355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Зоя Кирнозе » Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие » Текст книги (страница 5)
Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 06:21

Текст книги "Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие"


Автор книги: Зоя Кирнозе


Соавторы: Виктор Зинченко,Валерий Зусман

Жанр:

   

Языкознание


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Духовно-историческая школа в Германии вела полемику с позитивизмом и биологизмом французской компаративистики.

В. Дильтей, основатель школы, явившийся также одним из важнейших теоретиков герменевтики, отстаивал специфику гуманитарных наук, их особую «целостность» и независимость рядом с науками о природе. Немецкий философ указывал на необходимость изучения «духа художника» и «духа эпохи» (Zeitgeist), опираясь на категорию «переживания» (Erlebnis). Не столько регистрация фактов, сколько принцип рецепции интересовал Дильтея и исследователей его школы [73]73
  Дильтей В.Введение в науки о духе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX веков / Сост. Г.К. Косикова. – М., 1987. С. 108–135. Укажем на талантливую книгу «Шекспир и немецкий дух» (1911), принадлежащую перу ученика Дильтея Фр. Гундольфа, построенную на категориях «переживания» и «вчувствования» (Einfilhlung). – См.: GimdolfFr.Shakespeare und der deutsche Geist. – Berlin, 1911.


[Закрыть]
.

Принципиальный вклад в развитие сравнительного литературоведения внес русский ученый, академик А.Н. Веселовский, создавший здание «исторической поэтики», а с ним вместе и новые пути исследования фольклора и древней литературы [74]74
  См.: Веселовский А.Н.Историческая поэтика. – Л., 1940. Веселовский А.Н.Избранное: Историческая поэтика / Сост. И.О. Шайтанов. – М., 2006. См. также: Михайлов А.В.Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры. – М., 1989. С. 6—25; Жирмунский В.М.Литературное течение как явление международное. – Л., 1967; Жирмунский В.М.Сравнительное литературоведение: Восток и запад. – Л., 1979; Жирмунский В.М.Байрон и Пушкин. 2-е изд. – Л., 1978; Жирмунский В.М.Гёте в русской литературе. 2-е изд. – Л., 1981.


[Закрыть]
. От А.Н. Веселовского идет в отечественной науке ряд важнейших традиций. Концепции А.Н. Веселовского развивает В.М. Жирмунский – один из основоположников отечественного сравнительного литературоведения. Сравнительно-исторические исследования русских формалистов также генетически связаны с трудами А.Н. Веселовского. Свою школу сравнительного литературоведения создал М.П. Алексеев. На материале древнерусской литературы проблемы международных литературных связей разработал Д.С. Лихачев. Проблеме «Запад – Восток // Восток – Запад» посвятил свои книги Н.И. Конрад. Ю.М. Лотман широко применял сопоставительный метод для изучения различных знаковых систем. Приведенный ряд имен не претендует на полноту Каждый филолог может строить его по-своему Представляется, однако, что здесь перечислены ключевые фигуры отечественного литературоведения.

К важнейшим идеям современного сравнительного литературоведения относится принцип равноценности актов воздействия и восприятия [75]75
  См.: Дюришин Диониз.Теория сравнительного изучения литературы… С. 143.


[Закрыть]
. Точнее, следует говорить о едином процессе «воздействия-восприятия». « Воздействие» и «восприятие» – еще один пример действия прямых и обратных связей в искусстве.Знаменитая теория «влияний» совершенно верна, поскольку «влияния» всегда существовали и будут существовать. Однако она сразу же вызывает сомнения, как только компаративисты пытаются представить ее как единственно возможную перспективу исследования. Сравнительное литературоведение, основанное на теории диалога, исходящее из представления о филологии как «круговороте общения» [76]76
  Степанов Ю.С.Слово // Русская словесность: антология / Под общ. ред. д.ф.н., проф. В.П. Нерознака. – М., 1997. С. 302.


[Закрыть]
, исходит из равноценности статусов отправителя и получателя художественной информации. Термины «влияние» и «воздействие» связаны с точкой зрения отправителя информации. Термин «восприятие» учитывает перспективу реципиента. Между тем воздействие и восприятие – это двусторонний, открытый, незавершенный и незавершимый процесс. Поэтому наиболее корректным представляется термин «литературные связи», разработанный В.М. Жирмунским, Д. Дюришиным и другими исследователями. Этот термин сигнализирует о диалогической природе сравнительного литературоведения [77]77
  См.: Дюришин Диониз.Теория сравнительного изучения литературы… С. 98–99.


[Закрыть]
.

«Воздействие» меняет художественное мышление реципиента. Об этом интересно размышлял создатель «эстетики воздействия» В. Изер. Однако состоявшийся диалог приводит к тому, что «отправитель» также становится иным. В процессе рецепции в воспринятом феномене (авторе, традиции, тексте) раскрываются новые, ранее скрытые, смысловые грани. Длящееся восприятие меняет представление о структуре воспринимаемого явления.

Понятно, что «Кальдерон Гете» существенным образом отличается от «Кальдерона Гофмансталя», а «Шекспир Вольтера» принципиально отличается от «Шекспира Гюго». Однако сами Кальдерон и Шекспир в результате этой рецепции становятся иными. При этом существо «круговорота общения» вовсе не состоит в декларациях симпатии или литературной вражды. Скрытые связи, проступающие на фоне критических отзывов, литературных манифестов, адаптаций, переводов и театральных постановок, действуют гораздо сильнее. Подчиняясь механизму отталкивания, Вольтер на совершенно ином материале пробует приемы Шекспира. «Удаление» от Шекспира приносит существенные художественные результаты.

Второй принцип сравнительного литературоведения указывает на наличие «встречных течений» (А.Н. Веселовский) как условие восприятия. « Воспринимающая среда» и воспринимающий автор должны быть подготовлены к усвоению внешнего импульса. Тогда постепенно из внешнего фактора он превращается в фактор внутренний. В процессе восприятия задаются «свои вопросы», намечается своя линия переработки, «пересоздания» материала. Так, «Германия» М.И. Цветаевой – «Гейне – Гёте – Гёльдерлин» – больше всего похожа на ее же «Пушкина» и «Пугачева». «Германия» Цветаевой связана с ее непокорностью, внутренним бунтарством, жестом отвержения, отказом следовать вкусам и настроениям толпы.

Жирмунский Виктор Максимович(1891–1971) – один из создателей сравнительно-исторического метода изучения мировой литературы, академик АН СССР, развивавший идеи A.Н. Веселовского. В.М. Жирмунский – автор основополагающих трудов по сравнительному литературоведению.

Поступив на романогерманское отделение Петербургского университета, созданное академиком А.Н. Веселовским, В.М. Жирмунский становится учеником B.Ф. Шишмарева, С.А. Венгерова, Ф.А. Брауна, разрабатывавших проблемы международных литературных связей и типологических соответствий в русле исторической поэтики.

Это направление «унаследовал» и развил В.М. Жирмунский. Окончив в 1912 г. университет и пройдя двухлетнюю стажировку по языку и литературе в Германии, он стал в 1915 году приват-доцентом, а с 1933 г. основателем кафедры истории западноевропейских литератур, которой заведовал до 1949 г., когда вместе с Г.А. Гуковским и Б.М. Эйхенбаумом был изгнан из университета за космополитизм и «веселовщину». Научная, организаторская, педагогическая деятельность академика В.М. Жирмунского проявилась в его участии в работе многих научно-исследовательских учреждений – Институте сравнительного изучения литератур Запада и Востока (1921–1935), Институте языка и мышления (193—1935), Пушкинском доме (1935–1950). Им разрабатывались глобальные проекты («История западноевропейских литератур», цикл «Поэтика», исследование эпоса тюркских народов, цикл языковедческих работ, труды по общему языкознанию и сравнительной грамматике).

Присущее В.М. Жирмунскому универсальное знание обусловило широту его научных горизонтов, представление о необходимости изучения литературы и языка в контексте других рядов культуры. В.М. Жирмунский глубоко разработал проблематику исторической поэтики, лингвистической поэтики, сравнительного литературоведения (литературные связи, сопоставительное изучение оригинала и перевода, отграничение «сопоставления», «сравнения» от «влияния», «встречное течение»). Вслед за А.Н. Веселовским В.М. Жирмунский выявил два типа сравнений: сравнение «. ..историко-генетическое,рассматривающее сходные явления как результат их родства по происхождению и последующих исторически обусловленных расхождений» и сравнение « …историко-типологическое,объясняющее сходство генетически между собой не связанных явлений сходными условиями общественного развития».

Закладывая основы современной компаративистики, В.М. Жирмунский специально выделил сравнение, «…устанавливающее международные культурные взаимодействия,«влияния» или «заимствования», обусловленные исторической близостью данных народов и предпосылками их общественного развития». ( Жирмунский В.М.Исследования по славянскому литературоведению и фольклористике. – М., 1960. С. 252–254).

Литература:

Жирмунский В.М.Немецкий романтизм и современная мистика. – 2-е изд. – СПб., 1996.

Жирмунский В.М.Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса. – М., 1958.

Жирмунский В.М.Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. – М.; Л., 1962.

Жирмунский В.М.Байрон и Пушкин. – 2-е изд. – Л., 1978.

Жирмунский В.М.Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. – Л., 1979.

Жирмунский В.М.Гёте в русской литературе. – 2-е изд. – Л., 1981.

Все, что М.И. Цветаева упоминает и любит, она любит с какого-то определенного момента и «поныне», т. е. любит – «сейчас». Лирическое вживание-переживание, соединяющееся с невозможностью «предать» любимое, составляет суть ее восприятия. Эта особая, автобиографичная «Германия» – своего рода «второе я» Цветаевой. И вместе с тем это действительно Германия, увиденная большим поэтом с определенной точки зрения [78]78
  В 1914 г. Цветаева написала стихотворение в защиту «ее Германии»: «Ты миру отдана на травлю, / И счета нет твоим врагам. / Ну, как же ятебя оставлю? / Ну, как же ятебя предам?» См.: Цветаева Марина.Соч.: в 2 т. Т. 2. / Сост. Анны Саакянц. – М., 1988. С. 7; 111.


[Закрыть]
.

Два основных механизма рецепции можно обозначить терминами – «пересоздание» и «воссоздание». Термин «пересоздание» имеет свою давнюю историю и более чем вековое теоретическое осмысление. Г.В.Ф. Гегель обозначал его как «вторжение в имманентный ритм понятий».

В.М. Жирмунский писал, что «пересоздание» представляет собой «…новое творчество из старых материалов» [79]79
  Жирмунский В.М.Из истории западноевропейских литератур / Отв. ред. М.П. Алексеев. – Л., 1981. С. 76.


[Закрыть]
. Отсюда видно, что в типологическом плане В.М. Жирмунский считает восприятие родственным творчеству. По мнению Л.Я. Гинзбург, «пересоздание» предполагает также проецирование на другого автора своей картины мира и способов ее воплощения [80]80
  ГинзбургЛ.Я.О литературном герое. – Л., 1979. С. 192.


[Закрыть]
.

«Воссоздание» означает иной тип диалога. Здесь ограничено влияние лирической стихии, экспансия воспринимающего «я». «Воссоздание» предполагает исторический подход, ощущение дистанции, открытие «чужого» как такового.

«Пересоздание» и «воссоздание» практически не встречаются в чистом виде. Всякая рецепция предполагает «двойную экспликацию», переплетение, «наложение» спорящих друг с другом начал. Реципиент замечает и отсекает определенные грани воспринимаемого явления.

Вернемся к идеям А.Н. Веселовского, который дал характеристику закономерностей, проливающих свет на потенциальное «сходство – несходство» сравниваемых явлений. Начнем с очевидного случая, когда сходство возникает в результате непосредственного контакта, имеет генетическое происхождение.

А. Дима обозначает такие контакты как «прямые» [81]81
  Дима А.Принципы сравнительного литературоведения. – М., 1977. С. 121.


[Закрыть]
. Здесь важную роль играет личное знакомство писателей-современников. Так, В.Я. Брюсов был лично знаком с бельгийским поэтом Э. Верхарном, произведения которого он хорошо знал и переводил. Верхарна Брюсов считал одним из своих учителей. Гейне был знаком с Тютчевым совершенно иначе, чем Тютчев с Гейне. Их встречи имели для них разное значение, поскольку Гейне воспринимает Тютчева лишь как русского дипломата [82]82
  Тынянов Ю.Н.Поэтика. История литературы. Кино / Изд. подготовили Е.А. Тоддес, А.П. Чудаков, М.О. Чудакова. – М., 1977. С. 350–395.


[Закрыть]
. Совершенно иной смысл имело личное знакомство А. Белого с немецким поэтом Кристианом Моргенштерном. Этот эпизод явился важной вехой внутреннего развития русского поэта. Во время единственной встречи не было сказано ни слова. После лекции их общего учителя Р. Штейнера поэты взглянули друг другу в глаза и обменялись крепким рукопожатием. Однако для А. Белого это мгновение приобрело символическое значение. Позднее эта встреча стала важным мотивом его поэзии. С К. Моргенштерном связывал А. Белый свое истолкование современности [83]83
  Лавров А.В.Андрей Белый и Кристиан Моргенштерн // Сравнительное изучение литератур: сб. статей к 80-летию академика М.П. Алексеева. – Л., 1976. С. 466–472; Томашевский Б.Пушкин: в 2 т. Т. 1. – М., 1990. С. 69.


[Закрыть]
. Таким образом, личное знакомство, фактор внешний, может быть связан с внутренними моментами восприятия и творчества.

Очень часто узы глубокой симпатии связывают писателей удаленных эпох. Таково, например, тяготение О.Э. Мандельштама к Данте Алигьери. Известно, какое значение имел для молодого Гете Шекспир. В этом случае великие авторы прошлого – Гомер, Данте, Шекспир, Вольтер, Руссо, Диккенс, Толстой, Достоевский, Чехов, Пруст Джойс, Кафка (ряд этот произволен) – становятся факторами литературы других эпох. Так, наряду с Байроном и Вальтером Скоттом Шекспир решающим образом повлиял на развитие европейской литературы первой трети XIX столетия. Произведения писателей прошлого оказываются тем самым вовлеченными в динамическое, «сегодняшнее» развитие культуры, переходя с оси диахронии на ось синхронии [84]84
  Мандельштам Осип.Разговор о Данте // Осип Мандельштам. Сочинения: в 2 т. Т. 2. / Сост. С.С. Аверинцева и П.М. Нерлера. – М., 1990. С. 214–254; См.: Тынянов Ю.Н.Поэтика. История литературы. Кино… С. 283.


[Закрыть]
.

Иногда возникают мифы, связанные с личностью поэта. Они тоже становятся факторами литературы. Биографическая фигура превращается в мифологическую. Миф о Новалисе, Байроне или Кафке создается по законам художественного творчества. Коллективное восприятие подобных явлений, приводящее к мифологизации образа писателя, заставляет вспомнить о механизмах фольклора. Преданию, легенде, возможному варианту развития событий отдается решительное предпочтение перед фактами.

Известны случаи, когда произведение, не имевшее большого значения для собственной литературы, подвергается мифологизации в другой литературе. Такая судьба выпала, например, на долю произведениям Р. Джованьоли «Спартак» и Э.Л. Войнич «Овод». В советской литературе они были усвоены с особой интенсивностью, поскольку совпали одновременно с социальными и художественными запросами времени. Добавим, что Э.Л. Войнич, в свою очередь, была пропагандисткой русской культуры.

Для сравнительного литературоведения большое значение имеет вопрос о владении иностранными языками. Это определяет круг источников, на которые мог опираться автор (критик или читатель). Если автор не знает данного иностранного языка, то он должен воспользоваться переводами (на родной язык или другие известные ему языки). Сказанное вовсе не означает, что такое восприятие будет поверхностным или примитивным. Плохой перевод иногда очень много дает художнику, открывая простор его воображению. Начинается процесс «договаривания», «досказывания», сотворчества.

Часто сведения о том или ином художнике доходят до «воспринимающей среды» при помощи «литературы-посредницы» [85]85
  Дима А.Принципы сравнительного литературоведения. – М., 1977. С. 123–124.


[Закрыть]
. Так, А.С. Пушкин с немецким романтизмом знакомился по книгам госпожи де Сталь, а также по французским переводам лекций о драматическом искусстве А.В. Шлегеля. Понятно, что с французским языком у современников А.С. Пушкина отношения были иными. Этот язык знали с детства, на нем начинали писать раньше, чем на русском. Вполне понятно, что имя Вольтера, например, хорошо знакомо Пушкину-лицеисту. Оно встречается в дневниковых записях этого времени. В стихотворном послании «Городок» (1815) дается развернутая характеристика «отца Кандида», который «…Фебом был воспитан, // Из детства стал пиит; // Всех больше перечитан, // Всех менее томит; (…)». Примечательно, что в стихотворном перечне поэтов, помещенном в «Городке», Вольтер, «символ вольнолюбия», поставлен на первое место [86]86
  См.: Томашевский Б.Пушкин: в 2. т. Т.1. – М., 1990. С. 69.


[Закрыть]
. Отметим, что и «русский Байрон» имел поначалу французский облик. Согласно свидетельству П.А. Вяземского свободное владение английским было явлением исключительным (указание С.В. Сапожкова).

Однако гораздо чаще, говоря о «знакомстве» того или иного автора с иноземным писателем, имеют в виду не личное общение, а круг чтения, театральные впечатления, переводы. Высшей формой «контакта» двух авторов является оригинальное художественное произведение, созданное с опорой на воспринимаемый образец. Литературная критика, театральная эстетика, сценическая деятельность, перевод, цензура, типы изданий, а также – и прежде всего – усвоение опыта воспринимаемого автора в оригинальном творчестве составляют основные аспекты рецепции. Часто сравнительно-исторические исследования построены именно по аспектному принципу. Все виды откликов одного автора на творчество другого рассматриваются во взаимосвязи, в системе. При этом большое внимание уделяется и хронологии рецепции. Важно ответить на вопрос: когда, в каком контексте и какие моменты творчества иноземного автора были восприняты? Так, например, немецкий романтик Л. Тик размышлял о Шекспире в своих дневниках, письмах, написал о нем ряд статей, обращался к его биографии и творчеству в романтических «Письмах о Шекспире» (1800). Комедия Тика «Кот в сапогах» сложно связана с комедийной традицией английского драматурга [87]87
  См.: Жирмунский В.М.Из истории западно-европейских литератур / Отв. ред. М.П. Алексеев. – Л., 1981; Карельский А.В.Драматургия немецкого романтизма первой половины XIX века: Эволюция метода и жанровых форм: дис. д-ра филол. наук. – М., 1985.


[Закрыть]
. Очень сложен «шекспировский пласт» в мистериальной драме Л. Тика «Геновева» (1799). Здесь усвоение Шекспира переплетается с рецепцией Кальдерона. Очень интересен и перевод трагикомедии «Перикл», предпринятый Тиком (1811). Сравнивая вариант немецкого романтика с переложением И.-И. Эшенбурга (1782), можно заметить, как отличаются подходы, как порой в передаче лишь одного слова сталкиваются эпохи. Так, И.-И. Эшенбург, литератор эпохи Просвещения, последовательно переводит шекспировское «imagination» (воображение) глаголом «denken» (мыслить, думать). Здесь мы имеем дело не только с переводом с одного языка на другой, но и с переводом на иной эстетический код. Для тяготеющего к рационализму И.-И. Эшенбурга вариант «denken» представляется органичным. Шекспировское «imagination» Тик переводит по-другому. В его тексте появляется существительное «Einbildung» (воображение). Как известно, концепт «воображение» определяет эпоху романтизма. Несомненно, перевод является одной из важнейших форм интерпретации текста, а сравнительное переводоведение – одним из важнейших разделов компаративистики. Сопоставление разноязычных переводов ключевых текстов определенной эпохи приближает к пониманию «концептосферы» национальной культуры [88]88
  Лихачев Д.С.Концептосфера русского языка // Русская словесность… С. 280–287.


[Закрыть]
.

Сравнивая два произведения, следует учитывать соотношение жанров, способ повествования, композицию, систему персонажей и способы их построения, тематику и мотивную структуру. Дальнейшими доказательствами генетических связей являются свидетельства на уровне стиля и языка.

Наличие текстуальных связей выявляется путем исследования аллюзий, серьезных и пародийных намеков, эпиграфов, цитат, вариаций, филиаций, реминисценций, адаптаций, коллажей, пастишей, значимых умолчаний… [89]89
  См.: Дюришин Диониз. Теория сравнительного изучения литературы… С. 153–159. Genette Gérard. Palimpsestes. La littérature au second degré. – P., 1982. P. 16—106. Konstantinovich Zoran. Zum gegenwärtigen Augenblick der Komparatistik: Der Weg zur Intertextualität // Beiträge zu Komparatistik und Sozialgeschichte der Literatur: Festschrift für Alberto Martino // Hrsg. von Norbert Bachleitner, Alfred Noe und Hans-Gert Roloff. – Amsterdam; Atlanta, 1997. S. 898.


[Закрыть]
. Добавим, что предметом дискуссии сегодня остается объем и соотношение этих терминов друг с другом.

Часто терминология других искусств помогает осмыслить явления литературы. Хотя материал музыки – звук – отличается от слова как материала литературы, тем не менее художественное мышление, принципы обработки и компоновки материала композиторов и писателей могут иметь общие черты.

В связи с проблемой цитирования очень интересна терминология, которую предлагает великий композитор XX века А.Г. Шнитке (1934–1998). Формулируя концепцию «полистилистики» в музыке (к полистилистике еще предстоит вернуться), он дает свое понимание принципов «цитирования», «аллюзии» и «адаптации». В работе «Полистилистические тенденции в современной музыке» (1971?) под «принципом цитирования» понимается целая «…шкала приемов…», связанная с использованием «…стереотипных микроэлементов чужого стиля» («характерные мелодические интонации, гармонические последовательности, кадансовые формулы»), принадлежащих иной эпохе или иной национальной традиции. На уровне художественного мышления, построения текста и интонационной структуры перечисленные моменты значимы и для литературы, прежде всего для лирики, где используется сходная терминология (мелодика, интонация, гармония, формулы завершения отрезков стихотворного текста – рифма, строфические схемы). Другой уровень цитирования представляет собой точные или переработанные цитаты, а также псевдоцитаты. «Принцип аллюзии» А.Г. Шнитке объясняет в соотношении с «цитированием». Аллюзия«…проявляется в тончайших намеках и невыполненных обещаниях на грани цитаты, но не переступая ее». Под техникой адаптации понимается «…пересказ чужого нотного текста собственным музыкальным языком (аналогично современным адаптациям античных сюжетов в литературе) или же свободное развитие чужого материала в своей манере…» [90]90
  Шнитке А.Г.Полистилистические тенденции в современной музыке // Беседы с Альфредом Шнитке / Сост. В. Ивашкин. – М., 1994. С. 143–144. О принципе музыкальности в поэзии очень доказательно писал Е.Г. Эткинд. См.: Эткинд Е.Г.Материя стиха: Репринтное издание. – СПб., 1998. С. 67–491.


[Закрыть]
. Представляется, что эти положения имеют общетеоретический смысл. Обратим внимание и на то, что Шнитке опирается на термин «прием» – ключевое понятие русского «формализма». Дальнейшие этапы и уровни анализа предполагают исследование «стереотипных микроэлементов чужого стиля»; приемов совмещения своего и чужого языков при адаптации-пересказе; наблюдения над развертыванием чужого материала при помощи собственных стилистических приемов; выявление прямых цитат и «псевдоцитат»; попытка выявления аллюзий – вплоть до значимых пропусков элементов, «минус-приемов».

Предметом сопоставительного анализа становится также сопоставление сходных (или контрастирующих) жанровых структур, композиционных схем, типов конфликта, сочетаний мотивов и тем, способов построения и расположения персонажей. При этом необходимо помнить о принципиальной полигенетичности литературных явлений, часто восходящих одновременно к множеству разных источников. Обнаруженное сходство не следует абсолютизировать. В ходе анализа необходимо ставить вопрос о системе сходств и отличий, о том художественном смысле, который это сопоставление приоткрывает [91]91
  См.: Дюришин Диониз.Теория сравнительного изучения литературы… С. 117–118.


[Закрыть]
.

Другой тип сравнительно-исторического исследования часто называют типологическим. А.Н. Веселовский связывал его не с «миграцией» фольклорных мотивов и образов, а, напротив, с их возможным «самозарождением». В этом случае сходство возникает, как правило, без непосредственного контакта. В принципиальном плане речь идет о явлениях, обладающих сходными чертами, но не связанных общим происхождением. В.М. Жирмунский обозначает такие случаи как «стадиальные аналогии» или «стадиальные параллели» [92]92
  Жирмунский В.М.Эпическое творчество славянских народностей и проблемы сравнительного изучения эпоса. – М., 1958; Жирмунский В.М.Введение в литературоведение… С. 435.


[Закрыть]
.

Д. Дюришин отмечает, что «чистые случаи» стадиальных аналогий возникают при масштабном сопоставлении древней литературы Востока и Запада [93]93
  Конрад Н.И.Запад и Восток: статьи. 2-е изд., испр. и доп. – М., 1972.


[Закрыть]
. Трудно предположить, что авторы или позднейшие исполнители «Илиады» Гомера, киргизского «Манаса» или, скажем, армянского «Давида Сассунского» общались друг с другом. Несомненные черты сходства восходят в этом случае к общей идеологии эпического века, героическим воинским идеалам. Эпические герои в древних памятниках разных народов обладают сходными чертами, а в поэмах развертываются родственные мотивы и сюжеты. Представляется, однако, что в типологических исследованиях окончательно исключить генетическое объяснение почти невозможно. Большинство работ в области сравнительного литературоведения представляет собой одновременное изучение генетических и типологических связей. Тексты чаще сопоставляют по генетическому признаку. Как правило, контексты соотносят, используя приемы типологического анализа. Однако и здесь остается в силе принцип множественного подхода к истолкованию. Иногда более продуктивным оказывается типологическое сравнение произведений авторов новой и новейшей литературы, не так уж сильно удаленных друг от друга во времени и пространстве. Вглядываясь в историю культуры и языка, ученые реконструируют общий источник для самых разных контекстов, на первый взгляд не имеющих между собой ничего общего.

В XX веке, в эпоху усиления межнациональных контактов и нарастающей глобализации, возникает новая фаза компаративистики. Опираясь на представления об интертекстуальности, современные исследователи принципиально отходят от представления о генетических и типологических связях [94]94
  См.: Genette Gerard.Palimpsestes. La litterature au second degre. – P., 1982; Смирнов И.П.Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака. 2-е изд. – СПб., 1995.


[Закрыть]
. Исходным пунктом служит утверждение о том, что текст не способен к «репрезентативности», т. е. не может «представительно замещать» ни реальность, ни какой-нибудь другой текст» [95]95
  Смирнов И.П.Порождение интертекста… С. 7—12.


[Закрыть]
. У компаративистов этого направления часто можно встретить термины «диалог» и «диалогичность». Однако в этом контексте понятие «диалог» утрачивает связь с «социофизической реальностью», которую оно имеет у М.М. Бахтина. Отрицанию подвергается то, что автор «Проблем поэтики Достоевского» понимал как «внетекстовый интонационно-ценностный контекст», определяющий «диалогизующий фон» восприятия произведения.

В несколько ином плане размышляет об интертекстуальном понимании компаративистики современный австрийский литературовед Зоран Константинович. По его мнению, новый подход подразумевает прежде всего выход за «вербальные границы», изучение в равной мере категорий автора и читателя. Современная компаративистика не может ограничиваться одним текстом одного автора, но стремится к охвату всех текстов, которые «сконденсированы» (abgespeichert.) в изучаемом тексте. При этом текст рассматривается как «палимпсест», т. е. разговор со всеми другими текстами, с которыми «они» (и автор, и текст) соприкасались в течение своей жизни. 3. Константиновича интересуют «соотношения» различных знаков и кодов, которые возникают при соприкосновениях различных культур. Подключая к анализу все «области жизни» (unter Einbezug aller Bereiche des Lebens), компаративистика, по его мнению, изучает изменения в сознании людей, вызванные взаимодействием разных культур. Очевидно, что социальный компонент приближает 3. Константиновича к М.М. Бахтину и его пониманию «диалога» [96]96
  Zoran Konstantinovich.Zum gegenwartigen Augenblick der Komparatistik… S. 900.


[Закрыть]
. Добавим, что и «полистилистика» А.Г. Шнитке представляет собой «…порыв… к расширению музыкального пространства…», музыкальное средство «…для философского обоснования связи времен». Автор «Concerto grosso № 1» выдвигает мысль об «абсолютной», «внеассоциативной ценности произведения», которая не сводится к игре цитат [97]97
  Добавим, что А. Шнитке далек от представлений о «смерти автора», сформулированных Р. Бартом, поскольку для него «элементы чужого стиля» служат лишь «модуляционным пространством, оттеняющей периферией собственного индивидуального стиля». См.: Шнитке А.Г.Полистилистические тенденции в современной музыке… С. 145–146.


[Закрыть]
.

В этой точке расходятся устремления современных компаративистов. Одни понимают «интертекстуальность» как шаг вперед в понимании литературных взаимосвязей, как вхождение компаративистики в контекст современной семиотической культурологии. Другие, как уже отмечалось, отсекают целый ряд уровней, выдвигая тезис о «нерепрезентативной природе художественного слова». Представляется, что это противопоставление отчасти снимается благодаря подходу к литературе как системе. Разные звенья этой системы, имеющие разные функции, должны обрести свой язык описания. Прямые и обратные связи, делающие систему литературы принципиально открытой, «снимают» вопрос о единственно возможном языке описания.

Известен целый ряд компаративистских работ, созданных на основе интертекстуального подхода [98]98
  Смирнов И.П.Порождение интертекста…; Жолковский А.К.Блуждающие сны и другие работы. – М., 1994; Жолковский А.К., Щеглов Ю.К.Работы по поэтике выразительности: Инварианты – Тема – Приемы – Текст / Предисл. М.Л. Гаспарова. – М., 1996.


[Закрыть]
. Выполненные талантливыми учеными, эти исследования не вызывают сомнения. Однако по ним очень трудно учиться компаративному анализу. Проблема «адекватности сопоставления» с точки зрения интертекстуальности лишена смысла. Между тем литературоведческая техника возникает постепенно. И здесь ограничительные моменты могут играть не только отрицательную роль. Знание критериев сравнения может послужить основой приобретения навыков сравнительного анализа. Потом, пройдя этот этап и убедившись в его недостаточности, исследователь может пробовать свои силы в интертекстуальной компаративистике. Сошлемся на конкретный пример генетического сопоставления, предпринятого академиком М.П. Алексеевым и посвященного теме «Эмиль Золя и И.Г. Чернышевский» (1940)-.

Свое исследование автор начинает с напоминания известного факта, что Э. Золя «…ни разу не был в России» и русского языка(здесь и далее курсив мой. – В.З.) не знал. Однако Россия находилась в поле зрения писателя. Золя вел переписку с русским и корреспондентами, дружил сИ.С. Тургеневым, шесть лет сотрудничал с журналом«Вестник Европы». Из России Э. Золя получил «материальную и моральную поддержку», когда все журналы во Франции были для него закрыты и он «умирал с голоду».

Алексеев Михаил Павлович(1896–1981) – историк литературы, специалист по сравнительно-историческому литературоведению, академик АН СССР. В центре внимания исследователя – международные связи русской литературы. Архивные разыскания М. П. Алексеева всегда были нацелены на введение в научный оборот неизданных прежде материалов. Интерес к факту, документу и их интерпретация на основе исторического подхода – отличительная особенность мышления М.П. Алексеева.

Литература:

Алексеев МП.Из истории английской литературы: Этюды, очерки, исследования. – М.; Л., 1960.

Алексеев МП.Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI–XIX вв. – Л.,1964.

Алексеев М.П.Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. 2-е изд. – Л., 1984.

Алексеев МЛ.Русско-английские литературные связи (XVIII век – первая половина XIX века). – М., 1982. (Лит. наследство; т. 91).

Алексеев МП.Сравнительное литературоведение. – Л., 1983.

Алексеев МП.Пушкин и мировая литература. – Л., 1987.

Следующим шагом анализа становится выявление круга чтенияЭ. Золя, определение степени его знакомства с русской литературой.Французские литературоведы давно уже обратили внимание на тот факт, что Э. Золя читал в переводахпроизведения Л.И. Толстого и И.С. Тургенева, откликался на них.

Очевидно, что М.П. Алексеев начинает с характеристики контекста, «почвы» рецепции.Знания русского языка, переводы, личные контакты, корреспонденты, сотрудничество в русских изданиях и круг чтения – таковы основные вопросы первого этапа исследования.

Получив на них ответы, М.П. Алексеев формулирует основную гипотезу статьи: «Есть все основания предполагать, что Э. Золя читал роман ИТ. Чернышевского «Что делать?», и вполне возможно, что это чтение не прошло бесследно для автора «Ругон-Маккаров», отозвавшись в одном из романов этого знаменитого цикла».

Далее анализ связан с реконструкцией истории переводовпроизведений Н.Г. Чернышевского на французский язык. М.П. Алексеев обращается к личности переводчикаромана, восстанавливает примечательный контекст его первой публикации.На французский язык «Что делать?» перевел А.Н. Тверитинов, «горячий поклонник Чернышевского». Выпущенный «в ограниченном количестве экземпляров» перевод тем не менее послужил основой для последующих изданий романа на европейских языках. М.П. Алексеев прослеживает судьбу ряда книг, подаренных Тееритиновым знаменитым литераторам.Так, отмечает он и то обстоятельство, что один экземпляр получил И.С. Тургенев. В поисках дальнейших доказательств возможной осведомленности Э. Золя о романе Чернышевского М.П. Алексеев обращается к критическим откликамна «Что делать?» во французской печати.

Часть из них появилась в солидных изданиях(Revue des deux mondes, например), часть принадлежала крупным авторам и ученым– Жорж Санд, Ф. Брюнетьеру. Молодой Ф. Брюнетьер негативно отозвался о «русском нигилизме» вообще и романе Н.Г. Чернышевского, в частности. Он даже счел возможным сравнить Н.Г. Чернышевского с Э. Золя, что, с точки зрения Ф. Брюнетьера, вовсе не было похвалой. Вряд ли, замечает М.П. Алексеев, Э. Золя не знал этого отклика.

Автор статьи обращается к поиску прямых подтверждений тому,что Э. Золя действительно читал русский роман. И такое свидетельство он находит. Оно принадлежит литератору И.Я. Павловскому В одной из своих корреспонденций он приводит свой разговор с Э. Золя, которого он застал за чтением «Что делать?». Золя признался тогда, что «…хочет переделать русскую героиню, устраивающую фаланстеры, на французский лад». М.П. Алексеев замечает, что корреспондент зафиксировал не только знакомство Э. Золя с произведением Н.Г. Чернышевского, но и факт воздействия(курсив М.П. Алексеева) «…этого романа на французского писателя в момент его творческой работы» над циклом «Ругон-Маккары».

Затем наступает фаза проверки достоверностиуказаний И.Я. Павловского. М.П. Алексеев намечает контекст, связанный с личностью Н.Я. Павловского. Выясняется, что к Э. Золя его направил И.С. Тургенев, поручив ему вести переговоры о приобретении прав на рукопись(курсив М.П. Алексеева) «…очередного романа серии «Ругон-Маккаров» – «Дамское счастье…». М.П. Алексеев анализирует контекст публикациисвидетельства И.Я. Павловского об Э. Золя – читателе Н.Г. Чернышевского и приходит к выводу о полной достоверности содержащихся в ней фактов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю