Текст книги "Демон ревности (Фиора и король Франции)"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 2
Лошский лес

– Венеция, Венеция! – ворчала Леонарда, сильно потянув за конец простыни, которую она складывала вместе с Фьорой. – И почему именно Венеция? Почему бы не Константинополь или еще бог знает что?

– Я же вам уже говорила, Леонарда. Я думаю, что Филипп именно там. Когда я просила аннулировать наш брак, он хотел, чтобы Карл Смелый выдал мне все его имущество в оплату за приданое, которое он получил от моего отца. И добавил при этом, что, когда между Францией и Бургундией восстановится мир, он всегда может пойти на службу к венецианскому дожу, чтобы попытаться восстановить свое состояние.

– Но это было так давно! И вы ведь по-прежнему его жена, не так ли?

– Он об этом не знает. Если после своего побега Филипп был здесь, чтобы разузнать обо мне, ему могли сказать о моем исчезновении и даже, может быть, о том, что меня увезли в Рим. Так? Значит, он мог подумать, что я поехала просить у папы эту самую аннуляцию, которой я ему угрожала.

Леонарда сложила вчетверо простыню и положила ее на стопку белья, которое предстояло погладить прежде, чем убрать в шкаф, а потом пересыпать его мятой и лавандой. Она взяла из корзины еще одну простыню и бросила один ее конец Фьоре:

– Дайте же отдых вашему воображению, моя голубка! Ведь если бы Филипп приезжал сюда, нам стало бы об этом известно: у него слишком приметная внешность, чтобы остаться незамеченным. А уж узнав о рождении сына, разве он смог бы удержаться, чтобы не зайти сюда?

– Сбежавший заключенный, Леонарда, не забывай об этом. Обессиленный, без денег, без всякой поддержки и к тому же такой гордый! Я не могу представить его здесь, просящим о помощи.

– А я не могу представить Филиппа бродящим вокруг Плесси! – ответила Леонарда в тон Фьоре. – Единственно разумной вещью для него было бы попытаться уехать во Фландрию, чтобы как-то устроиться при дворе принцессы Марии. Во всяком случае, я могу только сожалеть, что не присутствовала при вашем разговоре с королем. Уж я-то задала бы вопросы, более относящиеся к делу, чем те, которые задавали вы. Да тяните же! А то эта простыня станет похожей на тряпку.

– Конечно, вам-то было бы легче? – язвительно сказала Фьора. – А каково было мне: я так была потрясена, что совсем потеряла голову. А какие вопросы задали бы вы королю на моем месте?

– Ну, сначала я попыталась бы выяснить, что стало с замком де Селонже. Не наложил ли на него лапу сир де Краон после суда или же король позаботился о том, чтобы оставить его вам? – наставительно сказала мудрая Леонарда.

– Мне ничего об этом не известно. Он только сказал мне, что отправил туда людей, чтобы те осмотрели окрестности деревни и убедились, не скрывается ли там Филипп.

– Это все-таки кое-что. Если губернатор Дижона схватил бы его, то не было бы необходимости вести наблюдение в землях Селонже в поисках законного хозяина.

– Это верно! Но теперь слишком поздно задать королю этот вопрос.

Фьоре действительно повезло в том, что она встретила Людовика после своего возвращения из Флоренции, так как король вернулся в Плесси ненадолго, а на следующий день после того памятного ужина отправился в Арту, где порядок еще не был восстановлен окончательно. Кроме того, Людовик лично хотел заняться условиями перемирия, которое должно было быть заключено между ним и супругом Марии Бургундской после пирровой победы, одержанной его капитаном Филиппом де Кревкер над Максимилианом. Его отсутствие обещало быть недолгим, а пока в Плесси-ле-Тур, охраняемом только одним полком шотландской гвардии, царила тишина.

Покончив с простынями и сложив их в большой сундук, стоящий в кладовой рядом с кухней, Леонарда подошла к Фьоре, сидевшей у очага и грызущей яблоко: час тому назад Этьен поставил на стол полную корзину яблок. Фьора, задумавшись о чем-то, смотрела на огонь.

В просторной кухне было тихо и уютно. Перонелла пошла на рынок вместе с Хатун и Флораном. А внизу Марселина успокаивала маленького Филиппа, который снова проголодался, хотя недавно она ему давала грудь. Леонарда уже подумывала, что малышу пора бы давать жидкие каши, видимо, грудного молока ему уже было недостаточно. Эта мысль приводила кормилицу в отчаяние: когда у нее кончится молоко, ей придется вернуться на свою ферму, а такая перспектива не радовала ее, потому что в этом особняке жизнь была намного приятнее.

Думая обо всем этом, Леонарда немного отвлекалась от серьезных проблем, которые мучили Фьору, но та тем не менее все время возвращалась к ним.

– Через сколько дней получим мы известие от дожа? – спросила она, бросив в огонь огрызок яблока.

– Откуда я знаю? Ведь Венеция далеко отсюда.

– Но мне надо знать! – вспылила Фьора. – Я больше не могу сидеть здесь без дела, ничего не зная о моем супруге.

– Ну а что вы собираетесь делать? Броситься искать его по белу свету? – невозмутимо спросила Леонарда. – Это было бы безумием, Фьора! Лето кончается, осень на носу. Дайте себе отдохнуть и поразмыслить.

– Если я останусь здесь, то никогда не разыщу его, потому что Филипп не приедет в страну короля, которого он презирает.

– Но который нравится вам, – резонно заметила Леонарда. – И если я не ошибаюсь, вы ему тоже очень нравитесь. Посмотрите, с каким терпением он разыскивал бунтовщика и продолжает его разыскивать, хотя вы отлично знаете, что он не должен был заботиться о нем! Все это говорит о том, что король испытывает к вам настоящую дружбу!

– Не заботится о нем? – воскликнула оскорбленная Фьора.

– Да спуститесь вы на землю! Что значит Филипп де Селонже для короля Франции? Тут огромная разница.

– А мне кажется, что вам совершенно безразлична судьба моего мужа!

– Я лишь пытаюсь сделать так, чтобы вы спустились с небес на землю. Король хочет, чтобы Бургундия снова стала французской провинцией, которую теперешняя герцогиня пытается подарить немецкой империи. Ваш супруг, очевидно, принял свое решение. Для Людовика XI – он бунтарь, тем более что Селонже пытался убить его. Людовик помиловал его дважды, посадив его, правда, в тюрьму, но когда тот совершил побег, наш король делает все возможное, чтобы разыскать его.

– Любой тюремщик делал бы то же самое, – сказала Фьора с иронией.

– Да, но любой тюремщик, поймав беглеца, поспешил бы отправить его на тот свет, чтобы быть уверенным в том, что тот больше не сбежит. А насколько я поняла, наш король хочет посадить его в темницу... в ожидании вашего возвращения.

– Он так сказал мне!

– А почему бы ему не поверить? Доверьтесь хоть раз воле божьей и подумайте немного о своем сыне! Еще не видевший отца, он имеет право иметь хотя бы мать, – укоризненно сказала Леонарда.

Фьора прекрасно понимала, что Леонарда говорила разумные вещи, но ей была невыносима мысль о том, что она не знает, где находится Филипп.

А так как Фьора выразительно молчала, Леонарда снова принялась за свое:

– Вы, я вижу, еще не убедились? Тогда я пойду дальше. Так вот, вы не знаете, где находится мессир Селонже, но он-то отлично знает, где вы, потому что в Нанси бы сообщили ему об этом. Однажды он смирил свою гордыню, чтобы встретиться с вами. Почему бы ему не смирить ее во второй раз? В противном случае он вас просто больше не любит!

Эти последние слова больно задели Фьору, и она в отчаянии взглянула на свою старую подругу.

– Он больше не любит меня? Может быть, это и так, но я не могу поверить в это!

– А у вас на это есть все причины, – безжалостно продолжила Леонарда. – Сами-то вы много о нем думали в объятиях Лоренцо де Медичи?

Наступило тягостное молчание. Фьора отвернулась, так как не хотела, чтобы видны были ее слезы.

– Как вы жестоки, Леонарда! – сказала она тихо. – Никогда бы не подумала, что...

В следующее мгновение Леонарда уже сидела рядом с ней у очага, обняв ее и положив ее голову себе на плечо:

– Прости меня, моя голубка! Я знаю, что причиняю вам боль, но я так хочу уберечь вас от новых страданий. Этот брак пока не принес вам никакого счастья. Где бы ни был ваш супруг, оставьте ему возможность все решать самому. Вы же попросили его в доказательство его любви прийти к вам? Так пусть он и придет!

– А если он на краю света?

– Это ничего не меняет: подождите его возвращения оттуда! Слышите цокот копыт? Это наши уже возвращаются с рынка. Идите стряхните с платья пепел и приведите себя немного в порядок! Вы молоды и можете позволить себе несколько недель спокойной жизни. Подождем вестей от короля... если они у него будут!

– Ладно! Будь по-вашему, – сдалась Фьора. – Я могу подождать, дорогая Леонарда, но не слишком долго.

– Что вы намерены делать потом?

– Думаю, что сначала... я поеду в Селонже. Вдруг Филипп скрывается там, а люди короля ничего не знают об этом. Затем, если его действительно там нет, я поеду к герцогине Марии. Не думаю, чтобы королевские шпионы имели возможность задать ей вопросы. Но я-то жена Филиппа, и она ответит мне.

– Иными словами, король не убедил вас!

– Конечно, нет! Согласитесь, что я, его жена, имею больше шансов разыскать Филиппа.

Леонарда пробормотала в ответ что-то, похожее на одобрение. Из кухни донеслись веселые голоса. Это Перонелла, Хатун и Флоран вернулись с рынка.

Во второй половине того же дня, когда Фьора собиралась пойти в монастырь Сен-Ком с сыном, Леонардой и Хатун, в аллее, обсаженной старыми дубами, появилась группа всадников. Они сопровождали паланкин, который Фьора узнала с первого взгляда. Что надо было здесь кардиналу делла Ровере?

Однако он прибыл с визитом, и следовало вежливо принять его. Передав малыша на руки Хатун, Фьора подошла к повозке, которая остановилась перед самым домом. Она преклонила колено перед прелатом, когда тот спустился на землю, и приложилась губами к сапфиру, выполняя обычный ритуал.

– Это очень большая честь для моего скромного дома принимать ваше высочество!

– Ваш дом очень мил, а я приехал к вам просто как сосед. Оставим излишний протокол, обращайтесь ко мне просто «монсеньор».

Тут он заметил запряженного мула, рядом с которым стоял Флоран:

– Вероятно, я появился не вовремя? Я вижу, вы собирались куда-то ехать?

– Просто мы хотели съездить в монастырь, церковь которого виднеется вон там на холме, монсеньор. Но раз церковь пришла к нам сама... Прошу вас, входите, пожалуйста.

Фьора шла впереди нежданного гостя к большому залу, а в это время Перонелла готовила угощение для кардинала. Ее супруг отвел сопровождающих в тень дубравы и пообещал принести им что-нибудь выпить.

Фьора усадила делла Ровере около камина, в котором Перонелла зимой и летом поддерживала огонь, за исключением тех дней, когда стояла сильная жара.

Она топила его, чтобы не было сырости, обычной для домов, построенных вдоль Луары. В широко распахнутые окна можно было любоваться садом со множеством цветов. Там было так много лилий и роз, что их аромат чувствовался в зале.

Острым взглядом кардинал уже осмотрел большую комнату со старинными гобеленами и изящными безделушками, стоящими на сервантах. Затем он с удовольствием принял знаки внимания, оказанные дорогому гостю Фьорой: охлажденное вино из Вуврея, марципаны с миндалем, которые удавались Перонелле, как никому. Лишь когда они остались наедине, он приступил к серьезному разговору. Он выразил это пожелание вслух, и Леонарда, как и все остальные, с сожалением была вынуждена удалиться.

Когда слуги покинули зал, наступило молчание. Кардинал смотрел через хрусталь своего бокала с вином на отблески затухающего камина, а Фьора пила вино мелкими глотками в ожидании, когда визитер сам заговорит. Но тот, казалось, не спешил. Наконец он задал ей вопрос:

– Вы подумали о том, что я вам сказал тогда на ужине у короля?

– Вы изволили сказать мне несколько приятных слов, монсеньор, и я не могу забыть их.

– Конечно! Но это была лишь преамбула. Если вы помните, я сказал вам еще, что, по моему мнению, мы бы могли с вами вместе очень многое сделать.

– Я помню, но признаюсь, не очень хорошо поняла, что ваше высочество подразумевало под этим.

– Я подразумевал и подразумеваю, что мы могли бы объединить наши усилия, чтобы вы были полезны вашему родному городу, а я послужил бы интересам церкви.

– Интересная роль, я в этом не сомневаюсь. Но как я смогла бы сыграть ее?

– Вы ведь пользуетесь милостью короля Людовика, как я успел заметить. Мир между народами – это благородная цель, которой надо достичь, и вы могли бы склонить этого трудного человека выказывать больше уважения и понимания по отношению к его святейшеству, к которому король плохо относится.

– Не хуже, чем папа относится к Флоренции, – возразила Фьора. – Его политические цели кажутся ясными даже для такой невежды, как я: благодаря войне он надеется закончить дела, которые его драчуны выполнили только наполовину. Вы что же думаете, что я помогу ему разрушить город моего детства?

– Разрушить? Да что вы! Никогда! Святой отец не хочет зла Флоренции и тем более ее жителям. Этот злосчастный заговор, который замыслили изгнанные Пацци...

– Они, может быть, никогда ничего бы и не замыслили, монсеньор, без благосклонной помощи вашего кузена, графа Риарио. Во всяком случае, невинная кровь Джулиано, пролитая во время пасхальной мессы, разделяет папу и Медичи.

– Пацци были уничтожены все до одного. Кажется, более двухсот человек? Может ли такой поток смыть кровь этого молодого человека?

– Может, это и было бы так, если бы папа не призвал к священной войне, не отлучил Флоренцию от церкви и не наложил интердикт. Монсеньор, Лоренцо всего лишь защищается.

– Он действительно защищается... он один, вопреки интересам народа, который якобы любит. Тогда почему же он не пожертвует собой? Ведь он не владыка божьей волею.

– Если он не жертвует собой, то только потому, что сам народ запрещает ему это. Флорентийцы любят Лоренцо де Медичи и готовы умереть за него, – горячо защищала Фьора Лоренцо Великолепного.

– Все? Я бы не поклялся в этом. И без него город Красной лилии мог бы иметь любезную, образованную и блестящую государыню.

– Государыню? – удивилась Фьора. – Кого же это?

– Графиню Катарину. Разве она не ваша подруга?

– Я действительно дружу с ней и очень уважаю ее.

– Тогда, может быть, вы окажете ей помощь?

Фьора внимательно посмотрела на посетителя с удивлением, смешанным с недоверием. Однако ей удалось прочитать на этом высокомерном лице в его глубоко посаженных глазах только глубокую печаль.

– Какая же помощь ей нужна, чтобы править Римом и папой?

– Возможно, именно ваша. Поймите меня правильно, донна Фьора! Я очень уважаю и ценю Катарину, и мне не хочется видеть ее несчастной.

– Она разве несчастна?

– Да, и больше, чем вы думаете, – сокрушенно сказал кардинал. – И все это из-за вас.

– Из-за меня?

Кардинал поднялся, снова наполнил вином бокал и, пододвинув поближе свое кресло к креслу хозяйки, продолжил:

– В Риме полно шпионов, мадам, и все сразу становится известно. Риарио знает, что его жена помогла вам сбежать во Флоренцию. Легко можно было догадаться, что вам поручили предупредить Медичи о том, что затевалось против него.

– Совсем не желая оскорбить вашу семью, монсеньор, я должна сказать, что ваш кузен не так уж умен, если мог вообразить себе такое.

– Вы правы: он мужлан, но хитер и изворотлив. Он знает также, что жена не любит его. У нее не очень счастливая жизнь, но она была бы гораздо хуже без покровительства святого отца, который благоволит к ней.

– Эта новость сильно огорчает меня, но чем я могла бы ей помочь? – спросила она с сомнением.

– Почему бы вам не написать Катарине письмо, в котором вы выразили бы ей свою дружбу? Вы могли бы в нем добавить также, что готовы поговорить с королем Франции в защиту Ватикана.

Фьора резко встала и посмотрела на своего гостя. От поднимавшегося в ней гнева ее лицо покраснело:

– Поговорим начистоту, монсеньор! Вы что же, хотите, чтобы я попыталась разорвать союз между Францией и Флоренцией, чтобы я предала моих самых дорогих друзей, память о моем отце, моего...

– ...любовника? – закончил фразу кардинал. – Не сердитесь! У нас есть шпионы и во Флоренции. Поймите только одно – человек смертен, и Лоренцо Медичи также. Стоит ему исчезнуть – и Флоренция, которую некому будет больше защищать, откроет папе ворота. А став ее владычицей, донна Катарина позаботилась бы о вашем имуществе, я уверен в этом.

– Довольно, монсеньор! Я люблю донну Катарину и с удовольствием помогу ей обрести счастье, но я не стану помогать ее мужу, который намерен покорить мой родной город!

– А если Риарио не будет долго царствовать в Тоскане, ведь жизнь коротка? Да ну же, донна Фьора, я прошу вас о такой малости: любезное письмо, в каком-то роде миротворческое, и, может быть, попытка предрасположить короля Людовика XI к нам, даже не отказываясь, по крайней мере открыто, от союза с Лоренцо. Его теперешнее отношение наносит Ватикану большой ущерб.

– Финансовый? Я в этом не сомневаюсь, – резко ответила Фьора. – Я всей душой готова послужить делу мира, но повторяю, что не Флоренция объявила войну. С другой стороны, для того, чтобы я поверила в добрую волю папы, надо, чтобы он начал с поступка... отцовского. Например, отменил интердикт.

– Я мог бы намекнуть ему на это. Ну так вы напишете письмо?

– Это будет лживое письмо. Король далеко, и я не знаю, когда он вернется.

– Но когда-нибудь он все же вернется, а я не тороплюсь. Я удовлетворюсь только одним письмом и вашим обещанием. Я же со своей стороны помогу вам в одном деле, интересующем вас. Но время идет. Я вынужден покинуть вас. У меня назначена встреча с архиепископом.

Кардинал встал, словно и впрямь очень спешил, что показалось Фьоре подозрительным, и направился прямо к двери.

– Мы, конечно, еще увидимся, – добавил он любезно. – Мне было очень приятно побеседовать с вами. Теперь я оставляю вас, чтобы вы все хорошенько обдумали.

– Уделите мне еще одну минутку, монсеньор! – остановила его Фьора. – Что это за дело, которое меня так интересует?

– Это всего лишь слух, дошедший до меня, – уклончиво ответил кардинал. – К сожалению, у меня больше нет времени, чтобы поговорить с вами об этом. Договорим в следующий раз, скажем, дня через два-три.

– Вы еще долго пробудете в Type?

– Увы, нет! Хотя мне там очень нравится и все настаивают на том, чтобы я там остался. Через некоторое время мне надо будет поехать в Авиньон, где расположено здание моей миссии.

Поняв, что он не был намерен что-нибудь добавить, Фьора проводила кардинала до его паланкина, откуда он благословил ее, и ей пришлось преклонить колено.

Пораженная Фьора увидела, как импозантный экипаж быстро удалялся под тенью дубов, растущих вдоль дороги, ведущей к выходу из ее владения. Когда кортеж скрылся из виду, она спустилась в сад. Присев под навесом, увитым виноградом, она глубоко задумалась. Она не сомневалась, что Леонарда с нетерпением ожидает ее в доме, что у нее куча вопросов, но Фьоре хотелось побыть немного одной, чтобы понять, какова была истинная цель этого визита. Поступок кардинала делла Ровере казался ей странным. Надо было плохо знать короля Людовика, этого скрытного и властного человека, чтобы хотя бы на мгновение допустить мысль, что тот поддастся влиянию женщины, даже если он выказывал ей свою дружбу. С другой стороны, было также бессмысленно просить ее, о которой кардинал, видимо, знал немало, попытаться способствовать разрыву давнего союза между Францией и Флоренцией, а также с теми, с кем она была дружна.

Что касается Катарины, то Фьора была сильно огорчена тем, что причинила ей неприятности, а с таким человеком, как Риарио, нельзя было предугадать, чем они закончатся. Несчастный случай всегда возможен, и тогда папе ничего не останется, как только оплакивать свою племянницу, к которой он был так привязан.

Фьора вспомнила лицо кардинала, когда он говорил о Катарине, – лицо напряженное, похожее на болезненную маску. Может, он любил ее и был готов на любые безумства, чтобы прийти ей на помощь? Ведь намекнул же он на то, что Риарио мог долго не прожить? Если делла Ровере любил свою кузину искренней и беззаветной любовью, он становился намного симпатичнее Фьоре, и она пришла к мысли, что в конце концов это письмо, которое кардинал просил ее написать, ее ни к чему не обязывает. Достаточно было его ловко составить, чтобы оно не скомпрометировало ее. А эта таинственная последняя фраза, которую делла Ровере отказался пояснить и о которой он обещал поговорить «в следующий раз»?

В эту минуту Фьора очень пожалела о том, что король отсутствовал. Если бы он был здесь, она сразу пошла бы в Плесси, чтобы рассказать ему об этих событиях и попросить у него совета. Людовик XI – тонкий дипломат, знающий все хитросплетения, умеющий лучше других составлять письма и договоры. Он-то знает, как надо было действовать, и ему, несомненно, удалось бы выяснить у римского прелата то, что тот скрывал от Фьоры. Но король был далеко отсюда, и ей надо было самой выходить из этого сложного положения.

Она вернулась в дом и, не замеченная Леонардой, которая была занята на кухне с Перонеллой, прошла в свою комнату. Фьора села за стол и уставилась на чистый лист бумаги.

Как начать письмо, она знала: надо было поблагодарить Катарину за то, что она помогла матери вернуться к своему ребенку. Но дело осложнялось, как только надо было писать о короле и о просьбах, с которыми к нему надо было обратиться. Это было настолько сложно, что Фьора прекратила писать. Она убрала письменный прибор, задула свечу и легла спать.

Она надеялась, что ответ на этот щекотливый вопрос придет к ней при пробуждении.

В этот раз Фьора проснулась поздно, потому что заснула далеко за полночь. Открыв глаза, она увидела Леонарду, стоявшую около ее кровати и с интересом читающую ее черновики.

– Вы действительно хотите написать это письмо? Вам следовало бы, однако, вспомнить, что говорил этот дьявол Деметриос: «Надо быть очень осторожным, когда что-нибудь пишешь, и самое разумное заключается в том, чтобы писать как можно короче!»

– Вы полагаете, что я забыла об этом? Но мне так хочется помочь Катарине!

– И узнать, что этот красивый кардинал держит для вас про запас! Я признаю, что он ловкий человек и что его история была рассказана мастерски! Он отлично сумел сыграть на ваших добрых чувствах и на вашей признательности молодой даме. И, наконец, вызвать у вас любопытство, столь свойственное всем женщинам.

– Но откуда вы все это знаете? Я не помню, чтобы говорила с вами об этом.

Леонарда снисходительно улыбнулась:

– Я ведь тоже женщина и дочь Евы. Я подслушивала у двери, вот и все! Пойду поглядеть, все ли готово для вашего купания.

Уход Леонарды, на которой был надет белый высокий головной убор с широкими отворотами, покачивающимися в такт ее шагам, словно крылья, явился верхом достоинства, которым Фьора просто восхитилась. Только встав с постели минуту спустя, она обнаружила, что Леонарда забрала все ее черновики.

Однако через два дня кардинал делла Ровере вновь появился в доме, увитом барвинком; письмо было готово, и Фьора протянула его кардиналу, как только тот сел у камина.

По правде говоря, она была довольна своим посланием. Долго поработав над ним вместе с Леонардой, Фьора думала, что оно должно было удовлетворить заинтересованных лиц и никому не доставить неприятностей. И действительно, после нескольких строк с выражением дружбы и признательности Фьора уверяла графиню Риарио в том, что она сильно желает восстановления мира между Римом и Францией, а также с Тосканой, которая ей была дорога.

– Может, кардиналу покажется, что вы недостаточно посвящаете себя этому делу, – заметила Леонарда, прочитав письмо в последний раз, – но вы увидите сами его реакцию, и у вас будет время подискутировать с ним.

К большому удивлению Фьоры, внимательно прочитав письмо, прелат заявил, что молодая женщина все написала правильно, и выразил ей свое удовлетворение. Это письмо сильно обрадует графиню Риарио и смягчит раны, нанесенные гордости его святейшества, ибо только материнская любовь заставила мадам де Селонже обратиться в бегство, и донна Катарина помогла ей в этом. Папа будет также рад узнать, что его бывшая пленница не держала на него зла и что, наоборот, готова содействовать всеобщему примирению.

– Вот видите, – сказал делла Ровере в заключение, – я не просил вас сделать что-то сверхъестественное, но вы мне оказываете большую услугу, и я попытаюсь отблагодарить вас за нее. Весьма скромным образом, разумеется, ибо то, что я собираюсь вам рассказать, может быть, и не представляет для вас никакого интереса.

Он помолчал немного и отвернул лицо, словно не решался говорить. Потом сказал со вздохом:

– Это глупо, но мой дядя, я хочу сказать, святой отец, часто упрекает меня в том, что я слишком много говорю и что не умею сдерживать своих чувств. И сейчас я боюсь, что сообщу вам скорее о плохом, чем о хорошем.

– То, что делается с добрыми намерениями, монсеньор, не может причинить зла. Будьте так добры, скажите хотя бы, о чем идет речь? О Флоренции? – Фьора просто сгорала от нетерпения.

– Нет. Речь идет о... вашем супруге.

– О моем супруге? Разве вам известно что-нибудь о нем?

– Возможно. Во время моего пребывания здесь я старался узнать о вас как можно больше. Когда я был в Риме, меня заинтересовала история о приговоренном к смертной казни, однако чудом спасенном в тот самый момент, когда он должен был умереть. Потом я узнал, что граф де Селонже, заключенный в замке Пьер-Сиз в Лионе, совершил побег, и никто не узнал, что с ним случилось дальше. Это верно?

– Абсолютно, монсеньор. – Голос Фьоры дрожал от волнения. – Известно только, что он уплыл на лодке, и я не скрою от вас, что это обстоятельство приводит меня в ужас. Говорят, что река, по которой он уплыл, кажется, Рона, очень опасна. Я боюсь, что он утонул.

– Это действительно возможно, – кивнул кардинал. – Однако, когда я услышал эту историю, она напомнила мне об одном событии. Событии, внешне незначительном, но которое может иметь для вас некоторое значение.

– Говорите же, монсеньор, умоляю вас! Самый маленький след может иметь значение.

– Ну так вот. Как я вам уже сказал, в прошлом году монахи обители Валь-де-Бенедиксьон, находящейся в Вильнев-Сен-Андре, как раз напротив моей епископской штаб-квартиры, обнаружили на дне лодки, застрявшей в камышах, раненого человека в бессознательном состоянии, который, по-видимому, вынес тяжелые испытания. Они отнесли его к себе, подлечили, но не смогли добиться, чтобы он назвал свое имя. Он сам ничего не знает о себе, и особенно откуда он и что ему пришлось пережить.

– Он потерял память?

– Именно к такому выводу пришел аббат.

Сердце Фьоры бешено забилось, кровь прилила к лицу, задрожали руки.

– Но как он выглядел? Лицо, рост? Вы видели его?

– К сожалению, нет. Я знаю о нем только то, что рассказал настоятель моему капеллану. Но верно одно: этот человек не крестьянского происхождения. Он высокого роста, а шрамы на его теле говорят о том, что это воин. Кстати, лодка, на которой он был подобран, отличалась от тех, которые были в этой местности. Я вижу, что вы крайне взволнованы, но повторяю: вполне возможно, что этот человек не имеет никакого отношения к...

– А я почти уверена, что имеет, – прервала его Фьора. – Этот человек все еще там?

– Конечно. Куда ему идти, если он ничего не знает ни о себе, ни о других? Такое состояние вызвано, безусловно, травмой головы. Но успокойтесь, его выходили, и он не чувствует себя несчастным. Монахи обители оказались добрыми, великодушными и гостеприимными людьми. И кроме того, для заключенного, совершившего побег, если только это он, монастырь является самым лучшим пристанищем.

– Я ни на минуту не сомневаюсь в этом, но как все выяснить, как убедиться?

Фьора встала и принялась нервно расхаживать по большому залу, пытаясь успокоиться, замедлить ритм биения сердца, которое готово было выскочить из груди. Видя, как она побледнела, делла Ровере поспешил к ней, поддержал под руку и заставил улечься на длинную скамью, покрытую подушечками. Это было сделано вовремя, потому что ноги ее не слушались. Кардинал позвал на помощь Леонарду, которая, безусловно, подслушивала под дверью. Та мгновенно вбежала, держа в руке флакон с уксусом и салфетку. Подойдя к Фьоре, она стала приводить ее в чувство.

Вскоре Фьора пришла в себя. Она принялась извиняться перед гостем, который выглядел искренне обеспокоенным.

– Боюсь, что слишком утомил вас, – сказал он. – Сейчас мне лучше удалиться, а завтра я приду опять. Я как раз хотел это сделать, чтобы попрощаться с вами.

– Ваше высочество уже покидает нас? – спросила Леонарда.

– Да, я должен вернуться в Авиньон, где у меня так много дел. Я покидаю Тур послезавтра.

Кардинал уже собрался уходить, как Фьора удержала его:

– Умоляю, монсеньор, еще минуточку! Уверяю вас, что мне уже лучше. Расскажите мне еще об этом спасенном.

– Что я могу сказать вам еще? Теперь вы знаете столько же, сколько и я. Послушайте, раз я возвращаюсь туда, хотите, я побываю в обители прямо после прибытия, чтобы увидеть этого человека?

– Вы же никогда не видели Филиппа де Селонже, монсеньор. Как вы его узнаете?

– Вы можете описать его мне? Конечно, если бы вы не были больны, то можно было бы найти решение очень простое, но... утомительное.

– Какое? – спросила Леонарда с недоверием. Но Фьора сразу поняла:

– Я могла бы поехать с вами? Безо всякого сомнения, ведь только я смогу выяснить все. И если это мой муж, то кто же лучше меня сможет ухаживать за ним?

– Фьора! – запротестовала Леонарда. – Вы что, сошли с ума? Вы опять хотите отправиться на край света?

– Авиньон не на краю света, мадам, и я не вижу никаких опасностей, которые могли бы подстерегать донну Фьору под моим покровительством. Я могу даже предложить донне Фьоре удобный паланкин.

Фьора на глазах возрождалась. Цвет ее лица стал прежним, в глазах засветились искорки надежды. Она поднялась:

– Я не могу отказаться от такой возможности, дорогая Леонарда. Не беспокойся, я не буду отсутствовать долго. Если это Филипп, я привезу его с собой, а затем примирю с королем. О, монсеньор, вы не можете даже вообразить себе, какая это радость для меня!

Кардинал рассмеялся, отчего лицо его помолодело. Казалось, он был так же счастлив, как и молодая женщина.

– Так, значит, мы договорились? Завтра вечером я пришлю за вами паланкин. Слуги получат указания, и вы встретитесь со мной в конце первой половины дня, в базилике Сен-Мартен, где я хочу помолиться перед отъездом. Таким образом, у вас будет достаточно времени подготовиться к отъезду.

В сопровождении Фьоры он направился в сад, где его ждал экипаж, и передал своему секретарю письмо, написанное Фьорой. Перед тем как уехать, он понизил голос и добавил: