Текст книги "По ту сторону войны"

Автор книги: Зоя Цветкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Пролог

Май 1941

Ах, война, что ж ты сделала, подлая:

стали тихими наши дворы,

наши мальчики головы подняли,

повзрослели они до поры,

на пороге едва помаячили

и ушли за солдатом солдат...

До свидания, мальчики! Мальчики,

постарайтесь вернуться назад.

(Песня)

Май 1941 года. Сталинград

Погода позволяла подольше погулять на свежем воздухе, побегать по пыльным дорогам, тем более, сестра еще не скоро придет с учебы. Соня успела убраться в доме, сходить в магазин, теперь самое время и пойти покормить щенков, которых девочка нашла два дня назад в одной подворотне. Какие-то парни хотели их забрать для экспериментов или простого мучения, но Соня этого не допустила, а животных отвоевала. Правда, пришла вся в ссадинах и синяках домой с несколькими пищащими комочками в коробке. Соня всегда была бойкой, не давала спуску соседским мальчишкам. Матери приходилось часто наведываться в школу после работы в больнице. Ей так и говорили учителя: «У вас парень в юбке, а не девочка».

Соня сидела на крыльце около своих счастливых «детенышей», девушка любила животных, так как однажды вот такая дворовая собака спасла их семью в 33 году от голода. Тогда приходилось особенно плохо, Наташа, старшая сестра, погибала от голода, еще и грипп ее подкосил, семье ничего не оставалось, чем предать единственное существо, оставшееся на тот момент с ними, собаку Лайку. Этим зверям Соня теперь всю жизнь будет благодарна.

Прохладно в тени, скоро и вовсе будет знойно. Послышался собачий лай вдалеке, а за ним крик. Девочка подскочила и выглянула за угол, какого-то парня за ногу ухватила дворовая псина, еще одна подопечная Сони. Бедняга орал что-то не на русском языке, ему больно, корчился и отгонял от себя не унимающуюся злюку. Не задумываясь, Соня побежала разборонять их, чтобы не случилось несчастья. Девочка ласково успокоила собаку, достаточно было дотронуться до нее, и та послушалась. К ней всегда тянулись животные, не боялись. А парень тем временем ухватился за ногу, отчаянно начал ругать обидчицу.

– Пойдем я обработаю рану? – Девочка попыталась дотронуться до незнакомца, но он посмотрел на нее с недовольством и каким-то презрением, отдернул руку.

– Я сам! – Твердо, кое-где грубо ответил он, коверкая речь. Соня прикусила нижнюю губу.

– Там инфекция, собака же бездомная! – Возмутилась девочка, чуть не до слез. – Ты же заразишься, умрешь. Не упрямься. – Тоненький голосок заставил незнакомца улыбнуться. Он, недолго думая, кивнул и присел на крыльцо.

Соня бежала домой. Была так рада, что сможет помочь кому-то, что мама ей не зря рассказывала о первой медицинской помощи. Ведь ее мама была местным фельдшером, дочь часто наведывалась к ней на работу, а в свободное время читала книги по медицине. Соня старалась всем помочь и верила, что однажды и ей помогут, что все возвращается бумерангом.

Дома она сделала мыльный раствор, взяла йод и кусочек бинта. Неслась со всех ног к тому парню, незнакомцу, который все еще смотрел с некоторой опаской на странного ребенка с огромными карими глазами.

– Вот, принесла, сначала нужно раствором с мылом обработать, чтобы заразу успокоить, потом йодом и повязкой накрыть. Рана небольшая, но несколько дней поболит. – Девочка аккуратно начала промывать его ногу, боясь даже поднять голову вверх, делала все быстро и достаточно умело. До этого ее опыта хватало только на животных, которые прибегали к ней зализывать раны после драк. Незнакомец очень странный, видно, что иностранец, одет не так, как у них принято, это был солдат. – А ты кто? – Все еще опустив глаза, спросила Соня.

– Густав. – Лениво ответил он. Немец, сразу промелькнуло в голове у девочки. Улыбнулась и продолжила обрабатывать рану.

– А я Соня. – Малышка поднялась, работа закончена, человек спасен, радостно посмотрела на результат своего труда.

– Ты еврейка? – Этот вопрос обескуражил, Густав внимательно уставился на Соню, которая моментально покраснела.

– Моя мама русская, а папа наполовину украинец, наполовину еврей. Но для меня нет разницы, кто мы снаружи, в нас течет одна кровь, не так ли? – Все тем же тоненьким тихим голоском пропела девочка. Густав немного задумался, но ответа не дал. Затем достал монету и дал своей спасительнице.

– За что? – Она посмотрела. Это были 10 марок, очень необычная и красивая монета, такой Соня никогда не видела.

– Это за йод, я же знаю, у вас его мало. Береги себя, малышка. – Он помахал рукой, с болью в глазах поднялся и пошел, прихрамывая.

Соня еще долго будет помнить эту встречу.

21 июня 1941

  Я сидела на табурете и наблюдала за сестрой, она сегодня светилась от счастья. Такая красивая, взрослая совсем. Наташа посматривала изредка на мою реакцию, когда мама заплетала в ее волосы большие цветные ленты. Сестренка искренне улыбалась своему отражению в зеркале. Сегодня она красавица, сегодня ее праздник, а платье для выпускного вечера непревзойденное, Наташа ждала его три месяца, рисуя в голове себя в нем. Платье пошила соседка Зинаида, за то, что мама однажды вылечила ее сына от пневмонии. От нас понадобилась только ткань и задумка. И вот голубое чудо на перламутровых пуговицах подчеркивает талию сестренки, а она, между прочим, чуть ли не первая красавица в нашем городке.

– Увидит тебя твой Сережа и упадет. – Я подбадривала ее. Но Наташа скривилась зеркалу и отвернулась.

– Нет, нужен он мне, я в Ленинград поеду, поступать в педагогический. Вот там и найду себе красивого и богатого. – Улыбнулась она, явно хитрила. Ну конечно, с такой внешностью она легко найдет достойного мужа. Она необычайно красивая, с раскосыми зелеными глазами, слегка рыжеватыми волосами и точеной талией, при этом необычайно умна, наши соседи даже завидовали и говорили, что она не от папы, некоторое время даже стыдили маму.

Ведь мой отец истинный еврей, черные кудрявые волосы, выразительные глаза цвета горького шоколада...за свою внешность он однажды поплатился, какие-то нацисты выкололи ему глаза и бросили погибать на морозе, просто так, подошли на улице, когда никого не было рядом. Я тогда была маленькой, а он единственным кормильцем. С папой у меня были хорошие отношения, и я никогда его не забуду. Маме пришлось бросить все и идти работать в больницу с минимальным запасом знаний и опыта, позже ее повысили до дежурного врача, так как не хватало специалистов. Меня вырастила сестра,которой я очень благодарна за бессонные ночи со мной, за поучения и необычные сказки, которые она мне придумывала, валясь от усталости. В этих сказках всегда был хороший конец, и она всегда говорила верить только в прекрасное будущее.  А сегодня моя Наташа прощается с детством, которого, по сути, у нее и не было.

Мама посмотрела на Наташу и расплакалась. Это второй раз, когда я увидела мамины слезы.

– Жаль папа не видит, какая ты выросла. – Я не смогла этого выдержать и вышла в другую комнату. Уж очень тяжело вспоминать.

Мне разрешили посмотреть на выпускной, как старшеклассники гордо будут расхаживать по городу в красивых лентах, радостные, а за ними учителя и родители, это большой праздник для города, и пропустить его никто не мог. Затем танцы во дворе школы, благодарности и встреча рассвета вместе. Обещания помнить всегда школу и учителей, долгие прощания, признания в чувствах, о которых стеснялись сказать все эти годы..и, конечно, грандиозные планы на будущее.

Я стояла с полевыми цветами у дверей школы, где столпилась куча народу. Роста я маленького, поэтому только слышала директора. Она говорила красиво, четко, ни одна эмоция не выдала себя, хоть я и знала, что у Антонины Ивановны сердце разрывается от боли. Мы же все ее дети.  Некоторые не сдерживали слез.

– Наташа, а я в военное училище поступлю, правда. Поедем вместе, одну не оставлю. – Нашептывал Сереже моей сестренке. Я невольно улыбнулась, когда увидела, как загорелись ее глаза, а за ними и румянец. Девушка пыталась казаться гордой, держала осанку и только стреляла глазами в сторону смущенного парня.

«Завтра вы проснетесь уже самостоятельными, взрослыми людьми. Завтра новый день и новые открытия вас встретят. Так давайте не будем забывать о том, что все мы люди...». Хм, откуда ей знать, что будет завтра?

А теперь бал, красивый школьный бал, у меня мурашки по телу пошли от этого танца, я закрыла глаза, мысленно танцуя посреди пустой комнаты, только танцую не одна, а с галантным кавалером. Мне, наверно, рано еще говорить о кавалерах, но я представила того незнакомца, рану которого обрабатывала от укусов собак. Он высок и статен, на вид ему не больше 20, светлые волосы и голубые глаза, которым он пытается придать грозный вид. Но на самом деле он добрый, я это поняла сразу, как только увидела. Хоть и немец, мне мама с детства говорила, что немцев нужно остерегаться, что они могут сделать мне больно из-за моей внешности. Только я не понимаю, почему именно из-за внешности? Разве внешность что-то играет в мире?

– Ну чего ты грустишь? – Подошла ко мне мама, заметившая, с какой грустью я смотрю на танцы и веселье выпускников.

– Скорее бы мне 17 исполнилось, тоже хочу танец и платье. – И опять образ высокого немца затуманил мои мысли.

– Не спеши быть взрослой, всегда успеешь, еще будешь обратно проситься. – Поцеловала она меня в щеку. Сомневаюсь, что буду скучать, ведь это так здорово, быть самостоятельной, ходить с важным видом на работу, как дядя Коля строитель, он даже не прораб, а вид такой, будто сам высотку построил. Я хочу стать такой же самостоятельной, как мама, и людям буду помогать, обязательно. Скорее бы мои 17. – Пора домой, уже поздно, а я еще немного побуду тут.

Я отправилась домой, все еще слышались крики и музыка вдалеке, жаль, что мне нельзя встретить с ними рассвет, звучит глупо, но рассвет я видела всегда только из окна своей комнаты. Я прошла мимо старого репродуктора, на столбе сидел человек. Мое любопытство выше меня, я медленно подошла к нему.

– Что вы делаете?

– Чиню громкоговоритель этот. – Ответил сверху мужчина.

– А зачем? Он ведь старый, да и темно..

– Нужно так. – Резко ответил он и развернулся к своему делу, не желая давать каких-либо разъяснений.

Я хмыкнула и отправилась к себе домой, все еще раздумывая над этим случаем. Ночью мысли не выходили из головы, наверно, тот человек просто сумасшедший.  Кому же ночью взбредет в голову починка старой разосланной железяки?

"Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий."

Послышались крики, где-то сигналила скорая, кто-то бежал, что-то происходило, пока я уснула. Я открыла глаза и слышала эти слова из того самого репродуктора. Но понять ничего не смогла. Голоса, не громкие, но четкие спорили, кто-то говорил «Бред, неправда», а кто-то продолжал бежать. Я лежала с открытыми глазами и уставилась на потолок, нужно проснуться, придти в себя. Я устало потерла глаза, размышляя над словами.

– Соня, ты не боишься? – В комнату вошла мама.

– Что случилось? – У нее дрожал голос, я привстала и опять покосилась на окно.

– Война началась..– Я постаралась придти в себя. Какая война? С кем? Ко мне долетали только обрывки слов, и те, я так и не смогла понять.

– Не может быть, с кем? Нас же больше! Правда? – Она ничего не ответила. Немного помолчав, а затем промолвила:

– Я пойду искать Наташу, сиди дома и не выходи. Ни за что не выходи! – Она была очень напугана.

Но я ослушалась, через полчаса я была под громкоговорителем, который только что умолк, там до сих пор сидел человек, еще несколько часов назад чинивший прибор.

– Откуда вы знали? – Крикнула я.

– Это же очевидно, я давно готовился. – Точно сумасшедший, а может быть, у него действительно имелась информация. И опять он умолк, я уже собралась уходить – Будет страшная война, где погибнет много людей, и будут еще сотни лет помнить ее, ты береги себя, дитя.

Я не поняла этих слов, вообще ничего не понимала, страшная война, с кем нам воевать, а главное, зачем? Разве может быть страшнее голодомора, который я пережила? Оказывается может..

27 июня 1941

  Я бежала по еще мокрой после дождя дороги, местами спотыкалась. На улице очень мало людей, даже стройка давно остановилась, только собаки одна за другой перебегали дорогу. Я так хотела отправиться на вокзал со всеми, казалось, весь город сосредоточен в одном этом месте. Поэтому пересекала улочки, пытаясь поддерживать в спокойствии дыхание. За мной еле успевала одноклассница Аня, девушка тащила школьную сумку, очки сползли на бок. Она была похожа на запыханного медвежонка, валящегося от усталости. Выбросила бы эти книги и поторопилась.

– Скорее! Поезд же уедет! – Кричала я ей. Ветер трепал мои волосы, немного прохладно. Наверно, еще пройдет дождь. Подружка что-то пробормотала, но я ее уже не слышала, между нами была большая дистанция. А Аня все пыталась добраться.

И вот мы уже на перроне. Очень много людей, кое-где щелкает старая фотокамера, журналисты что-то спрашивают у заплаканных женщин, крики и напутствия. А где-то вдалеке опять слышался громкоговоритель. Я терялась среди людей, всех их знала с детства, и к каждому хотела подойти и попрощаться.

Наши парни уезжают на Западную Украину. Дружно садятся в вагоны, улыбаются, но пряча грусть, многие еще даже не понимают, что их ждет, не знают, как сложится судьба каждого. От этого их ребячья болтовня не прекращалась. Я, проходя мимо, каждому жала руку, но не говорила «Прощай», только «До встречи».

К кому-то вдогонку бегут мамы с передачками, наверняка, любимые блюда их сыновей. А те только отмахиваются и целуют своих родных. Аня остановилась возле небольшой группки людей. Они провожают двоюродного брата и мужа ее родной сестры. Света, так ее зовут, похудела за считанные дни, она много плакала. Я еще не помогала тогда, почему.

Все толкаются, спешат, боятся не успеть попрощаться до конца. Я увидела Сережу среди толпы. Он стоял с отцом и братом, тоже уезжающим. И постоянно оглядывался, что мешало ему подержать разговор. Он такой бодрый, совсем не волнуется.

– Соня, ты тут чего? – Он улыбнулся, но посмотрел мне за спину, искал Наташу, которая еще не так давно говорила, что парень ей не нужен.

Наташа дома даже виду не подавала, что ее волнует судьба некогда одноклассника. И только красные щеки выдавали ее волнение. Я не стала расспрашивать, не стала лезть не в свое дело.

– А я попрощаться хочу. – Я оглянулась.

Там Юрка с семьей и собакой, Юра прошлым летом учил меня на велосипеде кататься, ученица из меня была настолько плохая, что я и метра не проехала, чтобы не рухнуть на землю. А вон Машка с параллельного класса провожает брата. Хоть он и должен был уезжать через неделю на учебу в университет.

А мне некого провожать, только Сережка, который за все время дружбы с сестрой стал мне как родной. С Сережей связано мое детство, он всегда заступался за меня, а эта улыбка и беззаботные слова: «Ты не переживай за это, завтра обязательно будет лучше». Сейчас хочется произнести то же, хочется верить в лучшее, чтобы завтра этот же поезд приехал обратно с этими же веселыми парнями, с недоеденными передачками. Только слезы родных пусть изменятся на улыбку.

Загудел поезд, а вдалеке я услышала крик. Мы все обернулись, высокая девушка с распущенными длинными волосами и платком, который никак не хотел завязываться, пробивалась сквозь толпу, распихивала людей, только бы успеть. Неловко просила прощение у каждого, кого заденет. Она подбежала к Сереже, прыгнула и повисла на шее. И только тогда ее былое настроение сменилось  на горючие слезы. А парень с облегченным вздохом гладил осторожно ее по спине, он дождался.

– Сережка, родненький, я дождусь тебя, писать буду каждый день. – Она давилась слезами. А у Сережи тоже сил не хватало мужественно держаться, он поставил мою сестру на землю.

– Ну ладно тебе, Наташка, все хорошо будет, даст Бог вернусь через месяц. И я буду отвечать, на каждое письмо, только ты не исправляй в нем ошибки, чтобы не стыдить меня перед другими. – даже я невольно улыбнулась.

Мы все побежали махать уезжающим солдатам. Я тоже не сдерживала слез, половина мальчиков, с которыми я провела детство уехали, покинули матерей, сестер, жен и невест. А я помню эти звонкие голоса, раздающиеся на улице, эти веселые песни, что мы пели у речки, интересные  игры.

– Вы ведь вернетесь..– Шепотом спросила я, не дожидаясь ответа. Наташа все еще плакала на плече подружки, а рядом со мной встала Аня, по ее глазам я тоже видела, что она не сдержала эмоций.

– Не вернутся..это война. – с таким безразличием произнесла девочка, что внутри все похолодело.

– Много ты знаешь! Главное верить! – Возмутилась я и бросилась мигом домой, когда длинный поезд скрылся за горизонтом. На перроне остались только близкие родственники, которые находили утешение друг у друга на плече. Наташа куда-то делась, а я поспешила к маме.

Сначала я зашла к своим псам, они очень вымахали за это время, добрые и нежные, я им запрещала подходить к другим людям, чтобы ни они, ни им не причинили боль. Каждый день меня провожали в школу и встречали эти милые создания, а сейчас мы гулять вместе ходим. Они подбежали ко мне толпой, потерлись своими влажными носами, поприветствовали, а я присела прямо у бордюра рядом.

– Мои хорошие зверята, а у нас сейчас война..я не знаю, что это, никогда не видела. Но со слов учебников это страшно, говорят, что хуже войны в мире нет слова.

Животные стояли рядом и смотрели в мои глаза, будто понимали все, что говорила, каждое слово. Я еще раз их погладила.

 Над моей головой пронесся самолет, за ним еще один, звук стоял ужасный, собаки с испугом отбижали, а я прикрыла уши. Впервые увидела сразу два самолета вместе. Они пролетели очень быстро, разрезая небо и оставляя черные следы. А затем тишина, ни одного человека на улице.

Я пошла домой, уже теплее, и опять мысли не давали мне спокойно идти. Как же так? Многие после школы мечтали поступать в университеты и техникумы, завести семью и повидать столько нового. Но им помешало всего одно слово.. «Война». А как будет дальше? Всех собрали, увезли, а потом?

Мама и Наташа сидели за столом и молчали, мама сжимала платок в руке, заметно, что очень нервничала. Сестра опустила голову. Я не знала, что сказать им, чтобы ободрить, думала, что они так грустят из-за отъезда Сережи и других. Я присела рядом и заглянула в их глаза, все, что я там увидела – грусть, боль.

– Что-то случилось? – Ответа не последовало.

 Я уставилась в одну точку, все еще перебирая в голове варианты причины их плохого настроения. Затем, спустя минут 5 мама все-таки приподняла голову.

– Мне через неделю нужно уезжать.

– Далеко? – еле выдохнула я.

– Пришла повестка, на фронт врачом, в Киев. – Как гром среди ясного неба. Сердце застучало сильнее, как это уезжает?

Сестренка тяжело вздохнула.

– Но..у них что, своих не хватает? – Я почувствовала, что щеки начинают гореть. С мамой я дольше, чем на два дня не расставалась, и то, бежала к ней на работу, чтобы увидеться.

– Там нужны высококвалифицированные врачи, Соня. Ты с Наташей останешься на хозяйстве, я приеду, обещаю, а ты должна слушаться сестру. – Мама заплакала. А потом и Наташа..И я не могла сдерживать эмоции, как же мы тут вдвоем проживем без мамы?

– Я не понимаю, мамочка..

– Люди сотнями умирают каждый день, Сонечка..– Она закрыла рукой лицо.

 А я задумалась, зачем человеку убийство, зачем людям боль и несчастья, зачем идти на поводу у войны, чтобы в каждом вот таком доме люди прощались друг с другом. На стол скатилась слезинка, я тяжело выдохнула и поднялась со своего места.

– Наташа..– Но сестра тихонько всхлыпнула. А потом резко вытерла слезы и прогремела:

– Будешь слушаться меня, понятно? – Я покорно кивнула.

13 июля 1941

  Я уже привыкла к ночным крикам местных жителей, к комендантскому часу, который с закатом солнца запрещал выходить на улицу. Хоть теперь для этого не было надобности, не было больше тех смельчаков, которые выступали заводилами всяким ночным выходкам.

Единственное, к чему до сих пор не могу привыкнуть, к нашему почтальону, которого прокляли раз сто в каждом доме. Каждую неделю обязательно среди десятка благодарных пиcем затеряются 2 треугольных, я так ни разу и не осмеливалась заглянуть, что там внутри.

Такое письмо как-то пришло нашей соседке Алевтине. Ее старшего сына не стало, ему прострелили голову ночью, когда все уже спали. А парню был только 21 год, тетя Алевтина даже вязать ему начала теплый свитер на зиму. Ее глаз я не забуду никогда, а руки, дрожащие от прочтения каждой буковки в письме. «Он храбро сражался». Откуда им знать, как сражался каждый, а сражался ли? Его убили бессовестно и нагло, когда даже сражение не шло. И соболезнования не помогут бедной матери, которая пережила своего старшего сына. У нее воюет еще один – Никита, ему почти 19, а Алевтина боится взять в руки спицы.

 Я помогала жителям города чем могла, впрочем, как и многие молодые девушки в нашем городке, кому в магазин нужно сбегать, кому помощь в саду. Три девочки вместе могут справиться с расколкой дров или спилом дерева.  Как раз время сбора фруктов и овощей, люди запасаются, только теперь не на зиму, а на черный день.

– Павел Егорович, а от мамы или Сережи нет письма? Если оно треугольное, пожалуйста, не говорите, просто скажите, что нету. – Я подошла к почтальону. Он порылся в сумке и вытащил аккуратный конвертик. Облегченно вздохнула.

– На вот, сестренку порадуй, а от мамы вашей действительно ничего нет. – Я поблагодарила его и побежала.

Это тоже хорошая новость, просто замечательная для Наташи, которая вот уже который день ходит, опустив голову. Ее глаза вспухли от слез. С мамой мы очень тяжело прощались, особенно сестра. Она была буквально привязана к маме, которая не позволила себе проронить ни слезинки за время отъезда.

Пока я шла домой, над головой пролетело сразу несколько самолетов. И это стало обыденностью, ежедневно один или два проносятся с гулом. Но в этот раз один из самолетов горел. Я что-то крикнула людям, шедшим в ту сторону, но было поздно, рядом с главным фонтаном на центральной улице упал огромный самолет с таким грохотом и взрывом, что меня и всех рядом стоящих откинуло. Я заткнула уши, а сердце колотилось, как безумное.

Привстала и гляделась: много огня, крики и слезы. Я бежала туда, в надежде, что кто-то выжил, все внутри сжималось, я останавливалась от ужаса, который сковывал. Марию Семеновну, преподавателя по литературе, придавило деталью, нога была вся в крови, истерзана. Я звала на помощь, но люди в хаосе бежали кто куда и никому не было дела до умирающей женщины. Подошел мужчина и помог мне приподнять железяку, ногу освободили. До сих пор горел участок дороги и где-то в самолете слышались небольшие взрывы.

Я не смогла больше находится там и побежала домой, когда удостоверилась, что все в безопасности и к месту происшествия мчится мед.персонал.

Дома двери полностью открыты. Сестру нашла на летней кухне.

– Наташка! – Я подошла к сестре, она обернулась вся в слезах и дала мне пощечину. От неожиданности я пошатнулась,  дотронувшись к горящей щеке я спросила:

– За что..

– Я тебе говорила? Не ходи так далеко! Нельзя, опасно это! – ее трясло от страха и рыданий.

Она все еще плакала, затем обняла меня и поцеловала в макушку. Я только сейчас осознала увиденное, этот шум мотора, я была так близко, и, казалось, чувствовала на себе огонь и боль. Я увидела человеческое горе и столько крови. А эти глаза, полные благодарности за спасение у преподавательницы.

– Страшно мне, Соня, очень страшно жить в таком мире. Страшно..Я не выдержу, закрою глаза, а там огонь, открою, и тишина.

– Я письмо принесла, от Сережи. – Хоть как-то попыталась утешить сестру.

Она мигом утерла слезы. Поднесла к окну листок и улыбнулась, пробегая взглядом по корявым строчкам.

«Наташенька, со мной все хорошо, не переживай и вытри слезы, которые текут сейчас по щекам. Я не пропаду, я же обещал. Помнишь, ты говорила, что я слабенький и вообще как мужик не гожусь, так вот, гордись мной, я сегодня двух врагов из автомата убил, не бойся, так было нужно, или они меня, или я их. Теперь ты просто обязана меня поцеловать. Тут страшно и холодно, хоть и лето на улице. Холодно от убийств и крови,холодно от понимания, как ничтожна человеческая жизнь. Наташенька, поцелуй Сонечку и маму, ждите своих победителей» .

Я расплакалась. От увиденного и услышанного, от того, что застала такие времена. Сережа убил человека, отнял у кого-то жизнь, чтобы самому не оказаться присыпанным могильной землей. Мимо пронеслась скорая, а за ней и пожарная машина. Внутри все похолодело. «Ждите своих победителей»..а сколько человек умрет прежде, чем победители найдутся?

– Наташа, почему так все плохо? – Сестра вытирала письмо от слез. – Я видела, как посреди улицы, вот так просто обрушился самолет. Ты представляешь? Обрушился на землю, просто на жилую площадь.

– Никогда больше не ходи туда, никогда. – Строго приказала она мне.

Весь день я провела рядом со своими собаками, смотрела на небо, боялась опять увидеть нечто горящее, нечто страшное, несущее огонь и смерть. Мои собаки пытались хоть как-то пытались утешить, клали головы на мои колени, и смотрели с ужасной болью в глазах, будто знали что-то страшное, пытались скрыть от меня все несчастья. Пошел мелкий дождь, он был теплым, просто прибивал к земле пыль. Но я все еще сидела на крылечке.

– Горе! – кричал тот мужчина из столба, а я и не заметила, что он там находится.

– Какое горе? – собаки насторожились, а я подошла ближе и посмотрела в ту же сторону, что и он.

– Немцы в город идут! – Он ловко соскочил со столба, и помчался по улице и словно полоумный орал.

– Не ври, немцы далеко! – Крикнула какая-то женщина. Я невольно начала догонять его, приказав собакам остаться.

– А если и придут, то что случится? Мы же мирное население, зачем им сюда, солдатов ведь нет? – На меня странно посмотрели горожане.

Та самая женщина подошла ко мне вплотную и взяла клок моих волос.

– Нас не тронут, возможно, а тебя..– Она резко замолчала.

 Остальные закивали головой, я все еще не понимала, оттащив черные, словно смоль, волосы из ее рук.  Я не стала их дослушивать их разговоры. Нужно идти обратно в дом, мужчина же тем временем заглядывал в каждое окно с одним только громким словом «Немцы». Сестра в этот момент доставала воду из колодца. Ничего не слышала об этом. Она немного посвежела на лице после прочтенного письма. Если бы еще от мамы хоть весточка была..

– Наташа, люди сказали, что немцы сюда скоро придут. – Крикнула я так неожиданно, что девушка выронила ведро, ледяная вода разлилась по моим ногам, покалывая.

Наташа посмотрела на меня перепуганными глазами. А затем резко взяла меня за руку и потащила домой. Я еле успевала ногами перебирать.

– Спрятать тебя нужно, подальше. – Оглянулась она. Я попыталась дернуться, но хватка сестры была просто железной.

– Я все равно не понимаю, почему? Что я сделала?

 Но она не ответила, только привела в дом, поставила возле зеркала и сказала, глядя на мое отражение. На меня смотрела темноволосая девочка с большими круглыми глазами темно-шоколадного цвета и слегка припухшими губами, роста я гораздо ниже моей красавицы сестренки.

– Корни в тебе еврейские, убивают таких как ты, убивают мучительно и зверски..

18 июля 1941

Немцы все-таки пришли в наш городок, и это не было неожиданностью, все их ждали, не со страхом, они просто были насторожены. В это долгое время никто не верил. Они вошли позавчера, мы с Аней услышали лай собак, а затем говор мужчин. Хорошо, что успели спрятаться и смотреть на них через дощечную щелку. У них была другая одежда и взгляд, странный, хищный. А по возрасту практически не отличаются от наших парней.

Только немцы не трогали мирное население, мы для них своеобразный рубеж между городами. Солдаты приходили мирно в дом и взамен просили поесть, только не за просто так, а взамен кололи дрова и носили воду и выполняли другую мужскую работу.

 Их принимали женщины, потому что верили, что однажды и их сына кто-то вот так же накормит и приютит дома. Поначалу я их боялась, они совсем не похожи на нас, глаза как небо, разговор непонятный, смотрят на нас, будто мы вчерашний хлеб в магазине. А потом поняла, что они такие же невольники в чьих-то руках. Мужчин у нас практически нет, только старики, поэтому никто не отказывался от дополнительной помощи. Они такие же дети, недавно окончившие школу.

Я спрятала своих собак в укромное место, мало ли что может с ними случиться, вдруг они бросятся на них, как однажды на того парня. Да, и сама старалась на глаза не попадаться, как мне и велел почти каждый сосед. Сестра ежедневно ходила на хлебокомбинат, сейчас везде нужны рабочие руки, зарплату ей не выплачивали, а давали едой, нам и этого хватало, плюс ко всему, еще и из огорода были свои продукты.

А я помогала нашему почтальону, мы с ним в последнее время очень сблизились, он рассказывал мне о войне, о том, как вести себя нужно, как бежать и где прятаться. Бегала по всему городу с этими конвертиками, газетами. Первыми отдавала хорошие письма с поздравлениями или из фронта от сыновей и мужей. Но, когда видела треугольную похоронку, вручала дрожащими руками, и, по возможности, не старикам, а их дочерям и внукам. Затем сразу же убегала с полными от слез глазами, чтобы не видеть их мучений. За это ненавижу себя.

В этот раз я зашла на почту, взяла в охапку стопку писем, стараясь не смотреть, какие из них хорошие, а какие плохие.

– Стой, Соня! Тебе тоже письмо, вот. – Павел Егорович протянул мне конвертик. Не треугольный, я облегченно вздохнула. – Можешь дальше не разносить, беги домой.

 За столько дней, это для меня радостная новость, на почте одна женщина на меня с завистью посмотрела. Старалась не думать об этом, поэтому поспешила домой, но остальные письма все равно взяла с собой, работать тоже нужно.

Уже был вечер, Наташа, наверняка дома, она приходит не так поздно и ее волосы всегда пахнут свежей пшеницей, чем-то теплым и приятным. Она не жаловалась и почти со мной не разговаривала. Я уже собралась кричать через дорогу, что письмо наконец-то пришло, но заметила в нашем дворе двух немецких солдат, которые улыбались моей Наташе, планируя зайти к нам в дом, девушка вела себя спокойно, старалась улыбаться мне, а затем взволнованно, как бы случайно, перевела на меня взгляд. Я, не раздумывая, двинулась в сторону дома, чтобы не оставлять сестру одну с ними, но чья-то рука меня потянула обратно.