Текст книги "Выстрел (сборник)"

Автор книги: Жюль Мари

Соавторы: Аллен Апворд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

IX

В тот вечер, когда было назначено это двойное свидание, и начался наш рассказ. У сен-клодского подпрефекта устраивали бал. Читатели знают, при каких обстоятельствах генерал Горме узнал от своего сына об убийстве Гонсолена. Так что теперь мы продолжим наш рассказ с первой главы.

Утром в Бушу приехали судебный следователь Дампьер и прокурор Фульгуз. Доктор Маньяба, поспешивший в город, провел ночь в доме Гонсолена. Гиде встретил судебного следователя и прокурора со слезами на глазах. Передав сообщение о трагедии, лесничий вернулся в Бушу.

– Проводите нас к госпоже Гонсолен, – потребовал судебный следователь.

– Ах, это невозможно!

– Почему?

– Она без сознания, господин доктор думает, что в ближайшее время она не очнется.

– Скажите доктору Маньяба о нашем приезде и вернитесь вместе с ним. Вы нам нужны. Позаботьтесь также, чтобы никто из тех, чьи показания могут быть полезны для следствия, никуда не отлучался.

Фульгуз и судебный следователь расположились на нижнем этаже, в той комнате, которая служила Гонсолену кабинетом. Через несколько минут к ним пришли доктор и лесничий. Маньяба, предвосхищая вопросы, которые читал в глазах обоих, указал на Гиде и сказал:

– Лесничий первым даст вам показания, потом буду говорить я.

Гиде сильно волновался. Крупные слезы катились по его загорелым щекам, а губы были плотно сжаты под густыми седыми усами. Он несколько раз принимался говорить, отирая слезы рукой.

– Извините меня, господин судебный следователь, и вы, господин прокурор, – наконец начал он, – если я говорю не с тем хладнокровием, которого вы, без сомнения, ждете от меня. Но я пятнадцать лет служил господину Гонсолену, и между нами никогда не возникало разногласий. Вы понимаете, это ужасное несчастье…

– Соберитесь с силами и расскажите нам все, что знаете.

– Ах! К несчастью, совсем немного. Мы с моим товарищем Рамаже договорились караулить через ночь. Вчера была моя очередь оставаться в постели, я крепко спал, как вдруг меня разбудил выстрел. Я подумал: «Опять эти браконьеры! Они, похоже, совсем потеряли стыд». Я встал, оделся и вышел во двор с ружьем. Иду по сосновой аллее, вдруг из-за деревьев выскочил неизвестно откуда какой-то высокий человек, сбил меня с ног и побежал к стене. Тьма была – хоть глаз выколи. Очевидно, так бежать мог только виноватый, не правда ли? Я, не вставая, а по-прежнему растянувшись на снегу, выстрелил из ружья в ту сторону, куда убежал мужчина. Промахнулся я или попал – не знаю. Стрелял я наудачу. Хотел выстрелить еще раз, как вдруг услышал громкие крики в доме: «Помогите! Помогите! Убивают!» Тогда я кинулся туда. Это кричала горничная госпожи Гонсолен из окна гостиной. Когда я вошел…

Лесничий запнулся, слова с трудом вырывались у него из горла.

– Продолжайте, – попросил Дампьер.

– Ах, господин судебный следователь, какое зрелище! Даже если бы мне пришлось прожить сотню лет, я сохранил бы воспоминание о нем. Ужас!..

Он опять прервался. Члены судебного ведомства уважили его молчание. Наконец лесник немного успокоился и продолжил:

– Господин Гонсолен лежал посреди залы в луже крови. Руки у него были сложены крестом. Одна нога подогнута, другая зацепилась за стул, который он, без сомнения, увлек в своем падении. Лицо его было обращено к двери, в которую я вошел, поэтому я тотчас увидел, что его обезображивает ужасная рана. Пуля вонзилась ему в голову, несколько выше левого глаза, но больше всего меня поразило свирепое выражение его лица. Полузакрытые глаза, тусклые и страшные, как будто смотрели на меня. Красная пена выходила изо рта, искривленного усмешкой. Это было отвратительно… Я не трус, господин судебный следователь. Я сражался в Севастополе, в Италии, в Мексике, служил в роте вольных стрелков во время войны с Пруссией, но при виде этого трупа, распростертого в зале, меня охватило отвращение. Я колебался. Это продолжалось недолго, успокойтесь. Но это еще не все. В углу на полу лежала госпожа Гонсолен, она казалась тоже мертвой, как и ее муж. Я сначала подумал, что совершено двойное преступление. К счастью, она была в обмороке, вероятно, от испуга. Похоже, что господин Гонсолен был убит на глазах у моей бедной госпожи. С помощью старой Жервезы, горничной, я хотел оказать первую помощь моему хозяину, но я сразу же понял, что все усилия вернуть его к жизни будут бесполезны. Он был мертв. Мы перенесли госпожу Гонсолен на постель, потом пришел доктор, месье Маньяба, а я немедленно отправился в Сен-Клод, чтобы сообщить о несчастье.

– Узнали вы человека, который сбил вас с ног в сосновой аллее?

Гиде немного поколебался, потом сказал:

– Нет, это случилось неожиданно, а ночь была слишком темная. Я могу сказать только, что он высокого роста, и, судя по тому, как он повалил меня в снег, я думаю, что он весьма силен…

– Вы не подозреваете никого?

– Нет, по крайней мере теперь.

– Почему же именно теперь?

Лесничий вертел свою шапку со смущенным видом.

– Послушайте, – сказал он, – я не обвиняю никого, повторяю… Но только один человек в Бушу способен сбить меня с ног.

– Кто же это?

– Лесоруб Томас Луар, контрабандист и браконьер. Он был здесь мастером на лесопилке, потом господин Гонсолен прогнал его.

Судебный следователь поспешно записал все, что говорил лесничий, – первые часы, последовавшие за убийством, всегда имеют чрезвычайную важность. От своевременности дознания, от скорости, с которой открывают незначительные на первый взгляд детали, может зависеть успех всего расследования.

– Пришлите горничную, – обратился Фульгуз к Гиде.

Лесничий вышел. Через несколько минут он вернулся с Жервезой. Она казалась испуганной и шла сгорбившись, не смея взглянуть в глаза мужчинам.

– Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю, я ничего не видела, зачем вы меня позвали?

– Расскажите нам, как вы узнали о преступлении, – ласково попросил ее Дампьер.

– Я услышала выстрел. Я сплю на втором этаже, в комнате над залой. Выстрел разбудил меня. Я побежала. Гиде вам рассказал, что он видел, я ничего больше не знаю. Одно только: когда я вошла, окно было открыто настежь, несмотря на холод и снег, я помню это. Да! Я не ошибаюсь… Когда я высунулась из окна позвать на помощь, то увидела убегавшую тень и услышала шум ломающихся ветвей возле у шпалерника[4]4
  Шпалерник – ряды подстриженных деревьев или кустов по обеим сторонам дороги.


[Закрыть].

– Видимо, этот человек не хотел бежать по аллее и бросился через сад, – перебил ее Гиде.

– Не знаю, – сказала Жервеза.

– Господин судебный следователь, – обратился к нему лесничий, – позвольте мне задать Жервезе вопрос?

– Говорите.

– С какой стороны выбежал этот человек? Из сосновой аллеи, конечно?

– Нет, – ответила горничная, указывая в противоположную сторону. – От оранжереи.

– Вы уверены в этом?

– Да, я видела и слышала.

Дампьер обратился к лесничему:

– Странно! В то время как вас сбили с ног в сосновой аллее, эта женщина видела, что кто-то бежал в другом конце сада.

– Да, странно, – недоумевая, повторил Гиде.

Жервеза подошла и, подняв руку, сказала:

– Я клянусь в этом, я хорошо видела!

В эту минуту Гиде, услышав шум шагов на аллее, подошел к окну и тотчас вернулся.

– Это мой товарищ, Рамаже, другой лесничий, – сказал он, – он подает мне знак. Наверно, он хочет что-то вам рассказать. Может быть, стоит выслушать его.

– Позовите Рамаже.

Лесничий вернулся к окну и закричал:

– Иди сюда! Ты нам нужен!

Через минуту пол в передней заскрипел от тяжелых шагов, и вошел Рамаже.

– Извините, – сказал он, снимая шапку и ставя двуствольное ружье в угол залы. – Я кое-что узнал от деревенских лесорубов и могу рассказать вам. Вы сами рассудите, пригодится это вам или нет.

– Мы слушаем вас.

– Нынешней ночью я шел по лесу Гот-Бют и вдруг услышал, как кто-то бежит среди кустов. Сначала я подумал, что испугал косулю. Но вдруг в двадцати шагах от меня человек бросился на тропинку, а потом опять в чащу. Больше я не видел его.

– В какую сторону он бежал?

– К Мусьеру.

– Вы его узнали?

– Нет. Но ростом он был с Томаса Луара, лесоруба.

– Где живет Томас Луар?

– Именно в Гот-Бюте.

Дампьер задумался, а потом тихо посоветовался с Фульгузом.

– Который был час? – спросил прокурор.

– Около одиннадцати.

Дампьер обратился к Гиде:

– Этот час совпадает с тем временем, когда вы сами, как вам показалось, узнали лесоруба?

– Точь-в-точь, господин судебный следователь.

– Да, в этот час было совершено преступление, – добавила Жервеза.

Следователь и прокурор расспросили Гиде о Томасе Луаре. Читатели помнят, с какой неприязнью лесничий относился к молодому человеку. Он рассказал все, что знал о лесорубе. Ходили слухи, что Гонсолен выгнал Луара, выдумывали истории о причинах этого события. Может быть, это убийство было мщением. В деревне не говорили ничего конкретного, одни пересуды, вот и все. До сих пор показания, впрочем, без доказательств и важных улик, сводились к косвенному обвинению Томаса Луара. Судебный следователь, несомненно, должен был воспользоваться этими показаниями.

Точно ли видели Томаса? Лесоруб ли бродил в окрестностях в час преступления? Не оставил ли он в саду, под окнами дома или в лесу какие-либо свидетельства своего пребывания? Из показаний Жервезы и Гиде получалось, что в саду находились два человека? Возможно, это были сообщники, замыслившие воровство?

Глас народа – глас Божий, говорит пословица. Ничего не может быть лживее этого утверждения. Часто случается, что общественная молва ошибается, особенно когда дело касается одной из тех таинственных драм, причины которой долго остаются невыясненными. Можно привести множество примеров, когда суд был введен в прискорбное заблуждение именно из-за утверждений толпы. Судебный следователь и прокурор знали это и остерегались необдуманных решений. Им не хотелось брать на себя ответственность и арестовывать человека, основываясь на подобных показаниях.

Они хотели продолжить дознание и перешли в залу, где лежал обезображенный труп Гонсолена. Доктор Маньяба засвидетельствовал смерть и не стал приводить в порядок одежду старика, зная, что даже ничтожные мелочи могут привести к самым важным открытиям. Кресло и несколько стульев были опрокинуты. Очевидно, произошла борьба, и борьба отчаянная. Возле небольшого столика натекла лужа крови.

– Вот тут лежал мой хозяин, – показал лесничий.

– А где находилась госпожа Гонсолен?

– Здесь, лежала ногами к дивану, головой на мраморной плите перед камином.

Жервеза дрожала, крестилась и бормотала молитвы. Рамаже не шевелился.

От столика до камина вели кровавые следы как раз до того места, где упала Мадлен.

– В него выстрелили, и он упал возле столика, – сказал следователь на ухо прокурору. – Потом он приподнялся, но не мог стоять на ногах. Посмотрите на эти отметины на полу. Я уверен, что тот же отпечаток должен находиться на обуви жертвы.

Фульгуз наклонился к ногам Гонсолена, осмотрел гвозди на его башмаках и подал Дампьеру утвердительный знак.

– Заметьте, господин Фульгуз, – продолжал следователь, – его панталоны запачканы кровью у самых колен.

– Да, колени окровавлены.

– Гонсолен лишился сил и поскользнулся. Он упал на колени, руками в кровь, и пытался доползти до госпожи Гонсолен, вероятно, желая проститься с ней в ту минуту, когда его настигала смерть. Пальцы оставили отпечаток на навощенном паркете. Потом он сделал последнее усилие, оперся об это кресло, опрокинул его и запачкал кровью чехол. Наконец, он опять упал, стукнувшись головой о ножку столика, и больше уже не шевелился. Это была ужасная минута. Попытки этого несчастного приблизиться во время агонии к женщине, которую он любил до безумия и с которой его разлучило преступление, – это страшная драма…

– Наверно, все действительно произошло так, как вы говорите, – сказал Фульгуз, который, несмотря на весь свой стоицизм, с трудом сохранял спокойствие.

Повернувшись к доктору Маньяба, который молча стоял у окна в ожидании вопросов, он спросил:

– Любезный доктор, что вы можете нам сообщить?

Маньяба подошел к трупу, встал на колени, засучил рукава сюртука и рубашки и осмотрел рану.

– Господин Гонсолен был убит выстрелом, сделанным почти в упор, – сказал он. – Это доказывается тем, что около раны кожа обожжена на два сантиметра. Отверстие узкое и заставляет предполагать, что оружием убийцы был револьвер малого калибра или кабинетный пистолет.

– Револьвер, – сказал Фульгуз.

Он указал на столик, где среди книг и брошюр находился палисандровый ящик с богатыми украшениями. Ящик был раскрыт, в нем недоставало одного револьвера. Доктор наклонился к трупу.

– Вот, – сказал он, вынув щипцами приплюснутую пулю.

Сделав знак Гиде и Рамаже, он холодно сказал:

– Разденьте убитого, может быть, есть другие раны.

Лесничие повиновались. Доктор внимательно осмотрел труп и покачал головой.

– Гонсолен получил только одну рану, – заявил он.

Вдруг он сделал движение:

– На руках видны следы кровавых царапин, сделанных ногтями и идущих от кистей рук до суставов. Невозможно, чтобы руки, так жестоко исцарапавшие жертву, сами не пострадали. Этот факт может быть особенно ценным.

Лесничие опять прикрыли труп. Маньяба отвел в сторону Дампьера и Фульгуза и сказал тихим голосом:

– Гонсолен умер не сразу, он прожил около четверти часа. Я слышал, как господин Дампьер пытался объяснить усилия умирающего приблизиться к жене. Он приписывал Гонсолену желание проститься в последний раз с той, которая лишилась чувств возле него. Так ли я понял?

– Совершенно правильно.

– Позвольте мне сделать одно замечание.

– Мы слушаем вас, любезный доктор, – сказал Фульгуз, – ваша опытность и высокие аналитические способности окажут нам драгоценное содействие.

Маньяба подвел их к трупу, сделав знак уйти Жервезе, Гиде и Рамаже.

– Заметьте, какое выражение свирепой ненависти застыло в этих полузакрытых глазах…

– Взгляд страшен…

– Как вы думаете, станет ли так смотреть человек, последняя мысль которого полна любви и сожаления?

Следователь и прокурор задумались и ничего не ответили. Через несколько минут в сопровождении доктора они поднялись на лестницу и направились в комнату, где лежала госпожа Гонсолен. Постучались в дверь. Им отворила старуха Сюзанна Бридель, ухаживавшая за Мадлен.

– Тише! Не шумите… – сказала она.

Мадлен неподвижно лежала на кровати, закрыв глаза, с лихорадочным румянцем на щеках. Маньяба подошел к ней и пробормотал:

– Странный обморок!

Он задал несколько вопросов Сюзанне и покачал головой с озабоченным видом.

– Вы боитесь за ее жизнь? – спросил его Дампьер.

– Потрясение оказалось для нее слишком сильным. Все мои старания будут теперь бесполезны. Может быть, госпожа Гонсолен совсем не очнется, может быть… но это будет ужаснее смерти…

– Что такое?

– Может быть, она лишится рассудка.

– Сойдет с ума! О, бедная женщина…

– Да, я тоже думаю, что это было бы ужасно. Уж лучше ей умереть.

Сюзанна время от времени освежала лоб и виски Мадлен ледяной водой. Доктор приподнял одеяло, взял руку больной и стал считать пульс. Рука женщины была крепко сжата. Вдруг доктор наклонился, разогнул большой палец и побледнел: ногти Мадлен были сломаны и окровавлены. Дампьер и Фульгуз, внимательно следившие за ним, заметили его нерешительность и смятение. Их взоры устремились к руке, которую он держал, и они сами увидели кровавые отметины. Становилось очевидно, что царапины на теле Гонсолена были делом рук Мадлен!.. Это размышление промелькнуло как молния в уме у всех троих, но никто не посмел высказать вслух свою мысль.

Расследование усложнялось. Хотя обыск еще не начинался, становилось очевидным, что не кража была целью преступления. Какая же страшная драма разыгралась в эту ночь и какую роль играла в ней Мадлен? Это выражение ненависти и бессильного бешенства, которое осталось в глазах Гонсолена после его попытки приблизиться к Мадлен, эти следы борьбы между молодой женщиной и ее мужем не доказывали ли ее причастность к убийству?

Маньяба выпустил руку Мадлен. На другой руке женщины были такие же следы. Мужчины молча удалились из комнаты. Доктор сделал несколько предписаний Сюзанне Бридель и велел уведомить его, как только больная придет в сознание.

X

Гиде, оставив судебного следователя, вышел в сад. Он внимательно осмотрелся, как охотник, разыскивающий след. Он дошел до стены под окном залы. Толстая ветка дерева, недавно сломанная, валялась на снегу, в этом же месте ясно виднелись и следы сапог.

«Негодяй выпрыгнул в окно, – подумал Гиде. – Он сломал ветку, упав, и должен был ушибить себе или руку, или ногу».

Гиде медленно шел по следам. Он сделал предположение, что преступник бросился через сад к калитке, которая, без сомнения, была отворена, затем через луг перебежал в лес. В кустарнике трудно было отыскать следы. Снег, упавший с ветвей, отчасти скрыл следы, и лесничий окончательно потерял их на большой дороге, которая вела через лес в Мусьер. Утром тут проходило несколько лесорубов, и следы перемешивались.

Гиде вернулся к дому и предпринял новую попытку. Он нашел то место, где упал и откуда стрелял в убегавшего человека. Его следы были ясно видны на снегу. Лесничий продолжал разговаривать сам с собой:

– Он должен был знать, что за соснами находится ограда не более двух метров высотой.

Гиде пошел по новому следу. Очевидно, через ограду перелезли. По всей стене снег лежал грудами и обрушился только в одном месте. Не желая уничтожать следов, Гиде вернулся к калитке, обошел сад и с другой стороны обнаружил новые следы. Человек направлялся к опушке леса, туда же вели и следы первого убийцы.

«Они, без сомнения, встретились, – подумал лесничий. – Рамаже видел одного, другой бежал впереди».

На опушке леса бежавший остановился. Видимо, он колебался. Сначала бросился по направлению к саду, затем вошел в лес.

– Они сговорились, это ясно, – пробормотал Гиде.

Пока лесничий занимался следами двух незнакомцев – теперь не оставалось сомнений, что их было двое, – Дампьер и Фульгуз внимательно осматривали дом Гонсолена. Рамаже, помогавший им, напрасно обыскивал ящики, показывал бумаги – не было найдено ничего такого, что могло бы пролить свет на это дело. Перейдя в залу, где лежал труп торговца лесом, Дампьер сказал:

– Осмотрите одежду убитого.

Рамаже взглянул на судебного следователя с нерешительным видом.

– Извините, – сказал он, – я к этому не привык, и мне будет неприятно прикасаться к этому бедному человеку, который никогда не сказал мне дурного слова.

Дампьер ласково ободрил его.

– Мы отыскиваем виновного, – сказал он, – мы хотим отомстить за вашего хозяина. Вы служите правосудию.

Рамаже дрожа приблизился к трупу, встал на колени, перекрестился, как бы прося у души покойника прощения за свою фамильярность, и осмотрел его одежду. Он вынул несколько мелких вещей, потом письмо, скомканное, разорванное, которое, вероятно, было прочитано раз двадцать. Мы знаем это письмо, подписанное Луаром. Оно содержало обращенную к Мадлен просьбу о последнем свидании, во время которого Гонсолен и был убит.

Дампьер быстро прочел письмо. Читатели помнят, в чем состояла последняя просьба лесоруба: «Я навсегда оставляю Бушу. Вы больше не увидите меня никогда. Но прежде позвольте мне увидеть вас еще раз, сказать вам, как я вас люблю. Если вы согласны, будьте в одиннадцать часов в конце сосновой аллеи возле сарая. Стена, отделяющая сад от луга, не очень высока в этом месте, и я легко перелезу через нее».

Фульгуз читал письмо, заглядывая через плечо судебного следователя. Теперь сомневаться не приходилось: лесоруб, если и не был убийцей, в любом случае оказался серьезно скомпрометирован – он наверняка находился в саду во время преступления. Нужно было без колебаний арестовать его. В ту минуту, когда Дампьер уже хотел подписать приказ об аресте Томаса Луара, вошел Гиде и сообщил следователю о сделанных им открытиях. Дампьер отправился с лесничим осматривать сад.

Гиде указал ему на сломанную ветку, на первые следы, что вели к калитке, потом на то место, где неизвестный перелез через стену. Они вместе дошли до леса, где следы терялись. Возвращаясь назад, Дампьер наклонялся несколько раз, потом вдруг сказал лесничему:

– Господин Гиде, в этих следах, которые идут от окна залы до калитки, вы не замечаете ничего необычного? Вы не находите, что они похожи на те, которые вы видели возле сосновой аллеи?

Гиде не ответил.

– Итак, ничего не поражает вас? – снова спросил Дампьер.

– Ничего.

Судебный следователь улыбнулся и продолжал:

– У того из двух убийц, который выбежал через калитку и бросился в лес с этой стороны, были сапоги со шпорами. Следы остались на снегу, и я удивляюсь, что такой старый охотник, как вы, господин Гиде, не заметил этого.

Лесничий покраснел и взглянул на Дампьера с некоторым уважением к его проницательности.

– Вы правы, господин судебный следователь, – пролепетал он. – Я не приметил.

Вернувшись в дом, следователь вызвал двух жандармов и велел арестовать Томаса Луара.

– Может быть, и мне пойти с жандармами? – вызвался Гиде. – Наступит уже ночь, когда они достигнут Гот-Бюта, а если лесорубу придет мысль ускользнуть от них, то им будет трудно найти его в лесу. Потом, – прибавил он, – трое все-таки лучше, чем двое. С таким негодяем, как этот лесоруб, который настолько силен, что может свернуть шею кому угодно, неизвестно, что может случиться.

Следователь согласился. Жандармы ушли с лесничим. Через два часа они подошли к домику Томаса Луара. Хижина, грубо выстроенная, была покрыта соломой и находилась на самом краю отвесной скалы, у подножия которой проходил глубокий овраг. Дверь была только одна, со стороны леса. Она была заперта, и сквозь щели не проникало ни единого луча света.

– Будьте осторожны, друзья мои, – сказал Гиде жандармам.

Они встали с разных сторон от двери, приготовившись ко всему. Лесничий постучался. Затаив дыхание, все трое стали внимательно прислушиваться.

– Ничего! – сказал Гиде шепотом и постучался сильнее.

– Кто там? – раздался громкий голос Томаса Луара.

– Отоприте!

Томас Луар повторил:

– Кто вы и зачем пришли в такое время? Я спал.

Тогда один из жандармов произнес:

– Именем закона!

Сквозь прозрачные занавески окна блеснул свет. Дверь отворилась, и на пороге появился Томас Луар. Увидев жандармов, он с минуту колебался, а затем попятился назад. Однако вскоре тоном довольно спокойным, почти равнодушным он обратился к лесничему:

– Это вы, Гиде? Зачем вы пришли ко мне в такое время и с этими людьми?

– Здравствуйте, Томас, – ответил лесничий, с трудом скрывая свою неприязнь к лесорубу.

Наступило молчание.

– Скажите наконец, чего вы от меня хотите! – резко потребовал Луар.

Один из жандармов подошел к нему:

– Нам приказано арестовать вас.

– Арестовать меня?

– Это вы Томас Луар?

– Да, но, наверно, здесь какая-то ошибка…

– Полно! – сказал Гиде. – Не ломай комедию. Ты знаешь, в чем дело. Советую тебе пойти с жандармами и не сопротивляться, а то тебе придется худо!

Томас отступил в глубину хижины и теперь между ним и жандармами находился большой массивный стол. Жандармы с револьверами в руках стояли у дверей и у окна. Побег был невозможен. Гиде, засунув руки в карманы, насмешливо смотрел на лесоруба, лицо которого стало смертельно бледным.

– В чем меня обвиняют? – спросил молодой человек у жандарма.

– Вам скажет господин судебный следователь, – ответил тот, – это не наше дело. Мы не должны давать вам никаких объяснений.

– И вы думаете, что я не стану защищаться? – спросил Луар со сверкающими глазами и дрожащими губами. – Вы думаете, что я позволю надеть на себя кандалы, послушный, как ребенок?

Произошло нечто неслыханное. Быстрее молнии Томас наклонился, схватил скамейку и швырнул ее в жандармов с невероятной силой. Потом прыжком хищного зверя перескочил через стол, сбил с ног Гиде и опрокинул жандармов. Это нападение было так внезапно, что, прежде чем все трое успели опомниться от изумления, лесоруб бросился в лес. Два выстрела из револьвера, сделанные наудачу, не достигли цели. Лесничий приподнялся со страшным ругательством.

– Следуйте за мной! – закричал он жандармам.

Мужчины бросились в лес догонять Томаса Луара. Лесоруб бежал метрах в сорока впереди жандармов.

– Черт побери! – кричал лесничий. – Этот негодяй может ускользнуть от нас!

Несмотря на свой возраст, он не уступал Луару в проворстве. Он бежал, не теряя его из виду. Жандармы уже давно остались позади. Эта погоня длилась бы еще долго, если бы Луар, бросившийся в чащу, не зацепился ногой за терновник. Он упал, вскрикнув от гнева. Тотчас вытащил нож, перерезал ветку и хотел опять побежать, но в эту минуту подоспел Гиде. Лесничий бросился на него как бешеный зверь. Страшная борьба завязалась между двумя мужчинами. Раздвинув ноги, как два дуба, со вздувшимися мускулами, Томас обвил своего врага могучими руками. Это были противники почти равной силы.

– Гиде, вы поступаете дурно, – с тудом произнес Томас. – Вы затеяли гнусное дело. Меня хотят арестовать, но я не сделал ничего противозаконного, я защищаюсь…

Лесничий ответил ему задыхающимся голосом:

– Ты убийца… ты убил господина Гонсолена этой ночью! Твои следы узнали. Тебя заставят сознаться…

Оба продолжали бороться. Гиде то и дело вскрикивал от ярости и боли. В пустом лесу, побелевшем от снега, с обнаженными деревьями вместо свидетелей, на краю глубокого оврага их борьба была поистине драматическим зрелищем. Вдруг Гиде громко вскрикнул. Томас ухватил его своими сильными руками, приподнял с земли и сдавил ему грудь. Лесничий раскрыл рот, чтобы набрать воздуху, он изнемогал. Лесоруб выпустил его, и Гиде повалился на землю, из носа и изо рта у него хлынула кровь. Он был без чувств. Томас Луар сделал несколько шагов по направлению к оврагу и вдруг остановился.

– Я поступаю нехорошо, – пробормотал он. – Если я убегу, разумеется, все скажут: это Луар убил Гонсолена. Если я останусь, может быть, мне удастся доказать свою невиновность.

Он колебался. Он понимал всю важность своего решения. Никто теперь не мог помешать ему бежать. Через час он уже будет на швейцарской границе. Между тем, если он останется и сам выдаст себя суду, что из этого выйдет? Томас бросался очертя голову в неизвестное, страшное неизвестное. Но тут все его существо возмутилось.

«Нет, – сказал он себе, – я останусь, так будет лучше».

Он вернулся к Гиде, который мало-помалу приходил в себя. Вскоре подоспели жандармы. Они сбились с пути, но затем отыскали следы лесничего и лесоруба. Они подошли к Луару с револьверами в руках, но молодой человек печально улыбнулся и покачал головой.

– Я не хочу бежать, – сказал он. – Вы можете связать мне руки, я не стану защищаться.

В эту минуту Гиде приподнялся и осмотрелся. При виде Томаса, которого связывали жандармы, он сделал движение, как будто хотел снова броситься на него. Томас пожал плечами.

– Я сам решил сдаться, – произнес он. – Мне не в чем упрекнуть себя, нечего бояться. Ведите меня в Бушу.

Гиде проворчал:

– Ступай, негодяй, там с тобой разберутся.

Томас не ответил. Все его мысли устремились к Мадлен, которую он надеялся вскоре увидеть.