Текст книги "Драма в Мексике"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Жюль Верн
Драма в Мексике

^{(Первые корабли мексиканского военного флота)}

1. ОСТРОВ ГУАХАН – АКАПУЛЬКО

Восемнадцатого октября 1825 года испанские суда, корвет[1]1
  Корвет – в парусном военном флоте XVII–XIX веков легкий корабль, предназначавшийся для разведки и выполнения вспомогательных задач.


[Закрыть] «Азия» и восьмипушечный бриг[2]2
  Бриг – морской парусный двухмачтовый корабль с прямыми парусами.


[Закрыть] «Констанция», бросили якорь в порту одного из Марианских островов[3]3
  Марианские острова – группа островов в Океании.


[Закрыть] – Гуам. Прошло полгода с тех пор, как корабли покинули берега Испании. Недовольство изнуренных трудностями пути матросов, получавших скудное жалованье и скверную пищу, грозило вот-вот перерасти в бунт. На борту «Констанции», – ею командовал непреклонный, суровый капитан Ортева, – дисциплина особенно ослабела. Бриг задержался в пути из-за серьезных неполадок, таких неожиданных, что казалось, это чья-то намеренная небрежность. «Азии», под командой дона Роке де Гусуарте, пришлось вместе с «Констанцией» зайти в порт. Как-то ночью при загадочных обстоятельствах разбился компас; потом лопнули будто нарочно срезанные ванты фок-мачты,[4]4
  Фок-мачта – носовая мачта.


[Закрыть] и она рухнула вместе с оснасткой; наконец, при маневрах дважды отказывали штуртросы.[5]5
  Штуртрос – трос, идущий от штурвала (рулевого колеса) к румпелю (рычагу для поворачивания руля).


[Закрыть]

Гуахан, как и все Марианские острова, входит в Филиппинский морской округ, поэтому испанцы, находясь в собственных владениях, смогли быстро исправить поломки.

Во время вынужденного пребывания на суше дон Ортева поделился с доном Роке своими тревогами. Особенно подозрительными в команде ему казались двое: лейтенант Мартинес и марсовый матрос[6]6
  Марсовый матрос, несущий службу на марсе – площадке в верхней части мачты, предназначавшейся для наблюдения и управления парусами.


[Закрыть] Хосе.

Лейтенант уже успел подпортить репутацию достойного офицера участием в тайных матросских сборищах, несколько раз его даже сажали под арест, и тогда службу за Мартинеса нес юнга по имени Пабло. А презираемый всеми, ничтожный Хосе измерял преданность капитану лишь количеством золотых монет своего жалованья, и поэтому за ним присматривал старший матрос Якопо, чья честность ни у кого не вызывала сомнений.

Пабло был одной из смелых личностей, которых толкает на подвиги благородство души. Родители его рано умерли, и мальчика воспитал дон Ортева. Теперь юноша без колебаний отдал бы жизнь за своего благодетеля. Подолгу беседуя с Якопо со всем пылом молодости, он говорил о сыновней преданности приемному отцу, и славный Якопо крепко жал ему руку. На этих людей, безусловно, можно было положиться, но что могли они сделать против распоясавшейся, забывшей о дисциплине команды? И пока, день за днем, преданные матросы боролись с назревавшим бунтом, Мартинес, Хосе и другие члены экипажа все ближе подходили к черте, за которой начинается неподчинение и предательство.

Накануне отплытия лейтенант и десятка два матросов с обоих судов сидели в дешевом кабачке порта Гуахан.

– Ну вот что, – говорил Мартинес, – из-за всех этих поломок мы задержались на островах, и я смог – собрать вас для тайной беседы.

– Ура! – в один голос крикнули заговорщики. – Говорите же! Что вы собираетесь делать?

– План такой, – отвечал Мартинес. – Мы захватываем оба корабля и поворачиваем к берегам Мексики. Всем известно, что у новой Конфедерации[7]7
  Конфедерация – форма государственного устройства, при котором государства, входящие в конфедерацию, сохраняют свою независимость и органы власти; объединенный орган управления создается только для координации действий в определенных целях.


[Закрыть] нет военного флота, а значит, мексиканцы купят у нас суда. Так мы не только получим задержанное жалованье, но сможем еще и поделить между собой вырученные за корабли деньги.

– Идет!

– А каков сигнал к бунту? – поинтересовался Хосе.

– На «Азии» запустят ракету, – объяснил Мартинес. – Нас десять против одного, так что офицеры и глазом не успеют моргнуть, как окажутся, под арестом.

– И когда подадут сигнал?

– Через несколько дней, как только достигнем широты острова Минданао.[8]8
  Минданао – остров, входящий в группу Филиппинских островов.


[Закрыть]

– А вдруг мексиканцы встретят нас пушками? – усомнился Хосе. – Ведь, кажется, есть указ Конфедерации, по которому все испанские суда берутся под надзор. Этак вместо золотых монет можно получить железо и свинец!

– Спокойней, Хосе! Они нас узнают, и притом издалека!

– Но как?

– Поднимем мексиканский флаг! – Мартинес развернул перед бунтовщиками зелено-бело-красное знамя.

Этот символ мексиканской независимости был встречен мрачным молчанием.

– Ну что, горько расставаться с испанским флагом? – насмешливо спросил лейтенант. – Что ж, пусть те, кому жаль, выйдут отсюда и отправятся исполнять приказы капитанов. А мы не желаем больше им подчиняться!

– Верно! – закричали матросы.

– Офицеры собираются вести суда к Зондским островам,[9]9
  Зондские острова – входят в состав Малайского архипелага, большая их часть принадлежит Индонезии.


[Закрыть] когда задуют муссоны,[10]10
  Муссоны – устойчивые ветры, направление которых резко меняется на противоположное два раза в год.


[Закрыть] – продолжал лейтенант, – но мы и сами умеем сражаться с ними!

Тайное сборище закончилось, и матросы поодиночке возвратились на свои корабли. А утром, на заре, «Азия» и «Констанция» подняли якоря и, держа курс на юго-запад, на всех парусах двинулись к островам Новой Голландии.[11]11
  Новая Голландия – прежнее название Австралии, данное в честь открывших ее голландских моряков.


[Закрыть] Мартинес вновь заступил на службу, и за ним, по приказу дона Ортевы, снова установили наблюдение.

Мрачные предчувствия одолевали капитана. Он понимал неизбежность поражения испанского флота, тем более при таком спаде дисциплины на военных судах. Горячий патриот, дон Ортева глубоко переживал бесконечные политические и военные неудачи своей страны. Одной из таких неудач стала революция в Мексике. Иногда капитан беседовал об этом с Пабло, рассказывал о былом величии Испании, о господстве ее флота на всех морях.

– Дитя мое, – однажды сказал он, – теперь на кораблях нет, и подобия дисциплины. На борту «Констанции» пахнет бунтом, и не исключено, что меня лишит жизни кто-нибудь из этих подлецов и предателей! Но ведь ты отомстишь за меня? И за Испанию, которой они хотят нанести удар?

– Клянусь! – воскликнул Пабло.

– Постарайся ни с кем не ссориться и помни, что лучший способ послужить отечеству – это выследить и покарать злодеев, собравшихся предать родину!

– Пусть я погибну, но сперва покараю изменников! – пообещал юноша.

Прошло три дня с тех пор, как испанские суда покинули Марианские острова. Дул сильный бриз; «Констанция» шла на всех парусах, а грациозный, длинный и узкий бриг скользил по волнам, легко взлетая на их гребни. Морская пена достигла восьми его пушек. Вечером Пабло подошел к Мартинесу:

– Скорость двенадцать узлов, лейтенант. Если и дальше будем так двигаться, то при попутном ветре скоро достигнем цели.

– Дай-то Бог! Наши мучения должны же когда-нибудь завершиться! Скоро увидим сушу.

Хосе находился как раз возле юта[12]12
  Ют – кормовая надстройка судна, где размещаются каюты и служебные помещения; на парусных судах – кормовая часть палубы.


[Закрыть] и хорошо слышал слова Мартинеса.

– Это будет Минданао, – продолжал Пабло. – Сейчас мы на сто сороковом градусе восточной долготы и на восьмом – северной широты, а остров, если не ошибаюсь…

– Он расположен между сто двадцать вторым и сто двадцать шестым градусами восточной долготы, шестым и десятым градусами северной широты, – договорил за юнгу лейтенант.

Хосе поднял голову, едва заметно кивнул и направился к баку.[13]13
  Бак – носовая надстройка судна для защиты верхней палубы от заливания встречной волной; на баке находятся якорные и швартовые устройства.


[Закрыть]

– Вы сегодня ночью стоите на вахте? – спросил Мартинес.

– Да, лейтенант.

– Уже шесть часов вечера, я вас больше не задерживаю.

Чудный вечер превращался в прекрасную ночь, тихую и свежую, какие часто бывают в тропических широтах. В сумерках лейтенант старался разглядеть вахтенных на «Азии», следовавшей за бригом. Он узнал Хосе и тех матросов, с которыми сговаривался на Гуахане. Затем Мартинес подошел к штурвальному и прошептал тому на ухо несколько слов. Положение штурвала было изменено, и корабли пошли рядом.

И тут же на борту корвета раздался выстрел.

– Свистать всех наверх! – услышав сигнал, крикнул Мартинес в рупор. – Убрать паруса! – Он здорово волновался.

Дон Ортева вышел на мостик в сопровождении офицеров.

– Зачем понадобился этот маневр? – спросил он.

Но Мартинес ничего не ответил и кинулся на бак.

– Штурвал книзу! – командовал он. – Поворачивай налево! Брасуй![14]14
  Брасуй – значит «шевели брасом», то есть снастью (тросом), привязанным к реям для вращения ими, когда надо изменить положение парусов.


[Закрыть] Трави шкоты кливера![15]15
  Травить шкоты кливера – значит отпускать понемногу трос (шкот), привязанный к треугольному парусу (кливеру) между фок-мачтой и бушпритом.


[Закрыть]

На «Азии» скова раздались выстрелы. А матросы на бриге исполняли команды лейтенанта, и корабль, только что легко скользивший по волнам, вдруг замер в неподвижности и лег в дрейф.[16]16
  Лечь в дрейф – маневрируя парусами, удерживать судно на одном месте.


[Закрыть] Капитан все понял. Он обратился к тем немногим, которые остались с ним рядом:

– За мной, смельчаки! Арестуйте этого офицера! – и показал на Мартинеса.

– Смерть капитану! – крикнул в ответ лейтенант.

Пабло и еще двое обнажили шпаги, выхватили пистолеты. На помощь к ним кинулись матросы, возглавляемые Якопо, но все они были схвачены, обезоружены и связаны.

Морские пехотинцы стали теснить офицеров, наступая на них шеренгой, так что те оказались прижатыми к полуюту.[17]17
  Полуют – кормовая часть верхней палубы судна.


[Закрыть] Ничего другого не оставалось, как кинуться вперед, на бунтовщиков.

Дон Ортева направил на Мартинеса пистолет, но тут с борта «Азии» взвилась в небо ракета, и лейтенант закричал:

– Мы победили!

Пуля капитана пролетела мимо. Затем произошла короткая схватка: противники бросились врукопашную. Отбиваясь от нескольких нападавших, дон Ортева был тяжело ранен и пленен. Та же участь постигла его офицеров.

На мачтах брига тоже загорелись огни: мятежная команда победила. Пленников загнали в офицерскую каюту, лейтенант Мартинес провозгласил себя капитаном.

Вид свежих ран разбудил кровавые инстинкты матросов: победы казалось уже недостаточно, хотелось убивать. Многие яростно кричали:

– Перерезать им глотки! Требуем казни! Молчат только мертвые!

Жаждущие крови бросились к офицерской каюте – с ними был и лейтенант, – но нашлись трезвые головы, и офицеры избежали мучительной смерти.

– Приведите на мостик дона Ортеву! – приказал Мартинес, и бывший капитан «Констанции» предстал перед ним.

– Ортева, – надменно сказал лейтенант, – теперь я командую кораблями. Роке и ты – мои пленники. Завтра вас высадят на каком-нибудь пустынном берегу, а мы двинемся в Мексику, где продадим суда.

– Предатель! – крикнул в ответ дон Ортева.

– Привязать его у полуюта! – распорядился мятежник. – Поднять нижние паруса, идти ближе к «Азии»! Полный вперед!

Дона Ортеву привязали на корме корабля, под бизанью.[18]18
  Бизань – кормовая мачта.


[Закрыть]

– Предатель! Подлец! – кричал он.

И тогда негодяй схватил топор и одним ударом перерубил шкоты бизани. Мачта рухнула, проломив капитану череп. Матросы в ужасе вскрикнули.

– Это несчастный случай! – спокойно сказал Мартинес. – Бросьте труп в море.

Так погиб капитан «Констанции». Два корабля, захваченные мятежниками, почти прижавшись друг к другу бортами, продолжали путь к отлогим берегам Мексики.

На следующее утро впереди показался какой-то островок. Всех офицеров с «Азии» и «Констанции» за исключением юнги и старшего матроса Якопо, которые признали нового капитана, оставили на пустынном берегу. А через несколько дней суда пришли в Калифорнию и причалили к пирсу бухты Монтерей. Военный комендант порта внимательно выслушал Мартинеса. Тот собирался предоставить в полное распоряжение мексиканской Конфедерации, не имевшей своего флота, оба испанских корабля со всем оснащением, вооружением и экипажами. Мексиканским же властям надлежало выплатить матросам жалованье, которое бедняги не получали со времени отплытия из Испании. Предложение лестное! Однако комендант заявил, что у него нет достаточных полномочий, и предложил Мартинесу отправиться в Мехико. Лейтенант последовал мудрому совету и, проведя в Монтерее целый месяц в бурных развлечениях и оставив там «Азию», вновь отправился в путь. Пабло, Якопо и Хосе пошли с ним вместе. Бриг летел вперед на всех парусах, чтобы как можно скорее достигнуть Акапулько.

2. АКАПУЛЬКО – ЧИГУЛАН

Из четырех тихоокеанских портов, принадлежащих Мексике – Сан-Бласа, Сакатулы, Теуантепека[19]19
  Теуантепек – не порт, он расположен в 20–30 км от океана.


[Закрыть] и Акапулько, – последний наиболее удобный. Сам город, что и говорить, застроен отвратительными домишками, климат ужасен, зато на весьма надежном рейде легко умещается до сотни кораблей. Со всех сторон порт окружен отвесными скалами; вода в бухте спокойна, как в озере. Справа Акапулько защищен тремя бастионами, а вход в гавань охраняется батарей из семи орудий, которые могут вести перекрестный огонь с тридцатью пушками форта Сан-Диего, простреливая таким образом весь рейд. Любое судно, рискнувшее проникнуть сюда силой, нетрудно расстрелять из форта и пустить ко дну. Да, город находился под надежной защитой, и тем не менее однажды утром население его охватила паника: на горизонте показалось какое-то судно. Жители Акапулько пришли в волнение: ведь новая Конфедерация не без причины опасалась возвращения испанцев. К тому же у мексиканского правительства не имелось ни единого военного корабля для защиты побережья! И какому бы государству ни принадлежало судно, капитан наверняка был отчаянным авантюристом. Северо-восточные ветры, дующие здесь со дня осеннего равноденствия до самой весны, изрядно потрепали паруса его посудины.

Жители Акапулько не знали, что и подумать, но на всякий случай приготовились сражаться с вражеским десантом. И вдруг корабль поднял на мачте мексиканский флаг.

«Констанция», чье название теперь отчетливо читалось на корме, подошла к рейду на расстояние пушечного выстрела, бросила якорь, подняла на реях все паруса и спустила на воду шлюпку, которая вскоре достигла порта.

Лейтенант Мартинес, сойдя на причал, тотчас же отправился к губернатору и сообщил ему о цели своего визита. Тот одобрил решение добраться до Мехико и получить у генерала Гвадалупе Виттория, президента Конфедерации, разрешение на сделку. Как только об этом узнали в городе, вспыхнуло бурное веселье. Жители валом валили к пирсу полюбоваться на первый мексиканский военный корабль, отказавшийся подчиняться испанцам и готовый послужить защитой Конфедерации от посягательств бывших хозяев.

Новоявленный капитан вернулся на борт, приказал бросить якорь в гавани. Распоряжение было исполнено. Предстояло разместить экипаж по квартирам. Однако при перекличке выяснилось, что исчезли Якопо и Пабло.

От прочих частей света Мексику отличает длинное высокое плато, на котором расположена центральная часть страны. Цепь Кордильер тянется через всю Южную Америку и у границ Мексики разделяется на два хребта, равномерно огибающих с обеих сторон ее территорию. Эти горные цепи – склоны огромного плато Анахуак, расположенного на высоте две тысячи пятьсот метров над уровнем моря. Высокогорные равнины, более обширные и однообразные, чем в Перу и Новой Гренаде, занимают три пятых всей страны. Кордильеры на территории бывшего интендантства[20]20
  Интендантство – вся совокупность учреждений и заведений военного ведомства, ведающего денежным, вещевым, провиантским и фуражным довольствием войск.


[Закрыть] Мехико получили название «Сьерра-Мадре»; у городов Сан-Мигель и Гуанаксато они распадаются на три горных хребта и тянутся до пятьдесят седьмого градуса северной широты.

Между портом Акапулько и городом Мехико – это всего двадцать четыре лье[21]21
  Ошибка автора: 24 лье равны 96 км, а на самом деле между Мехико и Акапулько около 300 км.


[Закрыть] – оползни случаются не слишком часто, а склоны гор не так отвесно уходят вниз, как у Мехико и Веракруса.[22]22
  Веракрус – портовый город в Мексиканском заливе, в Мексике.


[Закрыть] Преодолев гранитные скалы, из которых состоят ближние к Великому океану хребты и которые послужили строительным материалом для порта Акапулько, путешественник встречает на их склонах только выходы порфировой породы. По дороге же из Акапулько в Мехико открываются совсем иные пейзажи. Однако на них лишь мельком обращали внимание два всадника, скакавшие по горам.

Это были Мартинес и Хосе. Матрос отлично знал дорогу – он вдоль и поперек изъездил горы Анахуака, – так что искатели удачи отказались от услуг проводника-индейца и, оседлав превосходных коней, отправились в столицу.

Проскакав два часа галопом, всадники остановились. Хосе, тяжело дыша, предложил:

– Перейдем на шаг, лейтенант. Санта Мария! Лучше уж два часа скакать верхом на бом-брамселе[23]23
  Бом-брамсель – верхний парус.


[Закрыть] при сильном норд-весте![24]24
  Норд-вест – северо-западный ветер.


[Закрыть]

– Нужно спешить! – возразил Мартинес. – Не заблудимся? Тебе хорошо знакома дорога, Хосе?

– Так же, как вам – путь из Кадиса[25]25
  Кадис – портовый город в Испании.


[Закрыть] в Веракрус! Только тут не бывает ни бурь, ни мелей, как в Таспане или Сантандере, которые могли бы нас задержать!.. Перейдем на шаг, лейтенант!

– Наоборот, едем скорее! – не согласился Мартинес и пришпорил коня. – Мне не нравится, что Якопо с Пабло исчезли. Вдруг они сами, без нас, заключат сделку?

– Этого еще не хватало! – усмехнулся матрос. – Обобрать таких воров, как мы!

– Сколько дневных переходов до Мехико? – нахмурился капитан: его покоробил цинизм спутника.

– Четыре, а может, пять – сущий пустяк. Поедем шагом! Вы же видите, дорога все время идет в гору!

И в самом деле, впереди, на равнине, уже виднелся первый подъем.

– Наши кони не подкованы, – продолжал уговаривать Мартинеса матрос. – Копыта быстро стираются на гранитных камнях. Хотя, конечно, жаловаться нечего: там, внизу, нас ждет золото! Мы просто ступаем по нему, ступаем, но не презираем!

Путники остановились у подножия небольшой скалы, где отбрасывали густую тень пальмы, росли кактусы-опунции и мексиканский шалфей. Глазам открылось все великолепие растительности южных широт. Налево виднелась роща красных деревьев; чуть дальше ощетинился на поле сахарный тростник; беззвучно шевелились на ветру шелковистые султанчики серого хлопка; то там, то тут выглядывал вьюнок, медицинская ялапа, разноцветный дикий перец и индиго; элегантные перечные деревья качали гибкими ветвями в такт освежающему дыханию Тихого океана. Разнообразнейшие цветы тропического пояса – георгины, ментцелии и геликантусы украшали этот замечательный край – самую плодородную часть Мексиканского Интендантства.

Казалось, вся природа оживала под обжигающим потоком солнечных лучей, но из-за невыносимой жары несчастные жители долины обычно корчились в объятиях желтой лихорадки.

– Что за вершина там, на горизонте? – спросил Мартинес.

– Ла-Бреа, одна из первых гор Кордильер. А, почти не возвышается над плато, – снисходительно пояснил Хосе.

– Ускорим ход, – заторопился лейтенант и первым пустился в галоп. – Кони наши выращены в Северной Америке, они привыкли к неровной почве. Так что поскорее воспользуемся этой тропинкой вниз: здесь так пустынно, безрадостно.

– У вас неспокойно на душе? – догадался Хосе.

– Неспокойно?! Что за чушь!

Всадники спешились и стали спускаться, ведя коней под уздцы, стараясь ступать в такт их ходу.

Узкими тропами, вившимися вдоль ущелья, они обогнули Ла-Бреа. Пропасть под ними страшила, хотя и не была столь бездонной, как в Сьерра-Мадре. Путешественники спустились по противоположному склону и остановились, чтобы дать передышку лошадям. К закату Мартинес и Хосе уже достигли селения Чигуалан, где жили нищие крестьяне «мансо», отличавшиеся редкой ленью: плодов, приносимых благодатной почвой, им и так хватало. Они выделялись праздностью и среди индейцев, живущих на верхних плато и поневоле трудолюбивых, и среди северных кочевников, существовавших налетами и грабежами и не имеющих постоянного жилища.

Испанцев встретили в Чигуалане довольно сдержанно: индейцы не собирались помогать вчерашним угнетателям. К тому же в деревне только что побывали еще двое и забрали с собой почти все съестное. Лейтенант и матрос не обратили внимания на это известие: в конце концов, ничего особенного…

Они устроились на ночлег под прохудившимся навесом и поужинали печеной головой барана: вырыли в земле яму, наполнили ее угольями и камнями для сохранения жара, подождали, пока все прогорит, прямо туда положили баранью голову, завернутую в листья, потом прикрыли яму ветками и комьями земли. Через некоторое время баранина прожарилась, и, изнуренные тяготами пути, путники жадно набросились на еду. Затем растянулись на земле, сжимая в руках кинжалы, и вскоре уснули – усталость заставила их забыть о жесткости ложа и бесконечных укусах москитов.

Мартинес, однако, метался во сне, повторяя имена Якопо и Пабло, чьим исчезновением был очень встревожен.

3. ЧИГУАЛАН – ТАСКО

На другой день, чуть рассвело, путешественники оседлали и взнуздали коней и извилистыми, полузаросшими тропками двинулись на восток, навстречу солнцу. Хосе казалось, все складывается удачно, хотя его веселая болтливость плохо сочеталась с угрюмым молчанием лейтенанта.

Дорога шла вверх; вскоре до самого горизонта уже простиралось огромное плато Чильпанциго, славившееся лучшим климатом во всей Мексике. В этих областях умеренного пояса, расположенных на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря, не бывает ни жары, характерной для нижних плато, ни холодов свирепствующих выше. Но, оставив благодатное нагорье справа, после трехчасового привала в деревеньке Сан-Педро, испанцы поскакали по дороге, ведущей в городок Тутела-дель-Рио.

– Где мы проведем сегодняшнюю ночь? – подумал вслух Мартинес.

– В Таско, – тут же ответил Хосе. – Это большой город, лейтенант, а не какая-то деревня, через которую мы только что проезжали.

– И можно найти приличный постоялый двор?

– Конечно! Небо там голубое, вообще чудесный климат – солнце не обжигает, как на берегу океана. Мы поднимаемся все выше и не успеем оглянуться, как станем замерзать у подножия пика Попокатепетль.

– А когда перевалим через горы?

– Послезавтра вечером, лейтенант. Оттуда, с вершины, мы увидим цель нашего путешествия. Что за дивный город, Мехико! Знаете, о чем я думаю?

– Откуда мне знать?!

– Интересно, что случилось с офицерами, которых мы высадили на остров?

Мартинес молчал.

– Надеюсь, эти высокомерные господа передохли там с голоду! – продолжал Хосе. – Впрочем, многие из них свалились в море, когда мы везли их, а в тех водах ужасно много акул-тинтореа! Санта Мария! Если бы капитан Ортева мог восстать из мертвых, нам пришлось бы спрятаться от него в утробе кита! Счастье, что ему размозжило башку гиком,[26]26
  Гик – горизонтальное бревно, протянутое вдоль судна от бизань-мачты (от кормы) к носу.


[Закрыть] когда шкоты оборвались так внезапно…

– Замолчи! – не выдержал лейтенант.

Матрос удивленно смолк, подумав: «Что за странные угрызения совести!» Потом не выдержал:

– Вернусь из плавания и поселюсь в этом сказочном крае. Буду стоять на вахте посреди банановых пальм, а садиться на рифы из серебра и чистого золота.

– Так ты поэтому стал предателем? – недобро усмехнулся Мартинес.

– Конечно! Все дело в пиастрах!

– Вот оно что, – поморщился лейтенант.

– А вы почему?

– Я?.. Все дело в чинах! Лейтенанту хотелось отомстить капитану!

– Ах, так… – презрительно протянул Хосе.

Да, эти двое стоили друг друга!

– Тише! – вдруг резко остановился Мартинес. – Что там такое?

– Ничего, – поднялся на стременах Хосе.

– Я видел убегающего человека! – настаивал его спутник.

– Какие выдумки!

– Говорю же – видел!

– Ну, так поезжайте, догоните его!..

– И догоню!

Лейтенант спешился и стал продираться сквозь заросли манглий. Никого… И вдруг он заметил: под деревом что-то шевелится. Мартинес подошел ближе – перед ним лежала гадюка с раздробленной головой. Хвост ее еще свивался в кольца.

– Здесь кто-то был! – воскликнул испанец, охваченный подозрениями, мучимый нечистой совестью. – Но кто же? Кто?..

– Нашли? – спросил Хосе, когда Мартинес догнал его.

– Показалось! – коротко ответил лейтенант.

Они поднялись по течению реки Мескала, притока Рио-Балсас, и вскоре увидели впереди дымок, говоривший о том, что поблизости живут люди. Это был городок Тутела-дель-Рио, но испанцы, торопясь до прихода ночи попасть в Таско, остановились там лишь на час.

Подъем становился все круче, однако лошади продолжали скакать галопом. На склонах появились оливковые рощи; земля, климат, растительность стали меняться.

Наступил вечер. Хосе знал дорогу, но с трудом ориентировался в потемках. Он искал тропу за тропой, ругаясь сквозь зубы то на споткнувшуюся лошадь, то на ветки, которые хлестали его по лицу и могли погасить сигару.

Лейтенант отпустил поводья, и лошадь сама шла вслед за Хосе. А хозяина ее терзало смутное раскаяние, хотя он и не отдавал себе в этом отчета. Настала глубокая ночь, и путники ускорили шаг. Не останавливаясь в деревеньках Контепек и Игуала, они наконец прибыли в Таско.

Хосе говорил правду: по сравнению с нищими селениями, оставшимися позади, Таско казался большим городом. Отдав поводья слуге, путешественники вошли в просторный зал харчевни, расположенной на одной из главных улиц, и уселись друг против друга за уже накрытый, длинный узкий обеденный стол. Им подали пищу – она показалась бы весьма аппетитной любому мексиканцу, но европейца мог заставить проглотить ее только острый голод: это были куриные потроха, приправленные зеленым перцем; рис, сдобренный красным перцем и шафраном; дичь, фаршированная оливками, изюмом, земляными орехами и луком; засахаренные ломтики тыквы, портулак и карбанцо; «тротильи» – печенные на листе железа маисовые лепешки. После обеда подали вино.

Как бы там ни было, но голод удалось утолить, хотя моряки и не привыкли к такой пище. Вскоре усталость свалила их с ног. Проспали они до полудня следующего дня.