Текст книги "Хикиваки (СИ)"
Автор книги: Ie-rey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Бэкхён считал, что я похож на черепаху. Ни черта подобного! Мой панцирь был куда тоньше и слабее, чем мне казалось до этой минуты. И ведь вроде бы ничего особенного не случилось, подумаешь, секс всего лишь ― без обязательств и обещаний, как часть сеанса массажа. Хань ведь ничего мне не обещал, коль уж на то пошло…
Только всё равно было больно. Всё равно, почему и из-за чего, просто больно.
Я не хотел от Ханя секса, массажа или пары ничего не значащих слов. Я не хотел просто смотреть на него издали и молчать. Я ничего этого, чёрт возьми, не хотел! Я хотел его! Если не стать им, то быть с ним.
Я просто хотел… хотел того, о чём сказал ему в порыве чувств так внезапно для себя самого, зато честно.
Что ж, вот он и сказал: “Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны”.
Теперь я знал, что значит “быть растоптанным”, и мог поблагодарить Ханя хотя бы за это.
“Мне очень жаль, что ты есть. S”. Мне тоже жаль, мой преданный ненавистник. По крайней мере, прямо сейчас я предпочёл бы второй вариант из знаменитого вопроса Гамлета.
Не быть.
***
– Я видел в зале Тэмина. Ты рад? ― Я был рад уже потому только, что некоторые вещи в мире неизменны. Например, Бэкхён и его неуёмность. И потому, что умение выдерживать боль осталось при мне. ― Кусочек яблока на удачу, а?
– Давай.
Гримёр схватился за голову, увидев, что мы грызём по половинке яблока, завопил не своим голосом и вновь принялся корпеть над нашими лицами. У всех свои маленькие катастрофы в жизни.
– Зал битком просто, ― доверительно сообщил парень из осветительной бригады и умчался на свой пост, чтобы проверить оборудование ещё разок ― на всякий случай.
Чанёль и Хань могли прийти, а могли и не прийти, но я не стал пробираться в удобные для наблюдения места и искать их в толпе. Пришли или нет, это уже неважно. Мне в любом случае завтра придётся отправиться на очередной сеанс. Хочется или нет, но я пойду. Бегство не по мне. Кроме того, Хань мог не опасаться, что я стану хоть в чём-то его обвинять. Я сам дурак, сам и разберусь с этим.
– Три минуты! ― зашипели на нас с Бэкхёном.
– Если захочешь похлопать меня по заднице на удачу…
– Я тебя умоляю ― заткнись!
– Можно мне тогда тебя похлопать?
– Нет.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Это уже традиция: пособачились ― и на сцену, на удачу, а на сцене перестаёт быть важным всё, кроме образов, игры и эмоций. Там ― кусочек иной реальности, построенной из обрывков настоящей.
Сегодня наше выступление сводилось к сложной в исполнении песне Бэкхёна, где у меня были танец, две партии рэпа и финальная строчка. Вместе с Бэкхёном мы танцевали на припевах и ― один раз ― в кульминационной части, в остальное время танцевал я один. Танцы так и не стали сильным местом Бэкхёна, но отсутствие мастерства он компенсировал усердными тренировками.
Мы разыграли своё маленькое представление как по нотам. Пока Бэкхён голосом покорял сердца, я танцевал под магию его голоса и музыку. Хотя слушал я только голос. Музыку я изучил давным-давно вдоль и поперёк и мысленно отдавал команды тактам и ритму. Мне довольно было уловить мелодию в голове, чтобы подобрать нужное настроение и вытащить из глубины души соответствующие эмоции на всеобщее обозрение. А вот голос Бэкхёна придавал новизну и нотку непредсказуемости, потому что мой танец зависел от того, что чувствовал он и какие собирался показать эмоции.
Аплодисменты, крики из зала, конфетти, поздравления, цветы, мягкие игрушки, потёкший грим и пот на коже ― это уже ничего не значило и ускользало от внимания. Всё сливалось в пёстрый ком перед глазами, и хотелось просто поскорее убраться со сцены, чтобы замедлить биение сердца и прийти в себя. Гримёрка, тесный салон машины, душ ― и спать без задних ног. Хорошо, что сегодня больше никуда не надо, как и завтра. Хотя нет. Завтра на сеанс, но это я как-нибудь переживу.
“Смотреть на тебя, когда ты на сцене, ― это самая жестокая пытка. Смотреть и знать, что нельзя прикоснуться. Ты как затмение или проклятие. Ненавижу тебя. S”. Достаточно не смотреть, но “затмение” и “проклятие” ― это слишком уж лестные для меня слова. Я намного проще.
***
Чанёль молча вручил мне коктейль и настороженно кивнул, я ответил ему обычным приветствием и занялся стаканом. В конце концов, сюда я приходил именно из-за коктейля, только из-за него.
В полумраке зала чего-то ждали разные люди, как и всегда. И я нашёл взглядом “лисицу”. Минсок, кажется. Он задумчиво смотрел на кофе в чашке перед ним и лениво помешивал ложкой.
Я закончил с коктейлем вовремя и проделал до боли знакомый путь в салон, где меня ждал мастер Чун. Раздеться, принять душ, разрядиться, завернуться в полотенце и растянуться на софе. Так даже лучше.
Я больше не его, а Хань моим не был никогда.
– Сегодня уже лучше, ― довольно пробормотал мастер, страдая над моими мышцами. Ещё бы, я усвоил урок Ханя и уяснил, что лечить меня лучше всего сексом. Конечно, быстрая разрядка в душе не шла ни в какое сравнение с тем, что мог дать мне Хань, но всё же. Как вариант, ведь заменить Ханя мне было некем, даже если бы я этого захотел.
Я по-прежнему приходил на сеансы по расписанию, но Ханя с того самого дня не видел ни разу. Спросить о нём у Чанёля что-то мешало, да и зачем? Если бы Хань пожелал сказать мне что-то или объяснить, он мог сделать это по телефону. Мой номер у него был. Но вряд ли он этого хотел, если вспомнить, что я услышал тем поздним вечером накануне шоу. Для него я значил ровно столько же, сколько значила выигранная ставка в пари. Даже смешно от банальности и обыденности, ведь тысячу раз слышал истории о подобных спорах, но никогда не думал, что такое может произойти со мной.
Всё ещё больно.
“Надеюсь, тебе тоже хоть иногда бывает плохо. S”. Бывает, и намного чаще, чем ты думаешь, мой таинственный то ли поклонник, то ли наоборот…
========== – 6 – ==========
– 6 -
Я выскочил на крыльцо в мокрой от пота футболке и поёжился от холода. Чанёль торчал на верхней ступеньке и пытался стряхнуть с ботинка прилипший комок снега. Внезапно.
– Привет! ― Он вскинул голову и неловко улыбнулся. ― Минутка есть? Нужно поговорить.
– Есть, но лучше зайти внутрь. ― Я подёргал футболку, демонстрируя, что слишком разгорячён для дальнейшего пребывания на свежем воздухе. Охранник пропустил Чанёля по моей просьбе, и я потащил внезапного визитёра в кафе. Всё равно собирался прерваться и выпить что-нибудь. Хотя бы тот же шоколадный коктейль, правда, в кафе его делали не так хорошо, как умел Чанёль.
Мы сели в углу. Я потягивал коктейль, а Чанёль вертел в руках стакан с соком.
– Даже не знаю, с чего начать, ― признался он наконец. Я промолчал, потому что понятия не имел, что он собирался мне говорить и зачем. ― С тобой всегда так трудно? Ты похож на свой любимый коктейль ― какао, мороженое и измельчённый лёд, только всё это взбить забыли. Для мягкости и придания нормальной температуры.
Не знал, что мы с ним перешли на “ты”, хотя кого это волнует?
– С ним вовсе не трудно, ― недовольно проворчал Бэкхён, остановившись у нашего столика. На шее у него висело полотенце, а футболка была такой же мокрой, как у меня. ― К нему просто надо привыкнуть. Он мастерски слушает, в отличие от некоторых. Болтать ― не по его части. Хотя он умеет. Просто не хочет. Потому что ленивый и зараза.
Бэкхёна совершенно не смущала противоречивость его высказываний, впрочем, я вообще не представлял, что в силах его смутить.
– Можно мне тут прикорнуть и побыть переводчиком или лучше пойти погулять, пока вы секретничаете?
Мы вместе с Чанёлем ошарашенно уставились на Бэкхёна, а тот немедленно расценил молчание как знак согласия и плюхнулся на стул рядом со мной.
– Перевожу: начни с того, с чего тебе удобнее начать, ― тут же заявил Бэкхён Чанёлю, продемонстрировав свои навыки в искусстве подслушивания.
– Э… Ладно. ― Чанёль быстро пришёл в себя, что радовало. ― Насколько ты злопамятный?
Я едва не захлебнулся коктейлем, получив в лоб такой вопрос. Бэкхён заботливо похлопал меня по спине и “перевёл” от души:
– Как слон. Нет, как стадо слонов. До смерти не забудет. А если серьёзно, то я не помню, чтобы он таил зло. Чонин, ты таишь зло?
– Разве только на тебя, ― смахнув сладкие капли с подбородка, мрачно отозвался я.
– Ясно. ― Чанёль сплёл пальцы, вздохнул и уточнил: ― У вас ведь через неделю проект, так?
– Какой проект? ― не понял я. Зато понял Бэкхён.
– Конкурсный набор трейни из-за рубежа? Если этот, то мы не участвуем, мы только в жюри будем.
– Вот именно. ― Чанёль помрачнел и не обратил внимания, что его стакан с соком откочевал к Бэкхёну.
Я честно признался, что совершенно не в курсе расписания на неделю вперёд и ничего по этому вопросу не знаю, значит, и помочь чем-то вряд ли смогу. К тому же, участие в судействе лишало меня любой возможности чем-то помочь. Судьям полагалось просто прийти на просмотр и оценить выступление каждого конкурсанта по достоинству.
– Вот именно, ― повторил Чанёль всё ту же фразу, как игрушка с механическим заводом. ― Ты помнишь Ханя?
Забыть Ханя ― это то же самое, что забыть себя, но на миг возникло глупое желание сказать “нет”. Только это было бы слишком мелочно и подло, а назвать меня мелочным или подлым не мог никто при всём желании, поэтому я кивнул.
– Понимаешь, он… он там будет, а тут в списках жюри твоё имя… и…
– И первым, о чём он подумал, стало “он мне всё припомнит”? ― легко догадался я. Прекрасно, оказывается, бывает ещё хуже, чем просто больно. Казалось бы, уж Хань-то должен знать, что я никогда не смешиваю личное с посторонними вещами, но нет.
– Понимаешь, просто… ― Чанёль смешался и опять уткнулся взглядом в стол.
– Странно, что он послал тебя вместо того, чтобы прийти самому. Можешь сказать ему, что у него получилось.
– Получилось? Что получилось?
– Он поймёт, не волнуйся.
Я встал из-за стола и ушёл, не оглядываясь. Продолжать этот разговор было выше моих сил.
“Тебя когда-нибудь унижали и оскорбляли прилюдно? S”. Только что, мой преданный аноним, ровно минуту назад, но ты об этом вряд ли узнаешь.
***
Бэкхён пытался рассмешить меня с самого утра. Не то чтобы зря пытался, просто я не ждал от этого дня ничего хорошего. И почти неделю он изводил меня вопросами о Хане и Чанёле. Пришлось схематично набросать ему суть, избегая упоминания обо всём, что было. Я не стал рассказывать ему, что именно связывало меня и Ханя, лишь о каком-то туманном споре, где я оказался ставкой. И о том, что Хань спор выиграл, а я случайно узнал об этом. Не знаю, поверил ли Бэкхён в ту муть, что я наплёл, но какие-то выводы для себя он сделал точно. Заодно вспомнил, что видел Ханя.
– Странно, по-моему, ты ему очень нравился, ― вот и всё, что он сказал.
Нравился. В постели. Но не за её пределами. Хань вообще не знал, какой я вне стен салона и не особенно интересовался. Точка. Взять и забыть, только не получалось.
Я не стал просматривать расписание выступлений, просто уточнил, что их будет пятнадцать. Некоторые конкурсанты делали вокально-танцевальную программу на три минуты, другие делали отдельно вокальное и отдельно танцевальное выступления, каждое ― полторы минуты. Три на пятнадцать ― сорок пять, но на самом деле это заняло бы час или полтора часа по времени. Из пятнадцати требовалось пропустить трёх кандидатов. Бэкхёну приходилось комментировать вокальные данные кандидатов, а мне ― танцевальные. Помимо судейства, разумеется.
Лу Ханя объявили седьмым номером. Когда он вышел на сцену, я не смог смотреть куда-то ещё, лишь на него. Он исхудал, а волосы заметно отросли, но он ничуть не потерял в красоте. С гримом на лице и в цветной одежде он казался ещё ярче. И он улыбнулся. Эта улыбка, кажется, что-то сломала во мне. Я помнил все оттенки его улыбки так отчётливо, словно видел его только вчера.
Хань начал с вокального выступления, и я лишний раз убедился, насколько чудесный у него голос. Потом он перешёл к танцевальному номеру. Хань не боялся сложных движений, но избегал сложных связок и переходов, из-за этого его выступление казалось несколько односторонним. Казалось мне, за прочих судей я бы не поручился. Ещё я заметил, что он не до конца наполняет движения эмоциями, слишком рано завершает их, но этого вот уж точно не заметил никто, кроме меня, потому что такому даже не учат обычно. Точнее, учат, но в слишком общих и расплывчатых формулировках. Чтобы видеть это и уметь использовать, надо оттачивать каждое движение перед зеркалами сутками. А ещё многие трейни ― и не только ― не знают, что завершить движение можно тоже не одним способом и даже не двумя, поэтому не стоило удивляться, что они заканчивали каждый элемент совершенно одинаковой статикой. Хань ― в том числе.
После его выступления у меня не возникло сомнений в том, что он сам предпочитает вокал, но я видел его потенциал и в том, что касалось танцев. Перегруженная хореография ― это минус, но он и не стремился стать хореографом, а исполнять профессионально поставленные танцы он точно сможет.
Я прислушался к тихим разговорам прочих судей.
– Возраст…
– Но он не выглядит на свой возраст.
– И акцент не заметен, когда поёт. Что скажете?
– Господин Кай выглядит старше, чем он, а ведь…
Спасибо, я бесконечно признателен за столь сомнительный комплимент.
– Танец немного однообразен, да? Господин Кай, как вы думаете?
– Не столько однообразен, сколько акцентирован. Кандидат постарался показать всё, на что способен в этой области. Из первой семёрки пока именно его потенциал самый высокий.
Дальше пошло лучше, потому что я уже не испытывал недавнего напряжения и не изводился в ожидании. Отбор прошли Лу Хань, Чжан Исин и Хуан Цзытао.
И я надеялся, что этим всё и закончится, но мои надежды не оправдались.
“Ты действительно талантлив, только поэтому я никогда не обвиняю тебя в том, что ты спал с кем-нибудь ради своего положения в агентстве. S”. Без комментариев, аноним, это слишком глупо и избито для тебя, ведь ты всегда был намного оригинальнее. Или нервишки пошаливают после кучи проигнорированных сообщений?
***
Когда мне сообщили, что я должен принять участие в квалификационном проекте и курировать группу трейни в качестве старшего коллеги и наставника, я был близок к тому, чтобы всё бросить и удрать в Антарктику. Особенно потому, что в состав группы входил Хань. Я мог попросить другую группу, мог даже вовсе отказаться от этого, сославшись на что-нибудь, но не стал этого делать. Потому что можно сбежать раз, другой, десятый, но однажды это станет привычкой, и я это уже проходил. Если Хань останется в агентстве, мне придётся пересекаться с ним так или иначе, поэтому бегство ничего не давало всё равно.
Утром я заявился на их репетицию, чтобы посмотреть, что они вообще готовят. Пришёл рано, но застал их уже в процессе подготовки общего выступления. Они были настолько поглощены грядущим выступлением, что даже не заметили меня. Я тихо забрался на подоконник с ногами, обхватил ладонями чашку с горячим шоколадом и принялся наблюдать.
Как я понял из их разговоров, они планировали сделать общее выступление на чужую песню, выступление вокалистов, выступление танцоров и закрывающее общее выступление на песню собственную. Открывающей они выбрали песню SHINee под названием Everybody. Губа не дура, конечно, но я сомневался, что они потянут хореографию. Потянут, если немного переделать кое-что. На этом они не остановились и переключились на песню собственную. Как я понял, её сочинил Исин, а аранжировку сделал Хань. Песня получилась довольно грустная, но с бодрым ритмом, в целом ― неплохо. Хореографию пытались ставить сразу Исин и Хань, и вот тут мне хотелось испариться и где-нибудь тихо умереть, лишь бы не слышать град убийственных идей и не видеть сомнительных приёмов для эффектности.
Я выдержал почти двадцать минут этого безумия, после чего слез с подоконника, оставив там чашку, и подошёл к Исину. Почувствовав прикосновение к плечу, он оглянулся и удивлённо заморгал.
– Включи плеер, трек с твоей песней.
Я жестом велел остальным сдвинуться в сторону и освободить место, потом стоял, прикрыв глаза, и слушал. Когда трек закончился, попросил поставить на повтор и начал танцевать. В зеркало не смотрел, пока в этом не было нужды.
Эффектность? Эффектность в танцах достигалась не за счёт сложных движений или опасных трюков. Эта не та эффектность, которая могла бы подчеркнуть красоту музыки. Подобная эффектность рассчитана только на то, чтобы показать крутизну танцора ― и только. И все участники группы просто не справились бы, лишь единицы из них. В выступлении с песней и для группы танец следовало прежде всего увязывать именно с песней, с её смыслом и эмоциями. Всё прочее ― шелуха. И только тогда, когда песня и танец вместе превращались в единое целое, в гармонию, выступление становилось успешным и запоминающимся.
– Как вы… ― тихо пробормотал кто-то, когда я закончил вместе с последними аккордами.
– Прежде чем думать о сложно и просто, следует думать о том, что несёт в себе песня. ― Брякнув умные слова, я вернулся на подоконник и уделил внимание остаткам горячего шоколада, чтобы отделаться от преследующего меня внимательного взгляда Ханя.
Исин что-то там даже запомнил из моей импровизации и взял на вооружение, после чего они вновь вернулись к номерам вокалистов и танцоров. Хань участвовал сразу в двух номерах и как вокалист, и как танцор. И танцевальный номер он исполнял вместе с Исином. Они выбрали Run & Gun. Наверное, мне следовало почувствовать себя польщённым, но компания Ханя к этому не располагала. Исин исполнял партию Сэхуна, а Ханю досталась моя партия. Не знаю, стоило мне плакать или за голову хвататься.
Исин закончил раньше, накладки у него почти не случались. Вскоре в танцзале остались только мы с Ханем. Плеер заело на Run & Gun, а Хань продолжал ошибаться с завидным постоянством. Сначала я тоже хотел уйти, но не смог. Нельзя куратору бросать своих подопечных, особенно если у них такие трудности.
– Ну что?! ― Хань не выдержал первым, хотя в том была моя вина ― я задумался и улыбнулся собственным воспоминаниям, а он, вероятно, записал это на свой счёт. Он вообще любил записывать всё на свой счёт без всяких на то оснований.
– Невесело так стараться, когда у тебя ничего не получается, да?
Он промолчал. Стоял перед зеркалами, сверлил упрямым взглядом моё отражение и тяжело дышал. Плеер щёлкнул ― и музыка зазвучала опять.
Я соскользнул с подоконника, подошёл к Ханю и начал прямо с нужного движения. Вместо того чтобы повторять, он пялился на моё отражение. Если надеялся, что я собьюсь под его пристальным взглядом, то напрасно. Я не собирался сбиваться. Любой танец, который мне хоть однажды доводилось исполнять на сцене или в танцзале, отпечатывался внутри меня, был выгравирован где-то внутри моих мышц, словно алгоритм. Даже если на сцене случалось нечто непредвиденное, я не сбивался и не останавливался, я импровизировал, исправляя и скрадывая сбой, и вновь вливаясь в нужное русло без особого труда. Ведь это танец, а я всегда жил движением. Кто-то, разбуженный средь ночи, мог тараторить таблицу умножения, кто-то знал наизусть таблицу Менделеева, кто-то читал стихи, а я танцевал. Танцевать и дышать ― синонимы для меня. И чем скорее Хань это поймёт, тем лучше, потому что я не собирался смеяться над ним или изводить его. Я любил танцевать, поэтому его ошибки были столь же болезненными для меня, как и для него.
Закончив танец, я выключил плеер и показал первый этап танца без музыки, медленно и подчёркнуто.
– Теперь ты.
– Я не просил тебя о помощи.
– Я твой куратор, нравится это тебе или нет. Меня тоже не особо спрашивали. Ты либо хочешь выступить достойно, либо не хочешь. А я тут только затем, чтобы делиться опытом и помогать выступить достойно ― это моя работа. Ну так как?
Я ещё раз повторил первый этап и посмотрел на него. Хань вздохнул, но всё же попытался повторить движения. Он сбивался и ошибался по-прежнему, и вскоре я понял, что причина во мне. Моё присутствие заставляло его нервничать и отвлекаться. Плохо, но ему нужно это преодолеть. Во время выступления на сцене может случиться что угодно, поэтому он должен быть готов ко всему, если уж решил избрать этот путь. Хотя странно, что он так реагировал на меня, ведь я был для него никем.
– Ещё раз. Правильно работай мышцами. Ногу ставь не так. С носка на пятку, плавно. Здесь работа мышц идёт волной ― сверху вниз. Ещё раз.
Он оставался упрямым, а я ― безжалостным. Я видел каждую ошибку и говорил о ней ему. Он кусал губы, хмурился, но молчал и повторял всё раз за разом. И с каждым разом он всё меньше оглядывался на меня и даже переставал искать моё отражение в зеркалах.
На первый этап ушло больше часа, потом я показал ему второй.
– Зачем так медленно? Я умею танцевать, ― соизволил сообщить мне потрясающую новость Хань.
– И что?
Он растерялся, не зная, как реагировать.
– Ну, я умею танцевать, поэтому не обязательно показывать мне всё настолько медленно. И не обязательно заставлять меня повторять всё в таком же медленном темпе.
– Ты думаешь, что я просто показываю тебе движения?
– Ну… да. Разве нет?
– Нет. Движения ― это лишь часть танца. Я показываю тебе это медленно, чтобы ты видел движения, запоминал работу мышц и понимал, чем именно эта часть танца важна для исполнения. К тому же, ты не слишком хорош в завершении движений, так что тебе есть чему поучиться.
– Самонадеянно звучит.
– Отнюдь. Я знаю, что умею. И знаю, что не слишком хорош в качестве наставника, но другого у тебя пока нет. Сдаёшься или продолжаешь?
Хань выбрал второй вариант. И я вновь сыпал указаниями на его ошибки, заставлял повторять всё с самого начала снова и опять. Наверное, я увлёкся и перешёл на собственный темп тренировок, но с Ханем это было легко. Остановился я тогда лишь, когда понял, что он ошибается не потому, что что-то делает не так, а потому, что у него от усталости ноги и руки не слушаются.
– Достаточно на сегодня.
– Но мы же не закончили!
– Знаю. Продолжим завтра.
– Но…
– Ты устал и выдохся. Это не то состояние, в котором стоит геройствовать. Сейчас твоя рассеянность больше желания танцевать и запоминать, даже если ты думаешь, что это не так.
Я прихватил пустую чашку с подоконника и отправился в душевую, чтобы помыть её, заодно притащил свою сумку и стянул мокрую от пота одежду. В сумке у меня лежало всё для душа и свежая футболка. Если ты постоянно в движении, это самые необходимые и нужные вещи в жизни.
Хань прошёл мимо меня, покосился, но ничего не сказал. Он неловко сбросил обувь и потянул вверх футболку. Я закусил губу, разглядев, что творится с его спиной. Что ж, вот он и познакомился с тем, что доставляло мне столько неприятностей. Наверное, я уже научился определять на глаз, что мышцы задубели от чрезмерной нагрузки, мне даже не требовалось прикасаться, чтобы проверить это на ощупь. Любопытно, как же Хань будет сам себе массаж делать?
Прихватив пакет с вещами, я уединился в тесной кабинке под прикрытием синей шторки. Сначала пустил горячую воду, горячую настолько, что она почти обжигала, но так нужно. Постепенно, очень медленно, я снизил температуру до тёплой, подождал ещё немного и довёл до среднего показателя. Если бы сразу под такую сунулся, мне она показалась бы холодной.
Хлопья пены устремлялись к стоку, унося с собой пот и усталость. Запрокинув голову, подставил лицо под потоки воды. Я не слышал, как шторку отдёрнули, но ощутил прикосновение к плечу. Проморгаться от воды не успел, меня поцеловали раньше, но зато я сразу почувствовал небольшое уплотнение под нижней губой. Что ж, Хань знал гораздо лучшее средство от перегрузки, чем массаж.
Мне удалось отстранить его немного лишь через пару минут. Мы оба с трудом переводили дыхание и смотрели друг на друга. Я ничего не успел спросить, Хань быстро пробормотал что-то неразборчивое и исчез за шторкой.
Я плеснул водой в лицо, чтобы прийти в себя и задаться вопросом, что это вообще было. Хотя ответа я всё равно не получил. А Хань действительно исхудал, впрочем, я не мог сказать, что из-за этого он стал хуже выглядеть. Постаравшись выкинуть из головы всё случившееся, покончил с душем, переоделся и отправился домой.
Ханя ждали в холле одногруппники, и на подходе к ним я услышал, какой я надменный и высокомерный, похожий на сыча, что зорко высматривает каждый их промах и потом издевается. Даже не замедлив шаг, я прошёл мимо с невозмутимым лицом. Не в первый раз. Когда-то меня задевали подобные мнения, но со временем восприятие притупилось. Да и Бэкхён постоянно зудел, что нет никакого смысла расстраиваться из-за ошибочного мнения. Расстраиваться, как он считал, стоило из-за мнения, соответствующего истине.
За спиной немедленно зашушукались:
– Слышал?
– Ну… нет, наверное.
– Спятили? Да слышал он всё! Мы так орали, что он не мог не услышать…
– А что ж он промолчал?
– А я откуда знаю?
Иногда приятно озадачивать людей, почти не прилагая к этому никаких усилий.
S сегодня ничем не порадовал и не огорчил. Занят, наверное.
========== – 7 – ==========
– 7 -
Я наведался в танцзал к полудню и устроился на полюбившемся подоконнике. Компанию мне составил рожок мороженого. Пока я сибаритствовал, трейни косились на меня и облизывались, одновременно пытаясь изобразить танец. Получалось у них паршиво, но я ещё не расправился с мороженым, потому не спешил вмешиваться.
В общем-то, я никогда не предупреждал заранее о своих визитах, и это не способствовало установлению доверительных отношений. Но и приходить к ним регулярно у меня не получалось ― у меня было собственное расписание, и пренебрегать им я не мог.
Уставившись в окно, медленно доел мороженое и машинально облизнул палец, потом задумчиво провёл им по нижней губе, наблюдая, как внизу за стеклом кто-то пытается поставить машину в узкий зазор между байком и микроавтобусом. И только тогда ощутил чужой пристальный взгляд на себе. Я повернул голову достаточно быстро, чтобы различить сведённые к переносице брови Ханя и сердитый блеск его глаз.
Я когда-нибудь его разгадаю? Или это так и будет продолжаться? Не хотелось бы, потому что это меня уже утомило.
Посмотрев ещё минут десять на чужие ошибки, я спрыгнул с подоконника и взял дело в свои руки, заодно поправляя хореографию. Все мои подопечные рвались в бой и очертя голову кидались в самый омут, наивно полагая, что трудности лишь украсят их выступление. И когда я что-то упрощал, они волками смотрели на меня и сжимали кулаки от злости.
– Танец строится на красоте движений. Это ― база любого танца и его смысл. Не нужно путать танец с гимнастикой, акробатикой, боевыми искусствами или чем-нибудь ещё. Общие черты не гарантируют тождественности. Это не значит, что нельзя использовать подходящие элементы. Можно, но с умом. Когда это действительно будет к месту и красиво. К тому же, любая простота обманчива, достаточно вспомнить вальс, например. Просто, казалось бы, да? А кто умеет его танцевать из вас?
Я оглянулся на них, а они молча стояли и пялились на меня. Как всё запущено…
– Когда вы снова захотите что-нибудь усложнить, посмотрите налево и направо, на своих напарников. И честно задайте себе вопрос: у вас у всех одинаковые способности? Если да, усложняйте сколько влезет, но если нет, подумайте, что можете сделать вы сами, а что ― ваши друзья. И смогут ли они сделать нечто сложное, что даже вам даётся с трудом. Сколько человек будет на сцене, столько и должно “играть в пьесе”.
Я продолжил говорить и объяснять. Всё это было намного проще, чем им думалось. В танцах нет ничего сложного, ведь это движение, а двигаться ― самая естественная способность любого живого существа. Если не выходит сложно, надо сделать просто, но красиво.
Говорить о танцах я мог вечно, и мне было наплевать, слушают меня или нет. Правда, с непривычки у меня быстро пересохло в горле, так что я закруглился, велел им продолжать с изменёнными вариантами и сбегал за порцией горячего шоколада.
Ближе к вечеру Исин и Хань прогнали несколько раз танцевальный номер. Исин справился неплохо, даже лучше, чем поначалу, а Хань одолел половину. В конце концов, мы вновь остались с ним вдвоём, и я опять показывал ему рисунок танца от начала и до конца этапами.
Взглянув на часы, я отметил, что у меня осталось мало времени. Хань поплёлся за мной в раздевалку и стоял над душой, пока я умывался перед зеркалом, висевшим у раковины.
– Обязательно было заканчивать сегодня так рано?
Я плеснул водой в лицо, смывая хлопья мыльной пены.
– Мне нужно на сеанс массажа. Как всегда. Их никто не отменял.
– По-прежнему к мастеру Чуну?
Не дождавшись моего ответа, Хань вдруг шагнул ко мне, остановился за моей спиной и провёл ладонями по плечам, чуть сжимая их пальцами.
– Я могу сделать тебе массаж сам.
Ну здорово! Я смотрел в зеркало ― в глаза его отражению, потом плавно развернулся к нему лицом и сбросил его руки, поймал правое запястье и выразительно хмыкнул, осмотрев внутреннюю часть ладони и предплечья.
– Спасибо, нет. Тебе самому массаж не помешал бы.
Он поморщился от боли, когда я надавил пальцами на мышцы под локтем.
– Поэтому я и…
– …предложил свои услуги? Потому что со мной будет очень легко?
Его лицо на миг исказилось от ярости, а потом он с силой толкнул меня к стене и вцепился руками в футболку на груди.
– Тебе так нравится играть со мной? Делать вид, что наши встречи ничего не значат? Какого чёрта ты помогал мне во время конкурса? Тебя просили об этом? Какого чёрта ты вообще возишься со мной? Только затем, чтобы после посмотреть на мою неудачу и посмеяться?
– Я. Тебя. Не. Понимаю. ― Специально сказал это медленно и раздельно, чтобы он успокоился и взял себя в руки.
– Очень удобно, должно быть. Мой акцент внезапно стал настолько ужасным?
Нет, но он говорил что-то совершенно невразумительное, да и вообще обсуждать с ним то, что называлось в нашем случае отношениями, мне не хотелось. Эта тема до сих пор оставалась для меня болезненной.
– Скажешь что-нибудь?
Не помню, кто спровоцировал то, что последовало за всем этим. Помню, что через пару минут мы катались по полу, сшибая лавки и стулья и награждая друг друга отличными ударами. Оба не сдерживались и били от души.
Отшвырнув Ханя ногой подальше, я кое-как поднялся, ухватившись рукой за край раковины. Он покопошился в углу, потом стартовал с места и врезался в меня. Я спиной ударился о зеркало, которое хрустнуло и осыпалось осколками. Коварный удар кулаком снизу вверх отправил Ханя на пол.
– Передохни… ― задыхаясь, посоветовал ему я, стёр кровь с подбородка тыльной стороной ладони и повёл плечами, проверяя, всё ли в порядке со спиной. Он дёрнул меня за ногу, заставив тоже шлёпнуться на пол, в ответ получил пяткой по запястью и зашипел от боли. Секунд десять мы просто лежали и смотрели в потолок, потом сцепились опять. На сей раз удары сменились удушающими захватами. Наверное, если бы у нас случились свидетели, они расценили бы это как пародию на чемпионат по дзюдо.
