Текст книги "Исповедь рогоносца"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Затем его взгляд упал на портрет королевы, и ему показалось, что та смотрит на него иронически.
– Во всяком случае, я хорошо знаю, кто останется здесь со мной! – буркнул он, зарываясь в перину и натягивая одеяла до ушей в надежде хоть немного согреться.
Другой на его месте впал бы в отчаяние, но д'Артаньян привык к суровой походной жизни, чтобы страдать от подобных перепадов температуры. Несколько минут спустя он храпел так громко, что стены дома содрогались. А Шарлотта все это время, заливаясь горючими слезами, умоляла господа простить ей то, что она считала греховным наслаждением.
С той поры в прекрасном особняке на набережной Гренуйер началось весьма странное существование. Днем жена капитана мушкетеров в высшей степени достойно играла свою роль примерной супруги одного из самых высоких военачальников королевства. Она заботливо вела хозяйство, наблюдала за тем, чтобы все было в порядке с экипировкой мужа, принимала гостей, навещала бедняков, часто бывала в приходской церкви и бдительным оком следила за слугами.
По ночам порывы страсти как бы случайно заносили ее в объятия мужа. Тогда, пережив минуты восторга и наслаждения, Шарлотта с поражающей воображение быстротой брала себя в руки и мгновенно переходила к умерщвлению плоти, надеясь таким образом искупить страшный грех, который она только что совершила, забывшись в пагубном удовольствии. Слезы лились рекой, начинались бесконечные молитвы. Шарлотта мучилась угрызениями совести, что чрезвычайно смущало несчастного д'Артаньяна. Он постепенно приходил к выводу, что жена его не совсем нормальна. Он и сам порою чувствовал себя немного сумасшедшим, потому что, несмотря ни на что, Шарлотта очень ему нравилась. Он никак не мог понять, почему нужно так уж каяться и выпрашивать у бога прощения за счастье, которое казалось ему совершенно естественным. Если бы не эта неприятная склонность жены, им с Шарлоттой могло бы быть так хорошо вместе! Не утихала и тайная война, которая началась между ними из-за портрета королевы…
Д'Артаньян, будучи от природы оптимистом, не терял надежды, запасшись терпением, со временем урезонить и приручить свою чересчур совестливую супругу. Может быть, с этой целью достаточно будет найти для нее подходящего духовника? Капитан решил, что лучше всего, как только подвернется подходящий случай, замолвить об этом словечко одной даме из своих подружек…
К несчастью, не только эти обстоятельства омрачали счастливую супружескую жизнь четы д'Артаньянов. И портрет королевы был не единственным объектом ревности Шарлотты. На самом деле она ревновала мужа ко всем женщинам, какие только попадались ей на глаза, и не только не скрывала этого, но демонстрировала слишком явно!
«Ревность! Что за бедствие!..» – нередко с горечью думал д'Артаньян, возвращаясь домой. Как можно утверждать, что любишь кого-то, если постоянно отравляешь ему жизнь своей ревностью?
Действительно, с течением времени ревность Шарлотты принимала все более угрожающие размеры. Она не могла вынести дружеской улыбки мужа, адресованной другой женщине. Да что там улыбки! Она не могла вынести простой любезности с его стороны, если женщина была красива. А в ту эпоху, когда любезность считалась одним из главных достоинств мужчины, лишить его возможности проявлять галантность было хуже, чем нанести ему серьезное увечье. Несчастному пришлось научиться не различать хорошенького личика, когда его жена оказывалась поблизости. В таких случаях он внезапно становился близоруким. Д'Артаньян прятался за эту близорукость, как люди прячутся под зонтиком от проливного дождя или палящего солнца.
Шарлотта не дремала. Она старалась избежать неминуемых неприятностей, принимая своеобразные меры предосторожности. Отныне она приглашала к себе на приемы только записных уродин или же старушек, потерявших в силу возраста даже остатки былой красоты и потому не представлявших для нее опасности. Для мушкетера, который всегда воспринимал женщин как одно из самых приятных удовольствий, какие только может подарить земное существование, посещение гостиной жены стало теперь чем-то вроде подвига. Блестящий капитан мушкетеров, мужественно встречавший врага лицом к лицу, заходил туда так, будто бросался в ледяную воду: набрав в грудь побольше воздуха и задержав дыхание. Еще бы! Шарлотте удалось создать у себя в гостиной нечто вроде комнаты ужасов!
В особняке на набережной Гренуйер стало совсем невесело! Тем не менее д'Артаньян подумал, что спасен, когда Шарлотта объявила ему о своей беременности. Новость сделала его по-настоящему счастливым. А какой мужчина не обрадуется, узнав, что скоро у него будет сын? Но его радость довольно быстро угасла. Жена сообщила ему, что отныне предпочитает находиться в своей спальне одна. Вплоть до рождения ребенка вход ему туда будет строго-настрого запрещен. Значит, теперь не станет и этих ночных визитов, которые, несмотря на потоки слез, следовавшие за ними, были все-таки очень приятны? Но госпожа д'Артаньян решила, что ее собственное здоровье и здоровье будущего ребенка требуют этой «маленькой жертвы».
– Ничего себе «маленькая жертва»! Для вас – может быть, но меня-то вы подвергаете тяжелейшему испытанию! – пожаловался он.
– Испытания закаляют характер мужчины, и они угодны богу! Вы выйдете из них обновленным, друг мой! – получил он истинно христианский ответ.
Д'Артаньян вполне справедливо считал, что его характер и так достаточно закален. А что касается бога, то, несмотря на всю свою глубокую преданность вере, он начинал полагать, что господь занимает с некоторых пор слишком большое место в его доме.
Судьбе было угодно, чтобы на следующий же день после этой сцены д'Артаньян встретил у королевы необычайно привлекательную женщину – блондинку опьяняющей красоты, да к тому же еще и пребывающую в отчаянии. Женщину звали Мари де Виртевиль, и она явилась к Анне Австрийской просить помилования для своего мужа, которого совсем недавно упрятали в Бастилию. В прихожей Ее Величества чрезвычайно взволнованной красавице стало дурно. Капитан мушкетеров бросился ей на помощь и, подхватив несчастную, чтобы та не упала прямо на каменные плиты пола, успел заметить, до чего белоснежна ее кожа и как хороши – просто прекраснее всего на свете! – ее пухлые губки. Красавица не осталась в долгу. Едва открыв глаза, она увидела над собой смуглое встревоженное лицо д'Артаньяна, и оно произвело на нее столь сильное впечатление, что мадам де Виртевиль невольно улыбнулась.
Улыбка стоила всего остального. Когда мадам де Виртевиль окончательно пришла в себя, легко воспламеняющееся и обделенное нежностью сердце капитана мушкетеров оказалось в полном смятении. Так началась… большая дружба. И слухи об этой большой дружбе довольно скоро дошли до госпожи д'Артаньян, у которой ушки всегда была на макушке.
Никаких доказательств измены мужа у нее, разумеется, не было. Сначала она ограничивалась только желчными, неожиданными и достаточно туманными намеками. Но когда супруг попросил ее позаботиться о том, чтобы приготовили экипаж, в котором ему следовало отправиться в Байонну на свадьбу молодого короля, Шарлотту наконец прорвало.
– Я уверена, что эта мадам де Виртевиль едет туда с вами! – кричала она. – Бесполезно отрицать, Шарль, повторяю вам, я в этом совершенно уверена! А пока вы будете любезничать с ней на празднествах, которые там устроят, мне тут придется в полном одиночестве произвести на свет вашего ребенка! Вам должно быть стыдно!..
Шарлотта с ее изуродованной беременностью фигурой выглядела довольно плачевно. Она не переставала лить слезы, подобно Магдалине, и абсолютно не понимала, к каким печальным последствиям могут привести эти ее бесконечные рыдания. Распухшая, с раздутым покрасневшим лицом, она представляла собою теперь женщину, которая одновременно вызывала отвращение и чувство вины. Прямо скажем, сочетание очень неприятное. Д'Артаньян сдержал тяжелый вздох и попробовал победить жену нежностью.
– Душенька моя, вы говорите глупости. Ваши мысли насчет госпожи де Виртевиль совершенно безрассудны! Ну, с чего вы взяли, что она примет участие в праздниках? Разве она может отправиться в Байонну с другими придворными, когда ее муж томится в Бастилии? Никому и в голову не пришло бы ее пригласить! Я вам обещаю, что она так же останется в Париже на все это время, как и вы сами!
Логика этих увещеваний несколько успокоила встревоженную супругу, но подозрительность ее оказалась поистине неисчерпаема.
– Но ведь королева-мать наверняка отправится в путешествие. Вы не станете отрицать, что восхищаетесь ею, раз… раз все время отказываетесь расстаться с ее портретом!
– Шарлотта, Шарлотта, вы заставляете меня думать, что окончательно лишились рассудка! Это же просто безумие! Мало вам портрета, мало вам госпожи де Виртевиль. Вы осмеливаетесь ревновать к королеве-матери, к самой королеве!.. Господи боже мой! Неужели вы и впрямь сходите с ума?
– Может быть, – холодно согласилась она, – но я бы меньше сходила с ума, если бы вы больше меня любили.
– Но я же люблю вас, какого черта, я люблю вас, и вы это отлично знаете! Это вы всегда находите тысячи предлогов, чтобы поставить преграды на пути к нашему вполне законному счастью! Подумайте-ка хорошенько, разве приятно мужчине из плоти и крови жить в своем собственном доме наподобие монаха?!
– Плоть – это ерунда! Любовь духовна, Шарль, и не сводите ее постоянно к самым низким проявлениям! Любить – это вовсе не то, что вы подразумеваете, это значит жить рядом с милым твоему сердцу существом, это значит…
Д'Артаньян, сгорая от нетерпения, прервал этот лирический монолог.
– Дорогая моя, – сказал он, – мы поговорим на эту волнующую тему несколько позже. А сейчас самое время подумать о моей экипировке и об экипировке моих людей. Потому прикажите, пожалуйста, слугам сделать все необходимое.
– Как вы торопитесь покинуть меня! – тоном трагической героини воскликнула Шарлотта. – И чтобы отправиться куда, я вас спрашиваю? Чтобы отправиться…
– Женить короля, я же вам уже сказал!!!
Назавтра капитан мушкетеров покинул Париж вместе со всем королевским кортежем и… с чувством огромного облегчения. У него было ощущение, словно ему вдруг предоставили долгожданный отпуск. И надо признать, д'Артаньян этим отпуском воспользовался в полной мере. Прелестная Мари де Виртевиль, за которой, признаемся из любви к истине, он прилежно ухаживал, действительно отсутствовала на торжествах по поводу бракосочетания короля. Но другие красивые женщины там были в количестве вполне достаточном для того, чтобы вернуть доброе расположение духа капитану мушкетеров. К тому же в Байонне он вновь встретился со своим старым другом Рабастаном. По примеру прошлых дней они провели немало приятных часов в городских кабачках.
Но всякому отпуску, как и всякому королевскому празднику, когда-то приходит конец. Настало время, когда д'Артаньяну пришлось возвратиться в Париж и… с тяжелым сердцем отправиться на набережную Гренуйер.
Наш путешественник обнаружил там, что за время его отсутствия произошли заметные перемены. Во-первых, д'Артаньян узнал, что стал отцом замечательного мальчугана. Шарлотта продемонстрировала ему сына с величественно-бесстрастным видом. Мальчику предстояло стать крестником короля, значит, ребенка назовут Людовиком. Затем, оказавшись в своей спальне, он обнаружил, что портрет королевы исчез. Светлое пятно, оставшееся от пропажи на обивке стены, весьма неловко замаскировано военными трофеями!
Это был тягостный момент для д'Артаньяна. Он отлично понимал, что невозможно вот так, сразу по приезде, без всякой подготовки обрушиться на еще не оправившуюся после родов женщину. Нельзя вот так, сразу же, устроить сцену жене, только что подарившей тебе сына. Значит, придется отложить объяснения на более позднее время… Но бравый капитан мушкетеров твердо пообещал себе, что отсрочка Шарлотте не поможет.
Отсрочка продлилась ровно две недели. Утром того дня, когда вполне выздоровевшая Шарлотта впервые отправилась к мессе, д'Артаньян поджидал ее.
– Дорогая моя, – начал он, едва она показалась на пороге дома, – уверяю вас, моя признательность вам за сына поистине безгранична. Но я буду еще более признателен вам, если вы изволите мне сказать – не рассердившись! – куда вы девали портрет королевы.
Мадам д'Артаньян выпрямилась и набрала в грудь воздуха. Слишком давно она ожидала этого вопроса. Ответ был готов. Но, с другой стороны, она испытывала некоторое облегчение, потому что молчание мужа казалось ей не слишком естественным.
– Туда, где ему следовало находиться с самого начала: я забрала его к себе!
– Но ведь не в свою же спальню? Я его там не видел!
– Нет, в другую комнату, туда, куда вам вход запрещен, – в мою молельню…
– Портрету нечего там делать. Что это еще за епитимья?! Доставьте мне удовольствие и верните портрет на обычное место.
– Никогда в жизни! Он там, где ему положено быть, и там и останется!
– Шарлотта, есть границы моему терпению. Я всегда с большим трудом переносил дураков и упрямцев. Но ради вас я сделаю над собой усилие. Давайте прекратим споры. Повесьте портрет в парадной гостиной, и не будем больше говорить об этом. Впрочем, мне кажется, учитывая все обстоятельства, это для него – самое подходящее место.
Но если мушкетер ожидал, что услышит от супруги слова благодарности за уступку, как же горько он был разочарован! Поджав губы, еще более чопорная, чем всегда, Шарлотта заявила:
– Да уж, чтобы весь свет знал о том, как неосторожна была королева, когда подарила вам столь интимное свидетельство своей признательности за услугу! И не просто интимное, но компрометирующее! Большое спасибо!..
Внезапно д'Артаньян понял, что сейчас задохнется от гнева.
– Да вы совсем сошли с ума! Вас впору связать и отправить в лечебницу! Вы говорите о королеве как о простой гризетке!
– Вы мне уже не раз говорили, что я сумасшедшая. Я к этому привыкла. Что же до картины, то она останется там, где висит!
– Отлично! Превосходно! В таком случае придется вам, сударыня, смириться с тем, что я перееду в мушкетерскую казарму! Извещаю вас, что не вернусь, пока портрет не займет подобающее ему место. Засим кланяюсь. Всего доброго, сударыня!
Услышав эту угрозу, Шарлотта почувствовала, как ее ледяная бесстрастность начинает подтаивать.
– Не хотите же вы сказать, что… что вы бросаете меня и собираетесь жить со своими солдатами?
– Именно так. Во время кампаний я привык находиться в их обществе. Поскольку я больше не хозяин в собственном доме, уступаю вам место. И вернусь только тогда, когда вы изволите в точности исполнять мои распоряжения и отдадите мне портрет. Приветствую вас, мадам!
Не желая слушать возражений, он выскочил из гостиной, вспрыгнул в седло и помчался к казарме, крикнув на ходу лакею, чтобы тот доставил туда его вещи. Шарлотта осталась одна в комнате, которая сразу же показалась ей слишком просторной и чересчур пустой.
В тот же вечер в мушкетерскую казарму принесли совсем маленькую записочку, исполненную смирения и раскаяния. Мадам д'Артаньян умоляла своего господина и повелителя вернуться к семейному очагу. Он – надо сказать, с большим удовольствием – выполнил просьбу жены. И первое, что он увидел, вернувшись домой, был портрет королевы, который улыбался ему со стены парадной гостиной. Несмотря на раскаяние, Шарлотта не смогла переступить через себя и повесить картину в спальне мужа. Предложенное им соломоново решение пришлось как нельзя кстати, позволив святоше почувствовать себя совершенно счастливой.
Д'Артаньян удержался от замечаний. Он проявил любезность, даже галантность, ни словечком не дал жене понять, что не забыл утреннего инцидента. Взамен он получил разрешение провести всю ночь под бочком у супруги и даже не был изгнан к себе в самый холодный предрассветный час. Это случалось всегда, когда Шарлотта от бурных ласк переходила к не менее бурному раскаянию в молельне.
В ту ночь д'Артаньян решил, что партия им окончательно выиграна. Но, к несчастью, это был лишь маленький просвет в грозовых тучах. Просветление, высшим моментом которого стали крестины маленького Людовика, которого Их Величества держали над купелью. Шарлотта сияла, д'Артаньян тоже. Все это напоминало возвратившийся к чете медовый месяц. Но облака собираются вновь чрезвычайно быстро.
Как только ее сына приняли в лоно христианской церкви, Шарлотта снова стала терзаться угрызениями совести и сомнениями в добродетельности своих поступков. Д'Артаньян, уже порядком от нее подуставший, с удовольствием возвратился к очаровательной мадам де Виртевиль, которая встретила его с радостью. Она чувствовала себя очень одинокой, ведь ее муж, похоже, решил едва ли не навсегда поселиться в Бастилии.
Естественно, Шарлотта узнала обо всем. Шарлотта заливалась слезами, Шарлотта бушевала, Шарлотта клялась отомстить, но в конце концов вернулась в свой шезлонг. Новый ребенок, зачатый в результате приятной передышки после крестин, уже заявлял о своем существовании.
И снова это был мальчик. Он появился на свет в июле 1661 года, когда стояла такая страшная жара, что его мать думала, ей не удастся пережить такого лета. И поскольку семейству д'Артаньянов явно не хватало фантазии, ребенка назвали… Людовиком, как его старшего брата и как Его Величество. Король, вероятно, столь же стремившийся к последовательности, опять стал крестным новорожденного. Юная королева, со своей стороны, в это время также находилась в ожидании счастливого события. Людовик XIV посчитал великолепным предзнаменованием рождение второго Людовика у своего капитана мушкетеров. Было окончательно решено, что собственный сын Его Величества будет третьим.
Став матерью во второй раз, Шарлотта преисполнилась достоинства и еще глубже, чем прежде, погрузилась в свои религиозные упражнения. Поистине ее набожности не стало никаких пределов. Она устраивала мужу дикие сцены, в которых теперь невольно оказывались замешанными и пышногрудые кормилицы дитяти. Шарлотта упорно настаивала на своем, бог весть откуда вычитанном праве на платоническую любовь.
Д'Артаньян кричал, ругался, проклинал, он сломал кое-какую мебель, он чуть не сломал ноги, стуча в запертые двери, он опустошил немало кувшинов вина, но все понапрасну. В конце концов, придя в полное отчаяние, он отправился успокаивать нервы к госпоже де Виртевиль, у которой всегда находились для него и ласковая улыбка, и нежное словечко.
Тем временем король решил, что настала пора арестовать суперинтенданта Фуке. Монарха оскорбляла немыслимая роскошь, в которой тот жил, явно выставляя ее напоказ. Он подозревал, что Фуке частенько путает, где государственная казна, а где его собственный карман. Столь деликатную миссию, как арест всемогущего суперинтенданта, нельзя было поручить кому попало. Она была возложена на верного капитана мушкетеров. Вот так и получилось, что д'Артаньян во главе целого эскадрона бравых усачей отправился в Нант. Там собирались Штаты Бретани, перед которыми и должен был предстать суперинтендант. Порученное ему дело д'Артаньян выполнил с присущими ему пунктуальностью и тактом. В назначенный день Фуке был арестован при выходе из Совета, помещен в почтовую карету с решетками на окнах и препровожден в Венсеннский замок. Там д'Артаньян вынужден был на какое-то время запереться вместе с арестованным, таков был приказ. Оттуда узника переправили в Бастилию, опять-таки под наблюдением капитана мушкетеров, которого, правду сказать, вовсе не радовала подобная перемена места жительства.
Можно легко себе представить, как восприняла Шарлотта, которую, естественно, не пригласили в поход по дорогам Бретани, эту разлуку с мужем. Она лишилась возможности следить за постоянно подозреваемым в различных прегрешениях супругом. Этому не могло быть прощения! Д'Артаньян получил печальное подтверждение ее настроениям, когда после долгого отсутствия вновь появился на набережной Гренуйер.
– Значит, так вы теперь поступаете! – обрушилась на него нежная супруга. – Значит, вот какое вы теперь нашли средство играть со мной в прятки и пользоваться полной свободой! Руки, значит, у вас развязаны! Думаете, я поверю, что именно вам, вам, капитану своих мушкетеров, человеку, занимающему почти такое же положение, как маршал Франции, король поручил стать тюремщиком государственного преступника? Вы что – принимаете меня за дурочку или думаете, я ничего не понимаю в жизни?
– Дорогая моя, когда мне отдают приказ, я исполняю его без лишних вопросов. Если король считает, что господин Фуке – достаточно знатная или достаточно важная персона, чтобы я стал его охранником, я не должен требовать у Его Величества объяснений. Будет лучше, если и вы станете поступать так же. Добавлю еще, что если вы видите меня в эту минуту, то только благодаря господину Рошкорбону, который заменил меня подле пленника, позволив мне тем самым зайти домой поприветствовать вас и обновить свой гардероб. Но я должен тотчас же вернуться в Бастилию. Поверьте, это чрезвычайно мрачное и угрюмое место, а общество господина Фуке, как бы любезен он ни был, ничуть не способно заменить вашего общества!
– Почему бы вам не попросить мадам де Виртевиль навестить вас в этом мрачном месте?
Д'Артаньян побледнел, и ноздри его зашевелились, что всегда служило у него признаком зарождающегося гнева.
– Не болтайте глупостей! Это поручение для меня – худшая из тяжелых работ! Не осложняйте ее!
– Ба! Худшая из работ! Но у этой «работы» есть ведь кое-какие преимущества, правда? Позволю себе напомнить, что во время своего пребывания в Нанте вы постоянно вертелись вокруг особняка госпожи дю Плесси-Бельер!
На этот раз лицо д'Артаньяна стало кирпично-красным.
– Черт побери, мадам, неужели же вы настолько плохо во всем разбираетесь, что не знаете, кто такая госпожа дю Плесси-Бельер? Каждому в Париже известно, что вот уже десять лет она – любовница господина Фуке. Именно в ее особняке в Нанте он проживал, когда проходили эти злополучные Штаты! Мне же нужно было как следует разведать местность! К дьяволу, мадам! Как бы мне хотелось, чтобы вы потребовали у короля объяснений по поводу моей миссии! Он бы принял вас так, как вы того заслуживаете!
– Скажите лучше, что некоторые поручения очень вас устраивают, пусть даже вы и притворяетесь недовольным! Значит, решено? Вы сейчас же уходите из дома?
– А вы считаете, что я могу поступить по-иному? Естественно, я возвращаюсь в Бастилию! Дорогая моя, черт вас побери совсем, я вовсе не желаю, чтобы меня разжаловали! Нашему юному королю требуется послушание!
– Прекрасно! Но имейте в виду, только вы будете ответственны за то, что может случиться!
– А что может случиться? Вы, конечно, вспыльчивы, но вполне благоразумны. Когда я уйду, вы подумаете и поймете, как были ко мне несправедливы…
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать на прощание, но она отвернулась.
– Несправедлива? Правда?.. Разве не ясно, что, делая вид, будто вы охраняете господина Фуке, на самом деле вы собираетесь провести ночь с мадам де Виртевиль?..
Д'Артаньян взорвался:
– Если вы так полагаете, мадам, ради бога! Я был бы рад, если бы ваши слова оправдались! По крайней мере, эта ночь в таком случае вознаградила бы меня за все ваши гнусные подозрения! До скорой встречи, сударыня!
Шарлотта вперила высокомерный взгляд в глаза мужа и решительно произнесла:
– Ни «до скорой встречи», ни вообще – «до свидания»! Прощайте, сударь!
Добравшись до Бастилии и все еще кипя праведным гневом, д'Артаньян как-то не задумался о смысле столь торжественного прощания. Но когда некоторое время спустя он вернулся домой, то с огромным удивлением убедился в том, что особняк пуст. Ни жены, ни детей. Только портрет королевы, все так же улыбающейся, смотрел на него со стены парадной гостиной. Под портретом лежало письмо от Шарлотты.
«Я устала от существования, которое мне пришлось вести подле вас, – писала госпожа д'Артаньян. – Отныне я желаю посвятить всю свою жизнь лишь спасению души. Я удаляюсь в свое поместье и прошу вас в будущем уважать наш разрыв, который – ради детей – мы не станем предавать огласке в свете…»
И все. Ни малейшего ласкового слова, ни малейшего сожаления! Д'Артаньян поначалу даже расстроился. Он повертел в руках листок бумаги, нерешительно взглянул на портрет королевы… Взгляд его встретился со взглядом Анны Австрийской, и вдруг ему показалось, что та улыбается ему, выражая поддержку! Его сразу же охватило радостное чувство освобождения, совершенно непредвиденное после стольких дней, проведенных в тюрьме…
Капитан мушкетеров подкрутил усы, взял брошенную им в кресло шляпу. Поглядев в зеркало, убедился в том, что плащ спадает с его широких плеч красивыми складками, затем, окончательно воспрянув духом и насвистывая веселенький мотивчик, надел перчатки и… отправился воздать должное госпоже де Виртевиль, с которой не виделся уже несколько недель и которая, несомненно, с нетерпением ждала этого свидания.
Больше никогда д'Артаньяну не довелось увидеть Шарлотту, которая жила, молилась и умерла в своем замке в Клейетт, скончавшись в весьма преклонном возрасте на много лет позже, чем ее знаменитый супруг.
