Текст книги "Собрание стихотворений 1889-1903"

Автор книги: Зинаида Гиппиус

КРУГИ

 
Я помню: мы вдвоем сидели на скамейке.
    Пред нами был покинутый источник
       и тихая зелень.
Я говорил о Боге, о созерцании и жизни…
И, чтоб понятней было моему ребенку,
       я легкие круги чертил на песке.
И год минул. И нежная, как мать, печаль
    меня на ту скамейку привела.
       Вот покинутый источник,
       та же тихая зелень,
те же мысли о Боге, о жизни.
Только нет безвинно-умерших, невоскресших слов,
    и нет дождем смытых,
       землей скрытых,
моих ясных, легких кругов.
 

1899

ПОСЛЕДНЕЕ

 
Порой всему, как дети, люди рады
И в легкости своей живут веселой.
О, пусть они смеются! Нет отрады
Смотреть во тьму души моей тяжелой.
 
 
Я не нарушу радости мгновенной,
Я не открою им дверей сознанья,
И ныне, в гордости моей смиренной,
Даю обет великого молчанья.
 
 
В безмолвьи прохожу я мимо, мимо,
Закрыв лицо,– в неузнанные дали,
Куда ведут меня неумолимо
Жестокие и смелые печали.
 

1900

ПРОГУЛКА ВДВОЕМ

 
Дорога всё выше да выше,
Всё гуще зеленые сени,
Внизу – чуть виднеются крыши,
В долине – лиловые тени,
Дорога всё выше да выше…
     Мы с нею давно уж в пути,
     И знаю – нам надо идти.
 
 
Мы слабы и очень устали,
Но вверх все идем мы послушно.
Под кленами мы отдыхали,
Но было под кленами душно…
Мы слабы и очень устали.
     Я ведал, что трудны пути,
     Но верил, что надо идти.
 
 
Она – всё слабее и тише…
Ее поддержать я пытался,
Но путь становился всё выше,
Все круче наверх подымался,
И шла она тише да тише…
     И стала она на пути.
     Не знала, что надо идти.
 
 
И было на сердце тревожно…
Я больше помочь не умею.
Остаться в пути невозможно,
Спускаться назад я не смею,
И было на сердце тревожно.
     Она испугалась пути,
     Она не посмела дойти.
 
 
И вот я бреду одинокий,
А полдень тяжелый и жаркий…
Тропой каменистой, широкой
Иду я в бестенности яркой,
Иду всё наверх, одинокий…
     Я бросил ее на пути.
     Я знаю: я должен идти.
 

1900

СОБЛАЗН

П. П. Перцову

 
Великие мне были искушенья.
Я головы пред ними не склонил.
Но есть соблазн… соблазн уединенья…
Его доныне я не победил.
 
 
Зовет меня лампада в тесной келье,
Многообразие последней тишины,
Блаженного молчания веселье —
И нежное вниманье сатаны.
 
 
Он служит: то светильник зажигает,
То рясу мне поправит на груди,
То спавшие мне четки подымает
И шепчет: «С Нами будь, не уходи!
 
 
Ужель ты одиночества не любишь?
Уединение – великий храм.
С людьми… их не спасешь, себя погубишь,
А здесь, один, ты равен будешь Нам.
 
 
Ты будешь и не слышать, и не видеть,
С тобою – только Мы да тишина.
Ведь тот, кто любит, должен ненавидеть,
А ненависть от Нас запрещена.
 
 
Давно тебе моя любезна нежность…
Мы вместе, вместе… и всегда одни;
Как сладостна спасенья безмятежность!
Как радостны лампадные огни!»
…………………………….
О, мука! О, любовь! О, искушенья!
Я головы пред вами не склонил.
Но есть соблазн,– соблазн уединенья,
Его никто еще не победил.
 

1900

СТУК

 
Полночная тень. Тишина.
Стук сердца и стук часов.
Как ночь непонятно черна!
Как тяжек ее покров!
 
 
Но знаю: бессильных сердец
Еще неподвижней мрак.
Тебе я молюсь, о Отец!
Подай мне голос, иль знак!
 
 
Сильней, чем себя и людей,
Я душу свою люблю.
И надвое волей моей
Я душу переломлю.
 
 
И стала живой тишина.
В ней, темной, слышу ответ:
Пусть ночь бесконечно длинна,—
Из тьмы да родится свет!
 

1900

ТАМ

 
Я в лодке Харона, с гребцом безучастным.
Как олово, густы тяжелые воды.
Туманная сырость над Стиксом безгласным.
Из темного камня небесные своды.
Вот Лета. Не слышу я лепета Леты.
Беззвучны удары раскидистых весел.
На камень небесный багровые светы
Фонарь наш неяркий и трепетный бросил.
Вода непрозрачна и скована ленью…
Разбужены светом, испуганы тенью,
Преследуют лодку в бесшумной тревоге
Тупая сова, две летучие мыши,
Упырь тонкокрылый, седой и безногий…
Но лодка скользит не быстрей и не тише.
Упырь меня тронул крылом своим влажным…
Бездумно слежу я за стаей послушной,
И всё мне здесь кажется странно-неважным,
И сердце, как там, на земле,– равнодушно.
Я помню, конца мы искали порою,
И ждали, и верили смертной надежде…
Но смерть оказалась такой же пустою,
И так же мне скучно, как было и прежде.
Ни боли, ни счастья, ни страха, ни мира,
Нет даже забвения в ропоте Леты…
Над Стиксом безгласным туманно и сыро,
И алые бродят по камням отсветы.
 

1900

ЛЮБОВЬ

 
В моей душе нет места для страданья:
     Моя душа – любовь.
Она разрушила свои желанья,
     Чтоб воскресить их вновь.
 
 
В начале было Слово. Ждите Слова.
     Откроется оно.
Что совершалось – да свершится снова,
     И вы, и Он – одно.
 
 
Последний свет равно на всех прольется,
     По знаку одному.
Идите все, кто плачет и смеется,
     Идите все – к Нему.
 
 
К Нему придем в земном освобожденьи,
     И будут чудеса.
И будет всё в одном соединеньи —
      Земля и небеса.
 

1900

КОНЕЦ

 
Огонь под золою дышал незаметней,
Последняя искра, дрожа, угасала,
На небе весеннем заря догорала,
И был пред тобою я всё безответней,
Я слушал без слов, как любовь умирала.
 
 
Я ведал душой, навсегда покоренной,
Что слов я твоих не постигну случайных,
Как ты не поймешь моих радостей тайных,
И, чуждая вечно всему, что бездонно,
Зари в небесах не увидишь бескрайных.
 
 
Мне было не грустно, мне было не больно,
Я думал о том, как ты много хотела,
И мало свершила, и мало посмела;
Я думал о том, как в душе моей вольно,
О том, что заря в небесах – догорела…
 

1901

ДАР

 
Ни о чем я Тебя просить не смею,
всё надобное мне – Ты знаешь сам;
но жизнь мою,– то, что имею,—
несу ныне к Твоим ногам.
Тебе Мария умыла ноги,
и Ты ее с миром отпустил;
верю, примешь и мой дар убогий,
и меня простишь, как ее простил.
 

1901

НЕСКОРБНОМУ УЧИТЕЛЮ

 
Иисус, в одежде белой,
Прости печаль мою!
Тебе я дух несмелый
И тяжесть отдаю.
 
 
Иисус, детей надежда!
Прости, что я скорблю!
Темна моя одежда,
Но я Тебя люблю.
 

1901

ПРЕДЕЛ

Д.В. Философову

 
Сердце исполнено счастьем желанья,
Счастьем возможности и ожиданья,—
Но и трепещет оно и боится,
Что ожидание – может свершиться…
Полностью жизни принять мы не смеем,
Тяжести счастья поднять не умеем,
Звуков хотим,– но созвучий боимся,
Праздным желаньем пределов томимся,
    Вечно их любим, вечно страдая,—
     И умираем, не достигая…
 

1901

ХРИСТУ

 
Мы не жили – и умираем
    Среди тьмы.
Ты вернешься… Но как узнаем
    Тебя – мы?
 
 
Всё дрожим и себя стыдимся,
    Тяжел мрак.
Мы молчаний Твоих боимся…
    О, дай знак!
 
 
Если нет на земле надежды —
     То все прах.
Дай коснуться Твоей одежды,
    Забыть страх.
 
 
Ты во дни, когда был меж нами,
    Сказал Сам:
«Не оставлю вас сиротами,
    Приду к вам».
 
 
Нет Тебя. Душа не готова,
    Не бил час.
Но мы верим,– Ты будешь снова
    Среди нас.
 

1901

ТИХОЕ ПЛАМЯ

 
Я сам найду мою отраду.
Здесь все мое, здесь только я.
Затеплю тихую лампаду,
Люблю ее. Она моя.
 
 
Как пламя робкое мне мило!
Не ослепляет и не жжет.
Зачем мне грубое светило
Недосягаемых высот?
…………………….
Увы! Заря меня тревожит
Сквозь шелк содвинутых завес,
Огонь трепещущий не может
Бороться с пламенем небес.
 
 
Лампада робкая бледнеет…
Вот первый луч – вот алый меч…
И плачет сердце… Не умеет
Огня лампадного сберечь!
 

1901

МЕРТВАЯ ЗАРЯ

 
Пусть загорается денница,
В душе погибшей – смерти мгла.
Душа, как раненая птица,
Рвалась взлететь – но не могла.
 
 
И клонит долу грех великий,
И тяжесть мне не по плечам.
И кто-то жадный, темноликий,
Ко мне приходит по ночам.
 
 
И вот – за кровь плачу я кровью.
Друзья! Вы мне не помогли
В тот час, когда спасти любовью
Вы сердце слабое могли.
 
 
О, я вины не налагаю:
Я в ваши верую пути,
Но гаснет дух… И ныне – знаю —
Мне с вами вместе не идти.
 

1901

ГЛУХОТА

 
Часы стучат невнятные,
Нет полной тишины.
Все горести – понятные,
Все радости – скучны.
 
 
Угроза одиночества,
Свидания обет…
Не верю я в пророчества
Ни счастия, ни бед.
 
 
Не жду необычайного:
Всё просто и мертво.
Ни страшного, ни тайного
Нет в жизни ничего.
 
 
Везде однообразие,
Мы – дети без Отца,
И близко безобразие
Последнего конца.
 
 
Но слабости смирения
Я душу не отдам.
Не надо искупления
Кощунственным словам!
 

1901

ПЕСНИ РУСАЛОК
(ИЗ ДРАМЫ «СВЯТАЯ KPOBЬ»)

1 «Мы белые дочери…»

 
Мы белые дочери
       озера светлого,
от чистоты и прохлады мы родились.
Пена, и тина, и травы нас нежат,
легкий, пустой камыш ласкает;
зимой подо льдом, как под теплым стеклом,
мы спим, и нам снится лето.
   Всё благо: и жизнь! и явь! и сон!
 
 
Мы солнца смертельно-горячего
не знаем, не видели;
но мы знаем его отражение,—
мы тихую знаем луну.
Влажная, кроткая, милая, чистая,
ночью серебряной вся золотистая,
она – как русалка – добрая…
   Всё благо: и жизнь! и мы! и луна!
но мы знаем его отражение,—
мы тихую знаем луну.
Влажная, кроткая, милая, чистая,
ночью серебряной вся золотистая,
она – как русалка – добрая…
   Всё благо: и жизнь! и мы! и луна!
У берега, меж камышами,
скользит и тает бледный туман.
Мы ведаем: лето сменится зимою,
зима – весною много раз,
и час наступит сокровенный,
как все часы – благословенный,
когда мы в белый туман растаем,
и белый туман растает.
И новые будут русалки,
и будет луна им светить,—
и так же с туманом они растают.
   Всё благо: и жизнь! и мы! и свет! и смерть!
 

2 «Вода в камышах колыхается…»

 
   Вода в камышах колыхается.
В небе загорелись зеленые звезды.
   Над лесом луна подымается.
Смотрите, сестрицы, гаснут звезды!
   Туман, как живой, извивается…
Туман – это наша душа водяная.
   Он редеет и, тая, скрывается…
Туман – наша жизнь и наша смерть водяная.
   В эту ночь все мы живы да радостны,
   веселье наше – как лунный свет.
   Давайте ж, перекликнемся,
   все друг дружке голос подадим!
 
 
       Мы, озерные, речные, лесные,
       долинные, пустынные,
       подземные и наземные,
       великие и малые
       мохнатые и голые,
все друг дружке о себе знать дадим!
           О-йе! О-йе!
Отвечайте, братцы! Отвечайте, сестрицы!
 

1901

ДО ДНА

 
Тебя приветствую, моя поражение,
тебя и победу я люблю равно;
на дне моей гордости лежит смирение,
и радость, и боль – всегда одно.
Над водами, стихнувшими в безмятежности
вечера ясного,– всё бродит туман;
в последней жестокости – есть бездонность
                                     нежности,
и в Божией правде – Божий обман.
 
 
Люблю я отчаяние мое безмерное,
нам радость в последней капле дана.
И только одно здесь я знаю верное:
надо всякую чашу пить – до дна.
 

1901

В ГОСТИНОЙ

 
Серая комната. Речи не спешные,
Даже не страшные, даже не грешные.
Не умиленные, не оскорбленные,
Мертвые люди, собой утомленные…
   Я им подражаю. Никого не люблю.
   Ничего не знаю. Я тихо сплю.
 

ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

 
Две нити вместе свиты,
Концы обнажены.
То «да» и «нет» – не слиты,
Не слиты – сплетены.
Их темное сплетенье
И тесно, и мертво.
Но ждет их воскресенье,
И ждут они его.
 
 
Концов концы коснутся -
Другие «да» и «нет»,
И «да» и «нет» проснутся,
Сплетенные сольются,
И смерть их будет – Свет.
 

1901

ЛУГОВЫЕ ЛЮТИКИ

А. М-ву

 
Мы – то же цветенье
Средь луга цветного,
Мы – то же растенье,
Но роста иного.
Нас выгнало выше,
А братья отстали.
Росли ль они тише?
Друг к другу припали,
Так ровно и цепко,
Головка с головкой…
Стоят они крепко,
Стоять им так ловко…
Ковер все плотнее,
Весь низкий, весь ниже…
Нам – небо виднее,
И солнце нам ближе,
Ручей нам и звонок,
И песнь его громче,—
Но стебель наш тонок,
Мы ломче, мы ломче…
 

1902

ЗЕМЛЯ

 
Минута бессилья…
    Минута раздумия…
И сломлены крылья
    Святого безумия.
 
 
Стою над могилой,
    Где спит дерзновение…
О, всё это было -
    Веселье, волнение,
 
 
И радость во взоре
    Молитвенно-чистая,
Весенние зори,
    Сирень восьмилистая…
 
 
Ужель это было?
    Какое обманное!
Стою над могилой
    С надеждою странною…
 
 
Под пылью и прахом
    Ищу я движения,
С молитвой, со страхом
    Я жду – воскресения…
 
 
Но ждать всё страшнее…
    Стою без защиты я…
Смеется, чернея,
    Могила открытая;
 
 
Я требую чуда
    Душою всесильною…
Но веет оттуда -
    Землею могильною…
 

1902

KPOBЬ

 
Я призываю Любовь,
Я открываю Ей сердце.
        Алая, алая кровь,
        Тихое, тихое сердце.
 
 
Руку мою приготовь,
Верой овей мое сердце.
        Алая, алая кровь,
        Тихое, тихое сердце.
 
 
Тайному не прекословь.
В Тайне теперь мое сердце.
        Алая, алая кровь,
        Тихое, тихое сердце.
 
 
Путь наш единый, Любовь!
Слей нас в единое сердце!
        Алая, алая кровь,
        Вещее, вещее сердце…
 

1901

ИСТИНА ИЛИ СЧАСТЬЕ?

В. К.

 
     Вам страшно за меня – а мне за вас.
Но разный страх мы разумеем.
     Пусть схожие мечтания у нас,—
Мы разной жалостью жалеем.
 
 
     Вам жаль «по-человечески» меня.
Так зол и тяжек путь исканий!
     И мне дороги тихой, без огня
Желали б вы, боясь страданий.
 
 
     Но вас – «по-Божьему» жалею я.
Кого люблю – люблю для Бога.
     И будет тем светлей душа моя,
Чем ваша огненней дорога.
 
 
     Я тихой пристани для вас боюсь,
Уединенья знаю власть я;
     И не о счастии для вас молюсь -
О том молюсь, что выше счастья.
 

1902

НЕ ЗНАЮ

 
Мое одиночество – бездонное, безгранное;
но такое душное; такое тесное;
приползло ко мне чудовище, ласковое, странное,
мне в глаза глядит и что-то думает – неизвестное.
 
 
Всё зовет меня куда-то и сулит спасение -
                                      неизвестное;
и душа во мне горит… ему принадлежу отныне я;
всё зовет меня и обещает радость и мученье
                                         крестное,
и свободу от любви и от уныния.
 
 
Но как отречься от любви и от уныния?
Еще надеждою душа моя окована.
Уйти не смею я… И для меня есть скиния,—
но я не знаю, где она мне уготована.
 

1901

ХРИСТИАНИН

По Ефр. Сирину

 
Всё прах и тлен, все гниль и грех,
Позор – любовь, безумство – смех,
Повсюду мрак, повсюду смрад,
И проклят мир, и проклят брат.
 
 
Хочу оков, хочу цепей…
Идите прочь с моих путей!
К Нему – мой вздох, к Нему – мой стон,
В затвор иду – в затворе Он!
 

1901

ДРУГОЙ ХРИСТИАНИН

 
Никто меня не поймет -
и не должен никто понять.
Мне душу страдание жжет,
И радость мешает страдать.
 
 
Тяжелые слезы свечей
и шелест чуть слышных слов…
В сияньи лампадных лучей
поникшие стебли цветов,
 
 
рассвет несветлого дня,—
всё – тайны последней залог…
И, тайну мою храня,
один я иду за порог.
 
 
Со мною меч – мой оплот,
я крепко держу рукоять…
Никто меня не поймет -
и не должен никто понять.
 

1901

«Я» (ОТ ЧУЖОГО ИМЕНИ)

 
Я Богом оскорблен навек.
За это я в Него не верю.
Я самый жалкий человек,
Я перед всеми лицемерю.
 
 
Во мне – ко мне – больная страсть:
В себя гляжу, сужу, да мерю…
О, если б сила! Если б – власть!
Но я, любя, в себя не верю.
 
 
И всё дрожу, и всех боюсь,
Глаза людей меня пугают…
Я не даюсь, я сторонюсь,
Они меня не угадают.
 
 
А всё ж уйти я не могу;
С людьми мечтаю, негодую…
Стараясь скрыть от них, что лгу,
О правде Божией толкую,—
 
 
И так веду мою игру,
Хоть притворяться надоело…
Есмь только – я… И я – умру!
До правды мне какое дело?
 
 
Но не уйду; я слишком слаб;
В лучах любви чужой я греюсь;
Людей и лжи я вечный раб,
И на свободу не надеюсь.
 
 
Порой хочу я всех проклясть -
И лишь несмело обижаю…
Во мне – ко мне – больная страсть.
Люблю себя – и презираю.
 

1901

ПРЕДСМЕРТНАЯ ИСПОВЕДЬ ХРИСТИАНИНА

А.-К.

 
Подолгу бремя жизни нес
Я, долгу мрачному послушен.
Мне мир казался миром слез,
И к смерти был я равнодушен.
 
 
Несправедливостью судеб
Я огорчался в час раздумий,
Но зарабатывал мой хлеб
Без возмущений и безумий.
 
 
Не ненавидел никого
И не любил я через меру.
В конец, блаженный для всего,
Хранил заботливую веру.
 
 
Всегда скромны мои мечты,—
Мечтал о том лишь, что возможно…
И от соблазнов красоты
Я удалялся осторожно.
 
 
Я тихо жил – умру легко;
Был ни веселым, ни унылым;
Не заносился высоко
И брал лишь то, что мне по силам.
 
 
Я, раб Господень (имярек),
Кончиной близкою утешен.
Я очень скромный человек;
Господь простит мне, в чем и грешен.
 

1902

КАК ВСЕ

 
Не хочу, ничего не хочу,
Принимаю всё так, как есть.
Изменять ничего не хочу.
Я дышу, я живу, я молчу.
 
 
Принимаю и то, чему быть.
Принимаю болезнь и смерть.
Да исполнится все, чему быть!
Не хочу ни ломать, ни творить.
 
 
       И к чему оно всё – Бог весть!
       Но да будет всё так, как есть.
       Нерушимы земля и твердь.
       Неизменны и жизнь, и смерть.
 

1901

СМИРЕННОСТЬ

 
Учитель жизни всех нас любит
И дал нам силы – по судьбе.
Смиренномудрие нас губит
       И страсть к себе.
 
 
Глаза и лица закрываем,
Бежим от узкого пути…
Зачем мы лжем? Мы знаем, знаем,
       Куда идти!
 

1901

О ДРУГОМ

 
       Господь. Отец.
   Мое начало. Мой конец.
Тебя, в Ком Сын, Тебя, Кто в Сыне,
Во Имя Сына прошу я ныне
   И зажигаю пред Тобой
       Мою свечу.
Господь. Отец. Спаси, укрой -
       Кого хочу.
 
 
Тобою дух мой воскресает.
Я не о всех прошу, о Боже,
       Но лишь о том,
Кто предо мною погибает,
Чье мне спасение дороже,
       О нем,– одном.
 
 
Прими, Господь, мое хотенье!
О, жги меня, как я – свечу,
Но ниспошли освобожденье,
Твою любовь, Твое спасенье -
       Кому хочу.
 

1901

СТРАХ И СМЕРТЬ

 
Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
    Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего -
    Ибо всё в моей власти.
 
 
Не боюсь ничего и в других, от других;
    К ним нейду за наградой;
Ибо в людях люблю не себя… И от них
    Ничего мне не надо.
 
 
И за правду мою не боюсь никогда,
    Ибо верю в хотенье.
И греха не боюсь, ни обид, ни труда…
    Для греха – есть прощенье.
 
 
Лишь одно, перед чем я навеки без сил,—
    Страх последней разлуки.
Я услышу холодное веянье крыл…
    Я не вынесу муки.
 
 
О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,
    Мы так слабы и наги!
Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой
    И пред жизнью – отваги…
 

1901

ШВЕЯ

 
Уж третий день ни с кем не говорю…
А мысли – жадные и злые.
Болит спина; куда ни посмотрю -
Повсюду пятна голубые.
 
 
Церковный колокол гудел; умолк;
Я всё наедине с собою.
Скрипит и гнется жарко-алый шелк
Под неумелою иглою.
 
 
На всех явлениях лежит печать.
Одно с другим как будто слито.
Приняв одно – стараюсь угадать
За ним другое,– то, что скрыто.
 
 
И этот шелк мне кажется – Огнем.
И вот уж не огнем – а Кровью.
А кровь – лишь знак того, что мы зовем
На бедном языке – Любовью.
 
 
Любовь – лишь звук… Но в этот поздний час
Того, что дальше,– не открою.
Нет, не огонь, не кровь… а лишь атлас
Скрипит под робкою иглою.
 

1901

ОГРАДА

 
В пути мои погасли очи.
Давно иду, давно молчу.
Вот, на заре последней ночи
Я в дверь последнюю стучу.
Но там, за стрельчатой оградой -
Молчанье, мрак и тишина.
Мне достучаться надо, надо,
Мне надо отдыха и сна…
Ужель за подвиг нет награды?
Я чашу пил мою до дна…
Но там, за стрелами ограды —
Молчанье, мрак и тишина.
 
 
Стучу, кричу: нас было трое,
И вот я ныне одинок.
Те двое – выбрали иное,
Я их молил, но что я мог?
О, если б и они желали,
Как я – любили… мы теперь
Все трое вместе бы стучали
Последней ночью в эту дверь.
Какою было бы отрадой
Их умолить… но все враги.
И вновь стучу. И за оградой
Вот чьи-то тихие шаги.
Но между ним и мной – ограда.
Я слышу только шелест крыл
И голос,– легкий, как прохлада.
Он говорит: «А ты – любил?
Вас было трое. Трех мы знаем,
Троим – вам быть здесь суждено.
Мы эти двери открываем
Лишь тем, кто вместе – и одно.
Ты шел за вечною усладой,
Пришел один, спасал себя…
Но будет вечно за оградой,
Кто к ней приходит – не любя».
 
 
И не открылись двери сада;
Ни оправданья, ни венца;
Темна высокая ограда…
Мне достучаться надо, надо,
Молюсь, стучу, зову Отца —
Но нет любви,– темна ограда,
Но нет любви,– и нет Конца.
 

1902

СОСНЫ

 
Желанья всё безмернее,
Всё мысли об одном.
Окно мое вечернее,
И сосны под окном.
 
 
Стволы у них багровые,
Колюч угрюмый сад.
Суровые, сосновые
Стволы скрипят, скрипят.
 
 
Безмернее хотения,
Мечтания острей -
Но это боль сомнения
У запертых дверей.
 
 
А сосны всё качаются
И всё шумят, шумят,
Как будто насмехаются,
Как будто говорят:
 
 
«Бескрылые, бессильные,
Унылые мечты.
Взгляни: мы тоже пыльные,
Сухие, как и ты.
 
 
Качаемся, беспечные,
Нет лета, нет зимы…
Мы мертвые, мы вечные,
Твоя душа – и мы.
 
 
Твоя душа, в мятежности,
Свершений не дала.
Твоя душа без нежности,
А сердце – как игла».
 
 
Не слушаю, не слушаю,
Проклятье, иглы, вам!
И злому равнодушию
Себя я не предам,
 
 
Любви хочу и веры я…
Но спит душа моя.
Смеются сосны серые,
Колючие – как я.
 

1902

СНЫ

 
Всё дождик да дождик… Всё так же качается
Под мокрым балконом верхушка сосны…
О, дни мои мертвые! Ночь надвигается -
И я оживаю. И жизнь моя – сны.
 
 
И вплоть до зари, пробуждения вестницы,—
Я в мире свершений. Я радостно сплю.
Вот узкие окна… И белые лестницы…
И все, кто мне дорог… И всё, что люблю.
 
 
Притихшие дети, веселые странники,
И те, кто боялся, что сил не дано…
Все ныне со мною, все ныне избранники,
Одною любовью мы слиты в одно.
 
 
Какие тяжелые волны курения,
Какие цветы небывалой весны,
Какие молитвы, какие служения…
…………………………
Какие живые, великие сны!
 

1901

ТЕТРАДЬ ЛЮБВИ
(НАДПИСЬ НА KOHBEPTE)

 
Сегодня заря встает из-за туч.
Пологом туч от меня она спрятана.
Не свет и не мгла… И темен сургуч,
Которым «Любовь» моя запечатана.
 
 
И хочется мне печати сломать…
Но воля моя смирением связана.
Пусть вечно закрытой лежит тетрадь,
Пусть будет Любовь моя – недосказана.
 

1901

ДВА СОНЕТА

Л.С. Баксту

1 СПАСЕНИЕ

 
Мы судим, говорим порою так прекрасно,
И мнится – силы нам великие даны.
Мы проповедуем, собой упоены,
И всех зовем к себе решительно и властно.
 
 
Увы нам: мы идем дорогою опасной.
Пред скорбию чужой молчать обречены,—
Мы так беспомощны, так жалки и смешны,
Когда помочь другим пытаемся напрасно.
 
 
Утешит в горести, поможет только тот,
Кто радостен и прост и верит неизменно,
Что жизнь – веселие, что всё – благословенно;
 
 
Кто любит без тоски и как дитя живет.
Пред силой истинной склоняюсь я смиренно;
Не мы спасаем мир: любовь его спасет.