Текст книги "Сказки о любви"

Автор книги: Зульфия Талыбова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Зульфия Талыбова
Сказки о любви

Гюландия

Существует забавная мысль, что помимо обычного мира людей, есть другой, волшебный; живущие там сказочные существа и не ведают, что играют в прятки с настоящими людьми. Хотя, надо признаться, что никто никого не искал, ведь волшебные создания и человеки не знают о существовании друг друга. Если быть совсем точными, надо заметить, что и в том, и этом мире бесконечно ходят споры о существовании соседей. Так откуда же они взялись?! Наверное, кто-то всё-таки осмелился прошмыгнуть туда и обратно! Но, вот беда! Существует легенда, что иномирник, очутившись в мире людей, перестает быть иным! Он просто очеловечится и все! А вот, что же случится с человеком, попавшим в сказку?

Жители волшебного мира верили, что попасть в мир людей можно через невидимую дверцу или даже какой-нибудь предмет. Но, опять же, это всего лишь догадки и слухи: переход в другой мир оставался незамеченным – ушедший покупал билет в один конец. Поэтому проверить легенду невозможно. Но так же невозможно прекратить слухи и домыслы.

И вот что случилось однажды по воле Вселенной: в одно и то же время в мирах людей и чудесников начались очередные громкие споры и дебаты. Великие мудрецы и философы нашего мира размышляли о существовании чудес и с уверенностью опровергали их, а сказочные создания уверяли друг друга в том, что кроме них быть не может существ красивее и умнее! Какие там человеки – так они называли людей?! Все это выдумка сумасшедшего захмелевшего чудесника (волшебника, кудесника)!

Они и не догадывались, как близко находятся друг с другом, продолжая утверждать, что их мир – единственный и неповторимый! Сила разногласий была настолько велика, что и в одном, и в другом мире поднялись гигантские вихри. Вихри росли все больше и больше, усиливаясь от горячности спорщиков. Они приближались друг к другу все ближе и ближе, и, в один момент, ударили друг в друга с такой силой, что между ними образовалась зияющая брешь.

Реальность столкнулась с волшебством, и все смешалось в разломе между мирами! Вот и результат дебатов: рождение нового мира – Мира трещины!

Какой же мир мог произрасти из такой мешанины – сказочной и реальной?!

Легенда гласит, что таких трещин существует три. И так получилось, что во время взрыва, в каждую улетело по одному чудику – ими оказались самые зловредные, яро отстаивавшие мифы о вселенной человеков! Они и в новых мирах не изменили своим закоренелым взглядам: первый и второй обернулись злыми ведьмами, третий – безликим демоном.

Надо сказать, что неспроста злодеи очутились в полуволшебных мирах: они обеспечивали целостность новых земель. Ведь трещины стремились залататься и срастись! Злодеи же не позволяли этому произойти. Старательно, из года в год, они поддерживали жизнь в своих трещинах, зачастую выбирая для этого странные и жутковатые обряды…

Удивительно, но в первые две трещины от нашего мира попало намного меньше, чем из волшебного. Одна трещина образовалась на заброшенной сцене старого театра, вторая в далёкой-далекой стране под названием «Разноцветье».

В третьей же трещине чудес и реальности было поровну. Находилась она в ботаническом саду одного небольшого городка. И прямо сейчас в этом ботаническом саду произошло маленькое чудо. На кустах майской розы за мгновение распустились пышные цветы, и одновременно, когда раскрылся самый большой бутон, из него послышался плач младенца…

Это событие гораздо интереснее, чем прескучная лекция садовника об экзотических растениях…

* * *

В одной из трещин образовалась страна Гюландия. Ее жители – гюландки и гюландцы – были необычными созданиями: поскольку они рождались у растений, то и походили на своих родителей – кустарники, деревья и цветы, хотя в них было и что-то человеческое.

Однажды на реке прямо среди жёлтых кувшинок раздался детский плач. На берегу в это время сидел за удочкой уже обросший мхом старик Клён. В молодости он так и пестрел семенами-носиками, что приятно шелестели под дуновением ветра. Сейчас же старичок был почти весь ощипан – другие сорванцы-гюли растащили его семена и, забавы ради, цепляли на свои носы! Да и стар стал дедушка, потому и листья давно опали, да и тело совсем задеревенело. Того и гляди, усохнет совсем. Авось, ему повезет, и старуха Герба возьмёт его к себе в коллекцию!

Так старик Клён рассуждал о своей скорой кончине, но вдруг услышал детский крик. Сначала он подумал, что над ним ребятишки подшучивают, но все же решил подглядеть. А вдруг какая-нибудь старушка-Одуванчик в воду залезла?! Лишится ведь, несчастная, всей своей пышной седовласой шевелюры! Надо спасать!

Дедушка Клён уже было в воду залез, но крики приутихли. А тут и вовсе мимо него в плетёной зелёной люльке, увитой желтыми кувшинками, новорожденный гюландец проплыл! Улыбался малец старику и даже подмигивал! Жёлтый весь, толстенький и круглый, как сама кувшинка!

– Тьфу ты, на! – дедушка Клён кое-как выбрался на сушу.

Стар он стал для подвигов! Да и рождение гюлей наблюдать – тоже нервов надо напастись! А у него их ни к черту: вытрепали вместе с семенами-носиками подросшие сорванцы-гюли! …

***

Жила в Гюландии одинокая старуха Герба. Никто толком не знал, от какой травы или цветка она рождена. Была она крупная, высокая, кожа бледно-зеленоватая, по всему ее травяному сарафану росли белоснежные цветки-зонтики. Пахло от старухи не то морковкой, не то редькой. Была она одинока и, страсть как любила делать гербарии. Жила она у воды в небольшой избушке, где и места свободного не находилось от многочисленных сушеных цветов и растений!

Везде, где бы она ни ходила, умудрялась стащить по лепестку другому с молоденьких ромашек, петуний и других прехорошеньких жительниц! Она собирала потерянные частицы живых цветов и тащила в свою избу, где и высушивала их.

Большинство жителей всё-таки спокойно относились к ее странному увлечению, как, например, дедушка Клён, который вообще хотел жить вечно, вися на полках в ее избушке! Но находились и те, кого настораживала и даже пугала странная дама. Они и брезговали, когда замечали, как искала потерянные кем-то очередные прелестные лепестки или листочки безумная старуха. Ведь, того и гляди, чокнутая Герба могла так помешаться на своем увлечении, что и живьём сушить не побрезгует!

Но славилась старуха Герба не только своей страстью к гербариям. За неимением друзей она была очень сердобольной и заботливой и, частенько приносила в свою небольшую избу новорожденных гюландок и гюландцев. Те, в силу возраста, ещё не могли жить самостоятельно, им был нужен уход и ласка, как и всем цветам и растениям. Правда, старуха Герба была довольно-таки избирательна: обычные сорняки ее не устраивали. Ей прихотливых и необычных гюлей подавай!

***

… Вот такой забавной и получилась страна Гюландия, родившаяся из-за ярого спора нескольких самодуров! Гюли – не то люди, не то цветы, жили счастливо, но умирали по-разному: кто-то увядал, и от него оставалась лишь гниль, а кто-то высыхал, как, например, и случится с дедушкой Кленом. Настоящих людей в Гюландии не было, но существовало диковинное место, где обитали очень похожие на людей создания.

Старуха Герба жила у озера. Оно было ничем не примечательно, к тому же гюли никогда в нем не плавали, потому что на его берегах росли ядовитые растения. Прямо над озером висел длинный мост. На нем детишки-гюли любили сидеть, свесив ноги. Мост представлял собой толстую косу, сплетённую из тонких и гибких зелёных ветвей. Мост внезапно прогибался, и зеленая коса резко ныряла вниз, в глубину озера. Цепляясь за веточки косы, гюли опускались по косе, чтоб полюбоваться просторной пещерой. Одна ее сторона представляла очень высокую и широкую прозрачную стену из стекла. За ней была вода. Спускаясь в пещеру, чудик попадал на самое дно озера, но оставался сухим, потому что озеро представляло собой гигантский аквариум, закопанный в землю.

Внутри находился чудесный подводный город с замками, башнями и полуразрушенными крепостями. Здесь кипела своя водная жизнь. Здесь и обитали очень похожие на людей создания. Точнее, это были настоящие люди, которые могли жить под водой! У них не было жабр или рыбьих хвостов, с помощью которых можно плавать, но как-то им удавалось дышать под водой! Гюли называли их водяными пери. Пери носили красивые одежды. Они напоминали сказочных принцесс в белых платьях и принцев в элегантных костюмах.

Гюли могли часами наблюдать за житьем-бытьем водяных пери, а те очень любили встречать цветочных гостей…

* * *

Старуха Герба вышла на крыльцо своей избушки и сладко потянулась. Сегодня ей удастся обзавестись прелестными лепестками! Не зря она проснулась в приподнятом настроении и в предвкушении чего-то радостного! Прямо сейчас она соберётся на площадь, где намечалось небольшое празднество. Гюлей будет много, и ей удастся у кого-нибудь да стянуть лепесток другой.

Вот старуха отправилась в путь. Проходя мимо пышных кустов майской розы, она вдруг остановилась: послышался тихий плач! Неужто новорожденный кричит?! Так и оказалось!

В колючих кустах шиповника, захлебываясь от плача, рыдал младенец. Новорожденная гюландка!

Герба, не жалея своего пышного сарафана, стала пробираться сквозь колючие стебли. Коварные, они расцарапали ее пышные цветы-зонтики, и из них сочилась мутная зеленоватая жидкость – старухе пришлось терпеть царапины и уколы, лишь бы найти малышку!

Но вот она увидела младенца. Наверное, она родилась в ночь, когда расцвели розы. Она лежала на колючих стеблях, в крупном, раскрывшемся бутоне майской розы. Колючие ветви пронзали ее тело острыми шипами. Малышка плакала, слёзы катились из ее глаз крохотными лепестками майской розы, но тут же увядали – рождённая в боли малышка обрела одновременно дар и проклятие.

Герба живенько забрала несчастную малышку, но боль ее не исчезала: ее ручки и ножки тоненькими нитями обвивали колючие зелёные стебли.

Она была красива, как и подобает майской розе, но несчастна от своих же шипов.

Герба была очень довольна. Она и на площадь идти передумала, зачем, если такое чудо попало к ней в руки.

К тому же новорожденной нужен уход и ласка.

Герба полностью погрузилась в заботы о несчастной гюландке.

Какое можно было дать имя такой прелестной, но горемычной малышке?! Старуха, не долго думая, назвала младенца Констанцией. Было в этом имени что-то красивое, необычное, но и как будто резкое и причиняющее острую боль. В точности, как и шипы зелёных ветвей! Старуха Герба несколько раз шептала его, глядя на плачущую малышку, словно примеряя. И решила, что оно подходит.

– Оно и произносится, словно с надрывом! – невнятно шептала Герба. – Да, Констанция?

Девочка пуще разрыдалась.

– Ну, ладно, ладно, – заверещала старуха. – Пожалуй, Кони, звучит лучше и мягче!

Так нашла свое новое убежище в руках заботливой Гербы маленькая Кони.

Девочка росла очень быстро.

Рождённая королевой всех цветов, она полностью олицетворяла саму майскую розу: кожа была бледно-розовая, глаза, как и сердцевина розы – золотисто-карие, а локоны, как вяленый шиповник – чёрные с бронзовым отливом. Она носила платье из крупных лепестков розы, а руки и ноги, по-прежнему тоненькими нитями обвивали колючие зелёные стебли. Где бы она ни сидела, куда бы ни ступала, везде оставляла подле себя нежные цветы, и даже по обыкновению, взмахнув рукой, чтобы что-то взять с полки, роняла лепестки.

«Ах, розочка моя! Твоими лепестками можно все небо выстлать!» – не переставая, ворковала старуха Герба.

И все бы хорошо, но Кони, не переставая плакала, падали из ее глаз мертвые увядшие лепестки-слезинки.

Проходили годы, и Констанция превратилась в прелестную девушку. Как и прежде она жила в избушке Гербы, покидая ее лишь во время прогулок, или когда спускалась на самое дно озера-аквариума, дабы понаблюдать за водяными пери.

Увядшие лепестки-слезинки, как и прежде, катились из глаз, но боль от шипов словно притупилась со временем, или же Кони просто привыкла к постоянной боли. Во всяком случае, на ее лице не читалась особая грусть, а слезинки будто были отдельно от неё. Пусть никогда не улыбалась Кони, но застыла на ее лице извечная отрешённость и как будто усталость: жизнь уже осточертела ей, едва начавшись. И только в глубокой пещере у стеклянной воды она хоть немного оживала. Она завидовала водяным пери. Их кожа была свободна от колючих тисков, а движения плавными и лёгкими. Они словно парили под водой, и ноги их даже не касались дна.

Ах, как, наверное, приятно завернуться в прохладные курчавые водоросли и чувствовать кожей их нежные прикосновения! Они, наверное, так гладки и тонки, и от них совсем не больно, как от колючих шипов! Почему же она не родилась водяной пери?!

Однажды она подошла совсем близко к стеклянной стене, прислонила к ней руки и уткнулась лбом. Прохладная стена немного притупляла порезы на ее ладонях. Кони глядела вглубь аквариума и наблюдала за его жителями. Вот, мимо, держа друг друга за руки, непринужденно и легко, словно ступая по тропинке в парке, гуляли пожилые мужчина и женщина в белых одеждах. Они о чем-то оживленно беседовали.

Кони глядела на них и завидовала.

Позади них был заброшенный сад. Его огораживала низенькая кривая изгородь из камней, посередине стояла высокая арка с наполовину разрушенным верхом. Ее обвивали бурые и зелёные водоросли.

Кони закрыла глаза и фантазировала, как она, обернувшись водяной пери, плывёт возле этой живой арки. Она вся зарывается в густые водоросли, а они согревают ее исцеленное тело…

Кони так погрузилась в свои мечты, что позабыла о боли от шипов. Но тут пришло другое ощущение. Кони почувствовала, как стало намного теплее рукам. Но вряд ли она излечилась от врождённого проклятия.

Констанция открыла глаза и замерла. Сквозь толщу стекла на нее пристально и, улыбаясь, глядел юноша – водяной пери. Он тоже прислонил свои ладони к стеклу, как раз напротив ладоней Кони. Смотрел с такой радостью, что она смутилась.

Она помнила всю свою жизнь от рождения в муках по сей день, и в голове у нее всплыл образ заботливой Гербы. Она навсегда запомнила ее жутковатый и довольный взгляд. В нем было больше алчности, чем сострадания. Уже тогда новорожденная осознала, что старуху интересовал ее облик, а не она сама.

Со временем испуг прошел, ведь Герба не причиняла ей зла, но и особой любви не проявляла. Кони это чувствовала.

Юноша смотрел совсем иначе. Кони заметила, что его взгляд лучился интересом и добротой. Почувствовав безопасность, она тоже слегка улыбнулась.

Юноша был бос, в белой рубашке и черных брюках до середины икры. Волосы его черные и длинные плавно колыхались под водой. Юноша походил на молодого принца, который устал от королевского этикета и удрал из дворца навстречу приключениям.

Постепенно радость сходила с его лица, он загрустил и с сочувствием глядел на девушку. Легонько через стекло коснулся лица Кони и провел пальцем по ее щекам прямо по падающим лепесткам-слезинкам.

Он что-то с грустью произнёс, но Кони не могла услышать. Ей хотелось верить, что, новый знакомый сопереживал ей.

* * *

Кони всегда знала о странноватом увлечении старухи – гербариях. Согласитесь, есть в этом что-то жутковатое: высушивать некогда живые лепестки и хранить их подле себя, ведь в мире растений такое увлечение сродни тому, как если бы человек коллекционировал волосы или ногти умерших.

Хозяйкин гербарий занимал целую стену дома, полностью закрытую стеклом, за ним томились высушенные цветы – для Констанции зрелище малоприятное, даже кошмарное. Всякий раз она старалась прошмыгнуть мимо, не глядя на замурованных покойников.

В тот день она хотела почитать, взяв первую попавшуюся книгу с полки, она раскрыла ее и громко закашляла, задыхаясь и судорожно хватая ртом воздух: из пожелтевших страниц выпала целая горсть засушенной лаванды! Она так долго томилась в книге, что превратилась в едкую сиреневатую пыль! Чихая и отплевываясь, Кони бросила книгу на пол. Не думала, что старуха Герба уже и в книги умудрилась цветы запихивать! Стены ей мало? Хотя, да, стена уже давно заполнена…

Кони ужаснулась: неужели вся небольшая библиотека представляла собой кладбище из сушеных цветов?!

Теперь она с испугом поглядывала на брошенную книгу. Не может быть: Кони любила читать, и, буквально, вчера поставила на полку очередную прочитанную книгу, и это была обычная книга, а не вместилище цветочных потрохов! Значит, сегодняшняя находка – одна из немногих, наверное, Герба лишь недавно начала использовать книги для высушивания живых лепестков. Но как долго лаванда лежала придавленной в страницах, что уже превратилась в пыль?!

Кони ужаснулась. Она больше не могла смотреть на страшную книгу. Резко подскочила, преодолевая отвращение, двумя пальцами взяла ее и быстро поставила на место. Она отряхнула руки и вытерла о платье. Но не успела она оправиться от мерзких прикосновений к цветочному гробу, как раздался сильный толчок. Избушка содрогнулась, словно картонная, Кони потеряла равновесие, упала и потеряла сознание.

С шумом ворвалась в дом Герба и тут же уставилась на стеклянную стену – целехонька! Герба, переводя шумное дыхание, медленно сползла на пол по дверному косяку. Она вытянула вперёд ноги и все ещё судорожно дышала, словно после схватки с ядовитым плющом. Тут она мельком глянула на дверь комнаты Констанции. Кряхтя, встала и зашла к найдёнышу. Та лежала без сознания.

Причитая и охая, старуха принялась хлопотать над приемной дочерью…

– Что произошло? – испуганно спросила Кони, вставая с пола и отойдя подальше от старухи, брезгуя ее близостью.

Она старалась вести себя непринужденно, чтобы названная мать не догадалась о ее новом к ней отношении.

– Землетрясение! – взволнованно сообщила Герба. – Я была на базаре, когда произошел толчок! Я так испугалась за них… то есть за тебя, что тут же примчалась!

Кони недоверчиво глядела на старуху.

«За кого «за них» так испугалась Герба?! Но может, она просто оговорилась?» – тревожно раздумывала Кони.

– Я, пожалуй, пойду, погуляю… – не глядя старухе в глаза, промолвила она.

– Да, сходи, моя розочка, – проворковала Герба. – Но возвращайся скорее, уже смеркается! К ужину я испеку пирог!

– Хорошо… – тихо произнесла Кони, направляясь к двери.

– Да, милая, после сегодняшнего природного бунта с неба может временами сыпаться серебристая пыль. Не пугайся. Это последствия землетрясения.

… Кони шла по ветвистому мосту.

И действительно в воздухе летала черноватая пыль вперемешку со светящейся серебристой крошкой. Она напоминала пудру.

Временами ей под ноги попадались странные бледно-розовые лепестки. Она подняла один лепесточек – никогда прежде таких не видела. Как странно! Он оказался теплым, даже горячим! У него были обугленные края.

Кони, разглядывая его, унюхала запах горелой розы! Этот аромат был ей знаком, но она не могла припомнить откуда. Тут в памяти всплыло давнишнее воспоминание: будучи совсем крохой, она нечаянно обожгла руку, пока неумело жарила оладьи под руководством Гербы! Тогда-то она и учуяла этот аромат! Так пахла ее обожжённая кожа!

Кони с омерзением бросила обугленный лепесточек. Откуда он здесь взялся?! Ее здесь не было, и уж точно она ничего себе не жгла! Она внимательно пригляделась к обугленным краям лепестка. В воздухе ещё парила черно-серебристая пыльца. Неужели этот лепесточек просто не успел догореть, а пыль – это то, что от него осталось?!

Страх переполнял Кони, лепестки-слезинки ещё сильнее капали из глаз. Так куда же деваются ее лепестки, которые при любом резком движении сыплются с ее тела, как с любой розы, если ее, например, потрясти?!

Кони задумчиво побрела по мосту.

Дойдя до самого конца, она стала осторожно спускаться в пещеру. Мельком она глянула на небо и вскрикнула, вцепившись в упругие стебли. На небе зияла тоненькая трещина, напоминающая замёрзшую молнию! Откуда она взялась?! Неужели подземный толчок был настолько силён, что расколол небо?!

Тут она ещё сильнее испугалась и так сильно вцепилась в ветви, что не чувствовала, как шипы глубже пронзили ладони, и кровь побежала по рукам.

Края трещины были черными, и от них и сыпалась пыльца! Выходит, брешь закрывали чьи-то лепестки (Кони страшилась признавать, что они ее собственные), но землетрясение разрушило цветочную «заплатку», и теперь небо прохудилось!

Неужели это правда?! Констанция зажмурилась и замотала головой.

– Нет-нет, этого не может быть!

Она медленно распахнула глаза и с надеждой вновь поглядела на страшное небо. Обугленная трещина зияла над головой, и из нее сыпался пепел чьих-то мертвых цветов… Это был пепел, а не пыльца или пудра, как сначала показалось.

Кони страшно было глядеть на молнию, и она продолжила спускаться в пещеру.

Сегодня здесь было пусто: испуганные, пусть и очень коротким, но сильным подземным толчком, гюли сидели по домам и даже не высовывались.

И в подводном мире сегодня было пустынно и уныло. Пери не появлялись и черноволосый принц тоже. Кони тоскливо глядела вглубь аквариума. Тут она заметила кое-что необычное прямо в середине заброшенного сада. Там лежала белоснежная простынь.

Простынь была бесформенная, вся в буграх, напоминающих очертания человеческого тела. Может быть, водяной пери спал под ней? Но спал он, видимо очень-очень крепко: простынь даже не колыхалась! И вообще она больше напоминала огромный кусок мрамора!

Кони долго разглядывала странную мраморную простынь, и потихоньку ее начал одолевать страх. Она вскрикнула от страшной догадки: пусть гюли отделались лишь страхом от подземного толчка, но как он мог повлиять на подводное царство?! Неужели, один из водяных пери погиб?!

Но нет, он жив! Кони увидела, как его голова поднимается из глубин. Принц подплыл к стене аквариума и прислонил руку, здороваясь с Констанцией.

Сегодня он был грустен.

Юноша перевел взгляд на лежащую простынь и с печалью на нее глядел.

Кони заметила, что на его груди появилось едва заметное бледно-розовое пятно. Она легонько постучала ноготком по стеклянной стене. Юноша повернулся к ней, и Кони указала на его странное пятнышко. Он легонько улыбнулся и даже засмущался, потом прислонил ладонь к пятну, отнял руку и прижал к стеклу – прямо у груди Кони. Вдруг в озере сделалось очень-очень светло. Казалось, солнце упало в воду.

Кони и принц заворожено глядели наверх. Потихоньку вода на всей поверхности стала собираться в сильный водоворот. Принц испугался и вжался в стену. Кони от страха тоже прижалась к стеклу. Что же сейчас произойдёт?! Неужели водоворот поглотит всех пери?! Ей пришла безумная мысль, разбить стекло и вытащить принца.

Водоворот же постепенно превращался в узкую-узкую воронку, которая медленно опускалась на дно.

Вот её конец почти дотянулся до заброшенного сада! Он опускался как раз на то место, где лежала мраморная простыня. Теперь воронка напоминала подводный смерч! Его конец дотронулся до спящего пери. И вот смерч стал расширяться, теперь он больше походил на трубу или колодец. Труба вспыхнула и загорелась белым светом. Мраморная простыня, накрывавшая спящего пери медленно устремилась вверх. Вот белоснежная фигура под покрывалом коснулась поверхности озера и исчезла. Постепенно вода успокоилась, водоворот прошел, и невиданный яркий свет погас.

Кони и принц ещё долго глядели на спокойную воду, боясь, что она вновь взбунтуется, но все было тихо.

Кони опомнилась, что уже очень поздно, Герба должно быть, волнуется, она распрощалась с юношей и поспешила домой.

На улице уже было совсем темно. Быстрым шагом Кони добралась до избушки. Она уже хотела было зайти, но резко остановилась: из дома слышались посторонние звуки. Может, в гости к Гербе пришла соседка? Кони тут же усмехнулась. В округе не было ни одного дома, откуда же взяться соседям?! К тому же, Кони не припомнила ни одного раза, когда у них были гости. Старуха Герба была самой чудаковатой гюландкой, и дружить с ней никто не осмеливался. А подросшие детишки вскоре сами покидали ее. Только вот Кони почему-то не спешила уходить, хотя последние дни находиться рядом со старухой становилось все тягостнее. А, может, Герба просто в очередной раз приютила новорожденного?

Но звуки доносились недобрые. В доме что-то упало, потом кто-то кого-то ударил, послышался жалобный писк и грозный голос хозяйки:

– Тише сказала!

Кони онемела от страха. Никогда прежде она не слышала, что Герба позволяла себе так разговаривать!

– Сейчас мой главный экспонат вернётся, а я с тобой ещё не расправилась!

Послышался шлепок, и опять жалобный писк.

Главный экспонат?! Кони закрыла ладонями рот.

Промелькнула мысль: нужно бежать и звать на помощь. Но пройдет около часа, пока она выберется в город. В округе ни души! Но надо спасаться!

Ноги уже были готовы развернуться и бежать, как вдруг резко распахнулась дверь. Кони замерла.

– Ах, моя розочка вернулась! – Герба тут же сменила тон, но голос был запыхавшийся, будто она перетаскала кучу мешков. Старуха стёрла пот со лба. – Что же ты стоишь?! Заходи скорее!

Кони двинулась с места и, еле-еле передвигая ноги, подошла к крыльцу.

– Милая, иди сразу в свою комнату! Я там тебе и ужин оставила. Ешь и ложись спать. А мне нужно поработать. Сегодня мне подарили огромный букет лаванды. Не лягу спать, пока не сделаю гербарий.

Кони улыбнулась одними губами, сердясь, что не удрала сразу же.

Она вошла в дом и не заметила ничего примечательного, лишь одинокий цветочек лаванды валялся на полу. Кони живенько скрылась в своей комнате, буркнув «удачной работы» старухе.

Но есть не хотелось, спать тем более. Она улеглась на кровать и, сжавшись комочком, прислушивалась к тому, что происходило за дверью.

Опять она задалась вопросом о лепестках.

Интересно, почему Герба никогда не трогала их? Ведь каждый день из ее роз можно было сделать сотни гербариев! И откуда взялся тот обугленный, случайно найденный на мосту? Может, он принадлежал какой-нибудь другой гюландке? Но Кони неохотно поверила в эту мысль: тот лепесток был в точности как ее – крупный, округлый, как у шиповника – а она была единственной дочерью колючего кустарника.

Но куда же пропадали лепестки?! Неужели попросту исчезали?! Констанция никогда не задумывалась над их судьбой, теперь настало самое время. Что если действительно ее лепестками латали брешь в небе!

Прошло несколько часов. Никаких звуков не доносилось из гостиной, и Кони, утомленная собственными размышлениями, почти уснула. Но тут у нее жутко зачесался нос, зуд все никак не проходил. Вдруг она принюхалась и чихнула прямо в подушку – лишь бы Герба не услышала. Пахло лавандой! Настолько сильно, словно весь дом наполнился концентрированным лавандовым маслом! Даже голова разболелась. Она сползла с кровати, на четвереньках добралась до двери и тихонько приоткрыла ее.

Перед глазами предстало жуткое зрелище: Герба сидела вполоборота на низенькой скамеечке. Полы были залиты сиреневой вязкой жидкостью – чьей-то кровью!

Кони высунула голову, не страшась быть обличенной: дурманящий аромат лаванды опьянил ее разум.

На коленях у Гербы лежало полумертвое тело самой Лаванды – королевы сиреневых цветов! Она была почти вся ощипана! Герба выдирала из нее все соцветия, а лиловая кровь страдалицы все капала и капала на пол!

Кони разрыдалась. Лаванду уже было не спасти! Но несчастная ещё пыталась сопротивляться. Тогда Герба задрала свою цветочную юбку с белыми зонтиками и оголила тощие длинные ноги – свои мясистые корни. Она вырвала небольшой кусочек и даже не изменилась в лице. Тут Кони почувствовала, что помимо лаванды запахло морковкой, но не навязчиво, а мимолётно и нежно. Ведьма Герба крепко сжала кусочек от своего корневища и приблизила ко рту мученицы. Из кулака закапала желтоватая жидкость прямо на фиолетовые губы Лаванды. Минуту она дергалась всем телом, пока Герба придерживала ее, а потом, издав последний вздох, замерла навеки. Кони онемела, пристально глядя на убитую. Герба, как ни в чем ни бывало, продолжила ощипывать мертвое тело.

Кони замутило, она уже хотела было доползти до постели, но не смогла. Ее ошеломило происходящее: лишённая цветочной части Лаванда, теперь походила на человека! Герба лишила ее цветков, и, таким способом, очеловечила ее!? Кони ещё больше замутило.

Герба же подняла мёртвое тело бывшей гюландки и положила на пол. Старуха собрала все цветки и разложила их между страницами той самой книги, которую совсем недавно Кони хотела почитать, но обнаружила цветочную лавандовую пыль.

Герба, довольно потянувшись, захлопнула книгу. Теперь нужно было заняться телом. Старуха взвалила его на плечи и направилась к выходу. Кони шустро спряталась за дверью. Герба вышла на улицу и направилась к озеру.

Кони наблюдала за Гербой из окна, спрятавшись за занавеской. Она подумала, что хозяйка окончательно спятила: никто не осмеливался приближаться и близко к берегу из-за ядовитого растения, что росло на его берегах.

И только теперь она задалась вопросом: а кем, собственно, являлась ее названная мать?! Что за растение породило ее?

Она, щурясь, пыталась разглядеть соцветия, что росли у озера. Тут к ним подошла безумная Герба и слилась с ними! Кони беззвучно охнула. Никто из гюландок и гюландцев и близко не подходил к озеру, все знали, что это смертельно опасно! Но если бы кто-то попытался узнать, давно бы догадался, что хозяйкой всех этих белых соцветий-зонтиков являлась сама Герба! Она и жила у воды! И новорожденных гюлей похищала, чтобы, вырастив, ощипать и засушить в гербарий!

Но что же с телом?

Герба спокойно прошла сквозь ядовитые соцветия и сбросила с плеча мертвую прямо в воду. Тело устремилось на дно, и сразу же осветилось небо. Молния-трещина мгновенно залаталась, будто и не было.

Герба все ещё стояла в воде.

– Я не дам этому миру погибнуть! – громко молвила она, запрокинув голову.

Тут она медленно повернулась и посмотрела прямо на окно, за которым стояла Кони. Старуха глянула в самую ее душу, и Кони от страха не понимала, видит ли ее Герба или просто слепо пялится в окно.

– Хорошо хоть есть чем проклятую трещину латать! – злорадно молвила она и улыбнулась ехидной улыбкой, не сводя глаз с окна найдёныша. – Нужно ее беречь: она нужна живой. Лепестки ценны, пока их обладатель дышит! И как я раньше без девчонки обходилась?! Но раньше и трещина не была такой хлипкой, а сейчас, скольких бы я ни принесла в жертву, она иногда «побаливает». Шаток становится этот мир… И немудрено: волшебство и реальность так себе союзники. Здесь всегда царило забвение! А чертова реальность так и норовит пробраться сквозь трещину! Перебьется! Есть только сон длинною в жизнь, и никаких человеков!