Стихи. Дневник 1911-1921
Текст книги "Стихи. Дневник 1911-1921"
Автор книги: Зинаида Гиппиус
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
В полусверкании зеленом,
Как в полужизни – полусне,
Иду по крутоузким склонам,
По бело-блещущей стене.
И тело легкое послушно,
Хранимо пристальной луной.
И верен шаг полувоздушный
Над осиянной пустотой.
Земля, твои оковы сняты,
Твои законы сменены.
Как немо, вольно и крылато
В высоком царствии луны!
И вьется в полусмертной тени
Мой острый путь – тропа любви…
О мать, земля! моих видений
Далеким зовом – не прерви!
Ужель ты хочешь, чтоб опять я
Рабом очнулся и в провал -
В твои ревнивые объятья -
Тяжелокаменно упал?
БЫТЬ МОЖЕТ
Как этот странный мир меня тревожит!
Чем дальше – тем все меньше понимаю.
Ответов нет. Один всегда: быть может.
А самый честный и прямой: не знаю.
Задумчивой тревоге нет ответа.
Но почему же дни мои ее все множат?
Как родилась она? Откуда?
Где-то -
Не знаю где – ответы есть… быть может?
ЯСНОСТЬ
В. А. Мамченко
Невинны нити всех событий,
Но их не путай, не вяжи,
И чистота, единость нити
Всегда спасет тебя от лжи.
ПРОРЕЗЫ
Здесь – только обещания и знаки:
Игла в закатном золоте вина,
Сияющий прорыв, прорез на мраке…
Здесь только счастье – голубого сна.
Но я земным обетам жадно внемлю.
Текут мгновения, звено к звену.
И я люблю мою родную Землю,
Как мост, как путь в зазвездную страну.
И этот вечер, весь под лунным жалом
(Все вечера, все вечера – один!),
Лишь алый знак, написанный кинжалом
На терпком холоде зеленых льдин.
И чем доверчивее, тем безгрешней
Люблю мое высокое окно.
Одну Нездешнюю люблю я в здешней,
Люблю Ее… Она и ты – одно.
КАК ОН
Георгию Адамовичу
Преодолеть без утешенья,
Всё пережить и всё принять.
И в сердце даже на забвенье
Надежды тайной не питать,-
Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землей.
ГОРНОЕ
Освещена последняя сосна.
Под нею темный кряж пушится.
Сейчас погаснет и она.
День конченый – не повторится.
День кончился. Что было в нем?
Не знаю, пролетел, как птица.
Он был обыкновенным днем.
А все-таки – не повторится.
ЕЙ В ГОРАХ
1
Я не безвольно, не бесцельно
Хранил лиловый мой цветок.
Принес его, длинностебельный,
И положил у милых ног.
А ты не хочешь… Ты не рада…
Напрасно взгляд твой я ловлю.
Но пусть! Не хочешь – и не надо;
Я все равно тебя люблю.
2
Новый цветок я найду в лесу.
В твою неответность не верю, не верю!
Новый, лиловый я принесу
В дом твой прозрачный, с узкою дверью.
Но стало мне страшно там, у ручья:
Вздымился туман из ущелья, стылый,
Тихо шипя, проползла змея…
И я не нашел цветка для милой.
НАСТАВЛЕНИЕ
Молчи. Молчи. Не говори с людьми,
Не подымай с души покрова,
Все люди на земле – пойми! Пойми! —
Ни одного не стоят слова.
Не плачь. Не плачь. Блажен, кто от людей
Свои печали вольно скроет.
Весь этот мир одной слезы твоей,
Да и ничьей слезы не стоит.
Таись, стыдись страданья твоего,
Иди – и проходи спокойно.
Ни слов, ни слез, ни вздоха, – ничего
Земля и люди недостойны.
КЛЮЧ
Был дан мне ключ заветный,
И я его берег.
Он ржавел незаметно…
Последний срок истек.
На мост крутой иду я.
Речная муть кипит.
И тускло бьются струи
О сумрачный гранит,
Невнятно и бессменно
Бормочут о своем,
Заржавленною пеной
Взлетая под мостом.
Широко ветер стужный
Стремит свистящий лет…
Я бросил мой ненужный,
Мой ключ – в кипенье вод.
Он скрылся, взрезав струи,
И где-то лег, на дне…
Прости, что я тоскую.
Не думай обо мне.
ПРОШЛА
На выгибе лесного склона
Я увидал Ее в закатный час.
Зеленая прозрачная корона,
Печальность неподвижных глаз.
Легко прошла, меж алых сосен тая,
Листом коричневым не прошурша,
Корона изумрудела сквозная…
И плакала моя душа.
Любил Ее, люблю, не зная…
Узнаю ль в мой закатный час?
Сверкнет ли мне в последний раз
Ее корона тонкая, сквозная,
Зеленая осеннесть глаз?
ВТАЙНЕ
Сегодня имя твое я скрою,
И вслух – другим – не назову,
Но ты услышишь, что я с тобою,
Опять тобой – одной – живу.
На влажном небе Звезда огромней,
Дрожат – струясь – ее края.
И в ночь смотрю я, и сердце помнит,
Что эта ночь – твоя, твоя!
Дай вновь увидеть родные очи,
Взглянуть в их глубь – и ширь – и синь.
Земное сердце великой Ночью
В его тоске – о, не покинь!
И всё жаднее, все неуклонней
Оно зовет – одну – тебя.
Возьми же сердце мое в ладони,
Согрей,– утишь,– утешь, любя…
ST. THÉ RÉ SE DE L'ENFANT JÉSUS[2]2
Св. Тереза Младенца Иисуса (фр.).
[Закрыть]
Девочка маленькая, чужая,
Девочка с розами, мной не виденная,
Ты знаешь все, ничего не зная,
Тебе знакомы пути неиденные -
Приди ко мне из горнего края,
Сердцу дай ответ, неспокойному…
Милая девочка, чужая, родная,
Приди к неизвестному, недостойному…
Она не судит, она простая,
Желанье сердца она услышит,
Розы ее такою чистою,
Такой нежной радостью дышат…
О, будь со мною, чужая, родная,
Роза розовая, многолистая…
ЗЕРКАЛА
А вы никогда не видали?
В саду или в парке – не знаю,
Везде зеркала сверкали.
Внизу, на поляне, с краю,
Вверху, на березе, на ели.
Где прыгали мягкие белки,
Где гнулись мохнатые ветки,-
Везде зеркала блестели.
И в верхнем – качались травы,
А в нижнем – туча бежала…
Но каждое было лукаво,
Земли иль небес ему мало,-
Друг друга они повторяли,
Друг друга они отражали…
И в каждом – зари розовенье
Сливалось с зеленостью травной;
И были, в зеркальном мгновеньи,
Земное и горнее – равны.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Д. М.
Не пытай ни о чем дорогой,
Легкой ткани льняной не трогай,
И в пыли не пытай следов,-
Не ищи невозможных слов.
Посмотри, как блаженны дети;
Будем просты сердцем и мы.
Нету слов об этом на свете,
Кроме слов – последних – Фомы.
ДОСАДА
Когда я воскрес из мертвых,
Одно меня поразило:
Что это восстанье из мертвых
И все, что когда-нибудь было,-
Всё просто, все так, как надо…
Мне раньше бы догадаться!
И грызла меня досада,
Что не успел догадаться.
ВСЁ РАВНО
… Нет! из слабости истощающей
Никуда! Никуда!
Сердце мое обтекающей
Как вода! Как вода!
Ужель написано – и кем оно?
В небесах,
Чтоб въедались в душу два демона,
Надежда и Страх?
Не спасусь, я борюсь,
Так давно! Так давно!
Всё равно утону, уж скорей бы ко дну…
Но где дно?..
8 НОЯБРЯ
Тихие сумерки… И разноцветная
медленно меркнущая морская даль.
Тоже тихая и безответная,
розово-серая во мне печаль.
Пахнет розами и неизбежностью,
кто поможет, и как помочь?
Вечные смены, вечные смежности,
лето и осень – день и ночь…
Свечи кудрявятся за тихой всенощной,
к окнам узким мрак приник,
пахнет розами… Как мы немощны!
Радуйся, радуйся, Архистратиг!
ETERNITÉ FRÉ MISSANTE[3]3
Трепещущая вечность (фр.).
[Закрыть]
В.С. Варшавскому
Моя любовь одна, одна,
Но всё же плачу, негодуя:
Одна,– и тем разделена,
Что разделенное люблю я.
О Время! Я люблю твой ход,
Порывистость и равномерность.
Люблю игры твоей полет,
Твою изменчивую верность.
Но как не полюбить я мог
Другое радостное чудо:
Безвременья живой поток,
Огонь, дыхание «оттуда»?
Увы, разделены они -
Безвременность и Человечность.
Но будет день: совьются дни
В одну – Трепещущую Вечность.
РАВНОДУШИЕ
… Он пришел ко мне, а кто – не знаю,
Он плащом закрыл себе лицо…
1906
Он опять пришел, глядит презрительно,
Кто – не знаю, просто, он в плаще…
1918
Он приходит теперь не так.
Принимает он рабий зрак.
Изгибается весь покорно
И садится тишком в углу
Вдали от меня, на полу,
Похихикивая притворно.
Шепчет: «Я ведь зашел, любя,
Просто так, взглянуть на тебя,
Мешать не буду, – не смею…
Посижу в своем уголку,
Устанешь – тебя развлеку,
Я разные штучки умею.
Хочешь в ближнего поглядеть?
Это со смеху умереть!
Назови мне только любого.
Укажи скорей, хоть кого,
И сейчас же тебя в него
Превращу я, честное слово!
На миг, не навек!– Чтоб узнать,
Чтобы в шкуре его побывать…
Как минуточку в ней побудешь -
Узнаешь, где правда, где ложь,
Всё до донышка там поймешь,
А поймешь – не скоро забудешь.
Что же ты? Поболтай со мной…
Не забавно? Постой, постой,
И другие я знаю штучки…»-
Так шептал, лепетал в углу,
Жалкий, маленький, на полу,
Подгибая тонкие ручки.
Разъедал его тайный страх,
Что отвечу я ? Ждал и чах,
Обещаясь мне быть послушен.
От работы и в этот раз
На него я не поднял глаз,
Неответен – и равнодушен.
Уходи – оставайся со мной,
Извивайся, – но мой покой
Не тобою будет нарушен…
И растаял он на глазах,
На глазах растворился в прах,
Оттого, что я – равнодушен…
КОГДА?
В церкви пели Верую,
весне поверил город.
Зажемчужилась арка серая,
засмеялись рои моторов.
Каштаны веточки тонкие
в мартовское небо тянут.
Как веселы улицы звонкие
в желтой волне тумана.
Жемчужьтесь, стены каменные,
марту, ветки, верьте…
Отчего у меня такое пламенное
желание – смерти?
Такое пристальное, такое сильное,
как будто сердце готово.
Сквозь пенье автомобильное
не слышит ли сердце зова?
Господи! Иду в неизвестное,
но пусть оно будет родное.
Пусть мне будет небесное
такое же, как земное…
ИГРА
Совсем не плох и спуск с горы:
Кто бури знал, тот мудрость ценит.
Лишь одного мне жаль: игры…
Ее и мудрость не заменит.
Игра загадочней всего
И бескорыстнее на свете.
Она всегда – ни для чего,
Как ни над чем смеются дети.
Котенок возится с клубком,
Играет море в постоянство…
И всякий ведал – за рулем -
Игру бездумную с пространством.
Играет с рифмами поэт,
И пена – по краям бокала…
А здесь, на спуске, разве след -
След от игры остался малый.
Пускай! Когда придет пора
И все окончатся дороги,
Я об игре спрошу Петра,
Остановившись на пороге.
И если нет игры в раю,
Скажу, что рая не приемлю.
Возьму опять суму мою
И снова попрошусь на землю.
ВЕЕР
Смотрю в лицо твое знакомое,
Но милых черт не узнаю.
Тебе ли отдал я кольцо мое
И вверил тайну – не мою?
Я не спрошу назад, что вверено,
Ты не владеешь им,– ни я:
Всё позабытое потеряно,
Ушло навек из бытия.
Когда-то, ради нашей малости
И ради слабых наших сил,
Господь, от нежности и жалости,
Нам вечность – веером раскрыл.
Но ты спасительного дления
Из Божьих рук не приняла
И на забвенные мгновения
Живую ткань разорвала…
С тех пор бегут они и множатся,
Пустое дление дробя…
И если веер снова сложится,
В нем отыщу ли я тебя?
СЛОЖНОСТИ
К простоте возвращаться – зачем?
Зачем – я знаю, положим.
Но дано возвращаться не всем.
Такие, как я, не можем.
Сквозь колючий кустарник иду,
Он цепок, мне не пробиться…
Но пускай упаду,
До второй простоты не дойду,
Назад – нельзя возвратиться.
ЛАЗАРЬ
Нет, волглая земля, сырая;
только и может – тихо тлеть;
мы знаем, почему она такая,
почему огню на ней не гореть.
Бегает девочка с красной лейкой,
пустоглазая, – и проворен бег;
а ее погоняют: спеши-ка, лей-ка,
сюда, на камень, на доски, в снег!
Скалится девочка: «Везде побрызжем!»
На камне – смуглость и зыбь пятна,
а снег дымится кружевом рыжим,
рыжим, рыжим, рыжей вина.
Петр чугунный сидит молча,
конь не ржет, и змей ни гу-гу.
Что ж, любуйся на ямы волчьи,
на рыжее кружево на снегу.
Ты, Строитель, сам пустоглазый,
ну и добро! Когда б не истлел,
выгнал бы девочку с лейкой сразу,
кружева рыжего не стерпел.
Но город и ты – во гробе оба,
ты молчишь, Петербург молчит.
Кто отвалит камень от гроба?
Господи, Господи: уже смердит…
Кто? Не Петр. Не вода. Не пламя.
Близок Кто-то. Он позовет.
И выйдет обвязанный пеленами:
«Развяжите его. Пусть идет».
1918-1938
ГРЕХ
И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело – воздаянье
Само в себе, таясь, таит.
И путь наш чист, и долг наш прост:
Не надо мстить. Не нам отмщенье.
Змея сама, свернувши звенья,
В свой собственный вопьется хвост.
Простим и мы, и Бог простит,
Но грех прощения не знает,
Он для себя – себя хранит,
Своею кровью кровь смывает,
Себя вовеки не прощает -
Хоть мы простим, и Бог простит.
ДОМОЙ
Мне —
о земле —
болтали сказки:
«Есть человек. Есть любовь».
А есть —
лишь злость.
Личины. Маски.
Ложь и грязь. Ложь и кровь.
Когда предлагали
мне родиться —
не говорили, что мир такой.
Как же
я мог
не согласиться?
Ну, а теперь – домой! домой!