Текст книги "Школа робинзонов (иллюстр.)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА XII,
в которой очень кстати разражается удар молнии

Обстоятельства сильнее нас. Годфри, прежде беззаботный, беспечный, никогда ни в чем не получавший отказа, в новых условиях сделался другим человеком. Еще недавно его спокойное существование не омрачали заботы о завтрашнем дне. В роскошном особняке на Монтгомери-стрит ни одна тревожная мысль не нарушала его сна, который ежедневно продолжался не менее десяти часов. Теперь все изменилось. Отрезанный от всего мира, предоставленный самому себе, столкнувшийся лицом к лицу с суровой действительностью, он оказался в ситуации, в какой растерялся бы и менее избалованный человек…

Прежде всего, надо было выяснить, что сталось с «Дримом». Но как это могли сделать два беспомощных человека, заброшенных на остров, затерявшийся в необозримом океане, словно булавка в стоге сена или песчинка на дне морском? Даже неисчислимые богатства дядюшки Кольдерупа в данном случае бессильны!

Хотя убежище казалось вполне надежным, Годфри провел беспокойную ночь: сожаления об утраченном прошлом переплетались с мыслями о неопределенном настоящем и переносились в будущее, которое страшило больше всего! Перед этими суровыми испытаниями его ленивый прежде ум, скованный безмятежным существованием, мало-помалу просыпался от дремоты. Годфри твердо решил всеми силами бороться с обрушившимися на него трудностями и во что бы то ни стало найти выход из создавшегося положения. Если это удастся, такой урок послужит ему на всю жизнь.

Годфри встал на рассвете с намерением заняться устройством удобного жилья. Кроме того, следовало наконец как-то решить вопрос о пропитании и связанной с ним проблемой огня. Затем необходимо позаботиться о предметах первой необходимости – орудиях труда, оружии и одежде, которая в конце концов так обветшает, что оба они будут вынуждены подражать моде полинезийских островитян.

А Тартелетт тем временем спал крепким сном. Темнота мешала его видеть, но он напоминал о себе громким храпом. Бедняга, даже пережив кораблекрушение, оставался в свои сорок пять лет таким же легкомысленным, каким был его ученик до пережитой ими катастрофы, и, конечно, теперь был не только бесполезен, но даже обременителен. Годфри постоянно приходилось заботиться о своем учителе. Что поделаешь! Не бросать же его, товарища по несчастью, на произвол судьбы? Ведь это было живое существо, хоть проку от него меньше, чем от дрессированной собаки, послушно исполняющей приказания хозяина и готовой отдать за него жизнь. Как-никак, а с Тартелеттом, при всей его бесполезности, можно иной раз переброситься словами, разумеется, ничего не значащими, а иногда и посетовать вместе с ним на горькую долю. Годфри порой так хотелось слышать человеческий голос! Учитель танцев был все же поумнее Робинзонова попугая… С Тартелеттом Годфри чувствовал себя не таким одиноким, а в его обстоятельствах не могло быть ничего ужаснее одиночества!

«Робинзон без Пятницы и Робинзон с Пятницей! – какое тут может быть сравнение!» – рассудил Годфри.

И все же в то утро, двадцать девятого июня, юноша был доволен, что он один и ему не мешают заняться исследованием местности. Быть может, посчастливится обнаружить какие-нибудь плоды или съедобные корни, которым, как ребенок, обрадуется учитель танцев. Итак, предоставив Тартелетту спать сколько заблагорассудится, Годфри пустился в путь.

Легкий туман еще окутывал берег и море, но на севере и востоке воздух уже становился прозрачным – туман таял под солнечными лучами. День обещал быть прекрасным.

Срезав себе толстую палку, Годфри направился к той еще не изведанной части берега, что выдавалась в море. Пройдя около двух миль, он решил сделать привал и приступил к первому завтраку, состоявшему из великолепных устриц и других съедобных моллюсков, водившихся здесь в изобилии.

«Во всяком случае, с голоду не умрешь,– сказал он самому себе.– Тут десятки тысяч устриц, а такая еда не противопоказана даже самому изнеженному желудку! Можно предположить, что устрицы в определенном количестве не менее питательны, чем хлеб и мясо,– утешал себя Годфри.– Если Тартелетт недоволен, то только потому, что он вообще не переносит никаких моллюсков! Ничего, стерпится – слюбится, а потом он без них не сможет и обходиться».

Покончив с завтраком, Годфри взял свою палку и зашагал на юго-восток – по правому берегу реки. Этот путь через прерию должен был вывести его к длинной полосе кустарников, а затем к группам деревьев, замеченных им накануне.

Юноша прошел еще около двух миль, ступая по густой траве, покрывавшей землю зеленым бархатистым ковром. Стаи водяных птиц с шумом летали вокруг незнакомца, вторгшегося в их владения. В прозрачной воде мелькали какие-то рыбы. В этом месте ширина речки составляла около четырех или пяти ярдов.

Годфри легко мог наловить здесь рыбы. Но как ее изжарить? Задача по-прежнему оставалась неразрешимой!

Благополучно добравшись до первой полосы кустарников, путник, к своей великой радости, обнаружил два вида корнеплодов, являющихся довольно распространенной пищей американских индейцев.

Первый из них, называемый камас, растет на какой угодно почве, даже там, где больше ничего не растет. Из этих корней, напоминающих луковицу, приготовляют муку, богатую клейковиной и очень питательную. Кроме того, в жареном или печеном виде камас заменяет картофель. Другой род корнеплодов, ямс, хотя и не обладает такими питательными свойствами, как камас, но имеет перед ним важное преимущество: ямс можно употреблять в сыром виде.

Довольный своим открытием, Годфри не замедлил отведать великолепного ямса, затем нарвал пучок и для Тартелетта, перебросил его через плечо и пустился в обратный путь.

Увидев аппетитные луковицы, учитель танцев встретил молодого человека с распростертыми объятиями и с такой жадностью набросился на еду, что Годфри пришлось сдерживать его.

– Не мешайте мне, Годфри! – взмолился Тартелетт.– Сегодня у нас есть эти корешки, а кто знает, будут ли они завтра?

– И завтра, и послезавтра, в любой день и час! Стоит только пойти и нарвать их.

– Прекрасно, Годфри! Но что делать с камасами?

– Из них мы приготовим муку и хлеб, когда у нас будет огонь.

– Огонь! – воскликнул учитель танцев, сокрушенно качая головой.– Огонь! А как его добыть?

– Пока еще не знаю,– ответил Годфри,– но так или иначе, он у нас будет!

– Увы, мой дорогой Годфри! Я впадаю в бешенство, как только подумаю, что другим стоит лишь чиркнуть спичкой, и сразу появится пламя. Вот уж никогда не думал, что окажусь в таком дурацком положении! На Монтгомери-стрит достаточно обратиться к какому-нибудь джентльмену с сигарой во рту, и он немедленно протянет вам коробок… А здесь?

– Здесь не Сан-Франциско и не Монтгомери-стрит, дорогой Тартелетт, и на любезность прохожих рассчитывать не приходится…

– Но почему же нужно непременно печь хлеб или жарить мясо? Почему природа не устроила так, чтобы мы могли питаться одним воздухом?

– Когда-нибудь дойдем и до этого,– сказал Годфри, улыбаясь.

– Вы думаете?

– Да. Ученые, во всяком случае, занимаются этим вопросом.

– Неужели? Но на чем они основываются, изыскивая новые виды пищи?

– На том соображении, что пищеварение и дыхание – функции очень близкие и, вероятно, могут заменить одна другую. Весь вопрос в том, как изобрести питательный воздух: если ученые добьются успеха, можно будет вдыхать свой обед вместо того, чтобы съедать его. Вот и все.

– Какая жалость, что это ценное открытие все еще не сделано! – воскликнул учитель танцев,– С каким удовольствием я вдохнул бы в себя полдюжины сандвичей и хороший бифштекс!

Предавшись сладкой мечте о воздушных обедах, Тартелетт невольно открыл рот и стал дышать полной грудью, забыв, что с грехом пополам может насытить себя и обычным способом.

Годфри вернул его к действительности.

Нужно было заняться устройством жилища в дупле секвойи: прежде всего очистить дно от мусора и удалить несколько центнеров перегноя, в котором нога утопала по щиколотку. За два часа они едва управились с этой малоприятной работой, но зато их жилище теперь блистало чистотой, хоть при малейшем движении и поднималась пыль столбом.

Толстые, выступающие из земли корни секвойи образовали. неровный, но вполне приемлемый пол. В двух противоположных углах друзья устроили себе постели. Тюфяки заменили охапками травы, высушенной на солнце. Со временем Робинзоны рассчитывали изготовить необходимую мебель: деревянные кровати, скамейки и столы. Сохранившийся у Годфри прекрасный нож с пилкой и буравом оказался тут очень кстати. Не следовало жаловаться и на отсутствие света: он свободно лился в широкое входное отверстие, в ненастную погоду можно было есть и работать, не выходя наружу. На тот случай, если для большей безопасности придется вдруг закрыть вход, Годфри рассчитывал проделать, в коре секвойи одну или две скважины, заменившие бы окна.

Что касается высоты свода, то, во всяком случае, длинный шест – от десяти до двенадцати футов, который Годфри поднимал над головой, не встречал никаких препятствий, значит, «потолок» находился на большой высоте, на какой именно – предстояло еще установить. Заняться этим можно будет позднее – дело не из срочных.

Весь день незаметно прошел в работе. Годфри и Тартелетт настолько устали, что ложе из сена показалось им великолепным. Правда, из-за него пришлось вступить в борьбу с курами, пожелавшими устроить себе насест тоже внутри дупла. Ничего иного не оставалось, как наломать веток и загородить ими вход. К счастью, ни бараны, ни козы, ни агути не испытывали подобного искушения, им нравилось пастись на воле, и они даже не пытались перескочить через забор из сухих веток кустарника.

Несколько дней ушло на устройство и оборудование жилища, а также на заготовку провизии. Следовало набрать побольше яиц и моллюсков, корней ямса и плодов манзаниллы. Каждое утро приходилось отправляться на побережье за устрицами. Все это отнимало по нескольку часов, а ведь известно, как быстро летит время, когда у человека забот полон рот.

Посудой им послужили несколько двустворчатых раковин, заменивших чашки и тарелки: их вполне оказалось достаточно для простой еды, какую употребляли наши Робинзоны. Пока что ничего другого им и не требовалось. Стирка белья в реке входила в обязанности Тартелетта, который легко справлялся с нехитрым делом, ибо весь гардероб потерпевших кораблекрушение сводился к двум рубашкам и двум парам штанов, да еще двум носовым платкам и двум парам носков. Во время стирки Годфри и Тартелетт оставались в чем мать родила, но жаркое солнце быстро высушивало белье.

Так они прожили до третьего июля, без дождя или сильного ветра.

Разумеется, нельзя было пренебрегать ни малейшими шансами на спасение. Годфри ежедневно ходил на северо-западный мыс и внимательно осматривал открывавшееся оттуда морское пространство, но ни разу не замечал ни парусника, ни рыбачьего баркаса, ни дыма проходящего мимо парохода. Очевидно, остров Фины лежал в стороне от путей торговых и пассажирских судов. Надо запастись терпением и дожидаться счастливого случая.

И лишь в редкие часы досуга Годфри, побуждаемый Тартелеттом, возвращался к важной и до сих пор не решенной проблеме огня.

Он попробовал подыскать что-нибудь похожее на трут – что-нибудь абсолютно сухое и легко воспламеняющееся. Ему показались подходящими грибные наросты, которые обычно появляются в старых дуплах. После тщательной просушки они, вероятно, могли бы послужить горючим материалом. Собрав несколько таких грибов, Годфри разломал их на мелкие куски и положил сушить на солнечную поляну, пока они в конце концов не превратились в порошок. Затем Годфри стал ударять по камню тупым краем ножа, надеясь высечь искру, чтобы зажечь легковоспламеняющийся материал. Но, несмотря на все усилия, огонь не загорался.

Затем Годфри проделал такие же опыты с древесной трухой, накопившейся за много лет в дупле большой секвойи, потом он попытался употребить в дело высушенную морскую губку, росшую между камней, но у него ничего не получалось. Искра, высеченная из камня от удара ножа, тотчас же гасла, не воспламенив этот импровизированный трут.

Было от чего прийти в отчаяние! До каких же пор они будут обходиться без огня? Годфри и Тартелетт уже с трудом выносили пищу, состоявшую из плодов, кореньев и моллюсков, не без основания опасаясь желудочных заболеваний. При виде пасшихся баранов, коз и агути они, и в особенности учитель танцев, испытывали острый голод и пожирали глазами живое мясо.

Так дальше продолжаться не могло!

И вот – в ночь с третьего на четвертое июля, после нескольких дней изнурительной жары, какую не в силах был умерить даже дувший с моря ветер, разразилась настоящая гроза. Годфри и Тартелетт проснулись в первом часу ночи от зловещих ударов грома, сопровождавшихся ослепительными вспышками молнии. Дождь еще не начался, но с минуты на минуту мог пролиться настоящий ливень.

Годфри поднялся и вышел, чтобы взглянуть на небо. Оно пламенело, будто охваченное заревом пожара, и на этом фоне ажурная хвоя деревьев напоминала четкий рисунок китайских теней.

Вдруг после страшного раската грома все небо прорезал яркий зигзаг. Сверху донизу пробежала электрическая искра.

Годфри, отброшенный сильным ударом на землю, поднялся на ноги среди бушующего огненного дождя: молния воспламенила сухие ветки на вершине дерева, и на землю сыпались раскаленные угли…

– Огонь! Огонь! – закричал Годфри.

– Огонь! – подхватил Тартелетт.– Да будет благословенна молния, пославшая его!

Оба тотчас бросились к пылающим углям, часть которых уже тлела, и быстро сложили их в кучу вместе с сухими ветками у подножия дерева. Ветки затрещали, охваченные языками пламени, и, когда разгорелся костер, хлынул проливной дождь и потушил пожар.

ГЛАВА XIII,
в которой Годфри снова замечает легкий дымок, но теперь уже на другом конце острова

Гроза разразилась как нельзя более кстати! Теперь нашим героям не нужно изощряться, подобно Прометею, чтобы похитить небесный огонь. Само небо, как выразился Тартелетт, оказалось настолько любезным, что послало им огонь с молнией. Оставалось лишь позаботиться о его сохранении!

– Нет, мы не дадим ему погаснуть! – вскричал Годфри.

– Тем более что топлива тут вдоволь! – ответил Тартелетт, громкими возгласами выражая свою радость.

– Верно,– ответил юноша,– но кто будет поддерживать огонь?

– А уж это предоставьте мне! Если понадобится, я буду бодрствовать и днем, и ночью,– сказал учитель танцев, размахивая горящей головней.

И он действительно просидел у огня до самого восхода солнца.

Как только рассвело, Годфри и Тартелетт, собрав хворост в большую кучу, принялись подбрасывать его в костер, выбрав удобное местечко между толстыми корнями одной из соседних секвой. Яркое пламя вспыхивало с веселым треском, пожирая все новые порции сучьев. Тартелетт, лопаясь от натуги, поминутно дул на него, хотя огонь и не собирался гаснуть. Танцмейстер принимал необычайно рискованные позы, следя за серым дымом – крутыми завитками, поднимавшимися вверх и исчезавшими в густой листве.

Однако пора было приниматься за дело! Ведь бедные Робинзоны мечтали о благословенном огне вовсе не для того, чтобы любоваться им или греть руки у костра. В такую жару в том не было нужды. Зато теперь у них будет здоровая и разнообразная еда и они смогут покончить со своим скудным и достаточно надоевшим рационом. Годфри и Тартелетт потратили половину утра на обсуждение этого важного вопроса.

– Перво-наперво мы зажарим пару цыплят! – воскликнул учитель, щелкнув зубами от вожделения.– Затем добавим окорок агути, жаркое из барашка, козью ножку, несколько куропаток или рябчиков которых много в прерии, а на закуску выловим двух-трех пресноводных и несколько морских рыб.

– Не торопитесь, Тартелетт,– заметил Годфри, чье настроение заметно поднялось после объявления меню.– Не стоит рисковать и сразу накидываться на пищу после столь длительного недоедания! Кроме того, нужно приберечь кое-что и про запас! Остановимся пока на паре цыплят. Каждому по штуке. Ведь это совсем неплохо! А вместо хлеба используем корни камаса. При умелом приготовлении они вполне могут заменить его.

Это решение стоило жизни двум ни в чем не повинным курам, которых учитель танцев старательно ощипал, выпотрошил, насадил на вертел и зажарил на медленном огне.

А тем временем Годфри готовил корни камаса, припасенные для первого настоящего завтрака на острове Фины. Чтобы сделать их съедобными, он применил индейский способ, известный обитателям прерий Западной Америки.

Сначала Годфри набрал на отмели мелких и плоских камней и бросил их в горящие угли, чтобы раскалить. Быть может, Тартелетт находил, что незачем жарить камни на драгоценном огне, но, поскольку это не мешало ему жарить кур, он не стал возражать.

Пока камни раскалялись, Годфри разметил участок приблизительно в квадратный ярд и вырвал оттуда всю траву, затем он с помощью больших раковин сделал выемку дюймов десять глубиной, положил на дно сухих веток и зажег их, чтобы земля под ними сильно нагрелась. Когда сучья прогорели, Годфри удалил пепел и положил в яму очищенные корни камаса, прикрыв их травой, а сверху заложил раскаленными камнями и развел новый костер.

Получилось нечто вроде духовой печи. Не прошло и получаса, как все было готово.

Корни, испеченные под слоем камней и дерна, стали совершенно сухими и твердыми. Теперь их следовало смолоть в муку, пригодную для выпечки хлеба, либо съесть в том виде, как они есть.

Мы предоставляем читателю самому вообразить, с каким восторгом наши Робинзоны уселись за завтрак, состоявший из двух жареных цыплят и чудесных камасов, заменивших гарнир из картофеля. Природа словно позаботилась о них: луг, где росли камасы, находился совсем недалеко и стоило только немного потрудиться, чтобы собрать сотни этих корней.

Покончив с завтраком, Годфри занялся приготовлением муки, с тем чтобы в любую минуту они могли испечь из нее хлеб.

День прошел в непрерывных трудах. Костер все время заботливо поддерживался. На ночь они положили побольше топлива, и все же Тартелетт несколько раз вскакивал со своего ложа, чтобы помешать угли, потом снова укладывался спать, но ему тут же казалось, будто огонь погас, и опять он в страхе подбегал к костру и начинал шевелить угли. И так до самого утра.

Треск костра и пение петуха разбудили Годфри и учителя танцев. Открыв глаза, юноша очень удивился, почувствовав на лице сильную струю воздуха. Это навело его на мысль, что, очевидно, дупло доходит до первого разветвления, а может быть, тянется еще выше, и где-то там, наверху, образовалось отверстие.

«Дыру непременно нужно заделать,– подумал Годфри.– Но почему же я не ощущал тока воздуха в прошлые ночи? Неужели все молния натворила?»

Он решил внимательно осмотреть ствол секвойи. Обследование показало, что ударом молнии расщепило всю нижнюю часть ствола Вильтри – от первых веток до корней. Если бы электрический разряд попал внутрь, пока они спали, то Годфри и Тартелетта уже не было бы в живых. Лишь благодаря счастливой случайности они избежали смерти.

«Говорят, во время грозы,– продолжал размышлять Годфри,– не рекомендуется прятаться под деревьями. Но эти советы хороши, когда можно укрыться под надежной кровлей, а как же избежать опасности тем, кому дерево служит домом?»

Он оглядел длинный след, оставленный на стволе молнией.

– По-видимому, самый сильный удар попал в верхушку, где и получилась пробоина,– сказал Годфри.– Но раз возникла тяга, значит, дерево насквозь пустое и живет только за счет коры. Нужно все хорошо проверить!

Выбрав сосновую ветку, покрытую смолой, он поднес ее к огню, и она тут же ярко вспыхнула.

С факелом в руке Годфри вошел в свое жилище. Яркий свет разогнал темноту, и теперь нетрудно было рассмотреть, как высоко вверх уходит дупло. Футах в пятнадцати над землей в дереве образовалось нечто вроде свода. Приподняв факел, Годфри разглядывал узкое трубчатое отверстие, уходящее до самого верха. Значит, сердцевина дерева была пустой от самого основания до верхушки, если только кое-где еще не сохранилась живая древесина. В таком случае можно будет, цепляясь за уцелевшие куски заболони, подняться до первого разветвления или еще выше.

Годфри решил с этим ни в коем случае не медлить. У него наметилась двойная цель: прежде всего – как можно плотнее закрыть отверстие, ибо если в дупло проникнут дождь и ветер, оно станет непригодным для жилья; затем нужно разведать, нельзя ли добраться до верхних ветвей, которые могли бы послужить убежищем в случае нападения хищников или дикарей. Мало ли что может случиться…

Попытка – не пытка. Если во время подъема в этой узкой трубе встретится какое-то препятствие, он всегда сможет спуститься вниз – вот и все.

Укрепив факел между двумя толстыми корневищами, Годфри стал взбираться по внутренним выступам еще не до конца прогнившей древесины. Легкий, сильный и ловкий, хорошо тренированный, как все американцы, он поднимался без всякого напряжения и вскоре достиг самой узкой части. Согнувшись в дугу, Годфри полз вверх на манер трубочиста, опасаясь, как бы новое сужение дупла не заставило его вернуться назад. Но пока еще можно продвигаться вперед, задерживаясь на ступенчатых выступах, чтобы перевести дыхание. Через три минуты юноша уже поднялся на высоту шестидесяти футов. Еще каких-нибудь двадцать футов – и он у цели!

Годфри почувствовал дуновение свежего воздуха и жадно ловил его. Отдышавшись и отряхнув труху, сыплющуюся со стенок дупла, он возобновил подъем. Дупло стало сужаться. Внезапно его внимание привлек подозрительный шум. Наверху послышалось царапанье, а затем свист.

Годфри замер. «Что бы это могло быть? Какое-то животное, укрывшееся в пустом стволе? А может, это змея?… Нет! Змеи здесь пока не попадались… Должно быть, в дупло залетела птица…»

И не ошибся. Вскоре Годфри услышал сердитый клекот и хлопанье крыльев. Очевидно, он нарушил покой какой-то ночной птицы, гнездившейся в этом дереве. Громогласные «Кыш!», «Кыш!» вспугнули незаконно вторгшееся существо, которое оказалось всего-навсего огромной галкой, поспешившей вылететь через дыру и скрыться в зеленой чаще. Спустя несколько минут Годфри просунул голову в то же отверстие, и вот он уже удобно устроился в развилке громадных ветвей – в восьмидесяти футах над землей.

Мощные суки переплетались наподобие настоящего леса, покоившегося на гигантском стволе. Причудливые горизонтальные ветки образовывали непроницаемую чащу. Густая хвоя почти не пропускала света. У Годфри было такое впечатление, будто он находится в дремучем бору.

Ему удалось, хотя и не без труда, перелезая с ветки на ветку, добраться до верхушки этого феноменального дерева. Стаи птиц с криками поднимались при его приближении, перелетая на соседние секвойи, уступавшие по высоте великому Вильтри.

Годфри поднимался все выше и выше – до тех пор, пока ветви не стали прогибаться под его тяжестью. С высоты, точно на рельефной карте, перед ним расстилалась широкая водная гладь, окружавшая остров Фины.

Годфри жадно всматривался в морскую даль. Увы, горизонт по-прежнему оставался пустынным! Он смог только лишний раз убедиться, что этот остров в Тихом океане лежит в стороне от торговых путей.

Молодой Робинзон глубоко вздохнул и опустил глаза на ту землю, где судьбой ему предназначено жить, по всей видимости, очень долго, а может быть, и до конца дней. Но каково же было удивление юноши, когда он снова заметил дым, правда, на этот раз не в южной, а в северной части острова. Он стал вглядываться: тонкий, темно-синий дымок спокойно струился вверх в тихом, прозрачном воздухе.

– Нет! Тут двух мнений быть не может! – вскричал Годфри.– Я вижу дым! Недаром же говорится – нет дыма без огня! Только откуда тут взяться огню? Кто мог его зажечь?…

Годфри старался поточнее определить место, откуда поднимался дым.

Он поднимался на северо-востоке, из-за высоких скал, окаймлявших берег, приблизительно в пяти милях от Вильтри. Ошибки быть не могло! Чтобы добраться до этих скал, нужно пересечь прерию в северо-восточном направлении, еще немного пройти по берегу… Это совсем недалеко!…

Дрожа от волнения, Годфри стал спускаться. Добравшись до нижнего разветвления, он на минуту остановился, набрал мху и хвои, затем, опустившись в люк, пробитый молнией, тщательно, как только мог, заделал его. Добравшись наконец до земли, Годфри бросил на ходу несколько слов Тартелетту, чтобы тот не беспокоился, и быстрым шагом направился к побережью.

Сначала он шел по зеленой прерии, среди разбросанных группами деревьев и длинных живых изгородей из дрока, потом зашагал вдоль берега и, наконец, через два часа подошел к последней цепи скал.

Напрасно искал Годфри дымок, который отчетливо видел с верхушки дерева. Однако сомнений в выбранном направлении не возникало, и тогда он начал поиски. Годфри тщательно обследовал все побережье, кричал и звал… Тщетно. Никто не ответил ему. Ни одно живое существо не показалось на отмели. Не видно было и следов погасшего костра среди скал или пепла сгоревших водорослей.

– Нет, я не мог ошибиться,– повторял Годфри.– Я же отчетливо видел дым. Я видел. Это не обман зрения!

Оставалось предположить, что на острове есть гейзер с горячей водой и действие его не постоянно.

В самом деле, разве на острове не могло быть естественных источников? В таком случае появление дыма – обычный геологический феномен.

Годфри пошел обратно. По дороге он внимательно разглядывал местность, на которую почти не обращал внимания, когда шел, к берегу, подстегиваемый желанием побыстрее найти тех, кто зажег таинственный огонь. Несколько раз перед ним промелькнули какие-то животные, напоминающие жвачных, и среди них – вапити, их еще называют канадскими оленями, но мчались они с такой быстротой, что их нельзя было разглядеть получше.

Когда Годфри к четырем часам подходил к Вильтри, до него, донеслись нежные звуки карманной скрипки, а вскоре он увидел и самого учителя танцев. Славный Тартелетт, словно весталка, бережно охранял доверенный ему священный огонь.