Текст книги "Жангада (иллюстр.)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава X
ОТ ИКИТОСА ДО ПЕВАСА

Назавтра, шестого июня, Жоам Гарраль и его близкие простились с управляющим и с рабочими, остававшимися на берегу. В шесть часов утра на жангаду поднялись ее пассажиры, а правильнее было бы сказать – ее жители: каждый вошел в каюту, как в свой новый дом.

Час отплытия наступил. Лоцман Араужо стал на носу, команда, вооружившись длинными шестами, заняла свои места. Жоам Гарраль вместе с Бенито и Маноэлем лично наблюдал за всеми маневрами, пока плот не отчалил.

По команде лоцмана канаты обрубили, шесты уперлись в берег, отталкивая жангаду, и течение тотчас подхватило ее; она поплыла вдоль левого берега, оставив справа острова Икитос и Парианту.

Погода стояла чудесная. Легкий «памперо» смягчал солнечный зной. «Памперо» – летний ветер, дующий в июне и июле с Кордильер; он возникает за несколько сот лье и проносится над необъятной равниной Сакраменто. Если бы на жангаде подняли паруса, она сразу почувствовала бы его силу и движение ее заметно ускорилось бы; но, принимая во внимание извилистое русло реки и крутые повороты, опасные при большом разгоне, пришлось отказаться от этого естественного двигателя.

Протекая по бескрайней равнине, Амазонка имеет едва лишь заметный уклон. Расчеты показали, что от истоков великой реки до бразильской границы понижение русла реки в среднем составляет один дециметр на лье. Ни одна река в мире не имеет такого плавного уклона. Из этого следует, что скорость течения Амазонки при среднем уровне воды достигает не более двух лье в сутки, а в периоды засухи и того меньше. Однако при высокой воде скорость течения увеличивается до тридцати и даже до сорока километров.

К счастью, жангаде предстояло плыть именно в таких условиях, но она была слишком тяжела, чтобы двигаться со скоростью течения, и отставала от него. Если учесть задержки из-за крутых поворотов реки и необходимости огибать многочисленные острова, из-за мелей, которые приходилось обходить, не говоря уже о ночных стоянках, то нельзя было надеяться на скорость больше, чем двадцать пять километров в сутки. К тому же поверхность воды отнюдь не была гладкой. Большие, еще зеленые деревья, обломавшиеся сучья, глыбы земли, поросшие травой, постоянно отрывающиеся от берегов, образуют порой целую флотилию, которая несется по течению и затрудняет движение по реке.

Вскоре плот миновал устье Наней, и оно скрылось за выступом левого берега, покрытого ковром из опаленных солнцем, порыжелых злаков, которые создавали теплый передний план в картине с уходящими за горизонт зелеными лесами. Жангада скоро вышла на быстрину и понеслась между живописными островами, которых от Икитоса до Пукальпы не меньше дюжины. Араужо, не забывая «просветлять» себе зрение и память, ловко маневрировал среди этого архипелага. По его команде с каждой стороны плота одновременно поднимались пятьдесят шестов и размеренно опускались в воду. На это стоило посмотреть.

Тем временем Якита с помощью Лины и Сибелы наводила порядок в доме, а кухарка-индианка готовила завтрак. Минья и оба юноши прогуливались по плоту с отцом Пассаньей, и девушка время от времени останавливалась, чтобы полить из лейки цветы, посаженные перед домом.

– Скажите, отец Пассанья,– спросил Бенито,– знаете ли вы более приятный способ путешествия?

– Нет, сын мой. Право, можно сказать, что мы путешествуем, не выходя из дома.

– И ничуть не устаем! – добавил Маноэль.– Так можно проехать и сотни миль!

– Надеюсь, вы не пожалеете, что отправились в путешествие с нами! – сказала Минья.– Вам не кажется, что мы забрались на зеленый остров, а он со всеми своими цветущими лужайками оторвался от речного ложа и поплыл себе по течению? Разница лишь в том, что остров этот мы сделали сами, своими руками, он принадлежит нам и нравится мне больше всех островов на Амазонке!

– Я прощаю тебе твою гордость, дочь моя,– ответил отец Пассанья.– К тому же я не позволил бы себе бранить тебя при Маноэле.

– Что вы, пожалуйста! – весело отозвалась девушка.– Надо научить Маноэля бранить меня, когда я того заслуживаю. Он слишком снисходителен к моей скромной особе, а ведь у меня немало недостатков!

– Тогда, милая Минья,– проговорил Маноэль,– я воспользуюсь вашим позволением и напомню вам одну вещь…

– Какую же?

– Вы очень усердно занимались в библиотеке фазенды и обещали просветить меня по части географии. Мы в Пара очень мало знаем о Верхней Амазонке. Жангада миновала уже несколько островов, а между тем вы даже и не подумали сказать мне их названия!

– А кто же их знает? – воскликнула Минья.

– Никто,– вмешался Бенито.– Разве можно упомнить сотни названий на наречии тупи? В них сам черт ногу сломит! А вот практичные американцы поступили проще – взяли да и пронумеровали все острова.

– …как нумеруют улицы в своих городах,– вставил Маноэль.– Честно говоря, мне не очень нравится их цифровая система. Остров Шестьдесят четвертый или остров Шестьдесят пятый ничего не говорит нашему воображению, как и Шестая улица или угол Третьей авеню. Вы согласны со мной, Минья?

– Да, Маноэль, наперекор моему братцу,– ответила девушка.– Но хоть мы и не знаем, как называются острова на нашей великой реке, они все равно очень красивы! Посмотрите, как хороши они под сенью громадных пальм в обрамлении густого тростника, сквозь который едва проскользнет даже узкая пирога. А толстые корни высоких манглий, причудливо изгибаясь, выступают над берегом, словно лапы чудовищных крабов! Но как ни восхитительны эти острова, они неподвижны, не то что наш!

– Наша Минья сегодня в восторженном настроении,– заметил отец Пассанья.

– Ах, я так счастлива, когда вижу, что все счастливы вокруг!

Тут послышался голос Якиты, звавшей Минью в дом, и девушка убежала.

– У вас будет прелестная подруга, Маноэль! – сказал отец. Пассанья.– С вами улетит самая большая радость этой семьи, друг мой!

– Милая моя сестренка! – воскликнул Бенито.– Отец Пассанья прав, нам будет очень недоставать ее. А может быть, ты раздумаешь жениться, Маноэль? Еще не поздно! Тогда она останется с нами.

– Она и так останется с вами, Бенито,– ответил Маноэль.– Я предчувствую, что будущее нас всех соединит…

Первый день прошел отлично. Завтрак, обед, отдых, прогулки – все шло так, будто Жоам Гарраль с семьей по-прежнему жили на уютной икитосской фазенде.

За первые сутки жангада благополучно миновала устья рек Бакали, Чочио, Пукальпа – на левом берегу Амазонки, Итиникари, Манити, Мойок и Туйука – на правом, а также одноименные острова. Ночью ярко сияла луна, что позволило не делать остановки, и громадный плот продолжал спокойно скользить по глади великой реки.

Назавтра, 7 июня, жангада проплыла мимо деревни Пукальпа, которую называют также Новым Ораном. Старый Оран, расположенный пятнадцатью километрами ниже по течению, на том же берегу, теперь заброшен, и его жители, индейцы племени майоруна и орехона, переселились в Новый Оран. Трудно найти более живописный уголок, чем это селение на высоком, словно разрисованном красным карандашом берегу, с недостроенной церковкой, с крытыми соломой хижинами в тени высоких пальм и убами, наполовину вытащенными из воды.

Весь день седьмого июня жангада шла вдоль левого берега реки и миновала устья нескольких небольших и неизвестных притоков. Была минута, когда плот чуть не зацепился за далеко выступающий мыс острова Синикуро, но лоцману с его умелой командой удалось благополучно избежать опасности и выйти на середину реки.

Утром 8 июня путешественники проплыли мимо островка Манго, который разделяет приток Напо на два рукава, прежде чем тот вольется в Амазонку. Спустя несколько лет французский путешественник Поль Марко, вслед за Лакондамином, вновь обратит внимание на необычный цвет этого притока, напомнивший ему зеленый опал. Но нашим путникам не повезло: бурлящие потоки, устремившись с восточных склонов Котопакси в устье Напо, перемешали его воды с желтыми водами Амазонки.

По берегу бродили индейцы крепкого телосложения, высокого роста, с длинными развевающимися волосами; в ноздре у каждого была продета пальмовая палочка, мочки ушей оттягивались свисающим до плеч грузом тяжелых колец из древесины ценных пород. Время от времени среди них появлялись женщины. Никто из них не проявил интереса к жангаде.

На плоту боялись, что эти туземцы – людоеды. Стольким прибрежным племенам приписывали такой грех, хотя доказательств каннибализма не было и до сих пор нет!

Через несколько часов на невысоком берегу показалась деревня Белла-Виста. Невысокие банановые деревья склоняли над соломенными крышами свои широкие листья – будто струи воды текли из переполненной чаши. Араужо, следуя новому курсу, направил плот к правому берегу реки. Маневр этот был довольно труден, но опытный лоцман успешно справился с ним. Это позволило пассажирам взглянуть мимоходом на темные воды многочисленных лагун, которые тянутся вдоль всего русла Амазонки, часто даже не сообщаясь с ней. Правда, в небольшую лагуну Оран вода вливалась через широкий пролив; посреди нее виднелась живописная группа островов – побольше и совсем маленькие, а на дальнем берегу Бенито указал место, где прежде находился Старый Оран, от которого теперь мало что осталось.

Следующие два дня, в зависимости от причуд течения, жангада плыла то вдоль правого берега, то вдоль левого, но ни разу ни за что не зацепившись своим деревянным каркасом. Пассажиры ее уже вполне освоились с новой жизнью. Жоам Гарраль предоставил сыну вести дела, а сам, запершись в своей комнате, целыми днями размышлял и писал.

Бенито зорко следил за всем, толковал с лоцманом и проверял правильность взятого курса. Якита с дочерью и Маноэлем большею частью держались вместе, обсуждая планы на будущее или прогуливаясь по жангаде. Жизнь семьи нисколько не изменилась, а Бенито даже не упускал случая поохотиться. Порой ему недоставало лесов Икитоса с их хищными зверями, зато здесь целыми стаями летали над водой птицы и, случалось, садились прямо на жангаду. Если они годились в пищу, Бенито стрелял, и тут уж Минья не возражала, ибо эту дичь подавали к столу; но когда появлялись серые и желтые цапли или розовые и белые ибисы, которые в изобилии водятся на берегах реки, он не трогал их, щадя чувства сестры. Только одной птице не было от него пощады: птице кайарара, из породы поганок [37]  [37]Поганка – разновидность утки-нырка.


[Закрыть], которая одинаково ловко плавает, ныряет и летает; голос у нее пренеприятный, она несъедобна, но зато имеет очень ценный пух, которым торгуют на всех рынках в бассейне Амазонки.

Наконец, миновав деревню Омагуа и устье Амбиаку, жангада к вечеру одиннадцатого июня пришла в Певас и причалила к берегу.

До наступления темноты оставалось еще несколько часов, Бенито, взяв с собой расторопного Фрагозо, вышел на берег и отправился поохотиться в чаще, неподалеку от селения. Один агути и один кабиэ [38]  [38]Кабиэ – крупный грызун (1м длины), водится у рек Южной Америки.


[Закрыть], не считая дюжины куропаток, пополнили запасы путешественников после этой удачной вылазки.

В Певасе, насчитывающем двести шестьдесят жителей, Бенито рассчитывал выменять кое-какие товары у братьев-миссионеров, которые не брезговали и оптовой торговлей. Но последние только что отправили тюки сальсапарели и запасы каучука в низовья Амазонки, поэтому их склады оказались пусты.

С восходом солнца жангада снова двинулась в путь и прошла между островами Ятио и Кошикинас, оставив справа деревеньку того же названия. На правом берегу путешественники разглядели несколько безымянных притоков. Один раз там ненадолго показалась кучка туземцев с бритыми головами, татуировкой на щеках и на лбу, с круглыми металлическими пластинками в ноздрях и в нижней губе. Они были вооружены стрелами и сарбаканами [39]  [39]Сарбакан – духовое ружье.


[Закрыть], но не пустили их в ход и не попытались войти в сношения с жангадой.

Глава XI
ОТ ПЕВАСА ДО ГРАНИЦЫ

Прошло несколько дней. Плавание продолжалось без происшествий. Ночи стояли такие ясные, что длинный плот спокойно плыл, нигде не причаливая. Казалось, что не жангада скользит вперед, а живописные речные берега бегут назад, будто уходящие за кулисы театральные декорации. Глаз не мог противиться этому обману, и всем чудилось, будто жангада стоит неподвижно между уплывающими берегами.

Плот шел без остановок, и Бенито не мог охотиться на берегу, и тогда наступал черед дня рыбной ловли. В реке водилось множество превосходной рыбы: пако, суруби, гамитана, очень нежные на вкус; большие скаты дуридари, с розовым брюхом и черной спиной, покрытой ядовитыми шипами; целые стаи мелких кандиру из породы сомовых – эта малая рыбешка густо облепляет ноги купальщика, имевшего неосторожность заплыть в их владения.

Воды Амазонки богаты и водяными животными, порой они часами следовали за плотом. Среди них встречались гигантские пираруку длиной в десять – двенадцать футов, покрытые панцирем из широких чешуек с алой каймой. Мясо их ценят туземцы, но наши путешественники их не ловили. Речные дельфины, стада которых резвились вокруг жангады, выскакивали то спереди, то позади плота. Взметая целые фонтаны воды, они оживляли речной пейзаж; солнечные лучи, преломляясь в брызгах, сверкали всеми цветами радуги. Порой было слышно, как дельфиньи хвосты бьют по бревнам.

Шестнадцатого июня жангада, лавируя между берегами, благополучно миновала ряд отмелей, а вечером следующего дня пристала у деревни Мороморос, на левом берегу Амазонки. Сутки спустя она проплыла мимо устьев Атакоари и Коча, затем мимо фуро – канала, соединяющего реку с озером Кабелло-Коча на правом берегу, и вошла в гавань у миссии Коча.

Здесь была страна племени марахуас. Их отличали длинные волосы, рот украшался целым веером пальмовых шипов длиной в шесть дюймов, что придавало лицу кошачье выражение. Поль Марко считает, что так они добивались сходства с тигром, отвага, сила и хитрость которого вызывали у них восхищение. Женщины курили сигары, держа их зубами зажженным концом внутрь. Все, как и почитаемый ими царь амазонских лесов, не имели никакой одежды, если не считать узкой полоски ткани, опоясывающей чресла.

Во главе миссии стоял в ту пору францисканский монах, который посетил отца Пассанью. Жоам Гарраль встретил гостя очень радушно и пригласил его отобедать на жангаде.

В тот день повариха-индианка приготовила обед, делавший ей честь: традиционный бульон, приправленный душистыми травами; лепешки из маниоковой муки, замешанной на мясном бульоне и протертых томатах; дичь с рисом под острым соусом; овощное блюдо с перцем и на десерт – холодный пирог с корицей. Такой обед был бы в диковинку бедному монаху, вынужденному сидеть на скудной монастырской диете. Но францисканец спешил к больному индейцу в Коса. Он поблагодарил гостеприимных хозяев и ушел, унося с собой подарки, для новообращенных членов миссии.

Два последующих дня принесли много беспокойства Араужо. Русло реки мало-помалу расширялось, но островов появлялось все больше, и течение, стесненное этими препятствиями, становилось все быстрее. Пришлось принимать большие предосторожности, чтобы пройти между островами Кабелло-Коча, Тарапот, Какао, и делать частые остановки, чтобы не сесть на мель. В таких случаях вся команда дружно бралась за шесты. Наконец, к вечеру двадцатого июня, на левом берегу реки показалась Нуэстра Синьора-де-Лорето.

Лорето был последним населенным пунктом в Перу, перед бразильской границей. В настоящее время это просто небольшая деревня с двумя десятками домов, расположенных на холмистом берегу, глинистые склоны которого как будто окрашены яркой охрой. Деревню основали в 1770 году миссионеры-иезуиты. Эти края населяют индейцы тикумас. Кожа туземцев красноватого цвета, волосы густые, лица, словно лаковый китайский столик, разрисованы цветными полосами. Одежда как женщин, так и мужчин – лоскутки ткани на груди и бедрах. Теперь на берегах Атакоари насчитывается не более двух сотен краснокожих – жалкий остаток некогда могучего племени с великими предводителями.

Здесь жило также несколько перуанских солдат и два-три португальских купца, торгующих хлопчатобумажными тканями, соленой рыбой и сальсапарелью.

Бенито высадился на берег, чтобы купить несколько тюков сальсапарели, пользующейся спросом в низовьях Амазонки. Жоам Гарраль, поглощенный своей работой, не пожелал сойти на берег. Якита и Минья тоже остались на борту, в обществе Маноэля. Дело в том, что Лорето «славится» москитами, которые отпугивают всех приезжих, не желающих пожертвовать толику своей крови для насыщения проклятых кровососов.

Маноэль только что рассказал о них своим спутникам, после чего никому не захотелось узнать поближе этих зловредных существ.

– Говорят, что все десять пород москитов, отравляющих жизнь на берегах Амазонки, устраивают здесь слеты. И я склонен верить, не проверяя на своей шкуре. Здесь, милая Минья, вы можете иметь богатейший выбор: москит серый, мохнатый, белоногий, карликовый, трубач, флейтист, жгучий нос, арлекин, большой негр, рыжий лесовик. Впрочем, выбирать будете не вы: они сами изберут вас своей жертвой, и вы вернетесь сюда неузнаваемой! Поистине сии злобные двукрылые охраняют бразильскую границу надежнее, чем бедолаги солдаты – несчастные заморыши, которых мы видим на берегу.

– Но если в природе все имеет свое назначение,– спросила девушка,– то для чего нужны москиты?

– Для блага энтомологов,– ответил Маноэль.– Ей-богу, трудно найти другое, более подходящее объяснение!

Маноэль сказал о москитах истинную правду: когда Бенито, окончив закупки, вернулся на жангаду, его лицо и руки сплошь покрывали красные волдыри; несмотря на кожаные сапоги, насекомые изжалили ему и ноги.

– Прочь, прочь отсюда! – кричал Бенито.– Иначе полчища проклятых кровососов налетят на жангаду и жить на ней станет невозможно!

– И мы привезем их в провинцию Пара,– присовокупил Маноэль,– а там и своих предостаточно!

Не задерживаясь на ночь у этих берегов, жангада отчалила.

От Лорето Амазонка слегка поворачивает на юго-восток и течет между островами Арава, Куяри, Урукутео. Отсюда жангада поплыла по темным водам левого притока Кажару, сливающимся со светло-желтыми струями Амазонки. Вечером двадцать третьего июня, пройдя устье Кажару, плот тихо заскользил вдоль большого острова Жахума.

Ясный закат на безоблачном небосводе предвещал дивную тропическую ночь, каких не знают в умеренном климате. Легкий ветерок освежал воздух. Скоро должна была взойти луна: сумерек не бывает в этих широтах. На небе сияли необычайно яркие звезды. Огромная равнина бассейна реки уходила в безбрежную даль, будто море, и над ней, на высоте двухсот тысяч миллиардов лье, сверкал на севере холодный алмаз Полярной звезды, а на юге – четыре бриллианта Южного Креста.

На левом берегу острова угадывались черные силуэты деревьев. Вот прямые, точно колонны, стволы копаюсов, заканчивающиеся зонтиками-вершинами; вот купы сандисов, из которых добывают густой и сладкий млечный сок, пьянящий, как вино; вот несколько винных деревьев высотой до восемнадцати футов, с трепещущей от малейшего ветерка листвой. Воистину можно сказать: «Какая чудная поэма эти амазонские леса!» И добавить: «Какой торжественный гимн эти тропические ночи!»

Слышались последние вечерние песни лесных птиц: бентивисов, подвешивающих свои гнезда на прибрежном камыше; местных куропаток ниамбу – их песенку из четырех нот повторяют многие пернатые подражатели. Жалобно стонали камичи, кричал зимородок, отвечая на прощальные крики своих собратьев, звонко голосили канинде. Но уже прикорнули в ветвях жакетибы и попугаи ара – их яркие краски погасила спустившаяся ночь.

Команда жангады отдыхала, оставаясь на своих местах. Лоцман стоял на носу, его высокая фигура едва проступала в сгустившемся мраке. Вахтенные застыли в неподвижных позах с длинными шестами на плече, напоминая татарских всадников. Бразильский флаг на носу жангады неподвижно повис на древке: у ветра не хватало силы его развернуть. В восемь часов с колокольни маленькой часовни раздались три удара колокола, возвещавшие начало вечерней молитвы. Затем пробило еще два раза по три удара. Спустя короткое время частый перезвон возвестил окончание вечерни.

Между тем семья Гарралей вышла, как всегда, на веранду подышать свежим воздухом после жаркого июньского дня. Жоам больше молчал, слушая оживленное щебетание молодежи, пока не приспело время ложиться спать.

– Ах, как хороша наша река, наша красавица Амазонка! – воскликнула Минья, не устававшая восхищаться могучим водным потоком.

– И правда, несравненная река,– отозвался Маноэль,– я тоже оценил ее гордую красоту. Сейчас мы плывем по ней, как плыли некогда Орельяна и Лакондамин, и я не удивляюсь теперь, что они оставили нам столь восторженные описания.

– Кстати, не очень правдоподобные,– вставил Бенито.

– Брат,– одернула его Минья,– не смей говорить дурно о нашей Амазонке!

– А я и не говорю о ней дурно, сестренка, хочу лишь напомнить, что о ней сложено немало легенд.

– Да, много, и среди них есть чудесные!

– Что это за легенды? – спросил Маноэль.– Должен признаться, они не дошли до Пара, во всяком случае, я их не слышал.

– Чему же тогда вас учат в беленских школах? – поддела его Минья.

– Теперь я вижу, что ничему! – со смехом признался Маноэль.

– Как, сударь? – спросила Минья с напускной строгостью.– Вы не знаете старых преданий? Например, о том, что на Амазонке время от времени появляется громадный змей Миньокао и что вода в реке поднимается или убывает, смотря по тому, ныряет змей или выходит из воды, так он велик!

– А вы сами видели когда-нибудь этого диковинного Миньокао? – спросил Маноэль.

– Увы, нет!– вздохнула Лина.

– Какая досада! – огорчился за нее Фрагозо.

– Есть у нас еще Маэ д'Агуа,– продолжала Минья,– прекрасная, но страшная женщина: она завораживает взглядом и увлекает в реку неосторожных путников, вздумавших поглядеть на нее.

– О, Маэ д'Агуа в самом деле существует! – воскликнула простодушная Лина.– Говорят, она бродит по берегам реки, как русалка, но, стоит к ней подойти, тотчас исчезает.

– Ну что ж, Лина, когда ты ее увидишь, тотчас позови меня,– пошутил Бенито.

– Чтобы она вас схватила и утащила на дно? Ни за что на свете!

– Она этому верит! – вскричала Минья.

– Но ведь верят же многие и в ствол Манао,– Фрагозо, как всегда, вступился за Лину.

– Ствол Манао? – удивился Маноэль.– Никогда не слышал про такое диво!

– Господин Маноэль,– начал цирюльник с комической важностью,– было бы вам известно, что есть или, как говорят, был когда-то, ствол турумы, который каждый год в одно и то же время спускался вниз по Риу-Негру, останавливался на несколько дней в Манаусе, а затем отправлялся дальше, в провинцию Пара, заходя по пути в каждую гавань, где туземцы благоговейно украшали его флажками. Доплыв до Белена, он останавливался, поворачивал назад, поднимался вверх по Амазонке, затем по Риу-Негру и возвращался в свой лес. Как-то раз его хотели вытащить на берег, но река забурлила, разлилась и ствол не отдала. В другой раз капитан какого-то судна, зацепив багром, попытался тащить его за собой на буксире. Но и на этот раз река разгневалась, оборвала канат, и ствол чудесным образом скрылся.

– А что с ним было потом? – спросила юная мулатка.

– Говорят, в последний раз он сбился с пути,– ответил Фрагозо,– и, вместо того чтобы подняться по Риу-Негру, поплыл дальше по Амазонке и пропал.

– Ах, как бы мне хотелось его увидеть! – мечтательно воскликнула Лина.

– Если мы эту диковину встретим,– сказал Бенито,– мы посадим на нее Лину; ствол увезет ее в свой таинственный лес, и она сделается сказочной наядой.

– А почему бы и нет! – задорно ответила девушка.

– Вот сколько у вас легенд! – проговорил Маноэль.– Должен сказать, ваша река их вполне достойна. Но есть правдивые истории. Я знаю одну такую быль, и если бы не боялся вас опечалить – она очень грустная,– то рассказал бы.

– Ой, расскажите, господин Маноэль! – вскричала Лина.– Я так люблю истории, от которых хочется плакать!

– А разве ты умеешь плакать, Лина? – спросил Бенито.

– Умею, но только сквозь смех.

– Ну, тогда рассказывай, Маноэль.

– Это история француженки, чьи несчастья прославили эти берега в восемнадцатом столетии.

– Мы вас слушаем,– сказала Минья.

– Итак,– начал Маноэль,– в тысяча семьсот сорок первом году двое французских ученых, Бугер и Лакондамин, были посланы в экспедицию для измерения дуги меридиана под экватором. А позже к ним прислали известного астронома, по имени Годен дез Одоне. Астроном отправился в Новый Свет не один: он взял с собой молодую жену, детей, тестя и брата жены. Путешественники благополучно прибыли в Кито. Но скоро на семью дез Одоне посыпались несчастья, и меньше чем за год они потеряли двоих детей.

В конце тысяча семьсот пятьдесят девятого года Годен дез Одоне окончил работу и переехал из Кито в Кайенну. По прибытии туда он хотел вызвать к себе семью, но тут началась война, и ему пришлось добиваться у португальского правительства пропуска для госпожи дез Одоне с чадами и домочадцами.

Теперь трудно в это поверить, но проходили годы, а он все не мог добиться нужного разрешения.

В тысяча семьсот шестьдесят пятом году Годен дез Одоне, отчаявшись, решил подняться по Амазонке и забрать семью из Кито [40]  [40]Кито – столица Эквадора, находящегося в северо-западной части Южной Америки.


[Закрыть]. Однако перед самым отъездом он внезапно заболел и не смог выполнить своего плана. В конце концов хлопоты его все же увенчались успехом, и португальский король дал госпоже дез Одоне разрешение спуститься по реке, чтобы соединиться с мужем. Тогда же было отдано распоряжение, чтобы в миссиях Верхней Амазонки ее ожидала лодка и проводники.

Госпожа дез Одоне была женщина необыкновенно отважная. Она, не колеблясь, отправилась в опасный путь через весь континент.

– Таков долг верной жены, Маноэль,– вставила Якита,– на ее месте я поступила бы точно так же.

– Госпожа дез Одоне,– продолжал Маноэль,– отправилась в Риобамба, к югу от Кито, взяв с собой детей, брата и француза-врача. Им надо было добраться до миссии на бразильской границе, где их ожидало судно и сопровождение.

Сначала путешествие шло хорошо, они благополучно спускались в лодке по притокам Амазонки. Но с каждым днем затруднений и опасностей становилось все больше, к тому же в той местности свирепствовала оспа. Проводники, предлагавшие им свои услуги, через несколько дней сбегали, а последний, не покинувший их, утонул в реке, спасая французского врача. Лодка билась о скалы, сталкивалась с плывущими по реке бревнами и скоро вышла из строя. Пришлось высадиться на берег, и там, на опушке девственного леса, путешественники построили себе шалаши из веток. Врач вызвался пойти вперед вместе с негром-слугой, который никогда не покидал госпожу дез Одоне. Их возвращения ждали много дней… но они так и не вернулись!

Между тем запасы провизии иссякли. Всеми покинутые, путники попытались спуститься по реке Бобонаса на плоту, но потерпели неудачу. Они вернулись на берег и двинулись в путь пешком, сквозь непроходимую чащу. Однако измученным людям такое было уже не под силу. Они умирают один за другим, несмотря на все старания стойкой француженки их спасти. Проходит несколько дней, и погибают все: дети, родные, слуги!

– Бедная…– горестно прошептала Лина.

– Госпожа дез Одоне осталась совсем одна,– продолжал Маноэль,– одна, за тысячу миль от океана, до которого ей надо было добраться. Теперь несчастную мать, своими руками похоронившую детей, вела вперед не материнская любовь – ее поддерживала только привязанность к мужу. Она шла день и ночь и наконец вышла на берег Бобонаса. Здесь ее подобрали доброхоты-индейцы и вывели к миссии. Но она пришла туда одна, а позади остался путь, усеянный могилами.

Из Лорето, перуанской деревни, которую мы проходили недавно, она спустилась по Амазонке, как мы сейчас, и наконец встретилась с мужем после девятнадцати лет разлуки.

– Несчастная женщина! – вздохнула Минья.

– Несчастная мать прежде всего,– сказала Якита.

В эту минуту на корму пришел лоцман Араужо и доложил хозяину:

– Жоам Гарраль, мы подходим к острову Ронд, где пересечем границу.

– Границу!…– машинально повторил Гарраль.

Он встал, подошел к борту жангады и долго смотрел на островок, о который разбивалось течение реки. Потом провел рукой по лбу, будто пытаясь прогнать какое-то воспоминание.

– Границу…– снова прошептал он и невольно опустил голову.

Но через минуту он снова выпрямился. Лицо его выражало решимость выполнить свой долг до конца.