Текст книги "Признать невиновного виновным. Записки идеалистки"

Автор книги: Зоя Светова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава шестая. «Резонанс»

После разговора с Аней я очень быстро добралась до редакции. Всю дорогу я почти бежала. Мне хотелось как можно скорее оказаться за компьютером и записать то, что я услышала. Меня уже давно не удивлял судебный беспредел, неравенство сторон в процессах, неправосудные приговоры, невозможность доказать свою невиновность для тех, кто оказывался жертвой заказных или сфабрикованных дел, которые следователи «шили» без какого-либо заказа, а просто потому, что не умели работать иначе. И в се-таки случай Алексея Летучего казался верхом цинизма: повесить измену Родине на ученого-патриота, использовать всю мощь государственной машины против невиновного человека только лишь потому, что кому-то очень захотелось получить лишнюю звездочку на мундир или повышение по службе!

Что-то надо делать. Но что?

Для начала хорошо бы получить список присяжных заседателей, их домашние телефоны, выяснить, кто они. Встречаться с ними до окончания процесса нельзя. Значит, потом, если… они осудят Летучего. Об этом я старалась не думать.

Я решила написать книгу. Правда, работа в газете почти не оставляла мне свободного времени. Еще были дом, дети, муж. Но мне ужасно хотелось рассказать о том, что мне открылось за те годы, что я занимась журналистикой. Мне хотелось кричать о беззаконии. Об отсутствии справедливого суда. О бесправии тех людей, что доверяли мне свои судьбы. Поэтому, заканчивая работу над очередной статьей, я складывала все материалы, которые использовала при ее написании, в отдельную папку и, назвав папку по фамилии героя, прятала ее в ящик стола. За годы работы в газете таких папок накопилось несколько десятков.

Я не заканчивала факультета журналистики, как большинство из моих коллег. Мое образование хотя и было высшим, но, скажем так, не считалось образованием высокого качества. Я закончила заочное отделение Института иностранных языков имени Мориса Тореза. Преподавала французский язык в школе, давала частные уроки. Пошла работать переводчиком во французское посольство. И уже сама не помнила, когда и почему в первый раз написала какой-то связный текст. А потом, устроившись ассистентом корреспондента на французское радио, делала обзоры российской прессы и читала все газеты. Мне нравилась газета «Резонанс». Я стала посылать туда тексты, и как только в отделе «Общество» образовалась вакансия, мне неожиданно предложили должность корреспондента.

Когда я начала там работать, Путина только что избрали, и гайки еще не закрутили. Путинское окружение, все эти связисты и юристы еще только обустраивались в Москве.

Они были еще не очень уверены в своем могуществе и не знали, сколько власти им позволят взять. Еще не было такого странного ощущения «дежа вю», как спустя два-три года. Какое-то время сохранялась ельцинская вольница, и газеты соревновались в свободомыслии. Критиковали власть, иронизировали и подшучивали над ней.

Это уже после победы Путина на выборах 2004 года, когда, по точному выражению замечательного публициста Отто Лациса, установилась «имитационная» демократия, главный редактор «Резонанса» просил журналистов заменять слово «Путин» на слово «власть». И журналисты послушно заменяли, а когда забывали, то главред сам не ленясь вычеркивал фамилию президента.

Я не пишу аналитических статей и никогда не относила себя к «пикейным жилетам», обсуждающим любые действия власти, упорно отыскивая в них логику или, напротив, ее отсутствие. Я не из журналистской тусовки «ельцинской поры», у меня нет «источников» во властных структурах, и я не пытаюсь «высасывать из пальца» и создавать на пустом месте сенсации, как делают это многие мои коллеги. Меня прежде всего интересует общество. Интересуют люди.

Во времена Бориса Ельцина журналистику прозвали четвертой властью. Тогда это было правдой: журналисты могли влиять на происходящее в стране. Они способствовали окончанию первой чеченской войны, а активное участие прессы в президентской кампании обеспечило Борису Ельцину превосходство над коммунистами.

В 1997 году Анатолий Чубайс потерял пост министра финансов после так называемого «дела писателей», когда его и других госчиновников обвинили в получении чересчур высоких гонораров за еще не изданную тогда книгу о приватизации. В России этот скандал широко освещался в СМИ. И это, пожалуй, единственный случай, когда чиновник столь высокого ранга лишился своего поста из-за публикации в газете.

С приходом Путина к власти ситуация существенно изменилась. Влияние прессы на властные структуры и общество резко сократилось. Сама свобода прессы стала медленно исчезать.

Сначала власть действовала мягко и изощренно. Подчиняя себе телеканалы, она использовала так называемые «споры хозяйствующих субъектов». От нелояльного к власти олигарха телеканал переходил в руки суперлояльного. Очевидно, что программная политика некогда независимого телевидения резко менялась. Новый владелец ставил на телеканал своих «смотрящих» – нередко бывших или действующих сотрудников спецслужб. И эти люди обеспечивали необходимую цензуру.

Газеты и журналы в силу невысоких тиражей не имели такого влияния на общество. Но постепенно очередь дошла и до них. Многие поменяли собственников. Смена происходила по той же схеме. «Резонанс» оказался одной из газет, которую до поры до времени было разрешено оставить, как «форточку». Для того, чтобы общество могло немного дышать в затхлом воздухе постепенно устанавливающейся цензуры и самоцензуры.

Таких «форточек» в России осталось совсем немного. Влияние их на общество и власть было незначительным. В то же время они создавали иллюзию свободы слова и позволяли власти имитировать демократию в России.

Честно говоря, я и тогда не знала и не знаю до сих пор, кому на самом деле принадлежала газета, в которой я работала. Генеральным директором издательского дома был известный в журналистской тусовке человек. Владельцем называли совершенно неизвестного мне господина, который вроде бы приобрел газету с видом на будущие парламентские и президентские выборы. Сам он собирался избираться в сенаторы от какой-то таежной области. В общем, ему зачем-то понадобилась газета.

Впрочем, проблема собственника меня особенно не волновала. Самым главным для меня была возможность писать. Возможность трибуны. Мне хотелось защищать людей. И помогать им через газету. Это то, что я могла сделать реально, добиваясь хоть какого-то, пусть минимального результата.

Между тем с каждым годом правления юриста Владимира Путина судебная и правоохранительная системы становились все более зависимыми от верховной власти. Они превращались в хорошо известные по советским временам структуры «чего изволите», когда решения, как правило, выносились по звонку «сверху». Вместе с тем милицейские и судейские чиновники обращали внимание на публикации в газетах и зачастую проводили по ним проверки. Если публикации были очень громкими и шум поднимали сразу несколько газет, а потом подключались правозащитники, то прокуратура могла возбудить уголовное дело. Это бывало редко. Но обнадеживало.

Глава седьмая. Отбор присяжных

Судья Елена Алексеевна Филиппова сидела в своем кабинете и читала дела. То есть она не то чтобы досконально изучала все подробности дел, рассмотренных в горсуде. Правильнее было бы сказать, что она отбирала из общей кипы папки с особо интересующими ее делами, сверяясь с записями в своей записной книжке. А там было отмечено, на какие судебные процессы следовало обратить особое внимание. Отобрав те дела, которые ей были нужны, из общей кипы папок, Елена Алексеевна принималась изучать приговоры. Особенно их резолютивную часть. Она сверяла сроки наказаний, назначенные ее подчиненными, с теми сроками, которые были указаны в ее записной книжке. Как правило, цифры сходились, и Елена Алексеевна, с удовлетворением отмечая галочкой просмотренное дело, переходила к следующей папке. Эту нехитрую, но важную работу она совершала под музыку Вивальди. На столе стоял портативный приемник, и Вивальди соответствовал миролюбивому настроению хозяйки кабинета.

Бесшумно вошла секретарша. Она чуть дотронулась до локтя Елены Алексеевны и прошептала: «Господин Ведрашку желает с вами переговорить». Секретарша была молодой миловидной женщиной, с которой судья Филиппова познакомилась, когда та, будучи судебным репортером одной из центральных газет, пришла брать у нее интервью. Хотя интервью вышло не очень комплиментарным, Филипповой понравилась журналистка, и через некоторое время она предложила той пост пресс-секретаря суда. Журналистка согласилась и очень быстро стала правой рукой Елены Алексеевны, незаменимым помощником, понимавшим начальницу с полуслова. Ее звали Вера. И это имя судье Филипповой особенно нравилось. Она не так давно крестилась, построила во дворе горсуда маленькую часовню, и ей казалось, что имя секретарши созвучно ее новому мироощущению, а значит, будет способствовать повышению имиджа председателя горсуда в общественном мнении. Вера осуществляла одновременно функции личного секретаря Елены Алексеевны и пресс-секретаря суда. Уволившись из газеты и поступив на работу в суд, Вера теперь свысока смотрела на бывших коллег. Она очень быстро забыла, что совсем недавно сама была судебным репортером и тщетно пыталась раздобыть информацию у судей. Сейчас, неторопливо прогуливаясь по коридорам горсуда, Вера всем своим видом показывала, что только ей позволено фильтровать информацию для прессы, и уверенным голосом зачитывала перед телекамерами заранее подготовленные и вылизанные пресс-релизы, умело отсекая опасные вопросы бывших коллег. Она быстро научилась снабжать их информацией, которая казалась вполне правдоподобной, но не всегда была достоверной. Вера гордилась тем, что председатель горсуда доверяла ей свои секреты и иногда делилась конфиденциальной информацией.

Визит Ведрашку был незапланированным, но Елена Алексеевна догадалась, что речь пойдет о деле Алексея Летучего. Она отложила папки с приговорами в правый ящик стола, записную книжку, испещренную тайными цифрами, понятными только ей одной, засунула в левый ящик и попросила Веру вызвать судью Мухину.

Ведрашку расшаркался и извинился перед Еленой Алексеевной, что пришел без предупреждения.

– Ничего страшного! Я понимаю, что у вас срочное дело, – заверила его судья Филиппова. – Я уже вызвала судью Мухину. Сейчас без церемоний приступим к делу.

Галина Викентьевна буквально вбежала в кабинет председателя горсуда:

– Вызывали?

– Вызывала. Садитесь, пожалуйста. Речь пойдет, как я понимаю, о вашем новом деле.

С разрешения присутствующих дам Ведрашку закурил свою непременную сигару. Потом вынул из старомодного кожаного портфеля, который прекрасно сочетался с его нестандартной внешностью уставшего от жизни интеллигента, две тоненькие папочки. Синюю передал Елене Алексеевне, красную – Галине Викентьевне.

– Это списки тех самых кандидатов в присяжные, которых вы должны вызвать 15 января 2004 года.

Судья Филиппова присвистнула:

– Ну и состав! Самому старшему 67 лет! Средний возраст кандидатов – 45 лет. Где же вы таких набрали?

– Надо знать места, – довольно улыбнувшись, заметил Ведрашку.

– Среди тридцати человек всего три пенсионера. Остальные занимают серьезные должности: предприниматели, директора. Ничего себе! – судья Мухина не скрывала удивления. – Согласятся ли такие люди оставить работу и сидеть в суде?

– Во-первых, вы, дорогая моя, как я вам уже говорил, проведете процесс очень быстро, за две недели максимум, – предупредил ее Ведрашку. – Во-вторых, для этих кандидатов вопрос об участии или неучастии не стоял. Их попросили прийти, и они придут. Им объяснили, что если их отберут, им придется принять участие в судебном процессе.

– То есть вы хотите сказать, что все эти тридцать человек – хорошо подготовлены и знают, чего от них ждут? – поинтересовалась судья Мухина.

– Я не могу ручаться за всех. Но абсолютное большинство кандидатов – бывшие сотрудники спецслужб или люди, которые по роду деятельности были связаны со спецслужбами. Мы ведь время зря не теряли. Пришлось поработать с картотекой бывших агентов, уволившихся сотрудников. В общем, учтите – на отбор придут серьезные люди. Ваша задача, Галина Викентьевна, следить, чтобы адвокаты ничего не заподозрили. Есть в этом списке два человека, которые мне кажутся вполне подходящими на роль неформальных лидеров: это Александр Дружинин и Роман Брюн. Они, кстати, знакомы между собой, учились вместе в одном престижном вузе. Отметьте их фамилии в своем списке. Это надежные люди. Сейчас оба трудятся в крупных промышленных фирмах, связанных с Западом. Поэтому они не обязаны сообщать ни о своем прошлом, ни о своей принадлежности к спецслужбам. Тем более что обстоятельства их пребывания на секретной службе мало кому известны. Обратите внимание: в списке есть несколько переводчиков «Интуриста». Это люди, на которых тоже можно положиться. Есть несколько бывших сотрудников ФСБ, которые теперь подвизаются в бизнесе. Они знают, что ответить, если их спросят о прошлой работе. Они не будут скрывать, где они раньше трудились. Кто-то из них возьмет самоотвод. Других с удовольствием отведут адвокаты, освободив тем самым места для наших неформальных лидеров. В списке есть и несколько женщин. Это тоже кандидаты на исключение из списка присяжных. Надо избавиться от тех, кто вам покажется слишком интеллигентными. В ходе процесса с ними могут возникнуть проблемы. Они не станут прислушиваться к доказательствам, могут поверить на слово подсудимому. Женщины, знаете ли, бывают чересчур сердобольными. Начнут жалеть обвиняемого. И, не дай бог, мы получим шесть человек, которые признают, что он достоин снисхождения. Нам же нужен чистый обвинительный приговор, без каких-либо скидок. Для этого дела больше подойдут люди простые, которые не очень много думают. В список мы включили рабочую, столяра, горничную гостиницы «Пекин». С ними будет проще работать.

– Как я смогу повлиять на отбор? Ведь адвокаты имеют право на мотивированные и немотивированные отводы… – спросила судья Мухина.

– Вам надо будет исключить из списка всего семнадцать человек. Следите внимательно за моим подсчетом: восемь кандидатов в присяжные возьмут самоотвод. Какую-то часть исключат адвокаты. Вы должны внимательно следить за тем, чтобы они не тронули наших «ферзей», не отвели наших неформальных лидеров. Я предусмотрел почти все, и на крайний случай в списке у них есть дублеры. С прокурорами я поговорил. Они представляют, из кого конкретно должна состоять коллегия и кого желательно исключить.

– Что мы будем делать с ежегодным списком присяжных для городского суда, который публикуется в «Вестнике мэрии»? – Елена Алексеевна решила проявить активность. – Ваши кандидаты фигурируют в этом списке?

– Я думаю, с публикацией списка придется немного подождать, – пояснил Ведрашку. – Вы ведь знаете, как мэрия формирует этот список. По определенной компьютерной программе проводят случайную выборку из списка избирателей. Признаюсь вам, некоторых кандидатов в присяжные я взял из этой случайной выборки. Но большинство из тех, кто придет к вам на отбор 15 января, в ней не фигурируют. Я взял их фамилии из списка наших бывших агентов. Ничего криминального, придет время – и мы внесем их в список присяжных для городского суда. Потом отдадим в мэрию, и они как миленькие опубликуют свой список с нашими присяжными в «Вестнике мэрии». Но уже после вынесения приговора.

– Извините, что задаю вам этот вопрос, уважаемый Николай Васильевич, но я просто обязана спросить, – судья Филиппова сняла очки, прищурилась и понизила голос, – список кандидатов в присяжные согласован у наших кураторов?

– Не беспокойтесь, милейшая Елена Алексеевна, ваша честь. Он не только согласован. Он утвержден в администрации президента.

– Теперь я буду лучше спать, – выдохнула судья Филиппова и, обращаясь к судье Мухиной, строго приказала: – Вы можете вернуться в свой кабинет и продолжить работу, Галина Викентьевна!

Судья Мухина поджала губы, положила список будущих присяжных в папку. И, не прощаясь, вышла из кабинета председателя горсуда.

Ведрашку достал сигару и зажигалку в форме пистолета.

Глава восьмая. Суд

Судебные заседания объявили закрытыми, что было вполне ожидаемо из-за наличия в деле документов с грифом «секретно». Адвокаты дали подписку о неразглашении. Присяжные тоже дали некую подписку о неразглашении. Впрочем, им особо нечего было разглашать, потому что, когда во время слушаний зачитывались документы, связанные с гостайной, их удаляли в совещательную комнату. Законодательство о суде присяжных построено таким хитрым образом, что присяжные удаляются из зала заседаний каждый раз, когда сторонам надо решать процессуальные вопросы. Считается, что присяжным не следует знать лишнее. Как только адвокаты начинали слишком страстно выяснять отношения с прокурорами, и судья Мухина замечала, что обвинители выглядят смешно в глазах присяжных, она предпочитала удалять тех в совещательную комнату. Будучи уверенной, что большинство заседателей запрограммированы на обвинительный приговор и находятся под контролем Ведрашку, Галина Викентьевна все же помнила о первой скамье, которую пришлось распустить, и не хотела рисковать. Больше всего ее беспокоили присяжные-женщины. Она боялась, что они пойдут на поводу у милой адвокатессы или будут очарованы импозантным адвокатом, который, судя по всему, пользовался большим успехом у дам.

И правда, адвокаты внешне выгодно отличались от прокуроров. Те совсем обаянием не блистали. Более того, вели себя чересчур топорно. Они по очереди зачитывали оперативные справки, мудреные экспертизы. Старались «впихнуть» присяжным секретные донесения о преступлениях подсудимого. По оперативным данным, «находясь в командировке, на конференции то в Глазго, то в Лондоне подсудимый передавал секретную информацию сотрудникам иностранной разведки, которые скрывались под крышей консалтинговой фирмы. Далее следовали технические названия стратегических вооружений и ракетных установок. Все это, конечно, напрягало присяжных. Но не более того.

Судья Мухина недоумевала, почему следователи не удосужились притащить на суд каких-нибудь свидетелей, которые могли бы подтвердить, что Летучий имел дело с разведчиками и продавал им секретную информацию. Не имея доказательств и поленившись их придумать, один из прокуроров не нашел ничего лучшего, как заявить, что доказательством принадлежности иностранцев к разведке являлся… их внешний вид.

Галина Викентьевна не понимала, почему в ФСБ не смогли определиться и решить, какую именно разведку представляли эти люди. В обвинении говорилось, что Летучий работал на военную разведку США. Рассказывая мужу об этом деле, судья Мухина как-то обмолвилась, что такой-сякой шпионил в пользу военной разведки США. Муж ее высмеял: «Нет в Америке такой разведки. Есть Defense intelligence agency (в советское время ее называли РУМО – разведуправление минообороны), есть разведка военно-морского флота, есть Агентство нацбезопасности».

Замечание мужа насторожило Галину. «Похоже, и здесь чекисты “натянули” обвинение, – решила она. – Ну да и бог с ним. Мое дело маленькое. Я должна вынести обвинительный приговор. А там пусть сами разбираются».

Во время обеда Галина Викентьевна не пошла в буфет. Осталась у себя в кабинете пить чай с пирожными, которые ей купила заботливая секретарша. Когда один из прокуроров заглянул к ней, она пригласила его выпить чаю. Он согласился. После нескольких ничего не значащих фраз Галина Викентьевна все же решила спросить его напрямую: «Скажите, Сергей Владимирович, почему вы не нашли шпионов, которым Летучий передавал информацию? Было бы гораздо проще доказывать его вину. Помните дело Виктора Калядина? Я знаю, что по этому делу ваши коллеги выезжали за границу, допрашивали настоящего американского шпиона. Более того, когда он был проездом в Москве, его пригласили на Лубянку. Его допросы фигурировали в уголовном деле. Тогда обвинение чувствовало себя более уверенно. Ваши следователи совсем мышей не ловят».

Сергей Владимирович пожал плечами. Он не стал рассказывать судье Мухиной о том, что информацию о лондонской консалтинговой фирме «Ваш выбор» и ее сотрудниках чекисты узнали от самого Летучего на одном из первых же допросов. Но, поскольку стопроцентной уверенности в том, что речь идет о действительных сотрудниках разведки, у следствия не было, решили с ними не связываться. Чекисты понимали, что та информация, которую впаривал иностранцам Летучий, вряд ли могла заинтересовать настоящих шпионов. Да и после ареста ученого его конфиденты сменили адрес.

Впрочем, корреспонденты одной из центральных газет попытались найти в Лондоне сотрудников фирмы «Ваш выбор». Но Брит Кокк и Гарри Дидд как сквозь землю провалились. Журналистам удалось поговорить по телефону с третьим англичанином, чье имя фигурировало в уголовном деле Летучего. Он сказал, что ничего не знает о подсудимом. Журналисты тогда очень удивлялись, что им, приехавшим в Англию всего на несколько дней, легко удалось связаться по телефону с одним из фигурантов «шпионского дела». Почему то же самое не попытались сделать сотрудники спецслужб?

После разговора с прокурором судья Мухина поняла то, о чем догадывалась и раньше: никакого шпионажа не было. Летучего арестовали не потому, что он встречался с иностранцами и продавал им государственные секреты, а потому, что кому-то очень понадобился громкий судебный процесс о госизмене. Вполне вероятно, что заказ поступил с самого верха. А исполнителями стали сотрудники местного УФСБ. Ученого выбрали в качестве «шпиона» из-за мести: он когда-то отказался сотрудничать с ФСБ.

Приняв в производство дело без доказательств вины подсудимого, судья Мухина была просто обязана покрывать ошибки следствия. Этим искусством она владела в совершенстве. Именно за эти незаурядные способности ее и держали в городском суде на особом счету.