Текст книги "Найденыш с погибшей «Цинтии»(изд.1959)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

Соавторы: Андре Лори
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

15. КРАТЧАЙШИМ ПУТЁМ

Как только берега Франции скрылись за горизонтом, Эрик пригласил своих трех друзей и советчиков в кают-компанию для серьёзного разговора.

– Я много размышлял, – сказал он им, – об обстоятельствах, сопровождавших наше плавание с того дня, как мы покинули Стокгольм. Сам собой напрашивается вывод: мы должны ожидать на нашем пути ещё новых препятствий и помех. Тот, кто осмелился послать нас на гибель возле Бас-Фруад, не захочет признать себя побеждённым… Быть может, он уже подстерегает нас в Гибралтаре, на Мальте или где-нибудь в другом месте… Если ему не удастся нас погубить, то, я не сомневаюсь, он сделает все возможное, чтобы нас задержать я не дать нам достигнуть Берингова пролива в летнее время, когда Ледовитый океан только и доступен для плавания.

– И я пришёл к тому же заключению, – заявил Бредежор, – но держал его про себя, так как не хотел лишать тебя последней надежды, мой дорогой мальчик. Я убеждён, что отныне мы должны отказаться от мысли преодолеть за три месяца расстояние, отделяющее нас от Берингова пролива.

– Таково и моё мнение, – сказал доктор. Маляриус, со своей стороны, подтвердил кивком головы, что он тоже с этим согласен.

– Итак, – продолжал Эрик, – вывод у нас у всех одинаков. Так что же нам теперь предпринять?

– Остаётся лишь одно благоразумное, подсказанное обстоятельствами решение, – ответил Бредежор, – отказаться от предприятия, которое мы сами же признаем неосуществимым, и вернуться в Стокгольм. Ты это сам понял, мой мальчик, и мы все трое одобряем тебя за уменье смотреть правде в глаза.

– Ну уж такую похвалу я бы ни за что не принял! – воскликнул, улыбаясь, Эрик. – Я вовсе её не заслужил! Я даже и не думал отказываться от нашей цели и далёк от того, чтобы считать её недостижимой… Я уверен, мы достигнем её, если только нам удастся расстроить гнусные замыслы негодяя, подстерегающего нас на пути, и единственным средством для этого является полное изменение маршрута.

– Всякое изменение маршрута только увеличило бы трудности, – возразил доктор. – Ведь мы избрали кратчайший путь. Если не легко добраться за три месяца до Берингова пролива, идя через Средиземное море и Суэцкий канал, то это тем более невозможно, если плыть мимо мыса Доброй Надежды или мимо мыса Горн. Каждый из этих маршрутов отнял бы у нас по меньшей мере пять или шесть месяцев.

– Но есть ещё один маршрут, который не только не удлинит, а напротив, сократит срок нашего плавания. Следуя по нему, мы гарантированы от встречи с Тюдором Броуном, – сказал Эрик, спокойно дожидаясь возражений.

– Ещё один маршрут? – воскликнул доктор. – Ей-богу, я не знаю его, если только ты не имеешь в виду Панамский канал. Но, насколько мне известно, он ещё не открыт для навигации и строительство его будет закончено не раньше чем через несколько лет[67]67
  Панамский канал был открыт для навигации только в 1914 году


[Закрыть].

– Я и не думаю о Панамском канале, равно как и о мысе Горн или о мысе Доброй Надежды, – продолжал молодой капитан. – Я имею в виду совсем другой путь, единственный путь, по которому мы могли бы добраться за три месяца до Берингова пролива. Это Ледовитый океан, это Северо-Западный проход!

Увидев, как ошеломило его спутников такое неожиданное предложение, Эрик счёл необходимым подробно его мотивировать.

– Северо-Западный проход, – сказал он, – теперь не так ужасен и мучителен для мореплавателей, каким он был в прежние времена. Разумеется, это не обычная магистраль. Ведь он свободен ото льдов всего лишь восемь – десять недель в году. Но зато этот путь хорошо изучен, точнейшим образом нанесён на карты и используется сотнями китобойных судов. Правда, по нему очень редко переходят из Атлантического в Тихий океан. Корабли, заплывающие в него с той или с другой стороны, почти никогда не проходят его насквозь, из конца в конец. И, конечно, может так случиться, что условия сложатся для нас неблагоприятно и мы не в состоянии будем его преодолеть. Не исключено, что как раз в это время проход будет забит льдами и освободится от них позже, чем нам будет нужно. Следовательно, мы идём «а риск. Но есть много шансов и на успех, тогда как все другие пути обрекают нас на верную неудачу. И поэтому чувство долга, полномочия и денежная помощь, предоставленные нам соотечественниками, обязывают нас принять это решение, дающее единственную возможность достигнуть вовремя Берингова пролива. Обычное судно, пригодное для плавания лишь в тёплых морях, побоялось бы принять такое решение. Но кораблю, подобному „Аляске“, специально приспособленному для арктической навигаций, нечего колебаться. И, наконец, я должен заявить, что, возможно, мне прядётся вернуться в Стокгольм, не найдя Норденшельда, но это случится не раньше, чем я использую все средства для оказания ему помощи!

Доводы Эрика были так убедительны, что никто и не пытался их опровергнуть. Да и что могли возразить доктор, Бредежор и Маляриус? Они хорошо представляли себе трудности нового плана. Но, по крайней мере, эти трудности казались преодолимыми, тогда как любо» другой маршрут не оставлял никаких надежд. Кроме того, они не могли не признать вслед за Эриком, что при всех обстоятельствах гораздо почётнее вернуться в Стокгольм, доведя дело до конца, чем прервать плавание на полпути.

– У меня есть только одно серьёзное возражение, – сказал доктор Швариенкрона после нескольких минут глубокого раздумья. – Как мы сможем пополнять запасы угля в арктических водах? Ясно, что при нехватке топлива нечего и думать преодолеть Северо-Западный проход за то короткое время, когда он доступен для навигации.

– Я предвидел эго единственное, действительно серьёзное затруднение, – ответил Эрик, – и не считаю его непреодолимым. Вместо того, чтобы держать курс на Гибралтар и на Мальту, где нас, без сомнения, подстерегают новые каверзы Тюдора Броуна, мы направимся в Лондон. Оттуда я дам телеграмму по трансатлантическому кабелю в один из торговых домов Монреаля с требованием незамедлительно послать в Баффинов залив судно с углём, где оно и будет нас ожидать. Одновременно я отправлю такую же телеграмму в Сан-Франциско, чтобы второе грузовое судно встретило «Аляску» у Берингова пролива. У нас и сейчас есть изрядный запас топлива, даже с некоторым излишком. Ведь новый маршрут не потребует столько угля, как прежний, когда мы собирались плыть милю берегов Азии. Наш теперешний путь гораздо короче! Нам незачем стремиться попасть в Баффинов залив раньше конца мая, а потому и Берингова пролива мы достигнем, в лучшем случае, в последних числах июня. Наши поставщики в Монреале и Сан-Франциско будут иметь достаточно времени, чтобы выполнять наш заказ, а расчёт по нему произведёт лондонский банкир. Таким образом, достижение Северо-Западного прохода станет для нас практически возможным… Сейчас весь вопрос в том, будет ли Северо-Западный проход свободен ото льдов? Разумеется, от нас это не зависит. Но если бы даже он оказался недоступным, то мы, по крайней мере, смогли бы утешить себя тем, что испробовали все возможности для достижения цела!

– Браво! Браво, мой мальчик! – воскликнул Маляриус. – Твои доказательства неоспоримы.

– Спокойнее, спокойнее, сударь, – проговорил Бредежор. – Не будем увлекаться. У меня есть другое довольно веское возражение. Неужели ты думаешь, милый Эрик, что «Аляска» пройдёт незамеченной по Темзе? Конечно нет, – не так ли? О её прибытии заговорят газеты. О ней сообщат телеграфные агентства. О том, что она прибыла в Лондон, узнает и Тюдор Броун. Он поймёт, что наши планы изменились, а что помешает ему соответственно изменить и свои? Не допускаешь ли ты, что ему удастся, например, задержать корабли с углём, без которых ты ничего не добьёшься?

– Бесспорно, – ответил Эрик, – и это лишний раз подтверждает, как тщательно мы должны все предусмотреть. Значит, мы не поплывём к Лондону! Тогда мы остановимся в Лиссабоне, как если бы по-прежнему были на пути к Гибралтару и Суэцкому каналу. Затем один из нас отправится инкогнито в Мадрид и, не вдаваясь ни в какие объяснения, свяжется по телеграфу с Монреалем и Сан-Франциско, чтобы обеспечить корабли углём. О назначении этих судов никто не узнает, я они будут находиться в определённом месте в распоряжении своих капитанов, которым будет сообщён условный пароль.

– Вот это другое дело! При таких условиях почти невозможно, чтобы Тюдор Броун мог напасть на наш след!

– Вы хотите сказать – на мой след, ибо, я надеюсь, вы не собираетесь сопровождать меня в арктические моря? – спросил Эрик.

– Черт побери! Я хочу с чистой совестью смотреть людям в глаза, чтобы никто не посмел сказать, что какой-то проходимец вроде Тюдора Броуна заставил меня отступить! – заявил доктор.

– И меня тоже! – в один голос воскликнули Бредежор и Маляриус.

Молодой капитан попытался было переубедить своих друзей, объяснив, что подобное решение связано с опасностями, что путешествие в условиях полярной ночи будет однообразным и томительно-монотонным. Но его доводы не подействовали. После того как они уже перенесли вместе столько испытаний, говорили друзья, делом чести является довести путешествие до конца. Оставаясь вместе, они смогут взаимно облегчить друг другу трудности предстоящего плавания. Разве не приняты все предосторожности, чтобы пассажиры «Аляски» не очень страдали от холода? Уж кого-кого, а шведов и норвежцев морозами не запугаешь!

Короче говоря, Эрик должен был сдаться и согласиться с тем, что изменение маршрута не повлечёт за собой никаких изменений в составе экипажа.

Необходимо было как можно быстрее пройти первую часть пути. 2 апреля «Аляска» бросила якорь в Лиссабоне. Прежде чем португальские газеты успели оповестить о её прибытии, Бредежор был уже в Мадриде и с помощью банкирского дома связался по трансатлантическому телеграфному кабелю с двумя солидными торговыми фирмами в Монреале и Сан-Франциско. Он договорился о посылке двух судов с углём в назначенные пункты и сообщил пароль, по которому Эрика должны были впоследствии опознать. Этот пароль был не чем иным, как девизом Semper idem, который был начертан на некоторых вещицах младенца, лежавшего в колыбели, привязанной к спасательному кругу. Наконец, 9 апреля, удачно заключив и надлежащим образом оформив эти сделки с иностранными фирмами, Бредежор возвратился в Лиссабон, и «Аляска» немедленно вышла в море.

25-го числа того же месяца, после благополучного перехода через Атлантический океан, судно прибыло в Монреаль, где и запаслось углём. Все распоряжения, отданные Бредежором, были выполнены точнейшим образом. 29-го «Аляска» уже покинула воды залива Святого Лаврентия, чтобы на следующий день пройти проливом Белл-Айл, отделяющим Лабрадор от Ньюфаундленда. 10 мая в Годхавне, на берегу Гренландии, был встречен второй пароход с углём, прибывший на место даже раньше назначенного срока.

Эрик прекрасно знал, что в это время года ещё рано пытаться пересечь Полярный круг и плыть извилистыми проливами по Северо-Западному пути, почти на всем протяжении забитому льдами. Но зато у него были все основания надеяться добыть в этих морях, часто посещаемых китобоями, сведения более точные, чем на самых лучших картах. Здесь он рассчитывал также купить, правда, за довольно высокую цену, десяток хороших собак, которые, во главе с Клаасом, могли бы в случае надобности составить санную упряжку.

Годхавн, как и все датские поселения на гренландском берегу, представляет собой бедный посёлок, служащий складочным пунктом для торговцев жиром и мехами. Весною погода там ненамного холоднее, чем в Стокгольме или Нороэ. Но Эрик и его друзья с удивлением убедились, как сильно отличаются друг от друга две страны, находящиеся на равном расстоянии от Северного полюса. Годхавн расположен на той же широте, что и Берген. Но тогда как в южной части Норвегии уже в апреле зеленеют леса, фруктовые деревья и даже шпалеры виноградников, взращённых на хорошо удобренной почве, Гренландия ещё в мае покрыта снегом и льдом и ни одно деревце не оживляет здесь унылый пейзаж. Очертания норвежского побережья, глубоко изрезанного фьордами и защищённого цепью островов, способствуют повышению среднегодовой температуры в стране почти так же, как теплота Гольфстрима. В Гренландии, напротив, низкие ровные берега первыми принимают с полюса потоки холодного воздуха. К тому же гренландские берега, как и вся поверхность острова, покрыты ледяным пластом в несколько футов толщиной.

Стоянка в Годхавне отняла пятнадцать дней, после чего «Аляска» поплыла Девисовым проливом вдоль гренландских берегов и пересекла Полярный круг.

28 мая впервые встретились плавучие льды на 70o 15' северной широты при температуре минус два. Правда, эти первые льды представляли собой мелко искрошенную массу или плыли небольшими изолированными группами. Но вскоре они стали более плотными, и нередко приходилось прокладывать дальнейший путь при помощи тарана. До сих пор плавание не было связано ни с серьёзными опасностями, ни с большими трудностями. Однако по многим признакам можно было уже заметить, что находишься в совершенно ином мире. Все сколько-нибудь отдалённые предметы казались бесцветными и как бы бесплотными. Взгляду не на чём было отдохнуть – настолько изменчивой и подвижной была линия горизонта под влиянием волн и солнечных лучей, преломлявшихся в движущихся массах воздуха. Но особенно ночью, при свете электрического фонаря, зажжённого на «вороньём гнезде» «Аляски», Баффинов залив, в воды которого она только что вступила, принимал совершенно фантастический вид.

«Кто бы мог представить себе эту унылую картину, – писал один очевидец: – рокот волн под блуждающими льдинами, странный шорох снежных пластов, внезапно соскальзывающих в воду и как бы гаснущих с шипением подобно раскалённым углям? Кто бы мог вообразить ослепительно блестящие осколки льда, низвергающиеся каскадом с ледяных гор, брызги пены при их падении, смешной переполох испуганных морских птиц, спящих на вершине какого-нибудь ледяного острова и вдруг теряющих точку опоры, и затем долго вьющихся в воздухе, прежде чем опуститься на другую льдину?.. А какое причудливое зрелище по утрам, когда солнце в сверкающем ореоле перистых облаков неожиданно прорывает пелену тумана, сначала освобождая лишь маленький клочок голубого неба, который, постепенно разрастаясь, словно преследует подёрнутые дымкой лёгкие облака, как бы в беспорядочном бегстве стремящиеся к горизонту!»

Эрик и его друзья в свободное время могли наблюдать подобные картины, обычные в северных морях. Продолжая плыть вдоль берегов Гренландии, они поднялись до широты Упернивика, чтобы потом повернуть на запад и пересечь Баффинов залив во всю его ширину. Здесь трудности стали более ощутимыми, так как Баффинов залив служит главной магистралью для полярных льдов, увлекаемых бесчисленными подводными течениями, выходящими из залива. «Аляска» вынуждена была почти беспрерывно пробивать себе путь тараном среди громадных ледяных полей. Иногда она останавливалась перед непреодолимыми торосами, которые приходилось огибать, потому что пробиваться через них было невозможно. Порою она подвергалась атакам снежных буранов, покрывавших палубу, мачты и весь такелаж толстым слоем снега. Бывало и так, что под порывами пронзительного ветра она обрастала ледяной коростой и рисковала пойти ко дну под тяжестью этого панциря. Случалось «Аляске» попадать и в полыньи – своего рода озера, окружённые хаотическими ледяными заторами. В таких случаях она оказывалась в тупике, и неизвестно было, удастся ли ей снова выбраться в свободное море. Вот когда следовало быть особенно настороже, чтобы не задеть корпусом какой-нибудь огромный айсберг, плывущий с севера со стремительной скоростью и грозящий раздавить корабль, как ореховую скорлупку! Но ещё большую опасность представляли подводные льдины, которые приходили в движение при соприкосновении с килем судна[68]68
  подводная часть судна


[Закрыть] и – настоящий гидростатический парадокс![69]69
  гидростатический парадокс – неожиданное явление в гидростатике, не соответствующее общим закономерностям; гидростатика – отрасль науки, изучающая равновесие жидкости, а также равновесие твёрдых тел, полностью или частично погруженных в жидкость


[Закрыть] – готовы были в любую минуту переместить центр тяжести и с невероятной силой вырваться на поверхность, все сметая на своём пути, подобно сокрушительному тарану. «Аляска» потеряла таким образом две шлюпки, и не раз уже приходилось поднимать на борт гребной винт, чтобы выправлять его искривлённые лопасти. Нужно самому пережить все испытания и непрерывные опасности плавания в арктических морях, чтобы составить об этом хотя бы приблизительное представление. В таких условиях достаточно одной – двух недель, чтобы выбилась из сил самая выносливая команда. Отдых людям был необходим.

Но все испытания и тревоги искупались по крайней мере той скоростью, с какой накапливались в судовом журнале градусы долготы. Бывали дни, когда их насчитывалось до десяти и даже до двенадцати. Но бывали и такие дни, когда не удавалось отметить и одного пройденного градуса. И вот, наконец, 11 июня на «Аляске» увидели землю, и вскоре она бросила якорь у входа в пролив Ланкастер.

Эрик полагал, что будет вынужден задержаться на несколько дней перед тем как сможет углубиться в этот длинный проход. Но, к его удивлению и радости, пролив оказался свободным, по крайней мере, в начале. Не колеблясь, Эрик ввёл в него корабль. Однако уже на следующий день «Аляску» окружили льды и осаждали её в продолжение трех суток. Только благодаря сильным течениям в этом арктическом проливе судно, как и предсказывали годхавнские китобои, могло продолжать свой путь, несмотря на грозившую ему опасность.

17 июня «Аляска» достигла пролива Барроу и прошла его на всех парах. Но 19-го, когда она уже выходила из пролива Мелвилл, на широте мыса Уолк путь ей преградили льды.

Вначале Эрик отнёсся к этой неприятности спокойно, ожидая ледохода. Но дни проходили за днями, а ледяное поле оставалось неподвижным.

По правде говоря, у путешественников было немало развлечений. Застряв неподалёку от побережья, обеспеченные всем необходимым, чтобы не зависеть от случайностей, они совершали прогулки на санях, охотились на тюленей и наблюдали издалека за играми китов. Приближалось летнее солнцестояние. После 15-го люди на «Аляске» стали свидетелями удивительного зрелища, незнакомого даже норвежцам и жителям южной Швеции – полуночное солнце огибало небосвод, не заходя за линию горизонта.

Забравшись на безымянную вершину, которая вздымалась на этой пустынной равнине, путешественники наблюдали, как дневное светило описывало в течение суток полный круг в небесном пространстве. По вечерам, когда все было залито солнечным светом, где-то вдали южная сторона горизонта погружалась в ночную тьму.

Вернее сказать, то был бледный рассеянный свет, при котором предметы теряют свои очертания, а тени расплываются. Вся природа казалась какой-то призрачной. Здесь нельзя не почувствовать, в каком далёком краю ты находишься и как близок он от полюса!.. Тем не менее морозы не были сильными. Ртуть в термометре не опускалась ниже 4-5 градусов. Воздух иногда был таким тёплым, что с трудом можно было поверить, что это и есть самое сердце Арктики.

Даже самые удивительные явления природы не могли увлечь Эрика настолько, чтобы он хотя бы на минуту забыл о главной цели своего путешествия. Он приехал сюда не из-за любви к ботанике, как Маляриус, который с восторгом предпринимал далёкие экскурсии, собирая неизвестные растения и старательно пополняя ими свой гербарий; и не для того он сюда приехал, чтобы имеете с доктором Швариенкрона и Бредежором наслаждаться невиданными пейзажами, которые открывала передними арктическая природа. Ведь целью Эрика было найти Норденшельда и Патрика О'Доногана, выполнить свой священный долг и, быть может, раскрыть тайну своего рождения! Вот почему он так упорно и не заботясь об отдыхе пытался пробиться через ледяное кольцо, окружавшее «Аляску». Поездки на санях и на лыжах к далёкой линии горизонта, на паровом боте – в поисках прохода… В течение десяти дней он испробовал всевозможные средства для нахождения свободного пути. Но на западе, так же как на севере и на востоке, громоздились непреодолимые ледяные торосы.

Было уже 26 июня, а они находились ещё так далеко от сибирских морей! Неужели признать своё поражение? Нет, Эрик не мог с этим примириться! Повторные промеры глубины открыли существование подо льдом подводного течения, идущего в направлении пролива Франклина, то есть к югу; и тогда он пришёл к заключению, что даже не очень сильный толчок может оказаться достаточным, чтобы вызвать подвижку льдов. И Эрик решил попробовать. Он велел пробуравить в ледяном поле на семь морских миль в длину цепь небольших отверстий, отстоящих друг от друга на два-три метра, и заложить в каждое отверстие по килограмму динамита. Отверстия во льду соединялись между собой медной проволокой с гуттаперчевой изоляцией.

30 июня в восемь часов утра Эрик, находясь на палубе «Аляски», поджёг шнур, нажав кнопку электрического аппарата.

Тотчас же раздался страшный взрыв. Взметнулись к небу сотни вулканов из ледяной пыли. Ледяное поле вздрогнуло и заколыхалось, словно от подводного землетрясения. В воздухе с пронзительными криками закружились тучи испуганных морских птиц. Когда все успокоилось, на ледяной поверхности, насколько мог видеть глаз, открылась чёрная извивающаяся дорожка, причудливо изрезанная боковыми трещинами. Приподнятая взрывной волной, разорванная сокрушительной силой динамита, гигантская льдина раскололась. После минутного ожидания и как бы нерешительности лёд, будто повинуясь сигналу, пришёл в движение. С грохотом, скрежетом и треском ледяной массив распался на части и поплыл, увлекаемый течением. То здесь, то там ещё удерживались ледяные поля и острова, как бы протестуя против совершенного насилия. Но уже на следующий день проход освободился и путь оказался открытым. Теперь «Аляска» могла развести пары. С помощью динамита Эрику удалось сделать то, на что слабому полярному солнцу понадобился бы целый месяц.

2 июля «Аляска» достигла пролива Банкса. 4-го она вошла – уже в прямом смысле этого слова – в Ледовитый океан. Теперь путь был свободен, несмотря на айсберги, туманы и снега, 12-го она обогнула мыс Глясс, 13-го – мыс Лесборн; 14-го, в десять утра, вошла в залив Коцебу на севере Берингова пролива, где и встретила, согласно данному распоряжению, угольное судно, прибывшее из Сан-Франциско. Так была выполнена в два месяца и шестнадцать дней программа действий, намеченная в Бискайском заливе.

«Аляска» не успела ещё стать на якорь, как Эрик прыгнул в шлюпку и причалил к борту грузового судна:

– Semper idem! – сказал он, увидев капитана.

– Лиссабон, – ответил янки.

– Давно вы меня здесь ждёте?

– Пять недель! Мы покинули Сан-Франциско через месяц после получения вашей телеграммы.

– О Норденшельде по-прежнему нет известий?

– В Сан-Франциско ничего не было известно. Но с тех пор, как я здесь, мне пришлось разговаривать со многими китобоями, и они утверждают, что слышали от жителей поселений у мыса Сердце-Камень, будто европейское судно вот уже девять или десять месяцев затёрто льдами западнее этого мыса. Они полагают, что это и есть «Вега».

– Вот оно что! – воскликнул Эрик с живой радостью. – И вы думаете, что она ещё не прошла через пролив?

– Я в этом убеждён. Ни одно судно не проходило здесь за последние пять недель без того, чтобы я не обменялся несколькими словами с капитаном.

– Слава богу! Все наши испытания с лихвою окупятся, если нам удастся найти Норденшельда!

– А вы не первые будете, – сказал янки, иронически улыбаясь. – Вас обогнала американская яхта. Она прошла здесь три дня тому назад и так же, как и вы, осведомлялась о Норденшельде.

– Американская яхта? – переспросил Эрик с удивлением.

– Да, «Альбатрос», капитан Тюдор Броун, прибывший из Ванкувера. Я сообщил ему всё, что знал, и он немедленно повернул к мысу Сердце-Камень.