Текст книги "Ловушка для Катрин"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Тебе уже было сказано, что здесь нет золота. Мессир Арно, уходя, унес с собой все имевшиеся в замке деньги…
– Я довольствуюсь обстановкой, – проговорил упрямец Апшье. – А потом, скоро весна. Скоро по этой дороге будут проходить целые стаи торговцев на южные ярмарки, и толпы паломников будут стекаться по дороге на Конк и в Испанию. Вы же собираете пошлину? А пошлина – прибыльное дело!
Да, этот бандит приехал не так, как остальные, – ограбить, сжечь и исчезнуть; он пришел обосноваться здесь и требовать огромный выкуп с тех, кто путешествует между верхней Овернью, долиной Лот и богатейшими южными землями – в Монсальви сходились все самые важные дороги!
Приступ гнева вытолкнул аббата на стену.
– Ты забыл только об одном, негодяй: о сеньоре этих мест! Даже если тебе удастся нас победить, даже если ты овладеешь городом, да не допустит этого Господь, знай, что рано или поздно Арно де Монсальви вернется. Его рука тяжелее твоей, и тогда уже ничто не спасет тебя от его мести. Помни, что его любит король, а коннетабль – наш друг.
– Возможно! Если он вернется! Но только что-то подсказывает мне… он не вернется. Итак, тем более нам следует все уладить немедленно…
– Что ты сказал?
Голос Катрин захлебнулся в крике, переходящем в рыдания. Аббат сжал ее руку и прошептал:
– Успокойтесь! Не подавайте вида, что придаете значение его словам! Ему только нужно вывести вас из равновесия, чтобы вы допустили какую-нибудь глупость. Впрочем, спорить уже невозможно.
И в самом деле, настоящий шквал возмущения огласил окрестности, на бандитов обрушился град камней, под которыми они вынуждены были отступить.
Но в то время, как сыновья не выказывали ни малейшего интереса к проявлениям народного гнева, Беро несколько раз обернулся и показал кулак.
Катрин спустилась со стены и посмотрела на лица окружавших ее людей. В свете факелов они казались красными и все еще пылающими от гнева. Она слышала слова поддержки и преданности.
– Мы выстоим, госпожа Катрин! Не бойтесь: стены крепкие, а у нас достаточно смелости.
– Старый бандит скоро пожалеет о том, что пришел сюда.
Катрин им улыбнулась, пожимая протянутые к ней руки, но внезапно раздался голос торговки полотном Гоберты:
– Что это он там говорил, что мессир Арно не вернется?
Воцарилось молчание. Толстуха Гоберта во всеуслышание высказала тайную мысль, мучившую госпожу.
Вмешался аббат, который хотел прогнать тревогу из сердца Катрин.
– Не бойтесь, – успокоил он ее, – мы это скоро узнаем. Даже если предположить, что сказано это было не только из желания сломить наше мужество. Если у него есть какой-то план, он обязательно обнаружит его; он угрожает и пытается вынудить госпожу Катрин на опасную для нас вылазку, зная, что на голой равнине мы беззащитны.
Все еще дрожащей рукой Катрин провела по влажному лбу.
– Если бы вас не было рядом, отец мой, я думаю, что решилась бы на эту безумную атаку. Теперь нам надо собрать совет и определить дальнейшие действия. Нам придется выдержать осаду, и мне нужны добровольцы…
Галерея понемногу опустела. Именитые горожане направились в замок, где должен был состояться совет.
В главном зале, украшенном коврами из Арраса и Обюссона, теми самыми, что раздразнили алчность Беро д'Апшье, огонь в огромном камине горел, как обычно, своды зала были заполнены ночными тенями, а по стенам плясал яркий свет факелов.
Снаружи не слышно было обычной возни, смеха служанок и криков птиц. Была ночь, полная грозного тягостного молчания, а на скамье сеньора Арно де Монсальви сидел не он сам – мощный рыцарь, а хрупкая молодая женщина, казавшаяся такой беззащитной.
Подле нее был аббат Бернар – человек церкви, человек молитвы, и его высшим оружием были самоотречение и любовь к ближнему, тогда как наступивший час был часом грубой силы.
Со своей стороны, мадам де Монсальви смотрела, как один за другим входят ее люди, и удивлялась, что они, такие знакомые и привычные, стали вдруг совершенно другими. На каждом останавливала она свой взгляд.
Все в полном молчании уселись на низеньких скамеечках вокруг скамьи своего сеньора. В центре восседал Сатурнен Гарруст, важный, по обыкновению, с широким подбородком и весьма ироничным выражением лица.
Одним жестом аббат поднял с места всех этих людей, к которым только что присоединился сержант Николя Барраль.
– Дети мои, мы собрались здесь для того, чтобы держать совет. Предметом нашего обсуждения будет не цена на полотно, не инциденты с пошлиной, не болезнь ржи, но наш собственный город, находящийся в смертельной опасности. Итак, перед тем как начать, нам надо просить Бога, который всех нас держит в своей власти, сжалиться над нами и не оставить нас в сражении против этих жестоких людей, стоящих у наших ворот…
Покорно все опустились на колени, сплетя руки в молитвенном поклоне.
Сама Катрин молилась в полном молчании. Ее мысли унеслись за пределы зала. Она страстно призывала спасительный случай… чудо, которое бы привело сейчас ее супруга на их землю, зная в глубине души, что никто и ничто не сможет отозвать Арно, пока в Париж не вернется истинный король Франции.
Сложив руки на коленях, Катрин внимательно слушала отчет о запасах продовольствия в городе Жосса Роллара, интенданта. Итог был не очень обнадеживающим: город мог продержаться не более двух месяцев.
Жосс свернул пергамент и посмотрел на Катрин.
– Таковы наши дела, госпожа! Продовольствия у нас только на несколько недель, если выдержим нападение этих зверей.
– Кто это здесь говорит, что не выдержим? – проворчал Николя, чья рука сжимала эфес шпаги. – Мы все твердо стоим на ногах, у нас зоркий глаз, и мы не трусы. С продовольствием или без него мы сумеем защитить наш город.
– Я никогда не говорил обратного, – мягко возразил интендант. – Я говорю только, что Апшье сильны, а наши стены высоки, но вовсе не неприступны… и что мы можем быть окружены. Смотреть правде в глаза не значит быть трусом.
Катрин встала, положив конец начинающейся ссоре.
– Не спорьте, – сказала она. – Вы оба правы. Нам не занимать доблести, но, если мы хотим без особых потерь выйти из этого испытания, нам нужна помощь.
– Откуда нам взять ее, Господи? – вздохнул бальи города Сатурнен. – В Орийяке? Я в это не верю! Люди Орийяка осторожны и не будут наживать себе неприятности ради того, чтобы устраивать дела сеньора Монсальви, принадлежащего к партии короля.
Катрин с некоторым удивлением взглянула на старика. Он был самым миролюбивым, самым спокойным и скромным среди людей Монсальви, имел репутацию человека мудрого. Но только сейчас она поняла, что бальи ее города чутко прислушивался к малейшим слухам в королевстве. Он говорил мало, но как никто умел входить в доверие к торговцам, проезжавшим через город на те ярмарки Юга, которые войны не смогли разогнать.
– Во всяком случае, – сказала она спокойно, – нашим ближайшим сюзереном является не герцог де Бурбон, а Бернар д'Арманьяк граф де Пардьяк, чью крепость Карлат мой супруг оборонял три года назад. Только в Карлате, и больше нигде, надо искать помощи…
Крепость Карлат была теперь под началом жены Бернара Элеоноры де Бурбон, ожидавшей там своего супруга во время его долгих отлучек.
Даже если допустить, что Бернара-младшего и не было сейчас в замке, графиня Элеонора, надо думать, не откажется послать помощь Монсальви, зная, что замок в опасности. Вряд ли она откажет, ведь она сестра Шарля де Бурбона. Выходя замуж за Бернара, она выбрала тем самым и своих друзей.
– Надо дать ей знать как можно скорее, – настаивал аббат.
Катрин поняла, что уже некоторое время размышляет вслух…
– Арманьякское войско могло бы обойти Апшье с тыла и вымести их как мусор. Граф Бернар содержит в Карлате мощный гарнизон и может отправить нам на выручку несколько отрядов своих лучников…
– Хорошо! – подытожил Антуан Гудек. – Значит, надо кого-нибудь послать туда этой ночью! Пока осада еще не началась, можно воспользоваться южной дорогой. Я и отправлюсь!
Он уже встал со своего места, огромный и черный, как гора. Искреннее желание помочь и смелость выплескивались через край. Но ткач Ноэль Кэру воспротивился.
– И речи быть не может, чтобы шел ты, Туан! Осажденному городу необходимы кузнец и оружейник. Но без суконщика обойтись можно вполне. Пойду я!
Опять все стали возражать. Каждый хотел идти, полагая по врожденному благородству и великодушию, что именно он должен стать спасителем своего города. Все говорили хором, и поднялся страшный шум, который наконец был прекращен жестом аббата.
– Успокойтесь! Я пошлю одного из наших братьев. Прекрасно зная эти земли, он легко преодолеет восемь лье, которые отделяют нас от Карлата. Более того, если не дай Бог наш посланец будет схвачен Апшье, то ряса спасет его от расправы. Брат Анфим, идите в монастырь и попросите брата Амабля прийти сюда. Госпожа Катрин передаст ему короткое письмо для графини, и он тут же отправится в путь.
Такое решение примирило спорящих. Торжественный вход Сары с традиционным вином из трав, которое служанки разливали тут же по кубкам, окончательно вернул всем веселость и бодрость духа. Скованность ушла; пили за здоровье Монсальви, его госпожи и людей из Карлата.
В эту минуту волк Жеводан уже не казался таким страшным. Когда все были обнесены вином, Сара подошла к Катрин, которая писала письмо за конторкой.
– Вот уж не думала найти их такими веселыми в тот момент, когда враг у стен замка. Что это на них нашло?
– Только надежда! – улыбнулась молодая женщина. – Мы решили послать монаха в Карлат с просьбой о помощи. И в этой помощи, конечно же, нам не откажут.
– Вся трудность состоит в том, чтобы туда добраться. У Беро должны быть по всем углам факельщики. Ты не боишься, что твой монах попадется им в лапы?
– Брат Амабль ловок и проворен. Он сумеет уберечься… К тому же, моя бедная Сара, нам приходится рисковать, ведь у нас нет выбора.
Через минуту посланец в черном одеянии склонился на колени перед аббатом для получения письма и благословения своего настоятеля. После этого Николя Барраль проводил его, тогда как именитые граждане возвращались по домам. Катрин решилась наконец последовать за Сарой и вернуться к себе.
Она пересекла порог спальни с ощущением глубокого облегчения. Цветные стекла, вставленные в свинцовую оправу в высоком узком окне, сверкали, как драгоценные камни, освещаемые кострами, пылающими во дворе да и везде на стенах замка. Эти костры будут поддерживать в течение всей осады, чтобы постоянно подогревать смолу и масло.
Усевшись на широкую кровать, она освободилась от стягивающего голову убора, расплела косы. У нее болела голова. Мучительные мысли не давали покоя.
– Причесать тебя? – предложила Сара.
– Нет! – запротестовала молодая женщина. – Я слишком устала, чтобы спускаться ужинать в главную залу. Пойду поцелую детей, потом лягу, а ты принесешь мне что-нибудь поесть.
– У тебя все еще болит голова?
– Да. Но на этот раз, по-моему, у меня есть веские причины, ты не находишь?
Не отвечая, Сара медленно начала массировать виски Катрин.
– Постарайся ни о чем не думать, – бормотала Сара. – Иначе я не смогу облегчить боль…
С тех пор как поселилась в Монсальви старая цыганка, она приумножила свои познания в искусстве облегчать человеческие страдания. Она собирала в окрестностях лекарственные травы, коренья и готовила из них всевозможные снадобья. Постепенно слава о Черной Саре распространилась на несколько лье от замка. Правда, ее репутация целительницы вызывала ненависть у местной колдуньи, Ратапеннады, или Летучей Мыши, молчаливой старухи с кошачьими глазами, чья хижина пряталась в глубине лесов Обеспейра.
Ратапеннада, настоящее имя которой и возраст были никому не известны, жила в компании филина с вороном. В ее конуре обитали жабы и змеи, чей яд входил в ее колдовские напитки. Люди Монсальви смертельно боялись старуху, которая могла напустить на них всевозможные бедствия – падеж скота, ломоту, немощь. Боялись, но не решались ее трогать.
Даже сам Арно остерегался ее. Он полагал, что в скором времени старуха отойдет в иной мир, где она никому не сможет досаждать. Местные жители любыми путями избегали ее жилище, но все же иногда случалось кому-нибудь увидеть ее бредущей по дороге безлунными ночами с корзиной яиц, хлебом или птицей.
Говорили, что она богата и прячет свои сокровища в канаве со змеями, но все так боялись, что никто – ни самый отчаянный мальчишка, ни бандит – не рисковал ее трогать. У нее были кое-какие друзья, вроде Жерве, которого прогнала Катрин и который теперь пришел с мечом в Монсальви.
Что же касается аббата Бернара, то, когда в его присутствии произносилось имя колдуньи, он молился и осенял себя крестом. Все его попытки вернуть колдунью Богу проваливались, и он понимал, что ничего больше не может поделать со слугой дьявола. Зато Сара получила его благословение, и он всячески рекомендовал своей пастве пользоваться ее советами. Так она понемногу стала местной целительницей.
Катрин удалось наконец «создать пустоту» в голове, и мигрень отступила. Тогда Сара и сказала ей как бы между прочим:
– Ты знаешь, что паж не вернулся?
Хозяйка замка вздрогнула, и ее сердце заколотилось: что за несчастье могло случиться? Сколько у этого проклятого дня в запасе осталось дурных новостей?
– Беранже? – встревожилась она. – Не вернулся? Почему ты мне раньше ничего не сказала?
– Я думала, ты уже знаешь… В любом случае, что же мы можем поделать?!
Катрин нервно зашагала по комнате. Она повторяла снова и снова:
– Не вернулся! Ну где же он может быть? – Внезапно она остановилась, мысль о том, что ее паж мог находиться в руках Апшье, пронзила ее.
С тех пор как полгода назад он поступил к Монсальви, Беранже де Рокморель, из тех Рокморелей де Кассаниуз, чей немного обветшалый, но еще достаточно прочный замок поднимал над просекой Лота свои суровые стены, казалось, что в дом ворвался свежий ветер.
Четырнадцатилетний Беранже принадлежал к новому типу, еще неизвестному среди знати Оверни и Руерга: он считал, что жизнь – это нечто большее, чем битвы меча, охота на кабана или разгульное застолье, когда лопаешься от обжорства или падаешь под стол от перепоя. Это был мечтатель, выдумщик и пацифист. Он был единственный в своем роде, и никто не мог понять, откуда он набрался этих идей. Его отец, Обер, большой любитель ячменного пива, вечно искавший случая раскроить чей-нибудь череп или задрать какую-нибудь юбку, по своей силе и буйному нраву походил на галльского бога Тетатеса, хранителя молнии. Но у Шарите-сюр-Луар он встретил превосходящего по силе и ловкости разбойника Перрине Грессара. Меткая стрела крепко пригвоздила к дороге его мощное тело.
Два его старших сына, Амори и Рено, два гиганта с соломенными волосами, хороши были только в драках и у винных бочек.
Среди этих колоритных персонажей Беранже был похож на гадкого утенка. Его фамильное сходство ограничивалось только ростом: он был не по возрасту высок и силен. Во всем остальном он резко от них отличался. У него были каштановые волосы и нежное улыбчивое мальчишеское лицо. Он не скрывал, что не любит оружие. Его вкусы, о происхождении которых спрашивал себя каждый в Рокмореле, лежали в области музыки, поэзии, природы, а его кумиром был его тезка трубадур Беранже де Палазоль. К церкви он не питал любви, не хотел уходить в послушники. Однажды он преспокойно поджег монастырь, куда его заперли в надежде сделать из него епископа. После этого семейный совет решил отдать его Арно де Монсальви, чья репутация смелого вояки не нуждалась в подтверждении, надеясь, что хоть тот употребит его в какое-нибудь дело.
Арно согласился, но, отбывая в Париж, отложил военное воспитание молодого Рокмореля до своего возвращения. Он доверил его заботам дона де Галоба, своего старого учителя фехтования, чтобы тот вбил в эту странную голову какие-то навыки, которые необходимы будущему рыцарю.
«Будут и другие сражения, – сказал тогда Арно своей жене. – Битва за Париж будет слишком суровой, чтобы вести на нее неопытного мальчика».
Итак, Беранже остался в Монсальви, где жил в свое удовольствие, сочиняя баллады и напевая их бессонными ночами Катрин. Он сделал Катрин своей музой, но в глубине души Беранже поклонялся своей кузине Оветте де Монтарналь, пятнадцатилетней девочке, хрупкой, как лилия. Именно по этой причине он так яростно противился постригу, но скорее дал бы вырвать себе язык, чем признался в своей любви. Две семьи – Монтарналь и Вьейви – составляли двойной ряд заграждений, и Беранже рассудил, что лучше немного подождать, прежде чем объявлять о своем увлечении. Но, отправляясь гулять по окрестностям, всегда выбирал направление к Логу…
Катрин ее паж напоминал друга детства, Ландри Пигаса, с которым они облазили все парижские улицы. Песенки, которые он пел, были наивными и свежими, как букетик первоцвета. Поэтому она казнила себя, что за все это время ни разу не вспомнила о Беранже. Она, конечно, была поглощена приготовлениями к осаде, но все же должна была заметить его отсутствие. Неужели несчастный мальчик попал в руки Апшье?
Стоя перед Сарой, которая одевала ее в далматику из серого бархата, подбитую серым, в тон, беличьим мехом, молодая женщина повторила волновавший ее вопрос:
– Где он может быть? Он целыми днями бегает по лесам, никогда не предупреждая, куда идет.
– И почти всегда в одном и том же направлении, – проговорила Сара, встряхивая платье Катрин. – Он спускается к долине.
Глаза Катрин сузились до размера двух фиолетовых точек.
– Что ты хочешь мне сказать, Сара? Сейчас не время для загадок…
– А то, что малышка Монтарналь, которая так редко поднимает глаза от земли, вскружила голову Бернару. Ее ясный взгляд, да и то, что у нее под платьем, способны вскружить голову даже такому охотнику за звездами, как твой влюбленный паж, даже если он для отвода глаз во все горло воспевает фиалковые глаза своей госпожи Катрин – что вполне может стоить ему хорошей оплеухи от мессира Арно. Короче, я хочу сказать, что все это плохо кончится. Сир де Монтарналь заметит однажды эту страсть к купанию, и мальчик останется в реке навсегда.
– Беранже влюблен! Почему ты мне об этом раньше не сказала?
– Потому что это ни к чему бы не привело. Когда дело касается любви, ты начинаешь таять, как масло на солнце.
– Пойди найди мне Николя Барраля! Надо попытаться найти его этой же ночью! Завтра город будет в осаде, и Беранже не сможет вернуться.
Без дальнейших слов Сара пошла за сержантом, которого нашла у костра на стене.
– Ночь очень темная, госпожа Катрин, – объяснил Барраль своей госпоже. – Все, что я могу сделать – это выставить часового. Если мальчик подойдет и покричит, ему откроют. Если же он не вернется с рассветом, я постараюсь предпринять короткую вылазку и поискать за воротами… Но вы уверены, что он появится со стороны Вьейви?
– В этом убеждена Сара!
– Тогда так оно и есть. Она никогда не ошибается…
Это было сказано таким вкрадчивым голосом, с такой важностью, что молодая женщина поразилась. Неужели командир ее лучников влюблен в Сару? Решительно, сегодня – день сюрпризов.
Отослав Николя, Катрин позволила Саре окончательно привести себя в порядок. Ее подбитое мехом платье приятно щекотало кожу от затылка до колен. Это платье, сшитое таким образом, чтобы супругам не тратить время на раздевание, напоминало ей слишком о многом!.. Нежное прикосновение меха к коже вызывало воспоминание, а в мягких складках бархата тонкий запах женских духов смешался с другим, мужским запахом, и сегодня это было невыносимо и жестоко. Неужели этот старый кабан уверен, что Арно больше не вернется, что его голос, его руки, его тело остались в прошлом и Катрин больше не суждено почувствовать всю силу любви Арно?
– Сними с меня это платье! – крикнула Катрин. – Дай мне любое… только не это!
Она зажмурила глаза, чтобы не дать волю слезам, и задрожала вдруг всем телом от любви, тревоги и страха. У нее было желание броситься вон из комнаты, вскочить на лошадь и мчаться до полного изнеможения вперед, оставляя за собой и ночь, и страх. Только бы вырваться из этого кошмара, который держит ее в заточении, скакать к мужу, броситься к нему на грудь…
Нежные плечи Катрин сотрясались от рыданий. Сара обняла ее.
– Успокойся, – сказала она с нежностью. И добавила уверенно: – Он вернется!
– Нет… нет! Бело д'Апшье бросил мне это прямо в лицо: я никогда больше не увижу Арно. Поэтому он и решился напасть.
– Это ловушка. И тебе должно быть стыдно, что попалась в нее. Говорю тебе, он вернется. Я тебя хоть раз обманула? Ведь ты знаешь, что иногда передо мной приподнимается завеса над будущим? Твой супруг вернется, Катрин! Твои страдания с ним еще не кончены.
– Страдания?.. Если он вернется живым, как он может заставить меня страдать?
Сара предпочла прервать этот разговор. Она уже набросила на Катрин мягкое платье из белой шерсти и решительно завязала тесемки на шее и запястьях Катрин, которая понемногу начинала успокаиваться.
– Вот так! Теперь у тебя вид настоящей монашки. Именно так тебе предстоит держаться сегодня вечером, – сказала Сара со смехом. – Теперь иди поцелуй малышей – и в кровать!
Обессиленная, Катрин направилась в соседнюю комнату. Там в камине горел огонь, а у изголовья большой кровати с красными занавесками небольшая масляная лампа мягко освещала светлую головку маленького мальчика. Его густые кудри блестели, как золотая стружка, темные густые ресницы бросали мягкую тень на круглые щечки. Он приоткрыл рот и сосал большой палец, другая рука с маленькими розовыми растопыренными пальцами лежала поверх одеяла и была похожа на морскую звезду.
С сердцем, полным нежности, Катрин взяла эту ручонку и осторожно поцеловала. Потом повернулась к девочке.
Изабелла де Монсальви поразительно походила на своего отца. Ее крошечное личико с ямочками было уменьшенной копией властного отцовского лица. Густая шелковистая прядь темных вьющихся волос выбивалась из-под чепчика на маленький носик. Крепко сжатые кулачки придавали ей весьма серьезный вид, но это была лишь видимость, так как Изабелла была невероятно веселым ребенком. Ее обожали все, и малышка этим прекрасно пользовалась.
Опустившись на колени, молодая женщина стала страстно молиться о том, чтобы опасность миновала ее дом, ее детей.
– Господи, сделай так, чтобы с ними ничего не случилось! Умоляю тебя…
И как будто в ответ на ее обращение к небу послышались крики часовых. На стенах города солдаты Николя несли охрану, и, может быть, очень скоро войско графа д'Арманьяка придет к ним на помощь и поможет отстоять город.
Унося с собой эту утешительную мысль, Катрин, в последний раз осенив себя крестом, покинула комнату своих детей.
