти театральную паузу. Конан напряглась. Нужно уйти. Нужно уходить. Почему она продолжает стоять? Что её держит?
Перед глазами вновь возникло улыбающееся лицо Яхико. Его настоящее лицо, без чакроприёмников. Конан сморгнула и снова мысленно направила всё внимание в точку за спиной на пять часов.
— Что ты имеешь в виду? — процедила она, якобы нехотя.
— Я солгал тебе. Я не Учиха Мадара.
Конан словно ударило током — разряд прошёл волной по всему телу, сбивая концентрацию для техники. Она собрала все силы, чтобы восстановить боевую готовность. Да будь он кто угодно, она знает его слабости, а значит, у неё есть шанс на победу. Ему придётся их отпустить.
— И я понимаю твои чувства к Яхико лучше, чем ты думаешь.
Как он смеет так часто произносить его имя! Для Конан оно было святое, Нагато знал, что лучше об этом не говорить, поэтому Конан отвыкла от такой бесцеремонности.
— Это не твоё дело, — холодно бросила она и схватилась за ручку двери.
Сила, которую источало его присутствие, обволокла собой всю комнату. Она распространялась от него щупальцами, тянулась к ней, Конан, и та ощущала странную смесь желания уйти и одновременно притяжения к этой силе.
Он был их надеждой, поддержкой, проводником в новый мир. Вместо Яхико. Нет, не вместо. Он был тем, кем когда-то был для них Яхико. Но, конечно, чем-то меньшим. Намного меньшим.
Конан всегда считала себя самостоятельной.
Но теперь, даже когда всё уже было много раз обдумано, разорвать связь с Мадарой оказалось не так-то просто. И не только потому, что он сам этого не позволял.
Нагато больше не был самостоятельным, а вернее — никогда не был. Конан понимала, что, если они уйдут, то лишатся не только мечты о мире, цели, к которой они столько времени шли, к которой шёл Яхико, предадут его память. Но ещё и ей придётся выживать за двоих. Нагато лучше больше не создавать марионеток — он должен восстановить хотя бы нормальную физическую форму. Он всего себя отдавал организации, но дальше так продолжаться не могло. Конан видела, что с каждым днём от него остаётся всё меньше, что он просто убьёт себя ещё до того, как попадёт в мир вечного счастья.
Конан не хотела остаться одна.
Она была самостоятельной, но она не была лидером. И Нагато не был.
Нагато так называли, но на самом деле им говорил, что делать, тот, кто в маске. Мадара.
Или нет.
Что если это вовсе был каждый раз разный человек?
Надеть одну маску, быть примерно одной комплекции, форсировать голос — этого достаточно?
Конан захотелось обернуться. Присмотреться, есть ли в нём то, чего она не замечала. Но это выглядело бы со стороны слабостью, нерешительностью — словно она раздумала уходить.
— Кто ты? — не оборачиваясь, максимально сурово произнесла она, чтобы выдать свою уже состоявшуюся задержку за любопытство вместо нерешительности.
— Обернись и посмотри.
Рядом с ней стукнулась об пол маска. Чёрная широкая резинка на ней безжизненно поникла. Конан ощутила запах, которым та пропиталась от долгого ношения на затылке, на волосах.
У Конан всегда было тонкое обоняние. Сомнений не было — это всегда был один и тот же человек.
— Тебе так не поймать меня в иллюзию. Я знаю секрет шарингана. Я не буду смотреть тебе в лицо, — глупец, он думал, что она так легко попадётся.
— Моё имя тебе ни о чём не скажет. Но, взглянув, возможно, ты поймёшь вторую причину, по которой я ношу маску, — он ненадолго замолчал. — Тебе нечего бояться. Вечно я тебя в иллюзии держать не смогу, а быстро наш план не выполнить. Ты нужна мне, идущая к нему по доброй воле, поэтому я не собираюсь тебя принуждать. Это ведь достаточно логично и убедительно для тебя, Конан?
Он словно играл в какую-то игру. Конан нужно было уходить, у неё не было времени гадать, в какую.
Но любопытство медленно и верно брало верх.
Они с Нагато столько лет шли с ним бок о бок и ни разу не видели даже его лица. Хотя бы напоследок стоит посмотреть. Тем более что это будет полезно на случай, если он решит устроить за ними слежку. Да и вообще — полезно знать о враге как можно больше.
Да. Теперь он их враг.
Конан колебалась.
— Зачем тебе это? — всё ещё напряжённо-презрительно проговорила она.
— Хочу быть честным с тобой. Это было бы правильно, ты не находишь? Возможно, в этом моя ошибка — поэтому вы с Нагато мне не доверяете.
Конан резко обернулась, не оставляя себе возможности больше колебаться.
Он смотрел в сторону. В свете свечи его лицо выглядело старым, мятым. Конечно: ему уже сотня лет.
— Ну и что я должна была увидеть?
Он повернулся к ней, и свет упал на правую сторону лица. Та была словно от другого человека. Гладкая кожа. С этой стороны он выглядел едва ли не моложе её самой.
Конан инстинктивно шагнула чуть ближе. Всё верно. Он постарел совершенно однобоко. Или — однобоко помолодел? Запретная техника?
— Как видишь, у меня не самая приятная внешность. Хотя, с шиноби случается и похуже, верно? Например, некоторые лишаются глаз.
Конан заметила сразу, но осознала только сейчас: у него два шарингана. Но почему отверстие в маске одно? Защита?
— Ты стар, и тебе ещё повезло, что у тебя нет седых волос. К чему эти жалобы? — осадила его Конан. Её раздражало, когда мужчины позволяли себе так себя вести. Сразу становилось понятно, кто по-настоящему слабый пол.
Он долго и серьёзно смотрел на неё.
— Я уже сказал, что я не Мадара.
— А я говорю тебе сейчас, раз ты этого так не понимаешь: у меня нет причин тебе верить.
— Ты права, — он улыбнулся.
При этом левая сторона лица сморщилась ещё сильнее — это было видно, хоть сейчас та, отрезанная от свечи, почти полностью тонула во тьме.
Он молод, поняла Конан. Его зубы белы и целы, как её бумага. У стариков не бывает таких зубов.
— Мне пора, — объявила она.
— Завтра миссия в Тумане. Не забудь.
Он говорил как ни в чём ни бывало, словно её предыдущие слова были пустым звуком.
Он не воспринимает её всерьёз. Но ему придётся.
— Я больше не работаю с тобой. Как и Нагато. Прощай.
Поддавшись внезапному порыву, перед тем как выйти, Конан подхватила с пола маску.
— Это тебе не принадлежит, — он оказался рядом в секунду и потянул из её руки маску, Конан даже не успела ни о чём подумать.
Запах пота вновь ударил в лицо, когда она отпустила её.
Он грубо развернул Конан к себе.
— Что ты хотела сделать?
— Ничего.
Она выдерживала его взгляд. Яркие красные круги в темноте.
— Ты же знаешь, что я вас не отпущу. Без Нагато, его глаз, у меня ничего не выйдет. Так зачем ты пришла на самом деле? — к концу его голос угрожающе понизился.
Она остановилась взглядом на его ключицах — чтобы не смотреть унизительно снизу вверх. У него действительно слишком крепкое тело для старика, подумала Конан. Даже почти в темноте под чёрной облегающей тканью был слишком заметны выпуклости и впадины мышц его груди.
Мадаре подчиняться было проще. Авторитет легенды был неоспорим в глазах шиноби. Но этот человек… Кто он?
Конан почувствовала себя глупо. Они всё это время подчинялись самозванцу.
— Зачем ты притворяешься Мадарой? — процедила она.
— Так было нужно.
Его авторитет в её глазах падал всё ниже, но, несмотря на это, страх перед ним рос — как перед всем неизвестным.
Он коснулся её плеча — она вздрогнула, как от удара, в любую секунду готовая разлететься на тысячи листков.
— Я тоже знаю, что такое — кого-то терять.
— Все знают, — огрызнулась Конан. — Мы шиноби, каждый из нас кого-то терял.
— Поэтому я и хочу создать другой мир. Где никого терять не придётся. Более того — все ушедшие дорогие люди будут с нами. Ты же это всё знаешь. Неужели ты готова от этого отказаться?
Конан молчала, примериваясь, получится ли успеть его ударить, до того как он станет нематериальным.
— И ради кого? Ради человека, от чьей руки он погиб? Ради того, кто стал причиной его смерти? — продолжал он.
— Нагато здесь ни при чём, — Конан чувствовала себя паршиво, что взялась оправдываться. От пощёчины её удерживала только возможность промахнуться сквозь него и глупо потерять равновесие.
— Я думал, ты сильная и ты можешь за Яхико побороться. Но нет, как я уже сказал, ты просто прислуга для инвалида, и ты готова посвятить этому жизнь. На большее ты не способна. Я ошибся в тебе.
Конан, не думая, со всей силы толкнула его обеими руками в грудь — и она успела. Он не стал нематериальным, более того, он качнулся назад и был вынужден сделать два шага, чтобы устоять на ногах.
— Уф, как горячо, — усмехнулся он, потирая грудь и снова приближаясь вплотную к Конан. — Мне понравилось. Давай ещё раз. Посмотрим, может, ты не такая слабачка, какой кажешься.
Это был её шанс. Не известно, чего он добивался, но, пока он материален, она просто обязана нанести решающий удар. Листок бумаги прочертил по его горлу — но он чуть уклонился в сторону, отчего на шее всего лишь показалась кровь из прореза в горловине водолазки.
— Почти, — прокомментировал он, стирая каплю и полностью сворачивая горловину вниз. — Так тебе будет удобнее.
Показалась мощная шея с бьющейся на ней артерией. В неё Конан и целилась. Та должна была лопнуть, залить кровью эти проклятые ключицы и грудь, от которых она не могла отвести взгляд — пустое, женское, слабость, которую она всегда в себе искореняла.
Конан была с Яхико всего однажды. И это было много лет назад. Она отказывалась признавать, что может хотеть других мужчин. Она считала это предательством его памяти.
Тем более — хотеть такого как он — того, кто был сейчас перед ней. Это невозможно, это чувство легко с чем-то спутать. Она ошибалась.
Конан старательно игнорировала потепление внизу.
Это стыдно, это недопустимо. Это никак не связано с ним. Это просто пустое, женское, слабость. Глупый природный зов.
Но то, что он позволяет ей к себе прикасаться, будило в ней что-то животное. Ей хотелось ударить его так сильно, чтобы он больше не смел поддаваться, чтобы умер на месте, чтобы больше не было никаких раздумий — остаться или уйти. Из организации, конечно. Из комнаты она, разумеется, уйдёт в любом случае.
Её тянуло ещё раз ощутить твёрдость его тела под её рукой, и Конан ударила — основанием ладони в сердце. Её этому когда-то учил Джирайя-сенсей, терпеливо ставил ей удар.
Но тот не захрипел, не согнулся, не плюнул кровью. Хотя Конан чувствовала всё сопротивление его торса, и она точно не промахнулась. Похоже, он сделал нематериальным одно только сердце.
Если оно у него есть.
— Ты хотела сломать мне рёбра? Почти получилось, даже немного заболело. Надо чаще тренироваться, Конан, вместо того чтобы вытирать слюни Нагато. А то скорее ты руку об меня сломаешь. Впрочем, не переживай: у тебя ведь останется ещё одна, чтобы его обслуживать. Скажи, а ты во всём ему руками помогаешь? Или Нагато это не интересует? Конечно, нет, он уже давно на человека не похож, не то что на мужчину. Но, если что, бей левой. Сломаешь правую — неудобно будет помогать в этом и Нагато останется без сладкого.
— Да ты ведь сбежишь, как трус, как только почуешь опасность, — огрызнулась она.
Как назло, именно здесь она не могла применить приготовленную для него технику. Только не в замкнутом пространстве.
— Понял, ты хочешь более тесного контакта, — он стиснул её в жёстких объятиях, не оставляющих шанса выбраться, кроме как рассыпавшись на листки — капитулировав. То есть совершив то, за что она сейчас высмеивала его.
Впрочем, его руки не делали ничего опасного или запретного, просто держали, но крепко, туго. Конан вцепилась в его предплечья, стараясь их развести. Под её ладонями пульсировали его мышцы. Конан вонзила ногти целиком сквозь ткань, не столько стараясь болью дезориентировать — это было бесполезно, — сколько от злости и бессилия.
Он никак внешне не проявил, что вообще заметил это. Только по его чуть сильнее напрягшимся рукам стало понятно, что Конан не зря носит длинные ногти.
Ткань под правой ладонью быстро стала влажной. Под левой — нет, и Конан надавила сильнее. Он её по-прежнему не отпускал, но чуть вздрогнул — совсем слегка.
— Отпусти меня, — она собралась в комок, чтобы в любой следующий момент единым движением вырваться.
— Я тебя не отпущу из организации, я ведь уже говорил. Мне нужен Нагато, а без тебя он и суток не проживёт. Так что вы останетесь и поможете исполнить план. А если ты вдруг надумаешь уйти, я сейчас покажу тебе, что будет.
С этими словами он развернул её и в два движения освободил от одежды нужное ему место.
Конан забилась со всей имеющейся силой, и ему пришлось разжать руки, почти вывернувшие ей запястья.
Она хлопнулась спиной к стене — дальше от него оказаться здесь было нельзя — привела одежду в порядок и потёрла запястья. Во время хватки он пережал их, почти разрубив одними только пальцами. Конан ясно поняла две вещи: надо уходить из этого помещения немедленно и больше под его началом оставаться нельзя.
Но капитулировать не хотелось.
Ей хотелось его унизить, чтобы последнее слово осталось за ней, чтобы это не выглядело так, будто она сбежала, поджав хвост.
Кто бы он ни был, он всего лишь мужчина. И, похоже, кое-что человеческое ему не чуждо.
