Текст книги "Из Роттердама в Копенгаген на борту паровой яхты «Сен-Мишель»"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
Соавторы: Поль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Конечно… Только знайте, что есть такие положения, когда сила важнее права. Мы вынуждены спуститься.
И в то же мгновение я показал на все более искажающееся лицо сына.
Оно было так выразительно, что караван в беспорядке отступил, словно услышав команду «Спасайся, кто может!». Через двадцать секунд дорога освободилась, неприятель отступил, и мы смогли преодолеть те два десятка метров, что отделяли нас от внутренней лестницы колокольни Фрелсерс-Кирке.
XIV
На следующий день в шесть утра мы поднялись на палубу винтового парохода, отходившего от большой деревянной пристани в Копенгагене и направлявшегося в Эльсинор. Эти быстрые суда, обслуживающие только датское побережье, предоставляют пассажирам массу удобств. Просторные салоны радуют глаз красивой отделкой, а на спардеке[69], занимающем всю корму, туристам позволено в свое удовольствие наслаждаться очаровательными видами побережья, протянувшегося от Копенгагена до самой северной оконечности пролива.
Эльсинор – очень маленький город, в нем всего девять тысяч жителей[70]. Здесь заправляется большая часть судов, входящих в Зунд, но – один Бог знает – проходящих ли его! Там есть очень живописный порт, образующий пару с Хельсингборгом, расположенным с другой стороны пролива, на шведском берегу.
Как только мы сошли на берег, а произошло это около половины десятого, то отправились на второй завтрак в отель «Эресунн». Приняли нас там очень гостеприимно, а после трапезы, не теряя времени, мы двинулись в замок Кронборг, основную цель нашей экскурсии.
Очень любопытна замковая часовня; она заслуживает отдельного разговора. А вот о внутренних помещениях замка сказать особенно нечего. Их очень много, и они украшены малоценными картинами. Зато поистине великолепны виды, открывающиеся из окон и с верхней площадки квадратной башни, господствующей над крепостью.
Мы увидели, как Зунд во всех направлениях бороздят самые различные суда: галиоты, шхуны, трехмачтовые фрегаты, бриги, пароходы. Одни шли вверх по проливу, другие спускались. В этих спокойных водах я насчитал свыше пятисот английских, шведских, датских» норвежских судов.
Ни Неаполитанский залив, ни вход в Босфор, ни Мессинский пролив, когда на него смотришь из Таормины[71], не сравнятся красотой с входным створом Зунда. Напротив виднелось шведское побережье с невысокими горами на заднем плане и живописным городом Хельсингборгом. На севере Каттегат с его лазурно-голубыми водами и капризно обрубленными берегами резко расширялся за счет глубокого залива, закруглявшегося на западе. В других направлениях взгляд отдыхал на идеально зеленых берегах этого прекрасного края. Невозможно представить себе более гармоничного ансамбля. Оторваться от этого зрелища можно лишь с большим трудом.
Но нам, чтобы не пропустить пароход на Копенгаген, нельзя было терять время. И поэтому, как только над Каттегатом показались клубы дыма, под которыми можно было различить довольно забавные крупные черные точки, разделенные правильными интервалами, мы ушли.
– Смотрите-ка! – сказал я. – Похоже, к Зунду на всех парах спешит целая эскадра.
– Без сомнения, английская, – отозвался Робер Годфруа. – Я читал в газетах, что она вышла из Плимута и идет в Копенгаген под командованием герцога Эдинбургского.
– В таком случае, – заметил мой брат, – быстроходное судно, которое мы видели вчера с колокольни Фрелсерс-Кирке, было послано в Копенгаген с известием о подходе эскадры.
– По-моему, – сказал я брату, – честное слово, стоит пропустить наш пароходик, но посмотреть, как английские военные корабли войдут в Зунд.
Примерно через час английская эскадра в составе восьми броненосцев с адмиральским кораблем впереди продефилировала мимо Эльсинора. Все суда держали между собой одинаковую дистанцию.
Такой спектакль стоил часового опоздания.
В четыре мы снова поднялись на палубу парохода, а около шести подошли к Копенгагену, плывя совсем близко от английских кораблей, из-за своей большой осадки отдавших якоря подальше от цитадели.
XV
Первым человеком, которого мы встретили на борту «Сен-Мишеля», был наш джентльмен. Казалось, он ожидал нас с большим нетерпением.
Поскольку было очень жарко, Томас Пиркоп ходил в одной рубашке, но теперь он предстал перед нами в совершенно новом виде. Его широкие штаны из грубого синего сукна, натянутые до подмышек, напоминали своей длиной панталоны, в которые предусмотрительные родители облачают растущих детишек. Помочи из розовой ковровой ткани, очень короткие и расшитые голубыми цветочками, поддерживали эти штаны на вырост, внутри которых безо всяких усилий целиком спрятался бы джентльмен. Огромные карманы, напоминавшие настоящие расщелины, расположились по бокам этого гигантского сооружения, раздувая его и одновременно показывая, какое большое количество предметов самого различного назначения скрывалось в их глубинах.
Томас Пиркоп не знал, что мы вернулись из Эльсинора. Его толстое и добродушное лицо пылало гордостью, и он с явным торжеством в голосе сказал нам:
– Gentlemen, the British squadron! You did not see the British squadron?[72]
– Да, – ответил я, – мы и в самом деле видели английскую эскадру. Так что сейчас, как и в случае с кометой, вы опоздали, мой бравый лоцман. Но утешу вас: в этом вашей вины нет. Вы не могли заметить эскадру раньше нас, потому что мы были в Эльсиноре, когда она вошла в Зунд и…
– Как это, должно быть, прекрасно выглядело! – выкрикнул Томас Пиркоп, не дав мне закончить, но столько зависти чувствовалось в его восклицании, столько подлинного сожаления о том, что он не смог присутствовать при этом зрелище, что перед таким взрывом патриотизма я сразу же прекратил шутки.
У англичан, безусловно, есть свои странности. А у какого народа их нет? Но надо отдать им должное: когда речь заходит об их флоте, армии, волонтерах, о правительстве, то в их словах невозможно обнаружить ничего смешного, даже когда они сильно преувеличивают. Чуть только разговор коснется подобных вещей, в них легко пробуждается патриотическая лихорадка, порой даже излишне легко. Но кто может осуждать англичан за это?
Как бы ни обманывали их министры, сколько бы ни совершали ошибку за ошибкой, никогда англичанин не признает этого перед иностранцем. Пролистайте их прессу, почитайте крупные газеты, даже самые враждебные правительству, вы не найдете в них грубых статей, оскорбительных пасквилей, неблагозвучных и дурно пахнущих эпитетов. Тон неизменно вежлив, а если вдруг он перестанет быть таким, газета немедленно потеряет своих подписчиков. Долгая и спокойная практика свободы прессы приучила журналистов не злоупотреблять этой вольностью.
XVI
На следующий день нашего пребывания в Копенгагене мы нанесли визиты французскому посланнику и советнику дипломатической миссии. Нас приняли довольно любезно и в ответ на наше приглашение пообещали побывать на борту «Сен-Мишеля».
Мы подумали, что гостям будет приятно прогуляться по рейду. И вот в назначенный день мы раскочегарили топку, так что «Сен-Мишель» встретил прибывших на борт уже стоя под парами.
После краткого осмотра яхты, чей внешний вид и великолепные качества гости оценили по достоинству, мой брат сделал им предложение, с удовольствием принятое.
Не теряя времени, мы подняли якоря, и четверть часа спустя «Сен-Мишель» оказался в нескольких кабельтовых от английского адмиральского корабля «Геркулес».
Все корабли эскадры, кроме одного (уж не знаю, по какой причине), были украшены флагами расцвечивания. На грот-мачте «Геркулеса» развевался английский королевский штандарт, поднимаемый лишь в самых торжественных случаях.
Рядом с ним, словно для того, чтобы указать на родственные связи правящих династий Дании и Великобритании, реял датский флаг.
Как раз в этот момент король Дании был в гостях у герцога Эдинбургского. Кристиан XII наносил ответный визит сыну английской королевы, которого накануне вечером принимал в замке Амалиенборг.
Если этот визит не затянется надолго, то мы сможем поприсутствовать при отъезде короля, чья яхта стояла на якоре в паре кабельтовых от «Геркулеса», и при салюте, который по этому случаю должна дать английская эскадра.
Корабельный салют производит большое впечатление, особенно в тех случаях, когда кораблей много и они вооружены орудиями главного калибра. Каждый корабль одновременно с адмиральским производит двадцать один залп, и с каждым выстрелом матросы, стоя на марсах и реях, оглашают воздух громкими криками: «Гип-гип! Урра!»
Это занимательное зрелище удается увидеть крайне редко, и можно посчитать за счастье, если довелось на нем присутствовать.
Очень скоро королевская яхта пришла в движение и подошла на полкабельтова к «Геркулесу»; наш «Сен-Мишель» тоже приблизился к адмиральскому судну, держась чуть позади броненосца «Воитель».
Прошло несколько минут. Кристиан XII, сопровождаемый наследным принцем и многими членами королевской фамилии, показался у наружного трапа «Геркулеса».
Пожав руку герцогу Эдинбургскому, король спустился в шлюпку и направился к своей яхте в сопровождении многочисленных лодок, перевозивших его свиту.
В этот момент небо, покрытое до той поры тучами, прояснилось. Луч солнца прорвался сквозь облака и осветил украшенные золотым шитьем мундиры датских должностных лиц.
Пурпурный тент, растянутый на корме королевской шлюпки, заиграл золотыми отблесками, и находившиеся под ним люди казались окруженными сверкающим ореолом.
Удивительно контрастировали с королевской яхтой корпуса английских кораблей – массивные и темные, ощетинившиеся с каждого борта мощными артиллерийскими орудиями, ужасным средством разрушения. Но, словно для того, чтобы заставить позабыть эту мрачную ноту, вымпелы и флажки всевозможной расцветки весело трепетали, вытянувшись до самых верхушек мачт, и, развеваясь под порывами морского бриза, вносили в эту грандиозную картину праздничное настроение умиротворенности.
Но, внимание! По сигналу боцманских дудок английские моряки быстро вскарабкались на реи. Раздался сигнал рожка. И пронзительные «Гип! Гип! Гип! Урра!» вырвались из крепких глоток Джонов Буллей[73]. Еще один сигнал рожка – и начался салют.
«Сен-Мишель» моментально окутало дымом. Глубокую тишину сменил оглушительный грохот. И высокие «Гип! Гип! Гип!» английских моряков, перекрывая грохот орудий, вырывались подобно сопрано, доминирующему над бассо профундо[74]. Наша яхта стояла так близко к «Воителю», что при каждом выдохе его мощных пушек содрогалась до самого киля, в то время как стремительные потоки воздуха били нам в лица, словно ураганные вихри.
Это ощущение не лишено было своеобразного обаяния. Вначале появилось некоторое возбуждение от ужасной канонады, но скоро мы опьянели от выстрелов, и в конце концов они стали нам казаться даже слабоватыми.
В этом чудовищном концерте невозможно было выделить хоть какую-нибудь музыкальную тему. Самое большее, что воспринималось, была какая-то урезанная гамма, слагавшаяся орудиями различных калибров. Когда бы Рихард Вагнер исчерпал все современные средства инструментовки, когда бы надо было прибегнуть к изготовлению духового инструмента такой величины, что дуть в него пришлось бы дюжине человек, тогда бы он нашел ценных помощников в пушках, весящих тридцать, пятьдесят и даже сто тонн. Подобные новые инструменты оказались бы для него тем полезнее, что слушатели, уже совершенно оглушенные, доверчиво аплодировали бы гармоническим комбинациям немецкого маэстро, иной раз весьма экстравагантным.
Но вот кого надо было видеть во время описываемой церемонии, так это Томаса Пиркопа: он весь сиял, глаза его выкатились из орбит, из могучей груди вырывались невнятные звуки, еще немного – и он бы тоже закричал «Гип! Гип! Гип!», причем с такой же силой, как и его соотечественники.
Достойный малый был так счастлив, что, возможно (хорошенько запомните это мое ограничение), мы, перед тем как покинуть порт, сказали бы ему: «Пиркоп, английская эскадра, – соединение, которым вы так гордились, – собирается отсалютовать Его Величеству королю Дании. Мы намерены присутствовать при этой величественной церемонии, но поскольку находим, что ваш счет за лоцманскую проводку – тридцать фунтов! – несколько велик, то не выйдем на рейд, прежде чем вы прямо сейчас не согласитесь снизить упомянутое жалованье хотя бы до двадцати фунтов, что и так слишком много! Если вы откажетесь, то останетесь на суше в продолжение всей нашей экскурсии и пропустите праздник!.. Выбирайте!»
Ну что же! Наверняка, учитывая его патриотизм, законную гордость, появившуюся у него при одном виде эскадры, его восхищение отечественными броненосцами, он бы поколебался, поторговался и в конце концов, возможно… Нет! Ясное дело! Пожертвовать десятью фунтами? Никогда!.. Лучше уж остаться в порту.
Перед тем как расстаться с английской эскадрой, позволю себе упомянуть о том, что многие датчане, как в Копенгагене, так и на землях, аннексированных Пруссией, не раз выражали сожаление по поводу того, что французский флаг почти совсем не присутствует в этих морях.
Вот Англия не позволяет о себе забыть. Кроме многочисленных торговых судов, бороздящих районы Балтики и Северного моря, она отправила в этом году эскадру броненосцев в Копенгаген и Санкт-Петербург. Франции было бы куда легче проделать то же самое (если не большее) и встретить такой же горячий прием было бы гораздо проще.
В самом деле, английский флот, появившийся в копенгагенских водах, почти целиком состоял из устаревших, малоценных кораблей. Посмотрите на «Воитель», первый английский броненосец, построенный еще в те времена, когда мы оснащали «Славу»[75]. Единственным более или менее современным кораблем был адмиральский «Геркулес», и тем не менее его артиллерия несравнима по мощности и дальнобойности с орудиями наших современных броненосцев.
Если бы мы пожелали затмить Англию, достаточно было бы послать эскадру, включив в нее «Опустошение»[76] с его пятидесятитонными пушками, «Адмирал Дюперре»[77], «Грозный»[78], добавив к ним крейсер – «Дюкен»[79] или «Турвиль», развивающие скорость до восемнадцати-девятнадцати узлов. Разумеется, англичане могли бы противопоставить нам свой линкор «Непреклонный»[80] с восьмидесятитонными пушками. Но этот корабль, судя по публичной критике, которой он был подвергнут в палате общин, далек от совершенства. Броней покрыта только центральная его часть, и трудно предсказать, что случится, если в его нос и корму, пораженные снарядами главного калибра, начнет поступать забортная вода.
XVII
В тот же день мы должны были бы покинуть Копенгаген, но из-за приглашения французского посланника отобедать у него дома, после чего последовала еще и очень приятная вечеринка, пришлось перенести день выхода в море. Эта задержка позволила нам посетить восхитительный парк Фредериксберг, ныне ставший предместьем разросшейся столицы.
А на следующий день, в воскресенье 26 июня, «Сен-Мишель» вышел курсом на Булонь, предварительно высадив нашего друга Робера Годфруа, направлявшегося через Мальме, Стокгольм, Христианию, Тронхейм в Финмаркен, в Хаммерфест и до мыса Нордкап[81]. Четыре дня спустя, снова пройдя по Айдерскому каналу, мы прибыли в Дил и отдали якорь на Дюнном рейде.
Томас Пиркоп оказался на родине; он возвращался в лоно своей семьи в великолепном состоянии, с отличным отзывом, лишний раз удостоверявшим его высокие качества «Pilot for the North Sea».
He стоит и говорить, что Томас Пиркоп унес свой знаменитый рюкзак.
И что же? Этот невероятный, заключавший в себе целый мир рюкзак, куда, казалось, невозможно было всунуть еще хотя бы иголку, стал еще толще и тяжелее, когда Томас Пиркоп покидал «Сен-Мишель». В него дополнительно вошли четыре бутылки отборного вина, столько же бутылок ликера и еще много разного съестного, переданного нами для миссис Пиркоп, уже два года прикованной к постели тяжелой болезнью, оставлявшей мало надежд на выздоровление.
Меня несколько шокировала зависимость миссис Пиркоп от всевозможных подкрепляющих средств. Может быть, дары, привезенные ее идеальным супругом, пойдут ей на пользу? Однако не стану утверждать, что они не ошибутся адресом, укрепляя без особой необходимости джентльмена к большому ущербу для его заинтересованной половины, если та надеется выздороветь только с их помощью.
Оставалось договориться относительно платы за лоцманскую проводку в течение месяца по Северному морю, и это обсуждение прошло без осложнений.
Счет вырос до солидной цифры, и мы ее удовлетворили. Томас Пиркоп поднялся на борт «Сен-Мишеля» на какие-то полчаса, запросив за это полфунта, но в результате провел с нами двадцать семь дней, заработав тридцать фунтов.
Эти деньги в поблескивающих луидорах[82] мы выложили на обеденном столе, дополнив их для точности английской мелочью.
Глаза Томаса Пиркопа метали молнии. Засунув наличность в огромный кошелек, он даже не поблагодарил нас.
В этот момент мы спустили на воду маленькую шлюпку. Джентльмен занял в ней место и направился к дилскому пирсу, к которому наша яхта подошла ближе, чем на полкабельтова.
Как раз в этот момент моего брата разыскал испуганный юнга:
– Хозяин!
– Боже правый! Что случилось?
– Хозяин, он засунул в свой мешок здоровенный кусок нашего мыла!
– О чем ты говоришь, юнга? Ты начисто лишен всякой деликатности! – шутливо ответил брат. – Да возможно ли, чтобы это сделал такой уважаемый человек, как Томас Пиркоп?
– Нет-нет! – закричал я. – Не упрекайте его! Смотрите, шлюпка возвращается. Томас Пиркоп хочет вернуть нам этот кусок.
В самом деле, шлюпка развернулась, и джентльмен, встав во весь рост на корме, подавал нам рукой какие-то знаки. Подойдя к наружному трапу, шлюпка остановилась, и Томас Пиркоп собирался уже заговорить со мной, когда я опередил его:
– Друг мой, не стоило труда возвращаться из-за такого пустячка!
– Пустячка! – вкрадчивым тоном возразил Томас Пиркоп по-английски. – Но, месье, вы рассчитали фунт по цене в двадцать пять франков и двадцать пять сантимов.
– Разумеется, – подтвердил я, сбитый с толку этими неожиданными словами. – А разве не таков сегодняшний курс?
– Нет, месье, – ответил джентльмен. – Фунт стоит сейчас двадцать пять франков и двадцать шесть сантимов, а следовательно, вы должны мне три пенса.
– Три пенса! Шесть су! Держите их, бравый Пиркоп, теперь мы в расчете. Не так ли?
– All right[83], господа.
– All right!
notes
[1] Расстояние от Дила до устья Мааса составляет около 200 км.
[2] Дил – небольшой порт на юго-востоке Англии, севернее входа в пролив Па-де-Кале.
[3] Имя и фамилия английского лоцмана изменены. В этом плавании лоцманом у братьев Верн на самом деле был Нельсон Аткинс.
[4] Лоцман по Ла-Маншу и Северному морю (англ.).
[5] Дюнный рейд – название, данное британскими моряками мелководным прибрежным водам Северного моря у юго-восточной оконечности Англии, которые обильно усеяны песчаными банками.
[6] Да (англ.).
[7] Во втором случае речь идет о валовой (брутто) регистровой вместимости, определяемой в результате обмера объема судна ниже верхней палубы, а также объемов надпалубных надстроек, предназначенных для перевозки груза и пассажиров. В первом случае авторы имеют в виду чистую (нетто) регистровую вместимость судна, когда из предыдущей величины исключается объем помещений для экипажа, машинного отделения, вспомогательных механизмов и т. д.
[8] После того как Джеймс Уатт установил значение лошадиной силы, это понятие стали относить к машине мощностью в 75 кГм*с. Данную величину во Франции стали называть «cheval indiqiee» (условленная, или назначенная, лошадиная сила). Однако впоследствии конструкторы в рекламных целях стали сравнивать свои машины с этой условленной л. с., указывая их мощности в так наз. номинальных л. с.: 200, 300 и даже 500 кГм*с. Более того, с каждым годом величина номинальной лошадиной силы менялась. 5 марта 1867 г. особым правительственным циркуляром устанавливалось, что впредь во Франции номинальные мощности судовых машин будут приравниваться к четырем условленным л. с. (т. е. 300 кГм*с, как и указано в очерке), при условии, что машина может развить такую мощность на рабочем поршне. Эффективная, или реальная, л. с. равна мощности в 95 кГм*с, подсчитанной для вала судовой машины.
[9] Речь идет о машине двукратного расширения пара. Компаунд-машина имеет два рабочих цилиндра разного диаметра: цилиндр высокого давления (меньшего диаметра), где происходит первое расширение, и цилиндр низкого давления (большего диаметра). Сначала пар отработает в первом цилиндре, а потом его перепускают во второй, где пар отдает оставшуюся часть энергии. Такая схема позволяет полнее использовать энергию пара и повысить КПД машины.
[10] В данном случае, разумеется, автор имеет в виду не белый дуб (Quercus alba), произрастающий в Америке вид дуба со светлым стволом, и не его французского родственника – дуб пушистый (Quercus pubescens), который во Франции называют либо белым прованским (1е chene blanc de Provence), либо просто белым (le chene blanc); речь идет о термине мастеров деревообработки: те «белыми» называют дубы с серовато-бурой древесиной (в отличие от «красных» – с красновато-коричневой древесиной).
[11] Рауль-Дюваль Эдгар (1832–1887) – французский государственный деятель; генеральный адвокат; неоднократно избирался депутатом в Национальную ассамблею. Славился красноречием. Был завсегдатаем парижских и руанских салонов. Друг писателя Г. Флобера.
[12] В оригинале употреблено английское слово «yachting».
[13] Батц (современное название – Бац-сюр-Мер) – известный с IX в. средневековый городок в Бретани, бывший до XVIII в. центром местного церковного прихода. Один из очагов деятельности бенедиктинских монахов, утвердивших здесь культ св. Геноле, которого считают одним из основателей бретонской монархии. Место, где ведется добыча морской соли.
[14] Годфруа Робер – амьенский адвокат.
[15] Рембрандт Харменс ван Рейн (1606–1669) – великий голландский художник. Картины, упомянутые в тексте, относятся к его лучшим групповым портретам: «Ночной дозор» (1642) (в настоящее время находится в Амстердамском королевском музее); «Урок анатомии доктора Тюлпа» (1632) (хранится в Маурицхёйсе в Гааге).
[16] Поттер Пауль (1625–1654) – голландский живописец, предпочитавший анималистские сюжеты: сцены охоты, изображения пастбищ и животноводческих сцен. В данном случае речь, по-видимому, идет о картине «Молодой бык» (1647).
[17] Рубенс Петер Паувелс (Пауль) (1577–1640) – великий фламандский живописец.
[18] Ван дер Хельст (Эльст) Бартоломеус (1613–1670) – голландский художник, писавший модные в его время групповые портреты.
[19] Ван Дейк Антонис (1599–1641) – выдающийся фламандский живописец.
[20] Мурильо Бартоломе Эстебан (1618–1682) – выдающийся испанский живописец.
[21] Хоббема Мейндерт (1638–1709) – голландский живописец-пейзажист. При жизни был мало известен; широкое европейское признание пришло к нему только в XIX в., после того как его работы открыли английские художники и французские импрессионисты.
[22] Не совсем ясно, кого из голландских художников-пейзажистов имеют в виду авторы: Саломона ван Рёйсдала (1600 или 1603–1670) или его племянника Якоба Изакса ван Рёйсдала (1628 или 1629–1682). Скорее всего, речь идет о более известном в Европе Якобе.
[23] Тенирс Давид (1610–1690) – фламандский живописец.
[24] Брейгель Ян (1568–1625) – фламандский живописец, сын знаменитого художника Питера Брёйгеля Старшего. Прозвище Бархатный получил за пристрастие к ношению дорогой одежды.
[25] Батлер Сэмюэл (1612–1680) – английский поэт-сатирик, автор, в числе прочих сочинений, ироикомической поэмы «Гудибрас», вдохновленной «Дон-Кихотом» Сервантеса.
[26] Острова Ворне и Гуре принадлежат провинции Южная Голландия.
[27] Разновидность парусной лодки, встречающейся у жителей побережья Ла-Манша; имеет две короткие мачты и бушприт. (Примеч. авт.)
[28] Габара (гебара) – старинное плоскодонное грузовое морское судно, предназначенное для прибрежного плавания. Заимствовано европейцами у арабских мореходов.
[29] Зирикзе – порт на берегу Восточной Шельды.
[30] Флиссинген – город на юго-западе Нидерландов, в провинции Зеландия.
[31] На российских картах это бухта Ядебузен.
[32] Тексел – самый крупный из Западно-Фризских островов. Расположен между Северным морем и мелководным заливом Ваддензе; однако на этом острове нет сколько-нибудь значительных портов; видимо, авторы имели в виду порт Хелдер в проливе Зегат-ван-Тексел, отделяющем остров Тексел от материка.
[33] Зёйдер-Зе – мелководный (3–4 м глубиной) залив Северного моря у голландского побережья; отделен от моря цепочкой Западно-Фризских островов. Образовался в 1282 г. в результате обширного опускания суши; в настоящее время залив перегорожен дамбой; северная часть носит название залив Ваддензе, южная – озеро-залив Эйсселмер; южная часть во 2-й половине XX в. была частично осушена.
[34] Фор-стаксель – название дано условно; в оригинале говорится о парусе треугольной формы, устанавливаемом на штаге наклонной фок-мачты. Эта мачта была специфична для легких одномачтовых и двухмачтовых судов Западного Средиземноморья. Ее особенностью был небольшой наклон вперед. (Правда, у «Сен-Мишель III» мачты отклонялись к корме.) По-французски такая мачта называется trinquet (от ит. trinchetto, то есть «треугольный парус»), а устанавливаемый впереди нее парус – trinquette; парус этот работал аналогично «классическому» фор-стакселю, ставившемуся в «большом» парусном флоте перед самой фок-мачтой.
[35] Шлезвиг-Гольштейн – в позднем Средневековье графство, входившее в состав Священной Римской империи германской нации, причем северная часть этой ныне федеральной земли ФРГ (Шлезвиг) до конца XIV в. являлась частью Дании. Графство долгое время было яблоком раздора между Данией и Пруссией. В 1773 г. датчане присоединили к своей территории как Шлезвиг, так и заселенный преимущественно немцами Гольштейн, который тем не менее с 1815 г. входил в Немецкий Союз. В 1848 г., после мартовской революции в Германии, обе области попытались силой оружия отделиться от Дании, но Шлезвиг-Гольштейнская война 1848–1851 гг. закончилась победой датчан. И только в 1864 г., когда датчане потерпели поражение от соединенных прусско-австрийских войск, они вынуждены были окончательно отдать эту территорию Германии.
[36] Построен по указанию датского короля Кристиана VII. Длина канала – 43 км, его ширина по зеркалу воды – 28,7 м, по дну – 18 м, глубина – 3,45 м. На канале построено шесть шлюзов, имеющих одинаковые размеры: длина – 35,0 м, ширина – 7,8 м, глубина – 4 м.
[37] Галиоты – парусные суда, распространенные на северном побережье Европы; в основном были полуторамачтовые (с сильно укороченной бизань-мачтой, вооруженной косыми парусами), хотя встречались и одномачтовые. Грот-мачта галиотов – на голландский манер – была немного наклонена вперед. Некоторые комментаторы очерка видят в верновских «галиотах» голландские кечи, двухмачтовые суда с небольшой кормовой мачтой, расположенной впереди оси руля; кечи отличаются от галиотов тиром парусов; у кечей они бермудского или гафельного типа.
[38] Грот – нижний четырехугольный парус грот-мачты, самый большой на судне.
[39] Эйдора, конец Римской империи (лат.). (Примеч. авт.)
[40] Сен-Клу – замок в окрестностях Парижа, окруженный парковым ансамблем; бывшая летняя королевская резиденция.
[41] Вероятно, это испорченное испанское «bueno» (хорошо).
[42] «La Surveillante» (фр.).
[43] «La Belliqueuse» (фр.).
[44] Мадейра – остров в Атлантическом океане, принадлежащий Португалии и служащий базой снабжения океанских судов всех стран.
[45] Брайтон – известный английский курорт на побережье Ла-Манша.
[46] Лаг – прибор для измерения скорости судна.
[47] В древнегреческой мифологии это имя носили несколько персонажей; у римлян – одно из имен богини Дианы, покровительницы Луны.
[48] Феб (греч. – лучезарный) – одно из имен Аполлона, бога солнца, солнечного света, искусств, бога-врачевателя, предводителя и покровителя муз, охранителя стад, дорог, путников и мореходов.
[49] Автор здесь подразумевает небесный меридиан, т. е. воображаемую линию, проходящую через высшую точку небосвода зенит, противоположную ей точку надир и через оба небесных полюса мира. Нижним иногда называется отрезок небесного меридиана от одного полюса до другого, проходящий через надир.
[50] Комета! Комета! Что за прекрасная комета! (англ.)
[51] Зунд (от швед. sund – пролив) – другое название пролива Эресунн.
[52] Наоборот (лат.).
[53] Имеется в виду Национальный музей, основанный в 1807 г.
[54] Росен6орг – дворец в Копенгагене; в качестве музея открыт около 1660 г.
[55] Торвальдсен Бертель (1768 или 1770–1844) – датский скульптор, крупнейший представитель классицизма в Европе, один из вождей академического направления в искусстве. Здание музея Торвальдсена, где собрано большинство произведений скульптора, построено в 1839–1848 гг. (архитектор М.-Г. Биннесбёль).
[56] Имеется в виду реставрация Бурбонов во Франции. Реставрация – официальное название периода 1815–1830 гг. во французской исторической науке.
[57] Ленотр Андре (1613–1700) – французский архитектор, выдающийся мастер садово-паркового искусства.
[58] Согласно древнегреческому мифу, Ариадна, дочь критского царя Миноса, дала полюбившемуся ей герою Тесею смотанную в клубок нить. Один конец нити Тесей закрепил у входа в Кносский лабиринт, обиталище ужасного чудовища Минотавра, убить которого афинского героя послал критский царь. Убив зверя, герой с помощью путеводной нити выбрался из лабиринта.
[59] Кристиан IV (1588–1648) – датский король; в целях распространения датского влияния в Европе вступил в Тридцатилетнюю войну (1618–1648 гг.), оказавшуюся неудачной для страны; датские провинции подверглись разграблению сначала в 1626–1627 гг., а потом в 1644–1645 гг. По договору о мире со Швецией (15 августа 1645 г.) Дания потеряла балтийские острова Готланд и Эзель (Сааремаа). Значительно более успешными были его мирные новации: он основал датские Ост-Индскую и Вест-Индскую компании, модернизировал торговый флот и оставил о себе память возведением многочисленных зданий в стиле голландского Ренессанса в Копенгагене и Христиании, теперешнем Осло.
[60] Здание биржи построено в 1619–1625 гг. по проекту братьев Стенвинкель; начинал строительство здания Лоуренс Стенвинкель (1585–1619), а закончил Ханс Стенвинкель Младший (1587–1639), носивший титул главного королевского строителя.
[61] Кристианборг – замок, а точнее, дворец, построенный в 1733–1740 гг. на месте средневековой крепости по проекту датского архитектора Э.-Д. Хёйсера. После пожара 1794 г. восстановлен в 1800–1820 гг. К.-Ф. Хансеном; на месте этого здания в 1907–1928 гг. был построен новый дворец.
