Текст книги "Найденыш с погибшей «Цинтии»(изд.1959)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

Соавторы: Андре Лори
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

19. ВЫСТРЕЛЫ ИЗ РУЖЬЯ

Около двух часов ночи Эрик и маастер Герсебом, изнемогая от усталости, забрались под брезентовый полог продовольственного склада. Они улеглись среди бочек и тотчас же заснули, прижавшись к тёплой шкуре Клааса, а когда пробудились, солнце уже стояло высоко над горизонтом, небо было снова синим и море спокойным. Огромный осколок ледяного поля, на котором они плыли, казался неподвижным, до того плавным и размеренным был его ход. Вдоль обоих берегов с устрашающей быстротой проносились громадные айсберги, обгоняя друг друга, порою сталкиваясь и разбиваясь. Эрику ещё никогда не приходилось любоваться зрелищем более прекрасным, чем эти колоссальные кристаллы, в которых, как в призме, преломлялись и отражались солнечные лучи. Даже маастер Герсебом, менее всего склонный восхищаться красотами арктической природы, да ещё в таких необычных условиях, и тот не мог скрыть своего изумления.

– Насколько лучше было бы наблюдать за всем этим с надёжной палубы! – сказал он, вздохнув.

– Напротив! – возразил Эрик со свойственным ему оптимизмом. – На борту корабля пришлось бы думать все время о том, как избежать столкновения с айсбергами и не превратиться в лепёшку, а на нашем ледяном острове можно, по крайней мере, не опасаться подобной неприятности!

Конечно, это был чересчур оптимистический взгляд на вещи. Маастер Герсебом в ответ только грустно улыбнулся. Но такова уж была особенность Эрика – воспринимать любое явление прежде всего с хорошей стороны.

– Разве нам не повезло, что сохранился продовольственный склад? – продолжал он. – Наше положение было бы действительно отчаянным, если б мы остались без провизии. Но с двадцатью бочками сухарей, копчёным мясом, брендвейном, да сверх того ещё с нашими ружьями и запасом патронов, – чего нам опасаться? На худой конец, продрейфуем несколько недель, пока не увидим берег, к которому можно будет пристать. Не сомневайтесь, дорогой отец, мы непременно выпутаемся из этой истории так же, как потерпевшие крушение на «Ганзе».

– На «Ганзе»? – с любопытством переспросил маастер Герсебом.

– Да, это судно отправилось в арктические моря в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году. Когда на ледяное поле выгружались продукты и уголь, часть экипажа очутилась в таком же положении, как и мы с вами. Мужественные моряки должны были возможно лучше приспособиться к жизни на плавучей льдине. Они провели на ней шесть с половиной месяцев, проплыв за это время несколько тысяч лье, пока не пристали к полярным берегам Северной Америки.

– Если бы и нам так посчастливилось!.. – произнёс маастер Герсебом, снова тяжело вздохнув. – Но, пожалуй, самое лучшее, что мы сейчас можем сделать, – хорошенько закусить.

– И я так думаю, – ответил Эрик. – Несколько сухарей и кусок мяса будут как раз кстати.

Маастер Герсебом откупорил две бочки и достал все необходимое для завтрака. Остриём ножа он прорезал дырку в бочонке с брендвейном и заткнул отверстие деревянной втулкой, чтобы можно было, по мере надобности, выцеживать живительную влагу. Затем они сытно позавтракали.

– А та самая льдина, на которой плыли матросы с «Ганзы», была такая же большая, как наша? – осведомился старый рыбак после того, как в течение десяти минут усердно подкреплял свои силы.

– Нет, скорее наоборот! Наша льдина тянется, должно быть, на десять – двенадцать километров, а у матросов с «Ганзы» льдина не достигала и двух километров в длину; да к тому же она сильно укоротилась после шестимесячного дрейфа. Беднягам пришлось покинуть её, когда волны стали доходить до их палаток. К счастью, моряки могли воспользоваться большой шлюпкой и перекочевать на другую льдину, так как на первой уже нельзя было оставаться. Несколько раз они переселялись, как белые медведи, с льдины на льдину, пока, наконец, не выбрались на сушу.

– Так вот оно что! – сказал маастер Герсебом. – Значит, у них была лодка. А у нас-то её нет!.. Когда придётся покидать эту льдину, единственно, что мы сможем, – сесть в пустую бочку. Другого способа я не вижу.

– Если понадобится, придумаем, – ответил Эрик. – Поживём – увидим! А пока что, я полагаю, всего разумнее будет заняться осмотром наших владений!

Эрик и маастер Герсебом начали с того, что взобрались на крутой пригорок из льда и снега, так называемый «hummock»[82]82
  холм, возвышенность, ледяной торос (англ.)


[Закрыть], чтобы получить общее представление об окружающей местности. Их взорам открылось длинное ледяное поле, – вернее сказать, остров, протяжённостью от одного конца к другому в двенадцать – пятнадцать километров; своей причудливой формой он напоминал диковинное китообразное животное, распластанное на поверхности Ледовитого океана. Продуктовый склад находился как раз на уровне оси, которая как бы отделяла голову «кита» от туловища. Вместе с тем было довольно трудно судить о действительной величине и форме ледяного острова, так как громоздившиеся повсюду торосы мешали охватить глазом всю его поверхность. Вытянутый конец ледяного поля, где накануне был ещё залив, оказался теперь обращённым в другую сторону. Эрик и Герсебом решили исследовать местность прежде всего в этом направлении. Если раньше конец ледяного поля, оторвавшийся потом от всей массы, был обращён к востоку, то теперь, насколько возможно было определить по положению солнца, он был повёрнут к северу. Это давало все основания заключить, что корабль, под воздействием течения или бриза, отнесло к югу, и тот факт, что больше не видно было никаких следов длинного ледяного барьера, растянувшегося у 78-й параллели с востока на запад, только подтверждал эту гипотезу.

Вся льдина была покрыта снегом. В разных местах виднелись чёрные точки, в которых маастер Герсебом сразу же признал «ougiouks» – бородатых моржей самого крупного вида. По-видимому, моржи обитали в трещинах или пещерах ледяного поля и, чувствуя себя защищёнными от любого нападения, спокойно грелись на солнце.

Понадобилось больше часа ходьбы, прежде чем Эрик и маастер Герсебом добрались до другого конца огромной льдины. Большую часть пути они проделали вдоль западного берега, что позволяло им одновременно вести наблюдение за морем и за положением льдов. Клаас, вырываясь вперёд, то и дело вспугивал вдали какого-нибудь моржа. Почуяв опасность, ластоногие неуклюже ковыляли к кромке льда, чтобы поскорее броситься в воду. Легко было их забить в любом количестве. Но к чему, если нельзя было и подумать о разведении огня, чтобы сварить или зажарить нежное мясо этих безобидных животных!

Эрика одолевали другие заботы. Внимательно изучив ледяную почву, он пришёл к выводу, что она отнюдь не была однородной. Многочисленные щели и трещины, прорезавшие в разных местах поверхность ледяного поля, вызывали опасение, что при малейшем толчке от него останутся одни обломки. Правда, обломки могли быть большой величины, но сама возможность такого несчастья заставляла держаться возможно ближе к продовольственному складу, чтобы в любую минуту не оказаться от него отрезанными. Впрочем, немедленной опасности не угрожало, так как все эти трещины и щели были покрыты толстым слоем выпавшего накануне снега. Сверху он припорашивал их, а затем, подтаивая, набивался внутрь и скреплял кое-как промежутки. Эрик решил отыскать среди разграниченных трещинами участков наиболее плотный и устойчивый, чтобы обосноваться на нём и перенести туда продовольственный склад.

Именно ради этого Эрик и маастер Герсебом после короткого отдыха возобновили осмотр западной части острова. Они продвигались вдоль края ледяного поля, откуда ещё два часа тому назад видели знакомые очертания того самого берега залива, где очутилась в безвыходном положении американская яхта. Клаас бежал впереди, возбуждённый свежестью воздуха, и, казалось, чувствовал себя в родной стихии среди снежного ландшафта, должно быть, напоминавшего ему равнины Гренландии.

Вдруг Эрик увидел, как собака, понюхав воздух, понеслась стрелой и с лаем остановилась возле какого-то предмета, по ту сторону ближайшего тороса.

«Наверное, ещё один морж или тюлень», – подумал Эрик, не ускоряя шага.

Но не морж и не тюлень вызвал волнение Клааса. Это был человек, бездыханный, окровавленный человек, в меховой одежде, какой не было ни у одного матроса на «Аляске». В ту же минуту Эрик подумал о зимовщиках с «Веги». Он поднял голову лежащего человека. У него были густые рыжие волосы и нос, приплюснутый, как у негра…

Эрик решил, что стал жертвой галлюцинации. Он расстегнул на человеке жилет, надетый на голое тело, и сделал это скорее для того, чтобы проверить, бьётся ли сердце, чем увидеть своими глазами татуировку…

Юноша сразу же заметил знакомое имя, грубо нацарапанное синей краской: некое подобие герба со словами: «Патрик О'Доноган. Цинтия».

Сердце его билось!.. Он ещё не был мёртв!.. На голове у него зияла широкая рана, вторая виднелась на плече, а на груди были заметны следы сильного удара, вызвавшего контузию и затруднявшего дыхание.

– Надо его немедленно перетащить в наше убежище, перевязать и привести в чувство, – сказал Эрик маастеру Герсебому и добавил шёпотом, словно боясь, чтобы его кто-нибудь не услышал:

– Это он, отец, это он, тот, кого мы так долго искали и не могли найти, это Патрик О'Доноган!.. Но он почти уже не дышит!

Когда Эрик подумал, что тайна его жизни скрывалась в голове этого окровавленного человека, на которого смерть, казалось, уже наложила свою печать, – в глазах юноши зажёгся мрачный огонь. Хотя маастер Герсебом и догадывался, какие чувства обуревали Эрика, он не мог не пожать плечами, как бы желая сказать: «Вот уж действительно, повезло! Но если бы нам даже и удалось теперь все узнать, чего стоят все тайны мира, раз мы находимся в таком безвыходном положении?»

Тем не менее он поднял тело за ноги, в то время как Эрик подхватил его под мышки, и с этой тяжёлой ношей они тронулись в обратный путь.

Толчки при движении заставили раненого открыть глаза. Боль, которую причиняли ему раны, вскоре стала такой мучительной, что он начал громко стонать, произнося какие-то бессвязные слова; среди них преобладало, однако, английское слово «dring» – «пить». До продовольственного склада было ещё довольно далеко. Эрик решил сделать привал. Уложив раненого на мягкий снег у подножия ледяной скалы, он поднёс к его губам медную фляжку.

Она была почти пуста, но глоток водки, казалось, вернул О'Доногана к жизни. Он осмотрелся вокруг, глубоко вздохнул и спросил:

– Где Джонс?

– Мы нашли вас возле тороса, – сказал Эрик. – Кроме вас, никого не было. Давно уже вы здесь находитесь?

– Не знаю, – с трудом вымолвил раненый. – Дайте ещё попить! – сказал он, пристально глядя на Эрика.

Он ещё раз глотнул водки и почувствовал себя в силах продолжать разговор.

– Когда началась буря, – сообщил он, – яхта стала тонуть. Кое-кто из команды успел прыгнуть в спасательные шлюпки, остальные погибли. Мистер Джонс подозвал меня к себе и велел сесть вместе с ним в маленький «каяк», привязанный на корме. Никто не решался в него сесть – такой он был маленький и лёгкий. Но он-то и оказался наиболее устойчивым. Только наш каяк и достиг ледяного поля, а все шлюпки перевернулись, не успев даже к нему причалить. Мы совсем уже выбились из сил, когда волны выбросили нас на лёд. С большим трудом нам удалось отползти подальше от воды и дождаться рассвета… а утром мистер Джонс покинул меня, чтобы попытаться убить тюленя или какую-нибудь морскую птицу. С тех пор я его больше не видел.

– Этот мистер Джонс – офицер с «Альбатроса»? – спросил Эрик.

– Владелец и капитан, – ответил О'Доноган тоном, в котором сквозило удивление, что ему задали такой вопрос.

– Разве владельца зовут не Тюдор Броун?

– Н-не знаю, – нерешительно пробормотал раненый, словно спрашивая себя, не слишком ли он разоткровенничался, сказав так много.

Эрик решил на этом не настаивать. Ведь ему ещё столько нужно было узнать!

– Послушайте, – обратился он к ирландцу, усаживаясь рядом с ним на снег. – Однажды вы отказались перейти на мой корабль, чтобы поговорить со мной по душам, и ваш отказ уже причинил столько бедствий! Но сейчас, когда мы встретились снова, воспользуемся случаем, чтобы побеседовать серьёзно, как деловые люди. Ведь вы находитесь на дрейфующей льдине, раненый, голодный, беспомощный, перед лицом мучительной смерти! У меня и у моего приёмного отца есть все, в чём вы нуждаетесь: пища, оружие, водка! Мы готовы позаботиться о вас, поделиться с вами всем и поставить вас на ноги. Так не окажете ли вы нам немного доверия в ответ на наши заботы?

Ирландец устремил на Эрика мутный взгляд, в котором признательность, казалось, смешивалась с беспредельным и безотчётным страхом.

– А какое доверие я должен вам оказать? – спросил он уклончиво.

– О, вы это прекрасно знаете! – ответил Эрик, заставив себя улыбнуться и взяв раненого за руку. – Я уже говорил вам об этом прошлый раз; вы ведь знаете, что мне необходимо выяснить и что меня привело в эти далёкие края… Послушайте, Патрик О'Доноган, соберитесь с силами, раскройте тайну, которая имеет для меня такое значение, расскажите мне всё, что вы знаете о «ребёнке на спасательном круге»! Наведите меня хоть на какой-нибудь след, чтобы я мог найти свою семью!.. Чего вы боитесь? Какая опасность может вам угрожать, если вы мне все расскажете?

О'Доноган не ответил, словно взвешивая в своём тупом мозгу доводы Эрика.

– А такая опасность, – проговорил он, наконец, с трудом, – что если бы мы вышли живыми из этой передряги и попали бы в страну, где имеются судьи, вы могли бы мне здорово насолить!

– Нет, нет, клянусь вам!.. Клянусь вам всем, чем угодно! – горячо воскликнул Эрик. – Какова бы ни была ваша вина предо мной или другими, я обещаю вам, что у вас не будет из-за неё никаких неприятностей! К тому же вы, кажется, не учитываете одного обстоятельства: любой ваш проступок уже утратил силу за давностью лет. Я хочу вам напомнить, что за всякое преступление, совершенное более двадцати лет тому назад, каково бы оно ни было, человеческое правосудие не имеет права привлекать виновного к ответу!

– Это правда? – недоверчиво спросил Патрик. – Но мистер Джонс сказал мне, что «Аляска» послана полицией, да и вы сами угрожали судом.

– Это касалось совсем недавних событий, случившихся в начале нашего плавания. Поверьте мне, Патрик, Джонс вас обманывал! Без сомнения, он заинтересован в том, чтобы вы молчали!

– Ну конечно, ему это выгодно, – с уверенностью произнёс ирландец. – Но как вам все же удалось выяснить, что мне известна тайна? – продолжал он, глядя в упор на Эрика.

– От мистера и миссис Боул из «Красного якоря» в Бруклине. Они часто слышали от вас о «ребёнке на спасательном круге».

– Это верно, – подтвердил ирландец. И он снова замолчал.

– Так вы и в самом деле не подосланы полицией? – спросил он после некоторого раздумья.

– Да нет же! Что за глупости! Я отправился по собственной воле, потому что должен же я, в конце концов, узнать, где моя родина и кто мои родители!

О'Доноган снисходительно улыбнулся.

– Э-э, так вот что вам нужно узнать? По правде говоря, я мог бы вам помочь, я действительно это знаю.

– Скажите же мне, скажите, О'Доноган! – воскликнул Эрик, чувствуя, что он все ещё колеблется. – Скажите, и я обещаю простить вам все ваши грехи, если они у вас есть, и отблагодарить вас, если только это будет в моих силах!

Ирландец с жадностью посмотрел на медную фляжку.

– Пересохло в горле от всех этих разговоров. С вашего разрешения, я хлебнул бы ещё немного водки.

– Больше здесь не осталось, но вам сейчас принесут из продовольственного склада. У нас есть запас, – ответил Эрик, передавая фляжку маастеру Герсебому.

Тот сразу же удалился в сопровождении Клааса.

– Он не заставит себя ждать, – продолжал молодой человек, снова наклонившись к раненому. – Да ну же, старина, не торгуйтесь со мной за вашу искренность!.. Вы только поставьте себя на моё место. Вообразите, что всю жизнь вы ничего не знали о своей родине, не знали, как зовут вашу мать, а теперь находитесь рядом с человеком, которому все это известно и который отказывается сообщить эти неоценимые для вас сведения в то время, когда вы его только что спасли и вернули к жизни… Это было бы слишком жестоко, – не правда ли?.. Я ведь не прошу у вас невозможного и не требую, чтобы вы признались в своей вине, если у вас что-то есть на совести!.. Дайте мне хоть какой-нибудь намёк, пусть даже самый незначительный! Больше мне ничего от вас не нужно!..

– Чёрт возьми, я, кажется, это сделаю, чтобы доставить вам удовольствие!.. – сказал Патрик О'Доноган, явно расчувствовавшись. – Вы, наверное, знаете, что я был младшим матросом на «Цинтии»…

Вдруг он умолк.

Эрик наклонился к его лицу… Неужели он достиг своей цели? Неужели он сейчас узнает тайну своего происхождения, узнает о своей семье, о своей родине? В эту минуту надежды уже не казались ему несбыточными. Он не сводил глаз с матроса, с волнением ожидая рассказа, и ни за что на свете не решился бы теперь его прервать – ни возгласом, ни жестом…

Потому Эрик и не заметил выросшей позади него тени, которая заставила Патрика остановиться на полуслове.

– Мистер Джонс! – произнёс он тоном провинившегося школьника.

Эрик обернулся и у соседнего тороса увидел Тюдора Броуна, по-видимому, скрывавшегося до последней минуты. Испуганный возглас ирландца подтвердил возникшее у Эрика подозрение: мистер Джонс и Тюдор Броун был одним и тем же лицом!

Едва он успел подумать об этом, как прогремели один за другим два выстрела, и два трупа остались на снегу.

Тюдор Броун, сорвав с плеча ружьё, выстрелил в грудь Патрика О'Доногана, и тот упал, как подкошенный. Ещё не успев опустить ружьё, он в свою очередь получил пулю в лоб и рухнул вниз лицом.

– Я заметил подозрительные следы и вовремя вернулся, – сказал маастер Герсебом, неожиданно появившись с дымящимся ружьём в руке.

20. КОНЕЦ КРУГОСВЕТНОГО ПЛАВАНИЯ

Эрик вскрикнул и бросился на колени перед Патриком О'Доноганом, пытаясь удержать вместе с его последним дыханием последнюю искорку надежды… Но на этот раз ирландец был действительно мёртв и унёс в могилу свою тайну.

В то же время предсмертная судорога свела тело Тюдора Броуна. Из рук его выпало ружьё, и он испустил дух, не проронив ни слова.

– Что вы наделали, отец? – в отчаянии стал упрекать его Эрик. – Зачем вы отняли у меня последнюю возможность узнать правду о моих родителях?.. Не лучше ли было наброситься на этого человека и обезоружить его?

– Ты думаешь, он сдался бы так просто? – ответил маастер Герсебом. – Вторая пуля, как пить дать, была предназначена для тебя!.. Я отомстил ему за убийство этого бедняги, покарал его за преступление на Бас-Фруад и, наверное, ещё за многие другие злодеяния!.. И я нисколько не раскаиваюсь, что так случилось… Да и что значит тайна твоей жизни, мой мальчик, в таком положении, как наше?.. Тайну твоей жизни мы узнаем скоро от самого господа бога!

Не успел он произнести эти слова, как над айсбергами и торосами прокатился пушечный выстрел. Казалось, это был ответ на мрачные мысли старого рыбака. Но вернее всего, и даже без сомнения, это был ответ на те два выстрела, которые только что прогремели на плавучей льдине.

– Пушка «Аляски»!.. Мы спасены!.. – радостно закричал Эрик и устремился к ближайшему торосу, с верхушки которого можно было охватить взором широкий горизонт.

Сначала он ничего не заметил, кроме айсбергов, подгоняемых бризом и покачивающихся на волнах под лучами полярного солнца. Но когда на выстрел маастера Герсебома, разрядившего в воздух своё ружьё, почти тотчас же ответила пушка, Эрик ясно увидел, как с западной стороны горизонта, на фоне синего неба обозначилась струйка чёрного дыма.

Ружейные и пушечные выстрелы раздавались теперь с промежутками в несколько минут, и несущаяся га всех парах «Аляска», обгоняя айсберги, вскоре появилась у северной кромки ледяного поля.

Эрик и маастер Герсебом, плача от радости, бросились друг другу в объятия. Они махали платками, бросали в воздух шапки, стараясь всеми способами сигнализировать своим друзьям.

Наконец «Аляска» остановилась. С борта была спущена шлюпка, и не прошло и двадцати минут, как она причалила к льдине.

Трудно выразить словами глубокую радость доктора Швариенкрона, Бредежора, Маляриуса и Отто, когда они увидели живыми и невредимыми тех, кого считали уже безвозвратно погибшими.

Начались бесконечные рассказы: о переживаниях и ужасах той страшной ночи, о тщетных поисках без вести пропавших и отчаянии, охватившем их друзей и весь экипаж от сознания собственного бессилия… После того как «Аляска» наутро почти полностью освободилась от сковывавших её льдов, дорогу в открытое море удалось проложить несколькими взрывами пороховых шашек. Помощник капитана Безевиц, приняв на себя командование судном, тотчас же направил его по ветру на поиски оторвавшейся части ледяного поля. Это плавание среди бесчисленного множества льдин, приведённых в движение взрывами, было, пожалуй, наиболее опасным из всего, что пришлось испытать «Аляске». Но благодаря опыту, приобретённому экипажем под руководством молодого капитана, и искусному маневрированию ей все же удалось благополучно выбраться из лабиринта этих блуждающих ледяных глыб. Впрочем, помогло тут одно обстоятельство: «Аляска» шла в том же направлении, что и плавучие льды, но с гораздо большей скоростью. Судьбе было угодно, чтобы поиски не оказались напрасными. В девять часов утра с подветренной стороны было замечено ледяное поле. Из «вороньего гнезда» вскоре удалось различить его знакомые очертания. А затем донёсшиеся оттуда два выстрела вселили надежду, что Эрик и маастер Герсебом ещё живы.

Все остальное теперь не имело значения. «Аляска» направится в сторону Атлантики, и уже никакие силы, будь то козни самого дьявола, не помешают ей добраться до этих вод! Но идти придётся под парусами, так как угля уже не осталось…

– И вовсе не под парусами! – заявил Эрик. – У меня на этот счёт есть свои соображения. Во-первых, мы можем следовать за ледяным полем на буксире, пока оно будет дрейфовать на юг или на запад. Это избавит нас от непрерывной борьбы с айсбергами: наш ледяной «паром» будет гнать их впереди себя. Во-вторых, мы выгадаем время, чтобы добыть необходимое нам топливо на самом же «пароме», а потом, когда нам будет удобно, самостоятельно закончим плавание.

– Что ты хочешь этим сказать? Уж не скрываются ли в недрах торосов угольные залежи? – смеясь, спросил доктор.

– Нет, разумеется, не угольные залежи, но нечто такое, что вполне заменит нам твёрдое топливо. Это залежи «животного угля», в виде моржового жира. Мне хочется испытать его, ведь наша топка специально приспособлена для такого рода горючего.

Прежде всего был отдан последний долг обоим мертвецам: их опустили в воду с привязанным к ноге пушечным ядром.

Затем «Аляска» пристроилась к ледяному полю с таким расчётом, чтобы двигаться вместе с ним и быть в то же время под его защитой. Это дало возможность беспрепятственно перенести на борт продовольствие, которое ни в коем случае нельзя было потерять. Когда погрузка была закончена, корабль пристал к северной оконечности ледяного поля, где было найдено надёжное укрытие от айсбергов. Правота Эрика полностью подтвердилась: следуя на буксире, «Аляска» делала в среднем до шести узлов, а этого было вполне достаточно, пока она не вышла из опасной зоны дрейфующих льдов.

В то время как гигантская льдина, влача на буксире своего спутника, подобно плавучему материку, величественно продвигалась к югу, экипаж «Аляски» не прекращал охоту на моржей.

Дважды или трижды в день группы охотников, вооружённых гарпунами и ружьями, высаживались с гренландскими собаками на ледяное поле и окружали морских чудовищ, дремлющих неподалёку от воды. Моржей убивали выстрелом в ухо, разрубали тушу, отделяли жир, нагружали его на сани и переправляли с помощью собак на «Аляску». Эта охота была такой лёгкой и обильной, что не прошло и недели, как складские помещения были буквально забиты моржовым жиром.

По-прежнему увлекаемая к юго-западу дрейфующим ледяным полем, «Аляска» достигла уже 40o долготы под 74-й параллелью и таким образом оставила позади себя Новую Землю, обогнув её с севера.

Плавучий остров из льда под воздействием солнечных лучей сократился к тому времени почти вдвое, а оставшаяся его часть, изрезанная трещинами и пересечённая глубокими бороздами, явно приближалась к своему окончательному распаду. Уже близок был час, когда громадное ледяное поле должно было превратиться в скопление дрейфующего льда. Эрик не стал этого дожидаться. Он приказал выбрать якорь и направить судно носом к западу.

Моржовый жир, заложенный прямо с ходу в топки «Аляски», в смеси с небольшим количеством угольной пыли оказался превосходным топливом. Единственным его недостатком было быстрое засорение дымовых труб, вследствие чего их ежедневно приходилось прочищать. Что касается специфического запаха моржового жира, который, без сомнения, неприятно подействовал бы на средиземноморских пассажиров, то шведским и норвежским морякам он не причинял почти никаких неудобств.

Обширный запас топлива помог «Аляске» держать пары до последнего часа и, несмотря на встречные ветры, быстро покрыть расстояние, отделявшее её от европейских морей. 5 сентября она была уже в виду Нордкапа в Норвегии и, даже не зайдя в Тромсе – в этом не было особой надобности – обогнула Скандинавский полуостров, снова пересекла Скагеррак и вернулась к месту своего отправления.

14 сентября «Аляска» бросила якорь в Стокгольме, в тех самых водах, которые она покинула 10 февраля прошлого года.

Таким образом, под командованием двадцатидвухлетнего капитана за семь месяцев и четыре дня было совершено первое кругосветное плавание в полярных водах!

Этому географическому эксперименту, с такой быстротой проверившему и дополнившему результаты великой экспедиции Норденшельда, вскоре предстояло приобрести громкую мировую славу. Но, пока суть да дело, газеты и журналы не успевали ещё оповестить о заслугах капитана «Аляски». Да и не только он сам, но даже немногие, близкие ему люди, вряд ли могли по достоинству оценить огромное значение его экспедиции, и уж, во всяком случае, меньше всего подозревала об этом некая особа, по имени Кайса.

Надо было видеть, с какой снисходительной улыбкой она выслушала рассказ о путешествии.

– И стоило добровольно подвергать себя таким опасностям! – сказала она, ограничившись только этой репликой.

Впрочем, при первом же удобном случае она не преминула бросить камень в огород Эрика:

– Теперь, когда пресловутого ирландца уже нет в живых, мы избавились, наконец, от этого скучнейшего дела!

До чего разителен контраст между холодными сухими словами Кайсы и письмом, полным сердечного волнения и нежности, которое Эрик вскоре получил из Нороэ!

Ванда сообщала ему, в какой тревоге она и матушка Катрина провели эти долгие месяцы, как они мысленно следовали за «Аляской», пакую радость им доставило известие, что наконец-то путешественники вернулись в родную гавань!.. Если даже экспедиция и не достигла тех результатов, которых ожидал от неё Эрик, то всё равно ему не следует чрезмерно сокрушаться. Ведь Эрик прекрасно знает, что хотя у него и нет родной семьи, но зато есть другая семья – в бедном норвежском селении, – которая его нежно любит и устремляет к нему все свои помыслы. Неужели он не выберет время, чтобы навестить эту семью, которая всегда считала его своим и никогда от него не откажется? Неужели он не может найти возможность подарить им хотя бы недельку-другую?.. Ведь это самое сокровенное желание его приёмной матери и его младшей сестры Ванды и т.д., и т.п.

В этих задушевных словах и в тонком запахе трех цветков, сорванных на берегу фьорда и вложенных в конверт, Эрик, казалось ему, вновь обретал своё детство. Что могло быть более целительным для его опечаленного сердца и что могло помочь ему быстрее справиться с горьким разочарованием от неудачного финала экспедиции, если не заботы самых близких и дорогих людей?

Между тем пришлось признать очевидный факт и отдать ему должное: плавание «Аляски» было событием не менее важным, чем плавание «Веги». Имя Эрика отныне везде упоминалось наравне со славным именем Норденшельда. Все газеты были заполнены сообщениями о необычном кругосветном путешествии. Корабли всех наций, стоявшие в стокгольмской гавани, условились поднять одновременно флаги в честь этой новой победы навигационного искусства. Сконфуженного и удивлённого Эрика повсюду встречали овациями, как настоящего триумфатора. Научные общества являлись в полном составе засвидетельствовать уважение молодому капитану и всему экипажу «Аляски». Гражданские власти собирались наградить участников экспедиции национальной премией.

Все эти похвалы и вся эта шумиха донельзя смущали Эрика. Ведь он-то хорошо знал, что преследовал своим путешествием главным образом личные цели, и это заставляло его стыдиться своей неожиданной славы, к тому же ещё неимоверно раздутой. А потому он решил при первом же удобном случае чистосердечно рассказать о том, что заставило его пуститься в далёкое плавание, что он искал, но так и не нашёл в арктических морях, иными словами – предать гласности загадочную историю своего происхождения и гибели «Цинтии».

Случай не замедлил представиться в лице безбородого, юркого как белка, почти карликового роста человечка, отрекомендовавшегося репортёром одной из главных стокгольмских газет. Эта странная личность неожиданно заявилась на борт «Аляски», чтобы «удостоиться чести получить интервью от самого капитана».

Единственной целью искушённого газетчика, скажем об этом сразу, было извлечь из своей очередной жертвы строчек на сто биографических сведений. Разумеется, он и не мог рассчитывать на то, что «объект», будет до такой степени податлив и так легко согласится подвергнуть себя «вивисекции»[83]83
  проведение операции на живом организме в научных целях; вивисекции обычно подвергаются кролики, морские свинки, собаки и другие животные


[Закрыть]. Эрика же разбирало нетерпение поскорее сообщить всю правду и объявить во всеуслышание, что его только по ошибке принимают за нового Христофора Колумба.

И он поведал без утайки всю свою историю: как он был найден в море бедным рыбаком из Нороэ, учился у господина Маляриуса, воспитывался в Стокгольме в доме доктора Швариенкрона, как возникло предположение, что Патрик О'Доноган владеет ключом к тайне, как удалось выяснить, что ирландец находится на борту «Веги», как он отправился с друзьями на его поиски и вынужден был изменить свой маршрут, а потом пошёл к Ляховским островам и далее к мысу Челюскина… Эрик все это рассказал как бы в своё оправдание, желая освободиться от незаслуженно присвоенной ему славы героя. И сообщил он обо всём так подробно именно потому, что его больше всего смущали похвалы за поступки, казавшиеся ему самыми обыденными и естественными.